Цветок яблони

Алексей Пехов, 2022

Демоны пришли из мрака и ночь окрашена в цвет крови. Война разгорается. Героям, каждый из которых прошел долгий путь, придется решить для себя, на чьей они стороне и чем готовы пожертвовать, чтобы исправить прошлое эпохи Шестерых.

Глава пятая

Из могилы и в могилу

Знавал я много разных таувинов. Были среди них и те, кто ждал великих дел. Когда его найдут события, чтобы совершить большой Подвиг, прославиться, стать легендой.

Они годами сидели на месте, игнорируя малости, что случались вокруг: попавших в беду путников, людей, нуждающихся в помощи, страдания простого народа.

Шли годы, а они все еще надеялись на Подвиг, тратя жизнь на пустоту, мечтая о неосуществимом. Не видя, что этот самый Подвиг проходит мимо них почти ежедневно.

Те из нас достойны памяти и легенд, кто действует в малости. Вопреки. Основывая свои устремления не на расчете, а на надежде.

Пускай она порой и бывает призрачной.

Рыжий Оглен.«Заветы таувинам»

Земля была жирной и скользкой. Сырой, после долгой грозы, летней, ароматной.

О, да. Ароматной.

Земля вкусно пахла влагой, корнями, прошлогодними листьями и мертвецами.

На кладбищах земля всегда пахнет мертвецами.

После душного, прелого, тесного гроба, она наслаждалась этим ароматом и скудным утренним солнцем, заглядывая через край открытой могилы. Шерон не помнила, как долго она пролежала на чьих-то останках, пытаясь выбраться на свободу. Била кулаками, скребла ногтями, желая выбраться из темноты. Затем, понимая, что сил не хватит, впала в глубокую дрему, застыла во льду вечности, между жизнью и смертью.

Она не осознавала, сколько прошло дней или столетий. Не думала о том, как здесь оказалась и каким образом выберется. Выберется ли вообще. Указывающей было все равно, ибо вокруг витала смерть, шептавшая на ухо колыбельную.

А потом внезапно грезы прервались и девушка, словно в нее влили силы, ударила обеими руками так сильно, что выбила крышку гроба, вырвала вместе с гвоздями, откинула в сторону и села, жадно, словно голодная росомаха, вдыхая в себя аромат кладбища и щурясь от утреннего света.

Гроза ушла, рокотала едва слышно, но мелкий дождик все еще накрапывал, падал на белые волосы, и Шерон подставила ему лицо, ощущая прохладную влагу на сухой коже, пробуждаясь от долгого свинцового сна.

А после она стала подниматься наверх.

И… земля была жирной и скользкой. Сырой, после долгой грозы, летней, ароматной. Пальцы скользили по почти отвесным стенкам и выбраться оказалось не так-то просто. Дважды Шерон срывалась, падая обратно, на разбитые доски и кости, пачкаясь в грязи все сильнее.

Было больно, но она только стискивала зубы и молча, упорно продолжала попытки. Возле самого края могилы, чуть-чуть, руку протяни, так близко, снова сорвалась.

Ее поймали в воздухе. Темный силуэт нагнулся над могилой, схватил за запястье, рванул к себе, выволакивая.

Солнце оказалось не таким уж и тусклым. Ярким, белым, очень обжигающим. Она зажмурилась, тяжело дыша, удивляясь, сколько сил ей потребовалось, чтобы оказаться наверху.

— Спасибо, — прошептала Шерон, но вместо слова горло издало лишь хриплый, надсадный звук. Словно подошвой по шершавому камню.

Незнакомец не понял ее, но догадался, что нужно делать. Губ коснулся металлический обод фляги, она сделала осторожный глоток, чуть не захлебнулась оттого, что горло отказалось слушаться. Выплюнула воду на подбородок и грудь, отдышалась, все еще слепо щурясь и видя лишь белый свет.

Сделала новый глоток, вода на этот раз попала куда нужно, и буквально оживила слова.

— Спасибо, — повторила Шерон. — Я едва не упала.

Зрение возвращалось, свет перестал иглами впиваться в глазные яблоки, она смогла разглядеть снежную поляну, сухую, искореженную временем, пораженную трутовиком березу и нижние ветви, на одной из которых сидела галка.

Тощая, с торчащими во все сторонами неаккуратными грязными перьями и маленькими черными глазками-бусинками.

Странными глазками, хоть и казались они в первое мгновение обычными, птичьими. Но эти лакированные пуговки словно видели ее насквозь. Неприятный взгляд, цепкий и голодный.

Шерон едва подавила желание поискать камень и швырнуть в галку. Но просто заставила себя не смотреть на нее.

Человек, что спас ее, показался ей худым, изможденным, грязным и уставшим. Он сильно зарос щетиной, голубая радужка выглядела тусклой, утратившей свет. Глаза ввалились, губы в трещинах, но не кровоточат. Одежда — зимняя куртка, свитер, штаны, меховые сапоги, плащ, шапка — не новая, повидавшая дорогу. Пояс солдата (Шерон уже успела насмотреться на такие — широкий, с кованными частями и тяжелой пряжкой) оказался пуст. Ни меча, ни кинжала.

Перед ней, вне всякого сомнения, был воин, но совершенно безоружный.

— Спасибо, — в третий раз повторила Шерон, пытаясь понять, где же они встречались. Странное ощущение. Очень странное.

— Просто отдаю долг, раз уж ты здесь, — голос у него оказался странно тихий. Она будто бы не слышала его ушами, он раздавался у нее прямо в голове.

Видя, что женщина не понимает, он указал рукой в шерстяной перчатке назад, на могилу. Она обернулась и обомлела. Вместо ямы — распахнутая зубастая пасть чудовища.

Оно дышало гнилым мясом, челюсти чуть подрагивали, а острые призрачные зубы готовы были схлопнуться в любой момент.

Шерон вспомнила. Сон, когда она падала на дно моря. Битва на Бледных равнинах Даула, воспоминание Мерк, которое показал ей браслет. А потом внезапно другое место. И человек, так похожий на нее, вцепившийся в осиновые ветви, держащийся из последних сил над бездной, пожиравшей людей и ведущей на ту сторону.

Тогда она смогла спасти его. Теперь же он спас ее.

— Это не по-настоящему, — Шерон почувствовала облегчение. — Всего лишь сон.

Незнакомец чуть повел левым плечом, поморщился, словно от боли:

— Это не сон. Уж поверь. Ты не спишь. А я так точно не сплю, — улыбка у него была замечательная. Словно солнечный луч, на мгновение появившийся среди хмурого дня.

— Где мы?

— У меня нет ответа.

Он не врал и по лицу было видно, что не знает. Даже не догадывается.

— Как я сюда попала?

— Уже не помнишь? Вылезла из могилы. Из… — он покрутил пальцем, рисуя зубастый круг. — Из этого.

Шерон осторожно подошла к краю, и пасть чуть напряглась, готовясь схватить ее, если только появится такая возможность. Человек и птица следили за ней. Один бесстрастно, другая с пристальным жадным вниманием.

— Я выбралась с той стороны?

Мужчина потер небритую щеку, размышляя, возможно ли подобное в принципе.

— Я понимаю в лошадях, луках, в том, как командовать людьми, вести разведку. Убивать мечом. И у меня нет никаких знаний о том, можно ли вернуться с той стороны. Можно?

Он переадресовал вопрос ей, и Шерон, не скрывая сожаления, покачала головой. Нет. Нельзя. Оттуда никто не возвращается. Лишь зло. Вроде Нейси, точнее того, что пришло в ней.

Пришло из-за Шерон.

— Полагаю, ты остановилась где-то на половине пути к той стороне. А может и в шаге. А потом решила, что тебе рано туда, начала двигаться в обратном направлении и вот ты здесь. Между… — он виновато потер кулаком в перчатке левую бровь, словно оправдываясь. — Ну, надо же назвать как-то это дрянное место? Вполне подходит.

— А ты? Ты как попал в это «между»?

— Я солдат. С солдатами такое случается — оказываться в местах, порой совершенно неожиданных для них. И отнюдь не приятных.

— Ты такой же, как я. Твой дар…

— Я солдат, — мужчина упрямо повторил это. — Воин. Меч. Никогда не сравнюсь с тобой. Даже не представляю, смог ли бы я пролезть там, откуда ты шла. Хочу попросить тебя, если возможно.

— Да?

— Не мешай той, кто придет вместе со мной. Как бы ни желала. И как бы ни желал я.

Шерон нахмурилась, осмысливая сказанное, но галка издала громкий крик, заставивший девушку вздрогнуть. Птица сорвалась с ветки, ударила в грудь человеку, разлетелась редкими перьями.

Его лицо огрубело, пошло волнами, постарело и сквозь него проступило чье-то другое. Незнакомое.

— Что это вы расчирикались, словно две беззаботные пташки? — сказал мужчина странным голосом старухи. — Хочешь, чтобы она застряла здесь навсегда? А ну-ка кыш! Кыш!

И Шерон бросило прямо на ослепительно-белое солнце.

Чтобы оценить происходящее, много времени ей не потребовалось.

Смердело могилой, несмотря на настежь распахнутые окна. Измятая, мокрая от пота постель, занавески, волосы, платье, кожа.

Запах, который не трогал ее с тех пор, как она стала той, кем стала, показался ей отвратительным.

Шерон стала выбираться из кровати, отбросив в сторону одеяло, застыла, осознав, что в ее рту нечто чужеродное, мешающее сомкнуть зубы, отчего слюна стекает на подбородок. Поспешно выплюнула это на серую простыню, с удивлением узнав кубики игральных костей.

Протянула к ним руку, и они послушно закатились ей на ладонь. Она сжала их в кулаке, до боли, так, что грани врезались в кожу.

Боль отрезвляла, отгоняла тягучие липкие нити сна, который никак не мог оставить ее до сих пор. Она слышала в ушах это старческое «кыш!», небрежное и насмешливое. Словно с детьми, у которых нет ни воли, ни прав, ни желаний.

Когда Шерон опустила босые стопы на пол, то задела пустую винную бутылку и та медленно покатилась, а после звякнула об стену. Из соседней комнаты раздались быстрые шаги, вошел Мильвио. Несколько секунд оба пристально смотрели друг другу в глаза, словно искали ответы на вопросы, которые знали только они. Одновременно улыбнулись.

— Ты вернулась, — с уверенностью сказал треттинец, а она лишь запустила пальцы в его волосы, радуясь тому теплу, что осталось в нем для нее.

Мильвио вытащил ее из комнаты, подальше от вони и шипящих свечей, провел через завал в гостиной, плечом распахнул двери, выводя в коридор. Лавиани, сидевшая на голом полу и меланхолично обгрызавшая мясо с говяжьей кости (делала она это с таким видом, словно жевала нечто неаппетитное и оказывала одолжение высшим силам), порывисто вскочила на ноги, швырнув еду в сторону.

— Рыба полосатая! Эта чванливая коза была права! Вышло, Фламинго. Я до последнего не верила, что получится! Сколько прошло? Часов шестнадцать, как мы это сделали?

Шерон, ничего не понимая, повернулась к Мильвио, прося объяснений.

— Про козу это я не о тебе, — успокоила Лавиани, не дав треттинцу и слова вставить, усмехнулась. — На этот раз. Тьма вас забери, ну и воняете же вы! А ты вообще точно с кладбища выбралась. Идем-ка. Да отпусти ты ее. Я украду твою воскресшую исключительно ради того, чтобы она не отравляла воздух вокруг себя. И ты тоже найди для себя какую-нибудь лужу и не поленись туда окунуться. А одежду сожги. И знаешь что… комнату тоже сожги. Туда теперь никто еще лет сто не сунется. Ну, что застыла? Давай, давай, рыба полосатая. Шагай уже, пока меня не стошнило. Опасаюсь, что даже всего мыла Треттини не хватит, чтобы тебя отмыть.

Много позже, гораздо позже, возможно через сто с лишним лет, во всяком случае так показалось Шерон, пришло осознание реальности.

Того, что она вырвалась, что спала, а точнее умирала и дар ее едва не сожрал разум. Пришла дрожь, озноб, от которого стучали зубы, но Лавиани меланхолично гаркнула, чтобы несли еще горячей воды.

— Большая ценность теперь. Слуги разбежались, остались только дураки вроде нас. Но если завести дружбу на кухне, то всегда найдутся те, кто нагреет котел кипятка, — сойка делала вид, что не замечает, как трясет девушку.

— Ты и «завести дружбу»? Сплошное противоречие, на мой взгляд, — через силу промолвила Шерон. — Меня удивляет, как ты нас терпишь, а уж кого-то еще…

— Это они меня терпят, — кровожадно ухмыльнулась убийца Ночного клана. — И страдают. Тэо сказал, из-за меня вскоре разбегутся последние, несмотря на приказ этого ублюдочного герцога. Ничего, что я так громко о владетеле? Ну и шаутт с ним.

Она с интересом перебрала большие пузатые флаконы из разноцветного стекла, сняла пробку с одного, понюхала, скривилась. Взялась за другой, с одобрением цокнула языком и вылила в ванну Шерон.

Весь флакон, отчего по комнате, забивая уже совсем слабый аромат кладбища, начал расползаться запах ландышей из поднимающейся над водой горячей пеной.

— Кстати говоря, это собственная ванна герцогини. Но она тоже сбежала подальше от Рионы, так что ощути себя ее светлостью.

— Ты грустная.

— Да что ты? Потому что решила тебя утопить здесь?

— Мы давно знакомы. Тебе не свойственно столько говорить. Ты словно хочешь сама утонуть в собственных словах.

— Ц-ц-ц, — чуть разочарованно, сквозь зубы протянула сойка. — Это не грусть. Разочарование. Рыжая убила мою мечту. Ее немного оправдывают обстоятельства, но совсем немного. Вот на столечко.

Лавиани показала Шерон два сведенных пальца. Зазора видно не было. Совсем.

— Что бы ни случилось, уверена, она не специально. Ты можешь рассказать о том, что произошло, пока меня не было?

— О… — сойка с видом актера, воздела руки к небу. — За эти недели приключилось столько милых моему сердцу чудачеств.

Она рассказала все, что знала, сухо, лаконично и уже без привычной доли цинизма.

— Спасибо, что не щадишь мои чувства.

— Когда появится время, мы обязательно обнимемся и прольем море слез из-за того, что ты, заключив сделку с Гвинтом, укокошила полностью отвратительный для меня, но все же не самый плохой город. Но сейчас как-то рановато распускать сопли.

— Моя вина безмерна.

— В точку, — согласилась Лавиани, начав перенюхивать полку с цветочными мылами. — Надо было послать этого разноглазого ублюдка на ту сторону. Тогда бы мы потеряли Бланку, с большой вероятностью тебя, а Мильвио пошел мстить и началась сущая потеха. Мерзкая собачонка, конечно же, не переродилась в эту гнусь, но все равно доставила проблем. Но ты бы уже об этом не узнала. Ты лишь маленькая фигурка, которая выполнила маленький шаг, что привел к катастрофе. А вот задумала эту катастрофу отнюдь не ты.

Сойка замолчала, когда за спиной Шерон раздались легкие шаги — служанка принесла новую партию горячей воды. Тонкая струйка потекла в ванну, и Шерон заметила насмешливую ухмылочку Лавиани, которая наблюдала за горничной. Было в этой ухмылке нечто странное, ядовитое. А еще рука сойки легла на один из четырех метательных ножей, что были прикреплены к ее поясу.

Так что указывающая подняла взгляд на склонившуюся над ней служанку.

— Слишком много чести для меня, Яс.

— Что ты, дорогая сестра, — карифка поставила бронзовый кувшин на пол и присела на краешек ванны, любезно улыбаясь. — Мне не в тягость услужить тебе, после столь долгой разлуки.

— Хотелось бы объяснений, — Шерон обратилась к Лавиани, которая внимательно следила за гостьей. — Я вроде вырвалась из сна, но сейчас создается впечатление, что… нет.

— Ну… — сойка пожевала губу, словно бы в сомнении. — Она та, кто помогла привести тебя в чувство. Я посоветовалась с Мильвио и мы решили, что нам требуется любая помощь. От кого угодно.

Это «кто угодно» звучало столь показательно, словно Лавиани говорила по меньшей мере о матери всех скорпионов Феннефат.

— Игральные кости, — Шерон быстро анализировала случившееся. — Это меня вернуло. Ведь так?

— «Если тзамас потерял себя и заблудился в смерти, вложи ему в рот кубики, что связаны с ним крепче, чем ты с матерью». Так иногда возвращали вас в прошлом, когда вы безумели от силы, таящейся в даиратах.

— Просто, — Лавиани скорчила рожу. — Только хрен догадаешься без подсказки. Так что ее милейшая светлость оказала большую услугу.

— Какова цена, Яс?

— Безопасность моей семьи. Моей страны. И я не прошу никаких гарантий, кроме тех, что ты уже дала в письме моему мужу.

— Ты привезла желудь?

— Он будет у тебя через несколько месяцев. Как только преодолеет весь путь через пустыню и море. Если, конечно, Треттини уцелеет к тому времени.

Шерон провела пальцем по стенке ванной, взяла немного пены, подула на нее, пустив во все стороны мыльные пузыри.

— А что между мной и твоим достойным мужем?

— Полагаю, мы все должны отринуть недоразумение, оставить его в прошлом и двигаться в будущее, каким бы темным оно ни оказалось.

— Я слышу твое слово или слово твоего мужа?

— Слово Карифа.

Указывающая поднялась из ванны, взяла лежавшее на табуретке большое полотенце, завернулась в него.

— Я выполню свои обязательства и отплачу тебе за то, что ты помогла.

— Большего мне не надо, — Яс обворожительно улыбнулась. — С герцогом этой потерянной Шестерыми страны я поговорила, а потому, раз все решено, спешу на корабль и плыву назад, ожидая от тебя добрых вестей.

— Вы не станете помогать Треттини?

— После того, что я увидела? Увы. Тут все будет потеряно, как только падет Лентр. Нашей армии не попасть сюда без кораблей. Мы сосредоточим свои силы в Алагории и постараемся сдержать племянника моего мужа. Эрего да Монтаг пожалеет, если заявит притязания на трон грифов.

— С ним Темный Наездник или кто там стоит за его спиной. Надеюсь, вы уедете отсюда как можно скорее, и мы встретимся в Ринии.

— А может и раньше. Нет смысла сражаться за то, что мертво. А здесь осталась лишь смерть.

— Смерть это мой хлеб и мой воздух, — возразила ей Шерон. — Я наращу плоть на ее кости и отправлю биться за нас.

Яс ответ понравился:

— Хорошо если так. Хорошо, что та девушка с кукольным личиком, которую я встретила в Небесном дворце, столь изменилась. Твое лицо стало взрослее, а волосы белее. Теперь я боюсь тебя, Шерон из Нимада. И это тоже хорошо. Возможно, у нас еще есть надежда на победу над тьмой, раз сама смерть может выступить за простых людей.

Стоило бы сказать, что Яс не самый простой человек в мире. Но это было слишком глупо и совершенно не нужно.

— Такие, как они, ничего не забывают, — произнесла Лавиани, когда жена Грифа Пустыни ушла вместе с почетным караулом вооруженных до зубов гвардейцев, ждавших ее за дверью.

— Знаю, — указывающая смотрела на себя в зеркало. Теперь уже не половина головы ее была белой, а большая часть. Лишь одна темная прядь над лбом осталась прежней.

— И в будущем, вполне возможно, они припомнят тебе тот побег из Эльвата. И мне, кстати говоря, тоже.

— Знаю. Но до этого будущего всем нам следует дотянуть.

— Давай-ка, одевайся и пора проваливать из дворца. Надо убедиться, что она отчалила и не замышляет какую-нибудь пакость.

Оставшись одна, Шерон еще раз посмотрела на свое отражение.

— Я не спросила твоего имени… Ты сделал не меньше, чем Яс. Может быть и больше, вытащив меня из бездны, тзамас. А я даже не знаю, как тебя зовут.

Они собрались вместе, когда наступил полдень и бледное призрачное солнце, не способное опалить даже снежинку, едва-едва появилось над городской стеной, уже неделю зарастающей странной бледной плесенью.

Бланка, истощенная и не выспавшаяся, сидела на ступенях герцогского дворца, убрав волосы под черную сетку и изменив платьям ради дорожного костюма всадника. Статуэтку она поставила рядом с собой, а три ее тени терпеливо ждали в отдалении, у парковой беседки с сорванной крышей — так, чтобы не слышать беседы.

Они встали на колени, фигуры, замотанные в серую ткань, и отчего-то Шерон подумала, что сейчас рядом с ней не люди, а инструменты. Их жизненная сила казалась совершенно иной, отличной от других, закутанной словно в несколько слоев брони. Пока не пробьешь каждый, до нити, что надо порвать, чтобы отправить на ту сторону, не доберешься.

Тэо обнял ее крепко-крепко, так, что девушка издала жалкий писк и тут же рассмеялась, когда он смутился, поняв, что едва не сломал ей ребра, и отстранился.

— Я не сомневался, что ты вернешься.

От него пахло пеплом, сожженной травой и… ядом. Она чувствовала ту сторону в его крови. Отталкивающую чужеродную болезнь.

— Что это? — Шерон решительно взяла его руку, стянула перчатку, внимательно разглядывая измененные когтистые пальцы. — Откуда столько боли? Тебя ранил шаутт?!

— Все уже лучше, чем пару недель назад, — Тэо аккуратно освободился из ее удивительно цепкого хвата. — Помог отвар из цветов Талориса.

— Не так уж он и помог, — ей пришлось привстать на цыпочки и вытянуть руку, чтобы коснуться его сухого лба. Затем Шерон обратилась к Мильвио: — Ты должен был сказать мне раньше.

— Во времена моей молодости, чтобы убить асторэ требовался не один шаутт. И даже не три. Раны, которые они наносили, были куда серьезнее, чем царапина, доставшаяся Тэо. Впрочем, да, ты права. Должен. Хотя это мало что изменило бы.

— Я в силах помочь.

— Ага, рыба полосатая, — скучным тоном протянула Лавиани, скатала в валик притащенную из какого-то дворцового зала штору и угнездилась рядом с Бланкой, довольно раздраженно косясь на нее.

Шерон недоуменно нахмурилась, видя, как сойка сверлит глазами госпожу Эрбет, а та, обратив черную повязку, делала то же самое своим, особым, зрением.

— Ты знала, что он выжил, — Бланка не говорила, почти что пела. — Я видела по твоим нитям. Ты не удивилась.

Та не стала отрицать:

— Узнала не так уж давно.

— Это было важно для меня.

— Нет. — Это «нет» было весомым, обдуманным и совершенно уверенным. Так что рыжие брови гневно приподнялись над повязкой. — Не важнее, чем жизнь Вира. Чем то, что случилось за это время. Шрев, которого не добил Тэо, в тот момент показался мне меньшей нашей проблемой. Ни к чему тебе было тревожиться еще и о нем.

— Тот день, когда ты начнешь проявлять беспокойство о моих тревогах, станет последним днем этого мира.

Лавиани тут же вернула ответ:

— Последние дни наступили, как сама можешь хм… видеть. Но ладно, ты права в том, что я не о тебе заботилась, а банально забыла рассказать. Или не сочла это настолько важным? Ну, короче выбери любой приятный для тебя вариант, девочка. Обижаться довольно глупо.

— Как и тебе.

— Я злюсь. Не обижаюсь. В Туманном лесу мне не хватило сил, чтобы расправиться с ним. Мне представился шанс и…

— У тебя бы не вышло, — вклинился в разговор Тэо. — Не с самым лучшим сойкой, уж прости. Для этого потребовался таувин.

Лавиани беззвучно произнесла губами ругательство.

— Мальчишка молодец. Признаю.

— А где Вир? — спросила Шерон.

— Я отослал его к Дэйту, под Лентр, — Мильвио пожал плечами, словно извинялся за свои действия. — Его место там, где он может помочь.

— Не в стиле Вира слушаться приказов, — задумчиво протянула Лавиани.

— Так я и не приказывал, — чуть улыбнулся Мильвио.

Лавиани скорчила очередную скептичную рожу. В последнее время у нее это входило в привычку.

— Может, ты наконец-то разъяснишь нам, убогим, что происходит?

Вопрос был обращен к Мильвио:

— Я не знаю того, чего бы не знала ты. Дэво рассказали, что сохранил Храм, и я склонен им верить.

— У-у, — Лавиани разочарованно вытянула губы трубочкой. — Я думала, ты волшебник. Друг Тиона. Величайшая легенда. А у тебя за душой только вечное «не знаю».

— Его время и он куда ближе к нашему, чем к Шестерым.

— Звучит забавно, Бланка. Особенно если подумать, что я на расстоянии вытянутой руки от Мири, — ухмыльнулась сойка. Но тут же стала серьезной и проронила: — Выходит, нам придется доверять словам мутных евнухов и надеяться, что они не водят нас за нос.

— Ты споришь сама с собой, — мягко намекнул Мильвио. — Ведь все видишь. Не веришь им, поверь мне. То, что в Риону пришла сущность той стороны, ее малая часть — я нисколько ни сомневаюсь, потому что ощущаю это своим выжженным даром. Дыхание Облака, что заняло тело Нейси, отзывается в моих позвонках даже сейчас. Нам надо действовать, пока оно спит и пожирает магию. Прежде, чем втянет в себя ее всю и воспрянет, чтобы пойти дальше.

Шерон озадаченно мигнула:

— Я… не очень поняла. О чем ты?

— А. Ну, да, — Лавиани провела рукой, словно фокусник, пытающийся выудить из шляпы даже не кролика, а целого слона. — Тут такое дело. То, что ты выпустила в мир, лишает некоторых из нас славных умений. Я, к примеру, лишилась всех талантов. Нет, чувствую их, как прежде, но… вот.

Сойка без стеснения задрала рубашку, показывая лопатку с бабочками. Затем обе ладони, на которых были идентичные татуировки. В первое мгновение девушка не поняла, а потом заметила, что картинки перестали жить своей жизнью.

Двигаться.

Они застыли.

— О.

— Это ты очень вежливо сказала, между прочим. Лично я орала на весь дворец. Таланты не отвечают моим желаниям. С каждым часом я ощущаю их все слабее. Полагаю, у Вира сейчас та же история. И у безумной Нэ, где бы она ни коптила небо.

— Попробуй сделать что-нибудь, — попросил Шерон Мильвио. — Какую-нибудь малость.

Она, внутренне готовясь к любому развитию событий, достала из сумки кости, кинула их на траву. Те, под взглядами присутствующих, осторожно обошли вокруг хозяйки и неожиданно взлетели к ее лицу, засияв белым.

Горели ярко, как всегда, когда она обращалась к новой стороне своих умений, чтобы внезапно, неожиданно для Шерон, погаснуть и со стуком упасть к ногам.

— Идите сюда, — девушка протянула ладонь и кубики поспешно, словно собака, боящаяся, что хозяин бросит ее за нерадивость и старость, кинулись к ней. — Я чувствую их. Чувствую смерти вокруг. Каждого мертвого, до которого могу дотянуться с этого места. Но… полагаю не смогу поднять больше одного-двух. Даже несмотря на браслет.

— Магия уходит, как и было сказано. Через несколько дней и ты, и Лавиани, станете обычными людьми, — в словах Мильвио слышалась грусть.

— Рыба полосатая.

Шерон же подумала, что она не станет врать себе. Что ей бы хотелось быть обычной. Не ученицей Дакрас. Тзамас. Повелительницей мертвых. Потерять свои способности навсегда. Забыть об этой боли и той вине, что гложет ее за город, который она, пускай и невольно, уничтожила с помощью своей силы.

Но эта жалкая секундная слабость прошла. Горячей водяной волной схлынула по ледяному мосту отступления, разрушая его.

Ее желания, мечты, надежды сейчас не значат ничего. Она станет бороться. Будет некромантом.

Не обычным человеком.

— А ты? Твоя сила? — обратилась Шерон к Тэо.

— Ничего не изменилось. Пока. Изменится?

Вопрос адресовался треттинцу. Тот несколько секунд словно бы взвешивал то, что хотел сказать.

— Ты асторэ. И, признаюсь, я, в отличие от Тиона, ничего не смыслю в вашей магии. Вы черпаете ее, как и шаутты, с той стороны. Полагаю, тебя случившееся либо не коснется, либо дотянется в самую последнюю очередь.

— Разве я не связана с той стороной?

— Да, Шерон. Связана. Ты ее чувствуешь. Слышишь прибой моря, можешь доставать сетью рыбу. А он может нырнуть, искупаться и залить морской водой пожар, или вовсе утопить все вокруг.

— Ну, а я? — спросила Бланка. — Что со мной? Вижу, как прежде, и могу, даже сейчас, если захочу, перебросить нити на Шерон, чтобы дать ей силу.

— Вещь, которой ты владеешь, непостижима. Она плоть той стороны, ее не понял ни Тион, ни Мелистат, ни, полагаю, сам Темный наездник. Лишь лунные люди знают про этот металл настоящую прав…

Он осекся, когда Шерон положила ладонь на его предплечье. Что-то всплыло в ее памяти. Смутное, нечеткое, связанное с металлом.

Она лихорадочно перебирала варианты. Там. У ямы, рядом с незнакомцем?

Нет. Раньше. Гораздо раньше. Еще когда лежала в могиле.

Во мраке. В темноте. Горячий ветер, удары молота, синее пламя, металл.

Да! Металл!

Она все вспомнила, и Мильвио, видя, как расширились ее зрачки, коротко бросил:

— Что?

— Сон. А может быть… бред? Я видела. Я… была Мерк. И он, — Шерон коснулась левого запястья, там, где под кожей сросся с костями браслет первой тзамас. — Показал мне самое начало. Первый ее шаг. Я знаю, что это за металл. Спаси меня Шестеро! Знаю!

Сбиваясь, путаясь, восстанавливая по памяти события, она рассказала все, что помнила.

— Гвины? — Мильвио хмурился, глаза его потемнели. — Полагаю, из их костей Мерк создала не только браслет. Но и остальные артефакты Шестерых.

— Меч с дурацким именем, например, — любезно произнесла Лавиани, потирая бабочку на ладони. — Тот самый, принесенный из Аркуса, принадлежащий Тиону, а после одному треттинцу.

— В Фэнико нет тьмы, — сейчас волшебник оставался слишком серьезен, чтобы обращать на нее внимание. — И в колокольчике Вира. Таувины пользовались им тысячи лет. Тьма не рождает свет.

— Зато свет рождает тьму, когда гаснет, — пробормотал Тэо.

— Даже если кости гвинов пошли на создание артефактов, Мерк хорошо потрудилась, вытравив тьму и заставив их работать на себя и братьев с сестрами в совершенно новой ипостаси. Интересно. Если это правда, то очень интересно.

— А статуэтка Арилы? Тоже из них? — спросила госпожа Эрбет.

Мильвио качнул головой:

— Сомневаюсь в этом. Нет. Перчатка доспехов Темного Наездника не имеет ничего общего с другими артефактами. Она дышит той стороной, вмещала в себе дух Вэйрэна, свела его с ума, как и Скованного. И полагаю, ты можешь ее использовать и оставаться собой лишь потому… — он заколебался, и Бланка правильно поняла, отчего тот замешкался.

— Потому что я новая Мири, пусть и без памяти о прошлом. Одна из Шестерых. Кажется, мне придется принять этот факт.

— Придется.

— А еще получается, именно ты притащила Мерк кости первых детей асторэ, — вставила свое веское слово Лавиани.

— Ага, — скучным тоном отозвалась Бланка. — А «меня», судя по словам Шерон, поддержала в этом Мали. А Мерк была лишена своего дара, и мы даже не догадываемся, как она его обрела. И истина в том, что все события прошлого — лишь пепел в порту Рионы. Потому что настоящая беда рядом с нами.

— Ты права, — согласился Мильвио. — И я не представляю, как справиться с этой сущностью. У меня нет решения… А что скажешь ты?

Та сложила пальцы домиком:

— Его призрак. Я все еще сомневаюсь, что знания Храма, о которых вещают дэво, не ошибочны. Ради! — Она повысила голос, и одна из трех фигур встала с колен, быстро подошла, поклонилось.

— Следы служат, о милосердная.

— Расскажи моим друзьям то, что рассказал мне, как победить это.

— Медная книга Храма говорит, было так на заре времен. Когда в иной город пришел мрак, его прогнали братья и сестры, используя жизнь таувина. Наша всеблагая богиня поведала нам сие через страницы: «Будет, как уже случалось и сгинуло. Вновь я пойду по следам моих следов, ведомая сквозь острый мрак. И сделаю то, что должно, как это требуется, через багянец». Так сказала она.

Лавиани протяжно зевнула, даже не утруждая себя, чтобы прикрыть рот ладонью.

— Довольно сложно найти в этих строках какой-то призыв к действию. — Тэо сомневался не меньше сойки.

— Мы знаем из других преданий Храма. Кровь таувинов обладает большой силой, ибо озарена светом мира лун и солнц. В прежние века, после раскола между учениками Шестерых, такие, как госпожа, — последовал кивок в сторону Шерон, — охотились на рыцарей света. Ловили их последний вдох, собирая силу.

Шерон пыталась обратиться к браслету, но тот словно и не слышал ее больше. Тишина. Точнее — пустота.

— Я бы не вошла в кипящую воду, — сказала она, — над которой клубится пар, если бы кто-то утверждал, что та холодна, лишь основываясь на старом пророчестве. Кровь сойки может оказаться пустышкой. Сможет ли она вообще помочь? Шрев не таувин.

— Да, — с уверенностью сообщил Ради. — Ибо милосердная это увидела.

Лавиани снова протяжно зевнула, выражая свое полное презрение к происходящему. Тратить на это слова она решительно отказывалась.

— Ты знаешь, что делать, если Облако окажется рядом? — спросила Шерон у Бланки.

— Нет, — честно призналась та. — Но я так же ответила бы, спроси ты меня об искари прежде, чем мы вошли в Аркус. Вся моя надежда на то, что это случится, как там. Или как в даирате, когда я шила пространство.

— Цепляешься не за опыт, а за надежду, — Лавиани сокрушенно покачала головой. — Рыба полосатая, да проще сунуть голову в пасть к голодному крокодилу, надеясь, что тот выберет не тебя, а печеную тыкву, чем лезть к твари в теле Нейси, которая пожрала большую часть Рионы. Вот ты на это рассчитываешь, рыжая?

— Ты же сама сказала.

— Надежда — зыбкий песок. Лично меня она подводила много раз.

— У меня нет выбора. Я рискну. Потому что в противном случае не видать тебе твоих талантов. Иду туда исключительно ради тебя.

Они обе усмехнулись друг другу, и сойка едва поклонилась, принимая эту иронию, как должное. Как лучший из всех возможных комплиментов.

— Есть еще проблема, — Тэо смотрел на серый город, раскинувшийся перед ними. Отсюда, с дворцового холма, открывался мрачный вид на огромное кладбище, которое когда-то называли Рионой. — Я сделал несколько попыток попасть в оставленные районы. Но меня отталкивает от границы.

— А меня нет, — влезла Лавиани. — Просто охватывает такой ужас, что ноги сами поворачивают назад. Как ты собираешься войти туда, Бланка? Что говорят писания Храма?

— Ничего.

Лавиани подумала было зевнуть, но лишь обреченно махнула рукой.

— Оно защищает себя, пока спит, — высказал предположение Тэо.

— Пока меняется и набирается сил, благодаря тысячам убитых, — Шерон, говоря это, поняла, что ее голос почти осип. Смерти вокруг никуда не делись, звали ее, шептали, молили, ненавидели и смеялись с издевкой. Приходилось запирать их в самый дальний уголок сознания, чтобы не слышать, не сойти с ума.

— Решение есть, — произнес Мильвио. — Когда армия Тиона высадилась на Талорисе и продвинулась к школе волшебников, Мелистат, используя силу шауттов, по сути ту сторону, закрыл свой дворец для всех живых. Никто не мог перешагнуть невидимую грань.

— Полагаю, теперь последует история, как твой дружок обманул Скованного? — кисло протянула Лавиани.

Легкая улыбка, в которой не было ни капли радости:

— Асторэ дали ему магию, он стал частью той мощной силы, что живет в тебе, Тэо.

Акробата озарило, и тот щелкнул пальцами:

— Зеркала Марида…

— Да. С помощью них он обошел преграду лунных людей.

— В университете я читала, что Марид создал зеркала для шауттов, — сказала Бланка.

— Марид создал их для себя, но потом, во время войны Гнева, был обманут шауттами, и те использовали их в своих целях. Затем, уже после Катаклизма, Тион запер зеркала силой асторэ, чтобы демоны не могли их использовать.

— А Тэо — асторэ. И ты хочешь, чтобы он попробовал снять «замки» Тиона?

— Стены, которые создал Тион, не являются преградой для асторэ. Только для шауттов. К тому же, Тэо уже попробовал и у него получилось.

— Сюрприз на сюрпризе, рыба полосатая. Значит, в Рионе есть зеркало.

— Их по меньшей мере два, и одно находится там, куда мы не можем пройти, — Бланка легко сделала правильные выводы. — Должен быть вход и выход. Иначе Мильвио не начал бы этот разговор.

— Все так. Зеркало, которое долгие годы принадлежало мне и через которое я проверял Пружину, сейчас как раз где-то среди погибшей Рионы. А второе я видел у Кара в подземелье.

Шерон прекрасно помнила матовое стекло в зеленой бронзовой раме.

— Но та часть здания, где жил Гвинт, разрушилась, когда из подземелья выбралась Нейси.

— В первый же день трагедии я написал герцогу, и он прислал рабочих. Посмотри туда.

Она обернулась, пытаясь рассмотреть через сад дальнее крыло дворца. Увидела развалины, леса, собранные из дерева механизмы…

— Расчищено достаточно, чтобы добраться до подъемника. Узкий лаз, но мы пролезем.

Лавиани кашлянула в кулак:

— Подытожим глупую затею. Мы лезем в логово твоего бывшего дружка, который помешался на твоей бывшей подружке, которая ожила, благодаря нашей нынешней подружке, и устроила всю эту чехарду. Там забираемся в зеркало и оказываемся вон в том очаровательном месте, где вечные сумерки, тысячи дохлых треттинцев и собачонка Облако. Ее, по уверениям евнуха, сможет легко прикончить наша новая Мири, потому что так написано звездами в небе и кошачьими лапами на снегу. Я ничего не упустила?.. Все это как-то довольно сомнительно выглядит, не находите?

— И снова я повторю, что у нас маленький выбор, сиора. Мы либо бездействуем и ждем, когда полностью обессилеем, либо рискуем.…Идти придется через другое пространство. С иными законами. Мир Марида медленно умирает и разрушается. Одно неловкое движение и все начнет рассыпаться.

— Это означает, меня ты не возьмешь с собой? — произнесла Шерон голосом человека, уже принявшего неизбежное.

— Если твоя броня снова даст трещину, ты станешь обузой. Я не смогу бросить тебя и двигаться дальше, мне придется вернуться. Слишком рискованно.

— А я в принципе не против прибить зверушку Кара, — заявила Лавиани.

— Увы, сиора. Тебя мы тоже с собой не берем.

— Что ты такое говоришь, Фламинго?! — возмутилась сойка, тут же вскакивая на ноги. — С каких это пор тебе решать?! Потому, что у меня нет талантов?

— Ты хороший боец даже без них, я не отрицаю, но есть вещи, из-за которых тебе придется остаться. Если с нами пойдет человек с кровью таувина… — Мильвио сказал это даже с сочувствием. — Шаутты слишком сильно изменили любимую игрушку Марида, и теперь она чувствует таких, как ты, и защищается. Там, внутри, слишком много острых осколков.

Сойка скрипнула зубами, хотя и приняла аргументы.

— Значит, идете трое?

— Четверо, — о присутствии Ради все забыли, и вот он напомнил о себе. — Идут четверо. Один из следов Мири будет рядом.

Он сказал об этом, как о свершившемся факте, не сомневаясь в своем праве.

Все повернулись к треттинцу, ожидая его решения.

— Храм всегда существовал особняком, — наконец произнес тот. — Даже во времена Единого королевства. Ваш путь был непонятен, странен и подозрителен. Те «следы», что вы оставляли на песке истории, приводили к разным последствиям. Вы хранили книги некромантов, когда их уничтожали в других частях мира, вы изучали запретное, вы признавали лишь Мири… Я не стал бы доверять ни одному из вас, если бы не ваша вера. В нее.

Последовал кивок в сторону Бланки.

— Ваши цели связаны с ней. Вы не сомневаетесь, что она воплощение Мири. А значит, станете помогать ей и защищать ее.

— Так, — поклонился Ради.

— Один из вас может пойти с нами.

Еще один поклон.

— Но как? — Тэо задал давно мучивший его вопрос. — В тот раз ты не смог пройти со мной. Сказал, что не вышло.

— Проблема была в Фэнико. После того, как Марид спрятался там от Тиона, зеркала для меча закрыты. Поэтому я попрошу тебя, — Мильвио вложил тяжелый клинок в руки Шерон, — сохранить его.

— Я сохраню. Не сомневайся. Главное, возвращайтесь.

— Рыба полосатая, — проворчала Лавиани. — Вы лезете в могилу, и даже не ждите, что я приду вас вытаскивать.