Обитель Блаженных

Алексей Николаевич Евстафьев, 2022

Происходит взрыв многоэтажного дома, и шестеро главных героев попадают в необычное место. Они не чувствуют себя умершими в окончательном смысле, но пребывают в безграничном пространстве, которое не оценивается, как реальность. Возможно, это некая частица рая. Обитель Блаженных. Окружающая действительность непрерывно меняется, искажается, демонстрирует героям книги необычные картины, места, сцены. Героям предстоит встретиться со своими умершими близкими и знакомыми, им будет даровано увидеть карнавал Высших Сил, им придётся рассудить некоторые моменты своей прошлой жизни и истории всего человечества. Но главное, что стремятся понять герои книги, к чему сводятся все их споры и рассуждения, это загадка взорванного дома. Произошёл теракт или случайность?.. Есть ли тот человек, которого можно обвинить?.. Зачем он это сделал?.. В конце истории герои должны получить ответы на свои вопросы. Содержит нецензурную брань.

ВОСКРЕСЕНИЕ 00:04

— Ну, ладно, до сих пор наши разговоры лишь нас и касались, блуждая между прошлым, настоящим и будущем, а вот хотелось бы знать, что этот объект здесь делает? — хорошенько отсмеявшись над собственным рассказом, Лев Моисеевич ткнул пальцем в неподвижное тело на противоположном троне. — Вот он наверняка мёртвым выглядит, особенно на фоне нашей странной компании. Или прикидывается?..

— И мне удивительно. Я ни разу не замечала, чтоб он пошевелился. — сообщила крыса.

— Если это не труп, то какой смысл прикидываться мёртвым? — пожала плечами Катенька. — От нас ему вреда всё равно не будет.

— Возможно, что он не решил для себя доподлинно, будет ему вред от нас или не будет, а на всякий случай прикинулся мёртвым. — сказал Лев Моисеевич. — Возможно, просто трусоват.

— Про трусость я не подумала, а зря.

— Кстати, в природе случается, что животные, обманывая врагов, прикидываются мёртвыми. — отметила крыса. — Тут не столько трусость, сколько инстинкт самосохранения.

— В нашей стране такое поведение и среди людей случается, даже не редкость. — сообщил Евпсихий Алексеевич. — В основном среди интеллигенции, все причуды которой предсказуемы, но иногда и чиновники прикидываются внезапно усопшими, и даже не прочь заглянуть на собственные похороны.

— С чего бы это так?

— Некоторые от конкретного земного правосудия спасаются, чуя приближающийся дамоклов меч, а некоторые ищут спасения от мук совести. Мало ли что на уме свербит из подсознательных глубин и душе покоя не даёт. Например, ощущение дефицита национальной идентичности. Да вот, кстати, царь Александр Второй прикинулся мёртвым, а сам сбежал из столицы, чтоб святости наживать в образе некоего старца Фёдора Кузьмича. Представляете: с одной стороны, грех отцеубийства довлеет, а с другой — девяносто девять процентов немецкой крови мешают ощущать себя полноценным русским императором!..

— Получается, что одного процента русской крови оказалось маловато для царствования, но достаточно для святости?.. — усмехнулся Лев Моисеевич.

— Для поиска святости. Обрёл ли он святость в окончательном итоге? — никому не известно.

Тут девочка тяжело вздохнула и чуть ли не собралась всплакнуть, жалея соседнего дяденьку, который решил остаться совсем-совсем мёртвым и ни с кем не разговаривать.

— Право слово, Улинька, не нужно плакать. — поспешил успокоить девочку Евпсихий Алексеевич. — Дяденька обязательно проснётся и расскажет нам про всё, что ему снилось, и пусть только попробует соврать!..

— Послушайте, а может как-нибудь добраться до него и пошевелить? — задумалась Катенька. — Меня, честно говоря, это тело пугает.

— А вы уверены, Катенька, что сможете слезть со своего трона и спокойно куда-нибудь добраться?.. — проворчал Лев Моисеевич. — Просто попрошу заметить, что мы некоторым образом зависаем в воздушном пространстве, продвигаться по которому возможно лишь способом полёта. А вы нас давеча уверили, что мы не ангелы, и крыльев у нас нет, а я охотно с вами согласился. Я бы сейчас не рискнул покинуть своё место, поскольку оно сохраняет хоть какую-то определённость и прочность.

— Ну, хорошо, а если попробовать швырнуть в него чем-нибудь?

— Чем же?

— Камешком…

— И где же нам взять камешек??

— А у вас в кальсонах ничего не завалялось? — Евпсихий Алексеевич смерил взглядом Льва Моисеевича. — Старичок-то вы дотошный и бережливый.

— Позвольте, я в этих кальсонах укладываюсь спать, а во сне мне набитые карманы ни к чему. — Лев Моисеевич вывернул карманы наизнанку и даже слегка потеребил их, доказывая, что кроме пыльных катышков ничего с собой не притащил в загробные миры.

— Ну, хорошо, а я — как видите — и вовсе без штанов. — слегка смутился Евпсихий Алексеевич. — Что ты скажешь, Катенька?

— У меня ничего нет. — Катенька демонстративно распахнула одеяло, выказывая лёгкую ночную рубашку, не имеющую карманов в принципе.

Крыса Маруся столь же демонстративно взрыхлила себе шёрстку, предвосхищая излишнее любопытство товарищей, но с показательной молчаливостью указала на девочку, точнее на её заношенную, но просторную пижамку.

— Улинька, девочка, пошарь у себя в кармашках, поищи какой-нибудь интересный предмет. — ласково попросила Катенька. — Вдруг да найдёшь.

— У меня предметов может быть и нет. — сказала девочка, принимая очень деловитый, но очень забавный вид. — Может быть у меня есть болтик, который мне папа дал поиграть. Он его завернул в конфетную бумажку и сказал мне, что это конфета, а потом засмеялся, когда я бумажку развернула и увидела, что там болтик. Может быть я его и не выбросила, потому что подумала: мало ли как оно всё повернётся, может быть мне и болтик сгодится!..

— До чего ты умная девочка. Вот нам и сгодился твой болтик. Посмотри в кармашке: ты его никуда не подевала?..

— Сейчас посмотрю. — Улинька старательно запихнула руку в левый карман и пошарила в нём. — Здесь ничего нет.

— Попробуй теперь поискать в правом кармане. Только будь очень осторожна и не оброни его случайно, если найдёшь.

— Хорошо, сейчас посмотрю в правом кармане. — и Улинька с прежней старательностью засунула руку в правый карман, где сразу же обнаружила болтик. — Вот, смотрите, я его не потеряла!..

Взрослые восторженно зааплодировали, однако соображения о дальнейшем ходе действий, поумерили восторги.

— Девочка не докинет болт до покойника, ей силёнок не хватит. — сказал Лев Моисеевич. — Пусть девочка бросит болтик крысе, а та поймает и сама кинет куда нам надо, ей недалеко.

— Позвольте, у меня всё-таки лапки! — возмутилась крыса.

— И что с того, что лапки?

— А то, что у меня нет цепкости, которой обладают человеческие пальцы. Я запросто могу не поймать болтик.

— Это верно. — вздохнули Катенька и Евпсихий Алексеевич.

–Тогда пусть девочка бросит болтик мне. — сообразил Лев Моисеевич. — Я его перекину Катеньке, а Катенька — Евпсихию Алексеевичу.

— А мне надо будет поймать болтик и кинуть в покойника? — тревожно напрягся Евпсихий Алексеевич.

— Если тебе ничто не помешает это сделать, то так оно и будет.

— Евпсихий, не переживай, у тебя всё получится. — подбодрила друга Катенька.

— Я и не переживаю. — буркнул Евпсихий Алексеевич. — Кидайте свой болтик.

— Улинька. — обратилась Катенька к девочке. — Кинь, пожалуйста, свой болтик дедушке Лёве, он с ним поиграет немного, а потом я поиграю, и дядя Евпсихий, а потом мы тебе его отдадим.

— Точно отдадите? — с внезапной суровостью девочка взглянула на женщину. — У меня ведь другого болтика нет, и получается, что я могу остаться ни с чем.

— Мы очень постараемся тебе его отдать. — пообещала Катенька. — Не жадничай, пожалуйста.

— Хорошо. — сказала Улинька и взмахнула рукой по направлению к Льву Моисеевичу, зажимая пальцами болт. — Сделайте ручки лукошком и попробуйте поймать.

— Погоди-погоди… — заволновался Лев Моисеевич. — Давай хотя бы не сразу кидать, а на счёт три… Приготовилась?

— На счёт три, это когда вы скажите один и два, а мне нужно будет бросить?

— Нет, я скажу один-два-три, и тогда ты бросишь.

— Один-два-три… — повторила про себя Улинька, запоминая.

— Что вы ребёнку голову морочите? — рассердилась крыса. — Пусть девочка просто скажет оп! и кинет вам болтик. Не надо запутывать девочку в своих счётах, потому что она едва ли умеет хорошенько считать, да и вы сами тоже запутаетесь, поскольку явно волнуетесь, и возможно, что насчитаете какой-нибудь ерунды, а затем не успеете сосредоточиться на том, чтоб поймать болтик.

— Я очень даже успею сосредоточиться, не надо думать, что я совсем неуклюжий старик.

— Никто так и не думает, Лев Моисеевич. — обласкала взглядом Катенька старика. — Просто имеются очевидные факты всеобщего волнения, из которых вытекает, что Маруся во многом права, и не следует заморачиваться на счёте, когда девочка способна просто крикнуть оп! и бросить вам болтик!.. Улинька, ты сможешь крикнуть оп! настолько громко, чтоб дедушка Лёва тебя расслышал?..

— Я не глухой. — возмутился Лев Моисеевич.

— ОП!!! — неожиданно и очень громко крикнула девочка. — Я могу крикнуть так, а могу и громче. Если у меня получится.

— Я думаю, этого вполне достаточно; Лев Моисеевич тебя хорошо услышал. Правда, Лев Моисеевич?..

— Я не глухой!!

— Отлично, тогда приступим к делу. Улинька, сосредоточься, пожалуйста. Ты должна знать, что совершаешь сейчас очень важное дело. Ты готова?..

— Ага.

— Лев Моисеевич, вы готовы?..

— Не надо задавать мне глупых вопросов. Я всегда ко всему готов. — отрезал Лев Моисеевич.

— Тогда приступайте. — разрешила Катенька.

Девочка поправила на себе пижаму, чтоб выглядеть как можно более представительней в столь важном деле, и взмахнула рукой с болтиком, приготовившись бросить. Лев Моисеевич выставил перед собой руки, растопырив пальцы и собравшись до такой степени напряжённо, что скрипнул зубами. Дождавшись, когда девочка крикнет заветное оп! и бросит болтик, Лев Моисеевич подался всем телом навстречу летящему предмету, и Евпсихию Алексеевичу на минутку показалось, что операция прошла успешно. Но дальше было только хуже. Улинька не слишком уверенно швырнула свой болтик, отчего тот полетел закорючистой дугой, и Льву Моисеевичу нужно было применить максимальный уровень ловкости, чтоб поймать его пальцами правой руки. Болтик был успешно пойман, и такая внезапная сноровка привела старика в истинный восторг: он горделиво посмотрел на товарищей, прицокнул языком и, словно играючи, подбросил болтик вверх, намереваясь тут же его поймать ещё раз и доказать всем, что он невероятно ловок. Болт послушно полетел туда, куда его направили, но очень скоро устремился вниз, причём настолько форсировал скорость падения, что проскользнул мимо суетливо ворочающихся пальцев правой руки Льва Моисеевича, а по запястью левой ударил с чувствительнейшей болью. Лев Моисеевич невольно зажмурился и заскулил, унимая травматическую резь, а вследствие этого прозевал, как болт продолжил своё опасное падение и готов был навсегда исчезнуть в пространстве. Незадачливому старику оставалось только попробовать ногой притормозить это падение и даже попробовать отправить болт вверх, где его поджидали две руки, активно настроившиеся на победу. Но вместо этого нога нервно дёрнулась и совершила импульсивный пинок, отправляя болт в сторону Евпсихия Алексеевича, чего тот, разумеется, никак не ожидал. Заметив, что болтик вырвался из ореола влияния Льва Моисеевича и стремительно летит прямо в него, Евпсихий Алексеевич машинально распахнул рот, желая то ли закричать, то ли крепко дунуть, чтоб отправить болт обратно. Но не тут-то было. Болт, испробовавший пинка от ноги Льва Моисеевича, как выдающийся катализатор, не чувствовал перед собой никаких преград (которых, сказать правду, и не было) и залетел прямёхонько в раскрытый рот Евпсихия Алексеевича.

— Выплюнь! Выплюнь его!.. — в один голос прокричали Катенька и крыса Маруся, а Лев Моисеевич сдавленно захныкал, имитируя как он бы лупил кулаком себе по шее, случись с ним такая оказия.

Но всё это было напрасно, поскольку Евпсихий Алексеевич от неожиданности резко поглупел, не нашёл в себе возможности активировать разумные действия, и болт успешно был проглочен.

— Ну вот как же так это всё произошло? — схватилась за голову Катенька. — Лев Моисеевич, ну что вы наделали?..

— А что я, Катенька?.. Вы сами всё видели, я сделал всё что мог. — развёл руками Лев Моисеевич.

— Зачем вы решили поиграть с болтиком?..

— Я всегда играю с болтиками, когда мне надо дома что-нибудь починить, и у меня всегда прекрасно это получалось.

— А вот сейчас получилось чёрт знает что!.. — Катенька даже состроила кулак, которым бы с радостью треснула по Льву Моисеевичу, но участь друга её волновала больше: — Евпсихий, ты точно съел этот болт??

— Да, Катенька, я его съел. — озадаченно прислушивался к своим внутренностям Евпсихий Алексеевич. — Он с такой весёлой пронырливостью промчался внутрь желудка, что, кажется, лучшего местечка для себя и вообразить не мог.

— И никак теперь не выплюнуть?

— Никак, Катенька… если только методом извлечения рвотных масс…

— Да он тяжеленный болт, уж поверьте мне, он с рвотными массами не вынырнет. — проговорил Лев Моисеевич.

— Заткнитесь, Лев Моисеевич! — с излишней суровостью отчеканила Катенька. — Вы очень умный оказываетесь задним умом, тогда как надо было ум проявлять, когда с болтиком играли.

Лев Моисеевич поднапрягся и замолк.

— Но есть один хороший момент. — задумчиво произнесла крыса. — Желудок Евпсихия Алексеевича не переварит болтика — в этом я могу вас заверить на сто процентов. Даже мой выдающийся желудок отказывается переваривать всяческие железяки. Так что ещё некоторое время болтик Улиньки не покинет внутренностей Евпсихия Алексеевича, а там видно будет.

— Ну вот, дядя Евпсихий съел мой болтик, и теперь наверняка сыт. — поджала губки и пожаловалась самой себе девочка. — А другого-то болтика у меня теперь точно не будет.

— Улинька, мы обязательно подарим тебе тысячу болтов, только ты сейчас помолчи пожалуйста! — с настойчивой ласковостью попросила Катенька.

Улинька задумчиво поднесла пальцы к губам и принялась грызть ноготки.

— Когда Евпсихий Алексеевич сходит по большому (я имею в виду физиологическую нужду), тогда — вероятней всего — болтик и покинет его желудок. Ну, может быть, не с первого раза. Со второго. Или с третьего. — продолжала рассуждать о хороших моментах крыса Маруся.

— Ещё бы быть уверенными, что в нашем новом положении появится потребность сходить по большому. — проворчал Евпсихий Алексеевич. — Вот до сих пор хоть у кого-нибудь такая потребность проявилась?..

Все пожали плечами.

— Возможно, мы до сих пор нервничали, переживая действительность некоторым особым способом, а надо попробовать начинать жить, используя старые проверенные методы. — предположила крыса. — Например, можно хорошенько напугать Евпсихия Алексеевича, после чего он сразу и сходит по большому.

— Не надо меня пугать! — возмутился Евпсихий Алексеевич.

— Я для примера. Я не настаиваю.

На протяжении всего неудавшегося мероприятия, загадочное тело на шестом троне так и не шевельнулось, что ещё больше разозлило и раздразнило собравшихся.

— Я бы кажется и допрыгнуть до него смогла, чтоб тумаков надавать — до того оно меня бесит. Сидит себе и сидит, как ни в чём не бывало. — прошипела Катенька.

— Была бы у меня нога подлинней, я бы его пнул хорошенько, причём без всякой жалости. — сердито заявил Евпсихий Алексеевич, вытягивая свою жилистую, немного кривоватую ногу. — Сидит тут такой, ишьтыподишьты!..

— Евпсихий Алексеевич!.. — преисполненная большой иронии и внезапного чудесного открытия, воскликнула крыса Маруся и указала своей лапкой на ногу Евпсихия Алексеевича. — А что это у вас на ноге?..

— А что это у меня на ноге? — никак не мог сообразить Евпсихий Алексеевич, куда точно указывала крыса.

— А вот у вас шлёпанец на ноге — почему бы вам шлёпанцем не швырнуть, вместо болтика?.. — осведомилась крыса. — Я уж не буду требовать от Кати, чтоб она своими тапками пожертвовала, а вот вам один шлёпанец получается ни к селу ни к городу.

— Действительно, Евпсихий Алексеевич, почему ты сразу не напомнил, что у тебя есть шлёпанец? — с некоторой обидой заговорил Лев Моисеевич, сбрасывая с себя некоторую часть вины за только что происшедшее.

— Я совсем позабыл про него. — удивился Евпсихий Алексеевич, подогнул ногу и снял с неё шлёпанец. — Действительно, им можно швырнуть без всякой жалости.

— Ну вот, значит, можно и шлёпанцем, а тогда зачем нужен был мой болтик?.. — склонив голову на бочок, вздохнула Улинька. — Хотя, конечно, дядя Евпсихий может съесть и шлёпанец, и тогда он встретится внутри дяди Евпсихия с моим болтиком и расскажет, что тут произошло. Может быть, они решат, что их смерть была не напрасна.

— Улинька, твой болтик не умер, он просто решил немного пожить в гостях. — быстро успокоила девочку Катенька. — Но очень вовремя мы обратили внимание на твой шлёпанец, Евпсихий, и я не сомневаюсь, что ты добросишь его куда надо.

— Разве можно во мне сомневаться? — горделиво приосанился Евпсихий Алексеевич.

— Тогда за дело!

— Да. Немедленно.

Евпсихий Алексеевич сперва помахал шлёпанцем, изучая его аэродинамические способности, и убедившись, что таковых предостаточно, тщательно прицелился и швырнул в нужном направлении. «Оп!» — вдогонку шлёпанцу тихо произнесли Катенька, крыса Маруся и даже Лев Моисеевич, но смиренно-изношенный шлёпанец просвистел буквально в миллиметре от склонённой головы неподвижного тела и полетел себе дальше, в сад, прямо в ветви внезапно распустившейся садовой ольхи, где успешно и застрял.

— Это же надо так попасть впросак! — яростно заныл Евпсихий Алексеевич, молотя руками по коленкам и чуть ли не сваливаясь с трона. — Да я у себя дома тапком мух на стене сшибал, а тут видите ли промахнулся!..

— Надо было чуть ниже брать. — с тихим укором сказала крыса.

— Я комаров на лету сшибал — правда, не тапком, а подушкой — и всегда считал себя весьма метким стрелком. Почему же я сейчас промахнулся?..

— Ты слышал, Евпсихий, что тебе Маруся сказала? — напряглась Катенька. — Надо было чуть ниже брать.

— А то я не слышал, что сказала мне Маруся! Конечно, надо было брать чуть ниже!..

— А ты почему-то не взял.

— Да, вот я почему-то не взял, а педагогическая мудрость крысы Маруси вместе со своими дурацкими советами вовремя не подоспела! — съязвил Евпсихий Алексеевич и испустил каскад междометий, удачно подменяющих монолиты ругательств.

— Между прочим, я хотела, как лучше. — обиделась крыса.

— А вот я хотел всем вам пакость учудить, и я, конечно, получаюсь кругом виноватый!.. — попробовал обернуться спиной к собравшимся Евпсихий Алексеевич, но получилось лишь оборотиться боком.

Все почувствовали неловкость от создавшегося положения и рассерженно примолкли.

— Как говаривала моя бабка, заявляясь в день выборов на избирательный участок: не жили хорошо — нечего и начинать!.. — заключил Лев Моисеевич.

Словно бы тонкие трещинки появились на арене-блюде, и яблоко заметно замедлило свой ход, выписывающий восьмёрки, да и сами восьмёрки стали напоминать жирных ленточных червей, лениво связанных друг с другом. Зелёные и спелые цвета садовых деревьев немного пожухли и покрылись чуть заметной паутинкой.

— На что же намекает нам это катающееся яблоко познания? ведь неспроста же оно явилось для нас?.. — оторвался Евпсихий Алексеевич от переживаний и повернулся к Катеньке, ища примиренья. — А вспомни-ка птиц, Катенька, что исполнили для нас весьма странную песню, даже, не романтично-райского содержания, а достаточно экзальтированного, соблазнительного. Если этим пением они хотели нам что-то сообщить, то мы не сумели прислушаться внимательно и понять.

— Кому-то одному надо быть умней всех прочих и относиться ответственно к каждому своему поступку. — ещё немного поворчала Катенька, но она никогда не могла долго сердиться на своего возлюбленного. — Меня и эти трещинки сильно смущают. Блюдце выглядело совершенным в своей чистоте и простоте, а сейчас смотрится, словно обычная никудышная плоть, искорёженная угрызениями совести.

— Да, Катенька, ты это очень верно подметила… про угрызения совести… Но, смотри, что делается дальше!..

А дальше яблоко, со скрежетом усталого поезда, притормозило, немножко поёрзало на месте, извлекая механически-бурчащие скрипы, и выкатилось на середину арены-блюда, где завертелось волчком с жутковатой скоростью, просверливая дырку. Вскоре эта работа была выполнена, яблоко с радостью откатилось на привычный край блюда, где запрыгало резиновым мячиком, а из просверленного отверстия вырвалась вспышка невыносимо притягательного пепельного цвета. Блюдо в мгновение ока серебристо потемнело и сверкнуло липким восковым глянцем, с бережливой робостью шевельнулось, пробуя подвигаться туда-сюда и раскрутиться, мелко затрещало каким-то безопасным электрическим жужжанием и превратилось в почтительно-исцарапанную, быстро крутящуюся граммофонную пластинку. Откуда-то, рядом с пластинкой, прорезалась и патефонная игла на блестяще-вычурном звукоснимателе со звёздочкой мембраны, чтоб с тоскливым шипением и аккуратно запинаясь соприкоснуться со звуковой дорожкой. Яблоко, словно дождалось своего истинного предназначения и запрыгнуло в сад, расположенный за спинами тронов, где поскакало по веткам, догоняя забавно улепётывающих белок. Слегка зацепив одного зверька, яблоко отступало, хвастливо приплясывало и принималось гнаться за следующим, а задетая белка оторопело застывала на месте, расплывалась в блаженной улыбке, удовлетворённо вздрагивала и рассыпалась мягким фейерверком из пушистых рыжих лепестков. Избавившись таким образом от всех белок, яблоко внезапно распахнуло у себя огромный щербатый рот, высунуло красивый гибкий язык, которым плотоядно облизнулось, и проглотило злополучный шлёпанец Евпсихия Алексеевича. Затем оно совершило свой последний прицельно-вертящийся прыжок и распласталось в центре пластинки в виде кроваво-пятнистой этикетки. Профиль мощной мужской головы в парике с буклями нарисовался на этикетке одним росчерком. В тот же миг, поддавшись сокрушительному порыву, с садовых деревьев обвалилась вся листва, хвоя, кора, сучья и плоды, обнажив бледно-сочные стволы, которые с последовательной неспешностью покрылись железобетонным лоском и вытянулись в многометровые трубы регистров концертного органа. Молчаливое шипение пластинки прекратилось и, послушно покорившись моноритмике, заструился бессмысленно-бесконечный двухголосный версет, раздаваясь то громче, то совсем-совсем приглушённо, и иногда прерываемый тихими, словно очень далёкими и протяжно размазанными по небу, раскатами грома.