Господин из завтра. Хозяин Земли Русской

Алексей Махров, 2010

Вместе с товарищами, прибывшими ему на помощь из нашего времени, новый «Хозяин Земли Русской» совершает грандиозный рывок: промышленность развивается невиданными темпами, стремительно растет уровень народного образования и культуры… Но любые наши успехи ненавистны врагам – и прошлым, и будущим. Для противодействия русским «прогрессорам» из XXIII века прибывает «регрессор» с заданием не допустить изменения привычного хода истории. В результате его действий гибнет император Александр III, страна оказывается на пороге гражданской войны и интервенции. Устоит ли Россия в конфликте с самыми сильными державами Запада? Окажет ли наше техническое превосходство решающее влияние на полях сражений? Будет ли у нашей страны светлое прошлое? Другое название книги: «Хозяин Земли Русской. Третий десант из будущего»

Оглавление

Рассказывает Олег Таругин (цесаревич Николай)

Мы сидим в Москве, Владимир Александрович — в Питере. На нашей стороне Московский военный округ[17], на его — Санкт-Петербургский[18]. Правда, насчет Финляндии я бы на месте «дяди Вовы» не был бы столь уверен: Гейден вряд ли горит желанием выяснять со мной отношения на поле брани…

Остальная страна выжидает. В частности, Бреверн-де-Лагарди срочно заболел и теперь дожидается, кого поздравлять с победой. А у нас с Владимиром Александровичем сил для серьезных действий пока маловато, так что ситуация — даже и не знаю, как ее можно охарактеризовать. Лучше всего, пожалуй, подходит определение незабвенного Троцкого: «Ни мира, ни войны». Правда, там была еще мысль, чтобы армию распустить, но вот это уж фигушки.

Постепенно я обрастаю новым правительством и чиновничьим аппаратом, что, разумеется, добавляет мне популярности в кругу моих сторонников (еще бы: должности раздают! Не зевай!). Но, соответственно, понижает мои акции в Питере, в особенности среди тех, ЧЬИ должности я раздаю.

Правда, многие из питерских чиновников, здраво оценив ситуацию, не говоря худого слова, собрали манатки и рванули в Первопрестольную. Их примеру последовали некоторые гвардейские офицеры, как ни странно — не только участники знаменитой встречи во флигеле «Поленница»[19]. Многие из тех, кто помоложе, недолго думая бросились в Москву изъявлять свои верноподданнические чувства цесаревичу. Нельзя сказать, что из Питера в Москву течет полноводная человеческая река, но ручеек не иссякает ни на мгновение.

К нам уже перебрались Куропаткин с группой офицеров Генерального штаба, приехал Николай Христофорович Бунге, горящий желанием заменить Вышнеградского, и совершенно неожиданно явился Николай Авксентьевич Манасеин[20]. Я как-то не был с ним особенно близок, наоборот — за все время своего пребывания в должности цесаревича я и беседовал-то с ним разве что раза два-три. Но если верить тому, что рассказывают об этом человеке, то он, хоть и не блещет умом, отличается редкой для судейских кристальной честностью. Видно, из-за этой честности Николай Авксентьевич просто не поверил в историю, сочиненную «дядей Володей», и не счел для себя возможным оставаться в подчинении у убийцы. Вместе со своим министром приехали многие чиновники из министерства юстиции…

Но вот что меня тревожит — молчание Змея российской политики — Победоносцева! От Константина Петровича — ни слуху ни духу! Он не поддержал меня, но и «дядю Вову» тоже. Мало того — из Питера Победоносцев уехал, но до Москвы пока не добрался. Понятно, что Змей выжидает прояснения обстановки и сделает ставку на победителя в нужный момент. А это может означать только одно — весы все еще колеблются…

Императора мы хороним на девятый день после покушения. Хороним в Архангельском соборе Московского Кремля. Здесь у Александра хорошая компания — рядом покоятся почти все великие князья и русские цари, включая Дмитрия Донского и Ивана Грозного. Убитая горем вдова — «маменька» Мария Федоровна — подумывает об уходе в монастырь. Еле-еле удается уговорить ее подо ждать с этим деянием хотя бы до моей коронации. Интерес у меня до чрезвычайности циничный и шкурный — в уже идущей информационной войне императрица нужна мне как один из символов в борьбе с предателем и узурпатором.

Несмотря на наличествующее вроде бы вооруженное противостояние, связь с Петербургом у нас присутствует. Более того, столичные газеты приходят в Москву без опозданий. Это связано как с тем, что официально никакой гражданской войны еще нет, так и с тем, что почтовые округа[21] не совпадают границами с военными. Поэтому мы в курсе петербуржских событий, а там, скорее всего, в курсе наших дел. Так что по утрам, вместе с завтраком, я изучаю питерские газеты. Сегодня я с удовольствием читаю передовую статью в «Торгово-Промышленной газете»: «Воззвание к русским предпринимателям». За помпезным заголовком следует довольно обстоятельный анализ отношений между самозванцем и главой торгового дома «Братья Рукавишниковы». На протяжении всей статьи читателю навязывается незатейливая мысль — это именно он, Рукавишников, стоит за появлением человека, называющего себя цесаревичем Николаем. Из всего изложенного делается простой и напрашивающийся вывод: если самозванец придет к власти, остальные предприниматели будут вынуждены бежать на поклон к Рукавишниковым, если, конечно, хотят остаться хоть кем-нибудь в российской промышленности и торговле. Или могут вешаться, ибо другого выхода у них нет.

Дочитав статью, я откладываю газету в сторону и медленно перевариваю прочитанное. Здорово! Если первые статьи, расписывающие в подробностях, как самозванец с бомбой в руках и кровью на клыках плясал над трупом невинно убиенного императора, были типичным лубком и примитивной пропагандой, на которую не стоило особенно обращать внимания, то вот эта статейка — со всем другое дело! Ай да молодец, борзописец, ай да сукин сын! Силен, чертик! После победы найду, лично настучу по физии, а потом поручу писать передовицы в самой серьезной официальной газете. Молодец!

Однако это все дела будущие, а пока этот сукин сын добыл «дяде Вове» поддержку промышленников. И теперь у него не будет проблем с боеприпасами, вооружением, обмундированием и прочим военным имуществом. Вот это да…

Я созваниваюсь с Долгоруковым и прошу подобрать мне с полдесятка толковых журналюг. Пора устраивать ответный ход. Интервью вдовствующей императрицы с описанием истинной истории Каина и Авеля. Глядишь, в Питере почитают — задумаются…

Через две недели московско-питерского противостояния в Белокаменную прибывает Димыч. Судя по странной телеграмме, полученной из Нижнего, он везет с собой нечто, способное в корне изменить ситуацию нашего противостояния. Вместе с лейб-конвоем (он уже переодет в алые чекмени) я отправляюсь на вокзал.

М-да… «Прибывает» — это, по-моему, очень мягко сказано. Если появление в Москве, сидя верхом на стволе 120-мм башенного орудия бронепоезда, ощетиненного пулеметами, везущего на платформах четыре бронеавтомобиля, называется просто «прибыть», — тогда, конечно, Димыч прибывает. Причем Димыч являет Первопрестольной свой лик в образе натурального большевика-комиссара: кожаная куртка, кожаная фуражка, бриджи цвета хаки и высокие кавалерийские сапоги без шпор. Когда я увидел довершающий светлый образ прекрасного рыцаря пистолет-пулемет в деревянной колодке а-ля маузер, то чуть не подавился папиросой. Новоявленный командир бронесил России соскакивает с блиндированного чудища, на борту которого славянской вязью значится «Железнякъ», и бодрым шагом подходит ко мне:

— Ваше императорское величество! Бронепоезд «Железняк» прибыл в ваше распоряжение.

— Здорово, чертушка! — я обнимаю Димку. — Дай хоть сперва поглядеть, чего это ты такое притащил?

Димон с видом записного экскурсовода ведет нас вдоль поезда, из которого уже выходит команда. Причем я замечаю, что среди Димкиных дружинников много моряков. Где он их взял? Ладно, потом спрошу…

Тут я замечаю, что первая платформа украшена надписью «Отомстим подлому узурпатору за убийство любимого императора!», а на второй гордо красуется «Даешь Санкт-Петербург!». Хорошо еще, что не «Долой самодержавие!» и «Вся власть советам!». Теперь становится понятно, что и название бронепоезду дано из чисто хулиганских побуждений![22]

Железный монстр впечатляет и ошарашивает неподготовленного человека. Две бронеплощадки с башнями, вооруженными длинноствольными (не менее пятидесяти калибров) пушками 120 мм. Угол вертикального наведения… э-э-э… градусов пятьдесят, надо полагать. Два броневагона с пулеметными спонсонами и башенками. А в башенках стоят… шестиствольные картечницы? Да, подтверждает Димка, картечницы Гатлинга-Барановского, но с электроприводом. Скорострельность почти две тысячи выстрелов в минуту! Ого! Флот, говоришь, от них отказался? Ну, блин, Платов вообще… офигел! От такой классной штуки отказаться! Так, что у нас дальше? Два бронепаровоза. Ровно в середине состава штабной вагон. Командно-дальномерный пост с пятиметровым (аж!!!) дальномером! Тоже флот отказался? Вот ведь… блин! А как оно внутри? Залезаем в один из вагонов. А здесь довольно удобно и… просторно, что удивительно! Потолок высокий, но это уж Димка наверняка под себя заказал — не любит макушкой стукаться, а ростику в нем под два метра. Так, идем дальше… Все бронеплощадки соединены защищенными переходами. Проходим вдоль поезда на командный пост. Мать моя, императрица! Да здесь, кроме самого дальномера, полно разнообразной оптики! Четыре прибора наблюдения, по два на борт (что-то вроде встроенных биноклей, не удержался — глянул — видно, как вживую!), два перископа. Хорошая оптика, хвалю я Димку, а он гордо отвечает: просветленная. Оп-па! А это что такое? Что за гибрид арифмометра с печатной машинкой? Артиллерийский директор? Ни фига се!!! И тоже флотские отказались? Бл… блин, вернется Платов, я ему покажу, как ресурсами разбрасываться! Ну и довершает все это благолепие стоящее на возвышении, под одной из перископных башенок, супернавороченное кожаное кресло, сильно напоминающее пилотское. Ага, командирское место! Димка под свою ж… задницу сделал.

— Ну, — интересуется купчина в комиссарском прикиде, откидывая подлокотник командирского кресла и доставая из приютившегося там мини-бара бутылку коньяку и серебряные стопки. — Как?

— Да, бронепоезд — просто фантастика! — честно отвечаю я, принимая наполненный стаканчик. — Но для полномасштабной атаки на мятежную столицу этого все же маловато… Или нет?

— Это, государь, вы еще новые броневики не рассмотрели! — ухмыляется купчина, и в его голосе появляются знакомые «рекламные» нотки. — Новейшая модификация! Если все сделанные до этого были просто бронированными автомобилями, то этот — настоящая боевая машина! Броня противопульная! Полный привод! Усиленная подвеска! Вылизанный до блеска двигатель дает пятьдесят пять лошадок!

— Разгон до сотни за пять секунд? — пошутил я.

Димка сбился с пафосно-рекламного тона и продолжил гораздо спокойнее:

— Скорость по бездорожью — почти двадцать верст! Запас хода — двести километров! Мало того — «единорог» стоит не на открытой всем ветрам турели, а установлен в башне! Покрышки многокамерные. А на броне можно перевозить четырех человек — там специальные скобы приварены. Правда, на небольшое расстояние. И внутри, кроме экипажа, состоящего из водителя и башенного стрелка, можно с относительным комфортом посадить еще двоих людей. В общем, не броневик, а зверь! Да так и назвали — «медведь»! И таких я привез аж четыре штуки!

— Да, броневики — просто загляденье! — киваю я.

И верно — те броневики, что Димка привез в Москву в мае, были обычными «Жигулями», на которые ставили открытые сверху кузова из более толстых стальных плит. Естественно, что простая стальная плита, даже толщиной в десять миллиметров, еще не броня. Поэтому такие «броневики» «держали» берданочную пулю только на дальностях свыше двухсот метров. По нынешним временам и такое чудо техники являлось супероружием. Вот только полевое применение «бронежигулей», как показала практика, было несколько затруднено низкой проходимостью. «Жигули», со своим тридцатисильным двигателем, и так не годились для ралли-рейдов, а уж с потяжелевшим в полтора раза кузовом… А эти… красавцы… внешне очень сильно напоминающие БА-64…Только раза в полтора побольше и потяжелее. Если Димка не преувеличивает (а он никогда этим не грешил), то эти «медведи» уже можно назвать настоящими боевыми машинами.

Тут мою свиту словно прорывает:

— Государь, но это же грандиозно!

— Государь, это неуязвимый транспортер орудий…

— Государь, это гарантия прорыва любых укреплений…

— Государь, мы можем легко подавить мятеж цареубийцы…

— Ваше императорское величество, — резюмирует прибывший на встречу со своим личным другом князь Долгоруков, — прошу вас, отдайте приказ. Через неделю Санкт-Петербург будет лежать у ваших ног.

Ну вот: без меня меня женили. Сегодня же Духовскому сообщат о прибытии «чудо-оружия необыкновенной мощи», и завтра утром, много — к обеду, у меня на столе будет лежать детально проработанный план наступления на Питер. Уж Куропаткин с Духовским постараются. Землю будут грызть, а сделают. Краем глаза замечаю кислое выражение на Димкином лице. Чем это он недоволен? Предстоящим сражением? Никогда мой друг не бегал от боя! Но в памяти я делаю пометку разобраться.

— Хорошо, князь, обсудим наши планы на военном совете, — киваю я Долгорукову. — Вот только вы, господа офицеры, забыли о немаловажной вещи — каким образом все это чудо технической мысли, вкупе с экипажем, вписывается в структуру наших вооруженных сил?

Господа офицеры смотрят на меня недоумевающе. Но потом до них доходит — по сути, вся эта Димкина дружина — незаконное вооруженное формирование. Партизаны или бандиты — это уж с какой стороны смотреть.

— Государь, так давайте примем господина Рукавишникова и его людей вольноопределяющимися[23]! — нашелся Волкобой.

— В гвардию рановато, — добавляет Гревс, — но в состав 12-го Гренадерского полка — в самый раз.

— Не все мои люди имеют необходимое образование! — уточняет Димка.

— Ну, тогда — охотниками[24]! — пожимает плечами Волкобой.

— Годится! — киваю я. — Но с двумя поправками — самого господина Рукавишникова мы принимаем на службу прапорщиком! Без сдачи экзамена! Полагаю, что предоставленный им в наше распоряжение бронепоезд вполне может заменить любые экзамены! И второе: бронепоезд со всем экипажем и броневики будут числиться отдельным подразделением и подчиняться непосредственно мне. А назовем мы их…

В принципе, я могу прямо сейчас назначить Димку генералом бронесил Российской империи, и никто мне слово поперек не скажет. Но зачем ломать устоявшийся порядок производства в чин?

— А где ты, милый друг, прислугу к орудиям набрал? — вспоминаю я. — Или в твоей частной дружине уже и артиллеристы есть?

— Так в Стальграде более трехсот военных квартировало — военприемка, инженеры, испытатели. Ну, как новость о смерти императора пришла — собрал я их всех да вежливо поинтересовался — кто, мол, хочет записаться добровольцем? — усмехаясь, ответил Димка.

— Добрым словом и револьвером?.. — понимающе роняю я.

Дима многозначительно кивает.

Н-да… представляю себе это зрелище. Димка в своей кожанке выходит на какую-нибудь трибуну и грозно оглядывает притихших моряков. Притихших — потому как они со всех сторон окружены пулеметчиками. «А кто не против — может опустить руки и отойти от стенки!»

— А ты знаешь, кто у меня начартом? — улыбается новоявленный прапор. — Сам Никитин![25] Он в приемной комиссии состоял…

— Тот самый? — уточняю я.

— Самый что ни на есть! — радуется Димка. — Владимир Николаевич. Причем как раз он добровольно решил к нам присоединиться.

Я глубокомысленно качаю головой. Стоящие вокруг офицеры ничего не понимают. Еще бы — в настоящее время будущий герой обороны Порт-Артура наверняка еще ничем не прославился, да и звание у него, скорее всего, не выше штабс-капитана[26].

Вечером мы с новоявленным офицером уединяемся в моем кабинете. Я рассказываю подробности покушения, а потом делюсь с другом своими сомнениями по поводу лояльности наших современников. Димыч сначала недоумевает, а потом открыто возмущается, называя меня «охреневшим параноиком».

— Да если бы дед захотел от тебя избавиться, то мы бы сейчас с тобой уже не разговаривали! — громким шепотом, чтобы не привлекать внимания охраны, «орет» Димыч. — Он и Дорофеев — это же волки! Для них человека прихлопнуть что для нас с тобой высморкаться! Реши они, что на тебя ставить бессмысленно, — ты бы уже давно от «геморроидальных колик» скончался. Причем самых натуральных, а не в виде удара табакеркой в висок. Или неудачно с лестницы бы упал! И никто никогда ничего бы не заподозрил! Понимаешь? Они профессионалы! Неужели ты не понял, что здесь явный дилетант сработал? Способ покушения крайне ненадежный! А если бы поезд в момент взрыва в горку тащился? С минимальной скоростью? Он бы вообще мог с рельсов не сойти. Разнесло бы тот отсек, где бомба была — и все! Не сто кило ведь там было! Наверняка не больше пары пудов, чтобы взрывное устройство могло поместиться в дорожном кофре. Млять, сообрази ты пораньше да прикажи проверить поезд — стопудово нашли бы адскую машинку и просто в поле бы ее вышвырнули! Очень сомневаюсь, что там была система неизвлекаемости! А группа контроля и добивания? Ты всерьез считаешь, что нападения на станцию силами двух десятков косоруких уродов достаточно? А «дядя Вова» считал это стопроцентной гарантией!

Я киваю, признавая правоту друга. И что это у меня и в самом деле паранойя разыгралась? Не иначе как с перепугу! Причем и Целебровский, и Шенк никаким боком не могут отвечать за раскрытие заговора — они не служба охраны и не ГБ. Целебровский русскую разведку на ноги ставит, а Шенк так и вообще где-то на бескрайних просторах Северной Америки уже полгода пребывает, с нуля создавая ИРА.

Затем Димыч выкладывает мне свои выводы о личности террориста. И я соглашаюсь, что наверняка это был именно засланец из будущего. Очень похоже по почерку — жестоко, но крайне бестолково. Да и «дядя Вова» до самого последнего времени производил впечатление приличного человека и даже успел со мной подружиться. Немного удивляет тот факт, что засланец после покушения не вернулся восвояси, а продолжает игру в мятеж. Или все-таки вернулся, а упорствовать продолжает сам Владимир. Из страха, что ему так и так песец за это покушение. Мой крутой нрав известен очень многим. И за меньшее, бывало… Ладно, отвлекся…

— Так что будем делать, друг сердешный Димка? Может, попытаемся связаться с В. А. напрямую и предложить почетную ссылку? Очень, знаешь ли, не хочется попусту русскую кровушку проливать! Если засланца в башке великого князя уже нет, то Владимир вполне может согласиться.

— Гм… — Димыч чешет репу, — не думаю, что прокатит, но попробовать стоит! Вдруг да сработает! Только не ссылку надо предлагать, а гарантировать свободный выезд за границу вместе с семьей и сохранение его личного капитала. Думаю, что за границей, особенно в Англии, откуда выдачи нет, Владимир будет чувствовать себя спокойней. А мы через полгодика, когда он сам подуспокоится и охрана устанет непрерывно бдить… ка-а-а-ак…

— Хрястнем по башке ледорубом! — подхватываю я. — Н-да, узнаю друга Димку! Каюсь! На секундочку я заподозрил тебя в гуманизме. Как же — выпустить из страны одного из главных кандидатов на престол. К тому же замаранного покушением на императора.

Димка весело ржет.

Я не ошибся: утром в нашу с Мореттой спальню одновременно постучались Шелихов и Куропаткин. Первый прибыл звать на обычные утренние занятия рукопашным боем, второй — пригласить на экстренное совещание Императорского Главного штаба. На повестке дня один вопрос — наступление на Санкт-Петербург.

Млять, ну не лежит у меня душа посылать Димыча в бой. Нет, я в нем уверен, даже больше, чем в самом себе, и огнем он проверен, и воевать ему не впервой… И броню на «Железняке» ничем в этом времени не пробить, и вооружение там такое, что целую дивизию положить может, а то и две… но вот не лежит у меня душа! Не знаю, что не так, но чувствую, есть какая-то подлянка! Бывало у меня уже такое…

…В тот год судьба занесла нас вместе с казаками-добровольцами в Югославию. Вишеград, Вишеград… В тот день ребята, обозленные вчерашними потерями от снайпера, попросились в поиск за Дрину. Как выразился Санек Руськин: «Найти этого козла и воткнуть ему винтовку в жопу, пока мушку спилить не успел». Я точно знал, что на той стороне нет ничего серьезного, что, даже если мои снайпера не отыщут, все равно — дело будет на пользу. Разведданные лишними не бывают, да и если наши кинут там пару хитрых сюрпризов — кто-никто, а ведь поймается… Да и выяснить, чего это с той стороны минометы бить перестали: мины кончились или мы их все-таки накрыли? Короче говоря, все было за то, чтобы ребят послать. Но внутри сосал какой-то червячок: не надо бы им туда, не надо…

…Я не послушался своего «червячка», а через два дня до крови изгрыз губу, когда из поиска вернулись только двое. А ушли семеро. Ночью туда прибыли турки. Те самые, «Серые волки». Еще через день они на кольях подняли то, что осталось от моих пятерых бойцов. На пятнадцати кольях… Димка был одним из тех, кто вернулся…

Примечания

17

В него входили: Московская, Тверская, Ярославская, Вологодская, Костромская, Владимирская, Нижегородская, Смоленская, Калужская, Тульская, Рязанская, Тамбовская, Орловская и Воронежская губернии.

18

В него входили: С.-Петербургская, Новгородская, Псковская, Олонецкая, Архангельская, Эстляндская и Лифляндская (исключая Рижский уезд) губернии, а также восемь Финляндских губерний.

19

Эта встреча описана в романе «Спасай Россию».

20

Министр юстиции в 1885–1894 гг.

21

Округа почтово-телеграфного управления МВД (в то время почта относилась к Министерству внутренних дел).

22

Матрос Железняк — Железняков Анатолий Григорьевич (1895–1919), матрос Балтийского флота. Анархист, примкнул к большевикам. В январе 1918-го начальник караула Таврического дворца. Вошел в историю фразой «Караул устал» при роспуске Учредительного собрания. С мая по июль 1919 г. командовал бронепоездом. Погиб в бою.

23

Вольноопределяющийся — военнослужащий русской армии, добровольно поступивший на военную службу после получения высшего или среднего образования.

24

Охотник — военнослужащий русской армии, добровольно поступивший на военную службу, но по образовательному цензу не удовлетворяющий условиям, установленным для вольноопределяющихся.

25

Никитин Владимир Николаевич (1848–1922) — генерал от артиллерии, герой обороны Порт-Артура. В описываемый период служил в Инспекторском отделении Главного Артиллерийского Управления.

26

Таругин просто не помнит. В 1888 г. Никитин В. Н. уже имел воинское звание подполковника (звание полковника он получил в 1890 г.) и был кавалером орденов Св. Георгия IV ст.; Св. Владимира IV ст. с мечами и бантом; Св. Анны II степени; Св. Станислава 2-й ст.; Св. Станислава III ст. (Прим. авторов.)

Смотрите также

а б в г д е ё ж з и й к л м н о п р с т у ф х ц ч ш щ э ю я