Тайна речного тумана

Алексей Мальцев, 2019

Захватывающие истории на фактическом медицинском материале, написанные практикующим доктором. Юбилейная встреча выпускников Медицинской академии на круизном теплоходе обещала быть радостной. Тосты, здравицы, воспоминания… Но вскоре выяснилось, что за видимым радушием и общим весельем кроются давнишние обиды и отвергнутые чувства. Хирург Петр Фролов, считающийся в компании самым прозорливым, чувствует, что одними претензиями дело не кончится. Беда не заставила себя ждать – в ночь после банкета происходит жестокое убийство. На теплоходе тихая паника. Кажется, старые счеты сведены и бояться больше нечего. Но неожиданно выясняется, что убит совершенно посторонний человек и, значит, кошмар продолжится…

Мы — из другого теста

Туман и не думал рассеиваться. Казалось, он еще плотнее укутал теплоход со всеми его пассажирами.

— Послушай, а если это суицид? — озвучил Петр первое, что пришло в голову.

— В смысле? — не понял гинеколог. — Матарас хотел смерти? Бред!

— Ты не проверял, что там у него в капельнице было намешано, так? А вдруг там смесь наркотиков, не совместимая с жизнью? Ты поставил то, что он просил, не проверив. И фактически сделался убийцей. Это преступная халатность!

— Ты поосторожней на поворотах, Петро-Пуаро! — угрожающе заметил поперхнувшийся дымом Серж. — Думай, что говоришь!

— Возможно, я круто поворачиваю, но… факт остается фактом. Если человек решил уйти из жизни, причин этого мы пока не касаемся, то ты ему в этом помог. Так?

— Я уже говорил, что на этом теплоходе любой абсурд выглядит вполне приемлемо, чему я удивляюсь? — Наморщив лоб, гинеколог пожал плечами. — Да, мог, вколол, убил, осталось только достать улики, сопоставить, доказать… Валяй до кучи!

Петр рассматривал коллегу и удивлялся. Совсем как подросток, осталось лишь губы надуть. Обида распирала — не столько на идиотское стечение обстоятельств, сколько на то, что однокурсник мог подумать на него (!). Как у Петра мысли вообще могли повернуться в эту сторону! Ну, погоди же…

— Само собой, — голосом бывалого сыщика произнес Фролов. — Остатки в капельнице пойдут на экспертизу. А если серьезно?

— Если серьезно, то такое случалось не раз, — неуверенно заговорил Серж. — Он частенько приходил ко мне на дежурство никакой, просил помочь, поскольку у самого не получалось. Мы с анестезиологом ему капельницу воткнем — глядишь, и легче мужику. Через пару часиков повеселевший уходил. Мы, конечно, ничего не фиксировали, никаких историй, и в журнал не заносили, списывали как-то.

— Как будто меня не вызывали на запои, — пожав плечами, заметил Петр. — Только капельницу я составлял всегда лично, давал четкие указания медсестре.

— Петро, ты чего будто вчера родился? — Серж явно выходил из себя. — Как будто не знаешь, как это бывает?! Такой огород городишь!

— У нас труп в каюте, Серега! И неизвестно, от чего он умер! Это край, запредел! А ты мне про то, как это случается. Ведь одно дело — его убили, и совсем другое — он сам хотел умереть и всячески стремился к этому.

— Какое там! Стремился… — гинеколог попытался рассмеяться, но у него не получилось. — Ты помнишь, что он вчера вытворял? Такое перед смертью не вытворяют! Уверен, умереть он не планировал, не улавливалось это по его поведению.

Петр и сам чувствовал, что несет какую-то чушь, но ничего с собой поделать не мог — ему требовалось выговориться. А мозг не успевал оценивать адекватность сказанного. И, подчиняясь неведомой доминанте, он продолжал упорствовать:

— Ты знаешь, он был прекрасный психотерапевт. Таких больше среди нас нет. И обвести всех нас, подвыпивших, вокруг пальца ему ничего не стоило… Кстати, ты был в каюте всю ночь или отлучался? Ну, там, в туалет или еще зачем?

Серж усмехнулся, мотнув головой, дескать, опять ты за свое.

— Иными словами, есть ли у меня алиби? Какое у нас алиби может быть, если мы все в одиночных каютах спим? Я, Алена, Левчик… Кто нас там видит? Это вы с Элкой вдвоем, друг другу можете алиби состряпать. Вот скажу я тебе, что поставил капельницу Леве около четырех, отправился спать. Ты поверишь?

— Зря ты так, — перебил раздраженного однокурсника Петр. — Михась, к примеру, с Царем всю ночь квасили. Кстати, в пять часов ты в туалет выходил? Ну, когда Жорика на палубе с веником видел?

— Нет, покурить! Хватит! То алиби, то суицид… Что ты зациклился на этом? Других тем нет для обсуждения?

— Все мы на чем-то зациклены, Серега, — философски заметил Петр. — Однако скоро приедет полиция, и тогда наши комплексы и зацикленности никакой роли играть не будут.

— Ты прав, всех растолкают по каютам, — подхватил его мысль однокурсник. — И начнется… дренаж брюшной полости. Они, я имею в виду полицейских, медвуз не кончали, юмор наш не понимают, шутки не оценят должным образом. Им многое придется разжевывать. Ведь мы — из другого теста!

— Согласен, ты хочешь сказать, это убийство — чисто медицинское? Это уже попахивает философским открытием.

— Почему бы и нет? Смерть под капельницей. Звучит!

Серж замер, уткнувшись взглядом в одну точку, хотя ее, этой точки, не существовало — вокруг был один сплошной туман.

А Петр вдруг вспомнил непонятный припадок, случившийся с Эллой в каюте, который прошел подозрительно быстро. Не могло ли это быть реакцией на его слова? О чем он говорил перед этим? Однако вспомнить не удалось.

Серж выбросил сигарету за борт, поежился:

— Что-то я замерз, пойду в каюту, погреюсь.

В следующий момент он словно растворился в тумане.

А Петр увидел, как староста вместе с Рябухиным проследовали в каюту Матараса. Сделав глубокую затяжку, он решил осмотреть место еще раз вместе с патологоанатомом, выбросил сигарету за борт и покинул палубу.

Возле каюты увидел заплаканную Алену.

— Петь, как хорошо, что ты здесь, — всхлипывая, почти простонала она. — Посторожи, чтоб никто не мешал Жорику… Пусть посмотрит нормально. Как следует. А я не могу, пойду к себе. Сил нет.

— Да-да, конечно, я посторожу, ступай, — похлопал он ее по плечу. — Держись, Левку не вернешь…

Когда староста ушла, Петр осторожно заглянул в каюту. То, что он там увидел, потрясло: повернув труп на бок, Рябухин прощупывал его позвонки. Видимо, не удовлетворившись простой пальпацией, патологоанатом буквально посадил покойника и какое-то время разглядывал его голую спину.

Не дожидаясь, когда Рябухин его обнаружит, Петр отпрянул и прикрыл дверь. Ему невыносимо захотелось снова курить, он вышел на палубу, начисто забыв об обещании, данном старосте.

Обнаружив Сержа на прежнем месте, удивился. Без труда прочитав мысли коллеги, гинеколог пояснил:

— У каюты стоит матрос. Такой если впустит в каюту, то уже не выпустит. Лучше я еще померзну. Итак, что показывает вскрытие?

— Сейчас Жорка выйдет и все доложит. Если сможет, конечно.

— Что ты имеешь в виду?

Ответил Петр не сразу. Закуривая, почувствовал, как трясутся руки. Как будто это он ввел в капельницу однокурсника яд. Похоже, Жора не меньше его зациклен на десятом позвонке. С какой стати? В его плащ не попадала записка с номером. У него вообще плаща не было — одна куртка.

— Странно как-то он себя ведет. Не как все патологоанатомы.

— В чем заключается эта странность?

Петр не успел ответить: на палубу вышел растерянный и бледный, как плывущий туман, Жора Рябухин. Он схватился за перила и какое-то время не мог отдышаться. И Петр, и Серж удивились: сказать, что такое воздействие на него произвел труп, было нельзя, так как вскрывать их — его прямая профессия. И тем не менее внешний вид патологоанатома красноречиво свидетельствовал: однокурсник на грани обморока, того и гляди, кувыркнется за борт.

— Жорик, ты в порядке? — поинтересовался гинеколог, обняв того за плечи.

— М-меня к-капитан выгнал из каюты. И опечатал ее.

— Он откуда там взялся? — раздраженно спросил Петр.

— Вообще-то это его прямая обязанность: в случае экстремальных ситуаций на корабле, если пассажирам угрожает опасность. А она, кстати, угрожает! Матом выгнал, мол, наследили, натоптали.

Серж нетерпеливо дернул Жору за рукав:

— Но что-то ты увидеть успел?

— Очень мало, — признался патологоанатом, сделал глубокий вдох и закашлялся. Оглядевшись, он увидел несколько стульев и направился к ним.

Когда все втроем уселись, он продолжил:

— Скажу так, если это именно убийство, то его осуществление возможно только следующим образом. Насколько я помню, Матарас вчера лыка не вязал… Значит, капельница предназначалась для дезинтоксикации. Вначале ставится обычная капельница, вкалываемся в венку… Потом клиент может задремать, что вполне естественно, учитывая количество выпитого, и уже у спящего перекрывается струя, а в резинку вводится, к примеру, миорелаксант.

— Миорелаксант? — удивленно перебил Серж, потом приложил палец ко лбу. — А ведь и правда, хм… я бы не допер. Проще пареной репы, ни к чему извращаться, доставать ту же наркоту или гликозиды.

— И пациент просто перестает дышать, — задумчиво изрек Петр. — Отсюда и гримаса на лице. Он хотел дышать, но не смог. Чудовищная жестокость! Освенцим!

— Фашизм чистой воды! — заметил Жора. — Он не умер, он погиб смертью храбрых и при этом не особо дергался.

— Кстати, Жора, а не мог он сам… естественной смертью, так сказать?

— Под капельницей-то?

Патологоанатом посмотрел на Петра так, словно тот начал пальпировать печень в левом подреберье.

— Такого не бывает? — осторожно поинтересовался Серж, чтобы как-то заполнить неприятную паузу.

— Как правило, под капельницей умирают от капельницы. Уж простите за тавтологию! Исключения мне не известны.

— Кстати, а где староста? Она его первой обнаружила сегодня. С ней бы не помешало побеседовать, — Серж начал смотреть по сторонам. — Все же первая свидетельница… Давайте поищем.