Паулина. Морские рассказы

Алексей Макаров

На каждом судне есть судовые механики. Их труд для постороннего взгляда не заметен. Их работа тяжела и о ней мало кто знает. Они – в тени от общего внимания или, как всегда, в машинном отделении.Об их работе никто и никогда не писал, поэтому в третьей книге Алексея Макарова из серии «Жизнь судового механика» рассказывается о работе судового механика без всяческих прикрас, такой, какой она является в действительности и тех переживаниях, которые коснулись, в какой- то степени и самого автора.

«Паулина».

В рейсе

Жизнь судового механика

Рио-Гранде — т/х «Паулина» — Комодоро-Ривадавиа — Магелланов пролив — Вальпараисо — Буэнавентура — Эсмеральдас — Панамский канал — Галвестон — Флоридский пролив — Чарльстон — Панамский канал — Панама — Мадрид — Москва — Владивосток

Глава первая

Моё первое самостоятельное рабочее утро на «Паулине» началось, как всегда, буднично. По звонку будильника я поднялся, умылся и спустился на три палубы в кают-компанию.

Там, на камбузе, уже полностью хозяйничал Валёк. Он был весь в заботах в приготовлении завтрака и, конечно, обрадовался, когда увидел меня. Ведь это же были свежие уши. И он начал выкладывать мне то, что накипело у него на душе, а мне оставалось только сидеть, пить чай и слушать, что же он мне будет рассказывать. Как я понял, он своими речами уже утомил всех окружающих, а я был новым объектом, и Валёк старался излить мне душу. Но его откровенности продолжались не так уж и долго, как бы ему хотелось.

Постепенно стали подтягиваться матросы. Подошёл второй механик, заскочил Миша. Он быстро налил себе кофе, схватил горячий бутерброд, приготовленный Вальком, перекинулся парой слов со Львовичем и побежал дальше, а я, спокойно закончив завтракать, поднялся в каюту, чтобы переодеться в рабочую одежду.

Переодевшись, я спустился к входу в тоннель, ведущий в машинное отделение. Больше всего меня удивляло то, что идти надо было не вниз, в машинное отделение, а вдоль всего правого борта, по длинному-длинному полутёмному тоннелю, в котором половина лампочек перегорела и в иных местах была кромешная темень. Насчёт этой темени я уже вчера сделал Мише замечание, и он пообещал, что заменит перегоревшие лампочки. Теперь я надеялся, что мы не сломаем себе ноги и не разобьём головы при очередной учебной тревоге, когда в очередной раз будем бежать в машину. Но пока в тоннеле было темно, поэтому Миша и торопился на завтраке, чтобы начать утро с замены лампочек.

Боцману я тоже высказал своё недоумение по поводу открытых дверей из трюмов в тоннель. Тот согласился и пообещал:

— Сейчас мы пойдём на работу и по мере выгрузки трюмов будем задраивать все двери, чтобы приготовиться к отходу. — А отход планировался вечером.

Пока я шёл до ЦПУ, вернее, пробирался по полутёмному тоннелю до входа в машинное отделение, опасаясь обо что-нибудь стукнуться, в голове созрел план о том, что необходимо сделать сегодня.

Зайдя в ЦПУ, я увидел что-то бурно обсуждающих Львовича и Серёгу. Что они обсуждали, мне не было слышно из-за плохой звукоизоляции с машинным отделением. Наверное, при постройке кто-то что-то не рассчитал. Сейчас в машине работал только один вспомогательный дизель, но шум от его работы делал невозможным слышать говорящих с расстояния трёх-четырёх метров. Чтобы тебя услышали и поняли, надо было приблизиться к собеседнику и, чуть-чуть напрягая голос, начать говорить. Я представил себе, что же делается здесь на ходу, когда работает главный двигатель. Наверное, и в ЦПУ надо будет носить наушники.

Неожиданно в ЦПУ вбежал Миша. Он уже переоделся в робу, но чувствовалось, что работать он сейчас не собирается. Увидев меня, он чуть ли не с мольбой в голосе обратился ко мне:

— Владимирович! Последний шанс побывать на берегу! — Но, увидев мой недоумённый вид, тут же стал заверять меня: — Лампочки я потом заменю. Слово даю. А сейчас — вот как надо. — И он ребром ладони резанул себя по горлу.

Его обращение меня удивило: что такое, почему он мне ничего не сказал о том, что куда-то собирается, когда был в кают-компании?

Как будто поняв мой недоумевающий взгляд, Миша опередил меня:

— Тут матросы собрались, два человека, в город, и я хочу с ними сходить. У меня ещё остались реалы. Мы знаем, где тут склад шипчандлера. Так мы хотим к нему сходить, чтобы затовариться до Панамского канала хоть чем-то. — Он неоднозначно потёр себя по горлу тыльной стороной ладони.

Тут и без такого жеста мне сразу стало понятно, зачем Мише так срочно понадобилось сойти на берег.

По стечению обстоятельств, так как моя каюта была открыта и ключа от неё у меня не было, я не захотел оставлять в ней кошелёк с деньгами, поэтому кошелёк положил в нагрудный карман рабочего комбинезона. Разгадав секретные Мишины желания, которые он связывал с посещением шипчандлера, я вытащил двадцатку долларами из кошелька и сделал Мише предложение, от которого он не мог отказаться:

— А купи-ка и мне что-нибудь…

— Что именно? — Миша от неожиданности, что такая животрепещущая проблема была так легко решена, был ошарашен.

— Купи бразильского красного вина, чипсов, орехов. Но так, чтобы уложиться в эту двадцатку. Вон Серёга по дороге на судно купил бутылочку, — я бросил взгляд в сторону Серёги, — а я что-то не догадался. А так бы хотелось попробовать, что же это за такое — бразильское вино.

— Понял, — с готовностью и счастьем в голосе подтвердил Миша и, выхватив у меня двадцатку, моментально исчез.

А Львович с одесским юмором только успел крикнуть вдогонку вихрю, оставленному Мишей:

— Не забудь купить зубную щётку, мыло, пасту, порошок, крем для обуви и принеси сдачу пять центов!

От его шутки мы рассмеялись, но Мишин след уже давно простыл.

После ухода Миши в ЦПУ нас осталось трое, то есть вся машинная команда. Решили сделать ознакомительную экскурсию по машине. Пошли туда под руководством Львовича. Надели наушники и вышли из ЦПУ. Львович начал рассказывать и показывать, как запускаются дизеля и остальные механизмы.

Особенно он обратил моё внимание на один вспомогательный дизель-генератор. В машине было два вспомогательных дизель-генератора — один работал, а второй Олег мне почему-то не предъявил в работе. Когда же я предложил Львовичу запустить его, то тот скривил мину на лице:

— Я тебе не рекомендую его запускать, потому что у него забортная система связана с пресной системой охлаждения. Мы сейчас закрыли все клапана на нём, чтобы пресная вода не уходила за борт, и я тебе не рекомендую его запускать. Он весь гнилой внутри. Запчасти заказали. Но когда они будут доставлены, никто не знает.

Для меня это опять было неожиданностью: вот ещё одна гнилушка попалась, которую надо ликвидировать. Начинались не очень весёлые времена.

Потом мы полезли наверх, в помещение аварийного дизеля.

Интересным было то, что из ЦПУ можно было сразу войти в мастерскую. Там находились сварочный верстак, сварочный агрегат, слесарный верстак и стеллажи для запасных частей, которые были навалены на них горами в полнейшем беспорядке.

Как работал Львович — непонятно.

Глядя на эти горы барахла, Львович похвастался, что он уже притёр несколько форсунок, распылители к которым нашёл в этих горах хлама, и сделал несколько пригодных к работе форсунок, которые уже стоят на главном дизеле.

Глядя на всё это, я в недоумении спросил его:

— Львович, а как же ты в такой грязи умудряешься это делать? На эти форсунки даже пыль не должна попадать, а ты тут вон что устроил…

— Ничего, они работают, нам хватит дойти до Панамского канала, — махнул рукой Львович, на что я с сомнением покачал головой:

— Дай бог, чтобы хватило их, но путь-то наш будет ещё дальше.

— А вот там нам уже и запчасти подвезут, потому что сюда, в Бразилию, хозяева вряд ли что доставят. Стоянки здесь очень короткие, да и агентов надёжных нет.

Я и сам это понимал, что фирма не рискнёт связываться с пересылкой запасных частей. Тем более что, как стало известно, фирма, которая владеет «Паулиной», решила продать её. И уже в течение года ищет покупателя. И вот-вот этот покупатель должен найтись. Кто он такой? Скорее всего, это будут немцы, но не очень богатая компания, которая тоже будет экономить на поставке запчастей. Вот это я попал!

С такими мыслями, вернувшись в ЦПУ, я сел за компьютер и стал более подробно знакомиться с документами, которые мне вчера показывал Олег.

Приближалось время обеда, нужно было составить первый рапорт о расходе топлива за прошедшие сутки. У меня была своя собственная программа, которую я сделал несколько лет назад для подсчёта топлива, она меня спасала на многих моих предыдущих судах. Она была моим первым помощником в подсчёте топлива, но надо было приспособить её к этому судну.

Сев за компьютер, я быстро переделал программу и написал первый суточный отчёт по расходу топлива.

Телефонная связь с мостиком могла осуществляться только с помощью аварийного телефона, который имел несколько номеров: мостик, помещение аварийного дизеля, капитан, румпельная и ЦПУ. Обычный телефон, как и громкоговорящая связь, не работал. При последнем обесточивании они сгорели. Когда их восстановят? Об этом тоже никто не знал, потому что запасных частей для них не было. Да что именно сгорело, никто не знал. Миша на мой вопрос только недоумённо пожал плечами.

Позвонив на мостик, я передал сведения об остатках топлива и пошёл обедать.

После обеда капитан постучался в мою каюту. Наши каюты были на одной палубе. Между каютными дверями было несколько шагов. Он постучался ко мне, когда я уже собирался выходить, обратился на русском языке и пригласил зайти к себе в каюту, где мы обсудили, что нужно ещё сделать, чтобы судно было полностью готово к отходу в рейс.

Я поинтересовался о правилах компании, существующих на судне, для того чтобы правильно оформить все документы перед отходом и при подходе в порт, и какие документы и информацию мне нужно предоставить лично капитану, чтобы не нарушить правила страны захода и судна.

Решив с капитаном все вопросы, я вернулся в машинное отделение, а капитан ушёл на мостик.

По мере приближения к машинному отделению я всё больше и больше задумывался, с чего бы начать, чтобы разгрести всю эту грязь, весь этот срач, который заполонил ЦПУ, токарку и машинное отделение. Сейчас в моём распоряжении были только Серёга и Львович, которые заняты тем, что готовят форсунки в запас. Да! Их рук будет недостаточно, чтобы навести порядок с запасными частями. Придётся самому впрягаться по полной программе. Так, как это было, когда я работал на костере.

Войдя в ЦПУ, я увидел мирно беседующих Серёгу со Львовичем, которые, сидя за столом, мирно попивали послеобеденный кофе. Подсев к ним, я налил себе чай, прислушался к их разговору и прервал его:

— Давай-ка, Львович, продолжай тереть форсунки. А ты, Серёга, иди в машину, продолжай знакомиться со всем оборудованием и заодно и с веником, и с тряпкой. Хоть что-то протри. Собери ветошь, которая там валяется. Одним словом — наводи порядок. К отходу чтобы нигде ничего не валялось.

Хоть и был позавчера порт-контроль на борту, но после произведённого ремонта Львович оставил вокруг топливного насоса и сепаратора кучу грязи. Всё на площадке было перепачкано топливом, и везде разбросана ветошь. Я себе никогда такого не позволял. У меня за долгие годы на флоте выработалась привычка, что, как бы я ни устал, сколько бы времени ни было на часах, порядок после работы и ремонта должен был наведён обязательно.

Серёге, естественно, моё приказание очень не понравилось. Он что-то бухтел себе под нос. Типа — не успел приехать, а уже гайки закручивает на шее у единственного моториста. С такими темпами у него не хватит никаких сил дожить до конца контракта. Но всё же, поднявшись и скорчив недовольную мину, генеральный секретарь ушёл в машину.

Львович, искоса глянув на меня, переместился в токарку, а я, сев за компьютер, принялся восстанавливать в памяти, сверяясь с записной книжкой, куда были занесены все замечания по приёмке, что же надо ещё сделать.

Рядом с компьютером стоял ноутбук, там была информация о том, как надо информировать компанию о заказе запасных частей. Я был не в курсе, как именно составить эту заявку на запасные части, но образец заявки у меня был, тут же была и инструкция по составлению заявки, и я начал знакомиться, как же это делается.

Около трёх часов дня с радостной физиономией прибежал Миша.

Когда Миша уходил, я ему сказал, что каюта будет открыта, и если он что-то купит, то пусть занесёт в каюту и положит в спальне.

Миша уже был переодет в робу. Он доложил, что купил бутылочку бразильского вина и несколько пакетов с чипсами и орехами.

Миша сам был из Мурманска, ему было всего-навсего двадцать семь лет. Что за специалист Миша, я ещё не знал, но, уезжая, Олег сказал, что Миша очень башковитый парень, полностью знает электрооборудование судна и способен разобраться во всём, что может сломаться, хоть и окончил всего лишь три года назад электромеханический факультет мурманской Вышки. Тогда невольно и мне вспомнился Мурманск и первые два года, которые я проучился в этой же Вышке.

Увидев Мишу, я попросил его сделать мне экскурс в электрическую часть машинного отделения, и если останется время, то и всего судна. Мы надели наушники и спустились в машинное отделение.

До пяти часов мы с ним облазили всё машинное отделение, аварийный дизель, кладовки в трубе и трюме, слазили в рулевую машину. Ой, а туда было вообще страшно пробраться.

Это надо было зайти в трюм из тоннеля, который вёл в машину, там были для этого специальные двери. В трюме пройти вдоль борта и переборки, открыть какую-то дверь и спуститься вниз на пару палуб по узенькому скоб-трапу. Потом согнуться и проползти чуть ли на четвереньках к рулевой машине.

Помещение рулевой было небольшое. Так что Серёга при ежедневном обслуживании рулевой здесь будет нагибать голову, а то точно не доживёт до конца контракта.

Помещение для рулевой машины было сделано в таком неудобном месте, что я представления не имел, что за проектировщики его сотворили. Как они сюда засунули рулевую машину и всё оборудование для неё? И вообще, как надо эксплуатировать и ремонтировать её?

Я осмотрел рулевую машину с помещением. Вроде бы рулевая была смазана. Подёргал за рычаги. Рычаги показались расхлябанными. Глянул на один и выставил его на упор. Зазор между штоком и втулкой был около двух миллиметров. Невольно подумалось: «Ничего себе, как же она ещё работает? Как же штурмана руль перекладывают?»

Тут же с Мишей достали тавот, набили тавотницы, протавотили всю рулевую машину и вернулись в машинное отделение, где я увидел важно восседающего за столом Серёгу.

Несмотря на весь его вид глубоко уставшего человека, я соизволил ему заметить:

— Серёга, я понимаю, что ты устал. — От такой вводной у Серёги чуть не вывалилась из рук кружка с горячим кофе. — Но одной из важнейших твоих задач с утра у тебя будет делать замеры всех топливных и всех малых танков по машине. Затем слазить в рулевую, смазать её и доложить мне, что эта работа тобою проделана. Понятно?

От такого приказа у Серёги округлились глаза, перехватило дыхание и полностью пропало дальнейшее желание пить кофе. Он неспешным жестом отодвинул кружку с ароматным кофе и, стараясь не выдать своего волнения, выдержал необходимую паузу и, немного подумав, весомо произнёс:

— Ладно, я постараюсь. Но есть ли необходимость в том, чтобы это делать каждое утро? Я могу это делать и через день.

Я уже примерно представлял, какую линию мне придётся гнуть с нашим «генсеком», и поэтому как можно мягче и доходчивее пояснил:

— Серёжа, я тебе сказал, что это надо делать каждый день для нашей же безопасности. Я не знаю, как поведёт себя рулевая машина, потому что зазоры у неё во втулках уж очень большие. Мы их хотя бы тавотом немножко забьём, она будет хоть как-то смазываться. А пока попробуем на этих полках в токарке, — я ткнул в открытую дверь ЦПУ, ведущую в токарку, — найти хоть что-нибудь для неё.

Серёга опять что-то пробухтел. Типа того, что теперь человеку уже и с утра никакой жизни не намечается, только одна работа ему светит на ближайшие полгода. Как же ему, несчастному, одинокому мотористу, одолеть всё это? Где же ему найти силы на столь непосильную работу?

Всё это он бубнил таким несчастным голосом, что несведущий человек сразу бы поверил ему.

Но, посмотрев в мои непреклонные глаза, он благосклонно согласился, важно кивнув головой. А так как рабочий день уже закончился, то мы пошли в кают-компанию на ужин. Переодеваться не хотелось. Для этого надо было подняться в каюту, помыться, переодеться, поэтому мы сели за столы не переодеваясь, подстелив под себя газетки, чтобы не испачкать кожаные кресла.

Не успели взять вилки с ложками, как забегает старпом, плюхается в своё кресло и скороговоркой сообщает:

— Так! Всё, ребята, готовимся к отходу. Вам часовая готовность. Сейчас к восемнадцати закончится оформление документов, а после девятнадцати лоцман будет на борту. Так что будем отходить. Буксиры заказаны. Особо не расслабляйтесь!

Ну что же. Отходить так отходить. Сделаем мой первый отход. Недаром я весь день потратил на изучение судна. Теперь это закрепится практикой и будет надолго забито в мой мозг.

Закончив ужинать, мы вернулись в ЦПУ. Уже надо было что-то делать, если поступил приказ о подготовке двигателя к отходу.

Сделав соответствующие записи в журналах, мы начали готовиться. Как это делается на этом судне, я ещё не знал. Зато Львович был на коне.

Он запустил машинный компьютер, прокрутил валоповороткой главный двигатель и запустил все насосы. Я ходил вместе со Львовичем и выполнял всё то, что необходимо для запуска.

С важным видом Львович провернул главный двигатель на воздухе, а потом и запустил его. Дизель легко разогнался и равномерно заработал. В ЦПУ сразу почувствовалась его работа, что я даже пошутил:

— Может, нам наушники тут надевать?

— Да нет, не стоит, громче не будет, — со знанием старожила ответил на мою реплику Львович.

Во всяком случае, так оно и было, когда двигатель развил полные обороты. Шум от его работы был прежний.

Мы его прогрели, и, позвонив на мостик, я передал вахтенному помощнику данные об остатках топлива на отход. Топливо опять пришлось всё перемерять и пересчитывать. Помощник всё тщательно записал, и я передал управление двигателем на мостик.

Двигатель так и продолжал работать на оборотах холостого хода, потому что он работал на винт регулируемого шага и этот шаг сейчас регулировался только с мостика. Обороты двигателя были неизменны — семьсот пятьдесят оборотов в минуту. Это показывало, что электронный регулятор поддерживал этот режим должным образом и все форсунки на цилиндрах были в норме. Об этом свидетельствовала и температура выхлопных газов, которую мы постоянно контролировали по показаниям бортового компьютера.

По аварийному телефону позвонил капитан и сообщил, что лоцман на борту и судно начинает движение.

Двигатель натужно загудел, что свидетельствовало о том, что капитан увеличил разворот лопастей винта. Температуры по цилиндрам поползли вверх. Всё было в пределах нормы. Промелькнула мысль: «Ну слава богу. Хоть тут всё работает нормально», — но я всё равно чутко прислушивался ко всему происходящему, сплюнул через левое плечо, постучал по деревяшке и пошёл делать обход работающих механизмов, ощупывая и прослушивая каждый из них.

Через минут сорок вновь позвонил капитан.

— Ну всё! Лоцмана сдали! — радостно сообщил он. — Давайте начинать вводить главный двигатель в режим полного хода.

Перед этим Олег мне рассказывал, что тут был один румынский капитан, который ногой управлял главным двигателем, и из-за этого форсунки от резкой нагрузки, то есть от резкой подачи топлива, не выдерживали и лопались.

На двигателе была специальная система отвода протечного топлива, которая сигнализировала, что если какая-то из двенадцати форсунок лопнула, то об этом выходил специальный сигнал. Какая именно это была форсунка, можно было легко определить по компьютеру.

Для того чтобы поменять повреждённую форсунку, надо было остановить двигатель. Форсунки так неудобно были смонтированы на двигателе, что замена повреждённой форсунки могла занять час или полтора. Намного позже, когда мы уже приобрели опыт по замене форсунок, мы укладывались и в час, но первую форсунку мы с Серёгой меняли часа два.

После распоряжения капитана о вводе двигателя в режим он сам с мостика потихоньку начал увеличивать нагрузку до полного хода. Тем временем я постепенно снимал ручное ограничение нагрузки. Когда нагрузка достигла девяноста процентов, капитан вновь позвонил в ЦПУ и поинтересовался о состоянии главного двигателя и режиме его работы. Когда я ему подтвердил, что всё в порядке, то он разрешил покинуть машинное отделение.

Я отпустил Мишу и Львовича из ЦПУ, а сам ещё раз спустился в машину, обошёл и вновь прослушал все механизмы. Вновь поднялся в ЦПУ, переключил аварийную сигнализацию себе на каюту и тоже пошёл на выход.

Пройдя длинный коридор, который уже был полностью освещён, а двери и лазы в трюм были задраены, я вышел на палубу и осмотрелся.

Глубоко вдохнул тёплый, чуть влажный морской воздух. На горизонте с правого борта ещё виднелась земля. Судно шло на юг — в Аргентину.

«Паулина» шла в балласте. Погода была спокойная. Атлантический океан баловал. На календаре была зима, а здесь, в Южном полушарии, — лето, тепло, солнышко.

На палубе было не жарко. Была нормальная, приемлемая, европейская температура. В машинном отделении тоже было не жарко, но вентиляторы для работы главного двигателя мы не выключали. Они были расположены в корме судна, и их вой был едва слышен здесь, у надстройки.

На всех предыдущих судах, чтобы уйти от постоянного шума работающих механизмов, я вечерами ходил на бак, где часа по два гулял.

После рабочего дня в машине всегда хотелось тишины. С моей профессией судового механика её всегда не хватало. Если на корме в районе машинного отделения всегда ощущалась вибрация корпуса судна от работы механизмов и шум от их работы, то здесь и не надо было никуда ходить. Сама надстройка уже находилась на баке. Для меня это было непривычно. Но ничего! Человек привыкает ко всему.

* * *

Впервые дефицит тишины я ощутил ещё на ледоколе «Адмирал Макаров». Тогда я был двадцатишестилетним третьим механиком. И мне по многу часов приходилось находиться в машинном отделении среди работающих главных дизелей.

По специфике своей работы ледоколы в полярке почти не имели стоянок. Они постоянно куда-то шли, проводя суда с грузами с востока на запад, и возвращались обратно уже с судами, которые опустошили свои трюмы в полярных портах.

На ледоколе было девять только главных дизелей, да вспомогательных ещё восемь штук. Общая мощность главных дизелей составляла сорок тысяч лошадиных сил. Мне тогда приходилось постоянно заниматься перекачками топлива и балласта, поэтому я крутился днями, а то и ночами в машинных отделениях ледокола, пополняя танки топливом, откачивая льяла трюмов, перекачивая балласт.

Тогда о наушниках никто и понятия не имел. А если они и были, то их носили неохотно. Не надевали их из-за бравады. Мол, мешает слушать ритм работы машин. Из-за этого многие механики были глуховаты, да и у меня в ушах постоянно стоял какой-то шум.

И вот как-то раз, после очередной бункеровки в Певеке, нас вывезли на природу. Автобус остановился на полпути между Певеком и Валькумеем. Нас со всем нашим скарбом, закусками и выпивкой выгрузили и оставили якобы подышать свежим воздухом.

Воздух и в самом деле был великолепен. На небе не было ни единого облачка. Солнце жарило не на шутку. Да и ветра почти не было. Если бы не берёзки по пояс, то можно было себе представить, что ты находишься не за полярным кругом, а где-то у нас в Приморье.

Народ сразу кинулся собирать грибы, а я по распадку, между сопок, пошёл подальше от галдящей толпы возбуждённых моряков. Через пару десятков шагов я уже не слышал этого гвалта.

Интересная особенность была в тундре. Вокруг стояла абсолютная тишина, несмотря на то что рядом находились люди. Их было видно. Они что-то, наверное, кричали, жестикулировали руками, а я их не слышал, но когда кто-то из парней полез на сопку, то тогда до меня донеслись все слова их разговоров. Я разбирал каждое их слово. Даже шуршание выскакивающих из-под ног камней мне было явственно слышно.

А вокруг не было ничего — а вокруг была только тишина.

Я растянулся на тёплом мху и слушал эту тишину. Стало различимо журчание ручейка. Слышалось шуршание листвы знаменитых карликовых берёзок. Даже появившегося невдалеке евражку я услышал ещё перед тем, как он встал домиком, чтобы поподробнее рассмотреть меня. Но я по-прежнему лежал без движений, впитывая в себя окружающую тишину всеми клеточками своего тела.

Наверное, я уснул под воздействием такой целительной тишины — и очнулся только лишь оттого, что меня пнул в пятку мой котельный машинист Сашка Оборин. Он забеспокоился, что я куда-то пропал, и пошёл меня разыскивать.

Найдя меня спящим на мху среди камней и берёзок, он, как всегда с серьёзным видом, толкал меня, стараясь разбудить.

— Ты чего это тут разлёгся? Водка уже заканчивается, а ты тут валяешься. Смотри! Не достанется тебе ничего, — беспокоился он обо мне.

Так мне не хотелось покидать этот мир тишины и покоя! Но делать было нечего. Я поднялся и вместе с Сашкой пошёл в прежний мир шума и суеты.

* * *

На палубе стояли Миша со Львовичем. Они любовались вечерним закатом и напивались свежим воздухом и тишиной.

Увидев меня, Львович подошёл ко мне.

— Ты сигнализацию переключил? — поинтересовался он, раскатисто произнося своё «р».

— Да. На свою каюту, — утвердительно кивнул я головой.

— Это ты зря сделал. — Львович посмотрел на меня. — Тебе пока первые дни не надо этого делать. Всё равно меня будешь звать на помощь. Я пойду и переключу её на себя, чтобы ты хоть первые дни ночью не подскакивал. Я обычно хожу в машину ближе к полуночи, проверяю всё, а после этого до утра иду спать. Бывает, что и ночью срабатывает сигнализация, особенно если работает сепаратор тяжёлого топлива. Он на ходу у нас постоянно работает. Бывает, что он не справляется с работой. Автоматика его уже на ладан дышит. Поменять бы, а Миша всё не может найти какие-то катушки на реле.

Миша сразу же отреагировал на замечание Львовича:

— А что я? Я знаю, откуда их взять. Только надо мне конкретно сказать, когда это вам надо.

— Ну и откуда же их взять? — уже с ехидцей посмотрел Львович на Мишу.

— А вот с сепаратора дизельного топлива можно их взять и поставить на тяжёлое топливо. Но тогда надо у сепаратора дизельного топлива находиться постоянно. Он без этих реле на автомате работать не будет. Если у него пойдёт перелив топлива, то без автоматического контроля всё топливо уйдёт в сливную цистерну. А так как мы им почти не пользуемся, то с него и снять будет их можно. А поставим мы их назад, когда придут запасные.

Я посмотрел на воодушевлённого идеей Мишу:

— А когда они придут?

На что Миша недоумённо пожал плечами.

— Ну так вот и давай попробуем завтра это сделать. И тогда мы не будем подскакивать ночью и будем спать спокойно до утра.

Миша задумался; я даже усмехнулся оттого, что мне показалось, что в Мишиной голове зашуршали шарики-ролики. Но, кивнув головой, тут же выдал своё согласие:

— Ладно, завтра с утра будем делать.

Мы ещё немного постояли на палубе, любуясь прекрасным вечерним закатом, который можно наблюдать только в море, и разошлись по каютам.

Я ещё поднялся на мостик. На кресле у радара сидел капитан, а штурман с циркулем что-то отмечал на карте.

Капитан молча поприветствовал меня взмахом руки и по-прежнему продолжал наблюдать за горизонтом. Я глянул в радар. По нашему курсу никого не наблюдалось. Что он там так усердно наблюдал? Только где-то слева сзади милях в десяти отблёскивала небольшая группка судов. По всей видимости, это были рыбаки.

Капитан увидел мой взгляд:

— Это рыбаки. Там есть банка. Рыбку они там ловят, — а потом задал мне несколько вопросов о состоянии машинного отделения — и по-прежнему продолжал смотреть куда-то вперёд.

Я подошёл к третьему помощнику. Тот что-то рисовал на карте. Мы ещё не были с ним знакомы. Конечно, я видел его в кают-компании и по телефону передавал ему сведения об остатках топлива, но в разговоры с ним ещё не вступал. Сейчас была как раз та возможность, когда можно было спросить у него о письмах.

На предыдущих судах можно было звонить домой, но для этого надо было покупать карточку у капитана. Можно было отправлять электронные письма. А как происходит эта процедура здесь, я не знал. Этими делами здесь занимался третий помощник. Вот с этими вопросами я и обратился к нему.

Это был высокий, сухощавый, доброжелательный молодой человек. На вид примерно лет за тридцать. Мы разговорились. Он был из Мариуполя. На судне он уже три месяца. Списываться пока не собирается. Хочет подкопить деньжат и построить дом, поэтому будет продлевать контракт. Так что мне с ним предстоит работать всё время моего контракта.

Отвлёкшись от карты, он объяснил мне процедуру связи с домом. Мы тут же отправили письмо в компанию о присвоении мне номера, по которому я смогу в дальнейшем сам связываться с домом и в котором были указаны реквизиты тех, с кем бы я хотел поддерживать связь.

Закончив дела на мостике и пожелав всем спокойной вахты, я спустился в каюту. Разделся и долго стоял под душем, смывая дневную усталость. Потом спустился в кают-компанию. Сделал себе «сиротский» бутерброд, поднялся опять в каюту, заварил чай, сел у телевизора и включил очередной сериал. Всё! Морская жизнь началась.

Глава вторая

Переход до Аргентины занял почти трое суток. Погода была хорошая. Почти не качало. Только с юга шла небольшая зыбь, которая почти не ощущалась. Вечером можно было выйти на палубу и до самого заката солнца походить, подышать чистым морским воздухом. Для этого не нужно было идти на бак, как на предыдущих судах, так как надстройка была на самом носу судна, а машина — в корме. Шума работы главного двигателя не было слышно, и поэтому в надстройке царила относительно постоянная тишина. Только когда «Паулина» уж очень сильно зарывалась носом в волну встречной зыби, слышался стук якорей о борт. Хоть боцман и принайтовал их должным образом, но иной раз, когда «Паулина» особенно зарывалась носом во встречную зыбь, всё равно слышались их удары.

На третьи сутки судно подошло к порту назначения с красивым названием Комодоро-Ривадавиа, и там его уже ждали.

Лоцман с ходу завёл судно в порт, и оно без проблем было поставлено к причалу.

После того как машина была выведена из действия, я был удивлён, когда вышел на палубу. Причал был абсолютно пуст. В этом порту к нему могли встать только два судна. «Паулина» была в порту одна. Поражала чистота причала и отсутствие какой-либо техники.

То есть погрузка предполагалась своими кранами. Для этого надо было вводить в работу ещё один дизель-генератор, а так как один дизель-генератор у нас был в нерабочем состоянии, то придётся использовать ещё и аварийный дизель. Но этого никто из нас до этого не делал. Хотя на одном из контейнеровозов мне приходилось так поступать, когда там вышел из строя один дизель-генератор.

Схема работы дизелей позволяла сделать это и на «Паулине».

Мы с Мишей сразу это и попробовали, и у нас хорошо получилось. Запустили аварийный дизель-генератор и немного погоняли его. На нём наработки было всего-то сто пятьдесят часов с постройки, а судну было уже четырнадцать лет.

Один дизель-генератор фирмы «Катарпиллер» мощностью пятьсот пятьдесят киловатт вполне мог обеспечить работу двух кранов, а если они не будут работать на полную мощность, то и аварийный дизель не потребуется. Поэтому мы с Мишей пришли к выводу, что пока пусть АДГ стоит в резерве. Он и так запустится автоматически, если будет перегруз мощности по кранам.

Закончив с испытанием дизель-генераторов, я захотел пройтись по земле.

Миша был не против этого, и мы спустились с ним на причал и бродили почти до самой темноты, ведя различные разговоры. Ведь Миша был из Мурманска. Было что вспомнить, да и послушать Мишины рассказы о новом Мурманске было интересно.

Ночью выгрузка не велась. Она начнётся только с восьми утра и будет продолжаться до пяти вечера. Такие правила в порту.

Я никак не мог представить, как грузчики погрузят десять тысяч тонн цемента за двое суток, как было заявлено.

Всё решилось очень просто. С утра стали подъезжать грузовики с платформами, на которых были выставлены громадные мешки цемента, каждый весом по пять тонн. А так как каждый кран был грузоподъёмностью по триста пятьдесят тонн, то поднять шесть мешков за раз проблем для него не будет. Для нашего крана это было пушинкой.

Краны работали очень медленно, на них сидели наши матросы, потому что они были специально обучены для этого. Береговых крановщиков для безопасной работы кранов компания не привлекла. Судно было сконструировано для перевозки крупногабаритных и тяжеловесных грузов, и матросы были обучены работать именно на таких кранах. А грузчикам оставалось только стропить груз на автомобилях и расставлять его в трюмах.

Всё было спокойно, и поэтому утром было решено поменять форсунки на главном двигателе. Львович за переход подготовил две форсунки. На переходе я снял индикаторные диаграммы, чтобы проверить работу главного двигателя. Мне эти диаграммы не нравились. И выхлопные газы были очень большими, и нагрузка была распределена по цилиндрам неравномерно. Я решил, что что-то не так было с форсунками.

После того как форсунки были заменены, я их опрессовывал. В результате оказалось, что у одной из них корпус имел трещину, а у второй подклинивала игла. Вот почему температура выхлопных газов была больше обычной. Причина неправильной работы двигателя прояснилась.

Новых запасных частей на форсунки не было вообще. Даже бэушных распылителей на них оставалось всё меньше и меньше, а когда доставят запасные форсунки, было неизвестно, но судну надо было работать, и мы должны были обеспечить эту работу.

Навыка по замене форсунок на этом двигателе ни у меня, ни у Серёги не было. Только Львович знал, как их менять. Да и то теоретически. За его двухмесячный контракт он поменял только одну форсунку. Ну а сейчас нам всем предстояло приобрести этот навык.

Первая форсунка вышла за полтора часа, вторую поменяли уже за час. Навык стал появляться. Теперь если и в море придётся проводить такую работу, то она будет произведена гораздо быстрее.

После замены форсунок главный двигатель запустили и проверили его работу. Двигатель начал работать ровнее и намного лучше, что показывала температура выхлопных газов.

Серёга со Львовичем уже смотрели на меня по-другому. Ведь они работали вместе со мной, а не я вместе с ними. Я сам устанавливал приспособление для выпрессовки, сам крутил гайки. Они только подавали мне инструмент и помогали вытягивать форсунку с места её посадки. Так что мой авторитет в их глазах не упал. Я был не хуже предыдущего их стармеха.

Но приближался обед. Перед выходом из ЦПУ я приказал Серёге наводить порядок по машине, а Львовичу — продолжать выбирать из бэушных распылителей новые и готовить их к работе.

Пообедав, я решил зайти к капитану. Уж очень хотелось сходить в город. Капитан был на мостике и что-то чертил на картах. Когда я подошёл к нему и заглянул в них, то увидел, что он делает прокладку до Магелланова пролива.

Увидев меня, капитан оторвался от работы и исподлобья посмотрел в мою сторону.

— Ты что-то хотел, чиф? — поинтересовался он.

— Да, капитан. А можно мне сходить в город? Хочу посмотреть, что это за Аргентина такая. Я первый раз в Аргентине. Хочу погулять да сувенир какой-нибудь купить.

Капитан, несмотря на мою просьбу, молча смотрел на меня, и я был вынужден пояснить:

— Я всегда покупаю сувенир в таких странах. У меня дома в моём кабинете все стены увешаны ими.

— Иди. Вижу, что с двигателем у тебя на сегодня все дела закончены. Так что я тебя не держу.

— Одному да в незнакомом городе не очень-то удобно гулять. Давай сходим вместе, — с надеждой на сближение предложил я капитану. Но тот отмахнулся:

— Не могу. Надо прокладку закончить, да и агент придёт через пару часов.

— Но я даже не знаю, куда идти надо, — не отставал я от него в надежде, что он всё равно согласится с моей просьбой.

— А я тебе на карте покажу, — видя мою настойчивость, предложил капитан. — Смотри. — И он начал водить по карте порта карандашом, а потом уже показывать пальцем через окна мостика ориентиры на берегу.

Делать нечего. Придётся идти одному.

Я вернулся в каюту, переоделся и спустился вниз на главную палубу.

Там стоял второй помощник со старпомом. Они мне пальцами показали направление к выходу из порта и ориентиры, как добраться до гостиницы, где можно будет поменять деньги, и как потом выйти на торговую улицу.

Я вышел на берег около трёх часов дня. Погода была прекрасная. Температура воздуха не меньше двадцати градусов тепла. В лёгкой ветровке было очень комфортно.

Куда идти, я понятия не имел. Знал только путь по карте, который объяснил мне капитан, поэтому пошёл по памяти до ближайшей гостиницы, где можно будет поменять деньги. А вот когда деньги будут в кармане, то тогда можно будет и искать места, где их можно потратить.

С собой у меня был фотоаппарат, и я не спеша шёл, попутно фотографируя всё, что было для меня интересным, или то, что казалось необычным.

Сначала я дошёл до проходной, затем на светофоре повернул направо и вышел на прямую улицу, которая предположительно вела к гостинице.

Была суббота, три часа пополудни, поэтому на улицах было тихо. На моём пути не встретилось ни одного пешехода, и только иногда проезжали машины.

Я никуда не спешил и шёл, разглядывая и читая вывески на домах. Все они были написаны по-португальски. Или по-испански. Для меня это было одинаково. Потому что ни тот ни другой язык я не знал. По-английски вывесок не было, но вывеску отеля я прочёл издалека и, прибавив шагу, подошёл к первой цели своего путешествия.

Войдя через стеклянную вертушку в холл гостиницы, я огляделся. Справа от меня находилась стойка, за которой стоял одетый в униформу молодой парень.

Подойдя к стойке, я обратился к клерку.

Радостно, как будто он увидел сошедшего с небес Господа, услужливый клерк что-то начал быстро говорить по-испански. На что я сделал непонимающую гримасу и как можно вежливее попросил его:

— А не могли бы мы говорить по-английски?

Клерк моментально перестроился и с хорошим испанским акцентом повторил свой вопрос:

— Чем я могу быть вам полезен, сэр?

Ну, сэр так сэр. Какой я ему сэр? Хотя я был рад, что кто-то поймёт мою просьбу и сможет объяснить мне дальнейший мой путь.

Насколько мне позволял мой опыт пребывания в Южной Америке, я знал, что здесь спрашивать кого-либо о чём-либо на улицах и в магазинах по-английски бесполезно. Для жителей этого континента главным языком был язык их страны, то есть испанский или португальский. Других языков для них не существовало. Да что говорить про Южную Америку! Если взять нашу Россию. Там тоже никто тебе не ответит ни на английском, а тем более по-испански. Ну а если на немецком, то это будет шедевр: «нихьт шиссен», «хэндэ хох» или «Гитлер, капут». Так что я был безумно рад, что в этом отеле, за этой стойкой нашёлся человек, который сможет хоть что-то мне объяснить.

— Я бы хотел поменять доллары на песо. Возможно ли это сделать у вас здесь в отеле? — с глубокой надеждой обратился я к клерку.

— Конечно, сэр, — заулыбался клерк. — Наш курс в гостинице вот такой. — И он показал мне табличку с обменным курсом.

— Но я бы хотел поменять только пятьдесят долларов. — И я достал стодолларовую купюру.

Клерк полез куда-то вглубь стола и долго копался в нём. Ничего не найдя, он с виноватой улыбкой развёл руками:

— К сожалению, мелких долларов на сдачу у меня нет. Я могу вам поменять только сто долларов. Но вы можете пройти в банки на соседнюю улицу и там совершить обмен. Но сегодня суббота, и, наверное, банки уже закрываются. Так что маловероятно, что вы сможете поменять свои пятьдесят долларов. — Выдав из себя такую информацию, он по-прежнему с радостью смотрел на меня.

Что мне оставалось делать? Надо было менять целый стольник.

«Потрачу я не больше пятидесяти, а остальное отдам или второму помощнику, или Вальку, — решил я для себя, — ведь они тоже собирались пойти в город после ужина». И протянул клерку банкноту.

Тот моментально вытащил калькулятор, положив его передо мной. Пощёлкав на нём кнопками, он показал результат своих расчётов.

— За ваши сто долларов, сэр, — вежливо продолжил клерк, — я вам даю… — И, запутавшись в произношении цифр по-английски, он показал мне цифры на табло калькулятора.

— Отлично! — я с такой же радостью, как и агент, согласился с его расчётами.

Получив моё согласие на обмен, клерк отсчитал песо и передал их мне.

Взяв деньги в руки, я долго разглядывал каждую купюру, ведь я впервые видел аргентинские деньги. А клерк превратно понял мои манипуляции:

— Не волнуйтесь, сэр, это не фальшивые деньги. У нас в отеле их не может быть. Мы все банкноты проверяем на тестере. — И показал мне на машинку, стоящую на краю стола.

— Нет, нет, — успокоил я клерка, — не переживай. Всё нормально. Просто я никогда в жизни не видел аргентинские деньги. — На такое известие клерк лучезарно улыбнулся, а я продолжил: — А как мне пройти на центральную улицу? — задал я важнейший для себя на данный момент вопрос.

— О! Это очень просто! — с готовностью откликнулся клерк. — Выйдете из отеля, перейдёте улицу, повернёте налево, и на следующем перекрёстке вы на неё выйдете. У нас здесь всё рядом. Наш городок не такой уж и большой.

Поблагодарив сияющего клерка, я вышел на улицу, прошёл указанным маршрутом, и точно — оказался на центральной улице. Это мне стало понятно по обилию магазинов и пешеходов.

Я по-прежнему шёл не спеша, разглядывая витрины и вывески, стараясь хоть что-то прочесть на них.

Банки были ещё открыты, и я зашёл в один из них.

Обстановка — как и во всех небольших банках. Но с небольшой разницей. У входа стоял охранник с пистолетом на боку. Он с недоверием осмотрел меня, окинул взглядом с пяток до макушки, пристально заглянув в глаза, и, ничего не сказав и не изменив позы, пропустил меня. Приветственно махнув ему рукой, я вошёл внутрь.

У входа стояли банкоматы, а в глубине зала сидели за стойками клерки.

Подойдя к одному из банкоматов, я обнаружил, что там, где обычно находилась наклейка с перечнем обслуживаемых карт, карточки Visa не было. Там были обозначены только карточки местных банков. Тогда я подошёл к стойкам и обратился к одному из клерков по-английски:

— Скажите, пожалуйста, а вы можете поменять доллары на песо?

Симпатичный молодой человек что-то начал лепетать мне по-испански. Из его объяснений я окончательно понял, что здесь я ничего не узнаю и ничего не добьюсь и что делать мне здесь нечего.

С облегчением вздохнув, что я правильно сделал, что поменял деньги в отеле, я вышел из банка. Хотя в отелях курс всегда невыгодный, но тем не менее деньги поменяны, и я могу сейчас сделать любые покупки.

Я шёл дальше по улице, по-прежнему разглядывая витрины, вывески и людей, которые попадались мне навстречу. И тут я подметил интересную особенность. Почти все они были креолами. Европейских лиц почти не попадалось. В каждом лице или угадывалось, или явно просматривалось что-то индейское, да и одежда немного отличалась от европейской.

Хотя все были одеты по-европейски, но то тут, то там попадались люди то в интересной шляпе, то в сарапе, то в одежде с какими-то экзотическими узорами.

Мне было очень интересно разглядывать этот новый для меня город и людей, абсолютно не обращавших на меня внимания. Достав фотоаппарат и стараясь быть незамеченным, я делал один за другим снимки.

Наконец-то на глаза мне попалась сувенирная лавка, и я зашёл в неё.

За прилавком стояла европейского вида женщина и о чём-то увлечённо разговаривала с другой женщиной. Та явно была из местных. Одета она была с местным колоритом, и лицо её отдалённо напоминало что-то индейское.

Пройдя к витринам, заваленными местными поделками, я долго копался в них. Женщины так же увлечённо продолжали вести беседу, как будто меня здесь и не было, поэтому у меня было достаточно времени, чтобы выбрать небольшие сувениры на стену и на холодильник.

— Извините, пожалуйста. Могу я купить у вас вот эти сувениры? — по-английски обратился я к женщине-продавцу, когда завершил «раскопки» на полках.

Она была крайне удивлена, когда увидела меня у прилавка, как будто только что увидела меня, и, с трудом подбирая английские слова, спросила:

— А откуда вы?

— Вообще-то я моряк. И пришёл я из порта. Там стоит моё судно. Но родом я из России.

Это было для неё как выстрел, когда она узнала, что я из России. Она даже вспомнила несколько русских слов.

— Вы меня извините. Я тут разговорилась со своей приятельницей и не заметила вас. Русские так редко бывают в моём магазине.

Чтобы продолжить беседу, я тоже задал ей вопрос:

— А откуда вы знаете русские слова? Что, в городе есть русские?

— Нет, в городе по-русски никто не говорит. Это меня маленькой девочкой родители привезли из Польши. Поэтому в памяти у меня и осталось несколько русских слов.

Продавец посоветовала мне купить ещё несколько сувениров. В сложившейся ситуации я не смог отказать ей в этом и поддался на уговоры. Индианка стояла всё время рядом и с интересом наблюдала за нами. Видя мой заинтересованный взгляд в её сторону, полячка пояснила:

— Она из Патагонии. Она здесь тоже приезжая. Иногда она мне привозит свои поделки, — и перевела свой ответ ей. Индианка заулыбалась и тоже что-то сказала мне.

— Она говорит, что будет очень рада тому, что где-то в России появятся и её поделки, — перевела мне полячка. Она аккуратно упаковала мне все купленные товары, и мы мило распрощались.

Я прошёл всю главную улицу до конца, периодически фотографируя понравившиеся мне дома и людей. По времени получилось, что я уже часа два брожу в этом тихом и очень чистом городке, поэтому, повернув назад, я пошёл к местной достопримечательности — супермаркету.

Зашёл в супермаркет. Они, как и во всём мире, одинаковые. Но тут была одна особенность. Это — ликёроводочный и табачный отдел. Табачный отдел был спрятан где-то в стороне, справа в углу. Не зная этого, можно было решить, что здесь табачными изделиями вообще не торгуют. Ликёроводочный отдел тоже был запрятан, но далеко в углу слева. Зато весь супермаркет был завален продуктами. То есть тем, что именно нужно обычным людям.

Для интереса я побродил вдоль стеллажей, чтобы посмотреть, а чем же это таким особенным питаются аргентинцы. Да ничем особенным. Тем же самым, что и мы. Только на тех же самых этикетках надписи были по-испански. Вот и вся разница, да цены указаны в песо.

Я выбрал несколько банок консервов, маринованных огурчиков, помидорчиков, грибов и копчёный окорок на кости, предварительно сопоставляя цены с моим валютным запасом. Потом нашёл хлебобулочный отдел и выбрал булку чёрного хлеба. В винном отделе долго выбирал вино и купил несколько бутылок красного вина.

На кассе мне обозначили цену. С удивлением я заметил, что сумма эта оказалась чуть больше сорока долларов. После оплаты чека я попросил, чтобы мне все мои покупки сложили в пакет. Но тут опять возникла ситуация непонимания. Никто не смог объяснить мне, почему нельзя всё сложить в пакет. Никто не знал английского, а я не знал испанского. Но когда мне сунули в руки голубую холщовую сумку с ручками, я понял, прочитав на ней надпись по-английски: «Береги природу! Не используй пластик!»

Но эта сумка была не бесплатным приложением к товару. Позднее я нашёл на ней надпись по-английски: «Ты спас меня от смерти. Твоя мать-природа». Пришлось купить сумку. Сумма небольшая — около доллара, но я почувствовал себя настоящим участником борьбы за чистоту окружающей среды. И с такой сумкой было совсем не стыдно появиться где-нибудь, даже и в другом городе, а может быть, и в другой стране. Сумка оказалась очень вместительная. Так что в неё вошли все мои покупки. При желании её можно было даже нести через плечо.

Я был очень доволен своей прогулкой и, никуда не торопясь, вернулся на судно.

У трапа меня уже ждал Валёк. Он с ходу принялся меня допрашивать:

— Что, дедушка? Где же ты там был? Что нашёл? Что видел?

Пришлось пересказать ему свой поход:

— Ну, походил я по этому городу. Кое-что и интересное попалось на глаза.

Открыв фотоаппарат, я начал показывать ему фотографии, которые только что отснял. А потом и говорю Вальку:

— Тут только проблема у меня. Сегодня суббота, и мне поменяли сто долларов. Меньше не меняли, а песо у меня ещё остались. Покупать больше ничего я не хочу. Да и в город я больше не пойду. Если ты пойдёшь в город, возьми у меня эти песо, а потом отдашь их мне долларами.

Интерес Валька к моим фотографиям и рассказу о походе в город моментально исчез, и, опустив глаза, он только промямлил:

— Ладно, я подумаю, — и быстренько ретировался на камбуз.

Тут из трюма вылез второй помощник. Он тоже начал расспрашивать меня, что да как там в городе. Как пройти до гостиницы и магазинов, а так как я уже никуда не торопился, то я и ему всё подробно рассказал, а потом обратился к нему с той же самой просьбой:

— У меня песо остались на сумму около пятидесяти долларов, и, если пойдёшь в город, возьми их у меня. Тебе не надо будет менять их в отеле, а потом отдашь мне их долларами.

Результат был идентичен. Второй помощник изменился в лице так же, как и повар:

— Хорошо, хорошо. Сейчас сдам вахту и подумаю, идти мне в город или нет. Я попозже зайду к тебе. — И его как ветром сдуло.

Делать было нечего. Песо, как я понял, навечно останутся у меня. Одним словом — хохлы.

Я поднялся к себе в каюту, уложил покупки в шкаф и холодильник, а так как в капитанскую каюту дверь была открыта, зашёл туда и показал капитану сувениры, которые я купил в городе, а затем показал снимки, которые сделал в городе.

Разговор как-то сам собой переключился на судовые дела, и тут капитана что-то осенило. Он достал папку с файлами и начал объяснять мне правила компании о покупках, заказе запасных частей и всякой ереси, которая мне сейчас абсолютно не лезла в голову. Я сидел и молча кивал головой, якобы соглашаясь со всей этой мутотенью, которая в данный момент была абсолютно мне не нужна. Тем более я знал, что компания продаёт судно, и эти документы, которые капитан подсовывает мне, скоро будут мусором, и его придётся сжечь. Но капитан с чувством выполненного долга вручил мне эту чёртову папку и посоветовал в свободное от работы время поподробнее изучить её и напоследок разъяснил планы дальнейшей работы судна:

— Тут мы простоим ещё два дня. Сегодня и завтра целый день, а с утра послезавтра двинемся в сторону Магелланова пролива.

Ух ты! Для меня это было очень интересно. Я первый раз в жизни огибал Южную Америку через Магелланов пролив. По традиции мне должен быть выдан сертификат о том, что я прошёл Магеллановым проливом, и я после этого имел право носить в левом ухе золотую серьгу. Я рассказал капитану об этом обычае русских моряков. Он тоже об этом знал.

— Я уже не помню, сколько раз проходил этим проливом, но серьги в ухе до сих пор не имею, — с улыбкой ответил он мне.

Да, такая традиция была в давние времена. Триста лет назад, а может быть, и больше. И распространялась она на парусники, которые огибали мыс Горн, а не шли по Магелланову проливу. Потому что огибать с юга мыс Горн в летнее время, когда там были сильные шторма, было именно геройством парусников. Многие из них там и погибли, потому что в этом районе и в это время года у мыса Горн очень плохая погода и постоянно штормило. А мы будем проходить пролив зимой, то есть аргентинским летом.

До Магелланова пролива хода было около трёх суток. А потом предстояло ещё целую неделю идти без остановки и заходов до ближайшего порта, поэтому я спросил у капитана разрешения, чтобы он и завтра разрешил нам позаниматься ремонтом главного двигателя. Надо было подготовить его к длительному переходу. Капитан одобрил моё решение, и мы начали прощаться. Я сделал вид, что забыл папку с файлами на диване, но капитан указал мне на неё, и мне пришлось прихватить её с собой.

Вернувшись в каюту, благо до неё было всего-то несколько шагов, я бросил папку в дальний угол дивана и начал заниматься своими личными делами.

С собой в рейс я обычно брал до тридцати сериалов. Этого вполне хватало на контракт в четыре месяца. У меня для этого была специально папка с видеодисками. К тому же я всегда брал с собой видеопроигрыватель. Маленький и компактный.

Его я уже на второй день пребывания на судне подсоединил к телевизору, а сейчас настроил программу показа фильмов и включил себе очередной сериал. Налил стакан винца и, потихонечку потягивая его, начал просмотр очередного соплежуйства.

Меня не интересовало, как называется этот сериал, что в нём происходит, потому что мной овладело полнейшее безразличие к окружающему меня миру. Главное для меня сейчас было то, что вокруг меня царит спокойствие и тишина.

После семнадцати часов погрузка прекратилась, и на судне стояла гробовая тишина. Несмотря на то что в машине работал дизель, его из надстройки абсолютно не было слышно, и в каюте было тихо.

Надо было приучать организм к местному времени, к времени часового пояса, где я нахожусь. Поэтому я честно до полуночи боролся со сном, а в двенадцать приказал себе спать. Выключил фильм и завалился в глубокую постель, продавленную многочисленными телами стармехов.

Глава третья

С утра была та же самая суета. Мы с Серёгой готовили главный двигатель к дальнему переходу, а Львович решился отремонтировать сепаратор тяжёлого топлива. Видно, надоело ему почти каждую ночь бегать в машину. Миша тут же заменил релюшки, как и говорили несколько дней назад. Сепаратор был запущен и испытан. Подрегулировали термостаты и оставили его в работе. Пусть покажет свою работу на стоянке, чтобы на ходу ночами спокойно спать, а не бегать по всему судну.

К вечеру, когда погрузка была закончена, капитан скомандовал готовиться к отходу. Это было вопреки его предварительным обещаниям. Что ж! Бизнесмены считают деньги. И тот не миллионер, кто не считает каждый цент.

Через несколько часов на борт поднялся лоцман и судно вышло в рейс.

Несколько суток, которые предстояло пройти до Магелланова пролива, также прошли спокойно.

Конец ознакомительного фрагмента.