Паулина. Морские рассказы

Алексей Макаров

На каждом судне есть судовые механики. Их труд для постороннего взгляда не заметен. Их работа тяжела и о ней мало кто знает. Они – в тени от общего внимания или, как всегда, в машинном отделении.Об их работе никто и никогда не писал, поэтому в третьей книге Алексея Макарова из серии «Жизнь судового механика» рассказывается о работе судового механика без всяческих прикрас, такой, какой она является в действительности и тех переживаниях, которые коснулись, в какой- то степени и самого автора.

«Паулина».

Начало контракта

Жизнь судового механика

Глава первая

Самолёт пошёл на посадку в Сан-Паулу. Стюардессы бегали и наводили порядок в салонах, заставляли пристёгиваться, выравнивать кресла, убирать столики.

А у меня до сих пор стояло в глазах Инночкино лицо в аэропорту Владивостока. Даже через пепельные окна кафе я видел, как она машет мне рукой, а в телефоне звучал её голос:

— Счастливого пути, спокойного рейса. Я тебя люблю. Возвращайся быстрее.

Пересадка в Москве, пересадка во Франкфурте-на-Майне и десять часов перелёта до Бразилии, где так много диких обезьян. И вот сейчас самолёт сядет.

Он и сел. По многочисленным переходам я добираюсь до выдачи багажа и выхожу на имигрэйшн. Там по плакатикам в руках встречающих, нахожу своего встречающего.

Это женщина. Наверное, помесь местных индейцев с португальцами, а может, и ещё с кем. Но вид чисто южноамериканский. Она чем-то озабочена.

— Ты не один. Вас двое. Стой здесь, не уходи никуда. Твой друг где-то потерялся, — тараторит она по-английски с испанским акцентом.

Мне что. Курить я бросил. Значит, выходить на улицу не надо. Стою спокойно. Сказали ждать — значит, ждать. Глазею по сторонам.

Где это тут столько много диких обезьян? И вдруг появляется агентша с очень непростым импозантным человеком. Она ему тараторит:

— Я тебе сказал быть здесь, никуда не ходить. Почему ты ходить другая сторона?

А тот, еле выдавливая английские слова, представительным басом возражает, показывая вокруг руками:

— Я не могу уходить далеко. Я здесь всегда рядом. Я большой, и меня всегда видно.

Что он большой, это я сразу заметил. Роста намного больше ста восьмидесяти, в распахнутом кожаном плаще, с изящным кожаным чёрным портфелем в руке. Из-под плаща проглядывался хорошего качества пиджак, рубашка и изящно повязанный галстук. Он нисколько не был смущён, что его кто-то искал, кто-то ждал, кто-то о нём волновался. Тени смущения и неловкости на его лице у него не было. Напротив, он сам выказывал недовольство респектабельным басистым голосом.

— Я тут стоять. Пять метров другая сторона. Почему ты меня не видать? — на тарабарском английском высказывал он своё недовольство.

Агентша махнула рукой. Мол, слава богу, все собраны, все нашлись.

— Пошли другой терминал. Там я сделать вам билет в Порту-Алегри. Багаж сдавать надо на местный терминал. — И она повела нас на терминал местных авиалиний для оформления билетов и сдачи багажа.

У моего спутника вещей почему-то не было. В руках он нёс только портфель. Он шёл рядом со мной с независимым и гордым видом. Подстроившись к его широким шагам, я поинтересовался:

— Позвольте узнать, а куда Вы направляетесь? — И с интересом снизу-вверх посмотрел на него.

— На «Паулину», — с некоторой задержкой и гордостью многозначительно ответил он.

— И в какой же должности, позвольте поинтересоваться? — с не меньшим интересом я начал выспрашивать у столь импозантного мужчины.

— Моториста, — с такой же, как и прежде, значимостью ответил он.

— А что же Вы без багажа? — не отставал я от своего спутника.

— Во Франкфурте у нас была стоянка меньше часа, наверное, они не успели перегрузить багаж, — невозмутимо и с такой же долей значимости ответил он.

— Так откуда же Вы летели? — Мне захотелось как можно больше узнать об этом представительном мужчине.

— Из Мариуполя, — был не менее гордый ответ.

У меня создавалось впечатление, что сейчас мой собеседник взойдёт на трибуну партийного съезда. Откашляется, отопьёт глоток воды из стакана, заботливо предложенного секретарём, и начнёт очередной доклад. Он не спеша, без тени стеснения разложит перед собой листки с текстом, окинет зал тяжёлым взглядом, возложит на трибуну вытянутые руки, и его слова, содержащие только непререкаемую истину, сейчас польются на головы благодатных слушателей.

— Так пора бы и познакомиться, — предложил я дружелюбно.

— Серёга, — веско и смачно вылетело из его полураскрытого рта.

— Александр Владимирович. Ваш будущий стармех.

Он веско посмотрел на меня сверху вниз, и с такой же значимостью с его губ сорвалось:

— Надеюсь, что мы сработаемся.

От этих слов я чуть не поскользнулся на мраморном полу и не брякнулся всеми своими мягкими местами на отполированный и блестящий пол.

Агентша быстро организовала сдачу багажа и оформление билетов на местные авиалинии до Порту-Алегри.

Я обратил её внимание, что у Серёги нет багажа, и она обещала получить его завтра и доставить на судно, которое будет стоять в Рио-Гранде ещё несколько дней. Чувствовалось, что у неё ещё много дел и она не собирается больше водить нас за ручку, поэтому она только торопливо спросила:

— Вам ещё нужна моя помощь? Ведь до рейса ещё три часа? — на что я как можно вежливее заверил её, что мы ей премного благодарны и с дальнейшими трудностями постараемся справиться сами.

На что агентша, усмехнувшись, посоветовала:

— Смотри внимательно за свой друг. Пусть он больше не потерялся, — отчего я рассмеялся. Мы пожали друг другу руки, и она упорхнула.

— Что она там наговорила? — нехотя, цедя каждое слово, поинтересовался Серёга.

— Она пожелала нам счастливо добраться, а тебе самого наилучшего, — не моргнув глазом объяснил я ему перевод.

— А что она сказала про мой багаж? Когда же он, в конце концов, будет доставлен? — По суровому тону Серёги чувствовалось, что его недовольству не было предела.

— Сегодня прилетит твой багаж, — успокоил я «генерального секретаря».

Его поведение меня уже начало раздражать. Ну хоть бы спасибо сказал или что-нибудь в этом роде. Нет. Этому человеку, так мне показалось, все всегда что-нибудь будут должны.

Отойдя в сторону от билетных касс, мы нашли свободные кресла и устроились на них. Надо было ещё скоротать около двух часов. После такого продолжительного перелёта я чувствовал себя выбитым из колеи.

Договорились с Серёгой, что он сидит у наших портфелей и караулит кресла, а я пойду и осмотрюсь, поем и попью, а потом уже Серёга сделает такой же вояж. Тот благосклонно согласился с таким предложением.

Найдя обменный пункт, я поменял пятьдесят долларов на местные деньги.

По мне, они все были песо, но это были не песо. А как правильно выговорить их название? Я так и не запомнил. А так как по-английски никто здесь ничего не понимал, то мне достаточно было того, что я говорил всем продавцам белиберду смеси русского и английского языка, а в ответ мне предлагали калькулятор. Потом с продавцом мы очень старательно всё перемножали, торговались, приходили к общему знаменателю и, довольные, расходились.

Таким образом я купил сувенир. На мой взгляд, он был очень хорош. Ведь я первый раз в Бразилии, и у меня была традиция. В странах, в которых я бывал первый раз, я всегда покупал сувениры.

Рядом с сувенирными киосками находилось кафе. Там я заказал себе кое-что из местной кухни. Это были вкусные блинчики с копчёностями и овощами. Пиво было только в банках, и я взял две баночки местного пивка, но у меня всё равно ещё оставалось больше тридцати местных тугриков. После очень эмоционального общения с продавцом в кафе я усвоил, что эти тугрики имеют название. Это же знаменитые реалы!

Закончив ознакомительный тур по аэропорту, я вернулся к Серёге. Тот сидел на прежнем месте, но, несмотря на свой гордый и независимый вид, клевал носом.

— Не спать, а то замёрзнешь, — скомандовал я ему.

Тот мотнул головой, и взгляд его стал более осмысленным.

— Что, можно и мне размяться? — вопросительно посмотрел он на меня.

Что это с ним случилось? Но, помня наставления агентши, я указал Серёге на часы.

— На прогулку и пропитание тебе даётся не более получаса. В двенадцать начало посадки, и ждать нас там никто не будет, — предупредил я его. — А нам ещё надо дойти до посадочных ворот.

— Владимирыч, не беспокойся. Везде мы успеем, — с видом бывалого путешественника заверил меня Серёга и с достойным видом удалился.

Я с подозрением смотрел ему вслед, потому что меня терзали смутные сомнения. А прав ли я, что отпустил одного в незнакомом аэропорту представителя свободолюбивого украинского народа?

Оказалось, что не прав.

Было двенадцать двадцать, когда фигура нашего представителя одной из ведущих политических партий мира появилась на краю сцены.

— Твою маму дорогую и т. д. и т. п. Ты где, б…ь такая, шаталась?! Ты на часы глядел или они у тебя к ж…е примотаны? — Я бы орал, визжал и плевался от злости, если бы это был не аэропорт. Но вид моего оппонента был, как и прежде, невозмутим, и он был беспредельно спокоен.

— А что? Мы куда-то опаздываем? Ведь до взлёта ещё сорок минут. — Его тупизму не было предела. Его броня не пробивалась, и на меня был направлен только взгляд первозданной невинности.

Что оставалось делать? И я, взглянув в эти невозмутимые очи, махнул рукой и только уже на ходу бросил ему вслед:

— Бежим.

Я на самом деле бежал и не оборачивался на нашего «генерального секретаря». И тут, как назло, наши ворота оказались последними в длинном коридоре аэропорта.

Подбежав к ним, я сунул в руки проверяльщиков посадочный талон и под их испепеляющими взглядами промчался в салон самолёта, где нашёл своё кресло и плюхнулся в него. Через минуту и жопа «генсека» приземлилась рядом. У меня не было слов. Только маты. Они клокотали у меня в груди, но я как мог сдерживал себя, чтобы не разораться. В дополнение ко всем удовольствиям, что сегодня свалились на мою голову, меня убил последний Серёгин вопрос:

— А что это мы не взлетаем? Ведь мы уже на местах. Мы же успели. — Вид его был, как и прежде, неизменно спокоен, и голос сохранял всё те же нотки достоинства и превосходства.

Мама дорогая! Ну зачем ты меня родила в понедельник? Я думаю, чтобы испытать удовольствие при общении с такими Серёгами, надо было родиться в другой день недели.

А ему хоть бы хны! Он старательно пристегнулся и уже через несколько минут мирно похрапывал.

Самолёт взлетел. Я сидел у окна и смотрел на удивительную Бразилию, про которую столько много слышал и читал.

Под окном проплывали холмы, реки, поля, какие-то деревни, посёлки. Это в моём понимании. А может быть, по-бразильски они имели совсем другие названия. Я даже не заметил, как проглотил предложенный бутерброд. Так всё было интересно за бортом.

Много лет летаю. Но чтобы было так интересно, так это было в первый раз. Да, это было впервые, чтобы я так беспрестанно смотрел за борт. Обычно я, как и Серёга сейчас, всегда спал.

Опять загорелось табло о посадке. Самолёт приземлился, и наш Серёга проснулся.

— Мы что, уже в Бразилии? — важно изрёк он, ожидая моментального разъяснения.

Мне этого хватило.

— Да! Тут много диких обезьян, — съязвил я.

— Интересно. Да, и где же они тут? — его ответ был по-прежнему невозмутим.

Слава богу! Самолёт уже остановился на взлётной полосе, и надо было выходить, поэтому мне не пришлось отвечать на такой важный вопрос.

Добравшись до транспортёра, я нашёл свой чемодан. Он был в плачевном состоянии. Обе ручки оторваны. И как его тащить? Это уже была моя проблема. Хорошо ещё, что осталась выдвижная ручка и колёса. Да… Китайское качество и тут подвело. Не выдержал страдалец перелёта из Владивостока до Порту-Алегри.

На выходе я осмотрелся и увидел мужчину полуиндейской наружности с плакатиком в руках. Он ждал именно нас. Я подошёл к нему и, стараясь выговаривать английские слова правильно и медленно, попытался объяснить ему, что мы — это те, кого он ждёт, что мы уже здесь и хотели бы знать, а что же будет дальше.

Обычные стандартные фразы, которые я говорил Фариду в Дубае, когда он меня встречал, и многим другим агентам.

Но в ответ я получил фразу по-португальски. Из которой я ничего не понял. Тогда я, хулиганя, по-русски с матами сообщил ему, что мы здесь.

— О! Руссо, украине, добро пожаловать! — И яркий представитель местного населения, подхватив мой чемодан за оставшуюся ручку, быстро пошёл к выходу, где находилась его машина.

Его «Фольксваген» стоял метрах в двадцати от входа.

Каким-то образом мне удалось выяснить, что он наш агент и он отвезёт нас в Рио-Гранде, до которого триста километров, но для этого пришлось приложить массу артистизма, мимики и жестов.

На улице было тепло, ведь был ноябрь. В Москве у меня не было времени на переодевание, и я купил себе в duty free футболку за тридцать долларов. Дешевле там не было. Там же я и переоделся в неё и поэтому чувствовал себя в местном климате нормально. Это после Владивостока, где было минус десять. И после зимней Москвы, но там я был только в аэропорту, и с наружной температурой, слава богу, контакта удалось избежать. А здесь было не меньше чем плюс двадцать пять градусов. А Серёга был ещё в длиннополом кожаном пальто. Пот с него лился градом, но он не сдавался.

— Да сними ты свой плащ, — не выдержал я, видя его страдания.

Это я первый раз за всё время нашего общения сорвался в ответ на весь его тупизм.

На удивление, он без слов снял пальто и уложил его в багажник вместе с моим чемоданом.

В машине было жарко, и я попросил агента включить кондиционер. Тот меня почему-то сразу понял, и мы тронулись.

Городские развязки меня не очень удивили. Всё обычно, как в нормальном европейском городе. Но когда мы выехали за город, то я на самом деле был удивлён.

Я как будто попал в Ханкайскую долину. Такая же двух полосная дорога, такая же равнина. Деревья, по-моему, те же самые. Холмы — те же самые. Я смотрел и получал удовольствие, вспоминая, как в прошлом году я ехал точно так же, по такой же дороге. В машине были жена, внуки, и я наслаждался щебетанием их голосов.

Но в нашей машине этих голосов сейчас не было. Водитель был занят дорогой, а я смотрел по сторонам. Серёге было скучно сидеть на заднем сиденье, и он донимал меня вопросами. Но скорее это походило на допрос.

— Владимирыч, а сколько во Владике стоит рыба?

Какая рыба, что за рыба? Его, по-видимому, это не интересовало. Ему нужно было знать только цену. На мои подробные ответы о сорте рыбы, о её цене в рублях он только качал головой и значительно выдавал междометия. Потом доставал из глубин своих штанов калькулятор и начинал переводить всё в гривны, а потом в доллары. Совершив манипуляции с подсчётами, он многозначительно выдавал:

— Да, это у нас дешевле… — Или наоборот: — Нет, это у нас дороже, — или что-то вроде этого.

После непродолжительного молчания и, наверное, переваривания полученной информации он задавал следующий вопрос:

— Владимирыч, а сколько стоят во Владике машины?

Мне опять приходилось обстоятельно отвечать.

Машины были моей любимой темой, и я развивал свою мысль на полную катушку. И о старых марках, и о новых моделях, об их преимуществах и недостатках. И всегда за этим следовал риторический вопрос:

— А как же вы на них ездите? Ведь руль-то справа.

На что у меня был всегда заготовлен ответ:

— Так это же так легко — обматерить умника за рулём леворульной машины. Поэтому и ездится очень легко. Всегда видишь дурака за рулём рядом с собой.

Потом разговор надолго затихал. Водителю тоже было скучно. Он периодически включал то одну, то другую местную радиостанцию с музыкой. Иногда пытался что-то спросить на ломаном английском. Долго соображал о полученных ответах, переспрашивал и делал вид, что что-то понял.

После пары часов интенсивной гонки я почувствовал, что он именно — бразильеро. У него самая лучшая машина в мире, и он самый лучший водитель на дорогах Бразилии. Он не позволит себя кому-либо обогнать, и всегда и везде он будет первым.

Я даже сам себя вспомнил, когда мы с Инночкой ехали в Горноводное. Тогда никто меня на моей «Карине ED» не смог обогнать. Даже на перевалах к Дальнегорску я не позволил «Крауну» обогнать себя.

Остановились у небольшого магазинчика. Попили кофе и съели по паре бутербродов. Серёга всё ходил и присматривался к ценам. Он не выпускал из рук калькулятор и всё время что-то перемножал и делил. Своими впечатлениями он делился со мной.

— Да я бы тут жил с такими ценами! — то и дело вырывалось у него.

Когда он увидел, что бразильское вино в упаковке по четыре литра стоит меньше четырёх долларов, он не выдержал и купил его.

Пока наш водитель пил кофе, я обошёл всё вокруг и остановился у входа в магазин. Рядом стоял рейсовый автобус. Пассажиры вышли погулять, и к нам подошёл молодой парень. На хорошем английском он обратился к нам. Он ехал домой после окончания курса обучения в мореходке. Его отец работает лоцманом в Рио-Гранде, и этот парень очень соскучился по своим родителям. После отпуска он уже имеет распределение на работу и очень хочет отдать все силы своей следующей работе.

Когда он увидел, что Серёга покупает вино, то разочарованно сказал:

— Бразильское вино — это не то, что я хотел бы подарить своему отцу. Я ему везу в подарок чилийское вино. Это будет ему лучшим подарком.

Мы с ним мило распрощались, и наш водитель опять резко нажал на газ.

Он резво обходил одну машину за другой. В мастерстве вождения ему можно было позавидовать. Бразильский темперамент сказывался и в этом.

Опять понеслись долины, холмы, берёзы, сосны, ивы, небольшие строения. В какой-то роще водитель попросил разрешения остановиться. Это оказалась сосновая роща.

Въехав в неё, машина наполнилась густым хвойным ароматом, а чистота воздуха меня сразила.

Водитель остановился у небольшого строения с вывеской. Пару слов я понял — ВИНО и ПИВО. Остальное — для меня были только буквы. Войдя в строение, я ещё раз был поражён. Там стоял дух нашей копчёной колбасы. Водитель уже что-то покупал, а я в нерешительности подошёл к деревянному прилавку и осматривал вывешенные на крючках, вбитых в стены, многочисленные палки и кольца колбас. От них шёл такой непередаваемый аромат копчёностей, что у меня чуть ли не закружилась голова.

Хозяин что-то приветливо начал рассказывать мне, указывая на колбасы. Но я его абсолютно не понимал, тогда водитель попытался объяснить мне содержание речи продавца.

Из его перевода я понял, что это хозяин лавки. Они тут сами делают говяжью колбасу, и он с удовольствием даст нам её попробовать. У него их несколько сортов. Если иностранцы согласятся попробовать его колбас, то он приглашает нас за столик.

Колбасами были увешаны все стены. Они на подвесках свисали с потолка. Они висели на стенах, лежали на прилавках. В этом магазинчике они были везде.

Дух копчёностей сводил с ума. Слюной можно было захлебнуться. Как можно было отказаться! Хотя я знал, что это предложение приведёт к последующей раскрутке. И водитель нас сюда не просто так завёз. Он, наверное, тоже имеет здесь свою прибыль.

Мы сели за столик напротив прилавка. Полумрак, прохлада, запах елей, растущих рядом с магазинчиком, и запах копчёностей сделали своё дело.

Сил сопротивляться не было. Перед каждым из нас появился высокий стакан из зелёного стекла. Вино в нём казалось чёрным. На вкус это был очень хороший портвейн. Наверное, в моей жизни я пробовал всего лишь несколько раз вина такого сорта.

Вино был тягучее, в меру сладкое, и его терпкость откладывалась на языке. А перед нами, как по волшебству, появилось целое блюдо с нарезанной, пахучей и заманчивой колбасой.

О! Как это было вкусно! Я не устоял и оставшиеся у меня реалы потратил именно на эту колбасу. Серёга был, я думаю, на тот момент умнее меня. Он купил колбасу и ещё вдобавок огромную бутылку этого наивкуснейшего портвейна.

Простые мужики, простые работяги. Бразильцы. Я впервые видел тех людей, кто делает для нас то, что нужно нам, горожанам. А они просто так живут. Это их жизнь. Это их страна, в которую они замечательно вписываются, и колорит этой страны создаётся именно этими простыми работягами.

Мило распрощавшись с хозяевами гостеприимной лавки, мы покинули её с увесистыми пакетами, а водитель опять нажал на газ, и автомобиль умчался от уютной лавки с запахом сосен и копчёных колбас.

Опять понеслись навстречу холмы, луга, поля. Лето. И только кое-где можно было увидеть трактора и людей. Простор, проносящийся за бортом, завораживал.

По указателям до Рио-Гранде оставалось меньше тридцати километров. Всё это уже было не столь интересно, как в начале пути. Те же дома, рощи, луга и деревеньки с небольшими домишками. И чем ближе мы продвигались к намеченной точке, тем нищета и развалюхи встречались всё чаще и чаще.

Вот мы и въехали в долгожданный Рио-Гранде, а мне показалось, что мы неожиданно оказались в Кандле в Индии. Только что на дороге не было коров и свиней. Та же нищета и разбитые дороги. Хотя в центре города и дороги были в норме, и вывески ресторанов и кафе напоминали европейские. Но что-то было не то. И только когда я вышел из машины у офиса, я понял. Лица. Да! Все они не были европейскими. Это была какая-то странная помесь местных индейцев с остальными нациями мира. Хотя натуральных индейцев я никогда не видел в жизни, исключая телевизор. Но даже подсевшая в автомобиль любовница водителя была характерной креолкой.

Водитель привёз нас в офис и сдал агенту. Тут уже было легче. Все говорили по-английски.

Даже Серёга как-то облегчённо вздохнул и опять начал задавать свои насущные вопросы. Но у меня не было ни сил, ни времени, чтобы отвечать на них, и я их игнорировал.

Время пошло уже в судовом режиме.

Агент посадил нас в свою машину и повёз в имигрэйшн. Там нам поставили в паспорта печати. Вновь гонка по неровной брусчатке городка до проходной в порт.

И вот я уже вижу судно. Ещё во Владивостоке я видел его фотографии, которые мне прислали по e-mail. Но когда видишь всё своими глазами, то впечатления становятся совсем другими.

Это было что-то невероятное. Узенькая жилая надстройка на самом баке и выхлопные трубы в самой корме. С левого борта два внушительных грузовых крана.

На причал был спущен трап, и около него стоял вахтенный помощник.

Агент попытался взойти на трап, но помощник преградил ему путь и потребовал предъявить документ. Тот был удивлён, но документ показал. К нам подошёл старик. Седая борода, громадные тёмные мешки под глазами. Одет он был в потрёпанные шорты, из которых выглядывали тоненькие ножки.

Помощник по-английски обратился к подошедшему старику. По их разговору я понял, что это капитан. Как мне говорили по телефону, он болгарин. Поздоровавшись с агентом, капитан пошёл вверх по трапу, а нас как будто даже не заметил.

Серёга двинулся вверх, а я растерянно стоял перед своим полуразваленным чемоданом и соображал, как же его тащить.

Помощник, видя мою заминку, подошёл ко мне.

— Помочь, что ли? — уже по-русски поинтересовался он.

— Да… эту развалюху я один не осилю, — посетовал я и с выжиданием посмотрел на помощника.

— Вы не обращайте на мастера внимания. Вообще-то он нормальный мужик. Очень хорошо говорит по-русски. Так что насчёт этого будьте осторожны.

Взяв с обеих сторон поломанный чемодан, мы с помощником дотащили его до надстройки. Оставив перед дверью в надстройку чемодан, помощник пошёл вперёд по узким, крутым трапам, а я, взвалив развалюху на плечо, последовал вслед за ним.

Помощник подвёл меня к запасной каюте.

— Каюта деда выше палубой. Если надо, можете к нему подняться, — посоветовал он мне и ушёл.

Теснота была страшенная. Это меня ещё поразило на трапе, потом на палубе, когда второй помощник помогал перетаскивать мне чемодан через лазы во флорах в фундаментах кранов и по палубным трапам, а теперь и в этой запасной каюте.

Хотя она и состояла из небольшой приёмной со столом, телевизором и холодильником, спальни и узенького санблока, но её было не сравнить с моим предыдущим балкером, где только в приёмной можно было играть в футбол.

Оставив чемодан в приёмной на диване, я застелил постель и поднялся палубой выше. В каюту стармеха.

После моего продолжительного стука дверь открыл полуголый человек с растрёпанными длинными волосами. Видно было, что он только что после душа. Бёдра были обёрнуты полотенцем, волосы мокрые. Причёской и выражением лица он чем-то напомнил мне батьку Махно. Как потом и оказалось, Олег был из Мариуполя.

Он извинился за свой вид.

— Только помылся. Сутки из робы не вылезал. Извини, устал как собака. Давай завтра с утра обо всём поговорим. Время у нас ещё есть. Целые сутки. На, возьми бутылку воды, сок и кружку. Наверное, и сам устал? — спросил он участливо.

Что уж тут было скрывать. Во Владивостоке был уже полдень завтрашнего дня, и ноги у меня подкашивались. Я, получается, уже не спал больше суток.

Спустившись в каюту, я принял душ и завалился спать. Заснул сразу, как будто провалился в яму.

Глава вторая

Проснулся без будильника. На нём было четыре утра. Рассвет только занимался, и в каюте был полумрак. На моих биологических часах было уже шесть вечера. Кто же спит вечером? Конечно, заснуть я больше не смог. Умылся, оделся и вышел на палубу.

Рассвет был прекрасный. На небе ни облачка. Не жарко. В шортах было самое время прогуляться.

Но надо было знакомиться с судном. Для того меня сюда и послали, чтобы не прохлаждался, а занимался делом.

Ознакомление с судном я начал с пеленгаторной палубы.

Чем дальше вниз, тем ясней становилась картина, что это за судно, для чего предназначено и какое его состояние.

Ржавчина старательно замазана краской. Значит, старались придать надлежащий вид судну без особых затрат. Тросы на шлюпках менялись давно, а маркировка стоит свежая. За прошлый месяц. Палуба не полностью ободрана, но закрашена.

Получалось как в сказке: чем дальше в лес, тем страшнее.

Зашёл в надстройку. Вроде бы всё и чисто, но что-то здесь не то.

На нижней палубе у рефрижераторных камер почему-то воняло фекалиями. Завернув за угол, я увидел там установку обработки сточных вод. Вентилятор для жизни бактерий работал, но воздух оттуда шёл с гнильцой, хотя маркировка о проверке была поставлена свежая. У фильтра засыпки бактерий гайки не отдавались уже с полгода. Хотя надо было их контролировать ежемесячно.

И так всё дальше и дальше. У меня с собой были блокнот, ручка и фонарик. Времени до завтрака было достаточно, и поэтому я продолжил обследование.

Мне при моём опыте было достаточно только взглянуть, послушать механизм, и можно было уже определить, в каком состоянии он находится.

Добрался я и до входа в машинное отделение.

Несведущему это бы показалось странным, что он начинается входом в тоннель. Тоннель был длиной метров восемьдесят. Идти надо было по решёткам, под которыми проглядывалась не очень чистая палуба. Под решётками то тут, то там были разбросаны различные крепления для груза.

Проскользнула мысль: а если будет резкая качка и всё это хозяйство начнёт летать с борта на борт? Пробьют они борта или нет?

Лазы в трюма были открыты. Клинкетные двери не зафиксированы.

Наконец-то я добрался до машины.

Грязь меня поразила. Но кто-то что-то старался предпринять для наведения порядка. Палуба около ЦПУ была покрашена. А борта и бортовые переборки были почти чёрного цвета. Видно было, что долгое время их никто не мыл и не красил.

Вид был хуже, чем на какой-то занюханной барже. Было очень тесно и грязно. Всё как-то давило и поражало своей неаккуратностью.

Неужели это судно принадлежит немецкой компании? Ведь у них должен быть во всём порядок и чистота! А тут наоборот. Только замасленная грязь на переборках и палубах.

В ЦПУ везде разбросаны документы и инструкции. Полные урны ветоши, бумаг, и все пепельницы полны окурков.

В компьютере полная неразбериха. Все документы выведены только на экран. Никакой систематизации. На полках стоят папки без названий с какими-то документами. И только по степени замасленности этикеток можно определить, какие брались и использовались чаще всего.

Впечатление было удручающее. Куда я попал?

В кладовой, которая непосредственно сообщалась с ЦПУ, был полнейший беспорядок. На полках — кавардак. Где, какие и для чего запасные части лежат, было непонятно. Что-то на этих полках лежало, но перемотанное в тряпки и без всяких этикеток. Для чего? Непонятно. Может быть, со временем я и разберусь в этом беспорядке, но сейчас только один взгляд на эти полки приводил меня в ужас. А что? А если что-либо случится с каким-нибудь механизмом? Что я буду делать? Где искать запасную часть? Как я буду восстанавливать механизм? Блокнот переполнялся вопросами.

Но время приближалось к завтраку, а по моим биологическим часам мне бы и ужинать было пора.

Прервав осмотр машинного отделения, я поднялся на главную палубу к камбузу.

Там орудовал высокий черноватый парень. На вид ему было за тридцать. Он что-то ловко переставлял, жарил, парил, резал.

— Доброе утро, — приветствовал я его.

— Доброе утро, — машинально ответил он, но, подняв глаза, удивился: — О, да вы, наверное, наш новый дедушка!

— Точно так. Я им и буду у вас на ближайшие четыре месяца. Давайте знакомиться. Меня зовут Александр Владимирович.

На что кок так же машинально ответил:

— Валёк.

Я с удивлением поднял глаза, и он поправился:

— Валентин.

— Ну всё понятно, очень приятно познакомиться. А где же можно налить себе чай, Валентин? — спросил я, оглядываясь в незнакомой обстановке.

— У нас все пьют кофе, кроме меня. Приятно будет иметь собеседника за чашкой чая. Вот здесь, в буфете, я месяц назад положил пачку чая, но она, по-моему, ещё не закончилась.

Он подвёл меня к буфету. Показал, где чай, чайник, ложки, вилки, и моё место за столом.

Налив чай в чашку, я в очередной раз удивился. Да… это был не тот «Липтон», что на последнем судне заказывал нам капитан. У того был только цвет, и без сахара он казался только водой. А здесь ощущался вкус настоящего чая, и от него шёл приятный аромат.

Тем временем Валёк поднёс мне полную тарелку с яичницей и беконом, поставил рядом несколько сортов сыра и колбасы. Я был вновь удивлён. Среди сортов сыра присутствовал даже сыр с плесенью. Рокфор! На столе я нашёл даже чёрный хлеб!

«Вот это кормят тут», — пронеслась мысль.

Валёк сел рядом и, видя новые уши, начал накачивать их информацией.

Нет, он никого не закладывал, он рассказывал о жизни. Наверное, ему не с кем было долгое время поделиться, вот он и выкладывал мне то, что у него накипело.

Его контракт заканчивается через три недели. Он сел на судно в Европе, и судно пошло в Африку. Сейчас пересекли Атлантику, чтобы выгрузить остатки груза. Следующий порт будет в Аргентине, где будет погрузка цементом. А потом через Магелланов пролив судно пойдёт в Чили, где ему и приедет замена. Он всё это выкладывал, как по нотам.

Но тут стали подходить на завтрак матросы. Валёк извинился и пошёл готовить завтрак для них.

Я остался в кают-компании один, но ненадолго. Забежал, как будто с пожара, человек в комбинезоне. Автоматически хватая чашки, ложки, он так же автоматически проговорил:

— Доброе утро. Старпом, Игорь, — и торопливо протянул мне руку.

— Доброе утро, — ответил я, пожимая его узкую, но крепкую ладонь. — Александр Владимирович.

— Очень приятно, надеюсь, у нас не будет проблем, — так же автоматически протарахтел он.

— Поработаем — посмотрим. Но все проблемы решаемы. Я думаю, у нас с вами они не должны возникнуть.

Он с удовлетворением хмыкнул и убежал к матросам. Уже оттуда я слышал его голос. Он что-то выговаривал боцману. В ответ только слышалось несколько унылых голосов, которые возражали ему в унисон. Нормальное судовое утро в порту. Я начинал чувствовать себя в своей тарелке.

Прихрамывая, зашёл абсолютно седой человек. На вид даже постарше меня. С одесским акцентом и странной горловой буквой «р». Он представился:

— Владимир-р-р-р Львович. Втор-р-рой механик. — Он также протянул мне руку для пожатия. Это была действительно рука настоящего механика. Увесистая, шершавая, с расплюснутыми ногтевыми фалангами и с мазутной грязью под ногтями. Указательный палец травмирован и сросся в форме когтя, отчего его рука казалась клешнёй.

— Александр Владимирович, — представился я. — Надеюсь, вы уже знаете, кто я?

— А чего не знать. Олег уже вторую неделю ждёт замены.

Я недоумённо поднял брови.

— Это стармех, котор-р-рого ты будешь менять, — пояснил второй механик.

Как-то само собой улетучилось чувство официальности. Львович сел за стол, сыпанул себе в кружку несколько ложек кофе, и мы продолжили разговор. Что нам было делить? Нам предстояло работать. Нас в машине только четверо, и её, нашу машиночку родимую, надо было заставить бесперебойно работать так, чтобы нам хватило её до конца нашего контракта и осталось нашим сменщикам.

Я с первых слов понял Львовича, что именно это его работа, и он будет тянуть свою лямку до конца.

Опять по длинному тоннелю мы прошли в машину. Там уже были Серёга и молодой черноволосый симпатичный парень. Его обаятельная улыбка обезоруживала. Он представился:

— Электромеханик. Миша.

Тут в ЦПУ влетел Олег с молодым высоким парнем, который оказался его мотористом. Моторист тоже списывался. И началась суета. Моторист подхватил Серёгу и повёл показывать механизмы и рассказывать ему его обязанности. Механики дружно закурили и налили себе по кружке кофе. Начался рабочий день.

Олег, ещё на правах стармеха, отдал распоряжения и повёл меня по машине. Хорошо, что я уже утром здесь побывал, и поэтому для меня это был уже не белый лист. После обхода, взяв блокнот, я записывал новые замечания по механизмам и начал задавать Олегу вопросы. Он, в свою очередь, уселся за компьютером и тоже принялся рассказывать о порядках в компании, о документации, о неисправностях. Видно было, что к сдаче дел он подготовился основательно.

К обеду мы подготовили отчёт по расходу топлива за сутки и его остаткам на сегодняшнее число.

— Ну вот в основном и всё, — как-то облегчённо вырвалось у Олега. — С Мишей пройдёте после обеда по остальным механизмам. Он расскажет о нюансах по электричеству. А теперь пошли пообедаем. В семнадцать подпишем акт, а потом агент заберёт меня в аэропорт.

Да, давненько мне не попадалось такое судёнышко со столькими неисправностями. По списку Олега их было двадцать три. Хотя много работ было выполнено, о чём в компьютере для подтверждения было достаточно фотографий.

Но элементарно. Даже телефон по судну не работал после последнего обесточивания. Что-то сгорело в электронике.

На главный двигатель вообще не было запасных форсунок и топливных насосов. Второй механик выбирал что-то из ранее использованных деталей и пытался хоть как-то восстановить форсунки и насосы.

Следы его деятельности были зажаты в тиски и раскиданы по верстакам. Везде были раскрытые ящики. По углам валялись груды ветоши. Сразу было видно, что второй механик не хозяин в машине и наведению порядка уделяет минимальное внимание. Да, это не второй механик с моего последнего судна. У того во всём был военно-морской порядок. И даже за пыль каждый мог получить нагоняй. Сказывалась наука, оставшаяся от ВМФ.

Мне становилось понятным, почему Олег с таким облегчением сваливает отсюда. А мне это всё предстояло приводить в рабочее состояние. Выгрести кучи мусора и провести должную инвентаризацию.

Запасных частей для многих механизмов не было совсем, хотя они были заказаны, и это бы ещё ничего. Оказалось, что судно выставлено на продажу уже с августа, и поэтому хозяева не хотят тратиться на продаваемое судно. А мне об этом при подписании контракта никто ничего не сказал. Экипаж ещё в августе чуть не заменили в Европе, но что-то не срослось у покупателей и продавцов, и судно было загружено и работает до сих пор у старого хозяина.

Настроение было ниже ватерлинии. Но не уезжать же домой из-за этого. Надо будет работать и добиваться того, чтобы и запасные части были доставлены, и механизмы работали, и судно не имело простоев из-за этого.

После обеда меня вызвал на мостик капитан. Ему были нужны мои документы.

Мостик — это шестая палуба. Но я как-то привык называть их этажами. И поэтому моряки иногда на меня странно косились, когда я палубу называл этажом.

Когда заберёшься по крутым трапам на мостик, то язык у тебя окажется на плече, а если так до десятка раз в день, когда телефон не работает… К концу дня не то что язык — ноги протянешь. Как потом и оказалось. Побегать мне пришлось предостаточно. Но, слава богу, ноги я не протянул.

Капитан сидел у компьютера. Он только скосил взгляд в мою сторону. Я подошёл к нему и по-английски представился. Дальше разговор шёл только по-английски.

Капитан забрал у меня документы. С некоторых сделал копии, а остальные вернул. Он только спросил меня, когда мы закончим передачу дел, и дал мне понять, что меня он больше не задерживает.

За мной стоял великий англичанин Серёга. Он попытался что-то сказать капитану по-английски, а капитан на вполне нормальном русском, почти без акцента, отвечал ему. Я это уже услышал, когда закрывал за собой дверь на мостике. Меня это немного покоробило. Но что делать? Он капитан — ему виднее, как общаться с подчинёнными. На судне единоначалие, и поэтому молчи и сопи в две дырки. Капитан потом сам выберет манеру общения с тобой.

Как-то на одном из судов я попытался качать права, но в ответ сам оказался в дерьме. Поэтому пока пусть всё будет так, как оно есть. Потом разрулим.

Вернувшись в машину, я продолжил самостоятельно изучать записи, которые сделал со слов Олега, просматривал компьютер, осматривал механизмы и делал всё, чтобы быстрее освоиться на абсолютно новом для меня и незнакомом судне.

А ведь в семнадцать часов я становлюсь хозяином всей механической части судна. Вечером Олег уедет, и уже не у кого будет спросить, если что-то случится, а спрашивать будут у меня и с меня.

Хотя оставались Львович и Миша. Это немного облегчало мою задачу. Они уже отработали более двух месяцев и, как говорится, въехали в курс событий.

В пять часов Олег последний раз спустился в машину. Мы подписали акты, журналы и пошли к капитану на доклад.

Тот встретил нас с непроницаемым лицом, но теперь уже разговаривал с нами по-русски. Наверное, потому, что Олег говорил с ним тоже только по-русски.

Капитан забрал акты, вложил их в файлы, поинтересовался у Олега, готов ли тот к отъезду, и ушёл на мостик, а Олег вернулся к себе в каюту переодеться.

Его каюта находилась в паре метров от двери капитана на этой же палубе, а я спустился палубой ниже в каюту, где лежали мои вещи. Переоделся и пошёл на ужин, а поужинав, вернулся в машину. Теперь я был тут один. Никто не отвлекал меня, и можно было спокойно продолжить ознакомление.

Я то и дело, сверяясь с записями Олега, проверял свои знания по механизмам и системам. Такими проверками практические навыки закреплялись намного быстрее. И если понадобится в аварийной ситуации, не дай бог, конечно, я смогу это сделать и в абсолютной темноте, и при качке, и без посторонней помощи.

Машинное отделение было маленьким. Всего в полтора этажа. Напоминало чем-то подводную лодку.

Не то что на балкерах, где мне пришлось проработать несколько лет. Там только до крышек главного двигателя приходилось карабкаться три с половиной этажа, да ещё до выхода на главную палубу из машины два, а если через трубу, так все четыре.

На контейнеровозах из-за коротких стоянок дела приходилось принимать и за несколько часов, а тут мне повезло, что знакомиться с судном мне предстоит целых полтора суток. Красота! Времени достаточно. Да ещё и механики старые остаются.

Но, что там, что тут надо было всё знать и уметь. Завтра отход. Олег уезжает поздно вечером. Если что непонятно или я забыл, то есть ещё время спросить у него.

Хотя в машине и работал высокооборотный вспомогательный дизель, естественно, грохот стоял неимоверный, но я был в наушниках и в одиночестве, и мне было комфортно. Шум я не замечал, вентиляторы давали достаточно воздуха. Температура в машинном отделении была не больше двадцати пяти градусов. Для меня это всё было нормально. Я был вновь в своей тарелке.

Сами механизмы, их щиты управления, трубопроводы с клапанами — всё как-то само собой откладывалось в памяти, запоминалось, становилось близким, родным. Подходя то к одной системе, то к другой, я проверял себя. Что я запомнил, что упустил. На что надо особенно обратить внимание для того, чтобы надёжно и уверенно манипулировать в любой ситуации всеми приборами и механизмами.

Да, это на первый взгляд всё казалось таким сложным и запутанным. Но это уже не первое и не двадцатое судно в моей жизни, где мне приходится делать одно и то же.

Сконструировано, конечно, немного по-другому. Но принцип везде один и тот же.

В сущности, нет ничего сложного. Только каждая фирма всё делает по-своему, но везде по шаблону, отработанному многолетней практикой судостроения.

Выполз я из машины ближе к полуночи. Уставший, но уже уверенный в своих силах и знаниях. Вопросов к Олегу не было. Да даже если бы и были, то задавать их всё равно было бы некому. Олега уже давно не было на борту.

Я был готов к завтрашнему отходу. А нюансы? На то фирма и оставила мне в помощь электромеханика и второго механика.

Я с удовольствием помылся в душе и завалился спать. Надо свои внутренние часы приучать к судовому времени. Во Владивостоке было уже четырнадцать часов следующего дня.

2 апреля 2012 г.Владивосток