Отара уходит на ветер

Алексей Леснянский

Повесть рассказывает о двух молодых пастухах. Однажды они теряют отару овец, и им предстоят нелегкие поиски. Чабаны даже не представляют, что с этого момента в их жизни начинается масса захватывающих приключений.

Оглавление

* * *

Приведённый ознакомительный фрагмент книги Отара уходит на ветер предоставлен нашим книжным партнёром — компанией ЛитРес.

Купить и скачать полную версию книги в форматах FB2, ePub, MOBI, TXT, HTML, RTF и других

Присказка

Здравствуй, читатель. Сразу скажу, что чтение этой книги приравнивается к долговременному сидению на электрическом стуле. Ну, в том смысле, что будет тебя во время чтения изрядно потряхивать и от самой истории, и от стиля её изложения. Я ведь не писатель в чистом виде, а разнорабочий в грязной робе, живущий то в городе, то на ферме.

Знаешь, а я всех надул. Присягнул друзьям и товарищам, что повесть будет носить спокойный характер, но уже вижу, что опять широко загуляю, что пылу и жару на страницах нового опуса вновь будет с горкой. Что в очередной раз помчусь я по строчкам со скоростью страха, высоко подпрыгивая на предложениях и резко поворачивая на абзацах, как будто гонится за мной по пятам дорожка пулемётной очереди. Нет, не уйти мне от неуёмной, кипучей, дерзкой, весёлой и мятежной натуры своей, знаю себя. Да и не надо, наверное, уходить, только руки себе свяжу. Я ведь, читатель, жизнь утверждать буду. Наглым макаром и любой ценой. А это в наше времечко ой как непросто. Для такого, на мой взгляд, святого дела свободным надо быть от всяких литературных и житейских условностей, что там — самим собой быть. Если возникнет настоятельная необходимость в мертвецах, чтобы утвердилась жизнь — будут и мертвецы. По крайней мере, трупы животных гарантирую, повесть о степи, а в изумрудной шири забой и гибель скота — обычное дело. А вот насчёт мёртвых людей пока ничего не скажу, хотя мне известен весь расклад в этом плане. Замечу только, что будет надо — пойду и по их трупам…

А расскажу я тебе, читатель, легенду, которая случилась в наших краях в июльское пекло прошлого года. Для любителей статистики замечу, что год это был 2010-ый. Легко запомнить. Круглый год. Как солнце. Не заходящее солнце, как неправильно подумали пессимисты, а самое что ни на есть восходящее, как правильно решили оптимисты и японцы. Не знаю, как тебе, читатель, а мне 2010-ый запомнился борьбой с коррупцией, засухой в европейской части России, стройкой олимпийских объектов в Сочи и зарождением новой жизни в чреве моей невестки. Чувствую, как гражданин во мне на последних словах предыдущего предложения скукожился и истаял, и на месте гражданина явился тупо дядька, которого сила фамильной гордости моментально вознесла ввысь и превратила в Останкинскую башню, которая в мае 2011 года (время появления девчушки на свет) даст заметный пизанский крен. Потому как мы с братом намерены здорово обмыть нового человека. Словом, теперь пойдём в обратном порядке, двинемся от главного к второстепенному, то есть от частного к общему, конечно. Прошлый год запомнился мне зарождением новой жизни в чреве моей невестки, стройкой олимпийских объектов в Сочи, засухой в европейской части России и борьбой с коррупцией.

Ну да вернёмся к легенде. Все привыкли, что таковой должно быть не менее сотни лет. Ну, уж никак не менее полтинника, это точно. Перед глазами сразу встают какие-то патриархальные старцы в устном и письменном слове, эдакие ветхозаветные мудрецы в ослепительно-белых одеждах с посохами в руках, несколько даже гранитно-окаменелые для пущей интересности и назидательности.

Нашей же легенде, простите, всего несколько месяцев отроду. Это просто-напросто здоровая, улыбающаяся и розовощёкая малышка, которая вот уже который месяц не сходит с рук жителей Алтайского района республики Хакасия. Малютку тискают, берегут от сглаза, носятся с ней, как с писаной торбой, от деревни к деревне. Понятно, что кроха сама за себя пока сказать не умеет, поэтому в настоящий момент за неё это делают простые пастухи, чабаны, пахари, доярки, комбайнёры и чиновники районной администрации, которые по большому счёту ещё не осознали всей глубины и красоты произошедшего у них под носом. Много в легенду уже привнесено хоть и прекрасного, но не соответствующего действительности, как будто её участниками были не обычные люди, а какие-то герои, которые даже и в туалет-то по малому и большому не ходят.

На данный момент Алтайский район уже возомнил себя местом легенды и хочет полностью узурпировать её. Недавно администрация даже отрядила одного прыткого чиновника-крючкотворца, который начал сбор подписей в пользу чисто алтайского происхождения истории, несмотря на то, что одним из её героев является житель города Абакана, а половина событий произошла в соседнем с Алтайским — Бейском районе.

Извини, читатель, но тут я субъективен, как мать в отношении родного чада. Держу сторону Алтайского района. Дело в том, что я три года прожил в аале Хызыл-Салда, который разваливается именно в Алтайском районе. Разваливался бы в Бейском — был бы за бейцев, вот такой я человек. В борьбе за своих не остановлюсь и перед ложью. Бейский чинуша (заметь, читатель, у нас чиновник, а у них уже чинуша), который тоже запасается закорючками (у нас — подписи, у них — закорючки) в пользу бейского происхождения легенды, подделал сто двадцать четыре загогулины. Крестик девяностолетней старушки Завьяловой вообще не действителен, так как вышить сяким манером по официальной бумаге любой дурак сможет.

Видишь, читатель, как детально вру в количественном и качественном отношении. После этого мне нельзя не поверить. Пока районы бодались (почти сразу в борьбу за отцовство втянулся ещё и город с его более опытными и бойкими служками), легенда-малышка росла и ширилась, укрепляя слабых, урезонивая сильных. Где-то пару месяцев назад девчушка начала самостоятельно ползать и быстро расползлась во все стороны, как материя на китайском ширпотребе. В общем, теперь во всех без исключения районах Хакасии, в таёжной и степной зоне, в городах и сёлах, где соберутся люди по двое и более — поминается малютка добрым словом. Всяк норовит поставить себя на место героев легенды и задаётся вопросом: «А смог бы я»? И отвечает: «А чё не смог бы»?

Сто тысяч человек (округлил до меньшего) заверяли меня, что нет в наше время места подвигу, что эпоха неэпическая, что всё кругом несвобода, неправда, издевательство над личностью, — словом, полная дрянь. В этом плане я всегда всем поддакивал и даже нелениво добавлял новые факты несвободы, неправды и глумления над личностью. Мне правильно казалось, что так я оберегал лучших людей от преждевременного рассекречивания, дурацких насмешек и нечистых прикосновений.

Мне вообще всегда везло с лучшими людьми. Всё началось ещё в венгерском детстве, в котором старая мадьярка спасла меня, сына советского офицера, от гибели. Я чуть не принял смерть от удовольствия, конфетой, короче, подавился. Тогда, в 1988-ом, моя молодая мама растерялась, а венгерка — ни на секунду, как будто каждый день спасала давившихся леденцами детей оккупантов. Сейчас я понимаю, что мадьярка была совсем не старой, ей всего-то лет сорок было. Просто для нас, детей молодых командиров, — живших с родителями в закрытых военных гарнизонах Южной Группы Войск и не знавших, что такое лыжня, папа-не-офицер и пожилой человек, — все люди старше тридцати лет казались стариками. Если теперь я слышу по новостям о событиях в Венгрии, то мне кажется, что эти события напрямую коснулись моей мадьярки. Ну, тут я недалёк от истины. Венгрия всего-то 200 на 400 км.

И далее по жизни мне постоянно везло на людей. И в многочисленных школах фартило, и в институте, и даже в армии, хотя в этом месте удача, казалось бы, должна была полностью отвернуться от меня. Да, по «духанке» она отвернулась от меня на девяносто восемь процентов, но это же не полностью. Аж два процента мне осталось, маневрируй — не хочу, как говорится.

Знаешь, читатель, я даже устал от обилия замечательных людей в своей жизни, потому что мне поневоле приходилось подстраиваться под их принципы и идеалы, а это для такой гвардии бестии, как я, не очень-то легко. Уж до того я нынче распоясался, что в существование плохих людей верю меньше, чем в сказки. Намедни один человек здорово меня подставил. Я аж обрадовался. Слава тебе, Господи, думаю. Есть, значит, и подлецы на белом свете. Однако доверяй, но проверяй. В общем, давай я человека на чистую воду выводить, есть у меня способы. И что же вы думаете? Как соскрёб я щетину со свиньи, то не какой-нибудь там человек с большой буквы, а прямо бесценный клад мне открылся, который сразу так и захотелось сдать в полицию и получить от государства положенное вознаграждение в размере двадцати пяти процентов.

И везде меня преследует народная красота, прямо житья от неё нет. На сегодняшний день я уже не сомневаюсь в её существовании. Теперь меня волнует другое: откуда она взялась после такого-сякого прошлого века и почему люди не замечают её ни в себе, ни в других? Вот относительно недавний пример. В конце июня 2010-го мы с Пижоном крыли крышу кошары рубероидом и матом. Пижон — рабочий моего отца и по совместительству — бомж и конченый алкоголик. Пекло, помню, было страшное. Кровь кипела в жилах. От горизонтального хранения на складе рубероид слипся, как иная сука с кобелём. Чтобы при размотке рулонов не сделать в них дыры, мы работали медленно, аккуратно и предельно внимательно. Расслабился на секунду — получай прореху. К обеду от изнеможения, перегрева и однообразной работы я пал духом.

— Кое-где можно и с дырами, — говорю. — Овцы под дождём вообще до нитки промокают и ни фига. Ну, просочится на них три капли с крыши и чё? Не помрут, поди.

Пижон вскидывает на меня удивлённый взгляд. Смотрю, он реально не понимает, о чём я вообще.

— Батя не узнает, — продолжаю.

Теперь Пижон всё понимает. Он хмыкает с усмешкой и возвращается к работе.

— На себя всё возьму, ты не при делах, — решаю идти до конца, хотя уже вижу, что моя настойчивость не вызовет в напарнике ничего, кроме презрения.

— Дуй с крыши, без тебя управлюсь, — отвечает.

— Ген, ты чё? — говорю.

— Чё слышал, — отрезает и через пару секунд добивает: «Не боись, бате не сдам».

Я начинаю сгорать не только от жары.

— Больше не буду, — говорю после продолжительной паузы.

— Ничё, ничё — бывает, — отвечает Пижон, поднимает глаза к небу, щурится от слепящего солнца и радостно улыбается, как будто мы тут его крышу кроем, как будто он та овца, на которую теперь ни одной капли дождя не упадёт.

В тот день провозились мы на кошаре до ночи. А ведь назавтра Гене надо было рано вставать, раньше меня, хотя мне тоже в начале шестого. Признаться, после этого разговора шестерил я перед товарищем конкретно, старался ему во всём угодить, предупреждал все его желания. Не от страха шестерил, что он заложит меня отцу. Из уважения, конечно.

А вот ещё случай. Тут мне один сибирский мужик написал о том, что у нас старики брошены и что пенсия у них такая, что инфузория не прокормится. Типа, я не знаю. Сижу и снисходительно улыбаюсь в монитор, он всё равно не увидит. Славный чудак. В общем, печатаю ему скрещёнными пальцами, что я с ним полностью согласен. Видишь ли, читатель, этот мужик рулит одной (единственной) в Сибири премией, влияет, так сказать, на умонастроения нации. Может, от его вопля души и впрямь что-нибудь изменится, может, действительно пенсии поднимут, — откуда мне знать? Вот как его разочаровать?! Как пустить эшелоны его железных выкладок под откос?! Что я партизан какой-нибудь?! Между тем так и есть, хоронюсь в переписке под ником. Что он фашист разве?! Ну, фашист не фашист, а сибирский сепаратист в отставке (запасе) — это точно. Словом, рука у меня не поднимается написать господину N о том, что государство в вопросе о пенсионерах вообще не при делах, а потом привести ему в пример своего знакомого, который просто взял старых родителей к себе и убил несколько зайцев.

— Ты зачем, — спрашиваю у знакомого, — нам всё с ног на голову поставил? Мы, значит, на государство стариков хотим скинуть, а ты, стервец эдакий, домой родителей взял! Ведь, по твоим словам, теперь у тебя не только родители довольны! Ты ведь, оказывается, и в детсаде, в котором, видите ли, нет мест, перестал нуждаться, — дед с бабкой у тебя с внуками сидят! Но тебе и этого мало! Говоришь, вы с супругой ещё и высвободились на пятьдесят процентов, когда детей на воспитание старикам отдали! Теперь вы с женой без помех занимаетесь карьерой, получаете образование, ходите к друзьям, ездите на Багамы!

— Я уж молчу, что решился квартирный вопрос моего брата, — добавляет. — Он с женой теперь в родительском доме живёт.

— Рано радуешься, — говорю. — У тебя дети без детсада не социализируются. Им общение со сверстниками нужно.

— На то и дед, — отвечает. — Он и не даёт пацанам за компом засидеться, на улицу их гонит, а там они где за мячик подерутся, где уже и за правду — так и социализируются мало-мало.

— Сукин ты сын, — говорю.

— Куда там, — скромничает. — Просто тупо взял и подогнал своё решение по родителям под заповедь «Почитай отца и мать», а потом как-то сам по себе начал нарастать положительный снежный ком: пристроенные дети, высвобождение времени, карьерный рост, увеличение доходов, учёба, счастливый брат.

Вот такой у меня народ, а не такой, как у некоторых. С выдумкой народ. Из дерьма конфету с чёрной начинкой созидающий (что-то не любят у нас конфеты с белым нутром).

Ну и бомба напоследок. Запаливаю фитиль. У нас тут китайцы под боком лес валят. Законно. То есть я совсем не уверен, что законно, но пусть будет законно — дадим китайцам фору, бог с ними. В полукилометре от этого безобразия лесничий Кондратий Христолюбов с тремя сынами живёт. И что вы думаете? Полагаете, егерь писульки стал кропать в высшие инстанции, что, мол, пропадают лёгкие планеты почём зря? Ага — щас! В том месте, где китаец один мачтовый кедр спиливает, семейная сборная лесничего два саженца втыкает. Вот такая арифметика. Главно, без бабских склок у них там, здоровая конкуренция какая-то, задорно всё, весело, по-спортивному зло. Может, чистый таёжный воздух влияет — не знаю. Словом, живут бойцы лесного фронта рядышком, обедают за одним столом, кашеварят по очереди, общаются преимущественно на китайском.

Почему на китайском? Ну, во-первых, наши меж собой покумекали и решили, что язык супротивника знать надо, а вот супротивнику русский язык знать не стоит. Во-вторых, средний сын лесничего после школы решил на ин. яз поступать; языковая практика, стало быть. В-третьих, сибирское гостеприимство, которое вам не какое-нибудь там крепостное право. В смысле, никто наше гостеприимство не отменял и, надеюсь, не отменит.

Случается, и подшутят наши таёжники друг над другом, не без этого.

— Лес ваша убиваем, — добродушно улыбается бригадир китайцев.

— Так давно обновить надо, — откусывается лесничий. — Сейчас рубите, а потом долго вас не увидим. За саженцами вам не резон вертаться, а в них будущая тайга высиживается.

Так и живут бок обок. И до того в последнее время русско-китайский союз окреп, что команда лесничего спокойно отлучается по своим хозяйственным и охотничьим делам без опаски за посадку.

— Уходим с пацанами на неделю, — предупреждает в таких случаях Христолюбов. — Дичи привезём, на одном рисе вам тайгу не потянуть. А вы уж тут за нас подежурьте. И чтоб без халтуры.

Трудолюбие, дисциплина и старание у китайцев в крови. Один раз даже пересолили они, чтоб угодить русским товарищам, цельным хороводом из пяти саженцев каждый срубленный пенёк окружили. Ох, и блажил же на них лесничий за это.

— Золотые вы мои дуболомы! — заходился. — Я ж вам чё сказал?! Блюсти расстояние между саженцами, сказал! Не частить, говорил! Сказано — два втыкать, значит, два! Это ща они прутики, а послезавтра где им развернуться?! Задушат друг дружку в объятьях веток!

Наорать-то наорал, но потом, однако, младшего своего отрядил за гостинцем.

— Сходи, сынок, до хаты, — сказал, — Принеси вражинам брусничного варенья. Подрумяним желтолицых витаминами, а то совсем зачахли, план не выполнят.

Такое дело, читатель. Абзац о тайге — ложь и провокация. Вот такая я конченая свинья. Но ведь чистосердечно признался же, значит, свинья уже не конченая, а порядочная. Больше скажу: даже и не хочу, чтобы в тайге всё было так, как я тут впопыхах тиснул, ведь стоит только размечтаться, загадать что-нибудь наперёд, и обязательно всё сорвётся.

Ну чё, Васёк… Замолвил я словечко за твой кедрач? Замолвил. Поборолся за него малость? Поборолся. На государство бочку катил? Нет. Может быть, ныл? Не дождёшься. В общем, с тебя пузырь, как условились. Жека Васильев по прозвищу Вася — это мой закадычный друг, бывалый охотник, один из девяти моих читателей и… КЛАССНЫЙ ПЕВЕЦ (на правах рекламы, вдруг число моих читателей увеличится на одного музыкального продюсера).

А если совсем по-честному, то мне на тайгу вообще плевать, хоть и по орехи в неё гоняю. Вот так. Для меня ведь она вроде любовницы. Приеду, выпью, по-быстрому получу от неё то, что мне надо, и весь исцарапанный и приятно опустошённый сваливаю домой. Мне даже не хочется знать, что у тайги какие-то там проблемы. Это вроде как она мне звонит, когда жена рядом, и говорит: «До меня тут китайцы домогаются». Домогаются и домогаются, мне то что? У неё парень есть. Это ты, Вася, если что.

А я на степи женат. Мы с ней состоим в браке по расчёту с 2007-го года. У нас сложный союз, несколько раз дело даже до развода доходило. Может быть, всё потому, что она, девственная и чистая, была взята мной без любви, силой взята. И не только мной, но и многими другими горожанами, решившими стать фермерами, когда произошли два чуда. Первое чудо заключалось в том, что рынок взвыл нечеловеческим и в то же время самым что ни на есть человеческим голосом: «Разнесло меня на одной вашей торговле во все стороны — скоро вдребезги разнесёт!» Вторым по счёту чудом стал нацпроект «Сельское хозяйство». Это чудо было малость в перьях, но дарёному коню, как говорится, в зубы не смотрят.

Короче, моё дело — степь. И не вся, а шмат в тысяча двести сорок гектаров, до которого можно добраться минут за двадцать-тридцать, если выехать по просёлочной дороге из села Аршаново на юго-запад, потом повернуть направо на двенадцатом столбе ЛЭП и протрястись по ухабам до урочища «Берёзки».

Теперь специальный абзац для гостей нашего хозяйства. На территории КФХ «Изых» всякий случайный путник — брат нам. Ровно до границы наших владений — брат. А за границей — брат одного из наших южных, северных, восточных или западных соседей. Словом, кому-нибудь — да будет братом! Не обольщайтесь — пока что только двоюродным. В общем, ещё слабовато в Хакасии в плане степного братства, ведь у нас всё только началось после развала 90-ых, даже пограничные столбы фермерских хозяйств ещё не пустили корни, не зазеленели листвой. Вот в соседней с нами Тыве степные традиции гораздо древнее, и оттого — человеколюбивее и строже. Один из моих товарищей был в тувинских степях по делам, и вот что он рассказал:

— Сидим, значит, обедаем. Вижу, скачет по полю всадник. Подъехал к нашему костру, молча сел, молча наложил себе баранины из казана, молча поел, молча попил чаю, молча покурил, стрельнул парочку сигарет, вскочил на коня и был таков. Кто такой? — спрашиваю у тувинцев.

— Человек какой-то, — отвечают.

— Вы это сейчас серьёзно? — спрашиваю.

— А что не человек разве? — дивятся.

Вот такая показательная история об отсутствии праздного любопытства. А теперь — к легенде!

Оглавление

* * *

Приведённый ознакомительный фрагмент книги Отара уходит на ветер предоставлен нашим книжным партнёром — компанией ЛитРес.

Купить и скачать полную версию книги в форматах FB2, ePub, MOBI, TXT, HTML, RTF и других

Смотрите также

а б в г д е ё ж з и й к л м н о п р с т у ф х ц ч ш щ э ю я