Руны на клинках

Алексей Лавров, 2023

Артём воюет, получает новые звёзды и постепенно понимает, насколько отличается война в мире магии от того, что он знал о войне в своей реальности. Гардарика совсем не СССР, мир магический, и он, оказывается, не всё знает о людях.

Глава 5

«И бесстрашно отряд поскакал на врага»…

Хорошая песня, но несвоевременная, нет здесь комсомольцев. Хотя в других обстоятельствах все парни записались бы в Комсомол. Я, боярин, первый бы и записался. Потому петь песню можно, но только про себя.

Всё равно ведь радио запрещено, а экипаж спит. Отправил я Лёху в своё командирское кресло, и рулю лично сам. Коротко сказал пацанам, что им очень нужно выспаться, и помог уснуть.

До дела решил в подробности не вдаваться. Я вот суть хорошо понимаю, так спать совершенно не хочется. И думать, что будет потом, нет желания. Идём на максимуме, пылим по грунтовым дорогам. В небе только редкие белые облачка…

А где-то идут яростные воздушные бои. Чтобы над нами убыло нужно, чтобы в другом месте прибыло — простая логика. И, коли врага ведут наши самолёты, командир выберет время и место нападения. Перед столкновением капитан сделает остановку, введёт в курс.

Снова соберёт командиров и поставит задачи лично, успею разбудить парней. Они нормально отдохнут, отчего-то уверен я, что всё начнётся сильно после обеда.

Антонов говорил, что мы должны задержать врага на сутки. Танки в прорыве идут и ночью, если их для прорыва достаточно. Антонов надеется, что врагов после нашей встречи для быстрого продвижения ночью останется мало. А что останемся мы, в его планы может и не входить.

Потому и думать ни о чём не хочу, оно магу и тотемному воину не составляет особого труда. Большинство командиров маги, и они, как я, тоже сейчас ни о чём не думают. У нас ещё будут шансы улизнуть… чёрт!

«И бесстрашно отряд поскакал на врага»…

Ближе к шести из люка впередиидущего танка по пояс вылез командир и поднял вверх флажок. Говорю по внутренней связи:

— Просыпаемся. Лёха, бери флажки и повторяй всё за передним.

— Ага, — ещё сонным голосом отвечает он.

Спокойно дожидаюсь остановки колонны. Лёша говорит в шлемофон:

— Впереди машут правым флажком, как плывут вразмашку. Я повторил, но не знаю, что это.

— Значит, каждому по куску хлеба с колбасой, и давай уже за рычаги, — отвечаю ему и выхожу из водительского люка.

Бегу в голову колонны, впереди энергично двигаются парни в комбинезонах. За две минуты прибежал и встал рядом с другими командирами, смотрю на нашего капитана.

Тот подождал, когда соберутся все и заговорил ровным тоном:

— Подробные карты получим завтра, а пока тихо радуемся, что я из этих мест. Враг же готовил прорыв и запасся картами заранее, он хорошо представляет себе ландшафт. Напоминаю, что нас противник не видит, но знает, что за ним следят с воздуха.

Антонов взял паузу для усвоения сведений и продолжил:

— Поставим себя на его место. Сейчас враг идёт по самому опасному участку, по ровному полю. Мы там можем увидеть его издалека и поразим в лоб. Но у них больше двух сотен танков, парни…

А у нас пятьдесят два, только собирались пополняться. Физически ощущаю, как пацаны сравнили цифры, прикинули, сколько приходится на каждого, и стали ещё внимательнее слушать комполка. А он говорил:

— Снова напомню, что над противником висят наши самолёты, он уверен в нападении. Враг вперёд выслал дозоры, заранее развернулся в цепи, повысил внимание. При таком соотношении никакая местность нам не поможет…

Ну, это всем и так уже ясно, давай дальше. И Пётр Алексеевич сказал:

— Неприятель пройдёт опасные места, потеряет время для перестроения в колонны, немного расслабится. Мы нападём неожиданно, с разных сторон, и сами рванём в ближний бой. Нам нужно сжечь их, сколько успеем сразу. Потом не будет.

Мы смотрели в его простоватое лицо. Капитан оглядел нас и проговорил:

— Я хочу, чтобы вы это сейчас хорошо уяснили.

Танкисты сдержано ему кивнули. Он подобрался и перешёл на деловой тон:

— Перед нами пологие и невысокие пригорки, дорога идёт между ними. Противник направит дозоры по вершинам. Первый батальон, готовимся к обороне на обратных склонах и в низине. Второй батальон заходит за холмы и прячется в поле. Там есть широкие балки, двадцать танков спрячете…

Я печально подумал, что наш батальон второй и есть. После объединения Пётр Алексеевич спокойно забирал у нас машины. Я один маг остался в батальоне.

— Второй батальон сидит в засадах, пока первый не начнёт бой, — сухо проговорил капитан. — А потом просто едете и убиваете всех. Приказ ясен?

— Так точно! — дружно ответили танкисты.

— Младший лейтенант Большов! — вдруг сказал Пётр Алексеевич.

— Я!

— Ты в моём личном подчинении, — проворчал он, глядя в сторону.

Сука! Вот зачем он это сказал?! Ребята могут остаться живые! Но другие же точно пойдут на смерть… и как мне потом жить?!

— Пётр Алексеевич, давно хотел тебе сказать, — начинаю задушевно. Он поворачивает ко мне удивлённое лицо, и я говорю. — Иди в жопу, капитан.

Пётр Алексеевич краснеет, я отдаю ему честь, оборачиваюсь кругом и иду к своей машине. Через три шага слышу его слова:

— Да, идите по машинам.

Приходится поднажать, чтобы не затоптали другие командиры. Добежал до своего танка, взбегаю вверх по броне и прыгаю в люк. Парни смотрят на меня и с улыбками ждут вводную.

Да. Все солдаты должны погибнуть. Но эти… конкретно эти самые. Они погибнут только потому, что я не знаю, как дальше жить. Пр-р-роклятый капитан!

* * *

Капитан должен был меня пристрелить. Я специально повернулся к нему спиной и сделал три неспешных шага. Он тоже маг и знал, что я почувствую злобу, могу выхватить «Парабеллум» раньше, чем он потянется к кобуре.

Но я вообще не собирался оборачиваться. Антонов обязан был меня пристрелить. Ему бы ничего не сделали…

Только я ж и так шёл в верном направлении. Он в любом случае не станет служить со мной далее, этот бой всё равно последний. Просто мне предстояло самому сказать парням, что это последний бой. Нас точно сожгут.

— Это всегда могло случиться, — хмуро сказал Павлик. — Сколько ребят уже потеряли.

— Я уже спасался из подбитой машины, — проговорил седой Саня. — Это ещё далеко не конец.

— А есть ещё колбаса? — спросил Лёша. — А то я что-то не наелся.

Я сухо ответил, что поищем ему корма, когда определимся с засадой. Батальон, не выезжая на дорогу, пробрался полем и остановились по десять машин с каждой стороны. Комбат позвал к себе командиров.

Никто на меня пристально не смотрел, вообще, словно ничего не случилось. Наш командир старший лейтенант Дёмин сказал, что в дозорах противника возможны маги, и спросил меня как мага мои соображения.

Я ответил, что маги чувствуют направленный на них взгляд, поэтому лучше совсем не смотреть. Старлей вздохнул, что это всё осложняет, но деваться некуда — будем ориентироваться только на слух.

Ждём первый выстрел, но не фиг знает где, а обязательно поблизости. Если повезёт, пальнёт его машина, а не повезёт — всё равно нас обнаружили, и прятаться дальше нет смысла.

Огляделись. Впереди раскинулся ровный луг, и, примерно, в километре маячил холмик. Его справа огибала дорога, оттуда придут основные вражеские силы.

Вместе обошли поле, а то оврагов, вроде, совсем нет. А их просто из-за высокой травы сразу не различить. Прикинули, примерно, маршрут вражеских дозорных машин и дистанцию, на которую они обгоняют основные силы.

С учётом этих факторов подбирали овражки — они нашлись во множестве, и хватило всем. Так же можно надеяться, что следы гусениц в высокой траве видны лишь с высоты, дозорные не заметят.

Я человек скромный, вперёд не лез. Мне, как последнему, досталась продолговатая ямка только на одну машину. Расположена она была дальше остальных и имела значительный минус — въехать и выехать танк мог только с одной стороны. С другого краю она сужалась, и края сильно обрывистые.

Вернулись к своим танкам и разъехались по выбранным позициям. Лёша в овражек заехал, потом выбрался задним ходом. Снова заехал и сказал, что заезд пойдёт, только не дело в бой въезжать вперёд кормой, надо выехать и развернуться.

Я приказал завязывать с тренировками, и без разворотов достаточно следов. Лёха выключил двигатель и проворчал, что тут ему всё равно не нравится. Навалилась тишина глубокой траншеи.

Нехотя застрекотали кузнечики, зачирикали полевые пичуги, да у меня над люком полоска синего неба. Экипаж получил по ломтю копчёной колбасы и хлеба, я тоже составил компанию. Жевал, запивая солдатским чаем из фляжки, и обдумывал положение.

Я давно сообразил, что не напрасно комполка собрал у себя всех магов. Всё получилось естественно — обычные люди ведь гибнут намного чаще. В первый батальон народ переводили из военной необходимости, а во второй батальон направлялось пополнение.

Оставили меня одного, чтоб не говорили, что все маги в первом батальоне. Есть же во втором целый боярин! Но тогда уже наш батальон замышлялся расходным. В случае чего боярина можно оставить в своём распоряжении. Не мог же Пётр Алексеевич знать, что боярин…

Блин! Не надо было прямо посылать! А с другой стороны могли подумать, что я нарываюсь на уговоры. Не, всё правильно. Лучше извинюсь, если выберусь живым. И прослежу, чтоб у мужика не было из-за меня проблем в дружине.

А интересно, что сейчас там происходит! Воюют где-то. Мирзоев точно стал генералом, а Бирюкову должны дать подполковника…

Кажется, земля чуть подрагивает? Стрекотание стихло, и птичкам тоже интересно. Молчали всем экипажем, дрожание поля заметили все. Послышался гул танковых двигателей.

Отдалённый шум превратился в сплошной вой и быстро достиг максимума, земля тряслась. Донеслись раскаты далёких выстрелов. Я сказал в шлемофон:

— Лёха, запускай двигатель. Павлик, фугасный.

— То есть бронебойный? — виновато уточнил он.

— Фугасный, Паша, — повторил я очень добрым голосом.

Наш танк завибрировал, его рычание почти неслышно в общем шуме. Я уверен, что при запуске не вылетело облако копоти, Лёха следит за мотором. Бой вдали разгорается, приглушённые выстрелы учащаются, вплетаются в общий грохот…

А этот выстрел раздался рядом. Я закрываю свой люк и впервые хватаюсь за хитрый рычажок — теперь оптика наводчика переключена на командира. Опускаю пушку и давлю на свою кнопку.

Фугасный снаряд влетает в землю у дна овражка и взрывается, стенка осыпалась. Не то, что я прям был уверен в своих расчетах, просто решил проверить.

— Паша, бронебойный, — сказал я и вернул хитрый рычаг в исходное положение. — Лёш, вперёд, чтоб башня торчала.

Осыпь, конечно, получилась неровная, и под весом танка она проседает. Лёха остановил танк, зацепившись передними колёсами за край, чтоб не увязнуть. Башня поворачивается вправо и немного вниз. Встали криво, но из-за высокой травы почти незаметно, а в остальном наводчик разберётся.

Саня человек опытный, сразу схватил идею боя. К моменту нашего появления первый батальон начал сражение. Дозоры врага уже горят. Его главные силы перестраиваются в цепи, чтоб сокрушить сопротивление. Они тоже начали гореть, но их ведь очень много.

А тут мы такие.

Вылезла наша машина последней, первые танки отвлекли врага. Так нам нужно их прикрывать, чтоб и дальше отвлекали, тем более нас сразу заметить сложно.

Стоим мы на месте. Наводчику только угадывать, когда «панцирь» сделает дорожку, и нажать на «спуск». Павлик подаёт снаряды, от него реально сейчас всё зависит.

Однако и враг не дурной, сумели нас заметить за пять минут. Кстати, пять минут для Саши это восемь выстрелов. Вот пробили мы восемь машин, и противник начал садить сходу по нашему овражку фугасными, чтоб закопать замаскированный танк или противотанковую батарею.

— Погоди, Сань, — говорю, дёрнув после выстрела хитрый рычаг.

Пушку задираю вверх, башню поворачиваю вперёд и командую Лёхе:

— Полный назад.

Машина скатывается вниз, набирая скорость. Хитрый рычаг в исходное положение — пусть Саня дальше стреляет, у него хорошо получается. Паша загоняет снаряд. Танк разгоняется по овражку и чуть не взлетает кормой вперёд.

Кстати, очень вовремя, под разрывами снарядов овраг осыпается. Мы упали на траки, клацнув зубами. Появление отсюда танка враг не ждёт. Лёха гасит заднюю скорость, Саня успевает сделать выстрел.

Машина рвёт из-под себя, Павлик досылает снаряд. Резко стоп на левую гусеницу, танк разворачивается влево. Выстрел…

Выпрыгнули-то мы внезапно, но ведь перестали поддерживать своих прицельным огнём с места. Подбили сразу двоих наших. Новый рывок и резкая смена курса. Мы пробили «панцирь», но замолчали ещё две «Рысь-1».

Опять вираж. Горят уже три наши машины. Танк неприятеля Саня поджёг, но враги просто везде! Они останавливаются и ведут нас пушками, ждут остановки…

Выстрел!

Мир вокруг вздрогнул, наполнился звоном и закачался. Серьёзный Павлик в обнимку со снарядом лежит на полу и смотрит на меня застывшими глазами. Саня лицом врезался в прицел, с его подбородка льётся красное.

— Лёха, на выход! — сквозь алое марево командую я, включив автомат пулемёта на крыше.

Он тоже включил сектор курсового пулемёта, хватает автомат и прыгает…

Его разрывает взрыв. По нам продолжают стрелять, часть врагов перешли на фугасные. Хватаю автомат и выпрыгиваю на броню. Пока качусь вниз, успеваю ощутить ещё три попадания в нашу бедную башню.

Жёсткий контакт с почвой, но страдать будем потом — сразу рывок от танка и новое падение. Близкий разрыв фугаса, вжимаюсь в землю. Ещё падает земля, снова прыгаю.

А по нашему несчастному танку всё продолжают стрелять! Похоже на истерику. Или пытаются заткнуть пулемёты? Там дублированное питание от аккумуляторов. Поможет только прямое попадание.

Хотя это уже всё лирика. Рвутся снаряды возле моей машины, а я ползу себе по лужку с равномерной скоростью. Экипаж убили, танк потерян, но я головы не потерял. Двигаюсь чётко к подбитому «панцирю».

По-моему, самое безопасное в данных обстоятельствах место. Европейцы туда точно стрелять не станут. Есть там и сами европейцы, куда ж без них, но пока магов в экипаже я не ощущаю.

Лежит экипаж на траве, на свой горящий танк поглядывает, небесами любуется и мирно беседует. А я тихонько ползу и слушаю.

— Вот, Ганс, и встретил ты русских, — проговорил по-немецки добродушный басок.

— Как из-под земли появились! — поддержал его немецкий баритон.

— А, может, в танках сидели вовсе не русские? — тоже на немецком спросили юношеским ломким голосом.

И вот совпадение! На том же языке без акцента официально заявляют тенором:

— Да нам тут даже татары русские. Все на такое горазды.

— Это потому что русские — злобные животные, — тоном знатока сказал ломкий голос.

Возражать охотников среди европейцев не нашлось, образовалась пауза.

— А что это у них намалёвано на башнях? — спросил молодой европеец.

— Эти колдовские символы значат, что я пришёл за тобой, или ты мой! — сурово сказал европеец в чине лейтенанта около тридцати.

— Их придумал колдун Большов! — проговорил европейский сержант с усами.

— А если тут сам колдун Большов? — понизив голос, робко уточнил паренёк.

— Если бы он тут был, мы бы с тобой не разговаривали! — заявил безусый сержант старше двадцати и забулькал перерезанным горлом.

Прочие европейцы в подтверждение его слов вскоре скончались от ножевых ран. Не-маг не способен увидеть мага даже перед смертью, когда тот не настроен на разговоры. Я же вытер нож об комбинезон последнего европейца, пока убрал его в ножны на поясе и огляделся.

Ну, относительную безопасность я получил, настало время посмотреть, что вообще происходит. Подняв над высокой травою глаза, я увидел множество горящих танков немцев. Наши тоже горели, но немецких горело раз в пять больше.

В отдалении тоже дымили какие-то машины, а уцелевшие европейцы на сорока танках зигзагом, и повернув башни, ехали во все лопатки в обратном направлении. Видимо, они не смогли сломить сопротивление. Или же сил у врага всё равно недостаточно для ночного марша.

А ведь сам бой длился около четверти часа. У нас, танкистов, как на море. Манёвры длятся очень долго, но идёшь на дно за какие-то минуты и всегда неожиданно.

Солнце уже низко, скоро закат. Однако и с наступлением темноты не станем спешить пробираться к своим. Мысль в темноте пробраться к своим посетит многие европейские головы. А я тут один русский маг, у меня много работы…

* * *

После полуночи все европейские танкисты, кого ещё защищал бог, сумели убраться с моего луга, а я стал поджидать поисковые группы. Должны же немцы искать раненых и просто полазить по русским танкам.

Устроился в засаде, сижу, ни о чём не думаю, И кажется мне зовущее рысье рычание. Не, это просто прелестно! Сколько я уже в рысьем трансе? Ладно, рыжие близнецы в моих проблемах точно не виноваты, даже среди ночи пошли искать боярина.

Проворчал парням по-рысьи, что тут я, живой и чувствую себя в целом нормально. Через полчаса пришли лично Стёпа и Петя, а то зря, что ли, они ходят по ночам. Полезли обниматься…

Не, я тоже обрадовался, что они живые, но откуда-то появилось ощущение обнюхивания и ощупывания. Плюс Петя, простая его душа, попросил встать во весь рост и выполнить несколько наклонов, а Стёпа предложил немного попрыгать от радости.

— Да что магу сделается, — сказал я недовольно, выполняя прыжки поочерёдно на левой и на правой ногах.

— Не скажи, — угрюмо молвил Пётр. — Семерых магов серьёзно ранило, а капитан Антонов сильно обгорел, его уже экстренно увезли.

— Мы думали, ты тут без рук и ног кровью истекаешь! — мрачно сказал Стёпа. — Особенно когда ваши пришли.

— Какие наши? — растерялся я.

— Комбат ваш и с ним семеро, — поведал Петя. — Мы сразу про тебя спросили, и они сказали, что вряд ли ты выжил, так немец сандалил по вашему танку. Говорят, что по заслугам.

— Я один из экипажа выжил, — проговорил я хмуро.

— Так надо радоваться! — воскликнул Стёпа. — Пошли к нашим, их тоже обрадуем.

— Да я тут в засаде, — застенчиво сказал я. — Жду от немца поисковых групп.

— Брось. Немцу сейчас точно не до поисков, — заявил Петя. — Пойдём лучше, по дороге обрисуем обстановку.

Я для видимости ещё хмуро посомневался и позволил парням себя уговорить. Затея с засадой показалась мне ребячеством, я просто сильно не хотел возвращаться в одиночку. И узнавать ничего не хотел…

А теперь, когда живые близнецы рассказали в общем, почему бы и не услышать подробности? Значит, всё прошло в целом по планам командования. Антонов возглавил группу из шестнадцати танков и встал в низине, а на обратных склонах холмиков пока затаились по восемь машин.

Они и завязали бой, сожгли дозорных. Неприятель принялся перестраиваться и сходу попёр буром. Главные силы полезли в распадок, но и через пригорки шли изрядно, отвлекали.

Рыжие как раз сидели на холмиках, Стёпа в левой группе, а Петя в правой. Они должны были гасить всё, что появится на вершине, и ударами с флангов поддерживать центральных. Но ведь в центре приняли на себя весь напор, и через вершины постоянно лезли, так что пришлось выбирать.

Спалили танки близнецов, но по четыре врага они себе уверенно записали, и в экипажах все живые. Вообще-то в строю из полка осталось восемь машин, по четыре на горушку. В центре выбили всех.

Вот выбили танки в распадке, и на холмах решили, что это всё — пошли в «последний и решительный». Кого-то по пути они сожгли, но не в том суть, противник сам принялся драпать.

Близнецы, конечно, слышали выстрелы орудий на поле, да много надежд на засаду не возлагали. Вот привёл Дёмин остатки экипажей, рассказал, что там случилось, и как старший офицер возглавил полк.

Старый комполка в коме, а первый комбат без левой ноги по колено. Теперь остатки полка под командованием старлея усиленно роют новые позиции и ждут подкреплений, а рыжие отпросились меня искать.

Парни, конечно, молодцы — нашли боярина и очень обрадовались. Но шли обратно медленно. Они бы с удовольствием остались со мной в засаде до утра, да новый командир приказал сразу возвращаться, как только получат обо мне достоверные сведения. И с подкреплениями ожидаются полевые кухни.

Короче, разрывали нас противоречивые чувства. Я мог и не посылать капитана, ничего для меня безопасного тот в виду не имел. И как теперь посмотреть ему в глаза? Кстати, а у него остались глаза?

Паша, Саня и Лёша вполне могли сейчас идти с нами живые, если бы я вёл себя проще. Но они ведь спалили двенадцать танков. Если б мы подбили четыре, как все, целая танковая рота могла всё изменить. И пришли бы мы всем экипажем на пустое место.

Тысячи разных «если», и нет правильных ответов. Война это очень грустная штука. И всегда неправильная.

* * *

Полк встал в оборону, выставили дозоры. Обнаружить их не составило большого труда, а не-маг просто не может увидеть мага, если он того не желает. Магу же, чтобы увидеть рысей в трансе, нужно, чтобы в них его ткнули носом.

Пусть и неэтично не представиться дозорным, мы решили не усложнять, чтоб по ошибке не стреляли. Представились сразу командиру полка. Тот в распадке с другими танкистами как раз рыл окоп трофейной лопатой.

Старший лейтенант Дёмин мне очень обрадовался. Назначил меня бойцом во взвод Васи Денисова он тоже пришёл с поля и копал рядом с комбатом. Близнецов старший лейтенант отправил сменить дозорных, а мне как герою и уставшему веры нет, могу уснуть.

Вот чтоб я точно не спал, Дёмин отдал мне свою лопату, чтоб рыл далее, а он пойдёт опять шарить по вражеским танкам. Благо, что не все они загорелись, есть просто пробитые.

Работа, как в Корпусе, только летом ещё не копали. Сам точно не знал, хочу я больше спать или что-нибудь сожрать, потому был суровый и вёл себя неприступно.

Копал спокойно, с магическими услугами не лез. Просто не к кому — из семидесяти пяти человек полка тридцать магов. У нас получилась самая насыщенная магически часть!

И я понял, что это не всегда к лучшему. В любой части можно довести процент магов до предела — достаточно долго не присылать пополнения. Если в части был хоть один маг, он сука подохнет последним. И помрёт он не от штыка, пули или снаряда. Это будут свои, долбанные окопы.

В третьем часу утра прибыло пополнение. Приехали на грузовиках триста пехотинцев, притащили десяток станковых пулемётов, без счёта ручных, кучу противотанковых ружей и ничегошеньки съедобного. Я полностью определился в желаниях, передал бойцам лопату и уполз в травку спать.

Всего через час меня разбудил взводный. Прибыли отдельно грузовики с противотанковыми пушками и с полевыми кухнями. Пехота получит завтрак под утро, а пропустившим вечернюю кормёжку танкистам раздают сухой паёк.

— Ещё обеда вчера не было, — сказал я Васе и решительно проснулся.

Пошли мы с командиром к крытому грузовику. Постояли в короткой очереди и получили коробки. Ненадолго уединившись с пайком, я с надеждой смотрел в небо. Появились «кукурузники», значит жизнь налаживается. Спокойно отправился досыпать в свежий окоп. Солнце поднималось над горизонтом, начиналась война и обстрелы.

Следующий раз я проснулся от воя и скрежета. Лежал на дне окопа и смотрел на пролетающее в небе ракеты реактивных миномётов. Похоже, что европеец тоже ночью собирал силы и с утра полез в атаку, а это его так встречают.

Понятно, что европеец не успокоится, притащит пушки, ещё танки и пехоту. Но это уже неважно. Врага заставили остановиться, смогли здесь зацепиться, начали окапываться. Внезапно прорваться враги не смогли, а дальше…

— Большов! — послышался окрик взводного.

Вскакиваю со дна, поправляю комбез и отвечаю:

— Что тебе, Вася?

— За нами прислали грузовики, — сказал Денисов. — Танкисты приказом куда-то переводятся.

С приказами не спорят, побежал на погрузку. Поспать можно и в грузовике, сидя на лавке. Ехали куда-то на северо-восток до полудня. Приехали в русский городок, встали у вокзала.

Приказали вылезать, и командиры повели нас строем к полевым кухням. Как первогодкам, давали ложки и котелки, своё всё осталось в танках. Забавно стоять в комбинезоне на привокзальной площади городка в очереди к полевой кухне среди таких же танкистов…

Чей-то острый, профессиональный взгляд. Стою, как раньше, просто готов упасть на бок, выхватывая «Парабеллум». Приближаются шаги, и строгий тенор спрашивает:

— Боярин Большов?

Будто нехотя оборачиваюсь. Передо мной стройный капитан, черты лица правильные, холодный взгляд серых глаз. Серьёзный маг. Лениво говорю:

— Ага. А что?

Он показывает удостоверение и представляется:

— Капитан Логинов, представитель Совета обороны. Прошу пройти со мной.

А в очереди передо мной только пятеро! Грустно вздыхаю и говорю:

— Ну, пойдём.

Капитан пошёл впереди. Привёл к чёрной «Волге», сказав:

— Прошу на заднее сиденье.

Сел со мной рядом, хлопнув дверью, водитель сразу поехал. Остановились у кирпичного трёхэтажного здания городской администрации. Капитан повёл внутрь. На втором этаже коротко постучал в деревянные двери и вошёл. Сразу вышел, сказав мне:

— Прошу.

Вхожу в кабинет. На стене висят какие-то грамоты, вымпелы, фотопортреты передовиков. Явно за чужим столом восседает худощавый генерал-майор в форме. Лицо пожилого человека с виду добродушное, волосы с сединой на строгий пробор. Тоже маг. Улыбается.

— Проходи, Артём, присаживайся, — сказал дед запросто.

Я в танкистском запылённом комбинезоне прошёл и сел на стульчик у стола, а генерал продолжил:

— Я Василий Петрович Салтыков, твой новый командир и заодно командую армией. По твоей просьбе твоя дружина переходит в моё подчинение, — он открыл папку. — Кстати, подпиши просьбу.

Я остался сидеть ровно, скептически на него глядя. Салтыков вздохнул и сказал с досадой:

— Ну, не мой это кабинет! Проездом я в городе, специально из-за тебя заехал!

Я посмотрел на него уже с интересом. Генерал улыбнулся и доверительно поведал:

— Самому смешно, но об этой нашей встрече никто не должен знать. Ты сам всё написал без подсказок.

Я взял со стола ручку и подписал бумаги. Генерал убрал их в сторону и вынул из папки другие, поясняя:

— Это приказ Совета обороны о включении твоей дружины целиком в армию, распишись, что ознакомлен…

Я просмотрел документ и подписал.

— Это мой приказ о создании особой танковой роты, подчинённой лично подполковнику Бирюкову, и о назначении тебя командиром… — он строго на меня посмотрел и спросил. — Подполковника ещё в жопу не слал?

— Вроде, нет, — пожал я плечами, подписывая.

Повысили всё-таки Бирюкова, есть правда на свете!

— Можешь посылать до полковника, а меня уже не советую, — сварливо сказал Салтыков и продолжил, — Сейчас в роту включат твоих попутчиков, потом будем переводить каждого по твоему решению — нужно лишь согласие человека.

— А как же полк? — уточнил я.

— Дёмин получит капитана и займётся формированием, — сказал генерал-майор. — Через месяц-полтора вернётся с полком в дружину.

— А рота для меня не жирно будет? — спросил я осторожно.

— Вообще, ротой твоя часть называется временно, на самом деле это немножко больше, — ухмыльнулся Салтыков. — А тебе за недавний бой пока дадут вторую звёздочку, но её получишь общим порядком уже на месте.

— Разреши последний общий вопрос? — сказал я.

Салтыков кивнул, и я спросил:

— Нафига это всё?

Он усмехнулся и проговорил, пристально на меня глядя:

— Колдун Большов уже страшилка для европейцев. Тебе оно не нужно, ты и так герой. Только где-то там решили, — старик указал пальцем на потолок. — Что Гардарике мало безымянных героев. Тем более таких. Мы просто поможем Европе, будешь регулярно встречаться с журналистами.

Я покривился, и генерал хмуро сказал:

— Это приказ.

— Слушаю, общаться, — откозырял я, вставая.

— А сейчас капитан отвезёт тебя на вокзал, — сообщил Салтыков. — Запомни, этой встречи не было. Свободен.

— Есть, — сказал я, снова отдав честь, и вышел из кабинета.

Капитан дожидался меня у дверей. Быстро доехали до вокзала, однако выдачу пищи я пропустил. Едва успел запрыгнуть в вагон. Ребята не сомневались в моём возвращении и взяли на меня котелок каши и фляжку чаю.

В этот раз ехали по канону, в деревянном товарном вагоне даже без лавок. Я уселся с котелком у стеночки и работал ложкой задумчивее обычного.