Нигде и никогда

Алексей Корепанов

В сборник включены около сотни фантастических рассказов, написанных в разное время. Космос и Земля, путешествия во времени и в параллельные миры, мистические истории и юморески, сюр и «фантастический реализм»… В общем, рассказы на любой вкус! А для любителей – еще и дюжина «фантастических» стихотворений.

Навсегда

Темнота, темнота… Сжала ночь в душных лапах весь мир, и ничего не видно в ночи. Ночь полна шорохов и тихих вздохов. Со стоном летит над землей жаркий ветер, заглушает сдавленный шепот, прерывистый шепот, текущий в ночи.

Темнота, темнота… Идут в темноте невидимые, шуршат по земле, уходят все дальше и дальше в никуда вслед за жарким ветром. Шуршат, шуршат — слабее, слабее, тише…

Нет, не шуршат шаги, не идет никто — просто вздыхает непроглядная темнота, одинокая, бесполезная. Лежит тяжелая темнота на земле, ворочается неуклюже и вздыхает, вздыхает, вздыхает…

А впрочем, ничего особенного — обыкновенная безлунная ночь. И духота. Давно не было дождя.

Шепот, шепот… Прерывистый, неуверенный. Кто-то шепчет в темноте, задыхается под душной толщей, зовет кого-то. Безнадежно, отчаянно, словно боится раствориться в черной безбрежности, затеряться, исчезнуть навсегда…

— Слушай… Слушай… Слушай…

Тишина. И вновь стонет ветер.

— Слушай… Слушай…

Ничего не видно в ночи. И звезд нет на небе, и неба не видно, и земли.

— Слушай… Слушай… Утро… Утро придет…

Стонет, стонет жаркий ветер. Вздыхает, колышется черная тишина. И звезд нет на небе.

И вдруг — в ответ:

— Да… Да… Утро… Утро придет…

Колыхнулась тишина, шевельнулись душные лапы. И шепот громче, торопливей:

— Утро… Будет утро… Слышишь? Побежим босиком, босиком побежим по траве! С холма, через луг…

— Да… Да! Через луг, к реке, взявшись за руки…

Торопливый горячий шепот в темноте, сквозь стон ветра. Быстрее, быстрее… Безлунная ночь, и звезд нет на небе.

— Взявшись за руки, побежим и с разбегу бросимся в воду…

— Будем плавать и смеяться, слышишь? Будем плавать, пока не устанем…

Торопятся, перебивают друг друга, будоражат душную ночь.

— Ляжем на теплом песке у самой воды и будем смотреть в небо…

— Будем смотреть в небо, и ласточки…

— Да… Да… И ласточки будут летать, а над лесом…

— А над лесом поднимется солнце…

— Мы встанем и встретим его, взявшись за руки… Слышишь?

— Взявшись за руки, встретим солнце и будем рвать цветы на лугу…

Шепот, шепот… Радостный шепот в душной ночи, быстрый шепот сквозь жалобы ветра, и звезд нет на небе. Шуршит, вздыхает тяжелая темнота, слушает шепот.

— Много цветов, много цветов соберем на лугу, влажных от росы… Слышишь?

— Да… Да… Слушай… Медленно пойдем вверх по склону холма, медленно, взявшись за руки…

— Отнесем цветы на вершину холма и оставим в дар солнцу…

— Оставим цветы в дар солнцу…

Душно, душно ночью. Давно не было дождя.

— И пойдем бродить по лесу…

— Да… Да… Мы будем идти, взявшись за руки…

— И целоваться… Слышишь?

— Целоваться…

— Утро… Утро придет…

— Скоро… Слышишь?

— Да…

Чуть заметно редеет темнота, и все тише, тише шепот… Словно уходят невидимые, шуршат по земле, и теряют друг друга в душной ночи.

— Слушай… Слушай…

Темнота. Ветер стонет.

— Слушай…

Все светлее, светлее вокруг. Облегченно вздыхает ночь, послушно тает в трепете рассвета. Рассвет идет, неуверенный, бледный, течет над землей мертвой водой, серой волной катится с неба.

Тишина, тишина… Серое небо, без звезд, низкое небо, не небо — оболочка из туч, застывших над тихой землей. Стонет ветер над миром, и под стон этот наливаются тучи багровостью — встает над землей невидимое солнце.

И багровый отсвет тяжело падает на землю, на гладкую остекленевшую землю, и багровой становится бесконечная пустыня. Мертвая, мертвая пустыня.

Тишина. Несется ветер под багровыми тучами, над багровой землей, огибает безжизненный шар, и зачем-то стремится вперед и вперед, и плачет, и плачет, и плачет…

Стоят два обломка среди пустыни, два странных обломка, и тихо, неслышно шепчут, и впадают в дневную спячку.

— Слушай… Слушай… Слу…

Стоят два обломка в мертвой пустыне, пустыне атомной, тихой и страшной, и будут шептать по ночам о мире, что исчез навсегда, навсегда…

Навсегда.

1979