Деревенские прозвища
«Выражается сильно российский народ!
И если наградит кого словцом, то пойдёт оно ему в род и потомство!»
После первого курса пединститута у нас была фольклорная практика. Записывать старые песни, поговорки, предания городских студентов руководитель практики повёз на Ветлугу. А я отпросилась у него к бабушке в село Охапкино. Я и так туда ездила отдыхать каждое лето. В этот раз решила совместить приятное с полезным.
В день приезда я помогла бабушке прополоть огород, затем сходила искупаться на пруд, потом легла полежать и… уснула. Проснулась — уже вечер, а у бабушки гостьи — её подруги тётя Тая и тётя Васса. На столе нехитрая снедь да бутылка любимой бабушкиной клюквенной настойки. Когда я подсела к столу, старушки уже клюкнули по несколько рюмочек и живо обсуждали последние деревенские события.
— Вчерась у Нюрки Миленькой дочь с мужем с детьми приехала! Ну и фифа! — делится тётя Васса.
— Тётя Васс! — встреваю в разговор. — А почему её зовут Нюра Миленькая?
— Так она к каждому слову «миленькая» прибавляет! — смеётся тётя Васса. — Ты куда, миленькая? Хлеб-то привезли ли, миленькая? С базару что ли, миленькая? — Я задумываюсь. Село Охапкино — большое. Пенсионеров уйма. И у многих давнишние прозвища!
Лизка Хромая — сердитая маленькая старушенция, которая сильно прихрамывает. Говорят, по молодости любительница была мужичка с получкой к себе в дом зазвать да и обобрать!
Марья-Крикунья — крепкая высокая старуха, которая и зиму, и лето ходит в валенках с галошами и чёрном жакете. Говорить она не умеет, может только орать!
«Сладкая парочка» — Пашка Хрипатый с Веркой Косорылой — тоже оправдывают свои прозвища!
Пашка не говорит, а сипит, словно у него одно лёгкое.
— А почему Верку Косорылой называют?
— А вон как у неё лицо-то перекосило! Говорят, в детстве гусь напугал!
— А почему дядю Колю «Колька Залежалый» зовут?
Старушки прыскают.
— Э, милочка! Вот замуж выйдешь, мы тебе и объясним! — хохочет тётя Тая. Опускаю глаза, чувствую, что краснею. До меня доходит смысл слова «залежалый»!
— Ну, студенточка, про кого тебе ещё рассказать? — задорно спрашивает тётя Тая. — Ну, Вовка Пучеглазый — сама видела, как у него зенки-то вылезли! Кирюха-Балтика всегда в тельняшке ходит!
— А почему старушку эту — маленькую, сгорбленную, с клюкой, из 13 дома — мальчишки дразнят «Курлиха — резиновая ж-па»? — не унимаюсь я. Чувствую, что мои расспросы нравятся старушкам.
— Курлиха-то? — старушки переглядываются и смеются пуще прежнего. Просмеявшись, тётя Васса рассказывает:
— Давно это было! Лет 40 назад. Люська Курлихина в больнице лежала с воспалением лёгких. Всю её задницу искололи, а когда выписали, велели грелки к ягодицам прикладывать. Не знаю — с холодной водой или горячей! И вот Люська как-то с грелками под юбкой пошла в магазин. Поленилась, видать, отвязывать! А мужик один был — Витька Тюпин! Помер уж давно! Любил Витька чужих баб по задницам хлопать. И били его за это, да что толку! И вот Витька Люську Курлихину по заднице-то и хлопнул в магазине! Лямка лопнула, грелки-то и вывалились! Вот тебе и прозвище на всю жизнь! Бабки заливисто хохочут.
— А у вас тоже, небось, прозвища есть? — ехидно так спрашиваю. Перестают смеяться. Тётка Васса встаёт и серьёзным голосом говорит:
— Ну, соседки, пора и честь знать! Пойдём-ка, Таисия, по домам!
И остаётся мой вопрос без ответа!
