Проводник

Алексей Евгеньевич Михайлов, 2022

Илья – обычный провинциальный парень без особенных перспектив и выдающихся возможностей – оказывается втянутым в противостояние с древними богами. Неожиданно получив в наследство квартиру, он перебирается в областной центр, строит планы и знакомится с девушкой. Казалось бы, жизнь набирает нужную скорость, но что-то постоянно заставляет её спотыкаться. Странные люди. Загадки. Необъяснимые события. Слежка. Долгожданное счастье оборачивается настоящим безумием: девушку Ильи похищают, а сам он попадает в изолятор временного содержания. Выбравшись оттуда, главный герой пытается разобраться со всеми кошмарами, окружившими молодого человека со всех сторон… Комментарий Редакции: Необычный современный многопрофильный роман, который своими корнями восходит к еще более нетривиальным жанрам: постепенно сгущающиеся краски окончательно запутывают читателя, отбрасывая его то в актуальные реалии, то в непостижимые пространства.

Жокей, опившийся бурбона

Стоит сказать, квартира у тетки — что надо. О такой я мог только мечтать! Она выигрывала во всех отношениях. Во-первых, месторасположение. Вроде бы — центр города. Буквально за углом машины сплошным потоком несутся, люди толпами бродят. Асфальт, брусчатка, кирпичные дома, водосточные трубы, фонарные столбы, канализационные люки. Все как в большом городе. Метров триста — троллейбусная остановка. Через пятнадцать-двадцать минут ты в любом конце города. Хотя и поблизости есть все, что нужно для нормальной полноценной жизни. Никуда ехать не надо. И торговый центр с продуктовым супермаркетом, и кафешки всякие, и театр, и ночные клубы, и областная библиотека, и парк, и даже монастырь. Может, наконец, сподоблюсь хотя бы на праздники в церковь заглядывать… Короче, жизнь вокруг движется полным ходом!

А стоит зайти под арку, там совсем всё по-другому. Травка во дворе пушистая, как какой-то сказочный ковер, раскидистый куст черной смородины с пузатыми ягодами, которые, похоже, никто не собирается обрывать, клумба с какими-то разноцветными цветочками и неказистыми кустами мяты. А над всем этим возвышается огромная липа, высаженная, наверное, еще до революции. Благодать! А самое главное, что почему-то не сразу замечаешь, — тишина.

Как будто арка — это портал в другой мир. Словно нет за углом города со всей его суетой, шумом и вонью выхлопных газов. Сюда лишь изредка донесется откуда-то далекий автомобильный гудок. А так — только шелест листьев на ветру, крик залетной вороны, да редкий скрип старых ржавых качелей. Точно в Судогде опять оказался. Оттого мне так нравилась эта квартира — центр большого города, но, в то же время, все родное, деревенское.

Еще одно несомненное достоинство моего нового жилища — его расположение в доме. У теткиной квартиры свой собственный, отдельный вход с улицы! У остальных квартир в доме вход через общий подъезд. По две квартиры на этаже. Как по мне, так это уже не то. Все-таки уже не свое. Общее. Тут каждый — хозяин. И каждый норовит что-то от себя в обстановку внести: кто цветы пластмассовые повесит, кто картину с котятами, кто стены в розовый цвет покрасит. Дежурства опять же. И, хотя в подъезде всегда образцовый порядок, не хватает какого-то уюта. Слишком светло, слишком опрятно, слишком публично. А у тетки дверь где-то сбоку. За кустом смородины.

Уж не знаю, как это так вышло… Как будто строители вдруг решили пристроить к дому еще часть специально для того, чтобы устроить в ней квартиру для тетки. Хотя дом наверняка дореволюционный, когда тетки и в помине не было. Сейчас эта часть дома была похожа на слегка удивленное лицо. Два глаза — окна на втором этаже. Причем разного размера. Под ними скромно пристроились ржавые усы навеса, стыдливо прикрывающие разинутый рот — старую деревянную дверь.

Но больше всего мне нравилось, что теткина квартира располагается на втором этаже. Чтобы в нее попасть, надо отпереть уличную дверь, затем подняться по узкой лестнице наверх и отпереть еще одну дверь — в квартиру. Для этого у меня было два старых латунных ключа, связанных между собой желтой шерстяной веревкой. Ума не приложу, зачем нужно запирать обе двери. Может быть, от любопытных соседей. Кроме теткиной квартиры в подъезде было еще две двери. Точнее дверь одна — в подвал. А еще лаз на чердак. Гипотетически через них можно было бы попасть в другую часть дома, где был общий подъезд.

Протопав под аркой, я пересек небольшой дворик и почему-то остановился у тропинки, ведущей к двери в мою новую жизнь. Точно споткнулся. Оглядевшись, я не заметил ничего необычного. Все примерно так, как я помнил, разве что дом кое-где подштукатурили и заново покрасили. Никого во дворе не было. Из окон на меня никто не пялился. Но вот теткина квартира взглянула на меня с недоверием.

Меня вдруг охватило какое-то неясное ощущение. Будто что-то во всем этом не так, неправильно. Точно я во сне. Словно я оказался здесь по какой-то нелепой ошибке. Что не должен я тут находиться. А если останусь, то окажусь ничуть не лучше какого-нибудь проныры, получившего наследство путем лицемерия и бесконечных интриг.

Откуда взялось это неистовое самобичевание? Интересный, кстати, повод для рефлексии. Нет, конечно, я не заслуживаю такого, более чем щедрого подарка, как теткина квартира. И, может быть, не оправдаю надежд, перебравшись в большой город. Но, в конце концов, я же не виноват, что тетка завещала квартиру именно мне. Я к ней не подмасливался, никаких козней не строил. Жил себе спокойно. Со своей парой штанов и тельниками. Мы с теткой даже не общались. И, тем не менее, это был ее выбор. И почему же я должен от него отказываться? Может, это мой единственный шанс что-то поменять в своей никчемной жизни? В жизни без перспектив, без работы, без денег. И с родителями.

Короче, я решил отбросить все эти сомнения. Я же законный собственник, пусть еще и не вступивший в права наследования. Ничто не помешает мне войти в новую жизнь! Вот так!

Глубоко вздохнув, я решительно направился к двери. У двери на меня вновь накатилась волна неясной тревоги. Достав из кармана ключи, я судорожно начал вставлять первый попавшийся в замочную скважину. Казалось, это продолжалось целую вечность. И всю эту вечность с неодобрением за мной наблюдали соседи. А предательский ключ никак не хотел открывать дверь. То никак не влезал в канал, то запутался в ложных пазах, то никак не мог подцепить сувальды, то поворачивался не в ту сторону. И все это как в каком-то дурном затянувшемся сне. Хорошо, что хотя бы с ключом я угадал. По крайней мере, это избавило меня от необходимости повторения всей процедуры.

Раздался щелчок. Старая деревянная дверь, несмотря на свою громоздкость и обшарпанность, внезапно легко поддалась и бесшумно открылась, увлекая меня в полумрак небольшой площадки. Я с радостью занырнул внутрь и закрыл за собой дверь, оказавшись в кромешной темноте.

Втянув носом немного сладковатый с легким оттенком сырости воздух, я задержал дыхание и прислушался к абсолютной тишине своего нового жилища. Вокруг была беспросветная чернота. Прелюдия заселения как-то затянулась. Надо было срочно подняться в квартиру. Я принялся шарить рукой по стенам, нащупывая электрический выключатель и ругая строителей за то, что те, прорубив в стене дверь, поленились сделать хотя бы маленькое окошко, чтобы можно было добраться до второго этажа, не рискуя свернуть себе в темноте шею.

«Надо будет потом дверь поставить со стеклом», — решил я с хозяйским размахом, но, прикинув финансовые возможности, немного притормозил: — «Если будут лишние деньги…». Наконец мне удалось нащупать выключатель, и подъезд залило тоскливым тусклым светом.

Деревянная лестница жутко скрипела. Кирпичные стены были не отштукатурены, и дореволюционная кладка выглядела неожиданно модно, стильно гармонируя с черными крашеными ступенями. Дополняла картину огромная электрическая лампочка, которая, несмотря на свои невероятные размеры, очень скупо сеяла мелкий желтый песочек на пару-тройку ступенек и часть красной кирпичной стены.

«Надо будет сюда плакат Цоя повесить. Хотя нет, лучше — Вейтса. Будет круто смотреться, особенно в рамке», — снова по-хозяйски прикинул я, на этот раз с удовольствием отметив, что такая задача мне вполне по карману.

Бодро поднявшись на второй этаж, я оставил свою поклажу на полу и задумался. Сейчас я открою дверь, зайду внутрь и начну жить новой, совсем другой жизнью. Один. Сам себе хозяин. Сам за все в ответе. Совсем взрослый. С невероятными перспективами. А главное, назад дороги нет. Не этого ли я хотел все эти годы?

Ожидая новой порции сомнений, я прислушался к внутренним ощущениям, но почувствовал только прилив воодушевления. Пожав плечами, я открыл дверь квартиры и как-то уж слишком буднично, без фанфар, аплодисментов и оркестра, зашел внутрь, оказавшись в небольшом коридоре. Я его точно таким и запомнил: справа вешалка, на которой все еще висел старый теткин плащ, наверняка сохранивший ее запах, чуть дальше — потертое деревянное трюмо с кучей отпечатков ее пальцев. Слева — массивный шкаф, в котором всё еще лежали какие-то ее вещи, а на полу — полосатый разноцветный половик. Точь-в-точь как у нас, только со следами ее последних шагов. Сняв свои старые берцы, я прошел внутрь.

Сразу же за шкафом располагалась единственная комната — небольшое оклеенное светлыми обоями помещение. Комната была заставлена старой советской мебелью. Металлическая кровать на пружинах, деревянная прикроватная тумбочка, кресло с деревянными подлокотниками, торшер с желтым абажуром, небольшой книжный шкаф, буквально заваленный книгами, и шифоньер. Все, что нужно для спальни.

Чуть дальше, слева по коридору была кухня. Но с кухней это помещение роднили разве что газовая плита, раковина и небольшой кухонный гарнитур, выставленные в ряд вдоль ближайшей стены. Ну и ещё, может быть, круглый столик с парой стульев у окна. Этот стандартный для кухонной комнаты набор, сбился в углу и был явно недоволен оккупировавшей оставшуюся часть помещения мебелью, никакого отношения к приему пищи не имеющей.

Возглавлял этих захватчиков огромный камин, вальяжно раскинувшийся за углом с явным намерением рассказать какую-то уютную историю паре старых кресел с деревянными подлокотниками. Массивный диван — главный антагонист демонстративно отвернулся от камина, привлекая внимание невысокой стенки, приобретенной, похоже, совсем недавно в Икее. А та бесстыдно выставила напоказ довольно сносный телевизор и великолепную, хотя и не новую акустическую систему с подключенным к ней проигрывателем.

Это явно было место для тусовок. Или станет им. Это уж непременно. Да, кухня — просто мечта! Именно здесь мы отвисали с теткой перед армейкой. А вон и те самые пластинки!

А в нижнем ящике стенки, наверняка, стоит пара пузырей с выпивкой!

Подойдя к небольшому шкафчику, я с некоторым сомнением открыл дверцу и с удовольствием обнаружил там батарею бутылок самого разного разлива. Тут тебе и магазинное спиртное, и самогон. И отечественное, и буржуйское. И вино, и кое-что покрепче. Похоже, я оседлал удачу!

Взяв первую попавшуюся бутылку, я с удовольствием открутил крышку и отхлебнул изрядную часть. Я не сильно разбирался в крепком алкоголе. Специализировался на водке и самогоне. Хорошо, что этикетка подсказала. Бурбон: «Тетка, ты — супер! Отпусти, Господи, грехи твои вольные и невольные…»

Ну а дальше… А дальше я стал потихоньку вживаться в роль хозяина. Первым делом открыл окно, чтобы проветрить квартиру. Знаете, стоял такой не очень приятный душок… Сырость. А еще было мрачновато. Поэтому я включил проигрыватель. Хотелось чего-то динамичного. Порывшись в пластинках, я долго выбирал между Лед Зепеллин, Дорз и Дэвидом Боуи. В конце концов, поставил Тома Вейтса. В память о тетке.

Помянув Шуру, я тщательно осмотрел кухню. И обалдел. Шестнадцать человек на сундук мертвеца! Провизии тут хватило бы на пару-тройку месяцев. Минимум. Шестнадцать человек протянули бы тут неделю. Не меньше! Тетка как будто к войне готовилась. И крупы всякие, и макароны, и тушенка, и консервы рыбные, и молоко в тетрапаках. Соль, сахар, приправы, чай, кофе. Все это было аккуратно распихано по шкафам кухонного гарнитура, что-то лежало в диване. Обычно в диванах лежит всякая дрянь, наподобие обрезков обоев или старых подушек, а тут пространство использовано с умом — под консервы и крупы. И зачем я эти пельмени покупал? Ну зато на еду тратиться больше не придется. Если только на хлеб. То-то матушка про макароны мне перед отъездом говорила. Они ведь в кухонном гарнитуре лежали, а в диване она посмотреть не догадалась! А то б не дала мне ни сала, ни колбасы!

Холодильник был отключен. Это мамка с батей после похорон приезжали проверить и порядок навести. Ну и холодильник, ясное дело, выключили, чтоб электричество не жег.

Включив холодильник, я переместил туда початую мной бутылку бурбона (разумеется, предварительно наполнив стаканчик), начатое пиво, пельмени, а также кое-какие продукты, что привез с собой. Подумав немного, я решил приготовить льда. Я слышал, что за границей крепкое спиртное со льдом пьют. В общем, наполнил формочки водой из чайника и поставил в морозилку… В течение вечера этот лед мне ой как пригодился.

Так, посуда присутствует в полном ассортименте. И притом идеально чистая, средство для мытья посуды — тоже есть. Терпеть не могу грязную посуду. Это у меня после армейки. Я даже не могу кушать с тарелки, на которой до этого лежала какая-нибудь еда, даже моя собственная. Не говоря уже о том, чтобы одной ложкой есть и первое, и второе. Бывает, в гостях съешь салат, и в эту же тарелку норовят котлету какую-нибудь положить. И уже неприятно ее есть. Поэтому я стараюсь всегда тарелку поменять или помыть. Ну и приборы, соответственно. В нашей компашке все над этим прикалывались.

В армии я о таких вещах, конечно, не задумывался. Некогда было. Главное там — в принципе поесть, хоть из шапки застреленного врага. А после армии как будто прозрел. Теперь, когда вижу в столовке, что кто-то похлебает супчик, а потом этой же ложкой начинает кашу черпать, как в армейке, меня аж передергивает от отвращения. И стаканы заляпанные терпеть не могу, лучше в таком случае из горла пить. И ведь пил. Водку. А деловито плескающуюся в теткином показательно чистом и прозрачном стакане жидкость выпью и подавно! Джим Бим. Еще один плюс в копилку покойницы.

Что еще интересного на кухне? Конечно, содержимое стенки. Ну, тут понятно — выпивка. Здесь — документы на квартиру. Посмотрю попозже. Тут — аптечка. Ага, игры — советский набор: нарды, домино, шахматы… Помню, как-то в армии перед дембелем, когда вернулся в часть, старшину нашего под орех разделал. Он, бывало, у двери в каптерку сядет на лавочку, шахматы расставит и ждет, когда кто-нибудь с ним сыграет. В основном всегда у него были в противниках такие же старые пузатые старшины и прапорщики. А он среди них — главный гроссмейстер. Когда никого нет, цеплял черпаков и заставлял играть. Кто проиграл — в наряд. Кто выиграл — молодец. Только таких среди черпаков не было. Все потом наряд тащили. К дедам не приставал. Ну и тут я как-то иду, смотрю, а он сидит, понурился весь. Видно, тоскует без партнера.

— Ну, — говорю, — товарищ старшина, разрешите с вами партейку сыграть?

Он так на меня недоверчиво посмотрел и говорит:

— Проиграешь, в наряд запишу, хоть и дембель!

— А Вы проиграете, новый комок мне на дембель выпишете. И берцы!

Ну, мы и начали. Как обычно. Е2-Е4, дальше коник, пешечка, слоник, рокировка. Обычная история. Осторожничает старшина. Развивается, центр пытается занять. Ну я от своего короля пешки в его сторону и погнал. Глупость, конечно. А играет разумно. Мою оборону щупает и продавливает со стороны ферзя. Пока копался, мои пешки к его пешкам подошли. Ну и, вроде как, надо есть. Он даже чуть не плюнул с досады, что ему такой глупый противник, как я попался. Играет, дескать, в какую-то дичь, отдает пешки. Даже перепросил, уверен ли я. А я уверен был на все 100 %.

Я ведь, когда в школе учился, в молодежный клуб ходил с пацанами в нашем районе. Ну там в качалку, грушу поколотить, на гитаре побренькать. Как-то мы на шахматы подсели. Каждый день чуть ли не целый год рубились. До драки! Так что кое-что я соображал. А в армейке уже, перед самым возвращением в расположение части, две недели в Моздоке проторчал при штабе. Это вообще отдельная история. Суть в том, что там компьютер стоял, и я не то чтобы постоянно, но частенько, пока никого не было, в шахматы на нем поигрывал. И тогда понял, что единственный вариант выиграть у машины — ходить непредсказуемо. И вот так примерно, как старшину нашего, я пару раз компьютер и дернул. На слабом уровне, конечно.

Короче, старшина с самодовольным и немного разочарованным видом забирает мою пешку. А сам только о своем замысле думает. Он там наставил уже фигур. Пару ходов и у меня вся защита на левом фланге посыпется… И тут понеслось: еще одна моя пешка лезет к его королю, потом слоник, король почти голый, тура, ферзик, коник. И все. Мат! Старшина (Соцков у него была фамилия) аж дара речи решился. Он и так-то не мог нормально мысль сформулировать в слова. А тут такой удар. Смотрит он на доску, на меня и не понимает, как это так, его, гроссмейстера части, разделал под орех какой-то левый дембель. Он сразу: «Давай реванш!» А я: «Нет, извините, товарищ старшина, поверка вечерняя, надо быть».

В общем, он за мной целую неделю потом гонялся. Сидит на своей лавке и все по сторонам голову вертит, меня ищет. А, как увидит, аж подпрыгивает от нетерпения. А у меня ведь тоже зрение хорошее, я раз — и в спортзал. Или в казарму. Или в столовку. Никогда до него дойти не получалось. А все потому, что, когда я черпаком был, он меня на орбиту запустил — три наряда вне очереди назначил. Дневальным по роте. Из-за того, что на построении стоявший рядом боец, когда объявляли благодарность Соцкову, чихнул словом «лох», а я засмеялся. А как тут не рассмеяться? Все ржали. А старшина подумал, что это я чихнул.

В общем, дней через пять жалко мне стало Соцкова. И, наконец, решил я ему реванш дать. Подошел к нему. Он аж задрожал от волнения. Какого-то прапорщика в сторону подвинул, меня перед собой усадил, и мы начали. Я с самого начала знал, что проиграю. Не потому, что сдался, а потому, что так правильно было бы. Свое я уже получил. Пусть теперь старшина успокоится. Старый ведь уже. В общем, поиграли мы с ним. Долго. Дошли до эндшпиля, ну там я и завалился. В эндшпиле я всегда плохо играю. Там скучно, и надо очень внимательным быть.

Старшина сначала обрадовался. Глаза опять заблестели.

— Итого — ничья! — говорит.

— Квиты, — кивнул я буднично, как будто и не проиграл вовсе, — А теперь, побегу. Командир зовет.

И ушел. Непобежденным. И старшина Соцков это тоже понял. И потом уже никогда не предлагал мне сыграть с ним в шахматы, даже когда один скучал. Он и не смотрел на меня, словно я и не существую вовсе. А новый камуфляж и берцы мне черпаки перед увольнением подогнали, за что им респект и уважуха. Берцы до сих пор ношу.

За всякими такими мыслями и планами на новую жизнь я и уговорил бутылочку бурбона. А что? Повод был. И не один. И тетку помянуть и новоселье отметить. Можно по такому случаю и выпить. Все чинно — благородно. В процессе приготовил себе яичницу и даже сварил кофе. Побродив по дому, я, наконец, освоился и, раздевшись до трусов, завалился на диван смотреть телек.

Потом достал из стенки старый фотоальбом, стал рассматривать черно-белые, где-то потертые, где-то выцветшие фотографии. Сначала шли дореволюционные. Всего пару штук. Стильные. Дамы, кавалеры и дети на них выглядели одухотворенными. Лица у всех были благородными, строгими и слегка напряженными. Затем довоенные фотки. Барышни, мужчины и дети смотрелись более демократичными. С короткими прическами, без бород и усов. И без шляп. А потом мне захотелось еще выпить… Я взял из стенки еще одну бутылку. На этот раз попался самогон, настоянный на шиповнике. Налив четверть стакана, я и так полный до краев бурбона, махнул без закуски, сморщился, добрался до дивана и… отрубился.

Разбудил меня мерзкий вибрирующий треск дверного звонка. Откуда-то издалека, из черноты. С обрывками сновидений, безжалостно намотанными на сверло дрели, с адским упорством бьющей меня прямо в мозг. Я подскочил на диване, ошарашено осматриваясь и пытаясь сообразить, что происходит, и где же я нахожусь. В квартире холод дикий. Окно-то открыто. На улице уже темно, а по металлическим отливам легко барабанит дождь. От холода и внезапно навалившейся реальности мои мысли очень быстро пришли в порядок. А трезвон так и не прекратился. Сколько времени? Час? Два?

Я никого не ждал, поэтому смачно ругнулся. Понимая, что прекратить этот звук можно только открыв дверь, я на шатающихся ногах поплелся вниз. В подъезде все также горел тусклый свет, который я забыл выключить. Ухватившись за дверную ручку, я вдруг внезапно понял, что дверь я тоже не запер. Что же я за раздолбай такой?! Напился, свет не выключил, дверь не закрыл. Хозяин. Что бы на это тетка сказала?

Открыв дверь, я увидел в полумраке высокого мужчину с короткой седой бородкой, в длинном светло-сером вязаном свитере с капюшоном и широких холщовых брюках. На плече у него висела большая холщовая сумка.

— Значит, и правда умерла? — спросил он тихим голосом, перестав тыкать пальцем в кнопку звонка.

— Вам что надо? — пробормотал я раздраженно. — Вы знаете, который час?

— Давно? — не обращая внимания, спросил мужчина.

— Несколько дней как. Так что Вам нужно, Вы кто?

— Ты теперь, значит, за нее будешь? — игнорируя меня, продолжил свой допрос незнакомец.

— Послушайте, — сказал я, — сейчас ночь, и у меня нет никакого желания вести тут с Вами беседу. Понятно? Вы или говорите, что надо, или уходите!

Мужчина внимательно посмотрел мне в глаза, ухмыльнулся и сказал:

— А ты не промах. Ладно, не нервничай! Мне надо переночевать. Шура меня всегда пускала…

От такого неожиданного поворота я даже слегка опешил. Неловкая ситуация. Ночь, какой-то левый мужик просится ко мне переночевать. С одной стороны, послать бы его лесом, но где ему тогда в такое время остановиться? Да еще и дождь этот идет, как назло. Хоть и мелкий, но все равно неприятно. Конечно, тут поблизости гостиниц полно, но, судя по его виду, денег у него немного.

— Где же ты остановишься, у меня ведь места-то немного? — перешел я на «ты», затягивая время, чтобы все хорошенько обдумать.

— Известно, где, — ответил он слегка удивленным тоном, — в подвале…

В подвале? Это уже проще. Не нужно в квартиру пускать. Все спокойнее будет. Да еще и знакомый тетки. Постоянно, говорит, его пускала переночевать в подвал… Сердобольная, видно, была. Странно. На вид не бомж, хоть и одет как какой-то бродяга.

— Ба! Да ты еще не в курсе! — удивленно воскликнул он, прервав мои мысли.

— Не в курсе чего? — почему-то шепотом спросил я.

— Ну, это не я тебе должен рассказывать, — также шепотом ответил он, а потом перешел на обычный голос, — обожди немного. Придет еще время. А сейчас пусти меня, Христа ради. А то нехорошо как-то на улице…

Ну на улице и правда было нехорошо человека держать. К тому же я уже принял решение пустить его на ночь. В память о тетке. Я отступил вглубь коридора, освободив незнакомцу место, и в растерянности стал размышлять, где ключ от подвала.

— Дай тебе Бог здоровья! — облегченно вздохнул он, быстро шагнул внутрь подъезда и закрыл за собой дверь, заперев ее изнутри на крючок. — Ну, хозяин, отворяй!

Я пожал плечами и на всякий случай неуверенно толкнул дверь в подвал. Она тоже оказалась не заперта. В тусклом свете проглядывались несколько деревянных ступенек, уходящих в кромешную темноту. Протиснувшись мимо меня, постоялец благодарственно кивнул мне и со словами «дальше я знаю как», потопал вниз по ступеням. Постояв немного, я дождался, когда внизу загорится свет. В итоге мне ничего не оставалось, как прикрыть дверь в подвал и пойти дальше спать.

Да, интересное от тетки наследство мне досталось. Богатое! Но с обременениями. Надеюсь, таких вот квартирантов больше не будет. Да и этого надо будет как-нибудь отвадить…