Карантин

Алексей Дэзи

Друзья собираются в книжном магазине-подвале для литературного упражнения, но придуманная ими история становится вдруг неотличимой от самой жизни.

Глава 2

— Дорси! Дорси!

Дорси задумчиво смотрел на перистые облака, те, что застыли в ясном светло-синем небе и короткими белыми линиями перечёркивали недалёкую горную гряду.

— Мы с тобой только вчера прилетели из Германии! — совершенно чисто сказал он по-немецки. — Ты что, забыла? Я твой бойфренд! Мы знакомы уже четыре месяца! Какой здесь красивый вечер! Такой же, как и день, между прочим! А потом — рраз! — и темнота… У нас в Алжире так же…

— Э, нет, нет, нет! Мне это не нравится! Жара, жара, а потом бац — тьма, хоть глаз выколи! Никаких полутонов! На этой жаре можно расплавиться! А ночью, между прочим, холодно!

— Я не знаю, как ты сидишь в своих штанах? В кожаных штанах, я думаю, и в Германии несладко… даже зимой. Тебе же Звездочёт предложил вчера сходить в магазин и купить сари… или как тут называется нарядный халат?.. В нижней части города на улице с названием… заковыристым названием…

— Звездочёт говнюк какой-то! Я ему вчера чуть не врезала!

— Ты всегда так говоришь! — добродушно улыбнулся Дорси.

— А вот и наша русская модель! — без перехода продолжила Девочка с сарказмом. На террасе появилась Мать Своего Ребёнка в закрытом купальнике и шляпе с полями, похожими на приусадебный участок. — Это надо же, сколько она налепила цветов!

— Не придирайся! — вновь улыбнулся Дорси. — Она русская, она позволяет дарить себе цветы. Хочешь, я тебе тоже подарю цветы?..

— С ума сошёл! Я свободная женщина, а не какая-нибудь…! Еще раз услышу подобное — я и тебе врежу!

— Ты всегда так говоришь…

Мать Своего Ребёнка взяла стоящий у стены шезлонг и устроилась в тени кипариса. Она вытянула ноги, вытянула вдоль тела руки и закрыла зеркальными очками глаза. Шляпу она не сняла.

— Бонсуар! Гуд ивнин! Зрав-ствуй-те!

На террасу, сверкнув озорными глазами, вбежал Звездочёт. Мать приподнялась на одном локте и сняла очки.

— Хэллоу! — поздоровалась она по-английски, приветливо улыбаясь.

Звездочёт в полупоклоне тряхнул бородой и передал ей небольшой букет.

— Завтра же вплету его в шляпную ленту! — так же по-английски пообещала Мать.

— Вы так хороши! Ах, как вы хороши! Жаль, что вы не говорите по-испански, я не могу на этом языке объяснить, насколько вы хороши! Ещё жальче, что вы завтра улетаете… И совсем уже жаль, что мы так и не узнали друг друга!.. — закончил Звездочёт с намёком.

— Зато какие красивые цветы вы мне дарили всё это время! Поверьте мне, завтра я буду самой красивой пассажиркой на весь аэропорт! Всё благодаря вашим цветам! — и Мать озорно стрельнула глазами.

— Цветы здесь совершенно ни при чём! — с удовольствием подбил Звездочёт и, как почти все ловеласы в возрасте, переключился вдруг на совершенно другую задачу, как будто страсть, о которой он говорил только что, было чем-то обыденным и ежедневным в его жизни. Вот как этот закат.

— Амиго! — замахал он мне тощей рукой, и я подошёл. — У меня там в пикапе вино для уважаемых гостей. Пойдём разгрузим!

Мы свернули за низкую заштукатуренную в розовое стену, к которой по стародавней привычке были прислонены собранные шезлонги и которая отгораживала нашу террасу от соседней, и спустились по крутой и узкой каменной лестнице метра на два вниз по косогору к припаркованному прямо на узкий тротуар автомобилю. Коробки с вином стояли в открытом кузове грузовичка.

— Как там дела? — спросил я. — Как Донни?

— Донни сидит в своём кафе и слушает новости, — ответил Звездочёт и поднял коробку. — В Европе какой-то карантин… Это китайская зараза, вроде гриппа… Донни говорит, что в кафе почти никто не заходит. Новые то есть…

Мы несколько раз сгоняли от пансионата к машине и обратно, отчего Звездочёт стал злым, а я запыхался. Каждый раз, проходя через террасу, я чувствовал неодобрительный взгляд Дорси. Внезапно наступила ночь. Я включил надворный фонарь и принялся при его свете прибирать то, что оставили после себя туристы: унес несколько подносов посуды, подмёл, выстроил вдоль стены шезлонги. В звенящей ночной тишине, сквозь посвист сверчков было слышно, как Звездочёт хлопнул дверью, взвыл мотором и уехал домой.

Теперь, пока все спят, я расскажу вам про пансионат. Это оштукатуренный и выкрашенный в розовое дом в три этажа с плоской крышей. Стоит он на косогоре, тыльной стороной врезавшись в гору. Первый этаж получается полуцокольным. На этом этаже со стороны входной двери есть несколько окон — и по одному в двух боковых сторонах ближе к выходу. Остальные стены глухие. На первом этаже у нас кухня и склад, хотя мы стараемся не готовить. Мы или отправляем туристов обедать к Донни, или кормим их привезённой от Донни едой. Здесь же находится громадный обеденный зал с плазменной панелью под потолком. Это то ли зал, то ли холл… — чтобы зайти в здание, приходится через него пройти. Перед входом отстроена терраса, на которой тоже иногда обедают. Мы не ограничиваем гостей, хотят — пусть едят на жаре. Именно на этой террасе пару часов назад Звездочёт преподнёс свой букет Матери. Туристы предпочитают именно её, потому что здесь растут кипарисы и есть тень. Четверть третьего этажа также занимает терраса или, если угодно, большой балкон. Здесь гости, бывает, сидят ночью, если кому-то не спится. Мы поставили на этом балконе три кресла-качалки и два громадных тканевых зонтика с надписью «Coca-Cola». В принципе, можно выходить еще и на крышу, только здесь решительно негде спрятаться от испепеляющего зноя (внизу есть кипарисы, на средней террасе — стена третьего этажа), гости сюда практически не входят. Вернее, они обязательно выходят на эту террасу сразу же по приезду. Один раз. Им хватает… Кстати, сейчас по крыше ходит Мать Своего Ребёнка и разговаривает с ним — со своим ребёнком. Она делает это так, как другие занимаются любовью, сотовый телефон прижимает к нежно склоненной щеке, над телефоном свисает крашенная каштановая прядь. Говорит негромко, чтобы никто не подслушал, хотя кто поймёт этот клекочущий русский язык?

Мимо пансионата идет узкая в две полосы дорога, до которой ещё надо добраться. Помните, как мы со Звездочётом таскали ящики? Чтобы попасть в город, нужно сначала ехать три километра на север, затем тормозить практически до полной остановки и, круто развернувшись, пилить еще четыре километра на юг — серпантин! Замечательно, что пешком можно просто спуститься на полтора десятка метров по каменной лестнице. Донни, откровенно говоря, не подумал, когда покупал этот особняк. Туристы не хотят скакать по нашим скалам, словно горные козлы. В результате из двенадцати комнат, которые есть в доме, заполнены максимум пять. Сейчас меньше.

Спустившись, вы практически упираетесь в кафе Донни. На тротуаре почти в беспорядке разбросаны крашеные в белое деревянные столы и стулья. Уже утро. Улица выкрашена в пастельные цвета, тихие каменные здания колониального стиля, словно с французской картины, смотрят на приезжих. В одиночестве на крайнем от дороги стуле восседает профессор, он же Повелитель Драконов. Перед ним бокал вина, в руке телефон. Он что-то увлечённо читает с экрана, к бокалу не прикасается. Он ждёт Звездочёта, который тоже приходит сюда каждое утро, прежде чем подняться в пансионат.

— Раньше ты бы сидел с газетой! — сказал Звездочёт и поздоровался с Повелителем за руку. Чёрт-те что происходит, не находишь? Что там в твоём телефоне? Европа отменила эту дурь — этот свой карантин?

— Нельзя начинать утро со сплошных вопросов! — отреагировал Повелитель. Было понятно, что они знакомы сто лет. — Я, честно сказать, и не помню, что такое газеты…

— Это потому, что ты молод… Мне, кстати, жалко, что газеты пропали. Мужчина с газетой в руках выглядит по-деловому. Я это помню, я старше… Ты же скрючился над своим телефоном, словно какой-то школьник… Пойду поздороваюсь с Донни…

Звездочёт прошёл в кафе и пропал там не менее чем на пятнадцать минут. За это время Повелитель выцедил пол-бокала рубиново-красного напитка. Вернулся Звездочёт с Донни — дородным низеньким мужчиной в рубахе навыпуск, похожим на карикатурного итальянца. Руки тот держал в карманах, живот нёс впереди себя. Едва появившись, он посмотрел на Повелителя с раздражением.

— Вот! Единственный мой клиент с утра! — обратился Донни к Звездочёту и бесцеремонно ткнул раскрытой ладонью в Повелителя, отчего едва не порвал карман брюк.

Повелитель отсалютовал бокалом.

— Да ладно тебе, Донни! — хлопнул его по спине Звездочёт. — Лучше налей и мне! Скоро проснутся туристы, тебе полегчает!

Донни раздражённо потоптался с ноги на ногу и скрылся в заведении.

— Нервничает Донни! — бросил Повелитель, который между тем так и не оторвался от телефона.

— Ещё бы ему не нервничать! Если так пойдёт дальше, будет нечем платить муниципалитету! Я, допустим, могу перебиться, всё-таки мы родственники… но и мне на что-то нужно жить.

— Я тебе больше скажу, — флегматично хмыкнул Повелитель. — Даже Донни на что-то надо жить! Видимо, этим и объясняется то, что я уже второй день не наблюдаю официанта. Он уволил Хосе? Донни, ты уволил Хосе? — повторил он свой вопрос сильно громче, обернувшись к темному провалу входной двери.

Оттуда раздалось что-то неразборчивое. Появился Донни с подносом, на котором покоились два наполненных красным бокала и широкая плоская тарелка с нарезанными яблоками. Он держал поднос почти на плече, лишь чуть придерживая свободной рукой, и, хотя в этом чувствовалась сноровка, всё же было ясно, что ему тяжеловато. Донни поставил поднос на стол и с прежним раздражением произнёс:

— Чего бы я его уволил? Уже здоровье моё не то — с подносами бегать. Хорошо, клиентов не много — на этой фразе брови Повелителя удивлённо поползли на залысину. — То есть, конечно, плохо… — спохватился Донни. — Короче, Хосе заболел.

Они продолжили трёп, постоянно перескакивая с темы на тему, то и дело взмахивая руками над головой. Время от времени подходили какие-то люди, каждый брал вино и фрукты и совершенно слёту включался в беседу, покончив же с трапезой, так же легко из беседы выключался и шёл по своим делам, не прощаясь. Всё это были местные жители, которых я для порядка буду называть «кабальеро», все прекрасно друг друга знали, и зачем им прощаться, если они обязательно ещё раз заглянут сюда? Нам, жителям северных широт, не понять этот стиль жизни. К слову сказать, Донни действительно добрел, по мере того, как в кафе входили всё новые и новые посетители.

— Вот видишь, Донни, всё не так уж плохо! — в конце концов сказал Звездочёт. — Пойду провожу свою пассию! Жалко, чёрт возьми… как-то даже сам от себя не ожидал!..

Звездочёт покинул теперь уже шумную компанию и через улицу, по диагонали, совершенно игнорируя правила дорожного движения, направился к узкому уставленному вазонами крыльцу. То и дело он здоровался с притормаживающими водителями, весело сверкая зубами над заострённой тощей бородой. Его жилистая шея в такие моменты слегка изгибалась в створе воротника. Впрочем, машин было не много. Едва он подошёл к вазонам, как на крыльцо степенно вышла пожилая индианка — толстая, с длинными зачёсанными за уши побитыми проседью волосами. Она ждала Звездочёта и, едва тот ступил на крыльцо, в руке у неё, как по волшебству, оказался скромный, но симпатичный букет, который индианка, прежде чем передать, сбрызнула водой с короткой пластиковой метёлочки. Звездочёт отслюнявил индианке денежные бумажки и уже с букетом шустро, будто годов в нем было не более двадцати, а не как на самом деле — шестьдесят с лишним, рванул по лестницам в сторону пансионата. Можно было подумать, что он и вправду влюблён! Он едва разминулся на этой лестнице со своими постояльцами — Девочкой и Дорси, которые с опухшими лицами медленно брели завтракать.

Мать уже сидела на чемодане и, с видом схимника, отрешившегося от всего мирского, смотрела то на стену с шезлонгами, то на окна второго этажа, то на небо. Она ждала. Ничего уже не связывало её с этим местом. Звездочёт, как всегда, весело выскочил из-за стены.

— Бонжур! Гуд монин! Зрав-ствуй-те!

Мать грустно и приветливо улыбнулась. На этот раз она была в зауженных джинсах и в шелковистой темной и слегка прозрачной на просвет тунике. Но шляпа с обещанными цветами присутствовала на её голове.

— Решила прямо с утра освободить комнату! — сообщила она. — Вы опять с букетом!

— Да… Я решил держать марку! Мне нравится, что вам нравится! Вот, вы опять улыбаетесь! Это просто английский язык… Мне не хватает слов, чтобы говорить не коряво!

— Ничего страшного! Не думаете же вы, что я сама лучше говорю по-английски? Вчера говорила с сыном. Ему уже надоело у бабушки… Сейчас приедет такси, вы не провожайте меня.

— Как скоро оно придёт? Вы вызывали такси со своего телефона?!

— Побойтесь Бога! Цены в роуминге…! Конечно же, с ресепшена!

— Пойдёмте позавтракаем последний раз! Я скажу Амиго, чтобы отправил машину к Донни.

Звездочёт так же легко, как только что по уличной лестнице, взлетел к номеру, который последние две недели занимала Мать, и отдал мне короткое распоряжение. Между тем, я только что закончил пылесосить ковролин. Вновь появившись на террасе, Звездочёт подхватил чемодан Матери и стремглав покатился вниз по лестнице. Звездочёт вообще всё делал быстро. У Донни они сели, разделённые белым садовым столиком, и в течении почти получаса весело проболтали, пока прямо к столику не подъехало такси — жёлтого цвета, древний, но аккуратный, тарахтящий, как ведро с болтами, седан, марку которого я знаю, но вам её название не скажет ничего. Таких такси полно в Южной Америке. Всё это время Звездочёт улыбался и что-то говорил, Мать же смотрела на него внимательно и почти настороженно. Попрощались они за руку. Звездочёт склонился к водительскому окну и минут десять о чём-то говорил с шофёром на испанском, затем расплатился.

— Даже и не вздумайте отказываться! — возмущённо замахал он на Мать. — В конце концов, мы прощаемся навсегда…, а вы совершенно не умеете торговаться!

И такси уехало.

Наша же вторая пара, а именно Девочка и Дорси, сидели за соседним столиком и терпеливо ожидали свиной антрекот. Ибо, к своему стыду, должен сказать, что как ни страдает Донни от отсутствия туристов, но если в кафе есть его друзья и нет официанта, то этим самым туристам придётся как следует подождать.

— Странно, что она не напилась на этот раз, — заметила Девочка. — Я уж думала, она никогда не уберётся отсюда. Скоро опять станет жарко и я вспотею. Ещё пять минут ожидания — и я заеду этому бармену в его толстую харю!

— Ты в Италии не была!.. — улыбнулся Дорси. — А насчёт русской… Я сталкивался с русскими… русские всегда возвращаются. Это у них фишка! Побывать в городе, где прошло детство; в здании, где когда-то учился; в отеле, где когда-то останавливался… Это у них называется «ностальджи». Так что я не удивлюсь, если она вернётся!

— Всё! Я решила! — вдруг заявила Девочка, и Дорси с испуганным видом схватил её за руку. — Да отпусти ты меня! — вырвалась Девочка. — И так бесишь со своей русской!.. Дорси, узнай у этого Звездочёта, где тут продают сари… Или как у них называется уличный халат?

Тут Донни принёс антрекоты и унёс пустые бокалы, и блюзовый ритм курортной жизни закружил наших туристов изо дня в день с неотвратимостью предопределения. Но не на долго…