На другой стороне улицы

Андрей Иванович Пажинский

Она то глубоко прогибала спину, то высоко поднимала руки, обращая к небу раскрытые ладони так, словно поднимала на них какое-то невидимое блюдо. Закинула назад голову, и тяжёлая волна распущенных волос разметалась по её обнажённым плечам. Её хитон, шитый из почти прозрачной ткани, практически не скрывал прелестей женской фигуры. Словно уложенное искусным художником, полотно мягко струилось по телу, подчёркивая красоту его изгибов.

© Андрей Иванович Пажинский, 2023

ISBN 978-5-0059-6138-9

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

На другой стороне улицы.

Тонкий, розовый лучик просочился сквозь серое облако, пробился через оконное стекло, и запутался в старомодных кружевах занавески. Потом окунулся в ароматную волну свежесваренного кофе и трепетно заиграл звёздочкой пушинки: то норовящей приземлиться, то, взлетающую вслед за моим дыханием…

Ах, какое замечательное начало дня! Всё-таки как приятно, вот так проснуться в хорошем настроении, потянуться и, никуда не торопясь, насладиться напитком, приготовленным умной машиной. Да, да, именно машиной, а то ведь из меня бариста так себе. И что не говори, а удобно, и вовремя, и вкусно.

Капучино, джем и тёплый, пусть и из микроволновки, круассан, как обычно, восхитительны! Но сегодня душа просила чего-то особенного, и мне показалось, что для полноты ощущений, здесь явно просится музыка. И я добавил к ним, мою любимую, «El Condor Pasa». Её воздушная мелодия робко поплыла из динамиков, почти так же, как дымка из моей чашки. Кристально чистые звуки свирели удивительно нежно вплелись в свежесть утра, и гармония превратили холостяцкий завтрак в маленькую нирвану. Но когда, запах, вкус и музыка слились в наивысшей точке наслаждения, образуя одно сплошное удовольствие, во входную дверь требовательно постучали. От этого ужасного диссонанса звуков, хрустальный замок гедониста моментально разрушился на мелкие кусочки.

Виновником тому был почтальон, который столь рано доставил мою посылку.

Разочарование от прерванного завтрака моментально сменилось радостью, поскольку это прибыл мой долгожданный заказ, новейшая фотокамера.

Прежде чем совершить покупку, я долго присматривался, взвешивая все «за и против», и вот, наконец-то, решился. Думаю, что кому-то, не связанному с профессиональной фотографией, это может показаться излишеством. Особенно после того, как он узнает цену моего приобретения. И даже может быть он укорит меня этим, но скажите пожалуйста, на что ещё тратить заработанное, молодому, креативному представителю богемы, как не на любимое дело?

Конечно, согласен, камера недешёвая, но и не простая, а именно то, что называют «мечтой фотографа».

Но и это удовольствие продлилось недолго. Я ещё не успел вскрыть упаковку, как телефонный звонок секретаря редактора поспешил мне напомнить о назначенной встрече.

С владельцем журнала, он же его главный редактор, у меня сложились добрые отношения, благодаря чему я периодически получал интересную работу, а журнал в свою очередь эксклюзивные фото. Такой простой симбиоз осуществлял не только позволял на взаимовыгодное сосуществование, но и стимулировал творчество свободного художника. За что я, конечно, был ему безмерно благодарен. Сегодняшнее приглашение, давало мне повод надеяться на новое задание, и как следствие на новый чек. Как любит повторять мой приятель, что деньги зло, но без них никуда.

Прошло совсем немного времени с момента звонка, и вот я уже на бульваре, в центре нашего города. Здесь в старинном здании, до самой крыши, укутанным плотной шубой зелёного плюща размещалась редакция журнала.

В его пустом, просторном парадном, на дверях лифта, красуется, аккуратная пластиковая табличка: «Временно не работает». Из-за поистине музейной тишины, царящей кругом, невольно пришла мысль, может и персонал редакции, тоже «не работает». Но я тут же вспомнил, что таков был его фирменный стиль, столь отличный от всех других, известных мне редакций. Стиль настолько тишайший, что табличка с дверей лифта, действительно могла бы показаться не менее актуальной, и для всего журнала. Но это только при первом взгляде, а на поверку, за каждой дверью идёт напряжённая работа, и там, в поте лица своего, трудится команда высококлассных специалистов. Верстается тираж, правки, вклейки и прочее, то, с чем я, потребитель конечного результата, знаком лишь понаслышке.

Широкая мраморная лестница, с золотыми инкрустациями и бордовой ковровой дорожкой, привычно ведут меня на верхний, третий этаж. Здесь в конце коридора, в кабинете, с высоченными потолками, массивной мебелью, и картинами в толстых рамах, меня ожидает сам господин редактор.

Хозяин кабинета, ещё нестарый человек, но старой формации, так и говорящий про себя, что он приверженец old school. Что, впрочем, совершенно не мешало ему на фоне антикварной мебели пользоваться современной оргтехникой и вести дела не хуже любого дельца с Wall Street. Его журнал? Он не блистал огромным тиражом, но, благодаря оригинальному содержанию, на ногах стоял достаточно прочно и в будущее смотрел уверенно. Смею надеяться, что мои работы сыграли в том не последнюю роль, даже при том, что я числюсь у них фотографом нештатным.

— Вот-что друг мой, — обратился ко мне хозяин кабинета со свойственной ему некоторой театральностью.

— Как вы отнесётесь к небольшой поездке в Грецию? Я знаю вашу оригинальную манеру фотографии, у меня к вам будет интересное, на мой взгляд, предложение. Всего неделю, другую работы под жарким солнцем Эллады. Как всегда, мы платим ваш обычный гонорар, и конечно, все связанные с поездкой расходы, они тоже за счёт журнала.

Что нам нужно? А нам нужен небольшой исторический альбом, но не нафталиновый материал из учебника, а, так сказать, новое — старое. Что-то особенное, не затёртое, но про ту самую родину Гомера и Аристотеля… Надеюсь вы меня понимаете?

Конечно, я его понимал. Понимал, ведь я и сам планировал подобную поездку, а тут, такая удача, и не напрягаясь в финансах, я вдруг получаю три в одном. Как говорится, мечта поэта. Опробую новую камеру, развлекусь, да ещё и заработаю. Но, как положено в таких случаях, виду не подал и пообещал, что ради журнала перестрою все свои планы. После чего, к нашему обоюдному удовольствию, мы скрепили договор крепким рукопожатием.

Вечером, жёлтое такси доставило командированного к гостеприимным воротам аэровокзала, для того чтобы утро следующего дня он встретил в международном аэропорту «Афины».

Но страна олимпийских богов встретила не совсем так, как ожидалось. Для того чтобы добраться до моря, мне предстояла автобусная поездка в обществе молчаливых, если не сказать угрюмых попутчиков из числа местных жителей. Что, зная обычаи Средиземноморья было крайне непривычно и рождало чувство неуютности. Многочисленные баулы и корзины пассажиров, естественно тоже, не добавляли комфорта в мою поездку, но это ничто по сравнению с её продолжением в море. Там, когда маленький баркас натужно сотрясаясь своим стареньким корпусом, боролся с волной, мне вообще пришлось делить соседство даже не с человеком, а с обычным гусем. Гусака от чего-то очень заинтересовала пряжка на рюкзаке, которую он безуспешно домогался вплоть до самого прихода на остров. Его же хозяйка всячески делала вид, что не замечает повышенного внимания назойливой птицы к моей персоне…

Но так или иначе, а я, успешно пережив дорожные невзгоды, достиг своей цели: прибыл на остров, и остановился в заказанной гостинице.

Пережевывая бутерброд, я по привычке подвёл итоги проделанного пути, и пришёл к интересному выводу, что для того, чтобы добраться до указанного редактором места, у меня ушёл почти весь день. И, пожалуйста, вот вам парадокс современности: можно пересечь четверть земного шара за какие-то часы, и в то же время убить целый день на сотню километров местных дорог. Что поделать, если где-то жизнь пролетает с космическими скоростями, а где-то замёрзла и не собирается оттаивать.

На пленэре…

Обжигающее солнце, но жара почти не чувствуется, так как дыхание моря свело на нет все старания средиземноморского светила. Вот уже больше часа я брожу в поисках колоритных исторических развалин, и при этом совершенно не ощущаю, никакого дискомфорта. Шумит прибой, лениво перекрикиваются чайки, и я согласен бить ноги и дальше ради желанной возможности запечатлеть, что-нибудь «новое — старое».

И мои поиски были вознаграждены. Вознаграждены после того, как я взобрался на огромный камень, как будто специально установленный здесь, для удовольствия искателей эффектных фото. С этого природного постамента открылась дивная панорама. Длинная береговая полоса жёлтого песка, с одной стороны, смешивается с белой пеной накатывающих волн. С другой она упирается в крутой, будто подрезанный гигантским ножом торт, скалистый берег. Голубая дымка над водной гладью справа, и знойное, миражное марево над камнями слева. За густой зеленью кустов, между свечками кипарисов, виднеются остатки полуразрушенного строения. Мрамор его коринфских колонн, некогда отполированный, сейчас был совершенно матовый. Тем не менее даже иссечённый вековыми ветрами, благородный камень по-прежнему сохранял былое величие; то, что в него когда-то вложили древние мастера. Колонны, вокруг ступеней амфитеатра стояли словно строй старых воинов, израненных, но не сломленных. А над ними, в тёмно-синем величии неба проплывали огромные, ослепительно белые облака.

И была в том такая завораживающая красота, та, что сродни магии горящего огня и текущей воды, что было совершенно невозможно оторвать от неё взгляд. И то ли от родившегося ощущения близкого чуда, то ли от живого прикосновения к истории, в сознании вспыхнуло чувство немого восторга, переросшего в творческий азарт.

Вот выбран нужный ракурс, камера готова, но не успел я сделать и пары снимков, как солнце положило на землю гигантскую тень. Пришлось оторваться от видоискателя, и как раз в этот момент впереди, на камне совершенно пустой ступени, что-то мелькнуло, передёрнулось как картинка в ненастроенном телевизоре и в миг пропало.

Не торопясь, и словно боясь вспугнуть это что-то, я спрыгнул с камня и направился к заинтересовавшему месту. Шаг, второй…, третий… На краю ступени, от прошумевшего в ветвях кипариса порыва ветра неожиданно взлетел, завихрился и опал столбик мелкого песка. Ещё шаг, и кисть моей руки коснулась чего-то упругого, и как чистое стекло совершенно прозрачного. Не поверив своим ощущениям, я ткнул кулаком от бедра в пространство перед собой. Раздался хлюпающий звук и рука, а вслед за ней и я, потеряв равновесие, подался вперёд. Я не вошёл, а как будто влился во что-то. Похожее ощущение испытываешь в бассейне при прыжке с трамплина, в тот момент, когда погружаешься в воду.

И что? Что-то изменилось? Да ровным счётом НИЧЕГО. А что следовало ожидать? Хотя нет… Колонны, их как бы стало больше? Но нет, ровно столько же. Вот только они стали, как будто выше; да выше, и они не разрушены, а, скорее, не достроены. Точно! Стой, а ведь и мрамор-то тоже совсем не такой. И рельеф береговой линии не совсем такой каким он был только что. В более густой растительности появилась тропа. По тропе идёт босоногий мальчик, ведущий за верёвку ослика. Взгляд на море, и здесь всё не так, к берегу подходит маленький, почти как лодка кораблик, а на его носу красуются огромные раскосые глаза. Потеряв ветер, в бессилии повис его вертикально полосатый парус и глазастое плавсредство двигалось благодаря дружным взмахам длинных вёсел с обоих бортов.

Моей психике пришлось испытать полнейший шок от увиденного. Ведь, судя по кораблю, по отсутствию линий электропередач, и по изменённым окрестностям, я вижу не что иное, как эти же места, но только много, много лет назад; даже не лет, а что наверняка, веков. Пока мои глаза договаривались с сознанием, мальчик с осликом подошли достаточно близко. Я окликнул его, но ни мой голос, ни взмах руки, на мальчика не возымели эффекта. Он продолжал идти и абсолютно никак не реагировал на мои действия. После нескольких неудачных попыток докричаться, стало понятно, что скорее всего, он меня просто не видит. Когда мальчик поравнялся со мной, и находился на расстоянии вытянутой руки, я вновь окликнул его, но с тем же результатом. Только и успел подумать, что он глухой, как до меня дошло. Я то тоже ничего не слышу. Захотел остановить проходящего, дотронуться до его плеча, и тоже не смог, такая же субстанция, как на входе, отбросила мою руку назад. Сильнее ткнуть я, честно говоря, побоялся.

Что же это получается? Я нахожусь внутри какой-то временной линзы? Позади настоящее, а впереди прошлое. Линза, которая подобно биноклю позволяет рассмотреть, но не то что далеко в расстоянии, а то, что далеко в годах. Кто бы мог подумать, что такое возможно. Тут же догадки последовали одна за другой, а может быть строители амфитеатра выбрали это место неслучайно? А может быть, и древние зрители приходили сюда тоже не случайно? А может быть не только посмотреть трагедии Эсхила или комедии Аристофана, но, и чтобы вникнуть в картины прошлого, или даже будущего. Да, наверное, не зря именно здесь построен этот амфитеатр. Наверное, была тут, была, та самая «жемчужина», ради которой сюда приходили люди. Вот тебе и мифы о пифиях оракулах, ноги-то у этих сказаний видать растут из этого места. Может быть, может быть, может, если это не шутки моей психики.

И тут меня осенило ещё раз! Я не могу общаться с тем миром, они меня не видят, но я-то вижу, а значит и объектив моей камеры тоже! Вот и проверю и себя и камеру. И если получится, то и пусть это будет всего несколько кадров, столько, сколько позволит радиус линзы, но зато какие это будут кадры! И главное, что они будут — настоящие!

Фотоаппарат стрекотал как пулемёт, делая по несколько дублей одного и того же кадра, переходил на видео, снова возвращался в фото. Он расстреливал карту памяти до тех пор, пока у меня не появилось чувство необъяснимой тревоги. Чувство захватило и быстро переросло в панику. Никогда ранее я не замечал за собой и признаков клаустрофобии, а тут, меня как захлестнуло. Меня так замутило, что голова закружилась, а древний пейзаж покачнулся, изогнулся и поплыл кривым зеркалом. И тогда, не дожидаясь продолжения иллюзиона, я, зажмурив глаза ринулся назад. Обратный выход, как ни странно, оказался совершенно беспрепятственным, а когда свежий воздух современности ворвался в лёгкие, то с ним стали возвращаться и трезвое мышление, и обычное для меня спокойствие.

Но видимо, или вид у меня был настолько отрешённый, или ещё что-то не так, а только, я, как сквозь какую-то пелену, услышал обращённый ко мне оклик:

— Мистер, с вами всё в порядке?

Обратившийся ко мне худой мужчина, был скорее всего из местных жителей. Кроме характерных внешних национальных признаков, за это говорили его речь, простая одежда, и густая, седая щетина на впалых щеках, что было нормой для островитян.

— С вами всё в порядке? Я могу вам чем-нибудь помочь? — продолжал спрашивать он. И видя моё рассеянное состояние, он ещё раз, медленно повторил свой вопрос.

— Я могу вам, чем-нибудь помочь?

— Да, спасибо, я, у меня… да, всё хорошо.

— Вы уверены? Может вас проводить? — не успокаивался он.

Съёмок для меня на сегодняшний день было уже более, чем достаточно, а перспектива возвращаться одному, мне показалась не очень, то привлекательной, и я, не без удовольствия, согласился на его эскорт.

Мой сопровождающий, как выяснилось в пути, носил настоящее греческое имя Петрос. Как и все его предки, он жил на острове с самого рождения. На вопрос, чем он занимается, в ответ ничего вразумительного не прозвучало. По его словам, всем понемногу, как, впрочем, и многие другие местные жители. К примеру, вот сейчас, он надеялся заработать, выступая в роли экскурсовода и нужно сказать, что не очень хорошего. Не желая слушать его неуклюжие комментарии, я перехватил инициативу, и направил разговор в интересную для меня тему местного амфитеатра.

— Скажите, Петрос, а что не бывает у вас каких-нибудь особенных случаев, ну тех, когда никто происходящее объяснить не может, или что-то странное? — задал я провокационный вопрос. Мне казалось, что после произошедшего со мной, таинственное здесь можно ждать на каждом шагу, и я продолжил.

— Миражи, или какие-то необычные видения? — продолжил, заглядывая в его глаза. — Может тому есть свидетели? Я, знаете, работаю в журнале и мог бы за беседу с таким человеком неплохо заплатить.

Семена моей провокации упали на благодатную почву. Петрос сразу оживился и сказал, что сам, ничего такого не видел, но за некоторую плату готов свести меня с нужным человеком. А после того, как тысяча драхм перекочевали из моего, в его карман, не ахти какие деньги, всего-то доллара три, не больше, маршрут возвращения резко изменился.

Конец ознакомительного фрагмента.