Победы не будет. Апокалипсис

Алексей Васильевич Миронович, 2023

Уму непостижимо, само время, захватив нас с собой, подобно душам, отправится на целых восемьдесят девять тысяч четыреста восемьдесят четыре года назад в прошлое! Нас ждёт неимоверно захватывающее путешествие по самой великой и крайне драматичной истории «изначальных» – первенцев земли. Пронзая запутанное сплетение нитей самого времени, мы плавно снова вернёмся в современность, и после нам предстоит стать первыми свидетелями сотворения будущего и возрождения новой империи, ещё более могущественной! Но всё же есть третья сила, что не позволит утопии быть. Но многие герои – великие, легендарные и даже самые обычные – объединятся, чтобы сорвать покрова тайны и явить всем истину. Но все они, от величайших героев изначальных до глупых землян, даже не представляют, что все они сами и есть то самое чадо той самой тайны. Тайны, что служит той самой ленточкой, что связывает крепкие руки братьев в нерушимый семейный союз.

Глава 6

Великий раздор

Печать шестая

Острее совести — нет клинка

Спустя сто сорок девять лет

28 июля 20513 год (по летоисчислению «изначальных»)

Место: великая империя «изначальных», Махтэфиа

Точное местоположение: главный двор великих судей

Главный двор «великих судей», это, простите за тавтологию — двор. Как не странно, но это так. Для имперцев — это так. Для нас, их далёких и деградированных потомков, это, без преувеличения — целый город. Так как над этим исполинским — «двором», что занимал площадь целого города (современных деградантов), работали не покладая рук, миллионы самых лучших специалистов всех видов строительных отраслей в крепком конгломерате с художниками и архитекторами.

Средь рассекающих воздух многих птиц, мы снова спускаемся с небес, плавно окидывая взором всё это величие и красоту:

Зелёные поля… Пестрящие сочными оттенками, колышущиеся листвой — леса… Средь всего этого блаженства и стай гордых и великолепных оленей, вырастали прекрасные и умиротворённые все различные здания. Черепичные, сложные крыши, венчающиеся маленькими и средними шпилями. Светлые стены. Пёстрые цвета шёлков. И тут — ты, мой друг, что-то заподозрил:

«Так это же?..»

«Да! Именно так!» — отвечу я тебе смело. Это тот самый — восточный стиль, что есть сейчас, а точнее, уже его далёкие отголоски. Архитектура, в общем, являла собой всё величие гор и их великую мудрость. А мудрость, как вы знаете — это ум и добро. Но всё вокруг меркло на фоне главного храма «великих судей».

Всё: все различные здания, поля, леса, парки и тому подобные архитектурные украшения были мелкой букашкой по сравнению с центральным исполином власти и мудрости — главным храмом великих судей…

Главный храм, воплощал собой не только величие и мудрость, но и был самым технически и технологически сложным, продвинутым и огромным зданием на всей планете земля. Являя собой настоящую, рукотворную — гору…, что имела внешность здания.

Её величественный и острый как копьё — шпиль, протыкал голубые небеса, впившись в белую плоть облаков. Четыре квадратных километра, занимало основание величественного храма, и тысячу триста метров высоты, по острию золотого шпиля. Пред храмом, в трёхстах метрах от главных врат, возвышалась мраморная, двадцатиметровая скульптурная композиция:

Захватывающий дух — земной шар…, что был очень точно разрисован керамическими красками, от чего на первый взгляд казался стеклянным. Этот исполин, плавно вращался, якобы, в глыбе льда, с которой, падая водопадом, стекала лазурная вода. Пародию ледяной глыбы, держали двое, те самые два атланта, двое грозных и непоколебимых боевых киборга. Их мощные кисти буквально вмерзали в лёд, что означало — неизбежность, необратимость и тяжесть возложенной на их ответственности. А чуть впереди, в мантии судьи, маской на лице и с развёрнуым свитком, что уходил куда-то под воду, на краю обрыва скалы, стоял «великий судья». Взгляд его был устремлён куда-то вдаль, на запад. Если стоять перед этим монументом, то планета, что находилась в руках у «титанов», как раз заслоняла солнце, что создавала поистине завораживающе величественный эффект. Но мы с тобой, пропускаем этот значимый монумент и, пролетая сквозь потоки воды, устремляемся вдаль, к главным вратам циклопического храма. Мы приближаемся к парадному маршу, что вёл к величественным и расписным вратам. Восходя по бесчисленным ступеням, коих было ровно триста шестьдесят пять, хорошо охраняемая колонна двигалась вперёд, неумолимо поглощая ступени всей своей массой словно бело-золото-чёрным ковром. Но мы, не сбавляя ходу просачиваемся сквозь створы, и!.. Тут же разворачиваемся…

Пятидесяти тонные створы, с утробным гулом, начинают плавно распахиваться, а ослепительный свет принялся стремительно заполнять помещение…

Подобно «морской волне», разношёрстное грозное войско «старшего брата», излучая истинно пугающую строгость на своих лицах или мордах, стремительно вошло в величественный зал во главе с самим главой, Хроносом Рахмагарром. Топот их обуви, перемешивался с цокотом полу выпушенных грозных когтей страшных кибернетических волков — «хищников», и смешивался где-то там, в сводах, высоко вверху, создавая впечатление, что идёт целое войско средневековых рыцарей.

Знаете, не очень приятное зрелище, сулящее не чего хорошего.

Холоднокровные «хищники», просто так, выпускать когти — не станут. Это означало только одно: «их хозяин очень раздражён».

Ну вот, шесть врат пройдено, и последние оба расписных полотна уже возвеличиваются пред идущим войском. Самое, что меня поразило, так это то, что в храме не было видно не одного стражника. Из-за чего же это? Из-за того, что «великие судьи» абсолютно не имели врагов? Или не боялись их вовсе? Или же…, всяк туда входящий с умыслом убийства, уже не выйдет оттуда — не когда? Но, к сожалению, этого мы уже не узнаем, ровным счётом — не когда. И всё же, седьмые ворота, символизирующие семь печатей рока, ещё медленнее, чем все остальные, стали отворяться… Являя нам то, что кроется за седьмой печатью.

Поистине — гигаподобный…, величественный…, зал великого суда. Сердце величайшего храма. По краям, цилиндрического зала, пугающего своим полумраком, стоят шесть мощных атлантов. Шесть могучих великанов, что, тяжко склонив головы, взвалили на свои величественные плечи тяжкую и общую ношу — небо. Высоко сверху, из «словно бесконечного» потолка, подобно шестидесятиметровому в диаметре столбу, падал — свет, точечно освещая центр, сердце судебного зала. Основное пространство освещённого круга, было свободно для довольно-таки большого количества мест, и исключительно — стоячих. По фронтальному контуру шестидесятиметрового освещённого пятна, полукольцом, на вознесённых майстатах, восседали тридцать верховных судей. Они смотрелись так жутко, словно суровые, безликие, «чёрно-алые» статуи… Их не освещали основные солнечные лучи, но всё же, их тёмные фигуры было возможно различить уже с двухсотметрового расстояния. Но самое впечатляющее, до мурашек по коже, это было — то, что находилось у них за спинами. Только внутренняя часть трибун, что сходилась на две трети полукольцом, имела семьдесят метров в диаметре. Зрительные места возвышалась над залом подобно Колизею, и расширяясь — растворяясь во мраке…

Войско, во главе с суровым Хроносом Рахмагарром, вошло в это судебное полукольцо, что напоминало подкову…

Услышав чутким слухом высоких чёрных ушей, «хищник», тут же остановился и обернулся назад. И кибернетическое чудовище узрело величественную статую сурового атланта, с недвусмысленным, строгим взглядом. Как только обе створы массивных дверей захлопнулись. Грозный атлант, что был в доспехах и с седой бородой. Держа в правой руке копьё, а в левой, ещё более величественный каплеобразный щит, с утробным гулом, каменный страж начал опускать полотно щита и тем самым, преградил им врата, что виднелись одной четвертью прямо промеж мощных ног атланта. И все эти величественные статуи были именно людьми, хотя и великанами. Массивный, и на вид, не рушимый щит, с глухим и гулким ударом вошёл в открывшееся техническое углубление в полу и полностью перекрыл отход войску Рахмагарра. Сразу после, седовласая голова, в элегантном шлеме, слегка наклонилась вперёд и застыла, словно строго наблюдая за подсудимыми. Если сказать, что это реально напрягало, то это значит — не чего не сказать. По телу гостей, пробегал ледяная дрожь… Войско, остановилась посередь зала, в пятнадцати метрах от верховных судей. Сразу было заметно, кто их присутствующих воинов был живым, и в живом теле. Они начали плавно, даже как-то сдавленно — огладываться по сторонам… И, как ты думаешь, что они узрели там — во мраке?

Бесчисленное множество судей… все они, гордо восседали в креслах, что были подобны тронам.

Живое море…

Казалось, что им не было числа…

Фронтальные сенсоры солдат, уже пыхтели во всю, пытаясь отобразить силуэтами всех до единого. А счётчик на главном визире, уже начал переваливать за три тысячи целей. Ты даже и представить не можешь, какое напряжение летало «густой чёрной тучей» средь войска «среднего брата», в стенах такого величия, средь грозных атлантов. Взирающих на воинов, таких жалких, словно на фоне всей великой человеческой истории.

Крохотная армия, подобно маленькая черепашке, с трусливым «телом», и злобно-устремлённой головой — затихла. Замерла — здесь, пред теми, на ком лежит вся эта тяжкая ноша — жизнь человека…

Там, за дверьми, за толстыми неприступными стенами великого суда — сегодняшние гости, были — альфа и омега, умнейшие из умнейших, величайшие из великих — но здесь… Они все, до единого — просто толпа… Сплочённая свора воинственных гладиаторов деградантов. Самые глупейшие из глупцов. Самые жалкие — из падших. В данном месте. Над головами самых отважных воинов, нависало столько интеллекта, что казалось, одно неловкое движение, и их организованную толпу — раздавит…, словно коровью лепёшку, стальная гусеница огромного бульдозера…

Но, если имперцев, что были в своём, живом теле, что могло чувствовать — это реально волновало, то тех, кто был лишён тела по тем или иным причинам — это реально раздражало…, даже более того — злило. Но, нейро-био-химическая стимуляционная система, по воле старшего, быстро справлялась с неугодными, в данный момент — эмоциями киборгов. А вот вполне себе натуральное тело Хроноса Рахмагарра, не могло похвастаться такими способностями киборгов. Оно, как и всё живое, очень чувствительно реагировало на окружающую обстановку и личные эмоции. Но вот что насчёт — «последних», то они были не самые положительные и доброжелательные.

И тут грянул словно гром — голос…

Но не кто даже не дрогнул устами. Голос был искажён, синтезирован. Никто, и никогда, не должен был знать «великих судей». Ни — как они выглядят, ни — как их зовут, ни — сколько им лет — ничего, никогда, никому.

— Твоё возмущение, мы ещё можем объяснить, — донёсся строгий голос верховного судьи. Но все они оставались неподвижны, «подобно гранитным статуям». — Но зачем — ты, привёл сюда своё войско? Кто, как не ты — знает, что нашим прихожанам — здесь, абсолютно, ничего, не может угрожать.

— Вот именно так, я, до крайнего случая, и думал, судья, — с подозрительно-озлобленным лицом, ответил Рахмагарр. — Но теперь, я буду немного умнее, — и, не сменяя явно напряжённой стойки. Взирая едва из-под бровей; голос, слегка погрубел; речь, стала смелее. — Всё поменялось судья. Я крайне удивлён, что ты этого не понял, — (молчание. Судья, его терпеливо слушает). — Зачем — ты, призвал меня сюда? Ответь же мне судья.

(Повисла гробовая тишина)…

Думал ли в этот момент верховный судья, или же тянул время, для нас, это так и останется загадкой. Но, его неожиданный ответ застал врасплох всех до единого:

— Скажи мне, брат мой. Как тебе больше нравиться: «призвал», или же — «пригласил»?

— Я не понимаю тебя судья…, — ещё более напряжённее ответил Рахмагарр.

— Ну, подумай хорошенько, — голос судьи, оставался всё так же холоден и беспристрастен.

Военноначальник явно и тяжко, но аккуратно вздохнул…

— Мы, больше не ваши прислужники, и отказываемся подчиняться вам, — хронос Рахмагарр, хоть и с усилием, но всё ещё сохранял хладнокровие.

Следующее, удивило всех без исключения, в абсолюте! И даже более того, вызвало еле заметное замешательство. А случилось то, что верховный судья — тяжко вздохнул…, после, слегка опустил голову, снисходительно покачивая ей…

— О великие…, — толи тяжко, толи обречённо и на тяжком выдохе произнёс судья. — Как же тяжко мне, слышать эти слова…, от тебя, брат мой, — (снова сопереживающий вздо).

(Снова повисло томное молчание)…

— Зачем тебе всё это? — маска снова посмотрела в лицо гостя. — Ты вынесешь — это? — фигура снова распрямилась, — Что ты будешь делать дальше? Как как будешь жить?

Но, судье, отвечала лишь одинокая — тишина…

— Ты, брат мой. Когда-нибудь — думал, кто тебе самый страшный враг? — (снова томное молчание). — Это ты. Сам себе, — и опять, молчание, которое уже прямо-таки выворачивало наизнанку прославленного война и главу «брата среднего», Рахмагарра. — Ты, великий воин, когда-нибудь — задумывался, а что же — ты, будешь делать, — (томное молчание), — если твой враг, по щелчку пальца — исчезнет. Навсегда. Безвозвратно.

— Это не достижимая мечта каждого человека. И тебе это прекрасно известно, судья, — котёл терпенья Рахмагарра, уже начинал бурлить и грозился взорваться. — Зачем ты призвал меня сюда? Зачем, попусту тратишь моё время? — он уже еле скрывал своё раздражение.

Верховный судья, лишь понимающе, тихонечко кивал…

— Да, конечно. Я тебя понимаю брат, — (молчание). — Но, не стоит всех ровнять под одну гребёнку. Если таков — ты, — закачал в отрицании он головой, — не значит, что таковы — все. Ты, без своего врага — ничто. Ты, сгинешь ровно тогда, когда сложит кости — враг твой. Враг твой — твоя цель. А цель твоя, и есть — жизнь. И это — не рушимо, брат мой. Это и есть плоть человека. И — это, понял — я, не сразу, — закивал он, словно соглашаясь сам с собой, — но, только после того, как созрел.

(Снова повисла гнетущая тишина)…

Даже не из-за того, что Рахмагарру не было что ответить. А из-за того, что он пытался расшифровать посланный ему бесценный, и притом бесплатный — месседж…

— И заметь, — указал он, — я не призвал тебя, а пригласил. Ты же держишь на меня обиду, что я тебя якобы — призвал, подобно подчинённому. И ты не прав…, — закачал судья правым перстом. — Мы все — одной крови, брат мой бесценный. Мы все — дети одной матери. Мы все — из одной колыбели. И теперь вопрос: как — я, могу — тебе, что-либо приказывать? Как?! Можно воспользоваться своим братом. Как?! Можно воспользоваться им, словно ослом. Как?! Можно… Прогнать родного брата…, — явно голос его начал снисходить до жестокого. — Как?.. Можно его — убить…, — строго, и даже недвусмысленно жестоко, закончил судья. А неповторимый голос, лишь разукрасил и без того жуткую картину, но уже в багровые цвета.

Верховный судья, настолько ловко и намертво прижал военноначальника к стене собственного стыда, что «последний», даже не секунды воистину растерялся. Рахмагарр, узрел над его персоной, безжалостно вознесённое, самое страшное оружие — кислотный клинок стыда. Главное, и самое страшное оружие разума человека, то есть — его совести. Величайший воин, и уже Хронос — понял, что совесть бьёт со всей силы, прямо в сердце, и не когда не промахивается. Понимал он и то, что после всего, что он сотворил по «горячке», ответный удар — неизбежен… И остаётся лишь — уповать наудачу. И вот только сейчас, в эти секунды, он понял — кто такие, эти таинственные — «великие судьи». Так же он понял, что он совершил, и то, что пути назад уже нет. И тут, он, очень горько пожалел, что, как не пытались, но так и не смогли изобрести машину времени. В то же время, он воистину восхитился тем, как обычный человек, кем и являлись «великие судьи», обладая неимоверным интеллектом и душевным умиротворением — могут, без особого труда, буквально — раздавить…, уничтожить морально, хоть и малый, но целый отряд высококлассных воинов, вместе с их не менее легендарным предводителем.

Вот именно этот момент, в зале великого суда, и стал нежданным хуком справой, в висок.

Хроноса Рахмагарра, буквально заклинило «подобно резко сломавшемуся механизму»…

Вот именно так, выглядит безжалостный удар совести, «клинком стыда»…

Называй это уже как хочешь: «карма», «обратка», но — суть уже не изменить.

А вот «реакция», или процесс «гибели» — у всех разный:

Человек застыл…

После — побледнел…

Сердце его не начало колотиться быстрее, нет… Оно хотело буквально — остановиться, от растекающегося по всему телу, жгучего криогенным холодом — стыда, плавно перерождающегося в ужас…

Ноги дрогнули…

Но что-то внутри, «тот» самый огонь! Кое-как…, еле-еле…, удержал немеющее тело в горизонтальном положении. Собственное — «Я», то самое пламя, начало бороться за общее выживание. Тело, внутренние органы, мозг — превратились в пылающее поле боя. В полыхающий ад, в котором, в ожесточённой схватке не на жизнь, а насмерть, подобно двум церберам, сцепились пламенное — «Я», и — совесть…

Теперь приостановись…

И снова — подумай, над словом — «реакция»…

У каждого она своя. Кто-то как овечка — в ступор, и упал. А вот кто-то, тут же оскаливается, и уже готов вцепиться в глотку надвигающиеся угрозы, подобно загнанному в тупик волку. Но, великий судья сразу понял кто пред ним. Это, далеко не овца. «Это» — самый страшный волчара… Обожжённый пламенем. Пуганый, алыми ссаными тряпками. Стреляный, свинцовой дробью. Облаянный, всеми бранными словами матёрых, двуногих «собак». Но, и самый этот самый — жестокий «волк», не ведал, на кого воистину он, разинул свой окровавленный оскал.

Великий судья, чувствовал: как испуг превращается в стыд; стыд, в липкий, всё пожирающий — ужас; ужас, в не контролируемую ярость…

И тут, судья, «частично показал и свои зубы»… (Как говориться: «с волком — по волчьи»)

— Теперь слушай меня внимательно, брат мой, — громко и чётко начал говорить судья. — Отныне! Здесь и сейчас! Даю тебе последний — наказ! — предпоследнее слово было особенно выделено. — Ступай! И отыщи нашего «брата младшего»! Отыщи того, кого ты с позором и унижением — прогнал! С собственной колыбели. Ищи, где хочешь! Как хочешь! Но брат наш младший, обязан быть — найден… А вы! «Братья средние», — ткнул он словом, — прощены. А коль возгордитесь! Коль ослушаетесь наказания старшего! — и тут судья стал очень серьёзен, даже жесток. — То будет жжено клеймо — позора⁵…, на теле вашем. На всё оставшееся лето «брата среднего»… В наказание за вашу бесчеловечную жестокость.

И тут лицо Хроноса Рахмагарра, сжалось, искорёжилось от неистовой бурлящей ненависти… И только он хотел что-то сказать, как вдруг…

«Великий судья», потянулся к своей маске…

И вот от этого, воистину вздрогнули даже самые стойкие — сами судьи… Но, после телепатической команды, «они», вдруг, явно расслабились и все до единого посмотрели на разъярённого Хроноса Рахмагарра.

«Великий судья», плавно взялся за свою маску…

И тут, время для всех присутствующих гостей:

«Время загустело»…

Чёрная маска судьи, плавно сползла с головы человека, и…

Все до единого, воины — застыли…, подобно «каменным изваяниям»…

И узрели они, седовласого мужчину, с физической внешностью — семидесяти пяти лет. С сухим, но широким, крепким и чрезвычайно строгим лицом. Чьи мощные скулы, буквально пестрили шрамами, подобно боевым наградам за мужество. А густая, поседевшая борода, хлынула водопадом до самой груди, что была подобна неприступным горам. «Последняя», расцветая своей истиной мощью, былого, величайшего полководца, гордо и с достоинством — распрямилась… Плечи подобно «мостам» — разошлись, и судья — встал…, со своего майстата.

Окончательно ошеломлённый Хронос Рахмагарр, начал шевелить губами ещё до того, как смог выговорить первое слово. И первое слово его — было:

— Герриахон…, — просипел он. — Магистр, Герриахон?.. — окончательно опешил он.

Грудь правителя Рахмагарра закачалась ещё чаще. Сердце, заколотилось так, что грозилось выпрыгнуть из могучей, пышущей неистовой силой молодой груди.

— О, великие…, — переживая дикий шок, выдавил он, — Сколько же вам, — захлебнулся он собственными эмоциями, — лет…, — выдохнул правитель.

— Я, Магистр Герриахон, — категорически строго говорил судья. — Служу человечеству, уже две тысячи, триста двадцать пять лет. Я имел честь, обучать ратному делу, ещё твоего юного отца — щенок…, — вот тут, он, реально жёстко надавил на крайнее слово. — Теперь, скажи мне — юнец…, — произнёс он, и вдруг, его трон, буквально взмыл в воздух и подлетел к войску Рахмагарра.

Великий судья, и ещё более величайший военноначальник в далёком прошлом — Герриахон, не спеша сошёл с майстата, и крайних три метра, всё так же неспешно, но крайне достойно, подошёл чуть ли не вплотную к молодому Хроносу. Великий Герриахон, воистину оказался великим не только в делах, но и телом. Судья, возвышался на целую голову самого правителя Рахмагарра, не говоря уже о том, как они смотрелись по сравнению друг с другом в плечах.

— Теперь, скажи мне — юнец… Чем сможешь убедить, меня — ты…, — строго заглянув в глаза Рахмагарра, судья «словно взяв за горло саму душу собеседника».

Но в ответ, и без того величественный, ещё более великий в узких кругах — Герриахон, услышал лишь — многозначительное молчание, и содрогающиеся вздохи…

— Я так и знал…, — крайне жестоко, протянул он, «словно медленно просыпая соль, на открывшееся рану собеседника». — Я, всё сказал, — говорил он, неспешно заправляя бороду и снова надевая маску. — Выполнять…, — окончил беседу, грубый, синтезированный голос истинного верховного судьи.

Грозная фигура «великого судьи», вернулась на своё место, тем же способом, что и снизошла к «падшим». И после, снова превратилась в беспристрастную и неподвижную, чёрную «статую»…

— Ступай воин, — равнодушно произнёс судья. — Иди, и покажи своему народу, кем — ты, являешься на самом деле, — (молчание). — Ступай с миром. И помни мой наказ тебе, брат мой. И не только…, — как-то недвусмысленно он уточнил строгим голосом. — А теперь, — кивнул он, — ступай. С миром — к миру. Надеюсь…, — еле слышно пробасил он сам себе под нос.

И тут же, величественный стражник поднял огромный щит, а створы седьмых ворот, плавно — начали распахиваться…

Пустота…

Циклопических объёмов — пустота…, осталась в душе у Хроноса Рахмагарра. Вот и всё, что там осталось после этой краеугольной встречи, без преувеличения — с самой историей, целой эпохой, что запечаталась в одном человеке. Но, это было только начало. Теперь все и всё, зависело только от него — одного, Хроноса Рахмагарра.

***

Примечания

5

Генетическая метка позора и принадлежности к роду «среднего брата». Физиологически проявляется в качестве пятна на человеческом теле (в простонародном выражении — «родимое пятно»).