Игры двуликих

Алексей Валерьевич Меркушин, 2012

"Я готов ответить за каждый миллион, кроме первого…" – эту фразу скажет любой бизнесмен конца девяностых – начала двухтысячных. На набережной обнаружен труп. Предварительное заключение: "сердечный приступ", не убеждает следователя – зная покойного лично, уверен, что дело нечисто. И не зря… В морге покойный лишается руки. Засуетились криминальные и бизнес-круги. Расследование буквально вскрывает "двойное дно" городской элиты; сам следователь и его окружение становятся мишенью тех, кто намерен во что бы то ни стало оставить прошлое похороненным. Раскройте все тайны, вместе с героем дойдя до самого конца… скучно точно не будет!

Глава 3

— Саня, ты не поверишь, кто попал в холодильник! — следователь Юрков, ворвавшийся тайфуном в дверь, махал руками — Теперь будет «спокойная» жизнь!

Двухметровый амбал, с каменным лицом убийцы и странно добрыми глазами, Юрков моментально занял добрую половину кабинета. Также в комнатке чудом разместились два стола, заваленные бумагами; два небольших шкафа и один на двоих сейф — уродливо-массивный и советско-зеленый, как аллигатор. Пол в стандартную линолеумную клетку протерт многочисленными подошвами и стыдливо прикрыт половичком — тоже страшным и старым, но все же чуть более уютным. На подоконнике устроился непонятный цветок, чудом борющийся с никотиновыми облачками и постоянным отсутствием воды…

— Чай будешь? — привыкший к шумной манере общения, капитан Звонарев щелкнул выключателем электро-чайника.

— Выпью — Юрков уселся за стол — Ермолаев нас покинул. Скоропостижно и подозрительно.

Звонарев остановился, медленно посмотрел на коллегу…

— Подозрительно?

— Так точно. В воротах парка, что на набережной. Предположительно, сердечный приступ.

— Может, и впрямь… Хорошо бы сам!

— Надо в морг ехать, смотреть — Юрков взял протянутую чашку — но Пушок икру мечет и, конечно, на нас.

Пушок — начальник следственного отдела Пушенков — из всех сотрудников больше всех не любил Звонарева: самоуверенный до наглости «следак» выводил подполковника из себя и, что больше всего злило, никак повлиять на него не удавалось — раскрытые дела, один за другим, еженедельно ложились на стол. Мстил по мелкому — не похвалит, награду прижмет — но Звонарев работал из любви к работе, а не к благам с царской руки, потому не обращал внимания на каверзы отца-командира.

— Значит, умер… — капитан задумчиво дул в чашку — С одной стороны плохо, а с другой…

— Со всех плохо: представь, что в городе начнется! За мифический архив перережут друг-друга, что мясники.

— Надо первым бумажки найти. Сколько всего интересного…

— Поищем, но Ерема тот еще жучара… не на видном месте оставил — Юрков уныло махнул рукой.

— Допил? — Звонарев встал, поправил китель — Поехали, скатаемся да узнаем, что и как.

— К Пушку не пойдешь? Он звал…

— Нет времени, работы полно.

Юрков понимающе хмыкнул и вышел за другом в коридор: через пять минут его потертая красная «девятка» летела к городскому моргу.

Приземистое, одноэтажное здание расположилось недалеко от третьей больницы — по иронии, самой высокосмертной в городе. Синие холодные стены навечно впитали запахи химикатов, смерти и еще чего-то непередаваемого, но знакомого каждому, кто хоть раз побывал в последнем пристанище. Никакой охраны — прямо у входа, на каталке, два трупа, укрытые дырявыми простынями; чуть дальше еще один — валяется прямо на полу, «бесхозник». В конце коридора — железная двойная дверь, за которой играет музыка.

Картина за дверью вызвала отвращение: флегматичный молодой парень — здоровый, рыжеволосый — приделывал руку одного тела к другому. Недовольно качал головой, примерял ее то так, то так… наконец, убрал конечность в сторону.

— Капитан Звонарев — протянул удостоверение, но в руки парню не дал — По поводу Ермолаева. Сегодня привезли, в районе двух.

— Мне их каждый час привозят, оптом, всех не упомнить. Кто таков?

— Около сорока, дорогая одежда — Юрков, успевший прочесть ориентировку, встрял в разговор — Доставлен из Набережного парка.

— А! Есть такой — парень будто бы обрадовался — третий холодильник. Вроде приличный, решили выделить ему «люкс»…

— Хорош шутить! — Звонарев поморщился — Это ж люди были, не куски мяса!

— Поработай с мое, будешь по-другому смотреть. Не поверишь: сегодня входит приличная на вид краля, такая… ухоженная вся, в золоте — жених у нее, того… Ну, подходит она к нему и говорит — почему рука сломана? Отпили и переделай — сама ведь пошла, выбрала подходящую…

— Жуть! — Юрков поморщился — Помрешь, и распилят на части.

— Кстати! — анатом тряхнул головой — Вот ваш клиент!

— В смысле? — Звонарев, идущий к холодильникам, резко обернулся.

— В прямом. Вон лежит, на каталке, его невеста приходила!

Капитан быстро подошел и откинул простынь — так и есть, почти неузнаваемый, но — Ермолаев. Смерть обошлась с ним жестко — мужик красивый был, волевой, спортом занимался — сейчас мумия, страшная и жалкая.

— Нда… — неслышно подошел Юрков: при гигантской комплекции и топорном лице сочувствие в его голосе казалось поддельным — эк, скорежило-то…

— А чего, не надо было руку делать? — парень испугался — Это, что-ль, крутой кто? Так я мигом приделаю!

— Нет у него никого: ни жены, ни детей, ни невесты… Где рука? Родная?

— Ща! Мигом! — парень выбежал из дверей: вернулся через пять минут с посеревшим лицом — Нету! Унесла, кажись, баба!

— Что у вас, выбрасывают органы?! Что за дебильная организация?! — Звонарев медленно краснел.

— Кладут в специальный холодильник, у входа! — рыжий, оправдываясь, чуть не плакал — Она сказала, что положит! Да кому может понадобиться?! А охраны нет — я один работаю, а там…

— Ладно, что не так с рукой было? — Юрков перевел тему — Почему отрезали?

— Поломана, то ли при падении… — в голосе парня мелькнула неловкость, которую мгновенно уловил Звонарев.

— Договаривай!

— Ну, я давно работаю… Таких травм от падения не видел. Открытый перелом, возле локтя — похожие бывают у тех, кому нарочно сломали.

— Так ведь не ломали: сердце, говорят, не выдержало жары.

— Сам, наверное, сломал…

— Это же бред: зачем? — Юрков пожал плечами — Шел и надумал сломать руку?

— Того не знаю — парень для пущей убедительности выставил ладони — Скажите… что со мной будет? Я ведь один, за охранника, за доктора… А люди, знаете, разные приходят, кто накричит, а кто и…

— Расстрел надо бы… — Звонарев отвернулся — Устроим проверку на халатность: выясним, кто виноват. Камеры хоть есть?

— Есть одна, на входе. Выведена в больницу, на пульт.

Не прощаясь, следователи вышли и с удовольствием втянули грудью чистый летний воздух.

— Ты и впрямь хочешь устроить проверку? — Юрков закурил вонючую «Яву».

— Какой смысл, и так дел полно. Ничего не изменится — потом, когда будет свободнее… Бабу эту надо ловить! Ерема был безумным, местами неприятным, но за это руки не отпиливают. Хотя, я уверен, что на камере ничего нет.

— Пойдем, узнаем.

— Ты иди, у этого лося словесное возьми — что вспомнит — а я к охране, вдруг…

Звонарев оказался прав — все, чем смог помочь дежурный на пульте, была размытая картинка «со спины», а вывод Юркова, что «бабенка и впрямь ничего», следствию ничего не дал.