Путешествие с дядюшкой Джедом

Алексей Бессонов, 2007

2

— Тяжко, брат, — признался барон Кирфельд своему старому другу, дракону по имени Шон. — Опух я.

— С чего бы это? — удивился Шон, задумчиво ковыряясь в ухе кончиком хвоста. — Я что-то не вижу.

— Это оттого, что и сам ты опухши. А опухли мы, брат, от сидения на месте. Вспомни-ка, когда мы в последний раз охотились? Или хотя б на сома ходили? Все сидим да козла забиваем.

И с этими словами, привстав, барон помешал в котле новейшее, собственного рецепта удобрение, которое он готовил для рапса. По двору пронесся мощный сивушный дух. Пробегавшая мимо курица с любопытством принюхалась и не нашла ничего лучше, как рухнуть в обморок.

— Скоро Ромуальдушка наш пожалует, — вспомнил Шон, поглядев на часы. — С этим своим, дядькой.

— Джедедайю я немного помню, — кивнул барон. — Кажется, он слыл изрядным обжорой и очень увлекался естествоиспытательством. Все на речку ходил, жаб надувать. Впрочем, у них это семейное. Н-да-а… пора, пожалуй, готовиться к приему гостей. Тихон! — кликнул он блуждавшего поблизости подпаска. — Ноги мыл сегодня?

— А то! — радостно отозвался юноша.

— Ну, раз мыл ноги, значит, и руки чистые. Иди вот, помешивай. Еще полчаса кипеть ему надо. Потом огонь зальешь да котел крышкой прикроешь. И смотри мне это вот!

— Слушаюсь, ваша милость! — усердно взялся за черпак подпасок, счастливый оказанным доверием.

Барон же Кирфельд, тяжко вздыхая, поднялся со своей табуретки и заковылял в замок. Через минуту до Шона донеслись из кухни его вопли по поводу подгоревшей бараньей головы. Дракон понимающе хмыкнул, закурил папиросу марки «Казбек» и шумно почесал грудь.

— Видать, нынче не в духе его милость-то, — осторожно заметил подпасок Тихон.

— Ты мешай себе, — флегматично скривился дракон. — Не твое то дело. Засиделся старик, а что делать — и не придумать даже. Хотели вот в Житомир с ним слетать, так ПВО, будь она неладна, третий месяц с разрешением на пролет тянет. Вот и киснем тут.

— Киснем, киснем, — раздался чей-то недовольный тенорок. — Всю охоту сорвали!

Из окна подвала хвостом вперед вылез упитанный серый в полоску котенок, волочащий за собой огромную дохлую крысу.

— И зачем так орать было, — сев, он утерся лапкой и вздохнул. — Вон, Марусю, заразу, придавил, а племянники ее разбежались. Ищи их теперь в наших катакомбах.

— Здоров, Толстопузик! — дружелюбно зашевелился дракон. — А где наставник твой, Жирохвост?

— Спит где-то, — пожал плечами котенок. — Говорит, старый стал, скучно ему. Не знаю, какой он там старый, а что до скуки, так тут его правда. Вчера вот в деревню ходили: тоска кругом смертная. Ужас: жара, мухи летают. Старик Партизан гречишным суслом с утра еще разговелся, да и лег посреди дороги — почтальон на мотоцикле ехал, остановился, понюхал, и обратно, потому как не объедешь, а другой дороги нет. А потом господин барон жалуется, чего это ему «Ведомости» не доставили.

За стенами замка послышалось сдержанное рычание двигателя, по случаю чего в надвратной башне задергалась стража.

— Вот и они, — проворчал Шон, глядя, как во двор въезжает запыленный пикап маркграфа Ромуальда Шизелло.

Толстопузик поспешно запихал убиенную крысу под рогожу и принялся вылизываться, чтобы предстать перед гостями в самом лучшем виде. Шон же тогда встал во весь свой немалый рост и зашагал к автомобилю.

Из кабины выбрались слегка зеленоватый маркграф и широкоплечий, пузатый коротышка в неряшливых растопырчатых бакенбардах. Одет он был скромно, но со вкусом: желто-зеленый смокинг, штаны в крупную клетку и белые бальные туфли с потертыми гамашами. Завидев дракона, дядюшка Джед попятился и уже раскрыл было рот, чтобы прочитать заклинание, но потом сумел взять себя в руки.

— Дорогой Шон, — икая, обнял дракона Ромаульд. — Разреши представить тебе моего дядю, Джедедайю Шизелло, не далее чем вчера прибывшего к нам после долгих, и ээ-э, многолетних, я бы сказал, странствий.

— Очень приятно, — порадовался дракон, пытаясь отодрать от себя липкого маркграфа. — Меня зовут Шон. Господин барон, я полагаю, уже ждет нас за столом.

На порог замка тем временем выполз усталый от недосыпа дворецкий и, хряснув по камню алебардой, пригласил всех желающих вовнутрь. Первым двинулся Ромаульд, все еще содрогающийся в икоте, за ним Джедедайя, а следом — Шон с немного влажным Толстопузиком на сгибе локтя.

Барон Кирфельд и впрямь ждал гостей во главе стола. При виде их, входящих в залу, он поднялся, оправил на себе подбитую сурком мантию и зашагал навстречу. В самых возвышенных словах Ромуальд представил ему своего дядюшку, все облобызались по три раза, после чего сочли уместным сесть к столу.

— Признаться, в молодости, я и сам не раз подумывал о том, чтобы отправиться в путешествие с научными целями, — начал, для затравки, господин барон, наблюдая за тем, как ему накладывают на блюдо холодное, — но служба при дворе не оставляла времени для столь возвышенных дел. А потом, следует вам знать, я женился, и…

— Давайте выпьем за здоровье дорогих гостей, — поспешил разрядить обстановку Шон, так как ему было хорошо известно, что размышления о семейной жизни неизбежно закончатся битьем посуды и строевыми песнями.

— Ваше здоровье! — с затаенной горечью провозгласил барон и скромно употребил бокал шампанского.

— Очень рад снова встретиться с вами, дорогой Кирфельд, — ответил Джедедайя Шизелло. — Ведь с момента моего отъезда прошло так много лет! О, я помню, как вы приезжали в округу, в серебряной кирасе и с аксельбантом придворного офицера. В те дни, дорогой племянник, окрестные владетели запирали своих дочерей на пять замков — о, да!

— Было дело, — согласился барон. — Наливай, кравчий! Пришла пора нам вспомнить дни былые!

Очень скоро барон Кирфельд пришел в самое лучшее расположение духа. Компания Джедедайи Шизелло, отлично помнившего некоторые забавные события прошлых лет, а также воздействие сивушных эманаций от недавнего удобрения заставили его приказать выкатить из подвала бочонок коньяку и подать на стол пол-ящика лимонов.

— Случалось ли вам, друг мой, встречать нильских крокодильцев? — спрашивал наш барон, степенно набивая свою трубку.

— Я плавал по Нилу, — отвечал ему путешественник, — но должен сказать, что если и видел их, то на расстоянии хорошего гаубичного выстрела и, как правило, лунными ночами.

— Раз так, то вы, очевидно, проходили и Суэцким каналом? Скажите же, верны ли слухи, что обитатели этого канала весьма схожи с историческими аборигенами печально известного канала Грибоедова?

— Не совсем, друг мой. Наука знает, что аборигены канала Грибоедова ныне населяют лишь один берег Суэцкого.

— Во-от оно как, — тянул барон, радуясь ловкости, с которой Джедедайя расправляется с годовалым барашком. — Да уж, велика сила современной науки! Мне вот, знаете ли, так и не пришлось получить систематическое образование — покойник батюшка с юных лет определил меня ко двору, и все, что мне оставалось — лишь мечтать о путешествиях и подвигах первопроходцев. Потом прошли годы, а с ними закончилась и молодость. Теперь, дорогой друг, мне только и остается, что пухнуть от тоски, время от времени развлекаясь охотой на фазанов и всяческих рябчиков. Тоже мне, охота! В былые годы повелитель водил нас на тигра! Да-а…

И, выпустив к потолку изрядное облако сладкого дыма, барон Кирфельд замолчал. Уголки его рта горестно опустились вниз, отчего Джедедайя, немало сведущий в психологии, понял, что пришел его час.

— Охота, конечно, занятие благородное, — как бы невзначай заметил он, вытягивая на себя блюдо с куриными желудками, — но что же мешает вам, дорогой барон, осуществить юношеские мечты об удивительных путешествиях?

— Как что? — вяло взмахнул трубкой барон и вздохнул. — Куда мне, собственно, путешествовать, разве что в Пеймар на ярмарку! Хотя, конечно, компания у нас может собраться весьма недурная, — вдруг оживился он. — Смотрите, уважаемый Джедедайя: мой друг Шон — дракон выдающихся кондиций, надобно вам знать, что редко где найдешь дракона с метеотехникумом за плечами. Мой зять Ромуальд — видный ученый и вообще человек изрядного мужества. Недавняя история с призрачными мышами… а, впрочем, хрен с ней. О своем коне Пупыре я не могу сказать ничего дурного: он умен и вынослив в высшей степени. Еще есть пара великолепных котов — вон, посмотрите на младшего из них, Толстопузика — как вам молодец?

Джедедайя оторвался от куриных желудков и бросил одобрительный взгляд на котенка, весело беседующего о чем-то с Шоном и Ромуальдом.

— Боец, я вижу, хоть куда, — оценил он. — С таким не стоит бояться неожиданных атак неприятеля.

— Видели б вы его учителя, Жирохвоста, — покачал головой барон. — Канта и Фрейда цитирует с любой страницы по памяти… а скольких передавил крыс — уму не растяжимо!

— А что б вы сказали, дорогой барон, если бы я осмелился предложить вам нечто… настоящее? — с прищуром проговорил Джедедайя и живописно отодвинул от себя опустевшее блюдо.

Слуги внесли в залу с дюжину поросят. Барон посмотрел на них неожиданно загоревшимися глазами и ударил по столешнице своим старым походным стаканом:

— Слушаю вас, Шизелло! Что вы изволили иметь в виду?

Путешественник предпочел начать несколько издалека.

— Видите ли, господин барон, в течение многих лет я странствовал по далеким островам в поисках знаний о том не познанном, что, быть может, кроется вокруг нас. О, я пережил немало. Меня качали шторма, валила с ног лихорадка, не раз и не два я находился на волосок от смерти, но всегда, — и с этими словами Джедедайя подцепил с блюда поросенка, — всегда я знал: только наука может спасти мир. А раз так, жалеть себя мне не приходилось. Однажды, беседуя с неким колдуном, я услышал о том, что на далеком острове, затерянном в бушующем океане, ждет своего часа таинственная реликвия. И час этот близок!

— Да что вы говорите! — насторожился барон.

— Да-да! Выслушав старика, я немедленно нанял яхту и отправился на указанный им остров. После долгого пути, совершенного, заметьте, в самый разгар сезона дождей, я смог пробраться к потухшему вулкану, и там, встретясь с вождем таинственного племени шаманов, я получил в свои руки неказистый на вид каменный шар. Но шар этот…

И Джедедайя Шизелло, оставив в покое поросенка, надолго наклонился к самому уху господина барона.