Тот, для кого живу

Александра Ронис, 2018

Продолжение "Тебе меня не сломить" и "Добро пожаловать в Прошлое!". История Ксении… Можно ли строить отношения на лжи? Можно ли стать счастливой, ведя двойную жизнь? Для одних ты – беззаботная девчонка, у которой впереди вся жизнь, для других – верная жена и заботливая мама. Ты не виновата, что так случилось, и речи об измене нет, но … Что будет, если правда откроется и придется выбирать? Между чувством и долгом… Между будущим и прошлым… Между любимым и любящим… Кто тот, ради кого ты живешь? Легко запутаться во лжи… Сложнее из нее выпутаться… Содержит нецензурную брань.

ГЛАВА 7

Два месяца спустя

Белый пушистый покров укрывал землю. Искрящийся ковер убегал вдаль до самого леса. Ноздри щекотал свежий, морозный воздух. Под тонкую кофточку пробралась ледяная ладонь, невесомо огладила кожу, вызывая мурашки по всему телу.

Ксения вздрогнула. Почему она раздетая в зимнем лесу? И где ее живот? Она уже родила? А где ребенок тогда?

Слишком резко тучи закрыли небосвод, вокруг вмиг потемнело. Снег моментально растаял, обнажив черную, сырую землю. По щекам захлестал дождь, угрожающе зашумели деревья, которых минуту назад тут не было. Ксении стало жутко и страшно.

Сделав шаг назад, она наступила на какой-то холмик и чуть не упала. Порывисто развернувшись, Ксюша уставилась на свежезасыпанную могилу. Это же то место, куда они привезли Марата в ту страшную ночь! Только почему она здесь?! Одна?! Где Влад?! Как он мог бросить ее?!

— Влад! — позвала она сначала тихо, борясь с подступающими слезами, потом громче и громче, пока не сорвалась на визг: — Влад!!! Влад!!!

— Тише, тише, — произнес над ухом незнакомый женский голос, и Ксения попыталась вырваться из кошмара, открыть глаза, но они снова слипались. Она вновь была в лесу.

Поотдаль она заметила еще один холмик, так подозрительно похожий на могилу, рядом с ним — маленькую ямку. Тоже могила? Для кого? И где ее малыш?

Ксения заплакала.

У нее был ребенок. В животе. А сейчас вместо живота — тупая, ноющая боль. Где ее малыш?!

Вокруг ни души. Лишь завывает ветер в кронах деревьев, да с противным звуком секут капли дождя по лицу. И холодно. У нее замерзли ноги. Она босиком, в одной тоненькой ночнушке бродит по темному, жуткому лесу.

— Мама, мамочка, — заплакала Ксения, понимая, что самой ей из этого лабиринта не выбраться. И совсем уже по-детски, непонятно к кому обращаясь: — Я к маме хочу!

— Ну-у, — ласково засмеялась рядом какая-то женщина, — уже сама мамой стала, а к маме хочешь.

Сама мамой стала?!

Ксения с усилием разомкнула веки. Она вновь вернулась в укрытый снегом лес? Почему так ярко вокруг? Больно смотреть!

Над ней появилась какая-то тень, и все тот же голос спросил уже ближе:

— Ксюш, сыночка как назовешь?

— Сыночка? — губы с трудом двигались, горло обдирала боль.

— Ну да, сыночка, — засмеялась медсестра.

Теперь Ксения вспомнила. Она была в операционной, а эта женщина рядом — медсестра Татьяна, она помогала ей укладываться на операционный стол, вводила больнючий катетер.

— Где он? С ним все хорошо? — спросила, почему-то боясь услышать ответ.

— Все прекрасно. Горластый мальчишка. Богатырь, — гордо ответила Татьяна, что-то делая с телом Ксении ниже пояса. — Как назовешь сына?

Все так же не открывая глаз, новоиспеченная мамочка задумалась. Как-то она хотела сына назвать. Такое красивое имя. Короткое и емкое. Мужественное.

— Денис, — наконец определилась.

— Хорошее имя, — похвалила медсестра. — Ты поспи, Ксюш, поспи, — сказала ласково, укрывая ее одеялом. — Наркоз еще не отошел. Поспишь, а потом и сыночка увидишь.

Ксения кивнула и с удовольствием провалилась в сон.

Кажется, проспала совсем недолго. Только-только уснула, но услышав неподалеку осторожные шаги, проснулась. Рядом была все та же Татьяна, крутила колесико «системы», сбегающей к руке Ксении.

— Проснулась уже? — приветливо улыбнулась она юной пациентке. — Как самочувствие?

Та прислушалась к себе. Ныл низ живота. Не так чтобы сильно, но ощутимо.

— Живот болит, — немного поморщилась Ксения.

— Живот и будет болеть. После кесарева-то. Сейчас обезболю, — медсестра расправила одеяло, подойдя к прикроватной тумбочке, выложила из кармана небольшой целлофановый пакетик. — Твои вещи, Ксюш.

Аккуратно подтянувшись на руках, девушка приподнялась чуть повыше. Взяла в руки мешочек, высыпала содержимое на ладонь. Наручные часики, серьги и цепочка — все то, что нужно было снять с себя перед операцией. Часики простенькие, недорогие, под серебро, она покупала их себе сама, а вот цепочка и серьги — подарок на день рождения от Вороновых и Влада. Очень дорогой подарок.

Как объяснила ей Юля, инициатором идеи подарить Ксюше золотые серьги с настоящими бриллиантами выступил Влад, а уж Вороновы потом от себя решили добавить и цепочку с кулоном, чтобы получился полноценный комплект. Несмотря на то что Влад был далеко от нее, он не упускал возможности напомнить о себе, и Ксения не знала, как к этому относиться. Ведь они, вроде как, уже сами по себе. Разве нет? И без таких знаков внимания ей было бы намного проще.

Ксения не сразу приняла подарок, а приняв, спрятала подальше — туда же, к кольцам, и забыла про них благополучно, пока Юлька однажды не спросила про украшения. Чтобы не обижать Вороновых, Ксюша и серьги надела, и цепочку. И в них же и в больницу угодила, когда, придя на обычный осмотр, из-за плохих анализов неожиданно оказалась в стационаре, причем прямо с приема. Непонятно, что там опасного разглядела наблюдающая ее врач помимо главной «особенности» — тазового предлежания плода, о чем Ксения знала давно и читала по этому поводу много. Если честно, даже рада была, когда ей назначили «плановое кесарево». Боли девушка боялась жутко. Лучше уж она заснет, проснется, и все, уже отмучилась! Да еще и покоробили слова заведующей — красивой, но при этом строгой, неулыбчивой женщины:

— В принципе, ты и сама могла бы родить…

— А если он там застрянет?! — на память пришли интернетовские «страшилки».

— Не переживай, беременной ты не останешься, — взмахнув холеной рукой, холодно «успокоила» она Ксению. — Даже если ребенок застрянет, мы его по частям вытащим.

— Я не хочу по частям, — опешила девушка от столь жесткой прямоты. Это у врачей роддома юмор такой? Или она ее специально пугает? Так, она и так согласна под нож лечь, несмотря на все возможные после полостной операции осложнения, только чтобы ребенок родился с наименьшим риском. Недрогнувшей рукой написала расписку, какую потребовали, ступила за порог стерильной, пугающей одним своим названием операционной.

Наконец-то все позади! Интересно, они уже знают? Саша с Юлей?

— Так, девонька, давай-ка мы с тобой встанем, — Татьяна с шумом вошла в палату. Приятной полноты, всегда веселая, она словно заражала всех вокруг активностью. — Лежать вредно, спайки появятся.

Быстро сложив украшения обратно в пакетик, Ксения медленно, с огромным трудом, не без помощи Татьяны смогла сползти с кровати. На секундное прежде дело ушло несколько минут. От напряжения живот разболелся еще больше, зато она почувствовала себя человеком, а не бесформенной амебой, растекшейся по постели.

— Сейчас Дениску твоего принесут, — медсестра помогла пройти круг по палате, проводила в туалет.

— Кого?! — Ксюша недоуменно подняла на нее глаза.

— Дениса… Сына… Ты же сказала, Денисом назовешь, — ни капли не удивляясь, засмеялась Татьяна. Под наркозом женщины, бывает, всю подноготную про себя рассказывают, а потом не помнят ничего. За ее годы работы в реанимации да в послеоперационных палатах она и не такого наслушалась.

— Денис, — протянула тихо молодая мамочка, с улыбкой на лице прислушиваясь к звучанию имени. — Денис, — с этим же именем на устах, превозмогая боль, улеглась обратно в кровать. — Денис.

Сквозь прозрачные до половины двери в палату Ксения увидела, как в конце коридора появилась девушка в форменной сестринской одежде, с маской на лице, с белоснежным свертком в руках. Невольно подавшись всем телом вперед, Ксюша затаила дыхание. Это к ней идут?

Медсестра, подойдя к посту, спросила что-то у Татьяны, и та указала головой в сторону Ксюшиной палаты. Через минуту теплый, живой кулечек лег к Ксении в руки, и время для нее остановилось.

Это ее сын?! Настоящий?! Живой, маленький человечек?! Какой же он…

Мысли спутались. Все вокруг исчезло. Осталось только нежное тепло, греющее ладони сквозь пеленку, приятное чувство тяжести в руках и крошечное личико в светлом чепчике. Господи, ну как?! Как можно быть таким маленьким, таким беззащитным, таким… таким…

Губки ребенка скривились, щечки порозовели, и тонкий, жалобный писк царапнул по сердцу. Ксения испуганно подняла глаза на стоящую у кровати девушку, спросила в панике:

— А почему он плачет?!

— Ребенок должен плакать, — уверенным тоном успокоила ее медсестра. — Покормить ребеночка не хочешь?

— А… чем? Нечем же, — растерялась Ксюша. У нее и молока-то еще нет.

— Главное, к груди приложить, — девушка склонилась над ними, помогла разобраться с бретельками, показала, как правильно держать головку. Понаблюдав недолго за неловкими попытками мамочки заставить ребенка взять грудь, утешила занервничавшую Ксению: — У него рефлекса сосательного пока нет. Не переживай, все обязательно получится, — забрав ребенка из рук, пообещала: — В «детском» его докормят. Попозже еще раз принесут.

Ксюша вновь осталась одна. Бессчетное множество раз вызывала в памяти ощущения, когда ребенок был в руках. Тепло его крошечного тельца, дыхание маленького ротика, округлость и нежность миниатюрной щечки, все это казалось сном. Не верилось, что этот маленький человечек — частичка нее самой. Ее половинка. Ее произведение. И как только могла она всерьез задумываться о том, чтобы оставить его?! Не иначе как помутнение на нее нашло. По-другому не скажешь.

Стало мучительно стыдно перед маленьким, беспомощным созданием за свои черные мысли. Возникла непреодолимая потребность снова увидеть его, почувствовать в своих руках, прижать к себе. Обнять, чтобы он понял, что она его никому не отдаст. Ведь наверняка он все это время знал, что она его по-настоящему не хотела! Потому и заплакал у нее на руках! Так жалобно и грустно, словно сожалея, что именно она его мать!

Звонок Воронова отвлек ее от самобичевания и скатывания в бездну отчаяния от собственных недавних мыслей.

— Поздравляю! — в ровном голосе мужчины отчетливо слышались радостные ноты. Фоном стоял невнятный шум, какие-то звуки. Видимо, не будь Воронов в людном месте, не скрывал бы своих эмоций, поздравил бы Ксюшу от души. — Как ребенок? Сама как? — и, толком даже недослушав ее, выпалил на одном дыхании: — Молодец!

Ксению затопило приятное чувство — отрадно осознавать, что кто-то искренне радуется рождению твоего малыша.

— Имя уже придумала? — Саше не терпелось побыстрее связаться с Владом, обрадовать того счастливой вестью, заодно, испробовать на вкус и звучание имя нового гражданина страны.

Чуть поколебавшись, Ксения все-таки решилась:

— Денис.

— Денис Демидов, — немного нараспев повторил Саша. — Денис Владиславович Демидов. Звучит, — добавил с гордостью. — Я с Владом буду разговаривать, — хоть и нелегкая, но была у него такая возможность. Главное, не злоупотреблять! — Обрадую его. Думаю, он скоро тебе и сам наберет.

Хорошо, что Саша не видел ее лица. Ксюша растерялась, побледнела. Может, зря она такое имя выбрала? Не подумала она о том, как на это имя отреагирует Влад. Она вообще о нем не подумала. А ведь Влад знает, кто такой Денис. Что она ему скажет, если он и вправду позвонит, спросит, почему именно Денис? Лучше бы он не звонил! Может, трубку не брать?

Влад и не позвонил. Ни в этот вечер, ни на следующий, ни через неделю. И через месяц не было от него звонка, чему несказанно удивлялся Воронов. Как так? Ведь радости Влада не было границ, он так хотел услышать голос Ксюши, лично поздравить ее, сказать спасибо за сына.

Саша потом еще долго мучился в раздумьях, несколько раз переспрашивал у нее насчет Влада, а вот она была рада, что разговор не состоялся, и ей не пришлось для этого притворяться, что не слышала звонка. Да ей вообще потом было не до Влада. В мыслях окончательно поселился сын, «ее» Денис.

Первую ночь в послеоперационной палате Ксения пыталась отгонять от себя навязчивые картинки того, как ее малыш плачет в детском отделении, и к нему никто не подходит, но не очень-то успешно. В итоге довела себя до того, что и сама начала утирать незаметно подкравшиеся слезы.

— Отдыхай, пока ребенка рядом нет, — шикнула на нее дежурившая в ночь медсестра. — Завтра в отделение спустят, там начнется.

Как отдыхать, зная, что ее маленький Денис далеко от нее? Без сосательного рефлекса! Голодный! Когда его принесли во второй раз, он неуклюже потыкался носиком ей в грудь, как-то вяло взял в рот сосок и, не открывая глаз, затих. Ксюша подумала, что он заснул, но детская медсестра уверенно заявила, что он бодрствует, просто ленится. Пообещав принести его еще раз, она унесла Дениску прочь.

На следующий день у сыночка проснулся аппетит, но молоко у Ксении так и не появилось, что стало причиной еще больших слез. Даже то, что они теперь были вместе, в одной палате, ее не радовало. Не могло ее сердце спокойно выдержать его ищущий ротик и жалобный плач. Вскоре слезы вызывало буквально все. Это и наконец налившаяся и потяжелевшая грудь, которую малыш еле брал из-за тугих и болезненных сосков. Собственное неумение перепеленать сына так, чтобы он не разматывался. Кусачие уколы, боязнь сходить в туалет, строгий голос неонатолога, объясняющий, как обходиться с ребенком. Дурацкие прививки, из-за которых ей пришлось будить с таким трудом укачанного сына, и от которых он просто зашелся в плаче. Его первая испачканная «по-серьезному» пеленка и отсутствие на посту медсестер в связи с пересменкой. Ребенок лежит грязный, размазывая ножками свои «делишки», и никому до этого нет дела! Кто ей покажет, как его помыть?!

— Господи, да откуда в тебе столько слез? — всплеснула руками постовая Наташа, врываясь к ней в палату с какой-то успокоительной настойкой наперевес. Ксения одна уже успела выпить целый бутылек! — Ну что ж ты ревешь-то? — ласково глядя на «мамочку», она быстро отмерила нужную дозу, ловким движением заставила ее проглотить лекарство. — Сейчас его помоют. Не плачь! Смотри, он вообще спокойно лежит.

Дениска тихо лежал на пеленальном столике, там, где она его оставила, иногда перебирал ножками, шевелил пальчиками, серыми глазками смотрел на окружающий мир, а она плакала. Плакала, потому что ей было его жалко. Его и себя. А отчего, непонятно…