Макс. Новая судьба

Александра Пугачевская

Макс мечтает стать акробатом и посвятить свою жизнь цирку. Однако отец рушит его планы, заставив бросить любимое дело. Жизнь Макса меняется коренным образом, но юноша не унывает. Он поступает в престижный вуз и находит настоящую любовь. Но идет роковой 1937-й, и донос забрасывает Макса в тюрьму. Ему грозят этап и лагеря. Сумеет ли Макс выпутаться из уз рока и выйти из ситуации победителем? Может ли человек переписать свою судьбу?

Адамчик

Мой дебют в цирке состоялся в мае 1925-го. Учебный год подходил к концу. Впереди было целое лето, которое я решил посвятить цирку. Мать была довольна тем, что мы с Изей были «при деле» — уходили рано утром, а домой возвращались за полночь, после того, как заканчивались представления. По утрам мать обнимала нас, давала булку каждому, и мы убегали из дому.

Лето 1925-го было самым прекрасным летом моего детства. Мы с Изей появлялись в цирке около 11. К тому времени все были на месте, на арене репетировали, но цирк ещё был полусонный. Было ещё довольно тихо и спокойно. Основные репетиции начинались после полудня, и у нас образовывался целый чудесный час, когда можно было погладить любимую лошадку, поболтать с ребятами или же просто посидеть и полюбоваться окружающим нас сказочным миром. Утренний цирк был прекрасен. Арена была свежевыметенной и пахла душистой стружкой. Летнее солнце светило внутрь как-то особенно радостно и чисто, и весь мир казался мне добрым и ласковым. Мы с Изей обычно поглощали мамины булки уже прибыв в цирк, потому что с утра мы торопились и не хотели задерживаться дома. Мы боялись, что мать вдруг не отпустит нас гулять или же вдруг придумает нам какие-то домашние дела. Когда я вспоминаю это время, то удивляюсь, почему Люся никогда с нами не бегал в цирк. Да и мы почему-то не звали его с собой. Как-то так установилось, что мы с Изей были неразлучны, а Люся жил своей жизнью. Мы же с Изей были неудержимы и просидеть дома больше часа просто не могли.

После 12 в цирк приходил Адамчик и начиналась наша репетиция. Работали мы в паре, и очень быстро сработались. Работа в паре, как я понял с первого же дня, требовала огромного напряжения от нас обоих и полного доверия друг у другу. Работать в паре — это значит полностью доверять партнёру. Ведь от партнёра зависит не только успех твоего трюка, но зачастую и твоя жизнь. В 13 лет осознание собственной смертности притуплено. Подросткам кажется, что им нечего терять, и что их тело способно на всё. Именно поэтому настоящие акробаты приходят в цирк ещё в детстве, чтобы потом сохранить это чувство бесстрашия, которое взрослым уже недоступно. Несмотря на это, я всё равно чувствовал, что некоторые наши с Адамчиком трюки находились на грани.

Адамчик пока что был ещё только запасным акробатом и выступал исключительно в паре. Его уже готовили в солисты, но все остальные акробаты были слишком продвинуты для того, чтобы с ним тренироваться для выступлений в паре, и тут как раз подвернулся я. Из меня не собирались делать циркового — ведь я был студентом и не хотел оставлять свою жизнь ради цирка. Во всяком случае, так я думал. Ещё что-то останавливало меня от того, чтобы полностью влиться в цирковой коллектив. Несмотря на мои акробатические способности, я был другим. Я не вырос в цирке, не зависел от цирка, мог найти себе другое дело, а все цирковые, как я вскоре понял, были исключительно преданы цирку. Для них ничего другого в мире не существовало. Отсюда и такое большое количество цирковых пар — люди находили партнёров среди себе подобных, потому что иначе не могли. Другой жизни для них не существовало. Цирковых нормальные люди, зрители, обыватели, понять не могли. Несмотря на это, на то, что я был другим, настолько непохожим на моих цирковых коллег, у меня были хорошие гимнастические задатки, и мне разрешили тренироваться. Я стал в цирке почти что своим. Меня узнавали, со мной здоровались, и меня пускали на представления. Это, как я сейчас понимаю, было вершиной успеха для такого, как я, для обывателя. Не циркового человека, которым я являлся.

Через некоторое время Адамчик, уже перешедший в солисты, перестал со мной заниматься, но мне всё так же разрешали тренироваться и приходить на представления. Меня полюбили. Изя, который оставался моим извечным спутником, начал тоже постепенно вовлекаться в цирковую жизнь, и через несколько лет наших еженедельных тасканий в цирк он тоже добился определённых акробатических успехов. Изя всё повторял за мной, и силовые упражнения давались ему особенно легко. Он обещал быть ниже и крепче меня, что хорошо дополняло мой ассортимент трюков. Я привык видеть в Изе ребёнка, младшего братика, только и всего, но вскоре Изя почти что стал мне ровней. Мы стали работать в паре, и у нас уже кое-что получалось. Цирковые нам были рады и даже разрешали давать выступления перед началом основного спектакля, разогревая таким образом публику.

Сначала мы выступали бесплатно и были рады возможности покрутиться на глазах у зрителей. Изе нравилось выступать, он старательно готовился к нашим представлениям, которые неизменно происходили на площади перед зданием цирка. А потом Атаман стал нам платить, и этими деньгами, хоть и были они мелочью, я очень гордился. На площади около цирка не стелили те мягкие стружки и подстилки, которыми покрывали арену, и нам с Изей надо было быть предельно аккуратными, чтобы не упасть. Но нас это не очень заботило. Мы с Изей были собою довольны, ходили на руках, вертелись в воздухе и усаживались на шпагат с огромной радостью. Для нас стало нормой выступать летом на цирковой площади.

Конец ознакомительного фрагмента.