Глобус Билла. Третья книга. Бык

Александра Нюренберг

Корабль Глобус на исходе третьего месяца добрался до Эриду. Бильга Баст, Энкиду, Ас и леди Шанни вконец перессорились во время полёта. Заброшенная колония оказалась вовсе не заброшенной.Приславший приглашение Мардук Ану приходится Биллу дядей, а планете – пожизненным господином. Он гостеприимен, но дядюшкин замок не назовёшь милым домом.Экипажу пришвартованного на высоте восемнадцати километров Глобуса нужно больше доверять друг другу.

2. Гостеприимство по-эридийски

Войдём?

У подножия врат шевелились две небольшие забавные фигурки. Стражи выглядели…

— Привратники у дяди… — Шепнул Билл, и тут же тот, что слева, присмотрелся.

Они были, почти как люди, и только куриная лапа одного и чешуйчатая голова другого свидетельствовали о более сложном происхождении.

Тот, что с лапкой, казался приветливее. Он потёр коготки о сапог на обычной ноге и повернулся к товарищу. Чешуеголовый, отягощённый вдумчивостью, предупреждающе подпихнул соратника.

Они пристально рассматривали пришельцев и враждебность в их взглядах отсутствовала. Пожалуй, нибирийцы им понравились…

Билл издалека помахал им.

— Мир всем путешественникам. — Патетически воскликнул он. — Видите ли…

У курьелапого упала от неожиданности винтовка. Билл шагнул и, подобрав, учтиво подал владельцу. Тот смутился. Змеиноголовый издал звук, в котором одобрение носило характер неокончательности.

Потом оба увидели Шанни, и все сомнения немедленно разрешились в пользу мира и сотрудничества всех мыслящих существ.

Ас выглядел как спящая красавица, подглядывающая за приближающимся принцем.

— У них сегодня день открытых дверей?

Издалека замок показался им овеянным скалами привидением. Теперь стало видно, что являл собой забытый промчавшимся космическим ураганом монстр.

Да, это попросту домашнее чудовище, и у него имеются, очевидно, свои привычки.

Стреловидные башни и стены девятиметровой толщины не могли обмануть. Гуанин, тимин, цитозин и аденин были у него, как говорится, на каменном лбу написаны.

Этот наш дурацкий век обозначался служебными пристройками. Форма замка стремилась к тузу пик, и господин время Аншар остался бы доволен.

Его латали, наверное, и в одну из стен вмонтировали кус большого орбитального корабля из тех, что запомнились во время посещения ангара в нибирийском космопорту.

Там что-то происходило на заднем дворе. Впрочем, кодировать подобным образом следовало лишь технически. Скорее, это напоминало площадь в небольшом городе, где и всё, что полагается, имеется — и почти таких же размеров, что и в столицах.

Стены из гигантских камней, серых, как сам серый цвет, плоских на стёсах и прилаженных друг к дружке временем, а не торопливыми и вдохновенными руками древнего строителя. Надо бы у Шанни спросить, как называется такой тип кладки. Биллу он напомнил стеночки вдоль южного шоссе на родине. Наехало, как они с Асушкой торопились на встречу к папе-людоеду, а звёзды высвечивали лужайки и предчувствия. И ещё картинка мутно всплыла… Билл, тряхнув башкой, отбросил всё, что сейчас ненужно.

Стены выложены так, что в зацепочку по ним взобраться никак. Напрашивалось представление о том, что вот там на верхотуре можно погладить бархатную подружку-луну, а уж отодрать забавный танец — запросто.

И всё же это двор, притом именно задний. Располагался он у глухой стены здания, несуразно развалистого и кичливого, но имеющего в своём устройстве намёк на одомашненный характер хищника.

В противоположном углу у мощных врат изрядная часть огорожена низенькой оградой. За калиткой почему-то выкопаны две ямы. Толпились люди, топтали землю, отмеченную несколькими холмиками. В радиусе большого танцзала вкопаны небольшие статуи и колёса, кресты и другие символы

— Это что же? То, что я подумал?

Ответа Билл не получил.

Дело двигалось к вечеру, и по всему необъятному двору первая звезда — она же последняя и единственная — расхаживала, как ей заблагорассудится. Сполохи красного на сером оставляя, солнце пряталось неизвестно куда.

И тут же белый день предъявлял свои права — никаких вам теней, а чёрные островерхие деревья показывали вечерний час.

Глянув на эти природный циферблат, они одновременно подумали.

— Который… — Пробормотал Билл.

— К одиннадцати… — Начал Энкиду, и тут громкий голос произнёс:

— В одиннадцатом часе призвали.

В голосе слышалось назидание, вперемежку с горечью. Они сообразили, что это не с ними говорят.

Зловещий и простодушный двор постепенно наполнялся прогуливающимся народом, несомненно, логически связанным с холмиками и колёсами.

Билл первым ступил на плиты из густо-винного камня, ощутил под своим семьдесят седьмым размером нечто хрустнувшее и отбросил, обернулся и извинился, глядя вниз.

Ас и Энкиду вспомнили перевёрнутый камень. Шанни, к счастью, отвлеклась — вдали за оградкой, остановилась чёрная машина. Отойдя и поискав взглядом, она убедилась, что за оградкой к речке выстроилось несколько таких.

Вокруг них расхаживали люди, все по двое, и за каждой парой, как бы скучая, следовал кто-нибудь один.

Таких, как привратники, тут не сыщешь. Они все, несомненно, люди. Вид их очень разный. Иногда взгляд встречал красивые лица… но таких, о которых рассказывали сказки, любимые Энкиду, ни разу. К тому же, большинство лиц отмечено пристрастием к дурному образу мыслей — как и на Нибиру.

— Вы заметили… — Негромко выразил общее настроение Ас. — Видок у всех специфический. Актёрская картотека из наших классических фильмов про плохих парней.

Билл согласился и окликнул:

— Энк, а тебе как… Энкиду!

Бывший научный руководитель экспедиции тщетно вглядывался… похоже, он разочаровался и пытался скрыть свои чувства.

Хорсов не было. Ни одного.

Кроме того, имелась и ещё странность.

— Ни одной… — Вырвалось у Билла.

Ас, поймав взгляд Шанни, поспешно заглушая текст, перевёл:

— Ни одной леди.

Озираясь, четверо, мысленно считая драконов (Ас), леану (Билл) и телят (Энкиду), двигались по незаполненным островкам площади.

— А скажите, милейший, — Билл откашливался и косился на костистого низенького стража, взявшегося без всякой просьбы их сопровождать, — что у вас тут… какое-то мероприятие?

Тот повёл носом и промолчал. Шанни поняла, что он отчаянно думает.

Второй оказался догадливее и приблизился.

— Ага, — необычным глуховатым голосом подтвердил стражник, двигая чешуйчатой переливающейся головой, — мироприятие.

Добряк, расстроившись, из принципа возразил:

— Это меропринятие не такое важное.

Билл поблагодарил их за информацию, чем страшно удивил и, кажется, они что-то заподозрили.

Билл вернулся к Асу.

— Точно у них какой-то вор в законе помер.

Он тщетно искал, хоть одно, женское лицо.

Тень в чёрном прошествовала мимо них, вызвав мгновенное, овеявшее жутью, похолодание. Билл и Ас одновременно заслонили Шанни, но только разозлили друг друга. Шанни с интересом проводила взглядом бредущую вдоль стены тень.

— Мне кажется, или у них есть хвосты?

— Нет, это оружие, Билл.

Они услышали тихий голос — низкий, но не такой, как у братьев, а с резкими отблесками, как командирский.

Ас прислушался к этому голосу с пристрастием.

Поодаль стоял спиною к ним кто-то огромного роста с надменной осанкой, самого мужественного вида. Плащ короток, а ноги длинные, в потёртых очень узких военных штанах, в сапогах выше колен. Плечи вроде коромысла, но слегка сбиты временем. Очевидно, он был немолод.

Шанни указала на него Биллу..

— Кто это? — Подтолкнув Билла, прошептал Ас.

Весь облик неизвестного намекал на то, что он здесь хозяин.

— Что-то вроде местного авторитета. — Весело шепнул Билл, но сердце леану заныло… так заныло.

Он уже подозревал, кто это.

Они приблизились сквозь толпу. Симпатичные мужские лица, осунувшиеся и обрюзгшие, и откровенные рожи, роднились бесстрастием. Никто друг на друга лишнего взгляда не бросал. Изредка все поглядывали в ту сторону, откуда снова донёсся голос.

Билл негромко, просто в воздух спросил:

— Что это у вас? Происходит?

Неизвестный, развернув широкие, чуть сгорбленные плечи, охотно приготовился объяснять и объяснил:

— Так… великого человека хоронят. Лулу. Вот… любимый самолёт закапывают рядом.

— Это… чтоб там… — Билл показал на невысокое небо, — там кататься? Слышь, Ас… он лётчик был!

Незнакомец тотчас, как бы воспользовавшись случаем исправить ошибку, поклонился Шанни, и та непринуждённо чирикнула:

— Здравствуйте.

Старик в военном плаще снова повернулся к мужчинам, показав, что навязывать даме своё общество не намерен. Вообще, во всех его самых незначительных движениях ощущалась внутренняя муштра. Ас про себя сказал, что теперь видел образец настоящей воспитанности, которая очевидна даже издалека, вроде одежды. Сам он себя считал приверженцем этой вырождающейся касты, но сейчас почувствовал себя замарашкой. В том, как двигался, как держал голову, как сдержанно улыбался этот неизвестный, спрессовался опыт не одной жизни.

Чёрт подери, подумал Билл — наверное, это и называется аристократией.

Энкиду же что думал — неизвестно.

Шанни старик понравился.

Ас, молча смотревший и задумавшийся, очухался и ответил Биллу:

— Лётчик… не был.

— Извини, забыл, что лётчики вроде алкоголиков. На постоянное излечение надежды нет. — Кося глаз, как бешеная лошадь на неизвестного, пропел Билл.

Они уже все понимали, кто стоит перед ними.

Голоса копателей, как реплики учёных птиц, мотались по двору. Блеск самолётного крыла, приподнимаемого над землёй на канатах, временами прицеливался в глаз.

Ас спросил — вдруг и непонятно у кого:

— А зачем закапывать-то? Сильно помялся?

Голос командира прозвучал сурово.

Неведомый господин усмехнулся.

— А вас проняло. Нет… так слегка…

Яма заполнялась. Ас хотел подойти. Копатель воткнул лопату по самую тулейку… старик склонил подбородок к высокому под горло воротнику. Копатель, покинув вбитую в землю, как меч, подружку, отступил. Ас поднял обе ладони и подошёл к краю.

Земля Эриду просыпалась на сверкающий сколок металла в форме острого крыла.

— Модель каковская, не разберу. — Выпендрился Билл.

Ас отошел.

— Хотспер три тысячи. Антиквариат.

Билл закивал:

— А… что-то вроде яиц Фаберже.

Со стороны послышался смешок.

Неизвестный, очевидно, сколько-то лет назад был красив совершенно, наделён ослепительной мужской красотой. Теперь она никуда не делась, но обрела жутковатые черты времени, такие как на старом портрете, где лицо выступает сквозь болотный туман.

Куда деться росту и выправке, наработанной не одним поколением?.. широким плечам, высоким скулам и выступу подбородка?

Всё это выдержало удары урагана времени и земные ветерки. Кожа — смуглая и светлая — высохла пергаментом, но не образовала складки, а присохла к стальному костяку.

Даже глаза — зеркала — изменив свою природу с бального зимнего блеска на тускловатое сияние июльских обмелевших озёр, поражали своим напряжённым алчным вниманием.

Владелец сохранил, видать, не столько хорошее зрение, сколько то, что и смотрело сквозь узковатые прорези глаз. Самую суть свою, квинтэссенцию, выработавшуюся за жизнь в небольшое количество отменного пойла в семейных закромах, которое и не каждому гостю подадут. Так бывает только с теми, кто всю жизнь не даёт себе спуску, чьи нервы и мускулы получают ежедневную нагрузку, чьи чувства не оскудевают, а становятся острее с каждым прожитым мгновеньем.

Всё это приятно и славно. Но вот было и кое-что совсем странное и далеко не столь приятное. Когда взгляд наблюдателя скользил по его благородному иссохшему лицу статуи, проступающей сквозь песок на раскопках, взгляд этот ожидал встретить осенённый голубым сиянием взора под надзором точёного клювастого носа — бледный стариковский рот, скорбно сжатый, удерживающий жало опыта.

Но жил на этом лице совсем другой рот. Алый и нарисованный так чётко, что можно было бы заподозрить, что он только что пил вино — красное свежее вино, пряное и острое… и не утёрся, забыл.

Трудно представить, что этот громадный аристократишка, в нарочито штопаном плаще, в сапогах таких блестящих, что и Луна поневоле отразилась бы — пусть простит нас красавица за эту вольность! — что он столь неопрятен или столь забывчив.

Нет. Яркие и свежие губы юноши пугали своей неуместностью, портили впечатление от изысканной потёртости этого лица.

Уста эти приоткрылись, и неизвестный усмехнулся. Шанни почудилось, что он прочёл их мысли. Но это неправда — он был для этого слишком хорошо воспитан.

И, как выяснилось, склонен пошутить — умеренно.

— Да… а вы-то себя выдали, сир. — Он едва приоткрывал свои пугающие губы, — хорошо семейного лётчика иметь. — Едва приметно подмигнул. — Какой-нибудь повезёт.

Это он сказал, понизив голос, дабы не оскорбить ушки леди мужской разухабистой грубостью. И так это вышло естественно!

Слишком всё хорошо, сказала себе Шанни. Но до чего же он роскошный. Она мельком оглядела своих товарищей, невинно представив их по прошествии долгих долгих долгих лет. При этом она делала вид, что увлечена ритуалом закапывания самолёта и не расслышала фамильярности.

Билл тем временем влез:

— Да вроде доктора. За хлебом слетать, то сё.

Билл почему-то провёл у горла. Неизвестный спокойно отнёсся к такой вульгарщине, но вопросительно приподнял одну из пары соболиных, с серебром бровей.

Билл понурился, на всякий случай — хитрюга — делая вид, что у него нечаянно вырвалось, от усталости.

— Ах, вот как… — Сказал неизвестный.

Он приблизился — с Биллом он был одного роста и вдруг с размаха хлопнул по биллову плечу.

— Вижу, у вас пересохло с дороги. — Не сразу убрав руку и задержав её разве что на полмгновения дольше, когда это стало бы чересчур, молвил он очень учтиво. — Сир…

Он обернулся и, весь подавшись в сторону Шанни, сдержанно и сердечно молвил:

— Благородные путники — редкие птицы. К вашим услугам… леди… господа… Я устал, здешнее общество опротивело мне.

Он взглянул на толпу возле ямы и промолвил, как бы в задумчивости:

— Ах, вы мерзкие тупые грязные лулу.

Голос звучный, а тон ровный. Билл решил, что неизвестный шутит. Потом пригляделся, и господин подал ему безмолвный мимический сигнал.

Билл облегчённо вздохнул.

— А я вижу, что язык жестов велик — как наша Родина, и непотопляем.

Кто-то из особо мощных и тёмных лицом, сгрудившихся поодаль, обернулся на окрик величественного старика и кивнул на жест.

Старый гигант отошёл к ним, обернувшись мельком, и усмехнулся только ртом.

— Загробные верования?

Билл видел, что люди понесли оружие вроде автомата и положили в гроб на плечо усопшего. Распорядитель стоял, сложив руки на кожаной, не сходящейся на животе куртке, сбоку кобура. К нему подошёл и шепнул какой-то в черно-бурой лисе на плечах поверх очень белой, как на картинке, с кружевным воротом рубахе. Ворот лежал свободно, рукава слегка надувал ветер, как приспущенные паруса.

— У него недвижимость на всех континентах. — Сказал один другому в пёстрой толпе.

Билл прислушался. Говорившие все были разные, и одежда собрана из разных по смыслу историй, но одно их роднило — глаза. У того, и у другого и у третьего их не было видно. Опущены долу к старым вздыбленным плитам площади.

— Какая недвижимость, горы, что ли. — Почти беззвучно и еле шевеля ртом, ответил второй в шляпе с высокой тульей, с пёрышком за широкой засаленной лентой.

— Нет… не горы.

— Вышки. — Догадался второй.

Первый продолжал истово шептать, закатывая глаза к низкому небу, причём и сейчас они остались вне досягаемости.

Билл тут и догадался.

— А говорил, что на пенсию живёт. — Прошептал в высокой тулье и нечаянно присвистнул.

Распорядитель оглянулся — точно по земле чиркнул старой спичкой. Оба обмывающих кости покойного примолкли, состроили кислые и кривые выражения на никак не освещённых зеркалами души лицах.

Помолчали, и первый, не двигая ни одною мышцей тяжёлого лица, только волоски на лисе шевельнулись, снова алчно зашептал:

— Я бы сделал вам предложение тотчас.

Второй слушал. Он не посмотрел по сторонам, но Билл не сомневался, что его видят во всех подробностях. Он отошёл к Асу, который неотрывно глядел на белые угловатые очертания большого самолёта, которые угадывались под полотном, и угол рта его был космическим скотчем прихвачен. Из чего заключил Билл, что командир взволнован, в тяжёлых чувствах, и самые нежные струны его неведомой души натянуты донельзя каким-то грязным когтем.

Воздух выглядел неподвижным, но он без всякого видимого ветерка перемещался, трогая предметы и гостей, шевелюры из тех, что не смазаны бриллиантином. Над белыми редеющими облаками пролетело быстрое тело. Быть может, это просто показалось Биллу. Он глянул — ускользнула тень, он поздно посмотрел, и очертания тени поселили в открытой всему душе Билла совершенно неподходящие для момента размышления.

Он встал сбоку от командира, следя за его холодной скулой и опущенными пепельными ресницами. Успел услышать, как второй из собеседников спросил:

— А потом?

Тип с лисой ответил:

— Потом бы я вас сожрал.

Билл вздрогнул, но услышал лёгкий двойной смех и понял, что засвидетельствовал шутку.

— Что здесь происходит? — Сказал он и увидел, как дрогнула командирова скула.

Мимо за частоколом стоявших и расхаживающих шагал похожий на жердь тип, завёрнутый в чёрный плащ по глаза и на вытянутой руке в перчатке с раструбом нёс подносик с несколькими бокалами. Почему-то эта фигура вызвала у Билла усиленную… нет, не тревогу, а… омерзение и притом необъяснимое: фигура двигалась величаво и складки плаща колыхались очень солидно. Когда прошедший затерялся возле края могилы, Билл вздохнул с облегчением.

— Что… — Ответил Ас. — Ты не понял?

Билл кивнул.

— Это самые настоящие бандиты. — Ответил он возле уха Аса, этого волчьего с острой верхушкой уха и, гордясь своей проницательностью, ликующе оглянулся.

Замер. Тот гигант в коротком военном плаще пристально и беззастенчиво смотрел на высокую развязную фигуру в рыжеватом венце, которую представлял из себя Билл. Его глаза были единственной парочкой зеркал души в этом сборище, которые не прятались и даже напротив — смотрели настойчиво, по-хозяйски. При этом возмутиться не предоставлялось никакой возможности — возраст ли тому виной, или ощущение длинного жизненного опыта, исходившее от старика, — он выглядел естественным воплощением лучших манер. Билл почувствовал себя дикарём… как тот сказал?

— Как тот сказал? Лулу?

С другой стороны рва произошло шевеление. Самолёт поплыл вниз, прихваченный чёрными ремнями и верёвками.

— Где Энкиду?

Шанни, слава Богу, нашлась поблизости. Она шепнула:

— Лулу — древнее название тех существ, которых создали для рабского труда. Позднее его уже не употребляли, а сейчас оно, вероятно, вернулось в обиход… но что оно означает ныне?

Старик в плаще, увидев, что неизвестные шепчутся, медленно отвёл взгляд, в котором показались Биллу мелькнувшие искры. Но что это — смех? Гнев?..

Он повёл рукою, в твёрдом узком манжете, белой кистью с длинными пальцами, и издалека двинулась к нему фигура в чёрном балахоне. Сам же он, даже не поглядев на расступающихся и сразу сделавшихся толпой присутствующих, направился — и без сомнений — прямиком к ним.

С другой стороны шёл Энкиду, выделявшийся на сером и зловещем бандитском фоне своей статью и как будто только что омытым лицом.

Его всегда ласковые фиалковые глаза, с безличным радушием скользящие по всем встречным предметам, сейчас сверкали. Незнакомец шагнул в сторону Билла, и Энкиду резко остановился. На мгновение он врос в землю. Старик быстро посмотрел на него, потом вернул своё внимание Биллу.

— Что ж, не каждый день на моём пути встречаются четверо молодых богов. — Сказал он негромко.

При этих словах он насмешливо кивнул, обращаясь к мужчинам, но когда его взгляд обратился к Шанни, в нём появились почтительность и сдержанность.

Никто из членов экипажа Глобус не произнёс ни слова. Ас выглядел настороженно. Энкиду — без чинов, как всегда. Старик понял, что следующая реплика также отдана ему.

— Будем знакомы… — Он смотрел на Билла. — Я, очевидно, твой дядя.

Он поклонился для всех.

— Мардук Ану. — Молвил он запросто. — Здешний фермер.

Билл с совершенно серьёзной рожей, будто ему было не в кипиш удержаться при словах «здешний фермер» от растерянной ухмылки, сказал своим парадным голосом, какой использовал только по требованию леди Сунн:

— Ваше ве…

Старик мгновенно, как хорошая гувернантка, глазами показал ему — ошибка.

И отвернулся, заинтересованный поведением закапывающих могилу бандитов-лулу. Когда он снова посмотрел на Билла, то сделал вид, что не замечает сдерживаемой смешинки Аса и хуже справляющегося с этим Энкиду. Оба стервеца буравили взглядами оплошавшего Билла, с которого, как с гуся вода, стекли эти взглядцы. Он спокойно исправился:

— Сир Мардук.

И добавил:

— Я… узнал.

Ас поморщился. Миссия началась уж слишком неофициально. Но Мардук сир Ану, кажется, доволен.

Кивнул без улыбки.

— Кровь не водица. Я тебя тоже учуял.

И великолепный нос шевельнулся, будто слова его не были фигуральными.

Такого старого нибирийца Билл никогда не видел. Его лик не оставлял повода ни малейшего для излюбленного занятия сына Сунн — смеяться.

Краса абсолютная.

Зло напитало черты единовластного хозяина Эриду. И в этом пусть не будет никакого сомнения. Нечего притворяться и развивать характер, чтобы потом огорошить читающих летопись какой-нибудь ужасной неожиданностью.

Это было бы нечестно, это был бы дешёвый трюк и неуважение к господам читателям.

Другое дело, что… что, конечно, наличие зла в характере и нраве вовсе не означает автоматически, что носитель совершит зло. Так же как, если кто сидит возле мёртвого тела с окровавленным ножом в руке и ужасным взглядом — вовсе не означает, что именно он убил. Убийца, быть может, совсем другой кто-то, и вот… вот он стоит позади других мирных испуганных господ.

А, может, и нет.

В общем, я не знаю пока.

И помянутая новым знакомцем поговорка в его красных устах утрачивала свою многозначительную глуповатость вечной семейной мудрости.

Камень из-под литосферы вечный был материалом, из которого изготовлены его черты, поступь и стать — под стать измождённой земле колонии, а сам очерк дуг над бровями — основательней её орбиты.

Рост не мешал ему, когда он повёл их между отступающих и опускающих глаза участников захоронения самолёта.

— Здесь всё иссечено временем. — Мимоходом бросил он, видя, как стараются они не смотреть по сторонам.

Поди, он понял, что они переполнены впечатлениями.

— Радиация сделала меня немножко другим. — Неторопливо объяснил. — Но тогда меня уже немногое интересовало. Главное было сделано в те времена.

Вдовец, вспомнила Шанни. Он потерял когда-то жену, ей сказали. И тут она увидела, что он смотрит ей в глаза. Когда он обернулся, она не уловила. Это продолжалось очень недолго, но Шанни испытала чувство, будто стоит у края обрыва, а внизу рассмотреть что-либо почти невозможно. Её вдруг укачало — как тогда, когда Глобус вертелся, потеряв равновесие, на исподе великой воронки.

Он отвернулся, оставив Шанни в растерянности и сомнениях.

Он вёл их по двору, судя по всему, некогда задуманному, как площадь перед зданием, в котором как-то уживались размах, чопорность и дух не одного времени, а многих.

Почернелые стены в пристройках, выглядевших, как уступки слабой земной природе, без окон на высоте почти двух этажей. Только старая галерея в мощных серых лозах какого-то пытавшегося умереть растения, ползла вместе с этими в руку толщиной плетями вдоль стены, где несколько немытых застеклённых дверей ничего не показывали и всякая попытка света проникнуть внутрь терпела неудачу.

Первая звезда, крупная и ясная, сплюснутая, как эллипс, лежала среди вороха ветвей на карнизах и выступающем козырьке. Шанни, приглядевшись, поняла, что это гнёзда. Но кому могли принадлежать эти громадные колыбели? Кого укачивали они?

— Когда дом так велик. — Он снова без труда уловил её взгляд. — А всех обитателей раз-два и обчёлся, приходится бедному хозяину делить его с навязчивыми постояльцами.

Он склонил своё лицо на ходу и без предупреждения изобразил страшную маску.

— Скажите мне, леди. Вы, я вижу, умница — какие гости самые навязчивые?

Сбоку шедший Билл вклинился в кадр, имея за собой фоном поросль тёмных деревьев:

— Те, которые что-то принесли с собой? Так они просто беспокоятся, а неровён час, на завтра не останется?

— Привидения, конечно. — Вежливо сказала Шанни.

Мардук выпрямился и снисходительно посмотрел на Билла, почтительно и ласково — на Шанни.

Они завернули за гигантский, мохнатый от растительности и уходящий ввысь бок этого большого гнезда.

— Пожалуй, что… — Начал он.

Они как раз оказались на поляне перед домом. Если бы сейчас вместо свинцовых ветвей выросла в небе молния и раздался бы отчаянный треск, и тогда они бы так не удивились. Хотя, по сути, ничего удивительного они не увидели.

Просто им открылась тайна этого дома. (Так они тогда подумали.) Двор был невелик, никаких глупых пристроек. Так, обычное дело — не очень хорошо стриженый газон, чем-то напоминавший Энкиду накануне ушедшего в память жертвоприношения… рощица, тихо покачивающая ветвями, поодаль. Широкое крыльцо и несколько некогда белых колонн — вот и всё, вот и всё.

Но в скромном дворе и покачивании ветвей сквозило то благородство, которого лишилась площадь, превратившаяся в место проведения странных ритуалов с участием хозяина. И сам он, пригласивший их на широкие ступени мощного изогнутого лукой крыльца, тоже переменился…

Шанни просто почувствовала, как ступает по тысячам следов…

За спиной ласково хлопнул выстрел. Мардук отметил, что никто из его гостей не вздрогнул. Было так: Ас прошёл ещё пару шагов, и тогда, — окликнутый? — неоперативно глянул за плечо. Энкиду обернулся сразу и принялся разглядывать то, что увидел. Билл продолжал идти, пялясь на гнёзда и остановился — ключик выпал, громко сказав:

— Ой, где-то стреляли.

Шанни, погружённая в глубокие размышления о природе старых семейных гнёзд, вынырнула из мыслей с ощущением, что слышала что-то, причём там же — в мыслях, и вопросительно поискала Билла.

Тот запоздал и шёл спиной вперёд к крыльцу, глядя на угол дома. Но смотреть там было не на что, поэтому Билл в свою очередь вопросительно повернулся к брату, который продолжал пристально изучать обломанное ребро здания и неподвижно застрявшую в воздухе ветку вьющегося растения. Кажется, ветка никакая не торчала, когда они обходили угол.

Мардук с улыбкой смотрел на них, не собираясь ничего объяснять. Он кивнул, как будто выиграл пари, когда Ас любезными злыми глазами несколько насильственно нашёл его собственные. Мардук приоткрыл алые губы, как для поцелуя…

Впереди со двора из-за поляны, окаймленной густым леском, ожив, двигалась на них опушка.

Оказалось, там расквартировано нечто вроде военного лагеря. Маскировка была талантлива и оставляла впечатление чуть ли не сплошной чащи. На самом деле, небольшой отряд, поместившийся за первой линией деревьев, почти и не прятался.

У них шла своя жизнь. Ас чуть с ума не сошёл, что не заметил спрятанного под носом отряда, и, кажется, с трудом справился с собой.

Потрясающая смесь обмундирования сразу бросалась в глаза, если приглядеться. Новенькие пушечки, расхаживающие на железных лапах, и обмотки, которые поудобнее пристраивал на затёртой человеческой ноге солдат, лезли в глаз с одной афиши.

Ездовое животное непонятной породы и масти спешной побежкой несло на спине прямого, как ствол, офицера, сразу разразившегося идиомой при виде обмоток.

В отряде мало обращали внимания на шествие гостей. Один, сопровождавший пушку, подбежал, обдав их резким запахом раскалённого масла. Ас прицельно повернулся, но подбежавший обратился к Мардуку и что-то еле слышно сказал, бесцеремонно показывая на Билла только взглядом, до того похожим на сдвоенный взгляд одной из установок, что даже приятно делалось — такова власть сравнения.

— Воспоминания. — Мардук поглядел поверх подбежавшего на Шанни.

Та не сразу поняла, что он с опозданием решил ответить на свой же вопрос, какие гости самые навязчивые.

Он отмахнул подбежавшего и с улыбкой крупного красного рта взглянул на Билла.

— Драконарии. — Оправдываясь, молвил он. — Что с них… дикие. Но надежные, это верно.

Хозяин вытащил из-под плаща старинный пистолет и отсалютовал драконариям, которые немедленно побросали все свои дела и ответили протяжным звуком, не разжимая ртов. Прямой офицер сорвал с плеча трубку и дунул. Высоко в воздухе пыхнуло и разлетелись сердечком искры.

— Селитра и пучок травы. — Опять пояснил хозяин, хотя его никто не просил.

— Честные правила. — Заключил он, прикладывая пистолет к губам и пытаясь уловить терпкий дымок из дула.

Теперь они узнали это лицо, хотя, как водится — на портрете, сказал себе Билл, он иссечён только ветром.

Убирая пистолет, великан глянул так, будто вместе с пистолетным дымом поймал и мысль Билла.

В прихожей, где зеркало сразу показало им, кто они такие — впрочем, не совсем явственно, сир Мардук разулыбался. Иных из членов экипажа Глобуса, отвыкших от столь щедрой траты полезной жилплощади, гляди-ка, охватит боязнь открытого пространства.

Арка с застеклённым треугольником сияла — значит, это западные покои. Билл заметил:

— Мальчики, на зеркало не дышать — запотеет.

Мардук оглушительно рассмеялся. (Но очень коротко.) Его вниманием завладел Энкиду. Только сейчас разглядев в полуобороте, когда сложение Энкиду оказывалось в наиболее выгодном ракурсе, самого сдержанного из своих гостей, Мардук сделал губами совсем как Билл — мол, однако.

— Тебе бы, парень, лохмы подлиннее и был бы вылитый лулу. — По-свойски шепнул он так, что рассердиться бы только глупец.

Он сделал широкий обнимающий жест и, обхватив их фигурально вот этак, повёл в комнату с арочной дверью.

Комната для великана, прозрачна и необыкновенно ясна — она совершенно не соответствовала облику и нраву хозяина. Или выказывала в нём сокрытое? Другая ли рука позаботилась о том, чтобы вдоль высокой стены двигалась галерея с одной полуоткрытой высокой дверью и свет играл в чистом стекле, а стены в накате из цветов и звёзд дышали покоем. По углам — множество шандалов, видно, здесь проблемы с эрзац-энергией. Но и огромное бра на стене под потолком так расположено, чтобы извлечь максимум света в вечернем полумраке.

— Как вы летели?

Билл беспечно ответил:

— Разговаривали про школьные годы.

Шанни испуганно прижала губу клычком. Но хозяин всё понимал. Он первым делом, давая возможность им самим оглядеться и расположиться, как вздумается, направился широким шагом к столику. То, что помещалось на нём, поразило воображение некоторых из гостей. Столько разноцветного блеска в забавных графинах… это-то для трёх опростевших парней, довольствовавшихся некрасивыми в своей публичности бутылками.

Сир Мардук оглядел графины и поморщился, что, по мнению некоторых, было совершенно излишне.

Обернувшись к мужчинам, он произнёс несколько слов, произвёдших на них сильнейшее впечатление, сугубо благоприятное.

Он поднял голову и взглянул на дверь, но не ту, через которую ввёл гостей, а на другую, прикрытую шторами. Он собирался кого-то позвать, и губы его шевельнулись. Но оборвал себя и крепкою рукой взялся за один графин, а другою ещё за один.

— Целовались?

Это сир Мардук подхватил развязную реплику Билла

Шанни сделала брови вразлёт.

— Нет… — (Со смешком).

(Интересно, что ответ прозвучал неуверенно, что вызвало улыбки мужчин.)

Шанни с обидой отметила, что её ни в чём не заподозрили. Вообще, она поняла, что вживается — или проваливается, как в повторяемый перед уроком текст — в роль леди, которая до того безупречна, что при ней следует фильтровать даже улыбки.

Кольнуло зонтиком самолюбие. Шанни решила, если не бурю выпустить из рукава, то хотя бы развеять сомнения старого господина относительно нрава молодых воспитанных леди с Нибиру.

— За себя, — начала она, — могу ручаться.

Она оборвала фразу так искусно, что при всей благопристойности в комнате возникло ощущение шаловливого, проникшего сквозь замочную скважину ветерка.

Все так и уставились на неё. (Ас тоже). Мардук молчал всей твёрдостью лица, и вдруг рассиялся. Шанни с досадой уяснила, что разочаровать его она не в силах. Сир Мардук из тех, в чьём присутствии королева вправе что угодно сделать.

Билл, почуяв каверзу, закопошился, двинул к ним с щедро плещущим стаканом.

— Да я их ненавижу. — Половиной рта пожаловался. — Поверьте.

Мардук покачал великолепием головы

— Нет, милая… не верьте. Они и вас этим кормили?

Он указал без затей стаканом — и опять вышло мило, по-стариковски, но не фальшиво.

— Они обожают друг друга… этот светлый леану и тёмный леану… правда, третий у вас наособицу.

Шанни чуть не прыснула — до того забавное вышло определение их ситуации: командир, которому скрежеща зубами подчинялся Энкиду и весело не подчинялся Биллушка, последнюю неделю держал этих двух зверей на расстоянии от своей шеи только взглядом.

Мардук, любовно оделив Шанни бокальчиком, отошёл к столику с чудесами и принялся оттуда вызывать мановением брови, то движением локтя мужчин. При этом он ухитрялся толковать, о том, как возникает любовь между двумя.

Он окончательно перешёл с ними на другой тон. Это было особенно заметно по контрасту с тем почти официальным почтением, которое он выказывал Шанни.

Разговоры завели хозяина далековато. Возможно, во времена его юности ходовой монетой считались двусмысленные шутки, но Шанни с удовольствием заметила, что Ас сбит с толку, а Энкиду подыскивает слова.

Любопытно, что высказывался сир Мардук с большой и, как бы сказать, натренированной изысканностью, сплошь экивоками. Шанни ничуть не удивилась, когда командир, долго крепившийся, выпалил:

— Ну, знаете ли…

Энкиду смолчал.

Разумеется, Билла выбить из седла юморком — заведомо неблагодарное дело.

— У нас такое не принято, чтобы один, — он с умилением заглядывал в свой стакан, — широкоплечий красавец-мужчина срывал бы цветы с уст другого, такого же.

Ас закашлялся. Опрометчиво, потому что хозяин участливо спросил его — не крепко ли?

Шанни сочла долгом вмешаться. Помимо прочего, она прикинула, что хозяин желает развлечь именно её, показав ей своё умение вовлекать нибирийцев в задуманные им сюжеты.

— Пощадите, сир Мардук, они же со стыда сгорят.

Энкиду, по своему обыкновению желавший развалиться на полу и нашедший замену в том, что нечаянно присел на ступеньках, ведущих на галерею, быстро обернулся.

Но не ему одному послышались шаги за высокой дверью. Он сделал вид — тёмный леану, не так ли? — мол, разглядывает комнату, что было оправдано — и позвал:

— Шанни, иди посмотри. Похоже на кого-то.

В углу под лестницей только сейчас они заметили портрет. Ей-Абу-Решит, его не было: невидимый дунул между ними и наспех приложил к стене.

Шанни, спросившись для порядка взглядом у сира Мардука, пошла, прижимая губы к бокальчику — её душила нервная весёлость. Потащился немедленно и, конечно, Билл.

На старом портрете молодая женщина, столь неистово красивая, что приходило на ум слово «щедрость», величественно и просто смотрела мимо них.

— Бесспорная милашка. — Без усилия похвалила Шанни. — Трудно представить себе, что это писано без прикрас.

— Так бы и про ваш портрет сказали.

— Ну… спасибо. — Сумела ответить Шанни хозяину.

Билл повернулся к Мардуку с простодушным и бесстыдным вопросом без слов.

— Так… актриса… — Неохотно буркнул Мардук. — Правда, есть сходство. А вы играете, господа?

Он смотрел на Шанни.

— Я подумал сразу, что вы — играете.

Билл заквохтал:

— Что ж ты молчала? Я бы в Глобус рояль прихватил.

— А разве у вас там нет? Я хочу сказать… что ж вы не взяли с собою инструмент?

— Дядя, у нас был инструмент, но на нём только ваши навязчивые гости играли.

— На чём ты играешь, племянник? — Хмуро спросил он.

— Ни на чём я не играю. Они мне не дают. И петь, дядя, не дают.

— Дама на портрете — она играла на сцене? — Вклинился Энкиду.

— Нет… да, в семейных спектаклях.

— Я тоже играл в летнем лагере один раз.

— Я о другом, сир, — продолжал Энкиду, — она профессиональная актриса?

Мардук вспоминал:

— Как сказать? Знаете, когда дети пойдут, тут уж не до профессии. — Он улыбнулся Шанни. — Мотайте на ус.

Шанни смущённо потёрла пальцем над верхней губой. Билл разошёлся:

— Мы, дядя, все играем. Разве нет?

— Это уж точно.

Энкиду почему-то застрял на одной теме:

— Это, извините, общее место. Когда кто-то рождён актёром… это оставляет отпечаток. Пойдут дети или нет.

Это слегка смахивало на дерзость. Мардук, показав бокалом, что по праву старшего закрывает тему, молвил:

— Здесь у нас нечто лучше портрета. Живая женщина, чьи достоинства и дарования должны пробуждать в нас дух соперничества.

Он оглядел тех троих, в ком, по его убеждению, сей дух обязан пробудиться.

— Вы ещё скажете, леди, что ничего такого не чувствовали, когда летели с ними?

— Я стесняюсь, сир Мардук.

Мардук показал им другую картинку — на стене, которую постепенно жарко закрашивало солнце.

В золотых и красных тонах смелая рука изобразила партию в шахматы. Животное на плече одного из игроков сбивало хвостом фигуры, второй игрок с досадой отмахивался. В окошке за плечами игроков летела птица.

— Видите?

— Птица унесла одну из фигур?

Энкиду быстро определил:

— Королевы белой на доске нету.

Сир Мардук увидел, что уровень сверкающей жидкости в бокалах исчезающе мал, но добавить не предложил. Он взглянул в окно, похожее на картину с птицей. Высокое, оно напомнило им об окошке в Глобусе.

— Пора, — молвил хозяин.

Он неуловимым жестом предложил им поставить сосуды.

— Смотрите, свет уже покинул наше вино…

И вправду, — лучи закатные сползали со столика, и графины не сверкали.

— У нас переодеваются к ужину.

Билл и Энкиду сделали тревожные вопросительные жесты. Сир Мардук успокоил их взмахом своего бокала, который он вернул на погасший столик.

— Знаю, что ваши вещички в поезде… Где, кстати, он, ваш волшебный корабль, который перенёс вас сюда через великую бездну?

Тут замялся Ас, но немедленно хозяин оборвал свой повисший в воздухе вопрос:

— Шучу, милые. Не собираюсь вас расспрашивать, пока вы не узнаете меня чуточку лучше. Словом, у себя в комнатах вы найдёте то, что вам понадобится. Не смейтесь над старой модой и над выжившим из ума хозяином, хранящим память о былом.

Шанни испытала сомнение.

— Это несколько неловко… — Начала она и тут же пожалела.

Хозяин рассыпался в извинениях.

— Но вы простите меня… единственное моё побуждение — чтобы вам было уютно в этом доме. Конечно, неловко, когда в подозрительном месте при подозрительных обстоятельствах сомнительный господин осмеливается предложить леди переодеться.

Тут Шанни рассмеялась, ощутив неподдельное облегчение.

— Нет, нет. — Расставшиеся с дармовой выпивкой трое её товарищей — ведь они её товарищи, не так ли? — смотрели с тревогой. — Это я бестактна. Конечно…

Она оглядела себя.

— Леди грязна к чертям… я благодарю вас, сир Мардук, за ваш такт и щедрое гостеприимство.

Билл даже губки надул от таких фигуристых штучек. Шанни умеет вот этак изъясняться с мужчиною?

— Тогда позвольте без промедлений проводить вас.

Мардук повёл их к арке. Ас задержался и прошептал Энкиду:

— Сам он, что ли, будет подглаживать рюшечки? Не успеет, бедолага.

Энкиду не ответил, и, по его принуждённому взгляду, Ас понял, что слух у хозяина по-прежнему хорош. Сир Мардук сделал вид, что не расслышал, но, спустя полминуты, когда они снова вышли в холл и подняли глаза к лестнице, внушительно и невзначай промолвил:

— У меня отменная прислуга. Это, пожалуй, единственное преимущество по части удобств, которым я могу похвастаться.

— В чём же тут соль? — Шанни великодушно подарила Асу возможность приотстать.

— Я их вышколил. — Хозяин остановился у лестницы. — Давать громогласные указания с пощёлкиваньем хлыста в духе колониальных романов нет нужды.

Он поставил ногу в сапоге на третью ступеньку.

Билл показал лицом диагноз — «простодушие»:

— Но как же они тогда узнали, что нам нужно?

— Хорошая прислуга, как исполнитель при абсолютном тиране, ловит каждый вздох. Хотя в данном случае, всё не так зловеще…

Мардук обратился к Асу очень приветливо и непринуждённо, желая показать, что между ними не может быть никаких неясностей.

Билл остановил-задержал Шанни.

— Слушай, — дружелюбно и ничуточки не понижая голоса, сказал он, — если тебе осточертело, я могу это остановить.

Шанни нахмурилась:

— Да?

— Пока это не зашло слишком далеко. Видимо, нам придётся застрять в этой милой хатынке, где мне под каждой дверью хвост мерещится, а на крышах, совершенно очевидно, гнездятся птеродактили, которые скоро вернутся с неудачной охоты. Поэтому…

— О чём, чёрт возьми, ты толкуешь?

Билл пожал плечами.

— О дядюшкиных приставаниях.

— Что?

— Ну, о любезностях. Я-то полагал, тебе уже неуютно стало от всех этих «леди — то», «леди — сё» и про то, какая ты безупречная. Когда он толкует о чистоте крови, бросая при этом взгляд на тебя, мне и то как-то не по себе становится.

Шанни, помолчав, подпустила холоду:

— Не знаю, что у тебя на уме, Билл… скорее, всего ты искренен, как всегда.

Билл изумился.

— Ты не против? Тебя не мутит от этого?

Шанни внимательно его изучила.

— Мутит ли меня? О нет, Билл. Мне вовсе не делается дурно от традиционных манер и непоказной воспитанности. Конечно, о, конечно, мне пока слегка не по себе, учитывая все подобранные мною с пола за три месяца носки и услышанные во время обеда звуки здорового пищеварения…

Конец ознакомительного фрагмента.