Дебютная постановка. Том 2

Александра Маринина, 2023

Ошеломительная история о том, как в далекие советские годы был убит знаменитый певец, любимчик самого Брежнева, и на что пришлось пойти следователям, чтобы сохранить свои должности. 1966 год. В качестве подставки убийца выбрал черную, отливающую аспидным лаком крышку рояля. Расставил на ней тринадцать блюдец, и на них уже – горящие свечи. Внимательно осмотрел кушетку, на которой лежал мертвец, убрал со столика опустошенные коробочки из-под снотворного. Остался последний штрих, вишенка на торте… Убийца аккуратно положил на грудь певца фотографию женщины и полоску бумаги с короткой фразой, написанной печатными буквами. Полвека спустя этим делом увлекся молодой журналист Петр Кравченко. Легендарная Анастасия Каменская, оперативник в отставке, помогает ему установить контакты с людьми, причастными к тем давним событиям и способными раскрыть мрачные секреты прошлого…

Октябрь 2021 года

Петр Кравченко

Он знал, что этот момент обязательно настанет, и заранее ненавидел его и боялся. Наваливались апатия, тоска, нежелание работать, сама работа казалась бессмысленной, никому не нужной и не интересной, а уже проделанная часть задуманного представлялась пустой, тупой и нелепой. Так было и в студенческие годы, когда он писал курсовики и диплом, так было и при работе над большими материалами, требовавшими проведения журналистского расследования, так произошло и во время написания книги о деле Сокольникова.

Петр второй день валялся на диване и смотрел в потолок. Изо всех сил старался заставить себя думать об убийстве следователя Садкова и с отвращением к самому себе понимал, что не хочет. Ни думать, ни тем более что-то предпринимать для сбора информации. И к Губанову ехать не хотелось. Слава богу, они со стариком договорились взять паузу на несколько дней. Николай Андреевич был не в восторге, ему явно нравилось иметь собеседника, с которым можно предаваться воспоминаниям, держа молодого журналиста на крючке и медленно, крошечными шажками приближаясь к самому главному. Но Петр заявил, что ему необходимо время, чтобы привести в порядок диктофонные записи, перевести их в текст, обдумать и взвесить.

А он что? Не обдумывает, не взвешивает, даже не переслушивает. Лежит, как куль с мукой, и таращится в пустоту. Карина сидит за компьютером, работает, то и дело поглядывает на Петра и тихонько вздыхает.

— Так и будешь лежать? — спросила она.

В голосе нет осуждения, но и сочувствия маловато. Ей непонятно его состояние, она всегда в тонусе, всегда готова к работе.

— Буду, — равнодушно откликнулся Петр.

— И долго? В прошлый раз была неделя, а сейчас сколько запланировал?

Ну конечно — план, план и еще раз план. Карина живет и работает только по плану. Ей не понять метаний творческой профессии, когда нужно придумывать, сочинять, создавать. Ей неведомо жуткое ощущение пустоты и тупика, когда все сделанное выглядит полным дерьмом, а предстоящее похоже на бездну, из которой не выбраться.

— Не знаю, — буркнул он и отвернулся лицом к стене.

— Я поняла. А если Анастасия Павловна позвонит и спросит, что ты ей скажешь? Она для тебя старалась, людей напрягала, люди работали. Нужно ведь что-то ответить.

Вот же… Хороший вопрос. Стасов, шеф Каменской, действительно напряг какие-то старые связи, и информация о Галине Перевозник, любовнице убитого Садкова, еще вчера пришла Петру на электронную почту. Галина Викторовна ныне носила другую фамилию — Демченко, ибо в конце прошлого века некоторое время была замужем за сотрудником милиции, с середины 1990-х — вдова, проживает на Текстильной улице в отдельной квартире, имеет дочь и зятя, которые живут отдельно. Пенсионерка, образ жизни довольно замкнутый, единственное социально-полезное занятие — волонтерство в приюте для животных. Недавно перенесла операцию на коленном суставе, из дому пока не выходит, по квартире передвигается с костылем. «Через пару дней будут более подробные сведения», — приписала Каменская в конце письма.

Вообще-то приписка давала некоторую свободу. Например, можно пока не ездить к бывшей пассии убитого следователя, отговариваясь тем, что хочется подождать этих более подробных сведений, дабы сделать беседу более предметной и плодотворной. Соблазн велик, ох велик!

Но почему-то Петру стало стыдно и перед Кариной, и перед Анастасией Павловной.

* * *

Карина

Петя, конечно, хотел сам сесть за руль, но Карина видела, что его желание продиктовано скорее джентльменством, обычной вежливостью. Куда ему за руль в таком состоянии? Злой, внутренне растрепанный, угрюмый. Вести машину, погрузившись в собственные переживания, — дело гиблое, особенно здесь, в Москве: нужно и за движением следить, и в навигатор постоянно поглядывать. Творческим личностям вообще лучше ездить на метро или, если есть деньги, на такси: эти люди вечно витают в облаках, а сосредоточиться на обыденном не могут. В этом Карина была твердо уверена.

Она ловко объехала все пробки и припарковала машину на первом попавшемся свободном месте. Чем хорош каршеринг, так это тем, что можно не запариваться насчет платных стоянок.

Карина немного сожалела, что пришлось оторваться от работы, тем самым нарушив график, который она сама же и составила. Но, во‐первых, предстояла беседа с женщиной, и Карина помнила, что сама предложила свое участие, а Петя счел ее резоны вполне разумными. И во‐вторых, ей было интересно. Про любовь же!

На сигнал домофона ответили не сразу. Ну, понятное дело, если бабулька еле ходит с костылем, сто лет пройдет, пока она дошкандыбает до двери.

— Слушаю вас, — донеслось наконец из динамика.

Голос был строгим и вовсе не старческим. Может, дочка или домработница?

— Это Кравченко, журналист, я вам звонил, — ответил Петя.

— Заходите, третий этаж.

На третьем этаже их ожидала уже распахнутая дверь. В прихожей стояла женщина, опираясь на костыль. «И с чего я взяла, что это бабулька?» — подумала Карина, удивляясь сама себе. Могла бы и сообразить, что даже если сорок лет назад Галине Викторовне было вряд ли больше тридцати, то сейчас должно быть около семидесяти, а семьдесят — это вообще не возраст в наше время.

Галина Демченко стояла перед ними с прямой спиной, вызывающе вздернув подбородок. Экстремально короткая стрижка белоснежной шапочкой облегала хорошей формы голову, из-за стекол очков в красивой оправе строго смотрели тщательно накрашенные глаза. Свободные широкие брюки, яркая шелковая блузка. Ну просто модель! «Постарела по европейскому типу, — с некоторой долей зависти подумала Карина. — Мелкие морщины на коже, но овал лица не обвалился. У нас женщины стареют почему-то по-другому: кожа долго остается приличной, но лицо обвисает, особенно подбородок и веки. Она и сейчас красотка, а какой была сорок лет назад — даже представить невозможно».

— Это ваша ассистентка? — спросила Галина, кивком головы указав на Карину.

— Моя подруга. Но и ассистентка тоже. Вернее, помощница.

Четко прорисованные брови женщины приподнялись над оправой очков.

— А есть разница?

— Мне кажется, есть, — улыбнулся Петя. — Ассистент помогает только в узкопрофессиональной сфере, а помощник помогает во всем и всегда. По жизни, так сказать.

Демченко удовлетворенно кивнула и пригласила их в комнату. Осторожно, медленным плавным движением, опустилась на диван, повернулась, пристраивая ногу в горизонтальном положении, царственным жестом указала гостям на кресло и диванную оттоманку.

— Вы сказали, что хотите написать о Евгении Петровиче. Что вас интересует?

— Всё! — тут же выпалил Петя. — Каким он был человеком, каким был следователем, как погиб. Вы работали в следственном отделе прокуратуры одновременно с ним, поэтому мы и пришли к вам.

— Почему именно ко мне? У нас было много сотрудников.

— Но не все живы. Все-таки прошло очень много лет. А из тех, кто еще жив, не все… — Петя замялся, подыскивая деликатные слова.

— Не все в здравом уме, вы хотите сказать? — усмехнулась Демченко.

— Скорее, в твердой памяти. Но вы правы, конечно. Мне приходится рассчитывать только на тех, кто в восьмидесятом году был совсем молодым.

— Ясно. О том, что мы с Евгением Петровичем собирались пожениться, вам уже доложили, как я понимаю?

— Да, мне говорили, но я подумал, что это могут быть досужие сплетни. Спасибо, что сами подтвердили.

«А она довольно прямолинейна, — одобрительно подумала Карина, рассеянно обводя глазами комнату. — Это хорошо. Значит, не будет скрытничать и все быстро расскажет».

Мебель в комнате была одновременно и новая, и какая-то старая. Точнее, старомодная. Вот видно же, что изготовлена недавно и из хороших современных материалов, но впечатление такое, что дизайнер специально взял за образцы то, что имелось в советских квартирах далеких доперестроечных времен. Мебельная стенка… Да кто сейчас ставит в своих жилищах стенки? Или взять светильники: в люстре и в бра над диваном стоят энергосберегающие лампочки-«свечки», о таких в советские времена и не слыхивали, но форма плафонов в точности такая, какую Карина видела в раннем детстве у себя дома. Она хорошо помнила квартиру бабушки с дедом: там все было так же, как здесь. Вроде уже и середина «нулевых», у всех стеклопакеты, точечные светильники, мебель из каталогов, а «деды», как их называли родители девочки, упорно отказывались что-то менять в своих хоромах: «Мы только в восемьдесят девятом ремонт делали, мебель новую покупали, у нас все чистенько, обои не отваливаются, ничего не поломалось, незачем деньги тратить».

— Кто вам сказал про меня и Евгения Петровича? С кем еще вы говорили?

— С Валентином, его сыном. Он и рассказал, что отец ушел из дома и собирался разводиться, чтобы вступить в брак с вами. Собственно, именно поэтому я и не был полностью уверен: парень был маленьким и мог принять пересказ сплетен за чистую монету. Значит, он не ошибался и ничего не напутал?

«Ага, напутал, как же, — ехидно сказала себе Карина. — Напутаешь тут, если мать изо дня в день твердит, что папка был негодяем и собирался их бросить, а бывший мужик папкиной шлюхи с ним и разобрался, как положено. Петя об этом забыл, что ли? Сам же мне пересказывал! Или это он так ловко врет? Надо же, никогда бы не подумала, что он умеет. Даже не смущается».

— А с его матерью, вдовой Евгения Петровича, вы говорили? — продолжала допытываться Галина.

— К сожалению, она скончалась.

— Да уж… К сожалению…

По лицу Демченко на мгновение промелькнуло хищное выражение, но тут же исчезло, сменившись светлой и чуть печальной улыбкой.

— Мне было двадцать четыре, когда я пришла на работу в прокуратуру и познакомилась с Женей Садковым. Он был почти на двадцать лет старше, но мы оба сразу поняли, что созданы друг для друга. Он — старший следователь по особо важным делам, я — машинистка в секретариате, но для нас это не имело значения. Мы любили друг друга, по-настоящему любили. Жить и дышать не могли друг без друга, понимаете? Женя не хотел разрушать семью, и мы решили, что дождемся, пока его сын подрастет, хотя бы школу окончит. Всего шесть лет оставалось. Два года встречались тайком, потом я забеременела, и Женя понял, что нужно что-то решать.

«Интересно, а чего ж ты молчишь о том, что у Садкова родился второй ребенок? — неприязненно подумала Карина. — Может, ты не такая уж прямолинейная, как мне показалось вначале?»

Телефон в ее рюкзачке издал короткий звук: пришло сообщение. Карина расстегнула кармашек, посмотрела: от Петиной мамы. «У вас все в порядке? Петя недоступен, я волнуюсь». Она собралась было отстучать короткий успокаивающий ответ, но поймала на себе неодобрительный взгляд Галины Викторовны и поспешно спрятала телефон в карман толстовки. Ох уж это поколение тех, кто воспитывался в эпоху, когда не было мобильников! Никак они не смирятся с тем, что люди привыкли быть постоянно на связи, сразу получать информацию и сразу реагировать на нее. Или вот взять для примера Петину маму: вроде не старая еще, шестидесяти нет, а не может взять в толк, что, если «абонент недоступен» или просто не отвечает, это вообще ни разу не признак катастрофы. Мало ли чем человек может быть занят! Идет по улице, едет в метро, не слышит звонка из-за шума, находится у врача, на переговорах, да в туалете сидит, в конце-то концов! Уж не говоря о том, что у человека может быть отвратительное настроение и он просто не хочет ни с кем общаться. Так нет: как только не ответишь на звонок — сразу паника.

— Женя ушел ко мне, — продолжала тем временем Демченко, — но для развода были препятствия. Дело в том, что у них родился ребенок, и надо было ждать, пока ему не исполнится год. Иначе развода суд не давал. Несколько месяцев мы прожили в абсолютном счастье, а потом… Потом это случилось.

Демченко судорожно сглотнула и сделала глубокий вдох. Петя зачем-то принялся листать свой блокнот, и Карина подумала, что он ищет какие-то сведения для формулирования следующих вопросов. Каких следующих?! Он же не спросил самого главного! Сын Садкова сказал, что его отца убил бывший любовник Галины. Значит, нужно дожимать ее насчет личной жизни.

— Вы сказали, что встречались с Евгением Петровичем в течение двух лет, — заговорила Карина.

— Да, так и было.

— Значит, когда жена Садкова забеременела, вы с ее мужем уже были вместе?

Демченко молча пристально смотрела на нее и ничего не отвечала. Потом сухо произнесла:

— Вы хорошо считаете. В школе по арифметике была пятерка?

Карина пропустила колкость мимо ушей, а удивленный и предостерегающий взгляд Петра — мимо внимания.

— Галина Викторовна, а вас это не смутило? Или, возможно, вы сами тоже в тот период поддерживали отношения с кем-то другим?

В комнате повисла могильная тишина. Карина вдруг поняла, что сделала непростительную, просто ужасающую глупость. Куда она полезла? Зачем? Возомнила себя великим следователем, имеющим право задавать такие вопросы! Она что, с ума сошла? Она все испортила. Вот дура! Петя опытный интервьюер, он вовремя понял, как и о чем нужно разговаривать, чтобы собеседник не взбрыкнул и оставался доброжелательным. Брать интервью — это отдельное ремесло, а не просто «спросил — выслушал ответ и записал». С чего она взяла, что написать текст надо уметь, а собрать материал даже ребенок сможет? Самонадеянная необразованная балбеска, у которой всех талантов — только память и внимание.

Карина сжалась, втянула голову в плечи и виновато посмотрела на Петра. Голос заговорившей Галины Демченко показался ей холоднее воды в проруби.

— Пусть ваша помощница выйдет. При ней я не стану отвечать ни на какие вопросы. Подобная бестактность недопустима.

— Простите, ради бога, — пробормотала Карина, вскочила и выскользнула в коридор, бесшумно притворив за собой дверь.

Она сгорала от стыда и умирала от отчаяния. Ну надо же было натворить такого! «Отвлекись, — скомандовала себе девушка. — Ты уже все сделала, что могла. Ситуацию не переиграть. Потом еще раз извинишься перед Галиной Викторовной, попросишь прощения у Пети. Исправить положение ты уже не можешь, так что остается только каяться. Или все-таки еще можно что-то сделать? Успокойся, отвлекись, напиши ответ Петиной маме. И подумай».

Карина немного отдышалась, вытерла кулаком злые слезы, закипевшие в глазах от негодования на саму себя, осмотрелась. Кроме входной двери — еще четыре двери. Скорее всего, туалет, ванная, кухня и вторая комната. Сделала на цыпочках пару шагов, толкнула одну дверь, оказалось — ванная. Ополоснула холодной водой глаза и продолжила изыскания. На кухне порядок, но чистота сомнительная, пол хорошо бы вымыть. Понятно, что хозяйке сейчас невозможно мыть полы, так что отнесемся с пониманием. А здесь что? Вторая комната, совсем небольшая. Спальня. Комод. Книжные полки числом четыре. На трех стоят книги, на четвертой какие-то папки и бумаги. Или не бумаги? Больше похоже на сложенные стопками фотографии.

Она воровато оглянулась, потом сообразила, что, если бы Галина Викторовна вышла из комнаты, было бы слышно, все-таки костыль — это не мягкий тапочек, бесшумно не пройдешь, особенно по паркету. Решительно сдвинула одно из стекол и вытащила первую попавшуюся пачку.

Увиденное ее ошеломило. Карина даже не сразу поверила своим глазам. Все фотографии были однотипными, массовыми, с какого-то мероприятия, черно-белыми. Всего их было около тридцати, при этом шесть верхних имели разительные отличия от остальных: на каждой из них зияли дыры. На двух — по три отверстия, на четырех — по два. Другие снимки были целыми, неповрежденными.

Она положила пачку на место, вытащила другую. Те же фотографии с того же мероприятия. Целехонькие.

Через пару минут Карина медленно вышла из комнаты и устроилась на кухне.

* * *

Петр Кравченко

Выговор по поводу Карины пришлось терпеливо выслушать не перебивая. Кивать и делать удрученное лицо. А что тут скажешь? Демченко права, Карина поступила непозволительно по отношению к нему, Петру, и бестактно по отношению к Галине Викторовне.

— И вообще, я не понимаю, чем вызваны такие вопросы со стороны вашей помощницы, — сердито сказала Галина. — Вы хотите написать об убийстве Жени или об аморалке в моей жизни? Если второе, то милости прошу — дверь найдете сами.

— Видите ли, сын Евгения Петровича уверен, что его отца убили из ревности, и убил его тот, кто бы к вам неравнодушен, — осторожно ответил Петр.

Взгляд Галины Викторовны был полон такого изумления, что Петр сразу поверил: она слышит об этом впервые.

— Кто был ко мне неравнодушен? Этот сопляк? Этот недочеловек? Да я его видела полтора раза за всю жизнь. Вам, наверное, сказали, что он поджидал меня возле прокуратуры? Да, поджидал, и не один раз, его многие там видели, и что с того? Я с ним даже разговаривать не стала.

Так. Вот это уже интересно. Ничего не складывается, ничего друг другу не соответствует. Значит, какой-то поклонник у молоденькой красавицы Галочки из секретариата все-таки был. А старая зануда Николай Андреевич все никак не доберется до главного. Хотя, если уж совсем честно, все эти подробности о жизни милиции в брежневские времена Петру безумно любопытны. Пусть Губанов тянет резину, сколько захочет, куда торопиться-то? Петр Кравченко сам себе хозяин, им с Кариной отлично живется в Москве, в родную Тюмень отчего-то совсем не тянет, а работать в нынешнее время можно из любой точки земного шара.

— Но тем не менее вдова Евгения Петровича была абсолютно убеждена в том, что ее мужа убили именно из ревности. И детям она говорила то же самое.

— Глупости, — отрезала Демченко. — Все было совершенно не так. Для чего слушать бредни Валентина, который в то время был несмышленышем, когда можно запросить в архиве Мосгорсуда уголовное дело и прочитать?

— В том-то и дело, что у меня пока не получается пробиться в архив, — признался Петр. — Это оказалось неожиданно сложной затеей для человека без связей. Я ведь не москвич, приехал из Тюмени для сбора материала, в столице мало кого знаю.

— Но меня-то вы нашли, — проницательно заметила Галина Викторовна. — Значит, какие-то связи есть.

— Очень скромные, очень. На Мосгорсуд их не хватает.

Петр постарался улыбнуться как можно приветливее, радуясь, что после выходки Карины женщина хоть о чем-то заговорила, а не закрылась в полном молчании.

— И каковы же ваши связи? — поинтересовалась она уже почти совсем дружелюбно. — С кем вы говорили о Жене? Кого расспрашивали?

— Ну, вот сына его, Валентина Евгеньевича.

— А еще?

— Еще разговаривал с Губановым Николаем Андреевичем из Главного управления кадров МВД, но он почти ничего…

Петр не успел договорить. Лицо Демченко застыло, превратившись в уродливую гипсовую маску.

— С кем? — очень тихо и очень медленно произнесла она. — С Губановым?

— Да.

— Не произносите эту фамилию в моем доме, — процедила она сквозь зубы. — Разговор окончен. Больше я не скажу ни слова. Идите к своему этому… Развешивайте уши и слушайте, что он вам в них нальет. Губанов… Надо же…

Она сделала паузу и вдруг громко и почти визгливо крикнула:

— Вон отсюда!

* * *

Карина

«Вон отсюда!» Карина услышала. И почти одновременно раздался щелчок открываемого замка.

— Галина Викторовна, это я! Продукты принес!

Девушка выскочила из кухни и почти столкнулась одновременно с Петром, вышедшим из комнаты, и с молодым мужчиной, возникшем на пороге квартиры. В руках у него были пакеты с логотипом дорогого сетевого магазина.

Мужчина с тревожным недоумением посмотрел на Петра и Карину и крикнул уже в полный голос:

— Галина Викторовна! Вы дома? Все в порядке?

Петя молодец, быстро сориентировался: распахнул дверь в комнату, чтобы пришедший увидел хозяйку, восседавшую на диване. Демченко даже не обернулась, так и сидела лицом к окну.

— Явился, Альфонс? — язвительно бросила она. — Отнеси все на кухню и убирайся. Глаза б мои тебя не видели.

На лице мужчины с таким несовременным именем не дрогнул ни один мускул. Похоже, он привык к подобному обращению. Карина с любопытством смотрела на него: красивый, высокий, длинные волосы забраны в хвост резинкой. Хорошо сложен, худощавый, одет совсем просто — легкая темная куртка, поношенные джинсы, кроссовки не первой молодости. Он деловито понес покупки на кухню, Карина скользнула следом.

— Давайте помогу.

— Спасибо, я справлюсь, — лаконично ответил красавец с «хвостом».

— Когда выгоняют, хочется убраться побыстрее.

Он поставил пакеты на стол и улыбнулся:

— Не обращайте внимания. Она всегда со мной так разговаривает, я привык. Пожилой человек, к тому же после операции. Нервы.

— Нас тоже выгнали, — сообщила Карина.

Краем глаза она видела Петю, который молча стоял на пороге кухни и наблюдал.

— Значит, сегодня плохой день, — вздохнул мужчина и протянул ей упаковку замороженного мяса. — В морозилку положите. Всю молочку — на среднюю полку в холодильнике. А овощи я сам разложу, вы не разберетесь.

— Вы — помощник по хозяйству? — с невинным видом спросила она.

— Зять. Муж дочери.

Он быстро вынимал и расставлял в навесном шкафу пачки макаронных изделий. Упаковки были Карине незнакомы, и она постаралась выхватить глазами названия. Пенне из гречневой муки, вермишель из камута, тальятелле из полбы… Похоже, Галина Демченко следит за здоровьем и питается исключительно «правильными» продуктами.

— Вы сказали, что сегодня у Галины Викторовны плохой день. Часто это бывает?

Зять Демченко усмехнулся:

— Чаще, чем хотелось бы. Но сейчас еще ничего, раньше было хуже.

Он вытащил из контейнера мусорный пакет, аккуратно завязал ручки, достал из ящика рулон, оторвал и вставил новый пакет.

— Все, можно выметаться. Вы тоже уходите или остаетесь?

— Уходим. Нас же выгнали.

— А, ну да… Галина Викторовна! — Он с мусором в руках вышел в коридор и остановился на пороге комнаты. — Я ухожу, ваши гости тоже. Если что-то будет нужно — звоните. До свидания.

Голос ровный, спокойный, без тепла, но и раздражения в нем тоже не слышалось. Интересно, он в самом деле совершенно бесчувственный или просто умеет держать себя в руках? Если бы с Кариной кто-то попробовал обращаться так, как Галина Демченко со своим зятем, вряд ли все выглядело бы столь мирно и безмятежно. Да пух и перья летели бы!

Демченко ответить не соизволила.

Они вышли из квартиры втроем, спустились по лестнице пешком. Всего-то третий этаж, к чему гонять лифт?

На улице дружно остановились и глубоко вдохнули, впустив в легкие влажный от недавнего осеннего дождя воздух.

— Тяжелый человек ваша теща, — сочувственно проговорила Карина.

— Да, трудно возразить, — кивнул зять Галины. — А вы кто вообще?

— Простите, мы не представились. — Петя, кажется, наконец очнулся. — Я журналист, Петр Кравченко, собираю материал об убийстве одного следователя, которого когда-то знала Галина Викторовна. А это Карина, моя подруга. Ну, в смысле, моя девушка.

— Дмитрий.

Мужчины обменялись рукопожатием.

— Дмитрий? — удивилась Карина. — А я думала, вас зовут Альфонсом, Галина Викторовна вас так назвала.

Дмитрий рассмеялся, но как-то невесело:

— Не с заглавной буквы, а со строчной. Альфонс как типаж, понимаете? Галина считает меня молодым охотником за богатыми возрастными дамочками.

— Но почему? — удивился Петр. — Какие у нее основания? Вы же муж ее дочери!

— Вот именно поэтому. Моя жена старше меня на тринадцать лет, Галина считает, что это неприлично. И еще она считает, что я позарился на деньги. Да, моя жена — состоятельный человек, у нее свой бизнес, но я-то себя тоже не на помойке нашел. Моя теща считает меня нищим, ей даже в голову не приходит, сколько могут зарабатывать хорошие айтишники. А я не просто хороший, я очень хороший специалист.

— Неужели ваша теща до такой степени не верит в любовь? — подала голос Карина.

— Получается, что так. А вы чем ей не угодили?

— Разговорами все о той же любви. Кажется, для Галины Викторовны это болезненная тема, куда ни ступишь — нарываешься на мину.

Дмитрий недоверчиво прищурился:

— Вы же сказали, что пришли расспросить о каком-то следователе, которого Галина знала по работе в прокуратуре. При чем тут любовь?

Карина лихорадочно прикидывала в уме даты и числа. Ей очень хотелось загладить свою вину перед Петром, сделать что-нибудь полезное, помочь ему, чтобы исправить то, что она ухитрилась испортить. Сколько лет этому Дмитрию? На вид двадцать пять — двадцать восемь. Жена на тринадцать лет старше. Галина Перевозник, ныне Демченко, в восьмидесятом году была беременна. Родила или сделала аборт?

Ну, была не была. Но если она сейчас опять сделает не то, Петька ее убьет. И будет прав, между прочим.

— Мы пришли поговорить о Евгении Петровиче Садкове. Насколько нам известно, это отец вашей жены, у него был длительный роман с Галиной Викторовной.

А Дмитрий-то, похоже, ни капли не удивился. Но насторожился.

— Да, это так. Садков действительно был отцом моей жены. Во всяком случае, именно это утверждает Галина Викторовна, отчество у Елены — Евгеньевна, а уж проверить я, сами понимаете, никак не могу.

— То есть вы сомневаетесь? — уточнила Карина. — Думаете, отцом вашей супруги мог быть кто-то другой?

Она старалась не смотреть на Петю, чтобы не натыкаться на его взгляд. Она знала, что лезет в чужой огород, задает незнакомому человеку вопросы об интимной жизни его родственницы, короче, ведет себя как Маугли, который не понимает социальных норм и не знает правил поведения в приличном обществе. И ведь всего каких-нибудь полчаса назад она уже получила за это, но снова делает то же самое. Однако есть разница. Галина Викторовна — это одно, а молодой айтишник — совсем, совсем другое. Тем более один из лучших. У хороших айтишников мозги устроены принципиально иначе, нежели у других людей, тем более пожилых. То, на что смертельно обижается подавляющее большинство, ай-ти-специалист может вообще не заметить. Так что риск более или менее оправдан.

— Вы только не подумайте, что мы собираем сплетни, — торопливо принялась пояснять Карина. — Нам совершенно все равно, кто был отцом вашей жены. Нас… точнее, Петра интересует, как погиб Садков. Просто некоторые считают, что его убили из ревности и что преступником был человек, влюбленный в Галину Викторовну.

Дмитрий пожал плечами, но настороженность из глаз не исчезла.

— Ничем не могу помочь, к сожалению. Об отце Лены, моей жены, в семье никогда не говорится, эта тема закрыта. Галина моментально пресекает любые попытки обсудить что-то из этой области. Родила от Садкова, он был следователем, его убили. Это все, что Галина позволяет озвучивать, остальное покрыто мраком. Так все-таки, что же конкретно вы сказали моей теще, что она вас выгнала?

Карина наконец набралась храбрости и посмотрела на Петра. Ожидала увидеть на его лице злость, даже негодование, однако глаза его блестели азартом. Ей стало легче.

— Галина Викторовна спросила, с кем еще я беседовал, у кого собирал информацию, — сказал Петр. — И я назвал Николая Андреевича Губанова. После этого ее как подменили. Она отказалась разговаривать со мной и велела убираться вон.

Дмитрий помолчал несколько секунд, о чем-то напряженно размышляя. Ну, по крайней мере, Карине так показалось. Может, он прикидывал, есть ли у него время, потому что посмотрел в телефон.

— У меня есть минут сорок-пятьдесят. Если хотите, можем выпить кофе, здесь за углом есть подходящее заведение. Попробую вам кое-что объяснить.

— С удовольствием! — тут же отозвалась Карина.

— Только вам придется подождать пару минут, я добегу до мусорки, выброшу мешок и возьму кое-что из машины.

Он быстрыми шагами двинулся вдоль дома в сторону выгородки, где стояли контейнеры для мусора. «Пара минут, — подумала Карина. — Нужно успеть».

— Петя, прости меня, пожалуйста. Я очень виновата. Сама не знаю, что на меня нашло в тот момент, как будто дьявол за язык потянул. Если ты знаешь, что я могу сделать, чтобы это исправить, — только скажи, я все сделаю. Пожалуйста, прости меня.

Петр обнял ее за плечи, легонько прижал к себе.

— Ты, конечно, здорово напортила, и я ужасно злился на тебя. Но теперь думаю: а может, это и к лучшему? Если бы ты не разозлила эту старую перечницу, может, она не среагировала бы на имя Губанова, не выгнала бы нас, и мы не разговорились бы с Дмитрием. А он, кажется, не такой закрытый, как его обожаемая тещенька. Хотя толку с него будет немного, про убийство он все равно ничего не знает. Но если расскажет что-нибудь про Галину, про ее характер и образ мысли, это может оказаться полезным. Никогда не угадаешь, в каком месте и по какому случаю вдруг вылезет интересная информация.

Петин голос был совсем не сердитым, даже почти ласковым. Господи, какое облегчение!

— Я тоже так подумала, — быстро заговорила Карина. — Он же айтишник, у него представления совсем другие должны быть.

— Представления о чем?

— О том, что прилично обсуждать, а что неприлично. Эти ребята такие особенные, они совсем по-другому думают и по-другому относятся к жизни. Интересно, какая у него машина.

— А тебе не все равно?

— На нем одежда не новая, но очень дорогих брендов. То есть куплена давно, несколько лет назад, но в момент покупки она стоила кучу денег, потому что была на пике моды, последняя коллекция.

— А ты несколько лет назад, конечно, уже разбиралась в пиках и коллекциях, — насмешливо проговорил Петя.

— Конечно, разбиралась. А как прикажешь косяки вылавливать, если по каждому поводу не проводить факт-чекинг? Поневоле освоишь материальчик. Например, герой носит лоферы, проверяю — а в тот год, когда происходит действие, даже слова такого еще не знали.

Она собралась было поделиться с Петей своими соображениями о финансовом положении Дмитрия, но не успела. Зять Галины Демченко стремительно приближался. Подойдя к ним, сказал:

— Сейчас, еще момент, добегу до машины. Вон она, на платной парковке.

Он подошел к большому черному внедорожнику, открыл переднюю дверь с пассажирской стороны, достал что-то из бардачка, сунул в карман куртки.

— Машина тоже старой модели, но очень дорогая, — шепнул Петр. — Та же история, что и с одеждой. Хочешь сказать, что раньше было много денег, а теперь их не стало?

— Масса вариантов, — прошептала Карина в ответ. — Ты же знаешь, как я люблю придумывать ответы на вопрос «Как же так вышло?». Дома обсудим.

* * *

Заведение, куда привел их Дмитрий, оказалось довольно просторным, но совершенно пустым.

— Сейчас удачное время, — пояснил он, усаживаясь за столик в углу возле окна. — Рядом огромный офисный комплекс, и в обеденное время здесь аншлаг. Готовят вкусно, обслуживают быстро, а цены более чем демократические. И по вечерам, когда заканчивается рабочий день, тоже зал бывает полным: кому-то после работы хочется что-то обсудить с коллегами, кто-то отмечает успешную сдачу проекта, у кого-то день рождения и так далее. А в остальное время здесь пусто и тихо.

Он достал телефон, написал какое-то сообщение, отправил.

— Простите, это по работе.

Петр заказал кофе, Карина и Дмитрий попросили чаю. Разговор сразу зашел о машинах, сложностях московского трафика и проблемах с парковкой.

— Иметь свою машину вообще никакого смысла теперь нет, — сказал зять Демченко. — Года два назад я еще носился с мыслью купить новую тачку, хорошо, что вовремя остановился. На этой доезжу, пока не развалится, и буду завершать водительскую карьеру. Проще на такси ездить, голова не болит о том, где машину оставлять.

Карина оживленно поддерживала беседу, давая возможность Петру собраться с мыслями и сформулировать нужные вопросы. Но Дмитрий первым перешел к делу:

— У меня осталось полчаса. Вы же не о машинах хотели поговорить?

— Вы обещали кое-что прояснить, — напомнил ему Петр. — О Галине Викторовне.

— Да… — Дмитрий неожиданно замялся. — Кажется, я погорячился и ввел вас в заблуждение. Пояснять особенно нечего. Просто хотел, чтобы вы поняли, что я не охочусь за богатыми дамами. Я действительно люблю свою жену. Когда мы познакомились, я был самым молодым и самым крутым спецом в крупном банке, а она — клиенткой этого банка. Шел по коридору, она навстречу идет, со своим персональным менеджером о чем-то разговаривает. Увидел ее, голос услышал — и все, пропал с концами. Верите, что так бывает?

— Верим, — с серьезным видом кивнула Карина. — А дальше как было?

— Да как обычно. Узнал, кто она, выяснил, когда в следующий раз придет, подкараулил, придумал повод, познакомился. Делов-то! Но потом все стало сложно, конечно. Лена меня всерьез не воспринимала, в ее глазах я был зеленым пацаном. Она-то состоявшаяся бизнес-леди, за спиной два брака и два развода, а я что? Мальчишка! Ну да, денег у меня было достаточно, но для нее это не аргумент, у нее своих полно. И вот я начал мозги наизнанку выворачивать, придумывать, чем бы поразить ее воображение. Какие-то немыслимые поездки организовывал, подарки на заказ, с учетом ее интересов и вкусов, сюрпризы устраивал… О разнице в возрасте вообще не думал, влюбился так, что аж в глазах темно. А Лена об этой разнице очень даже думала. И выходило, что для интима я гожусь, а для человеческих отношений не подхожу. В общем, два года мы вот так протянули, потом Лена познакомила меня с матерью. Тут все и решилось.

— Это как? — с любопытством спросил Петр. — Галина Викторовна убедила дочь, что вы ей подходите?

Дмитрий рассмеялся:

— Сегодня вы сами видели, как Галина ко мне относится. Так вот, три года назад это было раз в десять хуже. Или даже в двадцать. Не стану пересказывать в красках, но это было ужасно, можете мне поверить. Лена выскочила из дома, я следом за ней, на улице она разрыдалась, говорила, что ей стыдно за свою мать, просила прощения. Я ее утешал, уговаривал не сердиться на Галину, не обижаться. Сказал, что у каждого человека внутри сидят свои травмы, и обычно людям даже в голову не приходит, что у кого-то другого травмы тоже есть, но совсем другие. То, что лично вам кажется совершенно нормальным, другому человеку может причинять невыносимую боль, и наоборот: то, что ранит и обижает лично вас, для другого — ерунда, не стоящая внимания, и он не может взять в толк, на что вы так обиделись и из-за чего такая буря эмоций. Ну, что-то вокруг этого ей говорил. А Лена тогда посмотрела на меня, вытерла слезы и сказала: «Посмотри, вот я стою перед тобой, опухшая, с красным носом, с невыносимой матерью. Старше тебя на тринадцать лет. Ты все еще готов?» Я поверить не мог своему счастью! И понял, каким же был дураком. Хотел подарками и сюрпризами ее впечатлить, а оказалось, что ей нужно было совсем другое. После этого мы и поженились.

К третьему замужеству дочери Галина Викторовна Демченко отнеслась настолько плохо, что даже на свадьбе не появилась. И немедленно съехала из просторного загородного дома Елены в свою старую квартиру на Текстильной улице.

— После второго развода Лены мать жила с ней. Вообще-то Галина не собиралась, она переехала к Лене на время, пока в этой квартире делали ремонт, но как-то прижилась. А из-за меня снова уехала. Видеть меня не желает. Но теперь, — Дмитрий усмехнулся, — ей приходится терпеть, пока нога не восстановится полностью. Хотя она не особенно старается терпеть. Честно говоря, совсем не старается. Ну, вы сами все видели.

Карина собралась было спросить кое-что «про любовь», но Петр первым успел задать вопрос:

— Вы сказали, что раньше Галина Викторовна вела себя с вами еще хуже, чем сейчас. Значит, она как-то смягчилась? Приняла вас в качестве зятя?

Дмитрий долго молчал, не отрывая взгляда от своей чашки, до половины наполненной зеленовато-желтым травяным чаем. Потом полез в карман, достал маленький флакончик, запрокинул голову, закапал в глаза. «Вот что он брал из машины», — догадалась Карина.

— Вечная проблема компьютерщиков, — сказал он с извиняющейся улыбкой. — Приходится капать каждые два-три часа, в глазах щиплет, роговица сохнет.

И снова умолк, медленно и тщательно заворачивая крышечку на флаконе. Карине показалось, что даже слишком медленно.

— Дело не во мне, — произнес он наконец. — Галина… У нее не все в порядке с головой. Она и с Леной так же обращается. Какое-то помутнение на нее находит, и она начинает лепить все подряд, не фильтруя, не выбирая выражений. Или замыкается в глухом молчании, не разговаривает, на вопросы не отвечает. Нет, я неправильно выразился… Не с головой у нее беда, а с характером.

— Но сейчас стало лучше? — настойчиво уточнил Петр.

— Да, но не знаю, надолго ли. Одно время было совсем хорошо, Лена приезжала от матери спокойная, даже веселая. Потом снова стало ухудшаться. Но сейчас все-таки не так ужасно, как раньше. Мне Лену жалко, очень жалко, она после каждой встречи с матерью ходит больная, Галина обязательно чем-нибудь ее обидит, ну не может она без этого. Поэтому если есть возможность, я себя подставляю под удар, а Лену берегу. Мне-то по барабану, пусть обзывает как угодно, а Лене зачем это все слушать?

«Похоже, он действительно любит свою жену, — подумала Карина. — Надо же, как бывает: два года ухаживал, старался, пыжился-тужился, изображал из себя крутого, а оказалось, что нужно всего несколько правильных слов, чтобы другой человек увидел, каков ты на самом деле».

— Вы не знаете, почему Галина Викторовна так болезненно отреагировала на имя Губанова? — задал Петр свой следующий вопрос. — Она когда-нибудь упоминала о нем?

Дмитрий снова пожал плечами:

— Впервые слышу эту фамилию. Сами видите, Галину можно вывести из себя в любой момент, причем невозможно заранее угадать, что именно ее взбесит. Это я к тому, что если вы надеетесь прийти еще раз и попытаться поговорить с ней, то…

— Безнадежно? — понимающе подхватила Карина.

— Как повезет. Но скорее всего, не повезет, — кивнул Дмитрий. — Одно неосторожное слово — и вас опять выгонят. Если она вообще согласится на повторную встречу. А это вряд ли. Только время потратите. Кстати, а кто такой Губанов?

* * *

Петр Кравченко

Пока добирались до дома, зарядил дождь, не по-осеннему сильный и вдобавок с ветром. Когда ехали к Галине Демченко, погода была тихой и приятной, и ни Петру, ни Карине мысль о том, что надо бы взять зонт, даже в голову не пришла. Мокнуть под дождем не хотелось, и они решили оставить машину максимально близко к подъезду, а в магазин уже не идти.

— Наскребем еды из того, что есть в холодильнике, — сказала Карина. — На один раз хватит, а когда перестанет лить — сбегаем в магаз. Или закажем доставку.

По дороге обсудили визит к Галине Демченко и пришли к выводу, что в этом направлении вряд ли чего-то добьются. Правда, Петру показалось, что Карина соглашалась с ним только для виду, а на самом деле думала иначе. Ну, понятное дело, после того, что случилось у Демченко, ей хочется быть белой и пушистой, чтобы снова не сердить его. Сейчас она ни за что не станет спорить с Петром, даже если он заявит, что Земля стоит на трех китах.

Галина Викторовна ничего не расскажет о своем любовнике Евгении Петровиче Садкове, это понятно. А ее дочь Елена? Здесь объективной информации тоже не дождешься, Елена своего отца никогда не видела, родилась уже после его смерти, и все, что она о нем знает (если вообще хоть что-то знает), известно ей со слов матери. А можно ли этим словам доверять? Дмитрий вполне доходчиво объяснил, что нельзя. Он постарался быть максимально деликатным, говоря о проблемах с характером, но по всему выходило, что проблемы у Галины вовсе не с характером, а именно с головой. И потом, какая нормальная мать станет признаваться своему ребенку, что одного ее любовника убил другой любовник? Как-то не комильфо. Наверное, настоящий сыщик все равно попытался бы поговорить с Еленой Евгеньевной, порасспрашивать ее, но, во‐первых, Петя Кравченко не сыщик, а обыкновенный журналист, и задачи перед ним стоят совсем другие, а во‐вторых, этой дамы все равно нет в стране, она сейчас в Лондоне, в какой-то бизнес-школе повышает квалификацию. Разговоры на столь деликатные темы нельзя вести онлайн, только лично, глаза в глаза.

Но если Садкова убили все-таки не из ревности, а по другой причине, то почему вдова следователя настаивала именно на этой версии?

В общем, полная непонятка. И старый пень Николай Андреевич Губанов знает ответ, но тянет кота за причинное место.

— Наверное, придется признать, что Садкова я для книги отобрал ошибочно, его смерть не связана с исполнением служебного долга, а если и связана, то как-то очень косвенно, — сказал Петр, когда они пришли домой.

— Собираешься бросить?

Голос у Карины был странным. Петр отметил, что по мере приближения к дому девушка становилась все более напряженной и даже словно бы испуганной. Что это с ней? Боится, что вот сейчас-то и начнется настоящая выволочка за неосторожно сказанные слова? Думает, что Петр не хотел затевать разборку ни при Дмитрии, ни в машине, сделал вид, что все в порядке и он не сердится, а дома уж оторвется по полной? Господи, вот дурочка! Неужели за все время, что они вместе, Карина не поняла его характер?

— Нет, бросать не стану. Хочется понять, что за историю мне рассказывает Губанов. Там явно что-то есть, какая-то фишка. Ну и вообще, интересно стало. Даже если Садков не подходит для этой книги, все равно материал любопытный. Знаешь, у людей в головах живет стереотип, что, дескать, если убивают сотрудника правоохранительных органов, то автоматически считается, что он геройски погиб при исполнении. А они ведь точно такие же люди, как мы все. С точно такими же проблемами. И их могут убить за что угодно, как и любого из нас. Из ревности, при ограблении, из хулиганских побуждений, по пьяни… Я даже подумал, что следующую книгу напишу именно об этом, соберу материал о полицейских, следователях, прокурорах, судьях, которых убили по самым обычным мотивам, как простых смертных, а не геройских небожителей.

Петр старался говорить весело и увлеченно, чтобы Карина поняла, что он не намерен затевать ссору, и уже расслабилась. Но она слушала и словно уменьшалась в размерах. Съеживалась, что ли… Да что с ней такое?!

— У тебя что-то болит? — озабоченно спросил он. — Ты прямо сама не своя.

Карина уселась на диван, судорожно сжимая руками свой рюкзачок, который обычно валялся в прихожей.

— Петя, я не буду просить, чтобы ты не ругался… — начала она дрожащим голосом.

— Да я и не собираюсь, — улыбнулся Петр. — Ты что, Кариша? Все в порядке, проехали. Ты же знаешь, я отходчивый и не злопамятный. И потом, я тебе уже сказал, что все к лучшему.

Она удрученно покачала головой:

— Я не про это. Я совсем плохое сделала, Петя. Если ты будешь сильно ругаться, то я готова. Я заслужила.

Петр не на шутку перепугался. О чем это она? Что случилось?

Карина молча расстегнула рюкзачок, вытащила две фотографии, протянула ему.

— Что это?

— Сам посмотри.

Он посмотрел. Черно-белые, отпечатанные на специальном принтере. Явно очень старые, сделанные на пленку и впоследствии оцифрованные. Народу много, толпа какая-то. И что?

— Петя, я их украла, — упавшим голосом призналась Карина. — У Демченко. Когда она меня выгнала, я зашла в другую комнату, а там…

Так. Понятно. Чистая душой, честная девочка даже не ведает, какими праведными и неправедными путями журналисты порой добывают информацию, нужную для их расследований. Она имеет дело с уже готовыми текстами и не очень хорошо представляет, каким потом, кровью, уговорами, хитростями и ложью эти тексты порой создаются.

–…Из тех, которые с дырками, я побоялась брать, их было всего шесть, Галина может заметить, если что-то пропадет, — рассказывала Карина, слегка запинаясь. — Я взяла две точно такие же, но целые, и ногтем отметила тех людей, у которых головы проколоты. Вот на этой две дырки, здесь и здесь, — она показала кончиком пальца, — а вот на этой три. Там этих фотографий штук сто, не меньше, Галина точно не заметит, вряд ли она их постоянно пересчитывает.

Петр опустился на пол рядом с диваном, поднес снимки к глазам.

— Ну ты даешь, — выдохнул он.

В толпе на фотографиях мужчины в пальто и меховых шапках, в форменных шинелях и фуражках, у некоторых на головах папахи, женщины в черных платках.

— Похороны Садкова? — предположил он неуверенно.

— Я тоже так подумала. А те трое, на которых дырки, все в шинелях. Интересно, кто это?

Лица на снимках были совсем мелкими. Петр напряг зрение, прищурился. Нет, не получается.

— У нас лупа есть?

— У тебя в ноже, — ответила Карина не задумываясь. — А нож ты в последний раз брал, когда приворачивал шуруп на кухне, на дверце шкафчика, тебе нужна была отвертка. Наверное, там и оставил. Принести?

— Я сам, — вскочил он.

Нож и в самом деле валялся на кухне на подоконнике. Чего в этом ноже только не было! В толстой рукоятке прятались и штопор, и отвертка, и кусачки, и пилка для ногтей, и ножнички. Даже маленькая лупа была.

Под увеличительным стеклом лица не стали четче, наоборот, черты размывались, но зато сделались крупнее, и в одном из мужчин Петр без колебаний опознал Николая Андреевича Губанова, только значительно моложе. Ну да, на сорок лет, если на фото действительно запечатлены похороны следователя Садкова. Вот интересно, с какого перепугу эмвэдэшный кадровик Губанов заявился на похороны следователя областной прокуратуры? Был лично знаком? Или как? Уж сколько часов Петр разговаривал с Николаем Андреевичем, а тот ни разу не обмолвился о том, что знал Садкова. Вот же хитрый лис! Хотя, возможно, он вовсе не хитрый лис, а полный склеротик и маразматик…

Второй из помеченных Кариной персонажей тоже в форме, но сколько звездочек на погонах и большие эти звездочки или маленькие, с того ракурса не видно. Молодой, высокий, плечистый. Кажется, даже симпатичный.

Третий — невысокий, с двумя звездами на погонах, подполковник.

— А Галина там есть? — спросила Карина. — Дай я сама посмотрю. Интересно, какой она была в молодости. Должна быть обалденно красивой.

Петр протянул ей фотографии и лупу. Карина долго рассматривала снимки и разочарованно вздохнула:

— Вроде нет. Во всяком случае, я не нашла. Зато есть вдова Садкова, вот эта, видишь?

— Почему ты решила, что это она?

— Ее с двух сторон поддерживают под руки. Обычно так бывает с матерями и женами, но тут явно не мать, взгляни.

Петр посмотрел и признал, что Карина права. Женщина, которую поддерживали под руки двое мужчин, в матери Садкову не годилась. Кроме того, налицо было заметное сходство вдовы с сыном, с которым Петр встречался совсем недавно. Значит, вот как выглядела мать Валентина Евгеньевича, всю жизнь поносившая покойного мужа за измену и воспитавшая детей в стойкой ненависти к нему…

«А что, если дело именно в ненависти? — вдруг подумал Петр. — Не было никакого убийства из ревности, просто женщина не смогла простить измену. Сначала надеялась, что все наладится, муж наиграется в страстную любовь и вернется, держала себя в руках, перед детьми берегла репутацию отца и лгала про трудную работу и длительные командировки. А когда Садкова убили, поняла, что ничего уже не станет, как прежде, и все ее многомесячные усилия, все попытки смирить гордость и изображать всепрощение, все те унижения, которые она претерпевала, — всё было напрасным. И она сорвалась. Любовь и готовность простить мгновенно переродились в лютую ненависть. Она даже не захотела, чтобы дети считали отца героем, павшим при исполнении служебного долга. Сын и дочь должны были всю жизнь думать о нем как о мрази последней. Что ж, вдова своего добилась».

— Получается, Губанов еще может рассказать много интересного, — заметила Карина, когда Петр поделился с ней своими соображениями. — Он и на похоронах был, и Галина о нем слышать не желает. За что же она его так ненавидит? Что он мог ей сделать?

Они в четыре руки резали зелень и овощи на салат, на плите в кастрюле варились спагетти.

— При этом объектом ненависти является не только Губанов, но и еще двое каких-то ментов, — добавил Петр.

— Уверен, что ментов? Может, это прокурорские? Ты хорошо рассмотрел знаки отличия? Там точно милиция, а не юстиция? Или, может, внутренняя служба? Или военные?

Петр осекся. Карина права, он отметил только сам факт форменной одежды, а знаки не рассматривал. Разве реально на такой мелкой фотке разглядеть петлицы и прочие детальки? У военных и офицеров внутренних войск форма зеленая, у милиции — серая, у юстиции — синяя. Будет ли отличаться цвет на старой черно-белой фотографии? Может, хоть так…

Он торопливо вытер руки кухонным полотенцем и помчался в комнату. Поднес фотографии поближе к свету, всмотрелся. Да, цвета отличаются. У Губанова один, чуть темнее, у двоих неизвестных — другой, то ли светлее, то ли другого оттенка. Странно… Если Николай Андреевич носил серую милицейскую форму, то к какому роду войск могли принадлежать эти двое? У кого форма более светлая? Черт! Это было так давно! Петр тогда еще не родился, его родители даже не познакомились, откуда ему знать, кто какую форму носил в те годы.

Надо позвонить Каменской, она должна помнить.

Она действительно помнила.

— У военных моряков, — тут же ответила она. — Они могли носить белые кители. У маршалов и генералов всех родов войск парадный китель был светло-серым. А откуда такой странный вопрос?

Но Петр пропустил вопрос мимо ушей. Ему нужны были ответы.

— Если Губанов носил серую форму, то кто мог носить более светлую?

— Сильно более светлую?

— Нет, совсем чуть-чуть, оттенок другой. На черно-белой фотографии. С похорон Садкова, — уточнил он зачем-то.

— Я смотрю, вы значительно продвинулись в своем расследовании, — усмехнулась Каменская. — Должна вас разочаровать, Петенька, Губанов мог носить милицейскую форму только в начале своей карьеры. Если речь идет о восьмидесятом годе, когда хоронили вашего Садкова, то все кадровики министерского уровня уже носили зеленую форму и аттестовывались как офицеры внутренней службы. А вот та форма, которая показалась вам чуть-чуть другого оттенка, как раз может быть милицейской. Речь о кителе или о шинели?

— Шинель. Похороны были в холодный сезон, гражданские все в зимних шапках.

— А знаки отличия? Кокарды, петлицы, шевроны, значки на погонах?

Да сговорились они, что ли?! Сначала Карина, теперь вот Каменская.

— Не видно, Анастасия Павловна, очень мелко. Я уж и с лупой рассматривал.

— Тогда вам остается только спросить у самого Губанова, кто эти люди.

— Да я понимаю, но…

Он замялся.

— Вас что-то смущает? — догадалась Каменская.

— Мне кажется, Губанов чего-то не договаривает.

— Даже так? И вы хотите что-то узнать, чтобы быть уверенным, что он вас не обманывает?

Пришлось признаться, что все так и есть. Хотя было ужасно неловко.

— Петенька, не мне вас учить, вы лучше меня знаете, как пользоваться интернетом. Там все есть, все картинки, вся история вопроса. Погуглите и посмотрите. Я понимаю, что вам хочется получить все ответы как можно быстрее и проще спросить, чем искать. Но в данном случае лучше все-таки поискать и внимательно рассмотреть самому, чем объяснять по телефону тонкие цветовые нюансы. Кстати, вы ездили к любовнице Садкова? Говорили с ней?

— Да, спасибо вам огромное за помощь! Как раз сегодня с ней встречался.

— Она рассказала что-нибудь полезное?

— Ничего. Она немного не в себе. Но почему-то люто ненавидит Губанова. Как только я назвал его имя — тут же выгнала меня и не захотела больше разговаривать.

— Вот даже как… — Каменская помолчала. — Это любопытно. Очень любопытно. Ладно, завтра мне обещали подобрать еще информацию по этой даме. Может, что-нибудь прояснится.

Петр сунул телефон в карман и вернулся на кухню.

— Петь, спагетти стынут, давай уже садись, — сердито проговорила Карина.

Обиделась, наверное, что он разговаривал с Каменской в комнате, как будто Карина не имеет никакого отношения к делу. Да нет же, он не делал никакого секрета из своего звонка Анастасии Павловне, просто пошел еще раз взглянуть на снимки, ну и… Ох, если-палки, ну почему с женщинами всегда так трудно? Почему они вечно цепляются к мелочам и раздувают из них целое огромное событие? Где мысль осенила — с того места и позвонил, нормальное поведение. По женским понятиям, наверное, следовало бы разыграть целое действо: сначала посоветоваться, а не позвонить ли Каменской; потом обсудить перечень вопросов, которые предстоит задать; потом принести телефон, поставить на громкую связь и разговаривать, чтобы Карина все слышала. Вот тогда все было бы правильно и никаких обид, она не сочла бы, что ее отодвинули и ею пренебрегают. Но это ж сколько лишних телодвижений пришлось бы совершать!

— Каменская ни в чем не уверена и посоветовала посмотреть картинки в интернете, — сообщил он, накручивая на вилку спагетти при помощи столовой ложки. — Так что пожрем — и займемся, ладно? Ты уж извини, что я тебе сегодня не даю поработать, но без тебя мне не справиться. У тебя с мелкими деталями лучше получается.

— Не подлизывайся, — проворчала Карина.

Но довольную улыбку спрятать не смогла.

* * *

К вечеру у Петра двоилось в глазах от пристального рассматривания картинок на экране ноутбука. Зато появилась твердая уверенность: Николай Андреевич Губанов действительно запечатлен на фотографии в форме полковника внутренней службы, а неизвестные подполковник и молодой офицер — в милицейской форме.

— У Галины точно кукуха слетела, — сказала Карина.

Она лежала на полу и «разгружала спину», поочередно вытягивая то ноги, то руки.

— Ты уже придумала ответ на свой любимый вопрос «Как же так вышло»? — рассмеялся Петр.

— Еще не придумала, но я в процессе. Вот смотри, что получается.

Петр устроился на диване поудобнее и приготовился слушать. Дождь все лил, шуршал по оконным стеклам, уже стемнело, и было так уютно, так радостно просто сидеть и слушать, как твоя любимая девушка пересказывает мысли, пришедшие ей в голову. Апатия прошла, как не бывало, работа снова казалась интересной и нужной. А через полчаса привезут заказанную пиццу «Четыре сыра» и салат с креветками, и вечер станет просто восхитительным.

— Есть три человека: твой старик Губанов и еще двое. Все из структур МВД. Спустя какое-то время после похорон Галина получает фотографии. Каким образом? Такие фотографии отдают членам семьи, а не сотрудникам и тем более не любовницам. Значит, можно предположить, что она их добывала по собственной инициативе. Нашла фотографа, попросила фотки. Или даже выкупила у него пленку. До этого момента мне по-человечески все понятно: похороны ее любимого мужчины, отца ее будущего ребенка, хочется оставить хотя бы такую память о нем. Вряд ли у них были прижизненные совместные фотографии.

— Почему «вряд ли»?

— Ну а как ты себе это представляешь, Петь? Кто будет их фотографировать? У них служебный роман, надо от всех прятаться. Просить кого-то щелкнуть, потом нести в ателье на проявку и печать. А селфи тогда не делали. То есть делали, конечно, но это было очень геморно: фотоаппарат, тренога, специальный таймер… В общем, если я говорю «вряд ли», то так и есть. Я про те времена знаю больше, — авторитетно заявила Карина.

Петр, честно говоря, сомневался, но спорить не стал. Ему куда интереснее было понять ход ее мысли, нежели уличать в некомпетентности. А поспорить вполне можно было, ведь Садков ушел из семьи и несколько месяцев, вплоть до гибели, жил с Галиной. Неужели в прокуратуре об этом никто не узнал? Получается, не так-то уж сильно он парился насчет приватности своей личной жизни. Хотя… Если вели себя аккуратно и осмотрительно, то могли и не узнать. Была реальная опасность, что жена Садкова поднимет скандал, обратится к руководству или в партийную организацию. Почему Евгений Петрович пошел на такой риск? Мог ведь в три секунды вылететь с должности за то, что бросил жену с двумя детьми, один из которых только-только родился. Из партии, как известно, и за меньшее исключали, а человека, исключенного из партии, вряд ли будут держать на должности следователя по особо важным делам. Значит, Садков каким-то образом подстраховался, заручился высокой и надежной поддержкой, чтобы чувствовать себя в безопасности в случае скандала. Либо, как вариант, твердо знал, что жена в парторганизацию не обратится. Да, пожалуй, так и было. Валентин, сын Садкова, говорил, что мать была очень гордой. На этом Евгений Петрович и сыграл. Вполне возможно, даже сознательно поддерживал в супруге иллюзию того, что скоро он перебесится и вернется в лоно семьи, чтобы она понимала: если попытается воздействовать на неверного мужа через служебно-партийные рычаги и устроит скандал, то он совершенно точно уже не вернется.

— Нет, все-таки пленку Галина не выкупала, — задумчиво продолжала Карина. — Если бы у нее была вся пленка, то фотографий было бы больше, всяких разных. А у нее в пачках только два варианта, один с Губановым и подполковником, другой со всеми троими. Прикинь, книжная полка доверху набита несколькими стопками одинаковых фотографий. В общем, я исхожу из того, что Галина раздобыла две эти фотки и много лет их хранила в память о своем романе с Садковым.

— Годится, — согласился Петр. — А дальше как было?

— А дальше что-то произошло. Что-то такое, что заставило ее отдать фотки на оцифровку, чтобы иметь возможность их распечатывать в любой момент и в любом потребном количестве. У Галины съезжает крыша, и она находит особое удовольствие в том, чтобы выкалывать лица на этих фотографиях. И не все подряд, какие попадутся, а лица именно этих троих человек. Как накатит на нее — так она хватает фотки и начинает ножницами… В общем, в ихние хари тыкать, как у Чехова в рассказе про Ваньку Жукова.

— У Чехова — «ейной мордой мне в харю тыкать».

— Не важно, ты же понял, о чем я. Не придирайся. Что, скажешь, такое поведение — не признак психического расстройства?

— Признак, — снова согласился он.

Тут уж точно не поспоришь. Да, Галина Викторовна Демченко в источники надежной информации не годится никак. А жаль.

К десяти вечера дождь прекратился. Карина распахнула окно, высунула голову наружу, сделала глубокий вдох.

— Супер! — радостно воскликнула она и метнулась к шкафу доставать спортивный костюм. — Пробегусь перед сном.

Внимательно посмотрела на Петра и добавила:

— Тебе бы тоже не помешало размяться. Целый день сидишь, как музейный экспонат. Мозговое кровообращение нужно стимулировать.

— Да ну… Ты беги, а я пока подумаю, поработаю. Только недолго, поздно уже.

— Детское время! — беззаботно откликнулась Карина, зашнуровывая кроссовки.

* * *

С очередным визитом к Николаю Андреевичу Петр решил повременить, подождать, какие еще сведения о Галине Перевозник-Демченко придут от Каменской. Чем больше он размышлял, тем больше ему казалось, что отставной полковник водит его за нос. Ну как так может быть, чтобы человек тебя много лет люто ненавидел, а ты с ним даже не знаком и имени его не знаешь? Не бывает такого! Врет старик Губанов, ну точно врет. Или, по крайней мере, умышленно скрывает. Но почему? И что именно он недоговаривает?

Письмо от Каменской пришло на следующий день. Галина Перевозник в 1984 году вышла замуж за Валерия Демченко, служившего в МУРе в должности начальника одного из отделов. На рубеже 1990-х начали развивать и укреплять подразделения по борьбе с наркотиками, и в 1993 году встал вопрос о назначении полковника Демченко на высокую должность в министерстве, в Управление по борьбе с распространением наркомании. Управление это создали в рамках Главного управления уголовного розыска, и состояло оно из двух центральных и семи межрегиональных отделов по борьбе с наркобизнесом. Назначение Демченко было согласовано, приказ подготовлен и лежал в Главном управлении кадров, ждал подписи. Но совершенно неожиданно на эту должность был назначен другой сотрудник. У Демченко случился срыв, он ушел в глубокий запой, допился до белой горячки, начал дома гоняться за женой и ее дочерью с табельным оружием. На крики, доносившиеся из квартиры, среагировали соседи, вызвали милицию. Обезвреживание буйнопомешанного прошло хаотично и безграмотно, в результате чего погибли два человека, одним из которых стал сержант патрульно-постовой службы, другим — сам Демченко.

«Это факты, — писала Каменская. — Они установлены и подтверждены документально. Но были и домыслы (слухи, разговоры, сплетни), которые подтвердить нечем. Однако я их изложу, чтобы Вы были в курсе. Говорят, что в конце 1980-х Демченко плотно сотрудничал с криминальными структурами. Проще говоря, крышевал бандитов, которые, в свою очередь, крышевали первых частных предпринимателей, появившихся с 1987 года. Имел пристрастие к азартным играм, зачастую много проигрывал в подпольных заведениях, влез в огромные долги. Назначение в Управление по борьбе с наркобизнесом дало бы ему возможность существенно поправить свое материальное положение, расплатиться с долгами, которые росли не по дням, а по часам, начать вести жизнь на широкую ногу. Если Вы помните, как раз примерно тогда открыли границы и разрешили всем гражданам получать загранпаспорта, так что можно было беспрепятственно выезжать за рубеж и ни в чем себе не отказывать. Демченко был уверен, что ничего не может сорваться, приказ о его назначении был готов, оставалось только дождаться нужных виз и главной подписи. Он рассчитывал иметь свою долю с наркотрафика, уже были достигнуты предварительные договоренности с представителями криминала, задействованного в этом бизнесе. И вдруг все рухнуло. Долги по-прежнему висят, проценты нарастают еженедельно, а свирепого вида невежливые люди постоянно дают понять, что договоренностям обратного хода нет.

Если эта информация хотя бы частично достоверна, то понятно, почему Демченко сорвался и ушел в запой. Когда будете разговаривать с Губановым, попробуйте аккуратно расспросить его о том назначении. Вполне возможно, он имел какое-то отношение к тому, что вместо Демченко на должность назначили другого человека. По крайней мере, это могло бы объяснить, почему Галина так ненавидит вашего полковника».

Пока Петр обдумывал полученные сведения, пришло еще одно письмо, тоже от Анастасии Павловны: «И пару слов вдогонку. Я сама кое-кого поспрашивала, и оказалось, что о Губанове как раз в тот период прошел нехороший слушок: якобы он взял взятку за то назначение в Управление по борьбе с наркобизнесом. Слух, сами понимаете, непроверенный, но о нем мне сообщили из нескольких разных источников. От кого именно он взял взятку, от Демченко или от другого сотрудника, которого в итоге назначили, неизвестно. И было ли это на самом деле, неизвестно тоже. Просто имейте в виду».

Ну, совсем хорошо! И как же теперь разговаривать с Николаем Андреевичем, чтобы, с одной стороны, не оказаться обманутым, а с другой — не обидеть достойного человека нелепыми подозрениями?

* * *

Несколько дней дождливой мрачной погоды сменились сухими ясными днями, и из дома Петр Кравченко выходил в прекрасном расположении духа. Ему казалось, он нашел правильный тон для разговора с Губановым, и теперь предвкушал интереснейшую беседу. Самое забавное, что Петр чувствовал себя скорее сыщиком, нежели журналистом. Что ж, любая новизна только на пользу, как говорила ему когда-то Анастасия Павловна. Уж ей-то смена рода деятельности точно пошла во благо, он своими глазами видел.

На скамейке возле подъезда сидела с сигаретой тетка с первого этажа, рядом стояли магазинные пакеты с продуктами. Тетка была немолодой и разговорчивой, Петр постоянно видел ее здесь, хотя имени не знал.

— Добрый день, — поздоровался он, всем своим видом показывая, что останавливаться и вести светскую беседу не собирается.

С этой женщиной нужно было держать ухо востро: чуть зазеваешься — и она вовлекала тебя в разговор. Слова лились без малейших пауз, в поток невозможно вклиниться, и даже извиниться и попрощаться порой бывало затруднительно.

— Добрый, добрый, — она резким выдохом выпустила дым. — У твоей девочки, между прочим, ухажер завелся. Ты бы повнимательнее был, дружок.

Петр остановился как вкопанный.

— Какой ухажер? Вы о чем?

— Уж не знаю какой, но выспрашивал о ней очень подробно. С кем живет, чем занимается, куда ходит.

— Да откуда он взялся-то? — недоуменно спросил Петр.

— Сказал, что на пробежке ее увидел, разговорился, а телефончик спросить постеснялся. Знает только, что зовут Кариной. А она что же, не рассказывала тебе?

Он пожал плечами:

— О всякой ерунде рассказывать… Мало ли кто подойдет и парой слов перебросится. Случайное знакомство, такие каждый день происходят.

— Ну, видишь, тут парой слов явно не обошлось, — соседка злорадно прищурилась. — Похоже, твоя девочка ему в самое сердце запала, раз он ее до дома проводил и теперь вопросы задает.

— Ладно, разберемся, — отмахнулся Петр.

Все мысли его были сосредоточены на предстоящем разговоре с Губановым, но чем дальше он отходил от дома, тем назойливее жужжала в голове нарастающая ревность. Почему Карина не рассказывала, что познакомилась с кем-то на пробежке? Даже не упомянула о новом знакомом! И вообще, в последнее время, кажется, она начала бегать даже в неурочное время… Нет, это все полная ерунда!

Конец ознакомительного фрагмента.