Пепел Аар'Дайна. Часть I: Нити

Александра Искварина

Она не знает своего имени и рода. Она считает себя полукровкой и привыкла быть презираемой. Но упорством и жаждой знаний она добивается рекомендации для обучения в главном магическом университете Праведного Государства. Теперь она одарённый маг Пути Духа и Верная Богини Сумерек. Ей предстоит совершить невозможное. Сможет ли она узнать себя и поверить, что достойна выпавшей судьбы? Сумеет ли связать разорванное и восстановить разрушенное? Хватит ли ей сил и решимости противостоять ужасу безумия?

1. Я не знаю, кто я

В спальне учеников первого шага царил привычный вечерний шум, слегка приглушённый бархатом раздвижных ширм. Пламя свечей время от времени вздрагивало от сквозняков и играло тенями на жёлтом песчанике стен и белёном сводчатом потолке. Какой-то ученик бродил туда-обратно по узкому, едва вдвоём разойтись, проходу, держа учебник за спиной — затверживал урок. В одной из комнатушек сгрудилось человек шесть, они то шептались, то принимались хохотать, то бурно что-то обсуждали; повсюду — на столе, на стуле, на кровати и на полу — стояли разномастные чайные чашки, а чайник ютился под столом, и время от времени кто-нибудь, опасливо озираясь, осторожно подогревал его крохотным огненным клубком. В дальнем конце длинной спальной комнаты было особенно шумно — там обитали неугомонные Двойняшки.

Невысокая пепельнокожая эльфийка робко пробиралась по проходу меж ещё распахнутых ширм, стараясь не заглядывать в чужие комнаты. Парнишка, вынувший учебник из-за спины, чтобы проверить, правильно ли запомнил прочитанное, заставил её надолго остановиться. Ей было неловко протискиваться мимо и стыдно просить посторониться. Проще было подождать, пока он пойдёт обратно. Тем более, что её собственная комнатка уже вот, в паре шагов по правую руку. А по левую, за полузакрытой ширмой, к которой прижалась кэриминка¹, раздавался бодрый говорок с характерным котолюдским акцентом, изредка перемежаемый раскатистым басом жившего там северянина.

Проскользнув в свою спаленку, эльфийка вздохнула с заметным облегчением. Ей стало бы ещё легче, если бы она задвинула ширму. Но было ещё слишком рано, все комнаты оставались открытыми, и кэриминке было неловко поступать иначе. Она села за письменный стол спиной ко входу и некоторое время смотрела в сгущающиеся за окном сумерки. Потом зажгла свечу, достала из ящика новую толстую тетрадь в кожаной обложке с тиснёным узором, тщательно очинила перо, обмакнула в чернила, вывела на середине первой страницы слово «Дневник», поставила в начале следующей дату и надолго задумалась. Затем стала писать — левой рукой, медленно и с заметным усилием, словно тонкий кончик пера увязал в бумаге и никак не мог разбежаться.

«Интересно, можно ли объяснить обычному человеку, каково это — вырасти на улицах крепости Нака? Второе столь же унылое место в Праведном Государстве ещё поискать… Вот уж полгода я учусь в Кадае, главном магическом университете Империи Сэйтэй², а скромная чистота ученических спален всё ещё кажется мне роскошью. Нынешняя жизнь столь отличается от прежних воспоминаний, что я то и дело возвращаюсь к навязчивой мысли: а не приснилось ли мне моё сумрачное детство в одном из кошмаров? Но…

Я не знаю, кто я. Не знаю, где и когда родилась. Знаю лишь, что год моего рождения, пятый год Эпохи Гинро, стал смертью и ужасом для всего севера Хайно — Пепельной провинции. Говорят, маги Клана Араннен пробудили дремлющий Дом Баарота³. Говорят, во всей провинции два года царила жесточайшая зима, неурожай и голод. Говорят, тысячи беженцев покинули свои дома и потянулись в Накано, Центральную провинцию. Наверное, и мои родители были среди них… Во всяком случае, один из них точно был из кэриминов, потому что кожа моя окрашена пеплом, как у всякого падшего эльфа. И ненавидели меня, как всякого падшего — необъяснимо и неизбежно. Казалось бы, чего проще: держись своих. Но «свои», лишь раз заглянув мне в глаза, брезгливо отворачивались и клеймили кто выродком и полукровкой, кто подменышем, а кто и похуже. Кэримины все сплошь черноглазы так, что зрачка не разглядеть, мерцают из-под пепельных век гладкие обсидианы. А мне достались — лиловые. Знать бы, откуда… За всю мою сознательную жизнь я не встречала таких ни у одного человека или эльфа. Кем мне себя считать? Дурной шуткой Богов-Хозяев? Упущением Богов-Наставников? То ли нить, выпавшая из ткани, то ли оборванный ненужный узелок.

Я не знаю, кто я. Не помню своего имени. Не ведаю своего рода. Улица не хранит таких знаний. Одним нищим ребёнком больше, одним меньше. И кому какое дело, есть ли у грязного оборванца имя? До одиннадцати лет мне ничего не стоило менять прозвания хоть каждый месяц. Хоть каждый день. Я так и поступала. Всё равно все они были только для меня одной. Словно меняешь платья, которых не можешь, конечно, себе позволить. Но надо же было девчонке хоть с чем-то играть… Так продолжалось до тех пор, пока, шесть лет назад, меня не взяли в свой дом пожилые хёдины⁴ Саррма и Дораши. Что ж, кому как не котолюдам понимать, каково жить чужаком среди людей и эльфов. В тот день я назвалась Кимриналь. И договорилась с собой не менять больше имён. Это первое имя, что я помню своим, и иногда мне кажется… мне хочется верить в то, что оно, может быть, и есть — настоящее…

Мои добрые хёдины бедны, они не могли бы позволить себе удочерить меня. Я должна была помогать им по хозяйству и найти работу, чтобы им было на что кормить и одевать меня. Это меня нисколько не оттолкнуло. К одиннадцати годам я так устала всего бояться, ото всех убегать и вечно прятаться, что была готова хоть чистить самые паутинные закоулки храмового склепа, хоть драить отхожее место в таверне голыми руками… Но взяли меня, как ни странно, в Накский шисэн⁵ — местное представительство Кадая… И если бы не это, вряд ли я когда-нибудь осмелилась бы даже в фантазиях подумать об учёбе здесь.

Я не знаю ничего. Улица научила меня бояться, прятаться и выживать. Я знаю каждый потайной уголок крепости Нака, как собственную ладонь. И я совершенно ничего не знаю о мире вокруг меня. В шисэне, кое-как научившись читать, я начала лишь догадываться, что Оодай⁶ куда больше, чем то, что я могла увидеть, взобравшись на крепостную стену. Здесь, в Кадае, я, наконец, могу попытаться хоть краешком своего необразованного ума прикоснуться к величию мира, сотворённого Ритцу, Мидару и Обманщиком Кэсса'Ши. Наверное, от этого мой дневник превратится в мешанину из моих собственных мыслей, мифов и исторических справок. Но наставник, мастер Эттилор, прав — я пишу это для себя, и никому нет дела до того, что я сюда сложу…»

— Ай!

Свеча у правого края стола ни с того ни с сего вспыхнула так сильно, что Кимри дёрнулась и едва не опрокинула её на тетрадь, которую так прилежно исписывала неловким почерком. Тут же проворно и бесшумно подскочил кто-то из учеников и поспешно задул пламя.

— Опассно баловатьсся с огнёоум! — воскликнул он с характерным хёдинским выговором. — И нельзя колдовать в жилыхх комнатахх!

— Отстань, мохнатый за-ну-да! — глумливо прохохотала пара девчоночьих голосов.

Тайсоминки⁷ Двойняшки хлопнули дверью и с грохотом скатились по лестнице, явно намереваясь где-нибудь ещё накуролесить. Киналь Танэти и Римта Данти — обе из старших эльфов — не были сёстрами, но получили это прозвище за неразлучность и сходство бесшабашных характеров.

— Ты не обожглассь? — обеспокоенно склонился к кэриминке высокий кот.

— Нет, спасибо, Шахарро, — неловко улыбнулась Кимриналь, радуясь про себя, что успела припомнить его имя, и поспешно стёрла капли воска с края страницы.

Досадно — останутся жирные пятна. Хорошо хоть, это не та работа, которую нужно будет сдавать наставнику…

Кот протянул над тетрадью светло-золотую лапу, и Кимри растерянно вскинула руки, не зная, то ли прикрыть личные записи, то ли отпрянуть подальше. Шахарро устрашающе растопырил пальцы с нешуточными когтями, поджал их собирающим жестом, что-то шепнул, и пятна, свернувшись в лёгкие песчинки, с тихим шорохом скатились с листа. Интересно, как это он сумел убрать только воск и жир, не задев чернил?.. В Кадае не уделяли внимания бытовой магии, обычные ученики овладевали ею ещё в семье или в местных шисэнах. Кимри тоже кое-что умела, но у неё всегда было слишком много работы и слишком мало свободного времени, чтобы узнать побольше.

— Эти две бесстолочи ссвернут ссебе шшею, не усспев окончить учёбы, — раздражённо прошипел хёдин, убирая лапу и, кажется, не особо интересуясь содержанием записей. — А тебе сстоит рразвернуть стол боком. Сидеть сспиной к проходу небезопассно в этом ззаведении.

Кимри чуть заметно поджала губы: ей нравилось работать лицом к окну, когда ничто лишнее не отвлекает, и всегда можно дать отдых усталым глазам, взглянув на приятную зелень увившего рамы плюща. Но всё-таки кот прав, и надо переставить стол, избавив себя хоть от части дурацких шуточек… Значит, кровать теперь будет упираться изголовьем в подоконник, а стол займёт место напротив, так, чтобы свет из окна падал справа — как удобнее для левши.

Чтобы справиться с тяжеленной мебелью китанского бронзового клёна, пришлось позвать на помощь молчуна-китадина⁸ Роддвара. Кимриналь в который раз подивилась про себя: и зачем огромному силачу северянину магия? Можно представить, для чего пошёл учиться колдовать изящный и ловкий, но не особенно сильный хёдин. Этот же скальный гигант из ледяных гор Китано наверняка способен легко управиться с парочкой двуручных молотов, а бормоча заклинания и запуская огненные шары, он вызывал у Кимри ощущение, достойное творения безумца Шиморы⁹: как Хакай Соран¹⁰, нюхающий цветочки…

Кимри было ужасно неловко, непривычно и удивительно, что кто-то взялся заступаться за неё и помогать. Большинство соучеников в Кадае были ровно вежливы с застенчивой кэриминкой, никто не дразнил её, как дома, не старался лишний раз поддеть или унизить. Ну, разве что Двойняшки подшутят по-дурацки. Так от них никому покою нет. И всё же Кимриналь до сих пор с трудом подавляла желание долго и многословно благодарить всякого, проявившего к ней хоть каплю внимания. Или — ещё хуже и позорнее — мучительно темнела от стыда, в последний момент поймав себя на порыве восторженно схватить за руки, как было принято у нищих в Наке… И это несмотря на то, что она шесть лет прожила в семье добродушных хёдинов да прослужила в окружении вполне благосклонных к ней магов. Всё-таки «сумрачное детство» ей не приснилось, и все полгода в Кадае кэриминке приходилось вытравлять из себя его дары, столь дивные, что она так и не смогла покуда набраться смелости и подружиться с кем-нибудь по-настоящему. Вот, хотя бы с тем же Шахарро. К флегматичному Роддвару и подойти-то страшно: зыркнет исподлобья глазами-льдинками — сразу колени слабеют, и идёшь себе мимо, стараясь соблюсти приличное выражение лица… Кот же, хоть и язвителен, но дружелюбен и уже не в первый раз заступается за неё. А она с опаской смотрит на его когтистую лапу, вместо того, чтобы поднять голову и разглядеть добродушную улыбку под белоснежными усами…

— Что писала? — полюбопытствовал хёдин, когда с перестановкой было покончено, а северянин, всё также молча отмахнувшись от благодарностей, вернулся к своим занятиям.

Успокоившись, котолюд говорил почти совсем без акцента.

— Дневник, — ответила Кимри робко. — Наставник задал.

Шахарро фыркнул, презрительно дёрнув усами и сморщив нос, будто домашний кот, которому дали понюхать пучок свежей лаванды.

— Глупейшшее занятие. Лучше бы дал лишний час в тренировочном зале. Какой толк в этом бумагомаррании?

Мастер Эттилор, один из старших наставников Пути Духа, объяснял задание тем, что для лучшей концентрации нужна максимальная ясность и чистота ума, а ясности и чистоты не достичь, если ум затмевают неосмысленные эмоции и недопрожитые моменты жизни. Но повторить это хёдину Кимри не решилась: наверняка его наставник объяснял ему то же, да и кто она такая, чтобы поучать ученика второго шага…

— Твой наставник не задаёт такого? — спросила она вместо этого.

— Мастерр Инх Шэк считает, что в магии важнее умение, чем умствования! — заявил Шахарро.

— Разве не интересно, как ум работает с заклинаниями? И как думали древние мастера, и почему сделали их именно такими? — нерешительно пробормотала Кимри.

Хёдин иронически усмехнулся, усаживаясь на край стола:

— Уже записалась в Археологический клуб?

Кэриминка отодвинулась, чтобы не оставаться слишком близко к собеседнику, и сделала вид, что не заметила подтрунивания.

— Не слышала про такой, — покачала она головой.

— Ах, да, первошагам же историю читает мастер-зануда Тошиго… Ну, думаю, тебе стоит сходить туда. Мастер Малларен Эшши-Дан оценит твою тягу к древним мастерам по достоинству.

Услышав столь несомненно хайминское имя, Кимриналь невольно задержала дыхание — так сжалось всё внутри в предчувствии удачи. Ей пришлось помолчать несколько секунд, чтобы голос не выдал волнения.

— Он родом из Хайно? Из пепельных эльфов?

— О, да! Говорят, он едва ли не последний вождь какого-то племени кочевников… как их там называют?.. — Шахарро подёргал ушами, пытаясь вспомнить слово, — …хайминов?

— Настоящий хашин?! — тихий голос Кимриналь истончился так заметно, что на щёки хлынула лиловая краска стыда.

Кот, впрочем, не обратил на это внимания. Или не подал виду.

— Наверное. Я не силён в их титулах. Так пойдёшь? Посмотрри на стене объявлений, там есть расписание собраний.

— Посмотрю прямо сейчас. Спасибо, Шахарро!

Стараясь держаться благопристойно, Кимри покинула спальню спокойным шагом и заставила себя медленно спускаться по лестнице, хотя внутри всё горело от нетерпения так, что глаза застилал серый туман. Изучать историю под руководством чистокровного хаймина: разве можно было мечтать о большем?!

Решив во что бы то ни стало прояснить своё происхождение, Кимриналь была готова день за днём изучать всё, что только найдётся в библиотеке Кадая о Пепельной провинции и о бежавших от взбесившегося Дома Баарота кэриминов: учебники истории, любые документы, письма, мемуары. За полгода она узнала, что падшие — отколовшаяся ветвь старших эльфов, тайсоминов. Старшие от начала Оодай поклонялись Богам-Наставникам, ища совершенства и стремясь стать богоравными. Но около полутора тысяч лет назад пророк Лаамото сказал: «Почему мы должны считать себя недоделанными? Почему мы не можем верить в то, что мы уже хороши, такие как есть? Баарот — Дух Оодай, разве он не лучше других понимал, какими должны быть живущие здесь? Мы — лучшее, что может быть в этом мире». Так говорил святой Лаамото. И его стали слушать. Храм Богов-Наставников принялся бороться с опасной ересью, и Лаамото повёл своих последователей прочь со Срединных островов, тогда ещё не бывших провинцией Азумано. Кэримины поселились в окрестностях Дома Баарота, посреди пепельных пустошей. За пару поколений падшие изменились — кожа их стала пепельной, волосы иссиня-чёрными, а глаза обсидиановыми, с крупной, во весь глаз, радужкой.

Потом явилось Праведное Государство и попыталось вернуть кэриминов к почитанию Богов-Наставников, но встретило столь яростное сопротивление, что, во избежание жесточайшей войны, узаконило поклонение Баароту. Казалось, мирное сосуществование религий должно было пойти во благо, но на деле между двумя культами продолжалось подспудное соперничество, и в конечном итоге большинство кэриминов почти утратили всякую веру в каких бы то ни было богов, став «дважды падшими». Только хаймины — пепельные эльфы — остались верны Баароту и, избегая распрей, превратились в кочевников.

Так продолжалось до тех пор, пока, около пяти веков назад, не появился какой-то новый бог. Но о нём Кимри пока не нашла никаких документов. В Праведном Государстве нового бога сочли самозванцем, и поклонение ему было запрещено. В самой же провинции Хайно наверняка были книги о нём, но слишком мало осталось их после Гнева Баарота. Кимри предстояли годы кропотливого труда и поисков.

Но если суметь завоевать расположение мастера Эшши-Дана… о-о, только бы суметь!.. Только бы не струсить!

Небрежно оторванная восьмушка обычного свитка с расписанием встреч Археологического клуба нашлась в полутёмном углу, почти под лестницей. В этом году, как оказалось, ещё не было ни одного собрания, потому что не нашлось достаточно желающих. Пожалуй, это было не очень удивительно. Насколько Кимри успела заметить, большинство учеников разделяли мнение Шахарро и предпочитали дополнительные часы тренировок нудным теоретическим исследованиям. Словом, завтра ей предстоит подняться в Южную башню и постараться не показать себя там последней бездарью…

Записав часы встреч, Кимриналь перешла к огромному пергаменту с планом замка, в стенах которого располагался Кадай. Это был форт, сильно повреждённый двадцать два года назад культистами и чёрными духами Ная¹¹, Бога Смерти. Нищие в Наке любили рассказывать детворе жуткие истории о тех днях, когда по всей империи приспешники Ная открывали порталы в Поля Праха — Удел Бога Смерти, и орды куродама¹², зомби и неназываемой нежити нагоняли ужас на всё Праведное Государство. Культисты убили императора Юсо Оканэ, старшего и среднего принцев, расшатали границу между нашим миром — Оодай, и Уделом Ная — Полями Праха. Они же подчинили себе экидинов — гекконолюдов Болотной провинции, и армии Праведного Государства пришлось сражаться на два фронта, пытаясь уберечь жителей от нежити, и в то же время не позволить экидинам прорвать кордоны на границе с Савано.

Империя Сэйтэй едва не погибла. Хвала Магоо, старшему из Богов-Наставников — Макото Оканэ, младшему принцу, удалось выжить. По традиции младшие принцы имперского правящего дома становятся служителями культа Магоо — Бога Времени. Страже Первого Храма удалось вывезти принца Макото из столицы и укрыть на время, а затем принц смог собрать союзников и подавить восстание культистов. Но после этого принцу пришлось противостоять самому Богу Смерти и принести себя в жертву, чтобы служители Магоо смогли поместить его жизненную и магическую силу в огромный кидама — кристалл сил. С помощью кристалла удалось изгнать Ная в его Удел и запечатать границу между Оодай и Полями Праха. Кристалл этот отныне стоит посреди Первого Храма и называется Кидама Макото…

Кризис Ная завершился победой, но Империя Сэйтэй осталась в руинах — в прямом и переносном смысле: десятки селений были разорены, целый город, столица дома Хигара, оказался разрушен до основания, столица Праведного Государства Тэйто также сильно пострадала. На границе с Савано ещё два года продолжалось противостояние с гекконами. Но что хуже всего — прервалась династия Оканэ, и шесть лет Праведное Государство лихорадило борьбой за власть. Прошло уже шестнадцать лет правления Императора Таноши Гинро, а Империя Сэйтэй всё ещё залечивала эти раны.

Университет магии прежде располагался в Тэйто, но культисты и нежить практически сравняли его с землёй. Кадаю пришлось искать себе новое место. Им и стали остатки форта на западном побережье озера Ойнару, поодаль от столицы, захватившей весь северо-западный берег. Основательно перестроенный и расширенный, форт стал раза в два больше прежнего и теперь представлял собой четырёхэтажное кольцо с четырьмя башнями по сторонам света и Башней Совета Кадая в центре внутреннего двора.

За шесть месяцев учёбы робкая Кимри побывала только в очень небольшой части замка: на первом и втором этаже Северо-Восточного сектора, где находились столовая и спальни первошагов, в Восточной башне, самой большой из четырёх, целиком занятой библиотекой, да в нескольких лекционных и тренировочных залах Юго-Восточного сектора. Южная башня преграждала проход в Юго-Западный сектор. Это была сохранившаяся часть старого форта и, кажется, она не пользовалась популярностью ни у учеников, ни у преподавателей: там не было классов и жилых помещений. Собственно, Кимри понятия не имела, было ли там вообще что-нибудь. Странно, что клуб разместили в таком месте…

Кое-как срисовав схему коридоров и лестниц, Кимриналь решила, что перед тем, как отправляться в клуб, обязательно ещё раз вернётся к плану или, может быть, даже попросит кого-нибудь проводить её… если осмелится, конечно.

Вернувшись в комнату, она увидела, что Шахарро уже ушёл, и снова прилежно села за дневник.

«Крепость Нака — страшное захолустье. Если вы хоть раз там окажетесь, то почувствуете это с первого взгляда на её старые давно не запирающиеся ворота, из которых местами повылетали гвозди; вы ощутите это с первого шага по её узким грязным улочкам и проломленным ступеням мрачной таверны. Покосившиеся развалюхи-дома нахлобучены друг на друга так, что удивительно, как это они не рассыпаются от одного крепкого порыва ветра. Даже графский замок больше похож на древний заброшенный склеп: так и кажется, что из-за перекошенных скрипучих дверных створок сейчас посыплются скелеты или ещё какая-нибудь наева нечисть.

А ещё — запах. Вонь крепостного канала. Вода, заполняющая ров вокруг стен, освежается и обновляется водами озера Нака (в честь которого, собственно, без особых затей и назвали крепость). Или, если угодно, реки Ядзиро, которая протекает почти через всю провинцию Накано, впадает в озеро Ойнару, в среднем течении образует озеро Нака, и несёт далее свои воды далеко на юг, до самого моря Эрай. Словом, канал внутри крепости, проходящий вдоль стен графского замка и разделяющий городишко на две неравных части — настоящая помойка. Давным-давно, когда Наку только основали, и шла какая-никакая торговля, канал был частью реки Ядзиро и благополучно служил как местом для причала торговых судов, так и проточной канализацией. Но после Кризиса Ная прежний граф Наки восстал против Праведного Государства и ввязался в войну с домом Минамон, что на юге, в самой дельте Ядзиро. Опасаясь осады и вражеских диверсий, граф приказал наглухо заложить ворота с обоих концов канала. Теперь вода в этом слепом отрезке застаивается и цветёт, а по берегам разрастается сорная осока. Жители тем временем, не особо задумываясь, привычно сливают в него нечистоты. Мне часто приходилось прятаться под старым полуразвалившимся причалом или возле бывших ворот для торговых шлюпок, где осока растёт гуще всего. Первое время дома у хёдинов казалось, я никогда в жизни не смою с себя эту вонь. Мне чудилось, опекуны узнают по ней о моём появлении задолго до того, как увидят, хоть они и убеждали меня, что это лишь их чуткий котолюдский слух улавливает издали шаги…

Очень скоро меня взяли в услужение в Накский шисэн. Старшей там ещё с докризисных времён строгая гекконолюдка Йак Та. Поначалу она показалась мне холодной и суровой, но на самом деле мало кто так же заботится о «своих девочках», как Йак Та.

Конечно, я могла выполнять только самую простую работу: вымыть, убрать,

принести, унести, отскоблить да отчистить. И, кажется, меня взяли только потому, что я — девчонка. В шисэне жили и работали одни женщины. Все мужчины, которых я видела там, лишь приходили на время, поработать или проконсультироваться.

Очень скоро жизнь магов совершенно заворожила меня. Подметая пол в комнате Айдаль, я засматривалась, как она тщательно и аккуратно смешивает зелья, а прибираясь в подвальных комнатах, всякий раз пыталась понять, как Тайрэ вызывает это красивое лиловое свечение, и для чего она это делает. Эша меня немного пугала: её страсть к магии Пути Разделения порой переходила границы разумного, и другим волшебницам приходилось призывать Йак Та, чтобы она остановила «эту сумасшедшую, пока все мы не сгорели от её Огнедара».

Конечно, я и думать не могла о том, чтобы кого-нибудь о чём-то расспрашивать. Слугам ведь полагается быть незаметными. Но в редкие свободные минуты я тайком брала какую-нибудь книжку и, спрятавшись, разбирала написанное. За год до того мне повезло найти на скамейке в замковом парке «Моджи» — букварь с картинками. Наверное, позабыл кто-то из детей прислуги, а я не смогла заставить себя вернуть его. Точнее, даже не так — я не могла себе этого позволить. Я должна была выбиться из нищеты любой ценой, а значит — учиться, использовать малейшую возможность приобрести какие угодно знания. Второй книгой был «Детский Мидаритцу» — пересказ истории сотворения Оодай. Его я взяла с прилавка в книжном. Там их было несколько, и этот томик стыдливо прятался во втором ряду, потому что у него была надорвана обложка и страницы покоробились от воды, вряд ли кто-то стал бы его покупать.

Чтение поначалу давалось мне тяжело, но желание понять, что такое магия и как ею овладеть, было столь же сильно, как и страстная жажда узнать, кто мои родители, и почему я так необычно выгляжу. К четырнадцати годам я перечитала всё, что только могла позаимствовать в шисэне с книжных полок и прикроватных столиков. Несколько раз мне чудом удавалось быстро вернуть хозяйкам их «куда же я положила…» книжки. Но однажды меня поймала сама Йак Та: я зачиталась томом «Сакийо» — сборником долетописных мифов, стащенным из её личного шкафа уже во второй раз. Старая экидинка подошла так неслышно, что, увидев её вдруг прямо перед собой, мне осталось только вскочить и протянуть ей книгу, выдавив невнятные извинения. Я уже представляла, что скажет Дораши, когда узнает, что меня вышвырнули за воровство, и как будет разочарована Саррма… Но Йак Та лишь спросила: «Интерессно?» Я честно кивнула. Йак Та хмыкнула протяжно (к тому времени меня уже перестали удивлять её тягучие интонации), вернула мне книгу и, уходя, бросила через плечо: «Будь любеззна, в следующий раз проссто спросси». Аса'ю¹³ ведает, почему я, действительно, не попробовала спросить разрешения хоть раз… Конечно, мало кто обращал на меня внимание до тех пор, пока не нужно было что-то прибрать или принести; я воспринимала это как должное, мне и в голову не приходило заговорить с кем-нибудь первой. Но, с другой стороны, Йак Та всегда была доброжелательна со мной…

Конечно, с тех пор я всегда спрашивала разрешения. И — начала пробовать колдовать. Путь Разделения пугал меня, потому я решила начать с заклинаний Пути Миражей. Надо признать, я не обнаружила в себе больших способностей и потратила на изучение простенького заклинания магического света несколько месяцев…»

В одиннадцать вечера, как обычно, прозвучал гонг ко сну. Застегнув обложку блокнота, Кимриналь спрятала его в ящик стола и заперла на ключ, который всегда носила с собой. Переодевшись в ночное, Кимри легла. От перестановки в комнатке было непривычно, матрас почему-то казался жёстче, чем прежде, а из окна, в которое упиралось теперь изголовье, тянуло по щеке холодком.

Ученики почти все разошлись по своим спальням. Тяжёлый бархат ширм приглушал звуки, но некоторое время всё равно слышались шаги, возня и болтовня, особенно из угла, где жили Двойняшки. Две тайсоминки подружились с первого дня в Кадае: очень уж они сошлись буйным хулиганским нравом. И хотя Киналь была совсем беленькая, а Римта рыжеватая блондинка, Киналь худая, а фигура Римты то и дело притягивала взгляды учеников мужеского пола — прозвище прилепилось к ним сразу и навсегда. Сейчас две эти желтоглазые бестии, отгородившись от общей спальни, но оставив незадвинутой ширму между их комнатками, опять чем-то гремели и хихикали. Потом вдруг хлопнуло, вспыхнуло, и по спальне распространился сильный запах гари. Соседи заворчали на балбесок, кто-то открыл дверь, чтобы скорее выветрилась вонь. Кимри приоткрыла окно и закуталась в покрывало, с удовольствием вдыхая душистый воздух. Уже середина месяца Тёплых Ветров, холодные зимние дожди, так и не ставшие в этом году снегом, давно закончились, и ветер кружил голову благоуханием цветов ранней сливы, молодой травы и свежей клейкой листвы.

Натянув покрывало на голову, Кимриналь думала, что уснёт, как обычно, быстро, но сердце то замирало в холодном спазме, то принималось заполошно стучать в висках. Мысли о завтрашнем собрании Археологического клуба не давали покоя. А вдруг мастер Эшши-Дан не примет её? Или вдруг ученики поднимут её на смех и будут мучить издёвками? Или… или… Что только не лезет в голову накануне важного дня…

Примечания

1

Кэримины — падшие эльфы, обитают в Хайно — Пепельной провинции, отличаются пепельно-серым цветом кожи, в большинстве черноволосы и черноглазы.

2

Сэйтэй — Праведное Государство (имперск.)

3

Дом Баарота — самый большой вулкан в Хайно — Пепельной провинции.

4

Хёдины — раса котолюдов, живут в Западной провинции — Нишино.

5

Шисэны — местные представительства Кадая, при которых желающие могут получить начальные магические умения, так же шисэны предоставляют различные магические услуги населению города.

6

Оодай — название мира Разумных, реальность людей, эльфов и зверолюдов.

7

Тайсомины — старшие эльфы, обитают в Восточной провинции — Азумано, отличаются светло-золотым цветом кожи, как правило светловолосы, цвет глаз от светло-золотого до зелёного, как правило высоки и худощавы.

8

Китадины — северные люди, обитают в Северной провинции — Китано, белокожие, как прило русые или рыжеватые, с голубыми или серыми глазами, отличаются крепким телосложением и выносливостью.

9

Шимора — один из Богов-Хозяев, олицетворяет безумие.

10

Хакай Соран — один из Богов-Хозяев, олицетворяет разрушения, покровитель стихийных бедствий, ссор, войн и революций.

11

Най — один из Богов-Хозяев, олицетворение тяжёлой мучительной смерти, покровитель чёрных духов и нежити, особо почитаем некромантами.

12

Куродама — чёрные духи, прислужники Ная; мешают душе уйти в Удел бога, которой она поклонялась и обещала себя при жизни, или в Оримэ (место ожидания перерождения или иной судьбы), заманивают в Поля Праха (Удел Ная), и там душа медленно и мучительно обращается в прах или служит Наю в виде нежити.

13

Аса'ю — одна из Богов-Хозяев, мать рассвета и заката, направляющая и усиливающая магические силы; особым образом связана с Небесной и Лунной Семьёй; единственная из Богов-Хозяев, кто по-настоящему заботится о своих верных.