Контракт на молчание

Александра Гейл

– Это место вы получили за внешность. – Что?! – Я предлагаю вам переспать со мной и навсегда закрыть этот вопрос. Чтобы не думать о том, как бы оно было. Это все упростит. – Я… я не могу… у меня есть жених! – Еще раз подумайте. Иначе работать со мной для вас будет ужасно мучительно.

Глава 3

После совета Боуи проверять сообщения от арабов накануне, я сделала это своей новой привычкой. Как чувствовала. И только поэтому в четверг не проморгала вечернее письмо от Эперхарта. Я вообще не ожидала ничего подобного, потому что целую неделю центр стоял на ушах, занимаясь разруливанием гонкогнского контракта.

Сибил, которая «не может справиться сразу с тремя контрактами», выпросила привлечь нескольких менеджеров к урегулированию вопросов. Но Эперхарт рассудил по-другому и выделил ей наиболее опытных личных помощников, в число которых вошла Элейн. Элейн, которая ненавидела Сибил всей душой. Каждый день за обедом мы слушали ее жалобы на свою временную — какое счастье, что временную! — руководительницу и то, как на них всех орал Эперхарт. В понедельник Элейн докипела до отметки ста пятидесяти градусов Фаренгейта, во вторник — до ста шестидесяти, в среду — до ста восьмидесяти, в четверг — двухста. В пятницу мы ждали, что у нее повалит пар из ушей, потому что контракт еще не готов, несмотря на горящие сроки… И тут Эперхарт кидает гребаный Гонконг и пишет мне:

«Мисс Хадсон, можете объяснить, по какой такой причине я вынужден поднимать свои записи по Эмиратам, чтобы вспомнить, на чем остановились наши переговоры?! Нанимая личного помощника, я рассчитываю, что это облегчит мне работу, а не наоборот. Завтра в половине восьмого утра я жду вас у себя в кабинете. Не вздумайте опоздать.

Р. Эперхарт»

После такого я не выдержала и со стоном сползла вниз по подлокотнику дивана, с трудом подавляя идею еще и накрыть лицо ноутбуком. Разумеется, Клинт тут же поинтересовался моим состоянием, на что я вынуждена была снова промолчать. И уставиться на свежевыстиранный костюм. Я ведь думала, что до понедельника буду предоставлена сама себе, так отчего бы не быть небольшой поблажке?

Дело в том, что на прошлой неделе обещавшийся эксперт Кайеда мне так и не написал. Разумеется, в воскресенье я им на это мягко попеняла. Если честно, эти арабы своей необязательностью начали напрягать даже меня! В понедельник утром я кинула Эперхарту сообщение о том, что нас опять прокатили, зато аналитический отдел сработал как надо: список у меня. В ответ, однако, получила короткое «ок» и молчание длиною в несколько дней. Все знали, что босс нынче живет одним Гонконгом, и я не стала волноваться по этому поводу. Зря.

Зато сравнительно свободное время я постаралась потратить с максимальной пользой. Но, боюсь, не сильно преуспела. Я пыталась разобраться в деятельности компании. Понять, для чего Кайеду вообще понадобилась система. В итоге пришла к выводу, что он хотел то же самое, что сделал для своего острова Эперхарт. Я честно читала материалы и чувствовала, как пухнет голова. Однако стоило попытаться пересказать свои изыскания Боуи, тот лишь тактично улыбнулся, сообщил, что мне стоит лучше разобраться в вопросе, и подогнал новую литературу. Это напугало. Вот как мне вести переговоры и не путаться? Получается, я не способна и двух слов связать.

Кроме того, по совету Элейн, данному за ланчем, ибо более мы не виделись, я начала самостоятельно изучать список конкурентов. Усердно гуглила названия организаций из списка. Но так и не приблизилась к разгадке, к кому из них бегал от «Айслекса» все это время Кайед. Расстроилась, осознав, как мало от меня пока толку.

К среде арабский менеджер написал, что они собрали установку для проведения эксперимента и собираются вплотную заняться ее юстировкой. Коннор махнул рукой и сказал, что это так себе достижение. Юстировка — и есть самая сложная часть. То есть они фактически вставили в линзы железяки, прикрутили их и сказали, что они молодцы.

В семь двадцать ужасно невыспавшаяся (пришлось до ночи перебирать гардероб в поисках более-менее консервативного наряда, не включающего в себя вещи дня знакомства, — уж больно свежи впечатления) я поднимаюсь на свое рабочее место за ежедневником, а затем с тяжелым сердцем направляюсь в кабинет Эперхарта. Едва я успеваю занести руку для стука, как слышу:

— Да заходите уже!

Опять я, на его взгляд, слишком долго. Но, клянусь, я не опоздала! Вздохнув, толкаю дверь и натыкаюсь на мрачный взгляд, устремленный прямо на меня.

— Список, — Эперхарт прямо с порога протягивает руку, и я как можно скорее выуживаю из ежедневника сложенный лист.

Он выдергивает его с такой силой, что держи я покрепче, могла бы лишиться руки. И присесть мне босс не предлагает, вселяя надежду на то, что собирается закончить со мной как можно быстрее. Просматривая названия организаций, Эперхарт молчит, вынуждая меня разглядывать кабинет. Смотреть на его хозяина я не решаюсь. И инстинктивно чувствую, что сейчас он не в том настроении, чтобы оценить мои попытки проявить внимание к его деятельности, даже пусть и рабочей. Но все это ничуть не мешает мне заметить угольно-черный костюм и черно-серый галстук. Довольно траурно. А если учесть, что на мне маленькое черное платье… хоть на похороны. Моей карьеры, например.

Внезапно босс приходит в движение, заставляя меня вздрогнуть, срывает телефонную трубку и по памяти набирает телефонный номер.

— Привет, Сержио, это Эперхарт, — говорит он. — Тебе на пару со мной Кайед голову морочит?

Из динамика раздается неразличимое бормотание. А у меня отвисает челюсть от такой прямолинейности. И того, что босс только что позвонил кому-то из своих конкурентов в без малого восемь утра.

— Значит, так. Если до конца недели не определится, то мы поднимаем ему цену на десять процентов. Советую сделать то же самое. Если нет, то мы в пролете, а вы подмазали одну вконец обнаглевшую арабскую задницу.

Теперь слышится смех и, кажется, обещание последовать примеру. Я не могу вовремя подавить улыбку, и Эперхарт бросает на меня не слишком дружелюбный взгляд.

— Вот и проверим, насколько добрые мы с тобой друзья. Давай, на конференции увидимся.

Эперхарт кладет трубку, а затем поднимает на меня глаза и барабанит пальцами по столешнице. Я молчу, не зная, что сказать или сделать. Он только что играючи расправился со списком при том, что я убила на него без малого неделю. Конечно, я не могу действовать с конкурентами так свободно, как Эперхарт, но у меня не вышло даже определить нашего конкурента! Или я слишком многого не знаю?

— А вы не ответили на мое письмо, Хадсон. Или вас тут принято называть иначе? Валери?

Эперхарт откидывается на спинку кресла, скользнув по мне оценивающим взглядом, скрещивает руки на груди. Он не мог не заметить, что я всю неделю рассекала по офису в набившем оскомину бесполом брючном костюме, но к нему в кабинет явилась в платье-футляре. Оно приличное, но оно платье. И по фигуре. Я ненавижу свое решение постирать костюм в четверг. Ну что мешало отложить всего на один день и перестраховаться?

— Хадсон подойдет, — говорю я, но вспоминаю о том, что ответы он любит четкие и однозначные, и поправляюсь: — Но другие зовут меня Валери.

— То есть только мне нельзя? С субординацией у вас еще хуже, чем с ориентированием и пунктуальностью.

— Возможно, вы правы. И мне очень жаль, если я таким образом вас оскорбила. Но называть меня Валери правда не стоит. Как-то это… по-домашнему, не настраивает на рабочий лад. И вы ни на кого из моих домочадцев не похожи.

Мне самой страшно от того, что я несу. Но — о ужас! — в присутствии этого человека у меня будто бы отключается логическое мышление! Итак, согласно оценкам всяких британских и не только ученых, мы откровенно глупеем в обществе людей, нам симпатичных. Пора признать очевидное: каким-то совершенно непостижимым образом Эперхарт мне понравился. И это ничего не значит. Все нормально. Просто гормоны. Это тоже говорят ученые.

— И много у вас этих самых домочадцев? — уточняет зачем-то Эперхарт.

Тут случается секундная заминка, потому что их у меня и правда как-то очень уж негусто.

— Теперь только мой жених.

— Итак, на вашего жениха я не похож. Бог мой, с вами самым невинным образом до такого договоришься, что остается только диву даваться.

Мне приходится облизнуть пересохшие губы и попытаться вернуть разговор в деловое русло. В смысле попытаться оправдаться.

— Боуи сказал, что вы целиком и полностью заняты Гонконгом. И вы не изъявили желания взглянуть на список в начале недели, поэтому я не стала настаивать.

— Хадсон! — Не Валери, ну и отлично. Мне не помешает дистанция. — Я рад, что Боуи для вас нерушимый авторитет, — тянет он ядовито. — Но в таком случае мне непонятно, почему на работу принимал вас я. Или это вы мне нервы таким образом бережете? О, тогда я искренне тронут. Но, право, не стоит, я отлично с ними справляюсь собственными силами.

— И да, отвечая на ваш вопрос, я берегу ваши нервы, — отвечаю я в тон Эперхарту, и уголки его губ неожиданно дергаются вверх, будто он пытается скрыть улыбку. — А теперь можно немного конкретнее, сэр?

— Про мои нервы?

— Не совсем. Про то, как именно мне нужно было действовать в данной ситуации.

— Значит, все-таки про нервы, — тянет он, скалясь в подобии улыбки. — Вы посредник. Это ваша обязанность. Тормошить Кайеда, тормошить меня, тормошить всех, кто участвует в проекте. Вы здесь не для того, чтобы вас все любили: вы здесь, чтобы быть назойливой! Это понятно? Ласковое обхаживание здесь неуместно! А впрочем, — задумчиво стучит он пальцами по столу. — Пожалуй, вас следует проучить. Будете каждый день приходить ко мне с отчетами о выполненной работе в пятнадцать минут седьмого, пока не научитесь.

— Я назойливо присяду, если позволите.

Он делает приглашающий жест рукой, и я почти падаю в кресло напротив начальственного стола, весьма удивленная тем, как один простой разговор может вымотать. По-моему, своими уточняющими вопросами Эперхарт попросту надо мной издевается.

— Простите, но этот трюк вы проделываете со всеми личными помощниками?

Он раздраженно цокает языком, поднимается и наклоняется ко мне.

— Нет, само собой. Вы особенная. Это хотели услышать? — Он говорит это таким тоном, что при его магическом голосе, к которому я, думала, привыкла, это звучит просто преступно. Внутри меня появляется какая-то странная, напряженная пустота.

— Конечно, но не от вас, — выпаливаю я, инстинктивно защищаясь. И, конечно же, нарываюсь на понимающую усмешку.

— Но вы действительно особенная, — продолжает он тем же хриплым голосом, от которого у меня внутри все звенит. — Потому что отвечаете за потенциальный контракт стоимостью два миллиона долларов! — заканчивает он уже с ледяными нотками в голосе.

Я обзываю себя круглой дурой и с трудом возвращаю мысли в нужное русло. Каждый день. Я каждый день буду задерживаться после работы для встречи с Эперхартом и терпеть его намеки, которые ну никак не могут быть случайностью. Ну почему я так охотно ведусь на его провокации?

И вообще, два миллиона долларов?! Неудивительно, что Эперхарт впрягся в это дело лично! Он так и будет меня курировать до самого конца, готовый пожертвовать и Гонконгом, и чем посущественнее!

— Так, теперь что сказал эксперт Кайеда. Я читал письмо, но уже смутно помню содержание.

К счастью, хоть тут я не лажаю: в деталях пересказываю содержание недлинной и нехитрой переписки. Когда дохожу до новости о том, что система еще не готова (не съюстирована, что бы это ни значило), Эперхарт раздраженно цокает языком, фактически доказывая правоту Элейн.

— Сколько времени сейчас в Эмиратах?

— На десять часов больше, — отвечаю я автоматически. — Примерно шесть вечера.

— Это плохо. Ну да ничего.

— Что вы задумали?

Он берет трубку и набирает номер. Опять по памяти.

— Предупредить Кайеда о том, что если он не подписывает с нами контракт до вечера воскресенья по нашему времени, то будет вынужден либо платить больше, либо начинать переговоры с другой компанией, конечно.

— Вы так уверены в «Имаджин Аксесорис»? — уточняю я, не решившись называть некоего Сержио по имени.

— Так-так-так, — довольно тянет Эперхарт. — Кто-то навел справки о конкурентах? Сержио льстивый и трусливый прохвост. Он со мной тягаться не станет. И он мне задолжал.

Это интересно, но спрашивать напрямую я не решаюсь, тем более что в трубке раздаются гудки.

— Господин Кайед, это Эперхарт, — начинает он радушно. — Надеюсь, я не слишком поздно. Увы, у нас срочные новости. В связи с изменениями политики компании, со следующей недели стоимость работ по всем новым контрактам будет увеличена на десять процентов от той, что была выставлена вам два месяца назад в квотейшене.

Несколько секунд ничего не происходит, потому что бедный собеседник переваривает информацию. А я готова хлопать в ладоши из-за вербального шлепка на тему «Ты два месяца тянул с подписанием контракта? Получай, пес!». Боуи говорил, что Кайед рассчитывал на скидку, а тут все в точности до наоборот!

— Надеюсь, эта новость не поставит под угрозу наше возможное сотрудничество, — невинно заканчивает Эперхарт. — Да, разумеется, я понимаю, что обстоятельства вынуждают вас обсудить все в совете директоров, мы ждем ваше решение.

С этими словами он кладет трубку, а я всерьез начинаю нервничать.

— Мистер Эперхарт, но если арабы все же уйдут к конкурентам, то какова будет моя роль?

— Грустная у вас будет роль, Хадсон. Нужно сделать так, чтобы не ушли.

— Да, сэр, — отвечаю я единственное, что уместно в данной ситуации.

— Бог мой, всю жизнь бы слушал. Только б еще обещание выполнилось, — язвит Эперхарт, оглядывая меня с ног до головы. — Смотрю, вы вернулись к своему прежнему амплуа.

— Решила побаловать себя в честь пятницы. Я свободна?

— Вы сделали такой вывод из-за реплики по поводу вашего внешнего вида?

— Н-нет. А может, и да. Потому что это уже не рабочий вопрос.

— Очень даже рабочий.

В этот момент Эперхарту на почту падает письмо, и он отвлекается на него, будто десять секунд назад не потешался надо мной всеми возможными способами.

— Спешу разочаровать вас: сегодня вы выйдете из этого кабинета только для того, чтобы сделать нам обоим по кофе. Еще, быть может, на ланч, но только в том случае, если я буду вами доволен. Вас ведь при вашем профессионализме не оскорбляет перспектива сделать кофе? Мой секретарь в заслуженном отпуске, иначе я бы не стал подрывать ваш авторитет столь чудовищным способом.

— Нет, сэр. Я могу сделать кофе. — Я готова сделать очень много кофе, лишь бы оказаться от вас подальше. — Сейчас?

Он переводит на меня взгляд и моргает, будто силясь понять, что я сказала. Мыслями он застрял в письме.

— Да.

Кабинет я покидаю с облегчением. И отчего-то обнаруживаю, что руки трясутся. Стоит мне приблизиться к кофемашине, как открывается дверь и заходит Боуи. Мы секунду глазеем друг на друга, а потом я пожимаю плечами.

— Гонконг повержен. Ясно, — комментирует Боуи. — Как непривычно прийти не первым.

— Думаешь, я не сломаю эту штуку? — спрашиваю я, осматривая кофемашину с разных сторон.

— Ой нет. Лучше я тебе сначала покажу, иначе Эннис убьет нас всех.

— Эннис — секретарша Эперхарта, которая в отпуске? — задаю я очевидный вопрос. — Ты о ней не упоминал.

— Все просто: мы не ладим, — выдавливает кислую улыбку он, но быстро цепляет на лицо привычно серьезное выражение. — Но когда она здесь, у меня меньше работы, и это несомненный плюс.

Я искренне под впечатлением от того, что Боуи с кем-то не ладит, но…

— Я не не сумел с ней поладить, я не пытался, — и отворачивается.

А я все еще под впечатлением, между прочим. Даже когда возвращаюсь в кабинет Эперхарта, мыслями витаю в приемной. Что должно быть такого в этой Эннис, что оттолкнуло Боуи? Я же каким-то образом умудрилась понравиться ему с первого дня знакомства… Однако я замечаю, как наш СЕО бестолково крутится на стуле в ожидании то ли звонка, то ли кофе, то ли еще чего-то и инстинктивно напрягаюсь снова.

— Как вам остров? — включается босс, стоит мне поставить на стол две чашки с крошечными дольками шоколада на блюдцах.

— Изумительное место, — отвечаю я искренне и, подумав, решаюсь спросить. — Одного не пойму: здесь отличный климат, имеется весьма развитая инфраструктура, но место не туристическое. Как так получилось?

Эперхарт хмыкает и разворачивает свое кресло к окну.

— Из-за вот этого красавца, — отвечает он, указывая подбородком вдаль.

Я удивленно моргаю, силясь понять, кого он назвал красавцем, но когда перевожу взгляд со своего без всяких сомнений симпатичного начальника на окно — не о себе же он, в самом деле! — ощутимо вздрагиваю. Он говорит про вулкан.

— Д-действующий? — спрашиваю я, вмиг осипнув.

— Хадсон, а вы побледнели, — подмечает Эперхарт. — Интересное разнообразие. — Я не удерживаюсь от убийственного ответного взгляда и спешно делаю глоток кофе. — В последний раз он извергался в пятидесятых. А остров недостаточно велик, чтобы в случае извержения инфраструктуру не снесло потоком магмы.

— Но «Айслекс»…

— Снесет точно так же, как и все остальное, — пожимает плечами Эперхарт. — Многие считают меня безумцем, но если наш друг проснется теперь, он меня уже не разорит.

— А люди?! — Мой голос взвивается на октаву.

— Спокойнее, мы круглый год следим за температурой вулкана. И у нас есть все средства для экстренной эвакуации людей, включая ежегодные репетиции. Я не жажду заиметь репутацию убийцы, — по-прежнему невозмутимо говорит босс.

— Конечно нет, сэр, — киваю я, поражаясь собственной глупости.

Минуту мы в молчании пьем кофе, после чего я решаюсь на еще один вопрос.

— Мистер Эперхарт, не могли бы вы удовлетворить мое любопытство?

Он усмехается, но смотрит на меня вполне себе благодушно.

— Именно этим я занимаюсь уже минут пятнадцать.

— Как вы узнали, кому следует звонить из списка? — Я стараюсь не придавать значения его шпильке. Видимо, это его манера общения.

— Никак, мисс Хадсон. Повезло. Просто с остальными даже пытаться бесполезно.

Тут я выдыхаю с облегчением, потому что, выходит, не облажалась, когда пыталась сопоставить все факты и вычислить, кто составил нам конкуренцию в глазах Кайеда.

— Итак, восемь тридцать, — неожиданно хлопает в ладоши Эперхарт, и тут оба его телефона взрываются звонками. Не от Кайеда, конечно.

Минут двадцать я сижу в собственном телефоне, бесцельно снимая почту и вообще не особо представляя, чем заняться, пока Эперхарт раздает распоряжения. Потом начинаю с вожделением посматривать на дверь. И тогда босс натурально грозит мне кулаком, не прерывая своего монолога. И он абсолютно прав, потому что еще через десять минут нам перезванивает Кайед с просьбой обсудить некоторые детали с его экспертами.

***

— Я хочу, чтобы вы отчетливо понимали, что происходит, — негромко и вкрадчиво начинает Эперхарт, едва повесив трубку, но даже не убрав с нее руки. — Сейчас Кайед будет выбирать между нами и «Имаджин Аксесорис», поймет, что это такой заговор, но все равно постарается дать контракт одному из нас до понедельника. Это означает, что мы с вами, а также юристами, научными работниками и вообще всеми, кто понадобится, останемся здесь, пока не подпишем бумаги. А мы их подпишем.

Он смотрит прямо мне в глаза, не мигая, и я невольно сглатываю ком в горле. Не понимаю, что именно от меня требуется, но облажаться никак нельзя.

— Эксперт вовсе не Кайед. Он едва ли так же хорош в английском, да и мне не по статусу с ним общаться. Говорить будете вы. Помнится, в резюме вы мечтали о синхронных переводах? Ими вы сейчас и займетесь.

— Получается, мне придется переводить для вас арабскую речь? — удивляюсь я.

— Отчего нет? Сообщите, что вы на громкой связи, что у вас тут собственные эксперты, которые будут консультировать. И идите сюда. Лучше, чтобы он не слышал, что я говорю!

Мне приходится обойти стол и найти в письме номер телефона некоего доктора Саджана.

— Готовы? — кривя губы в улыбке, спрашивает Эперхарт. — Это обязано быть интересным.

Щелчок — и я слышу арабское приветствие и спешно:

— Доктор Саджан, ас-саляму алейкум, вас беспокоит Валери Хадсон, «Айслекс»…

На Эперхарта я стараюсь не смотреть, вкратце обрисовываю ситуацию, хотя Кайед уже наверняка ввел всех своих сотрудников в курс дела. А дальше начинаются вопросы, требования каких-то расчетов и точностей, которые я, не спрашивая разрешения Эперхарта, записываю на одном из листков, прихваченных с его стола. Спустя пятнадцать минут подробных объяснений того, что они хотят получить, я начинаю понимать, что происходит: Кайед сравнивает наши возможности с «Имаджин Аксесорис». Они собираются прогнать нас через вычислительный ад за оставшиеся двое суток. Мне не нужно оборачиваться к Эперхарту, я и без того понимаю, что он ужасно зол. У Кайеда было два месяца на то, чтобы заставить «Айслекс» посчитать все и чуточку больше, но он тянул. Я ошиблась: это не менталитет, это что-то личное. Возможно, даже определенная стратегия, как подозревал Боуи.

Стоит мне положить трубку, как Эперхарт хватается за свой телефон и набирает научный центр. Но оттуда новости неутешительные: с легкой руки Сибил почти все переброшены на Гонконг, эксперимент в чистой комнате [помещение, в котором искусственным образом достигается минимальная концентрация пыли воздухе], где с телефонами, мягко говоря, сложновато.

— Но не обязательно же привлекать главных, — предлагаю я, едва злющий босс кладет трубку. — Давайте позвоним Челси.

— Чтобы он по неопытности налажал в расчетах?! И кто такой этот Челси?

— Доктор Челси, он как раз турбулентщик. Проводил мне экскурсию по научному центру. Давайте он рассчитает параметры, а потом я съезжу на лазер и передам эти расчеты его руководителю, раз вы ему не доверяете. Так будет быстрее и меньше отвлечет от Гонконга.

— Черт с вами, звоните, — соглашается Эперхарт, подумав не дольше нескольких секунд.

Я набираю Челси на своем телефоне и включаю громкую связь.

— Валери, — неприкрыто удивляется он в трубку.

Эперхарт издевательски артикулирует мое имя и закатывает глаза. Я краснею как помидор.

— Да. Добрый день. Челси, у меня будет к вам просьба в рамках эмиратского контракта. Есть параметры турбулентности, с какой погрешностью…

— Все не так, — перебивает меня босс. — Челси, это Эперхарт. В данный момент активнейшим образом ведутся переговоры по Эмиратам. Задание первостепенной важности. В рамках работ требуется компенсировать аберрации до седьмого порядка: какими средствами это сделать, есть ли у нас они, а если нет — где проблема и какова стоимость приобретения подходящего оборудования. Если справитесь с заданием за час, будете включены в группу людей, ответственных за “Эмираты”. Контракт на два миллиона долларов. Думаю, мне не нужно пояснять, что это значит.

— Будет сделано, сэр, — говорит Челси и тут же отключается, явно спеша приступить.

Я кладу трубку, все больше удивляясь этому дню и моему невозможному боссу. Мне еще учиться и учиться искусству ведения переговоров.

— К черту вашу вежливость, когда важен результат, Хадсон, — рычит на меня Эперхарт, стоит нажать отбой. — У вас час на то, чтобы найти в научном центре человека, который передаст Гаррисону, что нужно взять трубку.

Идея приходит мне в голову довольно быстро, но с реализацией есть проблемы. Элейн, на которую я надеялась (ведь она нынче «на Гонконге»), осталась рулить в административном здании, а потому у меня одна надежда, и она вовсе не внушает оптимизм: Сибил. Если кто и не расстается с телефоном, то это менеджер проекта.

— Ты с ума сошла, Валери? — едва услышав просьбу, гневно интересуется она. — У нас горят сроки по проекту на полтора миллиона долларов. Нет, я не позволю отвлекать своих экспертов!

И она вешает трубку. Мы с Сибил едва пересекались только в кафе, пару раз буквально, но я с чистой совестью готова утверждать, что уже ее ненавижу. Но Эперхарту я на его же «подружку» не жалуюсь, мало ли как он это воспримет. Спустя пятьдесят минут после звонка Челси я молча покидаю начальственный кабинет и беру гольф-кар. Ох, надеюсь, я правильно помню расположение полигона.

Усевшись за руль гольф-кара, я вдруг понимаю, что понятия не имею, как им управлять. Впрочем, у меня никогда не было проблем со средствами передвижения (велосипеды не в счет), и в скором времени я нахожу способ заставить маленькую машинку «побежать». Немного сноровки, и мне даже нравится. Всяко лучше, чем бежать на каблуках.

Челси выскакивает мне навстречу, прекрасно понимая, насколько я спешу.

— Валери? — удивленно оглядывает он меня. — Я еле узнал тебя.

Неожиданно он расплывается в улыбке, а я смущенно краснею, потому что прекрасно понимаю: в прошлый раз я была в костюме, цвет которого делает меня блеклой и невыразительной, с туго скрученными на затылке волосами и без следа косметики на лице. А сегодня, в платье, мне пришлось подкраситься, потому что в черном, да без косметики, я выгляжу попросту болезненной.

— Можешь сделать одолжение? — прошу я проникновенно, взмахивая ресницами. Эта идея пришла ко мне внезапно, и не очень понятно, как я раньше до такого не додумалась. — Съезди со мной на установку и обсуди расчеты с Гаррисоном. Так будет намного быстрее.

На лице Челси появляется беспомощное выражение, и он, конечно же, кивает. Стоит забраться в гольф-кар, как парень признается:

— Я здесь два года, но еще ни разу в таком не ездил, — хмыкает он. — Сегодня день открытий какой-то. Хотя, ты знаешь, обычно на этих штуках разъезжают менеджеры с горящими глазами. У нас, простых смертных, работа поспокойнее будет.

— Я сама в шоке, что со мной происходит что-то подобное, — признаюсь я искренне и трогаю с места на этот раз так, будто всю жизнь только этим и занималась.

— Эй, полигон в другой стороне!

Я лихо разворачиваюсь, но Челси уже не остановить. Он не перестает надо мной подтрунивать до самого пункта назначения. Однако у него это выходит совсем не обидно, не как у Эперхарта. И мне даже приходят в голову остроумные ответы, чего в присутствии начальника не случается в принципе. Споткнувшись об эту опасную мысль, я немного мрачнею.

— Гаррисон выйдет?

— Оч-чень сомневаюсь. Он не в курсе, что мы здесь.

— Тогда придется идти внутрь, — отвечает Челси, странно покосившись на мою юбку. — Нужно надеть костюмы.

С этим словами он достает из шкафчика два белых нечто, напоминающих скафандры. И мне становится понятен его взгляд на мою юбку: если поверх брюк такое надеть не проблема, то с платьем все не так просто.

— Отвернись, пожалуйста, — говорю я смущенно, и Челси понятливо отворачивается.

Мне приходится подтянуть юбку повыше и натянуть «скафандр» поверх. Это все же лучше, чем раздеваться полностью. Когда я прячу волосы под шапочку почти как у шеф-повара и цепляю маску, замечаю, что Челси мог видеть все манипуляции в темном стекле небольшого оконца. Об этом придется подумать потом.

— Я готова, — отвечаю, с трудом выдавливая улыбку.

— Нам туда, — указывает пальцем на оконце Челси. — Когда окажемся внутри, не садись. Здесь лазерный луч невидимого диапазона, и, если окажешься в нем, рискуешь лишиться глаза.

С этим «радужным» напутствием Челси ступает в тамбур между двумя дверями, и включается сильный поток воздуха, сдувая с парня все пылинки. Распечатки с расчетами он держит так, чтобы на них тоже попадало. Я следую его примеру и только потом захожу в чистую комнату.

Людей внутри не видно из-за нагромождений разного рода железяк, но слышно. И все же без Челси я бы попросту не нашла дорогу. Внутри «труб» идет лазерный луч, на котором тестируется оптика для Гонконга, если верить моему сопровождающему. В некоторых местах он идет открыто для записи данных.

За масками лица распознать непросто, но едва нас заметив, Сибил вскрикивает:

— Невероятно! Валери, я же сказала, что не позволю отвлекать экспертов.

— Да, я помню, но таковы прямые указания мистера Эперхарта, — отвечаю я ей нейтрально. И не извиняюсь. Сдается мне, Сибил умеет работать, но только в ущерб всем остальным. — Доктор Гаррисон, можно попросить вас взглянуть на расчеты для Эмиратов?

— Конечно, мисс Хадсон, все равно в данный момент ребята юстируют другое плечо системы.

Он кидает на Сибил многозначительный взгляд, и та поспешно отворачивается. Чувствую, мне еще не раз аукнется эта выходка, но каков выбор? Пока Гаррисон с Челси обсуждают расчеты, черкая что-то прямо поверх напечатанного, я стою рядом и думаю о том, что этот день какой-то совсем уж сумасшедший. Еще нет и двенадцати, а я уже успела провести первые в своей жизни переговоры с арабами, научиться водить гольф-кар, найти нового приятеля (Челси) и нажить врага в лице Сибил. Насыщенно, ничего не скажешь.

— Спасибо, доктор Гаррисон, — наконец бодро говорит Челси и, получив свою заслуженную похвалу, направляется к выходу.

— Пойдешь со мной к Эперхарту? — предлагаю я, направляясь обратно к гольф-кару. Я всеми силами стараюсь не обращать внимания на образовавшиеся на юбке двусмысленные заломы.

— Я? — если предложением посетить лазер я его удивила, то на этот раз и вовсе лишила дара речи.

— Мне эти расчеты не представить, — пожимаю я плечами. — А если у него возникнут вопросы, будет намного быстрее обсудить все не по телефону.

— Не помню, чтобы к Эперхарту ходил кто-то из наших, кроме Гаррисона.

— Я отвечаю за этот контракт, — пожимаю я плечами. — И я считаю, что это необходимо.

— Ну… ладно.

Карточка Челси не срабатывает в административном здании, лишь подтверждая его слова о том, что ученых у нас не больно привечают. Но я ухитряюсь уболтать охрану позвонить Боуи и заставить пропустить нас обоих. Эперхарт тоже не приходит в восторг от вида Челси, но, ни слова ни говоря, отправляет меня варить всем по чашке кофе.

— Если вдруг в понедельник я не явлюсь на работу, то знай, что меня прикончила Сибил, — сообщаю я Боуи.

— Что там с ней? — Парень даже отрывается от бумаг.

— Взбесилась, что я «отвлекла эксперта».

— Ну да, весь «Айслекс» должен работать на нее одну. Это же Сибил. Не завидую тебе: как перейдешь к менеджерам, такое начнется…

— Что?

Я чудом не опрокидываю чашку. И только тогда понимаю, что, если мы получим контракт от Эмиратов, я действительно перейду к менеджерам. Но я не готова, и вообще там царство Сибил! В кабинет Эперхарта я возвращаюсь мрачнее тучи. Менеджеры, да еще и без Элейн, с которой мы успели практически подружиться, занимают все мои мысли. К счастью, мое участие не требуется, поскольку нынче соло Челси. Они с Эперхартом склонились вдвоем над расчетами и что-то обсуждают. Что-то, моим гуманитарным мозгам недоступное.

— Хадсон, звоним в Дубай! — наконец велит босс.

Остаток дня проходит не менее интенсивно. Приходится наведаться к юристам, финансистам, аналитикам и еще много кому. Я едва нахожу время, чтобы черкнуть Клинту о том, что меня сегодня не ждать — похоронена на работе.

И только в десять вечера, когда мы с Эперхартом нависаем над телефоном, чуть не стукаясь головами, наш крайне нерешительный заказчик подтверждает, что контракт подписан и будет выслан факсом юристам для того, чтобы и наш большой босс поставил на бумаге свою закорючку. В этот момент Эперхарт нажимает кнопку на телефоне, отключая звук, и издает свое победное «да». Отпускает.

— Благодарю, господин Кайед. Детали обговорим в понедельник и вышлем вам подписанную обеими сторонами копию.

— Эперхарт, — вдруг совершенно серьезно говорит Кайед. — Очень надеюсь, что вы действительно так хороши, как о себе думаете.

Тот, впрочем, не отвечает, лишь лаконично прощается. Звонок сброшен, и я впервые понимаю, насколько сильно дрожат у меня колени и не только. Этот день меня не пощадил: волосы растрепались, губы я искусала, съев всю помаду, а о том, чтобы обновить, и речи идти не могло. Ах да, и платье помялось еще с самого утра. Но все это мелочи. Я до последнего не была уверена, что у нас получится, хотя Эперхарт немного расслабился, уже когда Кайед затребовал электронную версию контракта. Но кто мешал сделать то же самое с Сержио и сравнить условия? В общем, отпустило меня только теперь. Внутри поселилось чувство усталого ликования, от которого до полного понимания, впрочем, мне было еще очень далеко.

— Невероятно, — наконец нахожу я в своем измученном мозгу подходящее, пусть и довольно банальное слово.

Повернувшись к Эперхарту, я замечаю, что он смотрит на меня с улыбкой. То ли от темноты, то ли от чего-то еще, но сейчас его глаза темные, почти черные.

— Классное чувство, да? — негромко тянет он.

— Да, — выдыхаю я, зачарованная моментом.

А в следующий момент его губы врезаются в мои в дикой, безумной ласке. Я еще не успеваю сообразить, что происходит, но уже открываюсь ему навстречу и чувствую пьянящее касание языка. А затем меня одолевает мысль о том, как все это неправильно, что нужно это прекратить, но внутри какое-то странное, сладкое чувство, которое обещает что-то совершенно необычное и буквально сбивает с ног своей силой. Мне приходится схватиться за плечи Эперхарта, чтобы удержаться здесь, в этой реальности. И… все заканчивается быстрее, чем я ожидала, и без моего участия. До того, как я успеваю понять, что это вообще было.

— Я… я не… — начинаю я, хоть и не представляю, что следует сказать. Меня до краев заполняет запах потрясающего мужского парфюма — кажется, он теперь проник в каждую мою клеточку. И это нельзя не почувствовать даже с расстояния. Только теперь наваливается ужасающее в своей полноте чувство вины перед женихом.

— Не думайте об этом слишком много, Валери. Просто адреналин.

И так он мне это объясняет? Я, дрожа, опускаюсь на стол, пока он направляется в приемную и зовет Боуи. Боуи, черт возьми, который все это время был за стенкой и мог войти в любой момент. Я едва успеваю выпрямиться и придать лицу нейтральное выражение, как они возвращаются уже вдвоем с бутылкой шампанского в руках. Этот день — для меня во всем слишком.

***

Я была уверена, что после поцелуя Эперхарта уже не оклемаюсь, и когда ребята, дожидавшиеся меня в приемной, пригласили отметить событие в баре, чуть не застонала от облегчения. Возвращаться к Клинту не было никаких сил. И совершеннейшей неожиданностью явилось то, что по мере рассказа о прошедшем дне напряжение начало отпускать и появились силы взглянуть на произошедшее с улыбкой. Быть может, Эперхарт прав и это действительно реакция на стресс. Странная, но не необъяснимая. Я же точно так же чувствовала себя грозовой молнией, жаждущей куда-то разрядиться. После поцелуя напряжение трансформировалось во что-то иное, не менее опасное, но ко мне возвратилась способность двигаться. А раз подписание контракта у меня будет всего одно, то и подобной ситуации не повторится. Здорово я придумала, да? Еще бы в это поверить.

— Я… я никогда ничего подобного не видела. Ни в чем таком не участвовала, — говорю я, задыхаясь, заплетающимся от эмоций и алкоголя языком. — И я вообще не представляю, как буду справляться дальше, и, наверное, Сибил сожрет меня с потрохами, но сейчас… это такое потрясающее чувство. Как будто я часть чего-то.

Элейн в этом месте качает головой и улыбается. Поначалу я почувствовала исходившее от нее напряжение: я получила контракт слишком быстро, и пусть это не моя заслуга (объективно почти все указания исходили от Эперхарта, а я по ходу лишь пару дельных мыслей ввернуть успела), но все же у меня имеется контракт. У нее — нет. Но осознав, как я обескуражена таким поворотом, подруга оттаяла.

Боуи участливо гладит меня по плечу и подливает текилы.

— Дыши, — напутствует он, не скрывая улыбки.

— И Эперхарт… нет, он, конечно, со странностями, но я не видела человека, который бы делал свою работу так хорошо. Сначала я думала, что ему все вот это досталось, но…

— А вот тут стоп, — смеется Боуи. — Не идеализируй Рэперхарта. Его отец щелкал лазерные резонаторы как орешки и действительно сколотил отличное состояние, которое оставил своему единственному сыну.

— А что с ним случилось? — Я сглатываю, потому что внезапно осознала, сколько между нами общего.

— С отцом Рэперхарта? — уточняет Боуи. — Его выкинул из бизнеса партнер, и тот не пережил предательство. После этого Рэперхарт сделал все, чтобы пустить по миру недобросовестного ученого. Пользуясь отцовскими наработками и связями, он создал «Айслекс», безжалостно демпингуя цены, подмял под себя всех клиентов бывшей фирмы отца, а потом задумался, что делать дальше… и пошел на расширение. Не очень лестная история.

— Вообще-то лестная. Он любил отца, все объяснимо.

— А если я скажу, что тот партнер пустил себе пулю в висок?

— А он это сделал?

Боуи морщится.

— Нет. Но он оставил его без последних штанов и с закладной на дом. Если так посмотреть, Эперхарт сделал точно то же самое, что и этот тип. Но не просто вышиб из бизнеса, а разорил!

— По другой причине! Цель все решает! — горячусь я.

— Ты неправа!

— Ребят, брейк, мы все слишком пьяные для серьезных философских споров, — машет руками Элейн. — Сойдемся на том, что Рэперхарта не надо идеализировать. От таких людей лучше вообще держаться на расстоянии. Иначе кончишь как Сибил.

— А с Сибил пора кончать? — хмыкает Коннор. — Что-то я пропустил.

— Да ты посмотри: она же вся извелась от того, как охладел к ней босс. Целую неделю наблюдаю, как она ужом вертится, силясь вернуть его внимание. Просто фу. Жалкое зрелище.

Тревожный звоночек появляется и тотчас пропадает в алкогольной дымке, как и многое другое. Например, причины, по которым я набросилась на Боуи, защищая его непосредственного начальника.

— Ты это серьезно? Я только сегодня видел, как они вместе выходили из машины, — восклицает Коннор.

— Ты вообще слышал о женской интуиции? — спрашивает Элейн, тыча себя в грудь.

Коннор, иронично усмехаясь, ставит локоть на стол и упирается ладонью в подбородок. Взгляд направляет именно туда, куда показывает Элейн.

— Еще как слышал и даже повидал.

— Да ты…Какой же ты ужасный!

Элейн обиженно взмахивает рукой и задевает бокал с вином. Пытается поймать, но делает только хуже, и в итоге по ее белой блузке расплывается темно-алое пятно. Коннор предлагает помощь в промакивании ее «интуиции». Раззадоренные алкоголем, мы хохочем просто до упаду. Мне кажется, что я никогда не остановлюсь, но затем поворачиваю голову к окну, около которого мы сидим, и вижу скрипящего зубами Клинта.

Веселье как рукой снимает, и я пулей вылетаю из бара.

— Клинт! — восклицаю я настолько виновато, будто действительно сделала что-то предосудительное. В общем-то, конечно, сделала, но уж точно не сейчас.

— Валери, — как-то странно говорит он. — Я был уверен, что ты на работе. Если ты просто хотела встретиться с друзьями, то могла бы прямо об этом сказать, чтобы я не переживал.

— Я была на работе еще час назад, просто сегодня произошло нечто очень важное для меня, и они позвали это отметить. Мне очень жаль, что я не могу обсудить это с тобой, а если совсем ни с кем не поговорю — просто взорвусь. Понимаешь?

Он как-то устало прикрывает глаза:

— Да-да, твой контракт, я знаю, — и засовывает руки в карманы, словно обороняясь.

— Что это значит? — хмурюсь я.

— Я не могу тебя винить, но неужели ты думаешь, что нужно скрывать вообще все? Неужели думаешь, что я пойду трепать языком? Да с кем? Я вообще на целом острове никого не знаю.

— Клинт, опомнись, — ахаю я. — Неустойка по моему контракту составляет пятьдесят тысяч долларов! Это большие деньги. Ты это знал, ты меня уговаривал…

— Но мы не просто не разговариваем, ты начала скрывать, что встречаешься с друзьями! Разве нельзя сказать даже это?

Удар достигает цели, и мои щеки окрашиваются ярким румянцем. Наверное, мне стоило сообщить Клинту, но ребята позвали меня в бар буквально на час и так поспешно. Ничего предосудительного мы не делали, так зачем писать об этом? Можно подумать, мой любимый человек отчитывался передо мной за каждую встречу со знакомым. Отнюдь. И я никогда не устраивала ему по этому поводу истерики. Я даже не думала, что так делается. Разве это здорово?

Или я не хотела ему писать именно из-за поцелуя Эперхарта, который заставляет меня чувствовать за собой вину?

— Я не врала тебе. Сегодня был подписан контракт, за который я отвечаю, — говорю я и ненавижу себя за этот прогиб. — Это, быть может, самое важное событие за весь мой год на этом острове. Как не отметить? Неужели я должна спросить у тебя разрешения для того, чтобы встретиться с друзьями даже по такому поводу?

— При чем тут разрешение? Ты могла бы просто написать мне. Заканчивается неделя, я все думал, как тебя порадовать в честь выходных. Да и потом, ты сама понимаешь, как здесь порой бывает скучно, просто смс — ничего сложного.

Он застывает, глядя на дверь. Я оборачиваюсь. Боуи с привычной невозмутимостью направляется к нам и протягивает руку моему жениху.

— Привет, ты Клинт, правильно? Валери много о тебе рассказывала. Я Боуи. Работаю с Валери. Присоединяйся.

Тут я не знаю, плакать или целовать Боуи, потому что это я не могу представить Клинту ребят, но сами представиться они вполне способны. Это ничему не противоречит. Придумывая правила трудоустройства, Эперхарт явно не все предусмотрел. Или наоборот. Уточню, как сама разберусь.

Обалдевший от напора личного помощника Эперхарта Клинт пожимает протянутую руку, а я пытаюсь вспомнить, что в действительности рассказывала о своем женихе ребятам. И вовсе не много, потому что все они вроде как одинокие, а таких рассказы о счастливых парочках не особо радуют.

— Ребята, это знаменитый Клинт, — проводив нас до столика, представляет его Боуи и подтягивает у соседнего столика дополнительный стул.

Ребята немного напряженно представляются по кругу. Они явно видели и поняли, что мы поругались.

— Как тебе на острове, Клинт? — спрашивает Элейн после неловкой заминки. Это, наверное, единственная безопасная тема, на которую можно поговорить, потому что все наши контракты включают в себя пункт о молчании. — Мне было так непривычно первое время.

— Очень красиво, но все дни похожи друг на друга, — немного напряженно отвечает он.

Явно расстроился. Я буквально вымучиваю улыбку, осознавая, что вечер безнадежно испорчен.

— Здесь отличные трассы для велоспорта, — подсказывает Коннор. — По выходным мы с Финли гоняем в сторону вулкана.

— Ух, я бы не смогла, вулкан же действующий… — брякаю я невпопад, зарубая на корню разговор.

— Да брось, он извергался в пятидесятых, проспит еще лет сто. Эперхарт не идиот строить свою империю там, где ее снесет раньше, чем он покинет этот бренный мир, — отмахивается Боуи.

— Даже Эперхарт не может предсказать, когда будет извергаться вулкан в следующий раз, — парирует Элейн. — Кстати, я слышала разговор о том, что в следующие выходные пятнадцатилетие компании. Боуи, как думаешь, приглашены будут только сотрудники? Или можно будет привести «плюс один»?

— Да ты что, планируется нечто совершенно грандиозное, — закатывает Боуи глаза. — Приедет телевидение и толпа аниматоров на любой возраст и образ жизни. Приглашено столько, сколько вообще вместит заказанный лайнер.

— И мы будем в открытом океане? Да ты что!

— Не забудьте запастись приличным купальными костюмами, — подмигивает Боуи.

— А можно и неприличными, — неожиданно вставляет Финли. — Ну, девочкам, — поясняет он неловко.

Все начинают смеяться, и только Клинт сидит с приклеенной вежливой улыбкой на губах.

Когда мы ночью лежим без сна в одной кровати, я вдруг говорю то, чего никак от себя не ожидала:

— Сегодня я нарушила условие своего контракта, рассказав о том, что случилось у меня на работе. Мне очень стыдно, что я поддалась этой слабости только потому, что ты заставил меня почувствовать себя виноватой. Не принуждай меня к этому больше.

— Прости.

Клинт переворачивается на бок, сгребая меня в объятия. А я лежу и чувствую натяжение каждого нерва. И не хочу, чтобы он меня обнимал. Ведь все плохо: мы не пробыли на острове и месяца, как между нами случилась эта размолвка. И я целовалась с Эперхартом. Его запах преследует меня до сих пор, будто я сама им пахну даже после того, как сорок минут отскребала себя в душе. Умом понимаю, что никакого запаха нет и быть не может, но я слишком запачкалась сегодня и не могу иначе. И ничего поделать с этим тоже уже не могу. Предательство или просто адреналин, да неважно, Клинту об этом знать нельзя. Это ничего не значит в любом случае, а боль ему я причинять не стану. Хватит и моей.