Сцепь

Александра Булычева, 2023

Всё началось внезапно. В один из весенних дней начали таинственно пропадать люди. По всей стране, от Пскова до таёжных лесов Якутии, с многолюдных проспектов больших городов, из чахлых деревенек глухой глубинки, с рабочего места, из собственной квартиры исчезло 666 человек. И произошло это в пятницу тринадцатого числа.А ровно через восемь месяцев пропавшие вернулись, и с ними в мир пришла дьявольщина, стали происходить необъяснимые события. В одном из городов все посетители церквей, храмов и часовен ослепли. В другом – из роддомов исчезли новорожденные дети. Где-то – тонны живой рыбы выбросились на берег, где-то – тысячи черных ворон без причины вдруг начали падать на оживленную трассу.Что это? Начало грядущего апокалипсиса или тщательно спланированный террористический акт?

Глава 3. Мария — Кристина

Фамилия Имя Отчество: Мария Витальевна Степанюк

Дата рождения: 19.07.1983

Обстоятельства исчезновения: 13.03.20 в 20.35 вышла из дома, сказав мужу, что отправляется на встречу с подругами в клуб «НочьНик» в городе Верещагино Пермского края. Около полуночи выяснилось, что Мария в назначенном месте не появлялась. Ее телефон был недоступен. В настоящий момент местонахождение женщины неизвестно.

Приметы: рост 161 см, хрупкого телосложения, волосы фиолетово-пепельные, глаза голубые. Иногда носит линзы ярко-фиолетового цвета. На правой щиколотке татуировка в виде фиолетовой лилии.

Одежда: серо-голубой плащ длиной выше колен, темно-синие ботфорты на высоком каблуке, короткие кожаные шорты черного цвета, черные нейлоновые колготки. С собой взяла маленькую черную сумочку со стразами.

Фамилия Имя Отчество: Кристина Эрминовна Амбарцумян

Дата рождения: 08.01.1989

Обстоятельства исчезновения: последний раз Кристину видели 13.03.2020 в 17.02 покидающей ателье «Я Швея», расположенного в Ленинском районе города Пермь. В 17.04 мама позвонила Кристине, но она была недоступна. В настоящее время местонахождение девушки неизвестно.

Приметы: рост 172 см, стройного телосложения, глаза карие, волосы черные волнистые ниже плеч, в день исчезновения волосы были заплетены.

Одежда: пуховик синий до колен, ярко-синий шарф, черные полусапожки на плоской подошве, черный рюкзак.

Об исчезновении Марии Степанюк стало известно полиции утром 14 марта. Заявление подал муж. С его слов, Мария отправилась на встречу с подругами в ночной клуб, поэтому раньше середины ночи он ее не ждал и лег спать. Около полуночи он решил узнать, все ли у нее в порядке. Мобильный был недоступен. Он обзвонил подруг, и все, как одна, утверждали, что Мария на встречу с ними так и не явилась. В последнее время она часто забывала о назначенных встречах с подругами — или делала вид, что забывала, потому никто из них не волновался: подумали, что она осталась дома и отключила телефон. Такое уже бывало — Мария не раз обманывала мужа, поэтому он не заволновался, только разозлился. Злость не давала заснуть всю ночь, а жена так и не появилась.

Полиция сразу отнеслась к заявлению всерьез. Оперативная группа начала обыск близлежащей местности и опросы возможных свидетелей. В первую очередь допросу подвергли мужа, потом подруг, персонал ночного клуба, коллег по работе, соседей. Выяснилось, что несколько месяцев подряд поведение Марии не было типичным, выбивалось за рамки привычного — это заметили все ее знакомые.

На протяжении многих лет Мария работала менеджером по логистике в офисе известной компании. Для этого ей приходилось ежедневно по будням ездить за 130 километров от дома в город Пермь. Но три месяца назад она уволилась, устроилась администратором в салон красоты, и была рада. Рада тому, что стало гораздо больше свободного времени, тому, что отныне не надо было быть на телефоне круглосуточно и решать форс-мажорные вопросы в ночные часы, тому, что ответственность, по сравнению с предыдущей должностью, была крайне мала. Но этот выбор, мягко говоря, шокировал ее окружение. Больше всех ее решение не понравилось мужу. На этой почве возник скандал, но обычной ссорой дело не ограничилось.

Мария, горько говорил муж, словно спятила. Она подстриглась, перекрасила волосы в фиолетовый цвет, стала вызывающе одеваться и не менее вызывающе себя вести. И, похоже, она намеревалась развестись — у нее появились любовники, существование которых она и не думала скрывать от мужа. Ей присылали букеты, каждый день она получала цветы. На требовательные вопросы мужа она притворно злилась или закатывала глаза, говорила, что понятия не имеет, кто это. Муж нанял частного детектива, который, впрочем, не смог внести ясность.

Цветы с романтическими посланиями были только составляющей ее обмана. У нее появлялись новые подарки — дорогие украшения, которыми она, не стесняясь, хвалилась мужу, говоря, что купила их себе сама. Сколько раз муж просил ее образумиться, подумать о семье и сыне, не уничтожать то, что они столько лет создавали вместе. Но Мария усмехалась, говорила, что он себе придумал то, чего нет. Она задерживалась на работе и внезапно уезжала в командировки — когда работала менеджером по логистике. На новом месте работы она тоже задерживалась — якобы, на генеральную уборку рабочего места или потому, что постоянная клиентка очень просила принять ее в ночное время. Мария стала реже бывать дома, в свой выходной она неожиданно уезжала в Пермь по магазинам, но приезжала, окрыленная, без единой покупки. Четыре раза в неделю после работы она ходила на фитнес — вечером, приезжала около полуночи. К ее новому телефону у мужа не была доступа: она установила пароль.

Подруги подтвердили: они давно подозревали, что у Марии кто-то появился на стороне. Но, сколько бы они не пытались узнать у нее подробности, она каждый раз отмахивалась — мол, напридумывали себе, ничего подобного. Тем не менее, она не скрывала новые кольца, серьги, браслеты с драгоценными камнями, носила их гордо, напоказ. Разумеется, никто не верил, что она стала бы покупать себе их сама.

— Это было обидно, — сказала одна из подруг. — Мы много лет были близки, и то, что она не посвятила меня в свои приключения… Было обидно.

От внимания подруг не укрылся и новый образ Марии — яркие фиолетовые волосы, смелая одежда, высокие каблуки.

— У нее горели глаза, она словно светилась изнутри — такая была довольная, — говорила полиции все та же подруга. — Мы ее не узнавали. А ее, наверное, тяготили наши расспросы. Она говорила, что придет время, и мы все узнаем, но не сейчас. Но самым неприятным было то, что она стала забывать про нас, своих подруг. Мы договаривались встретиться в кафе, и, когда все собирались и начинали ей звонить, она извинялась и говорила, что у нее никак не получается. Хотя было очевидно, что она просто забыла.

Сестра мужа поделилась информацией, которая заставила следствие взглянуть на произошедшее с совершенно иной стороны. Однажды она пришла к ним в гости и вызвалась сама налить себе чаю. Случайно открыв не ту дверцу, она увидела на полке пузырёк с крысиным ядом.

— Зачем вам крысиный яд? — спросила со смехом золовка у Марии. — Какие крысы в квартире?

Реакция Марии не давала ей покоя многие месяцы. Мария испугалась, но тут же взяла себя в руки. Купила на дачу — быстро сказала она, отводя глаза. Затем выхватила бутылёк и кинула его себе в сумку.

— Она хотела убить моего брата. Я ему об этом сказала, но он не поверил, смутился. Просил не лезть не в свое дело.

Если муж знал о том, что жена собирается его убить, если он был обижен на нее, не мог ли он сам быть причастен к ее исчезновению? Так рассудило следствие, и стало проверять эту версию.

***

13 марта также пропала Кристина Амбарцумян. Она исчезла по пути с работы, и никто не понял, как это произошло.

А 13 ноября, спустя восемь месяцев, Кристина Амбарцумян сама вернулась домой. Но… не к себе домой, к Марии. Потому что Кристина была уверена, что она — Мария.

Дверь открыл одиннадцатилетний сын Марии. Кристина расплакалась, ворвалась в прихожую, стала обнимать ничего не понимающего мальчика, потом увидела себя в зеркале и закричала.

К моменту, когда муж Марии вернулся домой с работы, мальчик окончательно поверил, что эта незнакомая женщина — его пропавшая мать. Но мужчина, ошарашенный видом незнакомки, расхаживающей по дому в шелковом халате исчезнувшей жены, не поверил, да и не захотел слушать никаких объяснений. Он попытался выпроводить ее из дома, а потом вызвал полицию.

Наряд прибыл незамедлительно, не прошло и пятнадцати минут. К удивлению мужчины, вместе с тремя полицейскими к ним в квартиру зашли четыре человека в штатском. Через полчаса приехало еще два человека, чуть позже — еще один в форме. Как потом выяснилось, помимо полицейских компания включала в себя оператора, двух следователей, полицейского психолога, психиатра, врача-терапевта, сотрудника спецслужбы. Сын и муж Марии были в замешательстве, Кристина — в растерянности. Весь процесс безостановочно фиксировался видеокамерой, все внимание было приковано к нашедшейся женщине.

Пока муж Марии безуспешно пытался выяснить, что происходит, психолог и психиатр задавали вопросы Кристине. Глупые и простые, провокационные и, как казалось, не имеющие отношения к делу. Как вас зовут, сколько вам лет, откуда вы родом. Как зовут вашего мужа, как зовут его мать, где вы поженились. Не могли бы вы дать скотч, у вас не найдется аспирина, будьте добры салфетку. Потом вопросы стали более очевидными: психолог пытался выяснить, насколько хорошо Кристина ориентируется в пространстве этой квартиры, которую она считала своей. Ее заставляли показывать, где хранятся новогодние игрушки, бытовые принадлежности, документы. Кулинарная книга, сода, зубочистки. Запасные батарейки, мешки для мусора, лампочки. К ужасу мужа Марии, Кристина безошибочно указывала места, находила несущественные мелочи, которые и сам хозяин квартиры нашел бы с большим трудом. Мужчина подозревал, что за время, пока сын был с ней наедине, эта незнакомка успела обшарить все шкафы и перерыть все вещи — не зря она так легко ориентировалась. Но дальше вопросы психолога стали более личными, и мужчина был крайне поражен тем, что незнакомка знает ответы. Вскоре он сам подключился к допросу, желая раскусить аферистку. Он спрашивал о том, о чем могла знать только его жена.

— Как называется улица, на которой была дача моих родителей?

— Нашел что спросить, — она высокомерно закатывала глаза. — Кленовая.

— Как звали моего питомца, когда мы только познакомились?

— О, это просто. Верх банальности: его звали Кеша. Глупый орущий волнистый попугай, вечно облезший. Думаю, с момента нашего знакомства он не прожил и года, сдох от старости. Или от безысходности.

— Что я подарил тебе в самый первый раз?

— Лучше бы ничего, — фыркала она. — Брелок в виде мягкой игрушки, бело-коричневый барсук. Ты и правда думал, что я буду носить это убожество на ключах? Я сказала, что потеряла, но на деле — вышвырнула в урну, как только ты ушел.

Тон общения между «супругами» не остался без внимания психолога, да и всех присутствующих.

— Какие отношения связывают вас с этим мужчиной? — спросил психолог.

— Отвратительные, — отрезала она, манерно отвернулась от «мужа», потом добавила: — Он мне муж, но из наших отношений давно уже исчезли любовь, теплота, понимание, забота. Осталось свинство. Вранье. Лицемерие. Сплошной обман.

— Что вы имеете в виду? — уточнил психолог.

— Сынок, налил бы ты мне чаю, — попросила она, и после того, как сын сконфуженно вышел из комнаты, посмотрела прямо на психолога. — Измены, вот что я имею в виду.

— Да, ты мне изменяла! — вдруг заорал муж. Похоже, он поверил, что перед ним его жена.

— Изменяла, — брезгливо процедила Кристина, презрительно резанув его взглядом. — Это тот случай, когда грех было не изменять, а я, дура последняя, верность хранила. Вот! — она резко выставила правую ногу, демонстрируя щиколотку, но тут же раздраженно взвизгнула, подтянула ногу назад.

— В чем дело? — поспешно спросил психиатр.

— В этом теле, вот в чем! — она в порыве чувств соскочила с дивана, закричала, обращаясь к мужу: — Расстроен, что я жива? Ненавидишь меня?

— Она бредит, — пробормотал муж, отвел глаза.

— Знаешь, почему я раскрасила белую лилию фиолетовым? — продолжила Кристина. — Потому что моя непорочность растворилась! Это печаль, это бедствие — вот что для меня фиолетовый цвет! Я больше не хочу хранить верность, понял? Ты мне не нужен! Катись сам знаешь к кому!

— О чем вы говорите? — вмешался психолог, отметив, что муж не стал пререкаться.

— О татуировке, — гораздо спокойнее ответила Кристина, напряженно уселась на диван снова. — У меня здесь была лилия, а теперь это, — она махнула рукой возле щиколотки, где черно-белым квадратом отчетливо виднелся QR-код. — Я сделала ее, когда вышла за него замуж. Белая лилия, символ непорочности и чистоты, этой татуировкой я поклялась ему в верности. Но все давно не так.

Она гневно рассмеялась сквозь слезы, закрыла лицо руками. Сын протиснулся мимо людей, подал ей кружку с чаем, и она благодарно улыбнулась, всхлипнув, отхлебнула.

— Я все знаю, — прошипела она через зубы, хлестнув взглядом мужа, а потом обратилась к полицейскому, который сидел на комоде: — Это он меня убил, я уверена. Он заказал мое убийство.

— Вы живы, — осторожно заметил психиатр.

— А мое тело — нет! — рявкнула она. Потом поставила кружку, притянула к себе «сына», закрыла ему уши и шепотом затараторила. — Вчера я шла в клуб, чтобы встретиться с подругами, и в этом переулке на меня напал мужчина. Он задушил меня и сбросил мое тело в мусорный бак. Я скажу, где именно искать, и вы меня найдете. Это он меня убил, — она кивнула на мужа, — он заказал, я уверена.

— Как же вы оказались в этом теле? — психиатр.

— Не знаю. Он, мой убийца, словно появился из темноты, возник из ниоткуда. Я ничего не успела сделать, не успела закричать, потом увидела себя со стороны мертвой, засунутой в мусорный бак. А потом все помутилось. Очнулась я сегодня на парковке. Моей машины не было, и я решила подняться домой. В голове был туман…

— Какое сегодня число? — спросил психолог, когда она замолчала.

— Четырнадцатое.

— Марта? — уточнил психиатр.

— Ну не мая же!

Кристина заметила, как люди переглядываются.

— Нет? А какое? — ее руки отпустили уши ребенка, медленно опустились на колени. Взгляд скользил по лицам.

— Сегодня тринадцатое ноября, — после паузы внес ясность муж.

— Нет, — засмеялась Кристина, но осеклась, посмотрела на психиатра. — Тринадцатое ноября?

Кристину забрали в участок, туда же вызвали ее кровную семью. В участке выяснилось, что на теле Кристины помимо татуировки на ноге есть еще одна подобная — QR-код, на груди. Родные Кристины затруднялись ответить, были ли эти татуировки у девушки до исчезновения или они появились недавно. По картинке на ноге открывалась ссылка на результаты генетического анализа, подтверждающего безусловное родство Амбарцумян Кристины Эрминовны с мальчиком 2008 года рождения. А по картинке на груди ссылка вела к архиву с огромным количеством файлов. Фотографии, видеозаписи, какие-то документы, чеки — в общей совокупности файлов было больше девятисот. Следственной группе потребовалось немало времени, чтобы все это изучить.

***

Жителям Верещагино этот день запомнился, как самый грязный в истории города. Пока следственная группа разбиралась со странным случаем, кругом кипела жизнь. Ранним утром каким-то непостижимым образом вышла из строя канализационная система. Сотни квартир заполнились смердящими нечистотами, которые вырывались наружу из раковин, унитазов и ванн. Вязкие жижи затопляли помещения, поднимались из люков, реками текли по улицам, скапливались вонючими лужами. В течение дня то тут, то там возникали новые аварии. И никто не понимал почему.

А жители Перми чуть ли не поголовно пострадали от какого-то неизвестного вируса — тысячи людей проснулись с утра без голоса.

***

Кристина Амбарцумян была скромной и милой девушкой — так ее характеризовало большинство знакомых. Она работала швеей в небольшом ателье, заказы выполняла качественно, аккуратно и всегда в срок, поэтому была на хорошем счету у начальства. Коллеги отмечали, что девушка вела себя замкнуто, мало рассказывала о себе, да и вообще не отличалась говорливостью, но в целом она была дружелюбной, терпеливой и неконфликтной, умела найти подход к самым разным клиентам.

Следствие опросило родных, и выяснилось, что Кристина больше десяти лет жила отдельно от родителей, однако связь поддерживала только с матерью — и в большей степени по телефону. С отцом девушка наотрез отказывалась общаться. Отец же и вовсе отрекся от дочери, ничего не хотел о ней слышать, не шел на контакт со следствием, аргументируя это тем, что Кристина — уже давно не их член семьи, и никто о ней ничего не знает. Он искренне удивился и рассвирепел, когда узнал, что за его спиной жена продолжала общаться с «предательницей».

В чем же заключалось предательство? История Кристины, замысловатая и трагичная, вероятнее всего, начиналась в детстве.

В 1992 году, когда девочке едва исполнилось 3 года, родители приняли решение переехать из Еревана в Пермь. Кристина росла в среде, которая была далека от армянских обычаев, традиций и устоев, но отец всегда с теплотой отзывался о родине, рассказывал интересные истории, которые девочка с любопытством слушала. Примерно к тринадцати годам Кристина начала понимать, что в сравнении с другими семьями ее воспитывают слишком строго. Ей не позволялось выделяться: нельзя было носить яркую одежду и каблуки, краситься, выщипывать густые брови и ходить с распущенными волосами, нельзя было проколоть уши. В то время, как одноклассницы хорошели с каждым днем, Кристина зарабатывала комплексы, растила в себе неуверенность и убежденность в собственном уродстве.

Отец не разрешал ей выделяться, но не понимал, что своими запретами добивается обратного эффекта. Кристина пыталась объяснить отцу, что уж лучше бы он позволял девочке корректировать внешние огрехи, чтобы сливаться с толпой, ведь среди ровесниц, которые казались Кристине красивыми и взрослыми, ее внешность никак нельзя было назвать типичной. Смуглая кожа, курчавые волосы, постыдно излишняя растительность. В жару девочке приходилось ходить в кофтах с длинным рукавом и в штанах, чтобы никто не заподозрил, как выглядят ее подмышки и ноги без запрещенной отцом бритвы.

Естественно, такой строгий подход к воспитанию без учета окружающей обстановки значительно сказался на самооценке подростка и спровоцировал издевательства сверстников. Над ней насмехались, придумывали обидные прозвища, могли подставить подножку или вытряхнуть содержимое ее портфеля на клумбу в школьном дворе. Кристина не понимала, почему и за что с ней так обращаются, ведь она не сделала никому ничего плохого, а внешность не выбирают при рождении.

Отец объяснял такое поведение подростков несовершенными семейными устоями страны. Дескать, не научили родители своих детей доброте и пониманию, любви к ближнему, скромности и покорности. От этого все несчастья, от этого высокая преступность и жестокость — потому что с детства нет правильного воспитания. Тебе, говорил он, нужно обязательно выходить замуж за армянина. У нас на родине, говорил он, самые лучшие условия для воспитания детей и поэтому самые лучшие люди, справедливые.

— Жалко, что пришлось переехать, — добавлял он и вздыхал.

Когда Кристина окончила школу, ей исполнилось восемнадцать. Она хотела учиться дальше, но отец был категорически против.

— Женщинам ум ни к чему, чем умнее — тем сложнее, — отрезал он, обесценив все уговоры дочери и дав понять, что дальнейший спор бессмыслен.

Не прошло и недели, как отец поставил перед фактом: выходишь замуж. Он нашел для дочери отличного, на его взгляд, мужа. Хорошо зарабатывает, надежный, и родня приличная — отец был хорошо знаком с главой семьи. Собственно, с этим главой они и договорились, по телефону. Сыну пора жениться, дочери замуж — вот и порешали, что всем будет лучше. Только жить молодоженам предстояло вместе со всем семейством в Ереване.

— Это даже лучше, — сказал Кристине отец. — Вернешься на родину, там всегда будешь своей, не то что тут.

Мама плакала, Кристина тоже. У девушки были свои причины: несколько месяцев она была влюблена. С Эльшаном они познакомились случайно, буквально на улице. Хорош собой, на семь лет старше. Казалось, впервые кто-то оценил внешность девушки по достоинству: мужчина не уставал повторять, какая красивая его будущая жена и какие красивые у них будут дети. С утра до вечера она втайне от родителей переписывалась со своим избранником, а несколько раз, отпросившись погулять с подружкой, удалось встретиться с молодым человеком. Они бродили по парку вдали от толпы, много болтали и смеялись.

И вот сейчас настало время признаться отцу. Дрожащим от страха голосом, краснея и запинаясь, Кристина выдала всю правду резко и сразу: люблю другого, замуж не пойду. Узнав, что дочь решила связать свою жизнь с азербайджанцем, а не с армянином, отец взъерепенился. «Кандидат» в мужья не подходил ни по одному из параметров требовательного родителя.

— Другая вера, другая культура — это пропасть, в которую ты собираешься с разбега прыгнуть, — орал отец. — Посмотри на него, он же обычный трудяга на стройке, зарабатывает мало, он будет не способен прокормить семью, не то что обеспечить тебе и детям хорошую жизнь! Ему двадцать пять, а он к своим годам ничего не добился — значит, и не добьется! Выбей эту дурь из головы немедленно, этому браку не бывать! Ты выйдешь замуж за Давида, и потом мне спасибо скажешь!

Отец был непреклонен, и Кристина поняла, что перечить ему было бесполезно — он никогда не смирится с этим, никогда не одобрит выбор дочери. Оставалось только бежать.

Как только ей пришла в голову эта мысль, слезы уступили место зловещей решимости. Ее давно угнетало, что отец все решает за нее, что не считается с ее мнением и желаниями, не прислушивается к доводам и аргументам. Деспотичный тиран привык к подчинению жены и дочери, не допускал другого развития событий, воспринимал покорность как должное. Этот отчаянный шаг в самостоятельность она, возможно, никогда бы не смогла сделать, если бы не любовь.

Извинившись перед отцом и признав его правоту, чтобы не вызывать подозрений, она согласилась на замужество с Давидом. А этим же вечером написала Эльшану, рассказав о ситуации, в которой она оказалась.

Возлюбленный отреагировал быстро, что только укрепило веру Кристины в правильность своего выбора. Вместе они придумали план побега, и задуманное прошло на удивление гладко. Кристина ушла из дома «на встречу с подругой», но назад больше не вернулась, по телефону поставив перед фактом мать, которая умоляла дочь одуматься. С отцом она с тех пор ни разу не разговаривала.

Эльшан занял у друзей денег и снял квартиру, пообещав, что найдет более оплачиваемую работу в кротчайшие сроки. А Кристина сменила номер телефона, чтобы до нее не могли добраться родители, и задышала свободно. Эльшан был для нее идеальным мужчиной: надежным, взрослым, любимым. Несколько дней после того, как они съехались, Кристина не могла поверить своему обретенному счастью, не могла нарадоваться тому, как внезапно ее судьба сделала разворот. Она с удовольствием готовила еду, с обожанием стирала и гладила вещи, наводила порядок в этом скромном съемном жилище, чувствуя себя настоящей хозяйкой.

Пока Эльшан с утра до вечера работал, она не теряла времени даром: усиленно готовилась к поступлению в институт, подавала документы сразу в несколько учебных заведений, рассчитывая где-нибудь занять бесплатное место. Она хотела стать финансистом, чтобы получать хорошую зарплату и не зависеть ни от кого. Но ее планы разбились вдребезги, когда она узнала, что беременна.

Ребенок не входил в ее планы на ближайшие пять лет, но и избавиться от него она ни за что бы не смогла. Эльшан обрадовался новости, предложил отложить поступление на следующий год и расписаться, чтобы ребенок был рожден в законном браке. Не зная, что еще можно предпринять в такой ситуации, Кристина согласилась.

Но жених не торопился вести ее в ЗАГС. Словно расслабившись, что теперь она никуда от него не денется, он стал хамить, все чаще задерживался с работы, нередко приходил хорошо выпившим. Кристина обижалась, но на утро Эльшан был таким милым и заботливым, так искренне извинялся и признавался в любви, что она каждый раз оттаивала и верила.

А потом он подрался по пьяни с каким-то не последним человеком в городе, его судили и депортировали из страны с запретом возвращения на пять лет.

Мир рухнул. Одна, беременная, без работы и без образования, без денег и без поддержки близких, без жилья — квартиру надо было освободить через неделю, Кристина оказалась в такой глубокой пропасти, что невольно вспомнила пророческие слова отца. Но вернуться к нему и признать собственную никчемность она не могла и намеревалась сдохнуть с голоду в каком-нибудь подвале, чтобы никто ее не нашел и не вскрыл на весь мир ужасающий, несовместимый с жизнью позор.

Жених оказался ответственным, человеком слова: он выслал Кристине деньги на загранпаспорт и на билет, велел срочно делать документы и приезжать к нему.

— Первое время поживем с моими родителями, потом я заработаю денег и построю нам дом. На родине проще, сама земля кормит. Дом у родителей просторный, будем жить хорошо. Малыш родится здесь, окруженный теплом и любовью, в спокойствии. Тебе будет легко, мама во всем поможет, она своих внуков обожает. Ты сразу влюбишься в нашу страну, здесь такой климат, такая природа. У нас в саду растут грецкие орехи, инжир, гранаты, виноград. Главное, что мы любим друг друга и должны быть вместе несмотря ни на что. Я хочу воспитывать своего сына или дочь, вы нужны мне. Если захочешь, спустя пять лет вернемся в Россию.

Конечно, она поехала к нему.

Перелет с пересадкой в Москве занял больше десяти часов. В аэропорту Баку Кристину встречали Эльшан со своим отцом. Часов пять ехали до города Тар-Тар, где и предстояло жить несостоявшимся новобрачным.

Кристина никогда не интересовалась политикой, потому не знала о напряженных отношениях Армении и Азербайджана. Город Тар-Тар находился на границе с Нагорным Карабахом — непризнанным государством, которое формально относилось к Азербайджану, но большинство населения которого составляли армяне. По этому поводу между странами на протяжении более ста лет регулярно происходили стычки, вооруженные конфликты и кровопролитные войны — каждая из сторон была убеждена в своей правоте. Армения настаивала на том, что Нагорный Карабах должен быть признан государством или автономной республикой в составе страны. Ведь народ — армянский, живущий на армянских этнических землях, а потому историческая справедливость должна быть восстановлена. Азербайджан, в свою очередь, был не согласен с такой точкой зрения и не собирался возвращать свои земли соперникам. На этой почве сложилась и давняя неприязнь между народами двух стран, и об этом Кристине пришлось узнать только после переезда в чужую страну.

Дом, в который ее привезли, действительно был просторным — и это было его единственное преимущество, при этом крайне сомнительное. Грязный неухоженный двор с единственной жалкой клумбой, огороженной ромашками из пластиковых бутылок, произвел неизгладимое первое впечатление на девушку. Туалет на улице, вместо бани — закуток за углом с бочкой, ковшом и тазом. Веревки с серым развевающимся на ветру бельем прямо над грядками. Куры, взволнованно квохчащие, разгуливающие по огороду.

Внутри было не лучше. Старая мебель — скудная, пошарпанная — однозначно была старше Кристины. Обстановка была советской, девушка видела такое в детстве. Эмалированная посуда и уставшая утварь, несовременные занавески на окнах и ковры на стенах, цветастые обои удручающих расцветок… Достатком здесь и не пахло, но хотя бы было чисто.

Кристина с детства жила в уюте, подаренном матерью, и в достатке, обеспеченном отцом, и ей захотелось плакать от шока, когда она поняла, в каких условиях придется жить теперь. Но она не могла себе позволить плакать или вообще как-то показывать, что реальность не оправдала ожиданий, в такой ответственный момент знакомства, а потому все, что ей оставалось — мило улыбаться.

Родня приняла ее настороженно. Первое время с ней обращались мягко, но Кристина чувствовала, что к ней внимательно приглядываются. Вторая мама была немногословна и требовательна, постоянно подкидывала снохе задач, будто хотела проверить, на что та способна. Уберись, приготовь, постирай, погладь-ка рубашку.

В доме жило, по меркам Кристины, слишком много людей. Глава семьи и его жена, его родители, младший брат Эльшана со своей женой и двумя детьми, еще младший брат и сестра — десяти и двенадцати лет. Кристине, у которой не было ни сестер, ни братьев, приходилось адаптироваться к новым условиям и новым людям, было тяжело.

У молодой семьи в фамильном доме была своя комната. Кристина и Эльшан жили в мрачной комнатушке с бордовыми обоями и черными шторами на окнах. Старомодное трюмо, тумбочка и две кровати с панцирными сетками, сдвинутыми на манер одной двуспальной. Никогда не было тихо, дом был полон различных звуков и ночью — за стенками слышался храп, скрипели пружины, кто-то ходил по коридору, плакал ребенок. Днем и вовсе происходил полнейший бедлам: орала ребятня, скворчали на кухне обеды, разговаривали на своем языке женщины, чего-то вечно требовали мужчины, кто-то кого-то постоянно звал. Кристина чувствовала себя неуютно и тосковала по своей прошлой жизни.

Вдобавок ко всему, не приученная к такому масштабному ведению хозяйства, она ощущала себя неумехой. Любая женщина в этом просторном доме, включая двенадцатилетнюю сестру Эльшана, умела навести идеальный порядок сразу везде за двадцать минут, в то время как Кристина с одной комнатой не могла справиться и за час. Они делали все быстро и четко, часто — по несколько дел одновременно. Молниеносно мыли пол, раскидывали по местам вещи, протирали пыль отовсюду, не забывая и про люстры. И постоянно косились на новенькую, тайком бросали на нее неодобрительные взгляды, переглядывались между собой. Дабы не прослыть лентяйкой, Кристина стала подражать их манере уборки, но получалось плохо. Однажды она случайно услышала, как вторая сноха пренебрежительно отозвалась о ней в разговоре со свекровью: мол, да она армянка, что с нее взять, ничего не умеет.

Со временем домашние дела стали прямой обязанностью Кристины, а свекровь не упускала возможности указать на недостатки и покритиковать сноху. Кристина молчала и не пререкалась, но кипела от обиды. Она улавливала это несказанное вслух послание: ты никогда не сможешь заботиться о моем сыне так же хорошо, как это делаю я.

А ребенок внутри рос, но большой живот здесь не был оправданием к отлыниванию от обязанностей. Наравне со всеми она усердно работала и тогда, когда недомогала. Бесконечные дела, бесконечные звуки, ни единого шанса на тишину и уединение. И эти неприятные запахи, от которых Кристину воротило: незнакомые специи, курдючное сало, овчинные шкуры и навоз, потные одежды, смердящие на жаре. Запахи были везде и всюду, они преследовали ее, заседали в носу, проявлялись постоянной, вечной тошнотой, с которой Кристина не могла справиться. Она мало ела, потому что не была привыкшей к такой пище: жирной, калорийной, обильно сдобренной пряностями. Часто Кристина отказывалась есть вовсе и оставалась голодной. Казалось, никто не хотел замечать ее токсикоз. А может, это был такой способ показать, что ее желания здесь не имеют никакого веса. С ее мнением никто не считался.

Ребенок должен был появиться совсем скоро, а Эльшан по-прежнему сидел без работы. Они полностью были на обеспечении родителей, сидели у них на шее, и сын, по-видимому, ничего не хотел менять. Кристина все чаще затевала ссоры, выговаривая Эльшану то, что о нем думает, чем делала отношение к себе родни в разы хуже. С ней никто не вступал в открытый конфликт, однако после каждого скандала она замечала раздраженную резкость или подчеркнутую вежливость и отстраненность у домочадцев, которые считали, что своим поведением она выказывает неуважение мужу. Здесь, почему-то было принято неоправданно возвышать любое мужское решение, и Кристину это злило, хотя она и признавала, что с самого детства воспитывалась в таких же условиях: слово отца много лет было для них с матерью законом.

Чуя поддержку близких, Эльшан из оборонительной позиции перешел в наступление. Он придирался, вел себя нахально, вместо сладких когда-то речей говорил обидные слова, старался при любом удобном случае поддеть. Когда родился ребенок, их ссоры участились, стали более жестокими. Эльшан начал позволять себе поднимать руку на Кристину, мог толкнуть, дать затрещину, схватить за горло. Однажды он пришел пьяным с очередных гуляний и сильно избил девушку на глазах у годовалого сына. Кристина могла бы поклясться: вся родня слышала, знала, что происходит, но никто не вмешался, никто не заступился за молодую мать.

Кристина решила уехать назад в Россию, но сложностей оказалось больше, чем она могла себе представить. Во-первых, ее виза, выданная на три месяца, давно была просрочена — Эльшан признался, что обманывал, когда говорил, будто бы сделал ей через знакомых разрешающие документы. У Кристины могли возникнуть серьезные проблемы с законом. Во-вторых, у них с сыном не было денег на обратную дорогу, и взять было неоткуда. Кроме того, Кристина родила сына дома, и, когда завела разговор о том, что они собираются уехать, неожиданно выяснился вопиющий факт. Когда свекровь ставила на учет рожденного ребенка, она записала его на себя: дескать, ее сын.

Кристина была в ужасе, в растерянности, не понимала, как быть дальше. Если с деньгами можно было что-нибудь решить — в крайнем случае, попросить у своих родителей, если с визой был шанс, что все обойдется или закончится обычным штрафом, то перспектива потерять сына была настолько устрашающей, что Кристина холодела каждый раз, как думала об этом. Ребенок по документам не имеет к ней никакого отношения, и доказать обратное в азербайджанской глуши, где каждый друг другу брат или сват, где все решает блат и договоренности, было практически невозможно. Свекровь так и сказала: ты нам никто, с сыном моим не расписана, если хочешь уезжать — ехай и не приезжай больше, деньги мы найдем, но внука моего не трожь, он будет расти с нами.

Ради сына Кристина продержалась четыре года. Чем дольше она оставалась в этом доме, тем больше понимала, что здесь ей никогда не стать своей. Она жгуче любила сына, но замечала, как по мере взросления он все больше отдаляется от матери. Сказалось местное воспитание: вся родня активно прививала ребенку национальную культуру и исповедуемую религию. Они растили из мальчика мусульманина, знакомили его с обычаями, навязывали убеждения. И настраивали ребенка против родной матери. Ему ежедневно так промывали мозги, что уже к трем годам он перестал называть ее мамой и обращался к ней исключительно по имени, при этом мамой звал свою бабушку — свекровь Кристины. Как ни билась Кристина с этой несправедливостью, как не старалась сражаться и отвоевывать свое право на материнство, все заканчивалось ничем. Ее презирали все в этой семье, включая мужа, и не скрывали этого. Наконец она решилась и объявила, что хочет уехать. Свекровь не потрудилась спрятать торжествующее злорадство на лице.

Деньги на дорогу давно были собраны. Вещей у Кристины не было. Напоследок она крепко прижала к себе сына и расплакалась, сомневаясь, правильно ли поступает. Но ребенок нетерпеливо отстранился от нее и убежал играть во двор: казалось, что для него расставание вовсе не было болезненным. Кристина поняла, что уезжает навсегда, и что сын отныне больше никогда не будет ее. Возможно, он о ней и помнить не будет. С этим внезапным осознанием душа порвалась где-то в районе сердца, и свежая рана задергала острой болью.

Отец Эльшана отвез ее в аэропорт. За просроченную визу приписали только штраф — наверное, сотрудник таможни просто пожалел девушку, такой несчастный и измученный у нее был вид.

Кристина вернулась в Пермь и устроилась посудомойщицей. Она сняла комнату у пожилой женщины, которая поверила ей на слово и разрешила жить без оплаты до первой получки.

Опустошенная, она год не могла оправиться. Машинально ела, машинально говорила, ни с кем не общалась. После работы сразу шла домой, а из дома — только на работу. Однажды хозяйка, милая и тихая женщина, ненавязчиво разговорила квартирантку. Кристина, сама не ожидая, как на духу поделилась с ней всеми своими бедами. Зоя Павловна посочувствовала, но твердо сказала, что так нельзя.

— Девочка ты молодая, красивая, по хозяйству все умеешь, рано отчаиваться. Таких невест сегодня днем с огнем не сыскать, да любой жених будет у твоих ног! Да, сынок остался, это горе на все года. Но это только твоя тайна, и ты никому о ней не докладывай. Штампа в паспорте нет — считай, замужем не была. Нужно начинать все сначала, обязательно нужно. Жизнь — штука такая, хоть раз да приходится все с чистого листа начинать. Сперва с родителями помирись. Оступилась, ошиблась, все мы грешны. Представь, каково матери не знать где ты и что с тобой, жива ли, аль померла. Повинись, с тебя не убудет. А потом учиться иди, куда в наше время без профессии? А муж и сам найдется, как только волком на всех смотреть перестанешь.

В ее словах была правда, и Кристина, выждав несколько дней и выбрав время, когда отец должен был быть на работе, с замиранием сердца позвонила матери. Мама плакала навзрыд, а вместе с ней и Кристина рыдала в трубку. Дочь взяла с мамы обещание, что та ни за что не расскажет отцу о ней. Девушка и слышать о нем не хотела, она была уверена, что это отец повинен во всех ее несчастьях, и не готова была его прощать.

Разговор с мамой воодушевил Кристину, и она, следуя другому мудрому совету хозяйки, подала документы в училище, на швею. Ей всегда нравилось придумывать наряды, а на швею, к тому же, учили бесплатно. Постепенно жизнь пошла своим чередом. Кристина очень подружилась с Зоей Павловной, и последняя перестала брать с нее деньги за проживание.

— Ты мне как внучка стала, какие деньги! — добродушно отмахивалась женщина. — Пойдем-ка лучше обедать.

И вот теперь, в кабинете следователя, сидела Кристина Амбарцумян, которая утверждала, что она — не Кристина, а Мария. Девушка равнодушно посмотрела на нахмуренного отца, скользнула взглядом по волнующейся матери, и по ее реакции совсем нельзя было предположить, что эти люди ей знакомы.

— Меня не надо обнимать, — резко предупредила она. — И не надо меня трогать. Я — не ваша дочь, меня зовут Маша.

Отец на глазах выходил из себя. Его и так буквально заставили сюда прийти, хотя он не хотел и не собирался, а тут еще и цирк, театральное представление от неблагодарной предательницы. Жена успокаивающе гладила его по плечу, всматриваясь в родное лицо дочери.

Эта «пара» отличалась от всех остальных, имеющих отношение к делу дьявольских маньяков. И все потому, что тело Марии так и не было найдено.