С тобой среди звёзд

Александра Баранова, 2022

Вика встретила его в парке. Он играл на гитаре, сидя на лавочке, окруженный своими друзьями. Она не смогла пройти мимо. Его голос привлек ее, а его зеленые глаза заставили влюбиться с первого взгляда. Тим оказался безудержным романтиком и отчаянным мечтателем. Их роман был похож на сказку, и Вика теряла голову от любви. Почему он внезапно бросил ее, когда вернулся с выездного концерта? Что изменилось за неделю, пока они не виделись? Содержит нецензурную брань.

Глава 5

Ночью мне снился сон. Я стояла на скале, смотрела вниз. Внизу бушевало море. Я почему-то знала, что должна прыгнуть, но было страшно. Я подходила к обрыву, и снова отходила обратно. Потом сзади подошел Дима, обнял меня за талию. Он ничего не говорил, но я как будто знала. Он сказал: «Больше ты его не увидишь». И надо было разогнаться и прыгнуть. Я чувствовала, что так будет правильно, но я почему-то продолжала стоять там, а в голове набатом повторялась одна и та же фраза «Больше ты его не увидишь».

Проснулась я такая же разбитая, какой была накануне. Мне хотелось позвонить Тиму. Я так сильно соскучилась. Казалось, я схожу с ума. Дрожащей рукой я нажала на вызов. С фото контакта мне улыбались зеленые глаза.

Сухой голос в трубке сообщил, что «абонент недоступен или находится вне зоны действия сети»…

Может, он номер сменил…

Я прикрыла глаза, зарываясь глубоко в воспоминания.

Тогда было холодно, из гаража мы уходили последними. Но, несмотря на мороз, шли мы медленно. Говорили о том, что на земле бывали инопланетяне. Смешно, но мы рассуждали о том, что пирамиды — дело рук внеземных существ. Говорили о богах, которые тоже могли оказаться не просто персонажами греческих легенд, выдуманных людьми, а вполне могли быть пришельцами. Тим говорил, что, возможно, люди ничего не выдумывали, а просто не поняли, что это инопланетяне. Мне было весело и интересно. Потом разговор пошел о животных. И мы воображали, что животных тоже инопланетяне на Землю завезли. Особенно жирафов! Мы шутили, что жираф-то точно выглядит в сто раз мистичнее, чем тот же единорог. А потом разговор плавно перешел на домашних питомцев. Тим тогда сказал, что всегда мечтал о собаке, но мама ему не разрешала. У них вообще были странные отношения. С мамой. Тетя Марина была очень красивой. У нее были длинные вьющиеся, черные волосы, пронзительные зеленые глаза, стройная фигура и толпы поклонников, даже после сорока. Отца у Тима тоже не было, как и у меня, Тим сказал, что он умер еще до того, как Тим родился. Но мужчины у его мамы сменялись один за другим. Тим не ладил с ними. Называл их всех «очередной» и именно так к ним и обращался. За это мог и тумаков получить. У тети Марины и молодые парни были, не на много старше самого Тима. Так что драк было не избежать. Конечно, после этого тетя Марина их выгоняла. Несмотря на странности в ее поведении, сына она любила сильно. Хотя, возможно, мне только казалось, что отношения у них странные. Просто иногда складывалось впечатление, что ей на Тима наплевать. Он мог пропадать в гараже сутками, а она не звонила. Насколько я знала, учился он плохо. Никуда не поступил, просто потому что не хотел. Тетя Марина не настаивала. Работать Тим начал рано. Хоть в средствах семья и не нуждалась, его мама не давала ему денег на карманные расходы, на одежду и прочие мелочи. Так что Тим подрабатывал то тут, то там, по стройкам, грузчиком, везде понемногу. Когда его группа начала набирать популярность, они играли на городских мероприятиях. В городе их знали и любили. Но тетя Марина не приходила ни на один концерт. Но стоило Тиму прийти домой с фингалом, дома разворачивался настоящий детектив, кто посмел, как, что случилось, кто был прав, кто виноват… Частые драки с Деном внешних последствий не имели, потому что у этих горе-друзей была договоренность: морды друг другу не бить… Но Тим дрался не только с Деном, а его мама из-за драк паниковала. Или, например, обычный грипп. Отпад с истерикой! Тут уж разворачивалась медицинская мелодрама. Врачи, лекарства, постельный режим, молоко с медом, чаи с малиной. Такое ощущение, что ей было важно, только чтобы Тим был жив, здоров и невредим. В остальном его жизнь ее как будто не касалась. Наверно, я мало понимаю в отношениях матерей и сыновей.

В тот вечер Тим грустил. Так бывало очень редко, потому эти моменты запомнились мне особенно отчетливо. Мы тогда не пошли по домам, вместо этого залезли на крышу многоэтажки, недалеко от гаража. Болтали всю ночь до самого рассвета, вместе грелись, внутри его необъятной куртки. У Тима плохо получалось играть отмороженными пальцами, и мы просто пели вместе, а наши голоса разносились в пустоту ночного города, над сверкающими огнями дорог. Я знала все его песни наизусть, а он знал те песни, известных исполнителей, которые я особенно любила. И мы пели, встречая морозный рассвет, пока не охрипли. Ден потом очень взбесился, потому что у Тима после этого на три дня пропал голос, и репетиции сорвались.

Вспомнив Дена, я поморщилась. Ведь он и правда мог ударить меня тогда, в клубе. Он никогда мне не нравился. Но я и подумать не могла, что этот улыбчивый, в общем-то, парень может поднять руку на девушку. Плавно мои мысли перетекли на Алису. В отличии от брата, она красотой не отличалась. Обычная внешность, не страшная, но и не красотка. Она была какая-то простая. Тогда, в кафе, Алиса сказала, что Ден перестал общаться с Тимом. Отношения Тима с Деном тоже были странными. Они дружили, но постоянно дрались. И причины рукомаханий были часто самые пустяковые. Слово за слово и драка… Но при этом могли помириться минут через пять. Просто как ни в чем не бывало. Будто это не они только что серьезно так друг друга колошматили. Драки у них были совсем не шуточными. Хоть и быстрыми. Я сначала очень пугалась, потом привыкла. Единственное правило — не бить друг друга по лицу. Они еще много смеялись над тем, что как бы сильно не злились, никогда об этом не забывали. Выступать же…

— Ты уже проснулась? — голос мамы вырвал меня из воспоминаний.

— Да, да, я проснулась. — рассеянно улыбнулась маме, замотала головой, прогоняя видения прошлого.

— Какие планы на сегодня?

— Да в общем-то никаких, — я пожала плечами. Планов, и правда, не было. Кроме разговора с Димой. Вспомнила и внутри все похолодело. «И, Вика, больше ты его не увидишь» — пронеслось в голове. «Когда-нибудь ты сможешь забыть о нем и полюбить меня. Я сделаю для этого все, что в моих силах, поверь».

— Тогда поехали на дачу? — снова отвлекла меня от раздумий мама. — Сезон начался. Можешь взять с собой хоккеиста. Поможет с огородом. — Мама подмигнула, и, не дожидаясь ответа, вышла из комнаты.

На дачу я хотела, но без Димы. Меня как-то пугал предстоящий разговор. Но лучше с этим не затягивать. Я люблю Тима. Хочу ли я вернуть его? Не уверена… Но я хотела бы вернуть Тима, которого я знаю. Тима, которого я полюбила. Того Тима, который залезал ко мне в окно, на третий этаж, как в каком-то дурацком фильме. В первый раз он меня до ужаса перепугал! Стук в окно третьего этажа посреди ночи кого хочешь, испугает. Тим был мне очень дорог. Но и к Диме я не была равнодушна. За то время, что мы провели вместе, я узнала какой он на самом деле. Ему было неинтересно поступать на юридический. Родители настаивали. Он искренне любил хоккей и мечтал сделать карьеру именно в спорте. Учеба давалась ему тяжело. Дима был правильным до мозга костей. Но только вне льда. Стоило ему надеть коньки — это был уже совершенно другой человек. Жесткий, агрессивный, бесшабашный. Я видела его тренировки и бывала на играх. Хоккей — жестокая игра. Я застала только победы. После объявления результатов команда бушевала на льду. Это было нечто! Дима — кричал слоган вместе с болельщиками, словно безумный, на его лице была радостная улыбка. Но стоило снять коньки, и Дима вновь становился непробиваемым, спокойным, как скала. Я за четыре месяца видела его улыбку вне льда лишь несколько раз.

Что мне ему сказать? «Прости, но я люблю Тима?» Он это знает. Не особенно в это верит, но, похоже, в глубине души понимает. Вчера он сказал, что не отпустит меня. Какая-то часть меня хотела бы, чтобы так и оставалось. Если бы я не познакомилась с Тимом, тогда, в парке… Возможно, если бы Диму я встретила первым, я бы думала, что люблю его. Но это было бы ошибочно. То, что я чувствую к Диме, совсем не похоже на то, что я чувствовала рядом с Тимом. Возможно, это тоже любовь, но совсем другая.

Диме я все-таки позвонила. Предложила поехать с нами на дачу. Мама обрадовалась, что не придется трястись в электричке, потому что Дима настоял на том, что он нас отвезет. А я отправилась собирать вещи. Недалеко от дачи имелся небольшой пляжик. Я захватила купальник и полотенце. Взяла пару сменных шорт, футболок и сарафан. У мамы поездка на дачу означала, что мы проведем там несколько дней. Домик у нас был маленький, но уютный. Он нам достался от дедушки, когда-то мамин папа сам его построил. Раньше дом был жилым, так что там имелось газовое отопление и водопровод. Там было всего две комнаты и кухня. Во дворе находилась беседка и мангал. Ну, и огород в три сотки. Вот огород я не любила. Никак не могла понять, зачем мама все время пытается там что-то сажать, ведь мы почти никогда не ухаживаем за рассадой и урожая не случалось ни разу. Разве что вишню там собираем на компоты.

Но «огородные» вещи я все равно взяла. И кепку, иначе нос сгорит. Всегда сгорал. Кожа у меня светлая, так что бронзовый загар не про меня. Или легкий, или из разряда — здрасьте, я помидор. Крем от солнца полетел в сумку вслед за косметичкой.

***

Выезжали мы вечером. Ждали, пока Дима освободится. Он не рассказал, чем занимался, просто сказал, что занят и сможет приехать только после шести. Нам с мамой было не к спеху. Так как сегодня мы все равно собирались просто приехать и разложить вещи, если бы выехали раньше, успели бы еще сходить на пляж, но это могло подождать и до утра.

Мама с Димой, конечно, уже познакомилась, но это было обычным знакомством, без какого-либо общения. Сейчас же, по дороге на дачу, а ехать было примерно час, они наобщались. Было видно, что Дима маме нравится. Они говорили, я молчала и думала о своем, глядя в окно. Мама расспрашивала Диму о планах на будущее, спросила, кем работают его родители, полная ли у него семья, есть ли братья и сестры. Дима отвечал на вопросы, а я внимательно слушала, ощущая стыд. Я ни разу не спрашивала его об этом.

— Мама юрист, адвокат. А папа работает… ну пусть, будет, в сфере охраны порядка.

— Он полицейский? — уточнила мама.

— Нет, немного в другой профиль, при Правительстве. Он мало говорит о работе, так что не уверен, что могу рассказать подробности.

— А братья, сестры? Ты один в семье? — не унималась мама.

— Нет, у меня есть младшая сестренка. Ей сейчас двенадцать. Но она учится за границей. Та еще оторва.

— У тебя есть сестра? — оторвалась я от окна и посмотрела на парня. — Ты не говорил…

— Ты не спрашивала, — Дима безразлично пожал плечами. Я почувствовала укол совести. И правда, я его ни о чем и никогда не спрашивала.

— Чем ты хочешь заняться после университета? Ты ведь выпускник? — снова влезла с расспросами мама.

— Я хочу играть в хоккей, — тут Дима улыбнулся. — Думаю, у меня есть шанс попасть в сборную России, если буду стараться. Родители, настаивают, чтобы я нашел работу по специальности, но я решил уже все.

— Давно занимаешься хоккеем?

— С детства, лет с шести, точно не помню.

— У меня вопросы закончились, — улыбнулась мама. — Может, поставишь какую-нибудь музыку? Ехать еще долго.

Дима послушно включил радио. Я снова отвернулась к окну. Дальше мы все ехали молча.

Тим

Тим лежал в своей комнате на полу, свернувшись калачиком. Его била крупная дрожь. Каждая клеточка тела ныла от невыносимой боли. Он никогда не думал, что ему вообще может быть так плохо. Дышать было тяжело. Каждый вздох отдавался болью в сдавленной, будто тисками, груди. Телефон, который он сжимал в руке, был выключен. Батарейка села. Он хотел позвонить. Но сил, чтобы встать и поставить телефон на зарядку, у него не было. Тим знал, что, если перетерпит сейчас, потом ни за что не посмотрит на наркотики снова. Никогда. Он принял решение. Это было важно. Почему-то это было важно — бросить. Сейчас он стал забывать, почему именно. Мысли в голове путались, вновь и вновь возвращаясь к наркотику. Единственное чего он хотел, снова почувствовать себя нормально. Разве это плохо? И тут же другая мысль — плохо. Быть в нормальном состоянии под наркотой — это очень плохо. А зачем ему вообще — быть? Внутри только боль и пустота. Ничего хорошего не осталось. Он устал. Он смертельно устал. Тим чувствовал, что хочет спать, он не помнил, сколько уже не спал: сутки, двое, трое, может, и больше. Дни перемешались. Но уснуть не получалось. Новый приступ боли заставил его замычать. Из глаз лились неконтролируемые слезы. Но он их не замечал, как и слюни, что капали с подбородка. Спазм желудка не заставил себя ждать, и Тима вывернуло прямо на пол. Он немного отполз, чтобы не лежать лицом в собственной блевоте. Никто и никогда не должен об этом узнать. Он бы умер на месте, если бы она увидела его сейчас. Викки. Она любит его. Даже странно. Тим точно знал, что не заслужил такую девушку, как она. Что он может ей дать? У него нет совершенно ничего. И никогда не было. Странно, что она вообще к нему подошла. Он ощущал себя сейчас ничтожеством. Ему казалось, что так было всегда. Он никто рядом с ней. Он в целом — никто. Пыль на просторах бесконечной Вселенной, песчинка в огромной пустыне. И если его не станет, ничего в этом мире не изменится. Зачем это все? Проще умереть, чем лежать на полу возле собственной рвоты, корчась от боли и клацая зубами, осознавая, во что превратился. Внезапно захотелось выпить. Выпить так много, чтобы память отшибло ко всем чертям! Может, тогда он смог бы хотя бы поспать. Ему показалось это хорошей идеей. Тим с трудом поднялся, пошатываясь и все также содрогаясь от боли, он направился на кухню. Запертая накануне им же самим дверь комнаты поддалась не сразу, пальцы не слушались. Хорошо, хоть матери дома нет. Умчала на дежурство, и еще сутки дома не объявится.

Тим добрался до холодильника в надежде отыскать что-нибудь спиртное. Иногда «очередной» забывал в морозилке что-нибудь с градусом. Не повезло… В холодильнике оказалось пусто. Денег не было. Свои последние он потратил на тот пакет, который развеяла в окно Вика. Тим огляделся. Вернулся в комнату. Гвоздь, вбитый им когда-то давно для того, чтобы вешать гитару, пустовал. Зря он ее сломал. Сейчас можно было бы ее продать. Может, стоит продать что-то из техники?

Эта мысль на мгновение его отрезвила. Настолько она была мерзкой. Желудок снова свело спазмом. Его опять стошнило. Тим прислонился спиной к стене и сполз вниз, его тело содрогалось в безмолвных рыданиях.

Ему было так противно от себя самого… от мыслей, которые беспорядочно роились в голове, от того страха, который поселился внутри…

Вика была права — он не тот Тим, которого она любит. Но думать об этом больно. Настолько больно… Хотелось просто умереть, чтобы всего этого не было.

Вика

На дачу мы приехали затемно. Все от того, что попали в пробку. Простояли лишний час из-за каких-то дорожных работ. Дима припарковался, и мы направились к домику. С прошлого года здесь ничего не изменилось. Только клумбы и дорожки заросли высокой травой во дворе. Я щелкнула рубильник, запуская электричество. Зажегся неяркий свет люстры. Здесь сто лет никто не делал ремонт. Старенькие обои были выцветшими, но такими уютными. На деревянном полу лежал толстый слой пыли. Впрочем, такой же слой покрывал все поверхности. И хотя я устала с дороги, первым делом пошла набирать ведро. Следовало избавиться от пыли, потому что иначе спать здесь будет невозможно.

— Тебе помочь? — Дима подошел ко мне, закатывая рукава.

— Можешь пока разложить вещи, — я махнула рукой в сторону комнаты, — шкаф там. Мама сейчас накроет ужин. Ты, наверно, голодный?

— Есть такое. — Дима подхватил все наши с мамой сумки, свой рюкзак, и направился в спальню, а я занялась пылью.

Мама всегда по приезду на дачу первым делом бежала проверять огород. Как будто помидоры и картошка, засеянные в прошлом году, к этому году выросли бы сами.

К тому времени, как я закончила с уборкой, ужин уже был накрыт в беседке, во дворе. Мама всегда на первый день брала еду из дома, так что готовить ей не пришлось.

Во дворе тихо раздавалась музыка, мама, как всегда, привезла с собой магнитофон.

— У вас здесь очень здорово. — Произнес Дима, усаживаясь за столик.

— Да, этот дом строил мой отец. Они с моей мамой тогда только поженились. — мамуля с теплотой вспоминала о детстве, проведенном в этом крошечном доме. Я знала все ее истории наизусть, она рассказывала их мне каждое лето, когда мы приезжали на дачу. — Видишь, вот это дерево? Однажды я залезла на самый верх, а спуститься побоялась. Родители работали допоздна, и мне пришлось сидеть на ветке до самой полуночи. Потом папа меня, конечно, снял, но больше я по деревьям не лазила.

Дима вежливо слушал мамины рассказы весь ужин. Потом мы с ним убирали со стола, еле уговорив, эту женщину посидеть, отдохнуть. Я безумно хотела спать, но потопала мыть посуду, настойчиво пожелав маме спокойной ночи и проследила, чтобы она пошла в дом. Я мыла посуду, тихо подпевая себе под нос известную песенку, что крутилась в магнитофоне. Дима неслышно подошел сзади, осторожно приобнял и уткнулся носом в мои волосы. Я замерла. Вода продолжала течь, тарелка зависла в скользкой руке, и я чувствовала, как пена с губки ползет под рукав…

Внизу живота похолодело. Я нервно облизнула губы, сосчитала до пяти, и опустила тарелку обратно в раковину. Осторожно развернулась в кольце Диминых рук, оказавшись к нему лицом. Он был намного выше меня, и мне приходилось высоко задирать голову, чтобы смотреть ему в лицо.

— Мы хотели поговорить. — Почти шепотом произнесла я.

Дима склонился к моим губам, прикоснулся ко мне щекой, и так же шепотом спросил:

— О чем?

Его руки заскользили по моей спине, а сам он приблизился ко мне вплотную.

Я уперлась руками в его грудь, стараясь отодвинуть его от себя, боясь, что он снова полезет меня целовать.

Неохотно, но Дима отстранился.

— Я серьезно, Дим. Вчера мы не договорили.

— Да? А мне казалось, что я предельно ясно выразился и вполне доходчиво все объяснил.

Прозвучало язвительно.

— А меня ты спросить не хотел?

Он отошел еще на шаг, скрестил руки на груди.

— Нет.

Такого ответа я не ожидала. Я задохнулась от возмущения, не находя даже слов.

— Я сказал — ты моя. На этом точка. По-моему, все ясно.

Я оторопела.

— С чего ты взял, что будет учитываться только твое мнение? — меня постепенно стала наполнять злость. И слова прозвучали резко и слишком громко. Я быстро оглянулась на дом, еще не хватало разбудить маму.

— Твое мнение изменится, — пожал плечами парень, запустил ладонь в свои блондинистые, непослушные волосы, отчего те встали торчком. — Я не хочу больше поднимать эту тему.

Он наклонился, чмокнул меня в щеку:

— Спокойной ночи. Я иду спать на свою раскладушку, но, если ты сжалишься, с удовольствием переберусь к тебе.

Подмигнув, Дима, как ни в чем не бывало, развернулся и ленивой походкой отправился в дом. А я так и осталась стоять у раковины с застывшей на руках пеной и совершенно до одури злая.