Письма к Тебе

Александра Антоновна Котенкова, 2022

Так много слов накопилось к Тебе, так много мыслей, которые хочется высказать. И так много эмоций, о которых Тебе нужно знать. Поэтому я буду писать Тебе обо всём, даже если Ты никогда это не прочитаешь. Чтобы хотя бы немного мне стало свободнее от Тебя в моей голове. Я буду отправлять эти письма к Тебе до тех пор, пока Ты не перестанешь для меня что-то значить или не будем гореть вместе.

ПЕРВОЕ ПИСЬМО

27 октября 2019 года

Привет, мой незнакомец! Этим письмом я, как ключом, открываю Тебе дверь в своё самое ценное, что не осмеливаюсь раскрыть никому — в свои чувства. Я не знаю, насколько много бумаг займут мои мысли, но я надеюсь, что они как можно сильнее облегчат мою жизнь…

Знаешь, что я отвечу, когда меня спросят, что самое странное я сделала в своей жизни? Я отвечу, что познакомилась с тобой.

Но эта моя странность совсем не равна самому ужасному, что было в моей жизни. Она не та, которую ни за что в жизни не хотелось бы повторить, которую хотелось бы только утопить в воспоминаниях, утилизировать, сжечь. И Ты — самое яркое тому доказательство, именуемое «странным», но равное «удивительному» и «удивляющему».

Нам ведь крайне необходимо было познакомиться, но мы никогда бы не сделали этого сами, именно поэтому нас погрузило в неизбежные обстоятельства, где совершённое знакомство заставило чистый интерес биться о карму наших кораблей, обо все края наших тел и их самые настоящие метки — глаза. Мои застряли в Твоих, а Твои — в моих. Но я, наверное, отпечатком, Ты же сумел пробраться дальше — в мою душу.

Твои глаза точь-в-точь, как высокие горы: они могут убить, и они убивают. Своей недосягаемостью. Своим очарованием. Но желают ли они этого сами? Однозначно нет. Это всегда происходит совершенно неожиданно. Случайно. Ты наверняка не можешь контролировать это. И Ты, наверное, хотел бы единственного — ослепнуть. Чтобы знакомиться с людьми только своим прекрасным сердцем. Чтобы Твои глаза не умели своей остротой и безжалостностью ранить людей. И Ты, наверное, был бы так рад, если бы подвергался истязаниям и боли сам. Лишь бы не Ты убивал… Лишь бы не погибали безвинные люди.

Помню, как впервые познакомилась с Твоими глазами, ещё не зная самого Тебя: они остались во мне ранением, отметкой, пульсирующей в любое время дня и ночи. От этого не было спасения. Но я ошиблась. Тогда мы ещё просто-напросто не были с Тобой знакомы.

Вот несколько дней назад, когда мы впервые обняли друг друга смущённым приветом, я почувствовала себя взбудораженной: мне хотелось всему миру, не такому приветливому и дружелюбному рассказать о Тебе, рассказать о двух пулях, выпущенных в моё сердце, рассказать о том, что я ещё жива и жива, как ни странно, благодаря двум этим ранам в груди. А потом, когда наше знакомство душ в общении тел приостановилось, когда мы просто-напросто вернулись к своим жизням, я почувствовала себя так ужасно… До этого, до знакомства с Тобой, я будто сидела в тёмной-тёмной комнате, где слышны только голоса и дыхания, но от них нет толку, ведь только в спайке со светом они могут играть понятную роль, способную ощутиться. Но ведь вокруг пугающая мгла… И я в ней намертво заперта. И для меня из неё нет выхода…

Но появился Ты, как маленький огонёк, способный ненадолго озарить мир вокруг меня. Способный показать, как всё рядом и дальше прекрасно, как всё чýдно и чудесно. Но ничто не вечно: всё изменяется, разрушается или исчезает в этом мире. Кажется, что этот огонёк будет полыхать без конца, а на деле он гаснет ещё быстрее, чем успеваешь об этом поразмыслить. И вот, только привыкнув к маленькому огоньку перед глазами, только познакомившись с миром передо мной, вдруг всё исчезло, всё снова покрылось мглой, всё снова съела темнота. И хочется без раздумий лишь одного — снова найти этот свет, снова различать не только голоса людей, но и цвет их глаз, родинки, складывающиеся в созвездия, шрамы — все истории, написанные на их телах и лицах. И этот освещающий всё огонёк появляется. И исчезает. Вновь озаряет всё светом. И уходит во мглу. Но я ведь не могу метаться между светом и темнотой так часто или так долго, я не могу больше терять это ощущение жизни. Но как его не отпустить, если во мне самой нет даже маленькой искорки, похожей на него?

И вот наше не-знакомство продолжается который месяц — честно, я уже сбилась со счёту. И за это время я вдруг сумела осознать, что общение с Тобой — это буквально нечто. И оно такое странное в своём химическом составе: натуральная неосознанность слов, брошенных в иллюзорном безразличии, сочетается с одурманивающим, но очень искренним чувством полноценности.

Именно так в каждую нашу встречу рождаются сомнения, которые своим ядом изнутри съедают уверенность, которая, когда мы по отдельности, подпитывается сильной верой в возможность «нас». Из раза в раз видя Тебя, я пытаюсь разгадать шифры, выстроенные моим сознанием, повреждённым детскими травмами, и понять, истинен мой интерес или фальшивен. Но стоит признать, что мне бессмысленно ждать правду, ведь, зная её, я буду делать единственное — стараться деформировать её, чтобы не ошибиться. Но порой меня накрывает мысль, будто с Тобой я никогда её не узнаю…

Я встречаю Тебя яркими, хоть и совершенно случайными вспышками, наблюдаю за Тобой в реальности и не понимаю ни-че-го: или Ты, пряча настоящие эмоции от собственной торопливости, всё-таки каждую встречу стремишься к очаровательно-желанной цели, или же Ты невероятно сильно и так же невероятно искусно любишь играть в «ложь» со мной и, что самое грустное, моими чувствами. Я сомневаюсь во всём: в принятых впопыхах или медлительно решениях, в играющей с утра музыке, в книгах, в словах, в мыслях. Но больше всего я сомневаюсь в Тебе. Хотя, комично, из-за Тебя же.

Ты словно всегда утопаешь в своих мыслях, пытаешься в них разобраться и понять, чего Твоё искреннее сердце хочет получить от наших своеобразных в своём существовании отношений… И потому Ты действуешь нерешительно, боишься, останавливаешься, задавая себе единственный вопрос «Где мой разум?», когда сердце настоятельно стрекочет в груди, но всё равно не решаешься принять решение, всё равно избегаешь, всё равно прячешься. В кабинетах. В болезнях. В людях. И всё это — сомневающийся Ты и абсолютно такая же я — бежит по бесконечному кругу, из которого, казалось бы, нет ни единого выхода. Но на самом деле в этой дистанции есть два «стать»: мы можем остаться, а можем расстаться. Сложный выбор, так ведь? Особенно при нынешнем нашем общении. Но я знаю, что выбрала бы. Пока новые сомнения не пробрались в меня через две раны в груди…

Я бы выбрала «остаться», даже если избавиться от «расстаться» не получится никогда. Ведь мы с Тобой одновременно так часто теряем разум. Но при этом мы никогда не теряем нашу крепкую, будто стальную, связь, с силой завязывающую нас в безумные и без-умные отношения, которые стоят так шатко на грани между самой тёплой дружбой в одной параллельности и честной любви в противоположной. Я шагнула бы в омут. Шагнула бы в пропасть, чтобы моя жизнь стала наконец такой искренней, светлой и настоящей. А Ты? Ты бы шагнул?… Ну, почему Ты молчишь?… Наверное, вряд ли.

И вот я снова чувствую, как внутри затянувшимся узлом тянут сомнения, ставшие уже такими родными…

А ведь они — наше главное оружие. Они удачно обманывают окружающих людей и нас самих: сомневаясь сами, мы заставляем сомневаться людей в том, существуем ли «мы» в принципе и потом сами вновь об этом задумываемся. И это так прекрасно, что мы можем прятаться и прятать наше счастье — это же счастье, да? — от других… Но одновременно нет ничего хуже сомнений, которые ядом замедленного действия изнутри убивают нас самих. И это так отвратно, что, обманывая других, что, обманывая самих себя, «мы» не можем стать. И я молюсь сейчас лишь о том, чтобы когда-нибудь запасы нашего самого злейшего врага были опустошены.

Но пока у нас есть время, я хотела бы верить. Верить во всё ровно столько же, сколько во всём сомневаюсь: в принятых впопыхах или медлительно решениях, в играющей с утра музыке, в книгах, в словах, в мыслях… и в Тебе.

Я не знаю, как долго мы будем получать странное (теперь Ты понял, почему я выбрала такое слово?) наслаждение от этого непонятного увлечения, но, если уж так вышло, давай договоримся с Тобой об одной-единственной вещи? Давай будем рядом. Пожалуйста… И только тогда мы останемся друг для друга, возможно, дурацким, но таким нужным спасеньем… Спасеньем в этом холодном, будоражащем мире.

И пока Ты будешь крутить в своей голове пластинки нашего непонятного общения, я буду считать единственно-родными слова:

«Письмо моему ℋ.»

И после безмолвно, лишь одними горячими от сухого дыхания губами, добавлять:

«Которое он никогда и не прочтёт…»

Но как бы я ни расстраивалась, как бы мне ни было больно, какими бы странными ни были наши отношения, знаешь, что я отвечу, когда меня спросят, что самое лучшее я сделала в своей жизни? Я отвечу, что познакомилась с тобой.

Письмо моему ℋ.