Неразгаданное убийство. Современный детектив

Александр Эдуардович Кваченюк-Борецкий

Делая трудный выбор между давней дружбой с Германом Дотом и торжеством закона, Оксана Худоярова выбирает последнее. Она дает свидетельские показания против молодого человека, которые грозят ему пожизненным сроком.

2

На следующий день Окси не пришла в школу. Это было странно! Но еще более странным оказалось другое… Едва урок начался, как без стука распахнулась дверь, и в нее вошел… Человек в полицейской форме!

— Вы разрешите? — спросил он, глядя на растерянно хлопавшую ресницами математичку.

— А директор?..

— Не волнуйтесь! Он — в курсе!

— А в чем, собственно, дело?

— Вот об этом я и хотел…

В это время, запыхавшись, в класс буквально ввалился директор школы. Это был мужчина средних лет. За непомерную полноту школяры за глаза прозвали его «Боровом». Наверно, это было лишь отчасти справедливо потому, что никто и никогда не слышал, чтобы этот Боров хотя бы однажды невзначай, неважно тихо или громко, хрюкнул.

При его появлении вздох облегчения вырвался из груди математички.

— Ребята! — начал директор. — Сейчас инспектор задаст вам пару вопросов… Я правильно вас понимаю?

И Боров зачем-то посмотрел на инспектора.

— Не совсем! Вопрос будет только один…

— Ну, тем лучше! А то, сами понимаете, у детей скоро экзамены…

Вряд ли, это нужно было объяснять инспектору.

— Кто из вас последним видел Худоярову? — спросил он ровным голосом.

Его взгляд почему-то остановился на Германе.

— Вот он и видел! — сказал кто-то из девчонок и ткнул пальцем в Дота.

Примерно минут через сорок Герман уже сидел в полицейском участке.

— Ну! Рассказывай…

Мент в чине старшего лейтенанта буквально прожигал его своим взглядом. Только теперь Дот обратил внимание на его внешность. Нос у полисмена был бульбочкой. Брови белесые. Глаза светло-серые на выкате. Большой покатый лоб и тяжелый подбородок. Когда он говорил, то частично обнажался неровный ряд его желтых нижних резцов. И, впрямь, внешне он чем-то напоминал бульдога в человеческом облике. Только бы не укусил!

Но, видимо, старлей не собирался этого делать, понимая, что перед ним сидит совсем еще мальчишка.

— В неприятную ты, парень, попал историю, прямо тебе скажу!

Голос у него был немного хриплый, видимо, от привычки к курению.

— При чем тут — я?

Дот едва не поперхнулся собственной слюной от возмущения.

— Все видели, как в тот день ты буквально преследовал по пятам Худоярову!

— Говорю же вам, я просто хотел с ней поговорить! Но она села в чужую машину…

— Какую машину?

Взгляды Дота и въедливого старлея скрестились, как шпаги.

— Черная иномарка… «Порш кайен», кажется!

— Так, «кажется», или все-таки «Порш»?

— Я не особенно разбираюсь в машинах… А у этой под дверкой багажника надпись была…

— Напиши на бумаге!

Старлей сунул ему листок бумаги и ручку.

После чего Герман старательно вывел на этом листке «Porsche Cayenne».

— Косоглазая такая тачка! Передние фары у ней, как две запятые!

— Передние? — удивился дотошный полисмен. — А — задние?

— Задние, вроде бы, обычные!

— Когда это ты успел спереди ее разглядеть? Такое впечатление, что ты и прежде видел эту тачку!

Дот пожал плечами.

— Может, и видел! Точно не припомню!

— Так, так… Говори! Где видел? Когда? Я тебя внимательно слушаю!

— Да, больше-то мне, вроде бы, нечего сказать!

— А что — так? Быть может, ты что-то от нас скрыть хочешь?

— Я? Скрыть?!..

— Так, не я же!

— Что такое вы несете! — невольно вырвалось у Дота.

— Что ты сказал, сопляк?

Встав из-за стола, старлей вышел в коридор и кликнул кого-то.

Вскоре в кабинет вошел полицейский в чине сержанта.

— Федор! Отведи его в клетку! Пусть посидит, подумает хорошо! Может, чего вспомнит…

Сержант кивнул на дверь:

— Шевели булками!

— Да! И пошерсти его хорошо! Вдруг что интересное найдешь…

— Ты, думаешь?

Федор вяло ухмыльнулся.

— На всякий случай!

— Давай, шагай, шагай! Чего встал? — прикрикнул трехлычник¹ на юношу, который, не совсем понимая, что происходит, нехотя поднявшись со стула, стоял посреди кабинета, как будто громом пораженный.

— Вы — что, меня арестовать хотите?

— Не знаю, не знаю…

Старлей ехидно осклабился.

— Там видно будет!

— Любопытно, за что?

— Ступай, говорю!

И Федор, грубо схватив Дота за шкирняк, поволок его в коридор.

— Я никуда не пойду!

Рванувшись изо всех сил, Герман попытался высвободиться… Но хватка у сержанта была бульдожья.

— Сопротивление сотруднику органов, знаешь, чем грозит?

Стоя в шаге от полицейского и, тяжело дыша, Герман испуганно таращился на него, как видно, все еще надеясь на чудо.

— Я ни в чем не виноват! Как вы не можете этого понять?

Старлей с угрожающим видом приблизился к Доту.

— Послушай, ты, сосунок! Или ты сейчас же отправишься в камеру или… Или тебя туда отнесут на носилках!

Вскоре на шум в кабинет следователя примчались еще двое людей в форме. Один из них, не говоря ни слова, скрутил буяну за спиной руки. Послышалось, как клацнули наручники.

— Товарищ старший лейтенант, надо бы пошарить у него в карманах! У современной шпаны там много чего может быть…

Другой полицейский, из тех, что, словно по мановению волшебной палочки вдруг очутились в кабинете, поддержал первого.

— Мы недавно такого же вот петушка… Ну, года на три постарше, в подворотне брали, когда он к прохожим приставал, так этот гаденыш моего напарника так ножом полоснул, что, едва на тот свет не отправил… Потом, выяснилось, что он еще и травматику с собой таскал… Вот только достать не успел…

— Да, нет у меня никакого ножа! — затравленно озираясь по сторонам, возразил Дот.

— Вот мы и проверим! Если — что, сразу, как вещь-док к делу пришьете, товарищ старший лейтенант! Чего с этим волчонком миндальничать… На нары его определять пора… Он — совершеннолетний?

И полицейские дружно запустили свои ручища в карманы Дота. Лишь теперь Герман с ужасом вспомнил о том самом белом пакетике, который он нашел возле «Порша» Оксиного дружка и небрежно опустил в карман собственной куртки. Это было роковой ошибкой!

— Ну-ка, ну-ка! А это, по-твоему, что?

Один из полисменов потряс в воздухе полиэтиленовым пакетиком с белым порошком.

При виде подобной находки у старлея, аж, глаза из орбит едва не выскочили.

— Не зря старались, товарищ старший лейтенант! — почти обрадованно воскликнул полисмен, пару или немногим более минут назад застегивавший на запястьях Дота наручники.

Протянув руку, старлей осторожно, словно боясь, что пакетик, как речной линь, выскользнет из его цепких рук и, нырнув в мутные воды, навсегда исчезнет в них, зажал его между двух пальцев.

— Что ты на это скажешь, приятель?

Герман, понимая, что впервые в своей жизни совершил, наверное, самую страшную и непоправимую ошибку, заметно побледнел.

— Скажу, что…

— Да, чтоб ты теперь не говорил, влип ты по самое не хочу, братишка!

И старлей, кивнув на стул, приказал.

— Садись и пиши, как все было! И очень подробно пиши! Добровольное признание — в твоих интересах! Снимите с него наручники! Пока снимите…

Следователь положил на стол чистый лист бумаги и ручку.

— Наркотики — это не наш профиль! Твое дело мы передадим в отдел по борьбе с организованной преступностью… Пусть они сами там с тобой вошкаются. Но предварительное расследование мы обязаны провести…

Примечания

1

Трехлычник — сержант.