Шут специального назначения

Александр Шувалов, 2017

Окончив цирковое училище и не найдя работы по специальности, профессиональный клоун и по совместительству вор Толя по стечению обстоятельств попадает на службу в ГРУ. Разведке требуются специалисты, обладающие специфическими навыками. За годы службы Толя объехал полмира, успешно участвуя в самых необыкновенных операциях. Когда же «сверху» поступил приказ о сокращении штатов, опытный офицер оказался не у дел. Но Толя не растерялся: своему уникальному опыту разведчика-эксцентрика он нашел неожиданное применение…

Часть первая

Скучные разговоры в казенном доме

Не такое уж и давнее прошлое. Москва. Лето

— Значит, оптимизация кадрового состава? — Хозяин кабинета, крупный, абсолютно седой мужик лет шестидесяти, что называется, в штатском, со вздохом отложил в сторону несколько скрепленных листков.

— Так точно, товарищ генерал, — кивнул расположившийся в некотором отдалении за столом для посетителей моложавый полковник. Худощавый, подтянутый, в прекрасно сшитой форме, явно замечательный строевик. У них, в управлении кадров, таких военных — через одного. — Оптимизация.

— Удивительным образом напоминающая кастрацию, — с явной брезгливостью генерал глянул на стол. У полковника от удивления взлетели к потолку брови. В недрах ТАКОГО учреждения только что сказанное отдавало откровенной крамолой. Если не сказать — провокацией. — Поправьте, если ошибаюсь: распоряжение было о сокращении двенадцати штатных единиц в моем управлении.

— Так точно.

— Тогда почему в списках двадцать семь фамилий, в том числе второй отдел в полном составе?

— Таково решение руководства, — полковник с восторженной преданностью глянул в потолок.

— Понятно, — скучным голосом произнес хозяин кабинета, судя по всему, полностью потеряв интерес к вопросу.

Только чуть дернулась как будто судорогой прихваченная правая щека. Когда-то, в далеких семидесятых, при виде этой несерьезной гримасы впадали в продолжительную диарею достаточно крутые мужчины. Потому что догадывались, что очень скоро за этим последует. Как давно это было…

— Каждому офицеру из списка, — счел нужным пояснить боец кадрового фронта, — для дальнейшего прохождения службы будут предложены равнозначные должности в Южном и Восточном военных округах. — Счел нужным пояснить: — В Центральном военном округе свободных вакансий, к сожалению, не оказалось.

— Прекрасно.

— Совершенно верно, товарищ генерал, — расцвел в улыбке полковник. — Все, кто пожелает остаться в рядах, нормально продолжат службу.

«Остаться в рядах», еще бы «в касте» сказал. Сразу видно, какой именно литературе отдавал бравый воин предпочтение в редкие минуты до́суга. Исключительно так называемой военно-патриотической. Которую в массовом порядке штампуют для таких вот настоящих мужчин ни разу не служившие, преимущественно физически не слишком развитые штатские граждане со слабым зрением, врожденным плоскостопием и обязательно геморроем. Они и только они способны так трепетно и возвышенно, можно сказать, с придыханием, говорить о военной службе. И совсем без мата.

— А кто, значит, не пожелает…

— Уйдут в народное хозяйство, — прозвучало в ответ. Твердо и без малейшего намека на слюнявую жалость.

— Вы хоть понимаете, КАКИХ это людей получит народное хозяйство, — прищурившись, спросил хозяин кабинета, — и что они там нахозяйствуют?

— Понятия не имею, — искренне удивился полковник — И потом, согласитесь, товарищ генерал, это будут уже не наши проблемы.

Глава 1

Канувший в лето

Считается, что настоящий разведчик помимо всех прочих выдающихся качеств в обязательном порядке должен обладать острой оперативной интуицией, в просторечии — чуйкой. В таком случае я — совершенно посторонний в нашей службе персонаж. Напрасно, получается, меня в свое время пригласили в ее стройные ряды и целых десять с копейками лет там же и терпели. А вот на выход с вещами попросили совершенно заслуженно.

— У аппарата, — томно пропел я.

— Толян, ты где вообще? — это звонил приятель.

— Лежу на пляжу, — по-солдафонски тупо схохмил я и рассмеялся.

Море, солнце и мелкий-мелкий умеренной чистоты песочек. Как же все это, вместе и по отдельности, прекрасно. Потому что только-только начался отпуск, справедливо названный миражом свободы, предполагающий полную и решительную смену деятельности. А значит, я вообще ни черта не делаю. Валяюсь как бревно на топчане в красивых ярко-красных купальных трусах по колено, благосклонно наблюдая из-под дурацкой панамы (местные еще называют их «дебилками»), как играют на воде лучи солнца, накатывает на берег волна. Как с визгом и радостными воплями носятся взад-вперед, вздымая тучи песка, игривые детишки от грудного до призывного возраста. Как, отклячив зады и втянув животики, распускают хвосты в брачных танцах вокруг дамочек в стрингах озабоченные самцы топлесс разной степени потертости и упитанности. Все как один представляющие себя юными атлетами. Очаровательными и неотразимыми.

И все это, представьте, совершенно меня не раздражает, даже запахи и звуки. Имеется в виду чудный аромат трехдневного, минимум, перегара от расположившейся не так уж и поодаль разношерстной веселой компании и истошные вопли: «Пахлава медовая! Чебуреки! Холодное пиво!», а еще: «Семочка, детка! Быстренько сбегай пописать в водичку и садись уже кушать!»

Это потом, недели через две, пресытившись роскошью общения и соприсутствия, я буду уходить на дикий пляж за скалы и тупо валяться в гордом одиночестве. А пока все меня очень даже устраивает, как всегда, в первые дни отдыха.

— Лежишь, значит, — тусклым голосом проговорил приятель, — в солнечных очках и без штанов.

— Почти угадал.

— На девок небось посматриваешь.

— Не без этого.

— Пиво хлещешь.

— Сейчас этим и займусь, — радостно отозвался я. — Вплотную.

— А, может, лучше натянешь штаны и первым же рейсом в Москву?

— Не понял, — я приподнялся и сел.

— Потому что кретин.

— Может, все-таки объяснишь, что происходит? — стянул с головы панаму и вытер взмокшую физиономию. — Наводнение, эпидемия, может, война? На нас опять напала Молдавия?

— Сокращение штатов, недоумок, — донеслось в ответ. — Резать управу будут, на этот раз не по-детски. Все умные люди который уже день носятся по столице, языки за спиной, ищут, куда бы приткнуться.

— И ты с ними?

— А мне похрен.

— Это почему?

— Да потому. — В трубке помолчали немного. — Выслуги у меня, чтоб ты знал, целых двадцать пять лет и три месяца, — уточнил он на всякий случай, — со всеми холодными, горячими, чуть теплыми точками и прочей лабудой. Как раз сегодня в кадрах подтвердили. А еще квартира на Пресне, шесть соток под Софрино и жена — бухгалтер в «Роснефти». Так что не парюсь.

— Пожалуй, и я не буду, — вернув панаму на прежнее место, я со вздохом прилег обратно.

— Ну, как знаешь.

Глава 2

Я люблю тебя, жизнь, но боюсь, что слегка не взаимно

И что мне было тревожиться и вибрировать, я ведь точно знал, более того, был твердо уверен, что любое сокращение, реорганизация и даже стихийное бедствие если кого и коснутся, то уж ни в коем случае не персонально меня.

Крайняя командировка оказалась непростой, но сработал я вполне нормально. Сразу после возвращения был зван наверх, где меня наперебой хвалили и всячески ласкали. Особо свирепствовал один из замов нашего Первого, крупный дядя с багрового цвета физиономией и двумя звездами на погонах. Обнимал, жал руку, заглядывал в глаза и жарко дышал в ухо. Сулил перспективы, грозил орденами. Прижимал, как дитя родное, к мягкой груди.

Сановный мужик в штатском, откуда-то очень сверху по виду, соизволил благосклонно мне кивнуть и даже подержался холеной ладошкой за мою натруженную лапу. С таким видом, будто вручал высшую награду державы. В общем, все, включая меня, были радостны и счастливы. Даже начальник нашего управления не выглядел таким хмурым, как обычно.

Перспективы действительно оказались лучезарными, не обманули. И огреб я их моментально и по полной.

— Почему не в форме, майор? — строго поинтересовался старший воинский начальник, целый ТОВАРИЩ МАЙОР из управления кадров, куда мне сказали заглянуть в первый же рабочий день. — И стричься за тебя Пушкин будет?

— Так не положено же, — удивился я, поправляя упавшую на глаза томную прядь.

— Теперь уже положено, — веско сообщил тот. — Ну, неужели не рад?

— Чему не рад? — Я все никак не мог въехать в суть вопроса. Видно, здорово отупел под южным солнцем.

— Возможности носить форму, — снисходительно пояснил кадровик. И добавил: — Офицер должен ее любить, согласен?

— До самозабвения, — согласился я. — И не вылезать из нее двадцать четыре часа в сутки до полного износа, — почесал нос. — Только при чем здесь?..

— При том, — сурово молвил тот. — Хватит уже в Москве штаны протирать, пора и в войска.

— Куда?

— Тебе предлагается убыть для прохождения дальнейшей службы, — сообщил он голосом Левитана, извещающего население об очередной победе нашего оружия, — в Восточный военный округ.

— А что там?

— Отдельная мотострелковая бригада. Располагается в городе Пекин Хабаровского края.

— Каком-каком городе?

— Ты что, глухой? — Майор взял со стола лист, забросил на нос очки. — Повторяю, в городе Бикин…

— Теперь понял. — Такое впечатление, что все со мной происходившее мне же и снилось. Очень захотелось ущипнуть себя посильнее за там и как можно скорее проснуться. Желательно не здесь. — А на какую должность?

— В распоряжение командира бригады. — Кадровик снял очки и аккуратно уложил в футляр. — Соглашайся, — искоса глянул он в органайзер, — Толя. Природа там — закачаешься, — и молодецки крякнув, потер ладони как после рюмки с мороза. — А еще рыбалка, охота, грибы, ягоды. Если честно, даже завидую, — и тут же изобразил на гладко выбритом честном лице гримасу, должную показать, как он сам всеми силами туда, в Пекин, в смысле Бикин, стремился, а я его, гад такой, на кривой козе объехал. — Ну, что скажешь?

— Да уж, — ошарашенно молвил я и, кажется, слегка покачнулся, как будто товарищ майор угадал мне коротким прямым в челюсть.

— В смысле да?

— В смысле ну его на хрен.

— Тогда пиши рапорт на увольнение, — буркнул он, тут же потеряв ко мне всяческий интерес.

— А можно лист бумаги?

— Можно Машку через ляжку и козу на возу, — последовал по-армейски остроумный ответ, исключительно в рифму. — У себя в управлении все оформишь и передашь по команде. Свободен.

И действительно, через пару месяцев я стал свободным, как все народы России по отдельности и вместе взятые. Избавив от собственного присутствия вместе со всеми без исключения офицерами своего отдела родную контору, Главное разведывательное управление. Напрасно ребята все лето в панике носились по Москве и окрестностям в поисках вакантных мест. Начальство решило сурово: или — или. То есть или ты едешь с предписанием в зубах куда-нибудь на окраину державы, поближе к границам, или совершенно самостоятельно следуешь к едрене фене. Но уже пешочком.

Лично я ничего не имею против Дальнего Востока и всей той дикой фауны с роскошной флорой. Вот только не рыбак я, не охотник, а грибы с ягодами привык собирать исключительно в магазине да на рынке. И командир той самой бригады в Бикине не сделал лично мне ничего плохого, чтобы усиливать подчиненную ему часть персонально мной. Потому как офицером разведки я числюсь исключительно по военно-учетной специальности, а так, по жизни и профессии, я вор. И немного клоун. Именно поэтому я там совсем не нужен: все, что можно было, уверен, нагло скрадено еще до меня, а развлекать мною личный состав не получится. У тех, кто в армии служит, с весельем в цирке как-то не складывается. Скучно им там до зевоты с дремотой и сна с храпом.

Глава 3

Из-под купола — об жизнь

Воровать все, что плохо или, наоборот, очень хорошо лежит, даже под охраной, меня научили на службе. А клоуном я стал просто потому, что с раннего детства любил хохмить. Иначе пошел бы в укротители, ловиторы^[2] или стал воздушным гимнастом, как папа с мамой. Я ведь появился на свет, как у нас говорят, в опилках и вырос на арене да за кулисами. А у таких, как я, выбор профессии определен еще до рождения. Что-то не попадались мне на жизненном пути нейрохирурги, бренд-менеджеры или дирижеры симфонических оркестров из числа бывших цирковых. А вот алкоголики и уголовники, к сожалению, встречались.

С первых дней в ГУЦЭИ^[3] я сдружился с веселым отвязным парнем, Валеркой Зайченко. Он пришел в цирк из спорта: подавал надежды в гимнастике, а потом взял да и вымахал за лето на восемь сантиметров. Добавил почти столько же за зиму и тут же перешел из разряда перспективных складных парнишек в никому не нужные дылды. С ним мы и придумали наш первый парный номер, потом еще один и еще. Через год уже веселили ими публику на корпоративах вне пределов Рублевки и даже имели некоторый успех и кое-какую денежку.

Как только я закончил второй курс, папа с мамой подписали контракт и уехали работать в канадский цирк под названием «Дю Солей», девять из десяти артистов которого выходцы из России или Китая. Следом засобирались и мы с партнером, оставалось только доучиться и слегка набраться опыта.

А потом все пошло наперекосяк. Через год родители погибли в авиакатастрофе, а Валерке вдруг надоело в компании со мной пошло кривляться. Загорелся человек идеей создания масштабного шоу с песнями, плясками, полетами под куполом и дрессированными собачками. Влился в творческую тусовку, нахватался там разных умных слов, приучился загадочно морщить лоб и расширять горизонты сознания с помощью травки.

— Бросал бы ты, мужик, дурью маяться, — частенько ныл я. — Выпуск же на носу, номер надо готовить.

— Сделаем, — смеялся он. — Все ахнут.

— И дуть заканчивай, — не унимался я.

— В любой момент, Толян, — отмахивался он.

И действительно, с травы он вскоре соскочил, зато перешел на герыч и в сжатые сроки стахановскими темпами сторчался. Дальнейшую жизнь, насколько мне известно, проводил в увлекательных странствиях по маршруту клиника — тусовка — клиника. А семь лет назад помер.

Я же оказался в положении Робинзона после шторма: артист парного номера без партнера. В результате диплом мне, конечно же, дали, но в списки перспективной творческой молодежи, достойной освобождения от военной службы, ясное дело, не включили.

И оказался я ни в каком-то там «Дю Солей», а в героической российской армии. И вместо пошлого запаха опилок с размаху ударили в нос ароматы казармы, подмышек да портянок.

Я высмотрел в военкомате майора с самым честным лицом, отозвал в сторонку и изложил суть вопроса.

— У меня тут доллары завелись, совершенно лишние, — тихонько проговорил я. — Не подскажете, во что бы их инвестировать?

— Отмазать от службы не получится, — с ходу въехал в тему служивый, — поздно. Да и комиссия у нас сейчас работает. С коррупцией боремся.

— Служить так служить, — вздохнул я. — Почетный долг как-никак.

— Точно, — кивнул он.

— А нельзя ли?..

— Подальше от Кавказа, поближе к дому? — смекнул майор.

— Именно.

— Трудно, — он покачал головой. — Но можно.

— Цена вопроса? — услышал ответ и присвистнул.

— Если хочешь, пошлем на флот, — предложил тот, — на Северный или Тихоокеанский. Там у них в плавсоставе сильно народа не хватает.

— Нет уж, — решительно ответил я. — Буду защищать родное Подмосковье. — И мы ударили по рукам.

К месту службы колонна машин добиралась долго, почти два часа: на Щелковском шоссе образовалась пробка. В служебном автобусе нас было всего трое, остальных будущих воинов отдавать патриотический долг отчизне везли родные и близкие в автомобилях, произведенных вне ее пределов.

Металлические ворота с выцветшими звездами со скрипом растворились, автобус прокатил по дорожке и остановился на плацу подле облезлого памятника вождю мировой революции. Двое будущих сослуживцев тут же вышли, а я ненадолго задержался.

— И куда я попал? — спросил я у юного водителя в прыщах и камуфляже.

— Узнаешь, — не оборачиваясь, буркнул тот.

— И все-таки? — повторил вопрос я.

— Ну, ты… — водила повернулся, узрел синюю пачку «Ротманса» и несколько потеплел душой. — УРП, сыночка, — торжественно проговорил «папаша», состоявшийся мужчина, года на четыре младше меня по возрасту. Изъял честно заработанное курево и мотнул головой, давай, дескать, с вещами на выход.

Навстречу доблести и славе.

Глава 4

На подвиг отчизна зовет

Не самое дальнее Подмосковье, меньше часа езды на электричке от трех вокзалов. Стайки офицеров с портфелями от лейтенанта до полковника по званию. Какие-то курсы усовершенствования и повышения ратного, не побоюсь сказать, мастерства. И наше подразделение обеспечения учебного процесса при всей этой прелести с таинственным названием УРП, то есть учебный радиополигон. А на деле — прислуга за все в форме и при погонах. Принести-унести круглое, прикатить-укатить квадратное, помыть-почистить, убрать снег, выкосить травку, покрасить бордюры и прочий геройский героизм. И все это на расстоянии, можно сказать, вытянутой руки от столицы и буквально в одной остановке на электричке от «Красной целки», общежития чудом не попавшей в поле зрения креативных менеджеров ткацкой фабрики, битком набитом веселыми и отзывчивыми девчонками. Как говорится, служба в радость.

Но даже и этого мне не доверили. Буквально через три дня после присяги вызвали к заместителю начальника всей этой богадельни по воспитательной работе и милостиво разрешили присесть.

— Тут сказано, что ты закончил какой-то ГУЦЭИ, — строго спросил, держа в руках тощую папку с моим личным делом, крупный лысоватый полковник, вылитый шеф гестапо Мюллер из народного сериала. — Что это за хрень?

— Училище циркового и эстрадного искусства, — поедая глазами начальство, доложил я, вскочил и вытянулся в струнку. Как учили. Тот махнул рукой, садись, дескать.

— Так цирк или эстрада?

— Цирк.

— И что умеешь?

— Многое, — ответил я. Не по уставу, конечно, зато честно.

За редким исключением все сподобившиеся появиться на свет не инвалидами цирковые детишки начинают обучаться всему понемногу чуть ли не с пеленок и вскоре появляются на публике. Лично я стал каждый вечер выходить на манеж с одиннадцати лет, кое у кого это случилось много раньше.

А потом, уже в училище, мы с Валеркой ставили номера-пародии, с ними же и выступали. Передразнивали жонглеров, гимнастов с акробатами, канатоходцев и даже иллюзионистов. А сделать пародию на какой угодно жанр без навыков в этом самом жанре невозможно.

Взять хотя бы номер с канатом. Если бы я не умел по нему ходить, то грохнулся бы сразу. И вызвал бы этим у почтенной публики не веселый смех, а в лучшем случае — брезгливую жалость. А так, бодро прошагав метров пять, я терял равновесие и начинал выделывать ногами кренделя, хвататься за воздух, визжать как резаный, в общем, сражаться за жизнь над бездонной пропастью глубиной около метра. Валерка тем временем суматошно носился взад-вперед, заплетаясь в ногах и пытаясь поймать меня в гигантский сачок. В итоге он же меня и ронял. На себя.

— У нас через месяц день части. Сможешь выступить?

— Конечно, — бодро ответил я. — Только нужен костюм и кое-какой реквизит.

— Н-да, — пригорюнился полковник. — Со средстваˊми у нас не очень. Может?..

— Попробую что-нибудь придумать, — задумчиво, изо всех сил сдерживая рвущуюся наружу радость, проговорил я. — Думаю, друзья в Москве чем-нибудь помогут.

— Вот и здорово, — он заулыбался, — молодец, — и прихлопнул ладонью по гладкой столешнице пустого, без единой бумажки, стола. — Поступаешь в распоряжение начальника клуба.

Пять дней служебной командировки прошли просто замечательно, было потом о чем вспомнить. Жаль только, пролетели как один миг. Я возвратился назад победителем со всем необходимым для выступления барахлом из собственных запасов. В том же самом автобусе, что два месяца назад, нагло покуривая в одно лицо в салоне.

Не могу сказать, что мой дебют в качестве военного артиста прошел удачно. Великолепно, черт подери, я бы даже сказал, триумфально. Давненько клуб нашей части не помнил таких, переходящих в овации, аплодисментов. И такого аншлага.

Вскоре выяснилось, что у соседей тоже намечается какое-то торжество, и меня ненадолго сдали в аренду. Потом еще куда-то. Слухи в итоге разошлись как круги по воде, и я принялся раскатывать по городам и поселкам, как тот цирк шапито, и радовать публику в погонах и примкнувших к ним членов семей высоким искусством.

Артисту, как известно, надо много репетировать, поэтому в свободное от гастролей время я пропадал в клубе, а потом и вовсе переехал туда с вещами. А еще постоянно мотался в столицу за реквизитом и какими-то там консультациями. Или просто зависал в «Красной целке» и возвращался под утро приятно утомленным. В общем, устроился неплохо. Таких, как я, на зоне именуют придурками, а в армии — блатными. И очень, очень не любят.

Как-то вечером семеро «дедов» нанесли визит вежливости по месту моей работы и жительства. А я, как назло, поленился ехать в столицу или куда поближе. Двое здоровенных парней прихватили меня «за душу» и легко, как пушинку, вознесли на полметра над уровнем моря.

— Ну, ты че, в натуре? — и пошел гнилой базар на несколько голосов.

Дескать, мы тут служим, как собачки породы пудель, кровь за родину-мамку тетрапаками проливаем вперемешку с потом, света белого не видим. А ты, салага зеленый…

— Срочно нужны четверо, — успел вставить свои две копейки в разговор я, пока оппоненты не перешли от слов к жестам, — покрепче и желательно одного роста. Не пожалеете.

— Зачем?

— Куда?

— В артисты. — Вцепившиеся в меня ручищи разжались. Я четко, как учили на занятиях по физподготовке, исполнил соскок и пошел по своим делам. А они принялись выяснять между собой, кто больше всех хочет славы и аплодисментов.

Так и дурковал я в свое полное удовольствие. Изображал, когда скажут, что-то левой ногой на публике, а все остальное время бил балду. В столицу ездил или куда поближе, умеренно выпивал, ходил в кино, читал книги. Даже бедностью особо не мучился: сдал на время службы одну комнату в родительской «двушке» на Арбате бывшему однокашнику, выбившемуся в чиновники Министерства культуры. Славка недавно женился и решил пожить как взрослый. А еще всеми силами гнал из головы мысли о том, что же делать дальше, когда закончится служба и начнется собственно жизнь.

Глава 5

Родина знает

И продолжалось это невообразимое счастье целых полтора года, даже чуть дольше. А потом все вдруг закончилось. Или началось. В двести семнадцатом кабинете административного корпуса, куда меня вдруг срочно вызвали, предварительно разыскав с собаками.

— Проходи, располагайся, — махнул рукой, будто муху отгонял, совершенно незнакомый породистый мужик средних лет. И хотя приличный и явно не от «Большевички» костюм сидел на нем как влитой, а не подобно пенсне на корове, как у наших офицеров, почему-то сразу стало понятно, что он — военный. И в чинах немалых. — Как проходит служба?

— Нормально, — чуть заметно пожал плечами я.

— Проблемы с дисциплиной?

— Никаких.

Самое интересное, что этот дядя мне не представился. И за все время разговора ни разу не обратился ко мне по имени или фамилии.

— Да уж, — раскрыл он папку с моим личным делом, самую малость потолстевшую за время службы. — Начальники, как посмотрю, от тебя без ума. Одних благодарностей штук двадцать. Получается, ты у нас — образцовый воин.

Я скромно опустил глаза и чуть заметно кивнул, дескать, получается именно так.

— Значит, дисциплину не нарушаешь? — гнул свое он. — Военную тайну свято хранишь?

— Так точно. — Лучший способ сохранить любую тайну — это не иметь о ней ни малейшего понятия. Как раз мой случай.

— Тогда ознакомься вот с этим, — он достал из пижонского портфеля ценой в пять, наверное, тогдашних офицерских зарплат файл с несколькими исписанными от руки листами бумаги и протянул мне.

«Объяснительная записка», — прочел я, — «от капитана Беляева В.Б…». Ах ты ж, козлина! Неделю назад ко мне в клубе подвалил белобрысый шустрый мужичок с четырьмя звездочками на погонах и запросто так предложил пустяковое, по его словам, дельце ценой в литр водки. Всего-навсего слазить в ночь с субботы на воскресенье на четвертый этаж в секретную библиотеку. Просочиться через открытую форточку, отыскать на стеллажах папку с контрольной работой за позапрошлый год «Железнодорожный узел Мытищи» и принести ему. А следующей ночью совершить еще одно восхождение и вернуть ее на место. После чего отправляться пить честно заработанное, так и быть, в его компании.

«Ну уж нет», — ответил я. И продолжал стоять на своем, даже когда цена вопроса возросла до полутора литров. До дембеля у меня всего-то полгода, и дожидаться его гораздо лучше под Москвой, нежели под пулями где-нибудь неподалеку от Аргуна или Гудермеса.

— Почему не доложил куда следует? — забрал он у меня файл и вернул в портфель. — Стучать в падлу или просто поленился?

Я тихонько вздохнул. И то и другое, если честно.

— Ну и дурак, — угостил сигареткой меня и закурил сам. — А вот товарищи капитана по учебной группе все правильно поняли и мигом его слили.

— А он меня.

— Это как водится, — подмигнул он. — Ладно, проехали. Служи дальше, сколько осталось, никто тебя не расстреляет. Тем более начальство за тебя горой.

— Спасибо, — я привстал. — Разрешите?..

— Погоди, — хмыкнул он. — А ты действительно смог бы туда залезть?

— Да.

— На четвертый этаж по гладкой стене?

— Не такая уж она и гладкая, есть за что зацепиться.

— Откуда знаешь?

— Сходил потом, посмотрел, — сознался я. — Просто интересно стало.

— Интересно ему, — проворчал он. — Любознательный ты наш. А можно вопрос?

— Да, в смысле, так точно.

— А что потом?

— Когда?

— После службы, — и угодил, фигурально выражаясь, подкованным каблуком прямиком по мошонке. Этим вопросом я и сам мучился с первого же дня службы.

— Ну, — промычал я. — Думаю…

— Давай-ка я скажу. — Аккуратно загасил сигарету, откинулся на стуле и сложил на груди руки. — Ты и сам глубоко не в курсе. Знаешь только, что в цирк тебе уже не вернуться.

А вот это точно. Никто меня там не ждет, клоунов, хороших и разных, на всех аренах и без меня — как грязи. Сам знаю.

— Простите…

— Ты хочешь спросить, какое мне до всего этого дело? — он улыбнулся. — Самое что ни на есть прямое. Тот дурачок, как его?

— Беляев.

— Спасибо. Так вот, капитан тот мне глубоко по барабану. Да и вопрос с ним уже закрыт. Огреб, дурилка, строгий выговор, сдал экзамены и укатил в родную пердь служить дальше. А его подельнички получили…

— Благодарности, — догадался я.

— Ни хрена подобного, — расхохотался незнакомец. — Записи в личном деле получили об излишней хитрожопости и скудности оперативного мышления. — Пояснил: — Раньше надо было его закладывать, когда только планировал дельце, а не потом, когда сорвалось.

— В таком случае…

— Спрашиваешь, зачем я тогда сюда приперся? Отвечаю, по твою персонально душу. Хочу предложить работу по специальности.

— Клоуном?

— И им тоже.

— Где?

— Есть такой цирк, ГРУ называется. Покруче твоего «Дю Солей» будет.

— ГРУ — ведь это Главное разведывательное управление? — ошалел я. — Вы что, приглашаете меня в разведку?

— Невозможно пригласить человека куда-либо, если он уже там, — было ответом. — Ваши курсы, чтоб ты знал, находятся в подчинении ГРУ. — Я разинул от удивления рот. Намекали как-то по большому секрету, да под стакан, ребята с родного УРП, что наша часть — жуть какая секретная^[4]. Не поверил. — Просто предлагаю тебе перейти из разведки в РАЗВЕДКУ. Добровольно, иначе у нас не бывает.

— А если я откажусь?

— Значит, этого разговора не было, а я тебе приснился.

— А если соглашусь, что буду делать?

— Понятия не имею, — собеседник пожал плечами. — Об этом только Родина знает.

Для начала Родина направила меня в учебное подразделение, учебку, в сутках езды от Москвы. Где нас, угодивших в разведку везунчиков, сильно утомляли науками и истязали физически. А заодно, как я потом понял, внимательно присматривались. С тем, чтобы понять, куда направить после того не отсеявшихся до этого.

После прохождения начального курса наук полагается практика в спецназе нашей конторы. Меня этой радости лишили, сразу отправили аж за Урал учиться на какого-то там притворщика. Через месяц программу закрыли и меня вернули в Подмосковье, только не на северо-восток, где проторчал полтора года, а на запад. И принялись обучать ремеслу специалиста узкого профиля, но широкой направленности, ворюги-универсала, если конкретно. То есть способного не просто что-нибудь спереть, в смысле, свистнуть, но и добраться до этого чего-нибудь, даже если оно заперто на сто замков.

И в кошмарном сне не виделось, что придется заниматься чем-то подобным, потому что с раннего детства питаю стойкое отсутствие интереса к чужой собственности. Однако Родина действительно знает, что делает. За каких-то два года (а потом еще три раза по паре-тройке месяцев) из меня таки сделали самого настоящего крадуна. И больше десятка лет пер я для родной конторы все, что приказывали. Или кого. Однажды уволок с сорок пятого этажа небоскреба в столице одного государства Юго-Восточной Азии шестимесячного младенца. У тех, кто похитил его у родителей. В другой раз в известной на весь мир своими вальсами и сосисками европейской столице посильно поспособствовал похищению из полицейского морга трупа. Нашего парня, между прочим, угодившего под раздачу в результате каких-то хитрых тактических игр бывшего вероятного противника, а ныне — стратегического партнера.

А первую боевую награду получил за обычную сережку, правда, стоимостью с трехкомнатную квартиру на Остоженке. Я вытащил ее из уха одной приятной в некоторых отношениях, переживающей вторую бурную молодость дамы, супруги чрезвычайного и полномочного посла. На приеме, не помню, по какому поводу. Милую женскому сердцу безделушку потом случайно отыскал и с поклоном вернул владелице один чрезвычайно мужественного вида джентльмен. И, уверен, на всю катушку попользовался ее плавно перетекающей в благосклонность благодарностью.

Да, кстати, несколько лет назад я провел три месяца на тех самых курсах. Выяснилось, что никакая это не богадельня, а вполне себе приличное учебное заведение. И на учебном полигоне солдатики не только бордюры красят да в самоволку бегают, но и серьезными делами занимаются. Встретил кое-кого из старых знакомых. Никто меня не узнал.

Глава 6

В жанре радостного идиотизма, или Награды для героя

— Куда прешь, микроб?! — прорычал сосед. Сгреб меня за шиворот и вышвырнул из подъезда, как обгадившегося котенка. Еще до приземления я бодро заработал нижними конечностями, пытаясь как можно скорее увеличить расстояние между нами до безопасного, но все равно не успел.

Интересный нынче выдался день, ничего не скажешь….

* * *

— Уважаемый Анатолий Павлович, позвольте от имени командования и от себя лично поздравить вас с высокой правительственной наградой и вручить высокую правительственную награду, — и замолчал, пытаясь понять, что только что сказал. — Короче, от всей души. Чисто конкретно.

Компания в военкомате подобралась немногочисленная, но какая-то мутная. Несвежий после вчерашнего, изрядно утомленный жизнью капитан в измятой до состояния полной изжеванности форменной курточке и до неприличия грязной защитного цвета футболке. Чрезвычайный и особо доверенный представитель Родины-мамульки. Именно он вручил мне коробочку с тем самым давно обещанным орденом и книжечку к нему.

Лично я гладко выбритый и одетый в чистое. К тому же милый и румяный аки купидон с картинки. Абсолютно не страдающий похмельем, так как еще месяц назад успешно освоил в компании бывших сослуживцев ящик-другой-третий водки и с тех пор ни-ни-ни.

И наконец, еще один — роскошный мен в штатском. Не припомню, чтобы мы пересекались где-нибудь и когда-нибудь до этого, но родной конторой пахнуло вполне ощутимо.

— Позвольте еще раз поздравить вас и пожелать… — старательно дыша в сторонку, из последних сил проговорил капитан и тяжко вздохнул.

Больше всего на свете военному хотелось откомандировать свежеиспеченного орденоносца, меня то есть, в лавку за бутылкой и поправить на халяву подорванное накануне здоровье. Или выгнать всех посторонних из персонального, три на три метра, кабинета и сделать то же, но в одиночку. И, черт с ним, за свои, за кровные.

— Извиняюсь, — печально проговорил служивый, — дела. — Прихватил со стола, не глядя, какие-то бумаги и двинул на выход. Я было следом. — А вас я попрошу задержаться.

— Зачем? — удивился я. Точнее, сделал вид.

— Товарищ вот хочет с вами побеседовать, — кивнул капитан в сторону личности из прошлого, в углу, и резво стартовал с места, только половицы заскрипели.

И правильно сделал. Похмелье, как известно, штука не столько тонкая, сколько для здоровья опасная. И медлить с лечением не стоит. Чревато.

— Что-то душно здесь, — персонаж в штатском встал, подошел к окну и растворил обе створки. Поверх ароматов перегоревшей сорокаградусной и закуски в чесночном соусе слегка повеяло свежестью.

Потом приблизился и расцвел в улыбке. Ладошку ухоженную протянул. С маникюром на пальчиках. Достаточно крепкую.

— Мои самые искренние поздравления, Анатолий Павлович, — по-свойски, с юморком молвил он. — От имени и по поручению.

— И кто вам это поручил?

— Как это кто? — удивился он. — Родная контора, тезка. — Надо же, он тоже Толя. — У нас ведь как? — новоявленный тезка сделал брови домиком. — Никто не забыт, и никому ничего не забыли, усек?

— А то.

— Молодец! Так что Родина тобой вправе гордиться. И все мы — тоже.

Вот пусть и гордятся, коли право имеют. Как говорится, не препятствую.

— Присядем? — Он по-хозяйски устроился за капитанским столом, я скромно присел рядом. И приготовился.

— Погодка-то какая, — глянув в окошко, поделился радостью со мной Анатолий. — Бабье лето, интересно, надолго ли? — и жадно на меня, как на единственного в мире носителя секретов природы, уставился. Я пожал плечами. —  Как жизнь молодая?

— Живу, — по-спартански лаконично отозвался я.

— Честно, надеюсь? А то некоторые, — и подмигнул игриво, как пукнул, — шалят. Научили их, понимаешь, всякому и разному на свою голову… — Вдруг нахмурился и сменил тему: — Какие планы на будущее?

— А почему вас это интересует?

— Служба такая, тезка. За нашими бывшими присматривать, — развернул красную книжицу и сунул мне под нос. Тут же захлопнул и вернул на место, в нагрудный карман пиджака. — Чтобы не шалили.

— Здорово, — обрадовался я. — Значит, по всем вопросам сразу к вам?

— Не совсем так, — Анатолий покачал головой и глянул сурово. — Если создашь вопросы, то мы к тебе, причем сразу. Уразумел?

— Ага.

— Тогда иди и не греши.

Я встал и двинулся на выход, а, может быть, тезка остался сидеть, государственными думами объятый. Почему, спрашивается, может быть? Да потому, что уж больно умело он мне ксиву^[5] предъявил, закрыв пальцем имя, фамилию и отчество, зато оставив все остальное бла-бла-бла касательно прав ее владельца и обязанностей всех остальных граждан по отношению к нему. Вот и гадай, как его на самом деле зовут: Толя, Вася или вовсе даже Мухаммед. А может, Сруль.

Я вышел из казенного дома и побрел, куда глаза глядели, а ноги несли. В ближайшую пивную. Откушал там кружку так себе светлого пенного, заел эту разбавленную свежей водопроводной водой прелесть соленой баранкой, сделал один звонок и неторопливо зашагал дальше, глазея по сторонам и пиная ногами желтые листья, визитные карточки наступившей осени. По дороге несколько раз, просто так, на всякий случай, проверился.

Посидел на лавочке в парке, перекурил, полистал газетку, потом встал и решительно отправился домой собирать вещи. Один мой знакомый, как только возникали какие-нибудь проблемы, немедленно подрывался и уматывал на юга. А когда через месяц-полтора возвращался, выяснялось, что все они или почти все как-то сами по себе рассасывались. Вот и мне пора куда-нибудь к теплому морю, пока деньги есть. Может, якобы тезка тоже рассосется. Ума не приложу, на кой черт он на меня вышел. И очень мне все это не нравится. Точно, самое время укатить из Москвы и попытаться смыть проблему соленой морской водой и растопить под жарким солнышком.

Я пересек двор и вошел в подъезд. Только поднялся на пару пролетов, как заголосил телефон во внутреннем кармане ветровки. Если бы не тот звонок, кто знает, может, вся моя дальнейшая жизнь сложилась бы совершенно по-другому. А может, и нет. Как известно, не мы выбираем дороги, а совсем даже наоборот.

— Да. — Я остановился.

— Привет, Толян.

— Здорово, Кисинтин! — искренне обрадовался я. — Молодец, что звякнул.

— Ты можешь подойти туда, где мы в прошлый раз?.. — какой странный, однако, у него голос.

— Запросто, через час нарисуюсь, посидим, как белые люди.

— Жду.

Я развернулся и поскакал, как добрый кенгуру, через три ступеньки вниз. На входе в подъезд едва не врезался в соседа сверху.

— Куда прешь, микроб?! — прорычал тот — Разуй глаза! — дальше уже знаете, что произошло.

У самой земли я бодро засучил ножками, пытаясь как можно быстрее отдалиться на безопасное расстояние, и почти успел, но только почти. Огреб-таки пинок под задницу, не столько болезненный, сколько обидный. И зашагал дальше, второй раз за один и тот же день награды удостоенный.

Глава 7

Болевые приемы судьбы

Скажи кто раньше, что моего давнего приятеля Константина кто-то или что-то сможет нагнуть, сломать или просто вывести из равновесия, даже в морду плюнуть поленился бы. Не тот, скажу вам, человек.

Много лет назад, еще в самом начале боевого, можно сказать, пути, меня вдруг сдернули с одной операции и высвистали почти за две тысячи километров на совсем другое мероприятие по «внезапно открывшимся обстоятельствам». В город над мутной вонючей речкой под названием Дунай. Его еще голубым называют — не понятно за что.

Работать, то есть извлекать что-то из громоздкого сейфа с замками американской фирмы S & G повышенной надежности, пришлось в дикой спешке, чтобы конкуренты не пронюхали. И малыми силами, то есть страховали меня снаружи или просто стояли на атасе всего два оперативника. Строго из соображений конспирации. Или еще чего.

Не помогло. У конкурентов, как видно, тоже открылись похожие обстоятельства. Четверо здоровенных блондинов появились некстати и внезапно, как будто из воздуха, материализовались. И тут же начали действовать. Одного из меня страхующих уложили на месте, второй трусливо покинул поле битвы. Ускакал со скоростью африканской лани, опережая звук, в смысле визг. Собственный. Сигнал тревоги, правда, подать успел, но лично мне от этого легче не стало.

Побрали меня, несчастного, прямо возле вскрытого сейфа, серьезно облегчив тем самым себе работу. Вырубили, потому что начал было дергаться, и поволокли к выходу. Почему не грохнули на месте и не оставили возле распотрошенного хранилища? Понятия не имею. Кто это был? А хрен его знает. Знамен и формы со знаками различия у той четверки не наблюдалось, и за все время нашего недолгого знакомства ни один из тех слонов не издал ни звука. Может, это вообще не люди были, а боевые киборги, опытные образцы импортных макронанотехнологий.

Второй наш оперативник (а это был именно Костя) меж тем убежал совсем недалеко. Заложил этакую заячью петельку и вернулся в исходную точку. Очень даже вовремя, конкуренты как раз походной колонной покидали место собственного триумфа. Блондин номер один при пушке и с сумкой в авангарде, далее номер второй, тоже при оружии и со мной, перекинутым через широченное плечо, как какой-то плащ. Или просто тряпка. Как, спросите, узнал? Отвечаю, успел самую малость очухаться и все, что происходило, наблюдал лично. В том и преимущество малого роста и веса, что от серьезного удара мы отлетаем в сторонку и вырубаемся, а более крупные особи от него же просто рассыпаются на месте. И приходят в себя очень не скоро. Если вообще приходят.

А замыкали колонну номера третий и четвертый, причем один из них волок на себе другого. Это я постарался, каюсь. Молод был, вспыльчив, излишне резок, неумен.

Константин свалился на них внезапно, как ураган «Катрина» на Новый Орлеан или дефолт сразу на всю Россию. Блондин номер один, надо признать, оказался достаточно резким парнем и открыл ответный огонь почти сразу. Номер второй быстренько сбросил меня на булыжники и тоже присоединился к общей дискуссии. Остальные двое замешкались, друг дружку обнимая, поэтому отчалили на тот свет, не успев даже по разу выстрелить.

Все равно никто из них не уцелел. Был Костя точнее их всех, быстрее, а пули, такое впечатление, его не брали. Просто отскакивали. В общем, он уложил их всех и красиво уехал, не забыв прихватить меня, тело нашего оперативника и сумку с тем, из-за чего, собственно, и произошла та бойня.

Как выяснилось немногим позже, не все пули от него отскакивали. И все равно вырубиться себе он позволил, только вернувшись на базу. Заглушил мотор, поставил машину на ручник и вдруг потух, как свечка на ветру. Такой вот он парень, Костя-Кисинтин. Спокойный, улыбчивый, абсолютно без дешевых понтов и прочей показухи. Надежный, как крепостная стена. Всегда любил с ним работать. Или просто так изредка пересечься вне трудов праведных, пивка попить, за жизнь потрепаться. Чаще встречаться работа не позволяла.

Только сейчас пиво в горло не лезло. И ему тоже. Или не ему? Потому что сидящий напротив хоть и похож был внешне на старого приятеля, но никак, никаким боком быть им не мог. Не бывает, просто не может случиться такого, чтобы Костя, чтобы Костю… Как будто в камнедробилке мужик побывал. Черт, и у самого от всего этого мысли дыбом и в башке туман. Полный Эрдоган головного мозга, короче.

— Ну, — хрипло проговорил я и немного отхлебнул, чтобы горло прочистить. — Говори уже.

— Толь, — Костя взял стоящий перед ним до краев полный бокал и сделал пару глотков. И видно было, что ему глубоко плевать, что там внутри, свежее пиво или скипидар с истекшим сроком годности. — У тебя друзья богатые есть?

— Бабки понадобились?

— Да.

— Сколько?

— До хрена, — прозвучало в ответ. — И срочно.

— Что случилось?

— С Тошкой проблема… — это Костин сын, девятилетний крепыш. На хоккей в ЦСКА через весь город ездит три раза в неделю, в школе умеренно хулиганит. Ест все, что дают. И всегда просит добавки.

— Что с ним?

— Лейк… — запнулся Костя. — В общем, лейкоз. Нужна операция.

— За границей, — догадался я. Если в чем другом Россия уже лет двадцать как впереди планеты всей, то в области медицины мы пока отстаем, причем навсегда.

— В Германии, — уточнил он, — срочно. Иначе — кранты. — Отставил кружку в сторону и неумело закурил мою сигарету. Раньше, насколько помнится, с никотином он дружбы не водил и даже знаком не был.

— А сколько всего надо?

— Сто пятьдесят тысяч… Евро. Двадцатку уже достал, тачку продал, долгов набрал, больше — никак. Банк в кредите отказал, хату ни заложить, ни продать не могу.

Точно, никак не может. Квартира у Кости служебная.

— Друзья, говоришь, — задумчиво молвил я.

А что тут, собственно, думать? Нет у меня богатых корешей, никогда не было и вряд ли будут. В наше время дружить модно исключительно в своем кругу. Чтобы не опошлять это чистое, светлое и высокое чувство такой низкой пошлостью, как сто рублей до получки. Или миллиард евро на раскрутку.

— Ладно, — он с самого начала все знал, уверен. Просто в таком положении ничего не остается, как надеяться. — Пойду я. Там Маринка дома с ума сходит. Спасибо, что выслушал. И заплати за пиво, а то…

— Минуточку. — В голову ко мне в этот момент заглянула совершенно, казалось бы, идиотская мысль. Или не такая уж идиотская. Разберемся. — На какое число назначена операция?

— На следующую пятницу. — Костя сел на место и опять потянулся к сигаретам. — Девять дней у нас осталось.

— У НАС осталось, — уточнил я. — Значит, так, ничего гарантировать не могу, но в эту субботу с утречка держись поближе к телефону. Позвоню.

— Не понял. — Рука с зажигалкой замерла на полпути. — Так у тебя все-таки есть богатый друг?

— Нашелся, — сознался я, — только что о нем вспомнил, — положил на стол между бокалами и тарелками банкноту. — Пошли, что ли?

— Куда это ты так заторопился?

— На шопинг.

Глава 8

Тебя, придурок, я простил, но мстить мне это не мешает

Есть, есть у меня кандидатура богатенького Буратино, вполне способного стать спонсором. Вот только другом назвать его не могу, скорее наоборот. Впрочем, это не важно, в деньгах он мне не откажет, главное, чтобы нашлась нужная сумма.

Тот самый сосед, что поселился полгода назад в нашем доме двумя этажами выше меня и с ходу принялся всех вдохновенно кошмарить. Здоровенный красномордый жлоб с повадками шерифа с очень Дикого Запада. В сшитом на заказ полицейском мундире с полковничьими погонами. В остроносых лакированных полусапожках на высоком каблуке. Из расстегнутого кителя выглядывает налитое пивное пузо, а чуть выше и слева — ствол в ярко-желтой замшевой оперативной кобуре. Короче, дурак и… Сказал бы «клоун», но слишком уважаю бывшую профессию. Поэтому просто дурак и… и дурак.

Форму — этот символ власти и могущества — сосед обожает и, такое впечатление, даже в ней спит. Лишь изредка по вечерам выходит в свет в прикиде чикагского гангстера начала прошлого века, усаживается в черный, напоминающий катафалк «Хаммер» и с шиком укатывает в сторону ночи. А по пятницам переодевается в суровый камуфляж, загружает в «Хаммер» аналогичной раскраски ружья, удочки и ящики со спиртным. И убывает теперь уже на заслуженный отдых за город.

Меня он начал задирать по поводу и без сразу же по приезде и успешно продолжает по сей день. И виной этому я сам, вернее, мои габариты. Дело в том, что роста во мне аж два метра без каких-то тридцати пяти сантиметров и весу добрый центнер. Без тридцати восьми килограммов. Вот и не опасается нарваться на ответку. К слову сказать, совершенно напрасно.

Рост, как у сидящей таксы, и комариный вес совсем не мешают мне грамотно настучать по сусалам очень и очень многим. И не только потому, что меня этому обучили в разведке. Я ведь родом из цирка, то есть с самого раннего детства паренек крепкий и ловкий, да и кулаки в ход пускать привык. Жизнь научила.

За годы учебы я поменял не один десяток школ, и каждый раз, в каждом классе обязательно находился местный герой, второгодник или просто самый злой и наглый, желающий меня, кроху, обидеть. Вот и приходилось наглядно демонстрировать, с каким грохотом может упасть большой шкаф, если его как следует подтолкнуть.

Счастливым исключением для меня были лишь Оренбург и Красноярск, где по приезде в седьмой класс меня встретили с робостью и уважением. Прибывшие туда двумя неделями раньше братья-близнецы Витя и Митя разболтали всем, какой я страшный человек и непобедимый боец. Владеющий, ко всему прочему, мастерством удара отсроченной смерти. Это когда человеку отвешивают несильную плюху или просто пинка, а он через строго определенное время начинает клеить ласты. Большое им за это спасибо.

Сами Витя и Митя из номера «Силовые жонглеры Кольчугины» подобными проблемами не страдали чуть ли не с пеленок. Во-вторых, их всегда было двое. А во‑первых, уже классу к седьмому каждый из этой парочки достиг таких размеров, что от них в ужасе смертельном убегали самые здоровые и хулиганистые десятиклассники. И за версту обходили все остальные любители почесать кулаки.

А хороший был номер, ничего не скажу. Под заунывную восточную музыку на манеж выходило трое налысо бритых персонажей в монашеском одеянии. Один, высоченный и широкоплечий, бывший тренер по карате, невысокий складный второй, солист балетной труппы национального театра в прошлом. Оба, западный украинец и бурят, лишились прежних мест работы по причине страстной любви к национальному русскому напитку. Потом зашились. Третьим в этой компании был ваш покорный слуга в балахоне до пят и с шестом в полтора собственных роста длиной.

И только успевали монахи присесть и начать скромную трапезу, как откуда ни возьмись появлялись страшные и свирепые разбойники с мечами да копьями. И тут же по святой уголовной привычке начинали всячески обижать служителей культа. Те это дело до поры с истинно буддистским смирением терпели, но потом оно заканчивалось, и монахи начинали метелить злодеев. И как! Здоровенные мускулистые особи (Витька и Митька в том числе) летали по арене как птички, гнулись от зверской силы ударов, как хрупкие березки на ветру, и валились наземь, как кегли.

Потом униженные и избитые разбойники уползали умирать за кулисы, а разошедшаяся троица продолжала радовать мастерством публику. Лично я крутил сальто, садился на шпагат, задирал ноги выше головы и даже делал стойку на шесте. Халтура, скажете. Ни черта подобного. Очень похожий номер есть и в том же «Дю Солей», только артисты там — все китайцы. И никакие не монахи, а просто очень приличного уровня гимнасты и акробаты.

К величайшему моему сожалению, длилось то счастье недолго. Двое из нашей троицы, не выдержав бремени славы, расшились и, как истинно творческие люди, ушли в пленительный запой. Номер из программы убрали, так что в Омске опять пришлось махать конечностями и популярно объяснять кому надо, что маленький отнюдь не означает безобидный.

К чему это я? Да к тому, что крутой соседушка один в один напоминает кого-то из тех самых хулиганов и второгодников. Если честно, уже подумывал над тем, как его наказать. Разные были мысли: встретить как-нибудь вечерком да сломать пару костей или внедорожник угнать и утопить в Москве-реке. А может, угнать и отправить принимать водные процедуры обе тачки. Видит бог, я долго терпел и прикидывался робким и трусливым. Пора этого хама как следует ударить, причем по самому чувствительному месту. По кошельку. Почему-то кажется, что там есть чем поживиться.

Я загляну к нему в гости в ночь с пятницы на субботу, когда он уедет за город. А если не уедет, все равно загляну, только тогда к списку совершенных мной правонарушений добавится еще одно: нанесение побоев разнообразной степени тяжести.

Глава 9

Картина в масле

— Что это? — скрип, сопение, пыхтение, стон. — Ах, ты?!. — треск и переходящий в комариный писк вопль. Видимо, приложился в сердцах по мебели, а получилось себе же в убыток. — Ну, б…!!! Суки!!! Убью на…!!!

Этот красавец подъехал, как всегда, круто припарковался (двумя колесами на пешеходной дорожке), вылез из тачки размером со средний танк и тяжелой походкой как следует отдохнувшего человека двинулся к подъезду. Я зачем-то посмотрел на часы (без семнадцати четыре), откупорил бутылку пива, раскрыл пакетик с орешками, надел наушники. И поудобнее устроился в кресле. Впереди меня ждала увлекательная радиопьеса, высокая, можно сказать, трагедия в самом что ни на есть искреннем исполнении. В таких обстоятельствах, куда угодил главный герой, никак не сфальшивить.

Вот он открывает дверь, пыхтит, раздеваясь, в прихожей. Шаркая тапочками, проходит в гостиную. Куда дальше? Если захочет выпить, направится в кабинет, если спать, то представление откладывается. Не беда, подожду, дольше ждал. И смиренно терпел все его закидоны.

В кабинет! Сейчас начнется. Нет, не заметил, подошел, видимо, к бару, а он у него просто на зависть. Слышится бульканье, товарищ полковник щедро себе наливает. Сейчас он повернется и…

— Что это?

Я мерзко хихикнул, отсалютовал сам себе бутылкой и сделал несколько глотков. Потому что заслужил. Жаль только, что могу все это лишь слышать, а не видеть. То-то веселья было бы.

О, схватился за телефон, сейчас будет вызывать опергруппу.

— Алло. Олег, это я.

–……

— Хату у меня обнесли, вот чего звоню!

–……………

— Только что вернулся.

–……

— Как это: что делать? Наших буду вызывать! Пусть работают.

–………

— Почему нельзя? А что тогда?

–……

— Ладно, приезжайте! Жду.

Минут через сорок у подъезда остановился скромный серый средних лет «Фольксваген», следом синенький того же приблизительно возраста «Форд». Двое матерых средних лет мужиков сначала о чем-то переговорили, а потом не спеша направились к подъезду.

Звонок и сразу же скрежет отпираемого замка. Видно, жертва ограбления дежурила у двери.

— Привет, терпила! — пробасил первый гость. И хмыкнул.

— Не смешно, Олег.

— Ну, здравствуй, — тихо, еле слышно проговорил второй. — Веди давай, показывай. Ничего там не трогал?

— Обижаешь, Михалыч.

Звуки шагов, скрип двери. И громкий хохот.

— Ну, ни черта себе! — это Олег.

— Красиво, — оценил картину Михалыч.

Еще как красиво. И элегантно. Я, знаете ли, очень постарался, много сил и ума потратил, чтобы организовать весь этот пейзаж. Картина в масле: «Утро в сосновом бору».

Сразу после встречи с Костей я заглянул на вещевой рынок на другом конце Москвы. Разжился там в павильоне «Секонд-хенда» чудными джинсами десяти лет пробега, столько же лет назад утерявшим первоначальный цвет свитером на хорошего слона и раздолбанными кроссовками сорок четвертого размера. В магазине спецодежды уже в другом районе прикупил элегантную зеленую куртку.

В пятницу сначала проводил соседа, потом дождался темноты, вошел с мешком на горбу в родной подъезд и потопал пешком наверх. Никому абсолютно в глаза не бросаясь. И если потом начнут расспрашивать бдительных соседей, кто из посторонних проходил мимо в тот вечер, все как один ответят: никто. Потому что замурзанный работник коммунального хозяйства из Средней Азии в спецодежде (выцветшая форменная куртка, грязные джинсы, рваные кроссовки, непременная кепка с патриотической надписью RUSSIA над козырьком) давно уже для всех нас не посторонний. Наоборот, привычный и почти родной. Так и скажет самый глазастый из бдительных: «Таджик проходил из ЖЭКа. Вечно тут шляются». А на вопрос, почему именно таджик, удивится и сам же спросит: «А кто еще?»

Я и смотрелся со спины как тот самый таджик, и шел, как все они, мелкими шажками. И головы не поднимал, хотя нет в нашем подъезде видеоглазков. Зачем они, спрашивается, когда здесь проживает самый настоящий товарищ милицейский полковник из полиции?

Поднялся наверх, без проблем открыл дверь на чердак. Она у нас с врезным замком, соседи думают, что такой труднее вскрыть. Аккуратно запер за собой дверь, устроился в уголке и притих. Сигарет не курил, пива не пил, музыки не слушал. Просто сидел и ждал. Это, если хотите, тоже надо уметь. Меня научили, спасибо родной конторе. Бывшей родной.

Около двух часов поутру встал, стараясь не производить шума, легонько размялся. Стащил с себя коммунальные доспехи и остался в темной свободной куртке и того же цвета широких брюках. Достал кое-что из мешка, побросал туда ненужные шмотки. Улики на месте работы оставлять не стоит.

Закрепил на одной из балок трос, пятясь и заметая маленьким веником следы, поднялся на крышу. Аккуратно спустил оба конца троса вниз. Перед началом спуска надел поверх обуви медицинские бахилы.

Его трехкомнатная квартира находится двумя этажами выше и как раз над моей, двухкомнатной. Это не прихоть архитектора, просто соседушка в свое время приобрел в нашем доме не одну, а целых две квартиры. И просто сломал стену между ними.

И все-таки он точно разгильдяй. Мало того, что квартира не оборудована средствами охраны, так еще и окошко приоткрыто. Приходите, дескать, гости дорогие, не стесняйтесь. Я и просочился.

Жилище свое полковник обустроил в полном представлении о том, как должен жить настоящий полковник. Ковры на полу, штук шесть плазменных экранов. Оружие на стенах, огнестрельное, от винчестера начала прошлого века до скромной тульской «малопульки», и холодное: палаши, шашки, кортики, малайские крисы, мачете и даже парочка самурайских мечей на специальной полочке. Большой, чтобы шинковать супостатов, и маленький для вскрытия брюха самому себе, если что не так. А также головы: медведи, лисы, волки, кабаны. Ни одной человеческой, что радует.

Сексодром три на три метра в спальне, бар на полсотни стволов и массивный двухтумбовый письменный стол в кабинете. И сейф справа от него у стены. Выше моего роста, сильно смахивающий на шведский SDO 3700E повышенной надежности. Но, слава богу, не он, а так… «привет из Азии», недешевая игрушка для лохов с понтами. Времени, чтобы вскрыть его, понадобилось чуть больше, чем на возню с замком в двери на чердак.

Два загранпаспорта поверх папок с бумагами на верхней полке. Ниже стволы, «ТТ», «беретта» и травматик. И, собственно, то, за чем я сюда заглянул, на третьей полке сверху: разноцветные, перетянутые резинками пачки: евро, доллары и даже рубли.

Быстренько перегрузил денежку в рюкзачок и двинулся на выход. Спустился двумя этажами ниже к себе. Дернул за свободный конец троса, узел сам собой и развязался. Осталось только затащить все свое к себе. Да, едва не забыл, напоследок оборудовал жилье пострадавшего кое-чем из собственного арсенала. И самую малость нахулиганил, оставил на память о своем визите икебану в спортивно-охотничьем стиле. Ею-то они сейчас и любуются.

— Красиво, — оценил Михалыч.

Более чем: оскалившая клыки кабанья морда на той самой полке, где раньше деньги лежали. В форменной полицейской фуражке набекрень. Прощальный привет хозяину от гостя.

Глава 10

Во всех отношениях поучительная

— Полюбовались? — с обидой в голосе спросил потерпевший.

— Какая прелесть! — отозвался Олег. — Можно снимок на память?

Михалыч промолчал.

— Как хотите, но я вызываю группу, — заявил хозяин квартиры.

— Щас, — это опять Олег. — Только не из нашего околотка, а сразу с Петровки.

— Забудь, — молвил Михалыч. — Положи трубку на место и раскрой уши.

— Товарищ майор, — в голосе настоящего полковника зазвучали стальные нотки, — что вы себе позволяете?

— Цыц! — рявкнул Олег. — В кабинете у себя телефонами да факсами командуй. Это в отделе ты большой начальник, а в нашем коллективе — ноль без палочки. И приняли мы тебя в стройные ряды только из-за дяди в министерстве. Так что присядь, накати для успокоения нервов граммульку и внимательно слушай, что старшие скажут.

— Я…

— Присядь и слушай, — негромко повторил Михалыч. Тяжелый вздох и скрип принявшего тушу кресла.

— Так что делать?

— Хороший вопрос, — весело проговорил Олег. — Главное, исконно русский.

— Я серьезно.

— Я тоже, — без намека на шутливую игривость отозвался тот. — Отвечаю, ничего не надо делать. Утрись и живи дальше, только голову почаще включай. А что касается тех, кто тебя обнес…

— Того, — поправил Михалыч. — В квартире работал один человек. С одной стороны, умелец, каких поискать, с другой — лох полнейший. — У меня от удивления взлетели до макушки брови.

— Не понял, — пролепетал обалдело настоящий полковник, телефонов начальник и факсов командир. Он же потерпевший. — Ведь никаких же следов!

— А что ты хотел? — опять расхохотался Олег. — Полную квартиру отпечатков, бутылку из-под портвейна, гору окурков и билет на электричку до Задрючинска? А может, забытый злодеем паспорт на ковре? С пропиской.

— Во-первых, отсутствие следов — уже само по себе является следом, — пояснил для дурачков, то есть для соседа и, получается, меня, Михалыч. — Следки остались, правда, постороннему взгляду невидимые. И все равно я бы этого шустрилу за неделю отыскал, отвечаю.

Я вздрогнул и облился жарким потом. И еще вдруг ощутимо кольнуло в груди под рубахой. Как пелось в одном блатном произведении моей юности. Раньше такие по подворотням гундосили, сейчас в Кремлевском дворце исполняют. В сопровождении хора и оркестра МВД. Потряс головой, закурил и приготовился слушать дальше.

— Ну, так отыщи! — взвыл терпила. — Он у меня!.. — и дружный хохот на два голоса был ему ответом.

— Михалыч, а он точно ни хрена не догоняет, — заметил Олег и уже обращаясь к впавшему в истерику соседу: — Я говорил, что у меня папаня на флоте служил, нет?

— Нет.

— Значит, сейчас говорю. Слушай сюда флотскую байку с большим смыслом.

— Зачем?

— Ты слушай, может, поймешь чего. — Шаги, звуки льющейся жидкости. Видно, рассказчик решил принять чуток для вдохновения. — Итак, был в одной дивизии подводных лодок на Сахалине начальник политотдела в звании капитана первого ранга, то есть полковник. Весь из себя успешный, у начальства в любимчиках, первый кандидат на повышение. До «мухи», в общем, рукой подать.

— До чего?

— До звезды адмиральской, так на флоте говорят, — пояснил для сухопутных. — Итак, приходит этот дядя как-то утречком на службу, отпирает дверь персонального кабинета, а там говно. Кто-то ему ночью на стол нагадил!^[6] — хохотнул. — Вот ты, Паша, что бы сделал на его месте?

— Как это что? Нашел бы ту суку и заставил сожрать все, что наложил!

— Вот и тот шум поднял на весь мир, даже официальное расследование затеял, Шерлок Холмс хренов. Виновного, естественно, не нашли и… И на этом его карьера встала на мертвый якорь. Повышение накрылось большим медным тазом, а через годик этого комиссара вообще перевели на плавбазу. Оттуда на пенсию и выкатили. По возрасту.

— Это еще почему?

— Да потому что оказался он таким же безмозглым кретином, как и ты. — К моему величайшему удивлению, сосед даже не попытался взвиться орлом и начать кукарекать. Проглотил все как миленький. — Ты прикинь, кем стал для всех после того случая тот политрабочий? Правильно, тем самым капитаном первого ранга, которому нагадили в кабинете. То есть клоуном. — Я вздрогнул и вытер пот со лба. — А клоуны на флоте ни к чему, там и без них весело. Да и нам без надобности.

— Значит, — скорбным голосом молвил несчастный, — просто так все простить? Этот урка, значит…

— А кто тебе сказал, что это был урка? — вкрадчиво спросил Михалыч. — Может, кто-то из команды Рывкина постарался. Они давно на нашу тему облизываются.

— Теперь понял, брателло, что лишний шум нам ни к чему? — участливо сказал Олег. — Если хоть что-нибудь просочится, у всех нас большие проблемы нарисуются. Ты понял, спрашиваю?

— Да, — прозвучало пискливо и жалко.

— А вот теперь слушай еще внимательнее. — Голос Михалыча по-прежнему звучал негромко, но… Не знаю уж, как кому, но лично мне сделалось страшновато. — Ты что думаешь, мы с Олегом и еще кое-кто из наших тебя беднее? Ответь, пожалуйста.

— Нет.

— Правильно, в нищете среди нас никто не замечен. А живем много тебя скромнее, на «Хаммерах» не разъезжаем, больших денег дома не держим. Кстати, сколько там у тебя было?

— Тысяч семьдесят евро. — Ах ты врунишка! — Ну, и в рублях…

— Значит, так, переезжаешь в квартирку поскромнее и от центра подальше. Обставляешь ее мебелью по зарплате и пересаживаешься на тачку подешевле, настоятельно рекомендую поддержать отечественного производителя.

— На «Приору», что ли? — прорвалось сквозь рыдание. — Как у хача с рынка?

— Можешь на «Калину», — подсказал Олег, — желтую, как у президента. Да, и перестань таскать пушку под кителем. Уже бомжи в обезьяннике смеются.

— Сроку на все месяц, — веско молвил Михалыч. — Не уложишься или еще раз косяк упорешь, уволим на пенсию из нашего профсоюза, никакой дядя не поможет.

— А знаешь, как от нас увольняют? — голосом Арины-сказительницы сообщил Олег. — Красиво и торжественно, с цветами и музыкой. А потом еще застолье устраивают, только виновник торжества на нем не присутствует. Потому что лежит в деревянном ящике и земля вокруг пухом.

— Мужики…

— Тебе сказали, ты услышал, — сообщил, видимо, уже у порога Михалыч. — Шутки закончились, постарайся поумнеть. Иначе…

— И моли бога, чтобы тот, кто тебя обнес, тоже резко поумнел и в ближайшие годы не попался. Иначе пенсии тебе не избежать, — попрощался с хозяином Олег.

Дверь захлопнулась, сосед гнусно выматерился, а потом завыл в голос. И остался горевать один, совсем один, не считая крошечных «жучков» в раскрытых пастях убиенных зверей. А я допил пиво и принялся, как те же флотские говорят, морщить репу. Оказывается, грабить и воровать на контору и для себя лично — две очень большие разницы. Там меня мало того что страховали и обеспечивали. После каждой операции я мигом покидал не только место (язык не поворачивается сказать «преступления») работы, но и страну, а сейчас предстоит вкалывать исключительно на родных просторах и в одиночку. Стоп, а кто сказал, что продолжение последует? Ну, не знаю. С одной стороны, неудобно вроде бывшему офицеру ГРУ промышлять таким, а с другой… Тех, кто наворовал деньжищ, в России пруд пруди, и никого из них мне ни чуточки не жаль. К тому же меня этому старательно учили и вроде как неплохо выучили. В конце концов, не пропадать же диплому, как заявил недавно на всю страну назначенный заместителем министра бывший выпускник сельского ПТУ.

* * *

В субботу утром я подъехал к Косте.

— Привет, это я.

— Здорово, — неживым голосом отозвался он. — Ты где?

— У тебя во дворе.

— Поднимайся.

— Лучше ты спускайся.

— Что это? — удивился Константин, когда я извлек из бардачка черный пластиковый пакет и бросил ему на колени.

— Посмотри.

— Толян, — он поднял голову и глянул ошалело. — Да тут… — все не мог поверить увиденному.

— Сто восемьдесят тысяч евро и сколько-то там в рублях.

— Это больше, чем надо.

— В самый раз, Тошке на реабилитацию и на прочие расходы.

Он замолчал и уставился в окошко. Плечи у Кости вдруг задрожали. Оказывается, не только богатые плачут, но и очень даже серьезные и сильные мужчины. Если жизнь прижмет, а она, сука такая, знает, когда и как.

— Я всегда буду это помнить, — повернулся, вытер ладонью лицо, — пока живу. И…

— А вот это лишнее. Забудь, и прямо сейчас. А если кто спросит… Ну, придумай что-нибудь.

— Ох, Толян… — По-моему, он что-то понял. Хотя лучше, чтобы нет.

Примечания

2

Ловитор — исполнитель номера на трапеции.

3

ГУЦЭИ — государственное училище циркового и эстрадного искусства имени М. Н. Румянцева.

4

Воины срочной службы проявляют редкую изобретательность в стремлении сделать себя красивыми, интересными и загадочными. Помнится, друг детства рассказывал автору, как лично молодым старлеем наблюдал в Севастополе на автовокзале убывающего в родную деревню на дембель потрясающе красивого матроса и искренне сожалел, что не было под рукой фотоаппарата.

Был тот матрос действительно прекрасен: облагороженные десятисантиметровой «платформой» казенные ботинки, клешаˊ шириной с Тихий океан, приталенный по последней моде бушлат. Ушитая до размеров еврейской кипы бескозырка с ленточками ниже задницы. С надписью золотым по черному (в местной ритуальной конторе делали): РАКЕТНО-ЯДЕРНЫЕ ПОДВОДНЫЕ СИЛЫ ЧЕРНОМОРСКОГО ФЛОТА!!! Не знаю, как обстояли дела во времена Федора Федоровича (Ушакова) или Павла Степановича (Нахимова), но в советские времена на Черном море боевым ядром и не пахло. Не верите? В ЦРУ спросите. Подтвердят.

5

Ксива (жарг.), она же вездеход — спецудостоверение, выдаваемое некоторым оперативным сотрудникам разведки. Крайне полезный в хозяйстве документ. В нем черным по-русски сурово пропечатано, что предъявитель его — очень хороший человек. Исполняет особые задания какого-нибудь высокого воинского начальника, от командующего округом до министра обороны. Поэтому имеет полное право расхаживать в штатском, иметь при себе огнестрельное оружие. И многое другое. Все же остальные и прочие в отношении его никаких прав не имеют. Зато обязаны всячески содействовать «предъявителю сего» и во всем идти навстречу.

Предмет невыразимой гордости юных разведчиков. И страстного желания хоть кому-то ее предъявить. Чтоб уважали. Взрослые опера пользуются данной ксивой редко, исключительно в случаях крайней необходимости. А то и вообще годами к ней не притрагиваются, потому что настоящий профессионал и так способен решить любой вопрос. На то он и опер, а не дешевое чепушило с важной бумагой на кармане.

6

Эта красивая история действительно имела место много лет назад на Тихоокеанском флоте. Автору о ней поведал папа, самый настоящий подводник, командир Пятой боевой части в прошлом. Еще на «Сталинцах» начинал. Продолжил на более серьезных аппаратах. Под берега Америки несколько раз хаживал. Серьезный, короче, мужчина.