Тунгусский Робинзон

Александр Шляпин

ЛЮТЫЙПод этим словом укрывалось многое:И лейтенант молоденький, и жажда куража,Кавказ, и смерть друзей, опасная дорогаНад самой пропастью – по лезвию ножа.И мужество в бою, и много разных тонкостей,Оберегавшие бойцов от груза «двести»,И радость от побед, и пытка грязной подлостью,И неподкупность офицерской чести. Книга содержит нецензурную брань.

Глава первая

СВОБОДА

Ближе к десяти, некоторые осужденные тринадцатого отряда учреждения УФСИН — 56 рассосались по зоне в поисках незабываемых «приключений». Зеки, работавшие на пилораме в ночную смену, до самого обеда дрыхли, не обращая внимания на лагерную суету.

В отряде было относительно тихо. Свободные, от работы, осужденные смотрели в культкомнате сериал на стареньком телевизоре. В углу отряда, где была вотчина «блатного комитета», шли какие — то таинственные тёрки. Шныри суетились, завешивая одеялами проходы и «шконки», чтобы спрятать «мероприятие» от посторонних глаз. Сюда обычно не заглядывал глаз контролера. Здесь лёжа на койке, отбывал, наказание вор в законе и смотрящий за лагерем Шаман.

На тумбочке, рядом с личным телевизором стояла, литровая банка свежезаваренного чифиря. Распаренная шапочка ароматного индийского чая, возвышалась над банкой, источая приятное благоухание, которое сквозняком разносилось по всему бараку.

— Ну, что сидим — кого ждем? — сказал Шаман, бросая на тумбочку пачку сигарет. — Ты, Лютый, не сиди, словно филин на суку? Твой день — ты и банкуешь! Тусани бродяга!

Сергей взял в одну руку банку, в другую алюминиевую кружку, несколько раз влил и вылил из нее горячий чифирь. Заварка, плавающая на поверхности кипятка, потревоженная таинством лагерного чаепития, прямо на глазах опустилась на дно, отдавая кипятку свой цвет, вкус и волшебный аромат.

— Шаман, а Лютый не жмот — поляну накрыл по — барски, — сказал Чалый, протягивая руку к коробке с шоколадными конфетами, которые на зоне были под запретом. — И чифирок судя по запаху крупнолистовой!

— Майский! Ты Чалый, на халяву готов и патыки грузински бодяжить, лишь бы кишку глюкозой набить! Ты же чифирь не пьешь!?

— Я берегу мотор! Чифирь — он клапана сушит. Так до инфаркта не далеко.

— Ты дурак, — сказал Шаман, — не знаешь, что подохнешь не от инфаркта. Тебя СПИД ждет.

— А че, я? Почему это от СПИДа? — переспросил осужденный, делая недовольную гримасу.

— Да потому, что ты Чалый, гомосячишь не по-детски — сказал спокойно Шаман. — Вся зона знает, что ты «петухов» жаришь в бане без разбора.

— Саныч, за базар отвечу — я уже давно никого не жарю! Скрывать не буду — рукоблудство практикую! Западло мне после «Булкотряса» свой «початок» в тухлую дырку пихать! На отвал я по приглашению Лютого приканал. Он, мне грев обещал — воровской.

— Какой еще грев, — переспросил Шаман улыбаясь. — Он на общак все отдал!

— Да, матрац я ему свой обещал, — сказал Лютый.

— Ладно, босяк — торчи, — сказал Шаман и закурил.

— Мне не жалко! Пусть глюкозу хавает, — сказал Сергей, запуская кружку с чифирем по кругу.

— Перед тем, как Лютый, свалит, я хочу слово ему сказать напутственное.

— Говори Шаман, твое слово дорогого стоит, — загомонили зеки.

— Бродяги, сегодня, от нас Лютый «по звонку» отваливает. Правильно сидел — по-нашему, по-людски и по-понятиям. Пальцы веером не топорщил, и с мусорами дружбу не водил. Восемь лет на бараке принял и косяков не порол. Вполне достойный арестант. Хочу пожелать ему фарта, и большую кучу бабла. Пусть у тебя Серега, душа и тело за все эти годы оттопырятся. На зону больше не попадай. Не твое это. А теперь давай — банкуй!

Сергей взял кружку, и повторно налив в нее арестантский напиток, запустил его на круг.

Зеки пили не спеша, каждый делая по паре небольших глотков, которые назывались «хапками». Шаман достал, из тумбочки небольшую икону, которую писал самобытный, лагерный «богомаз», и протянул Сергею.

— Держи бродяга! От всей души каторжанской, дарю тебе на память икону святую. Как будет тебе на сердце тоскливо, глянь в глаза Богу и проси то, чего твоя душа желает! Икона эта святая — ибо в неволе страдальцем писана.

Сергей взял икону и поцеловав её в знак благодарности пожал руку вору.

— Спасибо Саныч, век не забуду! Как будет у меня дом, в угол обязательно повешу, — сказал Сергей, и положил икону в свою сумку.

В этот момент шнырь завопил, оповещая блатную компанию:

— Атас! Менты, на барак!!!

Блатные, несмотря на предупреждение, даже не шелохнулись. Вертухаев они не боялись, а если и были, какие конфликты по режиму, то Шаман как вор в законе, дипломатически умел наладить контакт с любым представителем администрации колонии. Кому — то хватало человеческих слов, кому — то маклерской безделушки, а кому и стодолларовой банкноты.

Сегодня был день особенный — день освобождения Лютого, и ни одна сила не могла нарушить традиционного арестантского чаепития.

— За тобой, — сказал Шаман.

Прапорщик — контролер в народе вертухай, появился в проходе между «шконками», заглядывая в проходы. Он не спеша рассмотрел присутствующих и, ехидно улыбаясь, обратился к Шаману:

— Так господа арестанты, что за «сходняк» — в карты «шпилим», или по шлангам «герасима» гоняем? Шаман, а почему у тебя урки на бараке курят? Ты за бараком смотрящий — или нет?

— Стар я стал Михеич, чтобы за шпаной да лагерными гопниками зеньки пялить. Может, кто на параше и курил, да сквозняком натянуло.

Прапорщик резиновой дубинкой тронул Чалого по плечу и спросил:

— А что тут делают лица блатной национальности из другого отряда? Что Чалому тут надо? Он что в ШИЗО захотел? Это Чалый косяк!

— Слушай, начальник, ты в натуре порожняк гонишь! Ты же знаешь, на бараке никто не курит, в «пулемет не шпилят», да и с марафетом у нас полный голяк. Это же не Лас — Вегас! Чалый на отвал пришел по «зеленому коридору», ему сам ДПНК локалку открыл. Лютый матрац ему свой обещал, да тумбарь с макулатурой.

— Смотри, Шаман, мне порядок на бараке нужен, — сказал контролер.

Прапорщик приподнял подушки, заглянул для проформы в тумбочки, делая вид, что шмонает.

— Да, что ты ищешь Михей? — спросил Шаман, — Не видишь — Лютый поляну накрыл.

— Так, Лютый, уже освобождается! А тебе Шаман, еще лет шесть зону тапочками топтать.

— А то…, — ответил Сергей, — восемь «пасок» Михеич, как с куста! От звонка до звонка.

— Ну, тогда прими мои поздравления, — ответил контролер. — Ты Лютый, теперь человек вольный. Давай — заканчивай чифирить и дуй в спецчасть, тебя Антоныч, целый час уже ждет с «волчьим билетом».

С дальних отрядов до вахты было метров двести. Сергей, хапнув напоследок, крепкого чая, попрощался с блатными и погнал по «центряку», словно на пружинах.

Холодный октябрьский ветерок неприятно дул с Севера. Судя по направлению, к вечеру должен повалить снег, и накрыть Туруханск белым покрывалом. Зима в эти края приходила рано. Но этот год был аномальным. Сентябрь, вопреки прогнозов, простоял сухой и теплый. Немногие старожилы помнили о подобных сюрпризах матушки — природы. Лютому казалось, что даже суровая северная природа, и та радуется его освобождению.

До внутренней вахты оставались считанные метры. В этот миг его сердце в предчувствии свободы уже хотело вырваться из груди. Восемь лет — Сергей ждал этого дня и дождался.

ДПНК — дежурный помощник начальника караула колонии, встретил его ехидной улыбкой.

За двадцать лет службы на зоне, майор по кличке «Булкотряс», настолько преуспел в уголовном красноречии, что даже матерые урки не рисковали с ним разговаривать по «фене».

— Ну что, осужденный Лютый, на свободу? С чистой совестью? — спросил он.

— Короче можно, — спросил Сергей. — Я, между прочим, с сегодняшнего дня Сергей Сергеевич Лютый, а не осужденный!

— Ты, Лютый, пока еще урка! Вот когда я карточку из картотеки переложу в ячейку «Освобожденные», тогда ты и станешь Сергеем Сергеевичем. А пока еще давай — руки в гору! Шмонать буду!

Майор присел на корточки. Его руки скользнули по робе с низу вверх. Жирные пальцы «пупкаря» шевелились, ощупывая каждый шов. Чувство омерзения мгновенно наполнило душу, вытесняя радость освобождения.

По зоне ходили слухи, что майор «Булкотряс», которого прозвали зеки за широкий зад, любил на своем дежурстве посещать хозяйскую сауну. Ни одному «петуху», прибывшему в лагерь последним этапом, не суждено было миновать член майора. До колик он обожал на правах «первой ночи» порадовать себя молодым «петушком».

— Я сочувствую тебе майор! — сказал Лютый. — Видишь!? Я отсидел восемь лет и поехал домой. А ты, словно конь колхозный, до самой пенсии будешь зону охранять. Ты сам себя приговорил к пожизненному сроку — сказал Сергей. — Давай открывай калитку.

— Лютый — мать твою! Кум нам говорил, что ты на Кавказе служил в разведке. У тебя, наверное, и награды есть, и достоинство офицерское?

— Есть — ответил Лютый, — да не про вашу честь!

— А чего ты, тогда с блатными чифиришь?

— Лучше чифирить с блатными, чем принимать сауну с петухами, — ответил Сергей. — Давай, открывай калитку, я на волю хочу.

Звук электрического замка, словно элекроспуск пулемета, кольнул сердце бывшего десантника. На мгновение Сергей остановился. Он оглянулся, и последний раз посмотрел сквозь решетку в сторону жилой зоны. Здесь прошли годы наказания. А теперь он уходил — уходил на свободу. Все случилось банально просто. Солдат на вахте открыл ему дверь, и Сергей не заметил, как оказался по ту сторону забора. Сердце не выпрыгнуло, да и целовать землю как — то сразу расхотелось.

Получив на складе вещи, он спокойно переоделся и, спалив в бочке хозяйскую робу, направился в сторону поселка.

Дверь магазина широко распахнулась. Сергей вошел с магазин и открыл рот от удивления. Полки с цветными коробками и пакетами приятно радовали глаз. Все что он хотел — это выпить пива. Все годы отсидки, пиво снилось ему по ночам, доводя организм до настоящего психоза.

Изобилие товара в магазине за время пребывания в колонии многократно увеличилось. Теперь, когда перед глазами стояли полки полные пивных бутылок и банок, Сергей даже не мог сообразить, что именно ему хочется.

— Мадам! — обратился он к пышной крашеной блондинке. — Пива хочу. Не соблаговолите подсказать мне, чем я могу утолить жажду?

Пышногрудая дамочка улыбнулась. Тридцать два золотых зуба блеснули в её рту, словно колымская золотоносная жила. Осмотрев покупатея с головы до ног, она с долей ехидства сказала:

— Водки выпей! Ваш брат, как из зоны на волю вырывается, так сразу водку кушает! А ты видно из блатных будешь!

— Мадам, как вы раскусили, что каторжанин. Разве на моем челе написано, что у меня в кармане «волчий билет»?

— Ты, браток рожу свою в зеркало видел? — ответила спокойно продавщица. — Вашего брата за версту видно. Да и по запаху — не ошибешься. Шмотье лет пять на складе хранились. От тебя, как от колхозного мешка воняет мышами и плесенью.

Сергей втянул в себя воздух и почувствовал тот запах, который ни с чем нельзя спутать. Продавщица была права, так могут пахнуть тряпки, пролежавшие на складе десятки лет.

— Пардон, мадам! Еще час назад я был за забором вашей местной достопримечательности. Еще не успел напарфюмиться, чтобы обаять вас, безграничностью своей души.

— Не ты первый, не ты последний! Наш поселок наполовину состоит из бывших зеков и из бывших сторожей, — сказала продавщица.

— А у вас есть что — нибудь, во что можно переодеться, — спросил Лютый, продолжая себя обнюхивать.

Продавщица ухмыльнулась, и, осмотрев Сергея своим профессиональным взглядом, выдала.

— Сорок восьмой размер — третий рост.

Через несколько минут на прилавке лежали купленные Лютым две пары трусов, носки, футболки. Туалетная вода BOSS, новый свитер, и хорошие брюки.

— Прошу, мадам, пардона — это все мне?

— Нет, папе римскому, — зло ответила продавщица. — Ты только из магазина выйдешь, так тебя менты сразу повяжут, а через сутки ты парень, вновь сядешь. Так ты хоть на командировочного будешь похож.

Сергей, согласившись с доводами продавщицы, занял, место в примерочной, и уже через пять минут вышел из неё абсолютно другим человеком. На нем все было новое, а тело благоухало мужским ароматом, перебивая остаточный запах плесени.

— Ну и как, — спросил он, прохаживаясь по залу в дефиле.

— Сгодиться, — ответила блондинка без фанатичного энтузиазма.

Сергей сделал задумчивую физиономию и, оценив в уме свои финансовые возможности, сказал:

— Приговор, пожалуйста!

Продавщица защелкала клавишами на кассовом аппарате и выдала.

— С вас пять тысяч двенадцать рублей, — сказала женщина. — Это все, что ли? А водочку не будешь пить? — с язвой в голосе спросила продавщица.

К любителям выпить у неё был свой интерес. Каждый, кто оказывался в её руках, уже к вечеру оставался без денег, а, прокутив все на месте, тут же возвращался на зону уже с новым сроком, где долгие годы потом вспоминал о проведенных на свободе часах.

Сергей наклонился к ней, и пристально глядя на подошедшего к кассе охранника бархатным баритональным дискантом произнес:

— У меня мать, от водки диарея… Нельзя мне пить!

Продавщица хихикнула и, отсчитав сдачу, подала Лютому.

Сергей, сложив свои тряпки в сумку, вышел на улицу. Он даже не представлял себе этого городка в котором ему довелось отсидеть восемь лет. Двухэтажные деревянные бараки не впечатляли своими архитектурными изысками, а напоминали скорее времена ранних советов, чем начало двадцать первого века. С тех пор как здесь последний раз отбывал наказание Иосиф Сталин, ничего не изменилось, за исключением того, что теперь на улицах можно было вместо конных подвод встретить дорогие иномарки. Пройдя метров сто по главной улице, Сергей остановил такси. Открыв двери, он уселся на сиденье и, положив сумку себе на колени, сказал:

— Давай брат, в аэропорт…

— Нам татарам, что в аэропорт, что на космодром равнобедренно, — ответил таксист — Триста «рябчиков», и я домчу тебя со скоростью летящей пули.

— Не надо мне со скоростью пули, езжай аккуратно и до безобразия бережно. Я не для того восемь «пасок» на вашей зоне отбарабанил, чтобы тут погибнуть, попав под трелевочный трактор.

— Ух ты! Восемь пасок, — переспросил таксист, почесывая затылок. — Ни фига себе!!!

— Вот так вот, — ответил Сергей. — Курить у тебя хоть можно?

— А курить — кури! Я тоже курю — будь оно не ладно. Раз десять бросал, но как выпью сразу меня на курёху тянет.

Километра через три, показалось здание аэровокзала. Деревянный двухэтажный дом, оббитый почерневшими досками, скорее напоминал лагерный барак, чем здание туруханского аэропорта. Только синяя птичка «Аэрофлота» вырезанная из листа железа, еще в эпоху Леонида Брежнева, напоминала о том, что это и есть аэровокзал.

Достав деньги, Сергей отсчитал триста рублей, и хотел было передать их водителю, как его глаз коснулся припаркованного «Порш Кайена».

— Тачки шеф, у вас нехилые катаются, — сказал он таксисту, кивая на «Порш».

— Директор прииска — Ермаков Иван Егорович приехал. Видно дочку привез.

— А что и прииск у вас есть?

— Да, и прииск имеется — «Удачливый» называется. Километров двести вверх по Тунгуске.

— А туда на работу устроиться можно, — спросил Сергей.

— Судимых — не берут. Хотя можно к Росомахе в артель устроиться. Они недомывки и отвалы приисковые перемывают. Туда всех берут и судимых, и пьяниц, и всяких кривых и хромых.

— А платят хоть хорошо, — спросил Сергей.

— Как работаешь, так и платят! Если не пьешь, то на жизнь хватит, ну, а если любишь «зеленого змея» за хвост потаскать, то один хрен все пропьешь, — сказал таксист. — Там Росомаха правит балом — его вотчина.

— А Росомаха это кто?

— Росомаха местный князь тайги. У него все схвачено: И лес, и рыба, и пушнина, и золото. Жадный очень до денег очень. У него охранная фирма, так вся братва местная оружием обеспечена не хуже советской армии.

В этот миг из «Порше», сошла девушка. Она достала большую спортивную сумку и, накинув её на плечо, направилась в здание аэровокзала.

— О, а вот и Вика, дочка нашего директора прииска — красивая девка. В Красноярске в университет поступила. На третьем курсе учится. Участвовала в конкурсе — «Мисс Сибирь». Её папашка души в ней не чает.

— Не замужем?

— Да где там. Еще молодая. Принца на белом коне ждет, — сказал таксист. — Она же богатая, а богатые они очень привередливые и до маразма строптивые.

— Ага, и плачут тоже…

Лютый, рассчитался и вышел из машины. Попрощавшись с водителем, он направился следом за девушкой. Только он поравнялся с внедорожником, из него выскочил солидный мужчина зрелого возраста. В нервах он хлопнул дверкой и ругаясь себе под нос, направился следом за дочкой.

Сергей вошел в здание аэровокзала и первым делом направился к кассе. Девчонка, нацепив на уши наушники плеера, закрыв глаза стояла перед кассой и отбивала ногой ритм, как бы пританцовывая.

— Поехали домой, — сказал отец, трогая её за руку. — Мне позвонили — идет циклон. С минуты на минуту снег будет такой, что завалит тут все к чертовой матери.

Девушка сняла наушники и запела:

— Там за облаками, там за облаками — сияет солнце, и нет никакого снега! Папа, я через два часа буду в Красноярске — какой циклон? Я тебе позвоню, если вас с мамой не засыплет. Все будет хорошо. Я тебе обещаю. Ты пойми меня, я больше не могу сидеть в этой дыре. У меня четвертый курс, я же не могу дома быть до самого диплома.

— Улетишь! Циклон пройдет и улетишь, — сказал мужчина. У меня, нехорошее предчувствие. Боюсь я, — сказал папаша, и, достав платок, вытер накатившую слезу.

Сергей стоял рядом и все слышал, о чем говорили между собой отец с дочерью. Его не напрягал ни снег, ни дождь, ничего, кроме легкого чувства голода и желания поскорее сесть в самолет и забыть про годы проведенные в лагере. Сергей хотел домой. Хотел увидеть маму, которая ждала его. Все это время она писала ему в зону теплые письма, и каждые три месяца присылала посылки. Вспомнив о ней, Сергею взгрустнулось, и он совсем не заметил, как оказался перед окошком кассы.

— Куда летим, — спросила кассирша, мило улыбаясь.

— Мне транзитный: Туруханск, — Красноярск — Калининград, — сказал Сергей, и подал справку об освобождении. Девушка защелкала по клавиатуре и после недолгой паузы сказала:

— На Калининград билетов нет. Могу дать Красноярск — Санкт — Петербург.

От слова Санкт — Петербург у Сергея закружилась голова. Боже, побывать в Питере, когда у тебя в кармане больше полумиллиона рублей, это было настоящее приключение.

— Меня устраивает, — сказал он кассирше и протянул деньги.

Кассирша, вновь застучала по клавишам, и через мгновение Сергей услышал, как зажужжал принтер и распечатанный билет показался из аппарата. За последние восемь лет его изоляции от общества, общество настолько продвинулось в технологиях, что у Лютого захватывало дух, и он подумал, что попал даже не в ту страну.

Рейс Y — 744 авиакомпании «Турухан» до Красноярска с перерегистрацией по месту прилета. Двадцать восемь тысяч девятьсот двадцать рублей сказала кассирша и подала Сергею сдачу и билет на самолет. — Регистрация в четырнадцать часов по местному времени.

— «Боже вот это прогресс» — подумал Сергей, и почесал затылок.

Лютый, удовлетворенный складывающимися обстоятельствами сам себе улыбнулся, увидев свое отражение в стекле витрины. Он огляделся, и его взгляд уперся в «Буфет». Вспомнив о том, что до Красноярска придется лететь голодном, он подошел к прилавку.

Свобода впервые за восемь лет опьяняла его и Сергей не находил себе места, от потока информации. Сейчас ему больше всего хотелось добраться до большой земли, чтобы там пересесть на самолет и улететь в свой родной Калининград. Туда, где прошли его детские и юношеские годы. Туда, где он встретил свою любовь. Туда, где на на улице Полевой живет, его престарелая мать. Все это время она ждала его и ежедневно молилась о скором его возвращении. Каждую неделю Сергей писал, матери теплые письма и два три раза в неделю получал ответы. А вот долгожданных писем от бывшей жены Ленки, он дождаться не мог. Стоило ему попасть под следствие, как Ленка «вильнула хвостом», тут же подала на развод.

Мать всегда остается матерью. Только материнская любовь да её шерстяные изделия, которые она вязала собственными руками, долгие месяцы согревали Сергея в лютые сибирские морозы. Мама — вот это тот человек, который был в этом мире единственным и родным. Сергей знал что мать никогда не бросит и не забудет своего сына, очутившегося там, где когда-то Иосиф Сталин коротал свои дни в ссылке.

Буфет аэропорта манил к себе запахами «деликатесов» местной национальной кухни. Подогреваясь тут же в микроволновой печи из полуфабрикатов, они расползались по чужим желудкам, пополняя кассу местного «буфетного олигарха».

В голове проскользнула крылатая фраза, вырванная из памяти, — «а в тюрьме сейчас макароны дают». Желудок на фоне этих воспоминаний слегка заурчал, давая понять, что пришла пора кинуть в него что — то съестное. За сутки до освобождения, Сергей, кроме чая и хлеба фактически ничего не ел. Все эти годы Лютый, грезил жареной картошкой с грибами и простым деревенским салом с русской горчицей. Мечта о хорошей свиной отбивной, о жареной курочке и бутылке грузинского вина не давала ему покоя.

Вспоминая лагерь, он останавливался на том, что там за колючей проволокой хорошая пища приходила к нему только во сне. Хотя — хотя временами, ему благоволила удача. Даже в зоне ему выпадала возможность перекусить картошкой с жареным тайменем, или нельмой. В отличии от многих арестантов, Лютый чужими припасами не жил. Его тумбочка была всегда наполнена не только сигаретами, но и продуктами и чаем, которые он зарабатывал лагерным ширпотребом.

Туруханский общепит своим ассортиментом не баловал. Да и времени на трапезу почти не оставалось. АН — 24, который должен был лететь в Красноярск, пыхтел на летном поле, прогревая моторы. Он подошел к прилавку буфета, и увидел милое лицо королевы Сибири. Девушка удивительно обворожительной внешности улыбнулась Сергею, обнажив «жемчуг» зубов.

— Что брать будете?

— Вау, фея! Это откуда ты, такая здесь взялась, — спросил он, включая на полную мощь спящее обаяние.

— Что брать будете, — спросила узкоглазая девушка.

— Кушать хочется, — сказал Сергей, — будьте любезны, мне рыбный пирог и кофе — три в одном.

Девушка с круглым лицом и раскосыми глазами мило улыбнулась и, сложив все на тарелку, поставила тарелку в микроволновую печь.

— Скажи мне дочь Солнца и Луны, откуда ты, такая в этих краях появилась? Разве твое место не на троне рядом с принцем?

Девушка улыбнулась, и налив в пластиковый стакан кипятка, высыпала в него пакетик «Капучино».

— Я местная, — сказала она, и подала стакан Сергею. — Живу я здесь с самого рождения….

— Полетели со мной! Я познакомлю тебя с мамой. Скажу, что ты моя жена, — сказал Сергей, чувствуя, как в его животе «вспорхнули бабочки».

— Елена, — ответила девушка. Она открыла микроволновую печь и достала рыбный пирог с тайменем.

— Эх, жаль! Лучше бы тебя звали Ольга или Светлана, — сказал Лютый, принимая из рук продавщицы заказ.

— Почему, — переспросила девушка, поправляя челку.

— У меня уже была жена Елена. Не успел я залететь в тюрьму, она бросила меня.

— Дело не в имени — дело в человеке. Она, наверное, никогда не любила тебя, — сказала девушка улыбаясь. — Я бы дождалась!

— Жаль, что мы не познакомились раньше, — сказал Сергей, и присаживаясь рядом за столик.

Девчонка улыбнулась. Сергей заметил, что она слегка покрылась румянцем, что говорило о взаимной симпатии.

— «Хорошенькая какая», — сказал сам себе Лютый, ощущая как внутри него расцветает цветок страсти. В голову полезли странные мысли, но откусив пирог, он мгновенно забыл о том, что кроме эвенкийских красавиц, есть еще и тунгусский таймень, вкус которого изыскан и неповторим.

— «Черт, зацепила», — подумал Лютый. — «с первого взгляда убила наповал». Хороша же чертовка!

Девушка вышла из подсобки, и подошла к столику за которым с аппетитом трапезничал Лютый.

— Если хочешь, оставайся, — сказала девушка и хихикнув, снова скрылась за прилавком.

— Прости принцесса, но остаться не могу, — сказал ей Сергей.

— Звонить мне будешь, — спросила она, улыбаясь. — Тебе телефон, дам однако.

Сергей был единственным покупателем этого жалкого заведения быстрого питания. Никто не напирал, и не вмешивался в разговор с продавщицей. Выпив кофе, он почувствовав сытость, блаженно откинулся на стуле.

Странные люди в черной форме привлекли его внимание. Один: сидел на черном железном ящике, словно что-то охранял. Вокруг охранника по-хозяйски суетился другой. Автомат АКС висел на его плече, и когда тот нагибался, он каждый раз сваливался. Это нервировало охранника.

— Леночка, это что за перцы такие? Может они хотят самолет взорвать или взять заложников? — пошутил Лютый.

— Нет, это охранная фирма «Контур». Они по контракту с приисков золото в Красноярск везут. Каждую неделю туда — сюда летают. А вон та девушка, это дочка нашего директора прииска, — сказала продавщица, и кивком головы указала на капризную пассажирку, которая вызвала в душе Сергея столько противоречивых эмоций.

— Я уже в курсе, — сказал он?

— Говорят, она в институт поступила. Люди говорят что, за пять килограмм золота! — сказала продавщица и от зависти глубоко вздохнула.

— То — то я смотрю в ваших краях у всех золотые зубы! Все, наверное, на прииске работают да приворовывают. А папочка её никак не может воров поймать! — сказал Сергей, и засмеялся.

— Не… а! Воровать, однако, не надо! Иди сам мой сколько душе угодно, только, однако, лицензия нужна. Некоторые, кто из лагеря освободился, за одно лето много намывают. Правда, на материк не все долетают. Многих, однако, в тайге медведь давит, а некоторых и росомаха, — сказала продавщица и осеклась на последнем слове.

Лютый задумался и, покумекав головой спросил.

— Солнце моё, а что лицензии всем выдают? Может мне с тобой тут остаться, да по золотишку удариться? «Капусты нарубим» на дорожку, да потом машину себе иностранную купим?

— Однако лицензии администрация дает. А денег ты, все равно не заработаешь. Росомаха все заберет. Росомаха банда имеет, и всех старателей знает, они все под его крышей, однако, сидят, — сказала продавщица, озираясь по сторонам.

— А что милиция, порядок навести, не может? — спросил Лютый, наивно полагая, что здесь в этих местах нет коррупции.

— Нет, милиция сама, однако, Росомаха боится! Росомаха автоматы имеет, джип имеет, лодка с мотором имеет! Никого Росомаха не боится! — сказала девушка.

— Нет, тогда не надо! Я лучше домой полечу, может, там нет никаких Росомах? «Мне в лагере надоели Росомахи!» — подумал Лютый, отпивая горячий кофе.

— Да, надо домой лететь, оставаться не надо! Росомаха очень плохой человек! Росомаха золото любит, потом наркотики покупает, на зону передает, а кому тут продает! За золото все купить можно! — сказала продавщица вкрадчиво.

Где-то над головой протарахтел динамик местного диспетчера. Женский голос объявил, что начинается регистрация и посадка на рейс по маршруту Туруханск — Красноярск. Таежный люд, ожидавший самолета, загудел, засуетился и стал собираться к выходу, слегка толкая друг друга локтями. Собаки, лежавшие в ожидании, вскочили следом за своими хозяевами. От нетерпения они жалобно завизжали, предчувствуя возвращение домой.

— Позвонишь мне, как прилетишь, — сказала девушка. — А ты красавчик!

Улыбнувшись, девушка чмокнула Сергея в щеку.

— Позвоню…

Он даже не заметил, как дочка директора прииска обернулась. Последняя сцена прощания Лютого с продавщицей, словно фотокарточка застыла в её памяти. Что это было, она так и не поняла, но этот момент поцелуя почему-то врезался в её память, словно картина висящая на стене.

— Я позвоню, — крикнул напоследок Сергей.

Лютый, прошел в помещение предполетного контроля. Регистрация на рейс Y — 744 уже заканчивалась. Покидать здание аэровокзала не было желания. На улице было по — зимнему прохладно и зябко. Здесь было тепло и даже хотелось спать. Последним из пассажиров он пересек линию контроля.

Сергей знал, что такое самолет АН — 24, не отличался комфортом. Это был простой автобус с крыльями с плохой звукоизоляцией и не уютным салоном. Сергей предчувствовал, что два с половиной часа полета до пересадки ему придется мерзнуть в этом аэроплане. С завистью он смотрел на охотников, охранников и других пассажиров у которых на ногах была надета теплая обувь. Замерзнуть в них было невозможно, а покупать сапоги на меху ради одного полета было верхом расточительства.

В числе последних Сергей, вошел в самолет. Народ уже расселся по местам, устраиваясь, как можно удобнее. Его кресло было находились почти в самом конце самолета по соседству с дочкой директора прииска.

Расположившись рядом с юной путешественницей, Лютый снял пуховик, и положил его на полку.

Соседка по месту Вика, лишь один раз взглянула на него и, закрыв глаза, отдалась во власть бурчащего плеера. С начала полета она еще немного дергалась в такт музыки, но после взлета она положила голову на плечо Сергея и засопела.

Старенький повидавший виды АН — 24 компании «Турухан» загудел и слегка задрожал. Пристегнув ремень, Сергей, как и его соседка, закрыл глаза, и погрузился в осмысление тех событий, которые привели его на этот рейс.