Котелок спирта

Александр Чикин

Эта книга посвящена семидесятипятилетию окончания самой неизвестной войны. Это подлинная история моего отца, прошедшего Великую Отечественную войну от первого до последнего дня.

5

— Анаксимандр Милетский был способнейшим астрономом и подарил античному миру солнечные часы, — чертёнок задумчиво отхлебнул из водочной бутылки и протянул её отцу Дмитрию. — А Вы, батюшка, сдали своего Павла Буре в Торгсин, — хохотнул чёрт. — Продали свои золотые часы большевикам. Улавливаете разницу?

— Ничего я в астрономии не смыслю, — невпопад буркнул Дмитрий Васильевич, принял бутылку и пару раз глотнул из неё.

Отец Дмитрий возвращался из Шуи, куда ездил продавать часы. Не имея средств к существованию, поп с попадьёй решили мало-помалу продавать своё имущество. Получив в Торгсине за часы хорошие деньги, поп купил на радостях бутылку водки и отправился домой. Всю дорогу, пока батюшка ехал в поезде до станции Шорыгино, чертёнок тихонько подзуживал его выпить. Бесёнок даже пару раз так тряханул вагон, в котором сидел отец Дмитрий, что бутылка в грудном кармане мирского платья попа, соблазнительно булькнув, едва не выскочила на пол. Это заставило Дмитрия Васильевича запустить руку за пазуху и крепко ухватить бутылку за горлышко. От вожделения ладонь сразу вспотела, но поп, проглотив слюну, вытерпел до конца поездки. Выскочив на станции, батюшка, нимало не задерживаясь, едва отвечая на приветствия своих бывших прихожан, проскочил Архиповку и углубился в лес по дороге в Яманово. Из-за ёлок наперерез ему тут же выскочил чертёнок и, хватая его зелёными лапками за штанину, оставляя глубокую борозду в снегу рядом с тропинкой, начал канючить: «Батюшка! Батюшка! Куда Вы так бежите? Вот, посмотрите, как удобно рухнула сухая сосна вдоль тропинки — давайте присядем и выпьем немножко. Глупо же, ей-богу, нести водку домой, когда Варвара Никитична тут же спрячет её в чулане до праздников». После такого веского аргумента попу ничего не оставалось, как, смахнув снег, присесть на лесину и открыть бутылку. Сделав по паре глотков, посидели какое-то время молча, поглядывая по сторонам и изредка встречаясь взглядами. Когда первая волна алкоголя легонько тронула голову, чертёнок, панибратски ткнув отца Дмитрия в бок, заявил: «Почто же Вы, батюшка, третьего дня так наклюкались, что соседу Вашему — Фёдору Чикину — пришлось Вас выуживать из сугроба и вести домой? Парень даже и не догадывался, в какой нищете живёт его семья и вся знакомая ему округа, покуда он в Ваш дом не попал. Пока ему не с чем было сравнивать, он и не догадывался, что можно жить по-другому. Вся эта фаянсовая посуда, серебряные ложки, керосиновые лампы с шёлковыми абажурами, кожаные кресла и диваны, никелированная кровать под балдахином, книжные шкафы, комоды и скатерти — да у молодого человека просто голова кругом пошла! Он даже не знает ни предназначения, ни названия большинства предметов из тех, что он в Вашем доме увидел». Поп готов был сквозь землю провалиться от стыда, но не из-за убранства своих комнат, весьма скромного, по его собственным оценкам, поскольку доводилось ему бывать в домах церковных иерархов, в домах губернаторов, царских чиновников и купцов. Отцу Дмитрию было стыдно за своё пьянство. Поп укоризненно посмотрел на чёрта и поскорее глотнул ещё. Чёрт тоже приложился к водке, прищурив глазки, радостно хохотнул и продолжал дальше нравоучительствовать: «А почто же Вы, батюшка, не объяснили юноше, когда пригласили его за стол, что по Домостроевскому укладу, если гость не притрагивается к рюмке или выпивает её до дна, то он, тем самым, даёт понять хозяевам, что выпивать больше не намерен? Сами-то Вы в течение получаса, выпивая по полрюмки, выдули у Варвары Никитичны целый графин наливки: супруга едва успевала доливать Вам в рюмку. А бедный парнишка, не искушённый в тонкостях этикета, считает теперь вас жадными сквалыгами. Надо же было объяснить парню, что потчевать человека отпитой рюмкой — неуважение, и в рюмку всегда будут подливать, пока человек не опорожнит рюмку досуха». Батюшка покраснел, мрачно покосился на собутыльника и хорошенько глотнул из бутылки. Какое-то время сидели молча. Наконец чёрт брякнул попу про Анаксимандра Милетского.

— Вы знаете, батюшка, — чёрт пропустил мимо ушей замечание попа об астрономии, — древние римляне, во времена Страбона, считали Гомеровские «Илиаду» и «Одиссею», как это ни странно сегодня звучит, географической энциклопедией. По их мнению, Гомер взял осаду Трои и скитания Одиссея просто как повод для описания известного грекам Мира.

— Весьма странная трактовка художественного произведения, — заметил поп.

— Ничего странного, если задуматься, — и чертёнок задумался, рассеяно болтая ножкой, раскидывая копытцем снег.

— О чём задуматься? — батюшка забрал у него бутылку.

— Тогда ведь ещё не было, как теперь, разделения научных дисциплин. Астрономия, математика и география представлялись как нечто совокупное. Стандартов написания научных работ не существовало, вот поэтому и можно было, взяв за основу эпическое повествование, написать энциклопедию, — чертёнок неожиданно вскочил и пулей бросился в лес.

Захмелевший поп уже ничему не удивлялся. Он даже немного обрадовался случившемуся одиночеству, глядя на полбутылки водки у себя в руке. Минут пять он счастливо таращил глаза на предвечерний заснеженный лес. Благодушно посмотрел на белку, отправившуюся искать шишку на ужин, и только собрался глотнуть из бутылки, как чертёнок выскочил из-за ёлок, держа в лапках какую-то пухленькую книжицу.

— Это же моя карманная Библия, — обрадовался поп, — которая потерялась во время переезда в Яманово! И как это Вас не вспучит и не разорвёт от Святого Писания?

— Отец Дмитрий, сколько же Вам раз объяснять, что я не новозаветное существо и на меня Ваше христианское мракобесие не действует? — хохотнул чёрт. — По папиной линии мой предок Пан, а по маминой — Дионис, он же Вакх. Вы же хорошо античную литературу знаете. Меня можно только бронзовой римской доской «Senatus consultum de Bacchanalibus» приструнить. Ну, или водку не покупайте и наливочку не трогайте.

— Что это за «бронзовая римская доска»? — передразнил поп.

— Сенатское запрещение вакханалий, — хохотнул чёрт, радуясь то ли удачному передразниванию, то ли сенатскому указу, отлитому в бронзе.

Чертёнок передал отцу Дмитрию Библию и глотнул из бутылки:

— Вы, батюшка, и в самом деле считаете, что это и есть Слово Божие? — чертёнок указал на Библию.

— Ну, все так считают, — неуверенно промямлил поп, чувствуя подвох.

— А Вы уверены, что многочисленные толмачи, переводя это Слово с языка Бога, не исказили его из своекорыстия?

— Какого такого «своекорыстия»? — опять передразнил батюшка чёрта. — Что Вы мне голову морочите? — поп начал сердиться.

— То, что Вы держите в руках, — результат перевода с иудейского на латынь, с латыни на греческий, с греческого на старославянский, если допустить, что Бог разговаривал с иудеями на понятном им языке, и перевода на иудейский не потребовалось.

— А-а-а… Я понял — это искушение, о котором в Святом Писании сказано, — поп истово перекрестился и со словами: «Изыди, сатана», оттянув цепочку на груди, сунул в нос чёрту нательный крест.

— Да, полно беситься-то, Дмитрий Васильевич, — чертёнок обиделся. — Я ему о таких вещах говорю, о которых он никогда и не задумывался, а вместо понимания — «изыди, сатана», — чертёнок передразнил батюшку. — Вот «изыду», и что делать станете? Вам же, кроме как со мной, ни выпить, ни поговорить не с кем и не о чем. Я же неспроста разговор этот завёл: о будущем Вашем беспокоюсь. Как жить будете, когда всё серебро и злато большевикам сбудете?

Поп тяжело вздохнул и потупился: он и сам уже не раз со страхом подумывал о том, что станет с его семьёй, когда кончатся вещи на продажу?

— Я, батюшка, предлагаю Вам подумать о своей новой карьере, — серьёзно сказал чертёнок. — На сегодняшний день, исключая Луначарского, лучшей кандидатуры на пост наркома просвещения никого, кроме Вас, не вижу. Вам надо вылезать из этой глуши. В этом захолустном Яманове Вы и нательный золотой крестик проедите: чем тогда мне в нос тыкать станете?

— Как же отсюда выбраться? — развёл руками поп. — Священнослужителей нынче не жалуют, да и вообще — безнадёжно всё как-то…

— Напишите, для начала, антирелигиозную работу, — предложил чёрт. — Они сейчас весьма востребованы.

— Антирелигиозную? — батюшка рассеяно повёл взглядом вдоль дороги, словно надеялся там кого-то увидеть и призвать в свидетели. — Да Вы в своём уме? Как у Вас язык-то повернулся предложить мне такое?

— А что тут такого? — удивился чертёнок. — Я же не предлагаю Вам кричать на всех углах, как повелось нынче, что Бога нет, — в конце концов, я сам праправнук Диониса — бога виноделия, — я предлагаю Вам написать статью о Библии.

— И что же мне написать?

— Общий смысл таков, что Библия — не есть Слово Божье, — улыбнулся чёрт. — Наивно же думать, что Создатель не догадывался о том, что Земля не плоский блин, омываемый рекой Океан? Раз уж он Создатель, то знал, как тут всё устроено. И тогда получается: либо Слово его исказили, либо выдумали.

— Как это? — возмутился поп. — Что значит «исказили или выдумали»?

— А то и значит, — пустился в разъяснения чертёнок, — что искажать, я думаю, поостереглись бы, а вот выдумать — запросто. Если уж Бог с тобой не разговаривает, то поневоле за него сочинять начнёшь. Там, в этой самой Библии, разве где-нибудь написано, как принято ныне в ГПУ: «С моих слов записано верно: Бог»? Или, хотя бы: «Со слов Бога записано мною: имярёк»? Некий аноним, а возможно и целый творческий коллектив анонимных авторов, взялся описать известный ему на тот период Мир. Энциклопедию решил создать, одним словом. Беда только в том, что данный весьма не совершенный труд по отысканию причины Мира и его, так сказать, Мироустройству уже в момент написания был сильно устаревшим, так как чуть ли не за пятьсот лет до Рождества Христова греческий философ Пифагор Иониец знал, что Земля — шар. А другой греческий философ и математик — Аристарх Самосский — почти за триста лет до Рождества Христова определил наш Мир как гелиоцентрический и низвёл Землю от пупа Вселенной до состояния рядовой планеты Солнечной системы. Так что по всему видно, что никакое это не Слово Божье, а просто весьма, даже по тогдашним меркам, учитывая опыт греческих философов, слабая попытка обобщить знания о Мире.

Поп сидел подавленный. Какие-то мысли копошились у него в голове, он что-то бормотал себе под нос, потом опрокинул внутрь себя остатки водки из бутылки и побрёл, теперь уже никуда не торопясь, домой в Яманово. Чертёнок остался сидеть на упавшей сосне и, глядя отцу Дмитрию в спину, улыбался.

Конец ознакомительного фрагмента.