Брежнев: «Стальные кулаки в бархатных перчатках». Книга вторая

Александр Черенов

«Беспощадный боец со стальными кулаками, хотя и в бархатных перчатках», «Железные кулаки в бархатных перчатках». Это всё – о Брежневе. Леонид Ильич был умным, хитрым и жёстким лидером, настоящим борцом за власть.«Быть Генеральным секретарём ЦК – это не значит благодушно царствовать, это постоянное маневрирование, сложные расчёты, милые улыбки и внезапные удары» (М. Восленский). Настоящий Брежнев – такой. Таким он и побеждает своих куда более образованных и якобы более достойных соперников…

Глава сорок первая

Наступающий год — год пятидесятилетия образования СССР, очередных Олимпийских игр и чемпионата Европы по футболу был отмечен, ещё одним, не менее важным событием: в Москве ждали президента Соединённых Штатов. Впервые за всю историю двусторонних отношений: приезд в сорок пятом Рузвельта на Крымскую конференцию — это не совсем то же самое, что государственный визит.

К визиту гостя принимающая сторона готовилась более чем основательно. И не только — «по линии» повестки. Неожиданно возник протокольный вопрос: где принимать Никсона? В рабочем кабинете Генерального секретаря на пятом этаже дома номер четыре на Старой площади? Но это будет нарушением дипломатического протокола: визит-то — государственный! Американцы до поры, до времени помалкивали, но если бы принимающая сторона уведомила их о намерении принять главу Белого дома в своей партийной резиденции, «наши американские друзья» не задержались бы с демаршем.

Однако в Москве не нуждались в подсказках из-за океана.

— Нужно срочно оборудовать кабинет в Кремле! — распорядился Леонид Ильич.

И это было правильное решение. Много времени для его воплощения в жизнь не потребовалось: Брежневу чужды были изыски и вычурность. Поэтому кабинет был обставлен едва ли не по-спартански: стол Леонида Ильича, стол для заседаний, стулья, диван для отдыха, кресла. Справа от входа — столик с графином и бутылками с минеральной водой. Слева от рабочего места Брежнева — ещё один столик: едва только Леонид Ильич начал обживаться на новом месте, как на столе сразу же оказались свежие номера «Правды», «Комсомолки», «Советского спорта» и журнала «Крокодил». Стены кабинета, обшитые «в полроста» дубовыми панелями «на сталинский лад», были украшены портретами Маркса и Ленина: Брежнев решил, что их присутствие не должно слишком, уж, шокировать заокеанского гостя.

Леониду Ильичу его новый кабинет понравился. Да и резиденция в Кремле — это не то же самое, что кабинет на Старой площади. Здесь Генсек впервые за многие годы испытал ренессанс чувств. Тех самых — от бытия Председателем Президиума Верховного Совета: сладкое бремя власти не партийной, но государственной. Пусть даже тогда — как и сейчас — это было в значительной степени имитацией власти. Красивой декорацией.

Появился и новый секретарь — специально «под кремлёвский кабинет»: Захаров Олег Алексеевич. Четвёртый — в дополнение к трём старожилам Старой площади: Блатову, Голикову и Цуканову. Отныне устанавливалось дежурство: каждый из четвёрки сутки работает — двое отдыхает. Как сторож на базе.

…Визит можно было назвать успешным уже хотя бы потому, что Никсон вообще приехал в Москву. Ну, и закончился он не без договорённостей — в первую очередь, по вопросам ограничения численности стратегических наступательных вооружений. Брежнев в очередной раз — теперь уже американцам — показал себя убеждённым сторонником мира. Но не менее важным было и то, каким Леонид Ильич выглядел в глазах американского президента. Никсон был поражён тем, как держал себя советский лидер.

— Никогда бы не подумал, что встречу в лице этого как будто добрячка человека властного, решительного и беспощадного.

После очередного раунда переговоров выжатый лимон выглядел бы свежее Никсона. Президент и не считал нужным маскироваться от госсекретаря Киссинджера: тот, несмотря на «лисий» характер, чувствовал себя едва ли намного лучше.

— При иных режимах, в прошлые времена, этот человек вполне мог бы претендовать на титул «Леонид Великий» или «Леонид Грозный» — наподобие царя Петра или царя Ивана!

Никсон, конечно же, не знал русской истории: просветили «советологи» — уже в самый канун визита.

— Знаете, Генри, Вы можете мне не поверить, но меня временами не покидало ощущение, что я — на допросе в КГБ, а Брежнев — следователь, выколачивающий из меня показания.

Это мнение, в несколько приглаженном виде, стало доступно западному обывателю, и сыграло определённую роль не только в изменении — в лучшую сторону — отношения к улыбчивому русскому коммунисту, но и к его стране в целом…

В этом же году, руководствуясь указаниями Леонида Ильича, советская делегация на Олимпийских играх в Мюнхене «исправилась» и взяла убедительный реванш у американцев за поражение в Мехико четырьмя годами раньше. Так как «спорт высоких достижений» — как застенчиво именовали у нас де-факто профессиональный спорт — давно уже стал частью политики, Леонид Ильич был доволен.

Олимпиада преподнесла и ещё один сюрприз, относящийся к спорту уже частично: захват арабскими террористами заложников и решительные действия израильского спецназа по их освобождению.

— Да, — вынужден был похвалить евреев Леонид Ильич. На этот раз — не за изворотливость и зубные протезы. — Кто бы мог подумать: евреи — и вдруг такая прыть?! Это же не их область!

— Ну, почему? — корректно возразил Андропов. — Вспомните, Леонид Ильич, как евреи в шестидесятом году выкрали в Аргентине Эйхмана, и «диппочтой» переправили его в Израиль?

— Да, да… — подозрительно рассеянно согласился Брежнев. — Кстати, Юра, что это было?

— В каком смысле?

— Ну, что использовали сионисты: десантников, морскую пехоту, полицию?

Юрий Владимирович отрицательно покачал головой.

— По нашим данным, это было особое подразделение, специально предназначенное для борьбы с террористами. Находится оно в штате израильской разведки «Моссад».

Брежнев задумался. Хотел даже подключить к этому процессу сигарету — но передумал: врачи не рекомендовали. А настойчивей их не рекомендовала хроническая бессонница.

— А у нас в КГБ есть такая структура?

— Нет, Леонид Ильич. Правда…

Андропов замялся.

— Ну?

— Было у нас когда-то диверсионно-террористическое подразделение. Помните Судоплатова?

— Ну, помню. И?

— Ну, у того подразделения была другая специфика. Оно предназначалось для… хм… совсем, уж, деликатных работ: точечных, «ювелирных». А здесь — почти фронтовой характер спецопераций.

Брежнев нахмурился.

— У кого, кроме Израиля, ещё есть такие подразделения?

— У многих, Леонид Ильич.

Андропов старался не смотреть в глаза Генсеку, хотя вопрос не тянул на «прокурорский»: скорее — «информация к размышлению». Но Юрий Владимирович прятал не только глаза, но и вину в них — так, словно лично отвечал за «отсутствие наличия».

— Например?

— Например, у Великобритании. У Франции. У ФРГ. У Италии. Разумеется, у США.

Неожиданно Юрий Владимирович отважился на прямой взгляд, хотя редко испытывал потребность в таком взгляде даже в обращении с подчинёнными.

— И в связи с этим у меня есть предложение, Леонид Ильич.

— Слушаю.

— Создать аналогичное подразделение в структуре КГБ.

Увидев, что Брежнев намеревается поработать бровями, Юрий Владимирович не дал реакции Генсека оформиться — и ринулся с доводами наперевес. Отработал «на опережение».

— Никаких дополнительных ассигнований не потребуется. Изыщем внутренние резервы. А такое подразделение необходимо — и не только для работы против террористов.

— Но ведь у нас есть разведывательно-диверсионное подразделения ВДВ… — всё же выдал сомнение Брежнев. И это не было сомнением в целесообразности: в силу многолетней привычки к обстоятельности, Генсек «охватывал» вопрос со всех сторон.

— Это — армия, Леонид Ильич. У подразделений ВДВ — своя специфика. Да и политический момент надо учитывать: «не с руки» армии участвовать в обезвреживании террористов и…

Андропов на мгновение замялся.

–…некоторых деликатных операциях.

Брежнев переместил брови к переносице: задумался.

— Может быть, может быть… Ну, что ж: давай, попробуем. Пробовать будешь ты. Отвечать — тоже…

«Золотой» дождь олимпийских наград отчасти «пролился бальзамом» на рану, нанесённую удручающим поражением сборной от западных немцев в финале чемпионата Европы. Ещё во время полуфинала с венграми, Брежнев разделил удручённость с Андроповым, традиционно сидящим рядом:

— Ну, разве это — игра? Разве с такой игрой можно на что-то надеяться в матче с ФРГ?

Леонид Ильич был прав: на «предолимпийской неделе» всего лишь за три недели до финала сборная СССР вчистую проиграла западным немцам: один — четыре. Игра с венграми в полуфинале не прибавила энтузиазма: играли откровенно плохо. Победа была натужной, вырванной буквально «зубами». Ещё — везение. А ещё — Рудаков.

— Если бы не Рудаков — чёрта с два мы бы выиграли!

И действительно, еженедельник «Футбол-Хоккей», восторгаясь игрой киевского вратаря, писал: «Будем честными: этот матч выиграл Рудаков! Один!».

Но на второй матч Рудакова не хватило. Да и маловато его было одного против Мюллера, Нетцера, Бэккенбауэра, Виммера, Хёнесса и Хейнкеса. Нельзя сказать, что Рудаков сыграл плохо: он всего лишь не выручил. Да и не мог выручить при такой безобразной игре команды в обороне, которая усугубилась поразительной «беззубостью» атаки. Всего два приличных удара по воротам Майера: первый — Дзодзуашвили под перекладину при счёте ноль — ноль (как только немец вытянул!), и второй — Хурцилавы в перекладину, уже при ноль — два. И — всё!

— Этого дела так нельзя оставлять!

В разговоре с Председателем Федерации футбола Валентином Гранаткиным Брежнев и не скрывал раздражения.

— Ладно бы, бились «до конца»! Ну, не хватило мастерства: немцы объективно сильнее! Это было бы понятно! Но ведь игру сдали практически без боя! Девяносто минут валяли дурака, позоря страну на глазах у миллионов телезрителей!

Гранаткин молчал: а что он мог сказать?

— Немедленно разберитесь с разгильдяями — и чтобы духу их в команде не было! Не хотят играть за страну — не надо: никто их силком тащить не станет!

Леонид Ильич нахмурился — и смягчил приговор:

— Я ни на кого не указываю персонально — а то начнут ещё говорить, что так решил Генеральный секретарь! С виновными определитесь сами.

По результатам «определения» несколько человек были выведены из состава сборной. Особенной критике подверглись за безвольную или же невыразительную игру Коньков, Козинкевич, Байдачный и Банишевский.

Последний к играм за сборную больше не привлекался никогда. А ведь ему исполнилось всего лишь двадцать шесть. И уже несколько последних лет он являлся одним из лучших нападающих отечественного футбола. А также единственным игроком в Союзе, кто умел «работать на втором этаже»: лучше него головой не играл никто.

Из совсем молодых игроков рядом с ним можно было поставить девятнадцатилетнего Кожемякина, который только-только начал отрабатывать аванс, выданный ему после юношеского чемпионата Европы. Там он едва не стал лучшим игроком турнира, лишь несколько голосов уступив восходящей звезде португальского футбола Жордао. Леониду Ильичу очень нравился этот юный перспективный динамовец, но при этом он полностью разделял мнение Льва Яшина о «капризном даровании»: «Года не прошло, как наш Кожемякин задрал нос».

Решение по Банишевскому, в какой-то мере, было справедливым: безусловно, незаурядный мастер, Анатолий играл «через раз». Сегодня мог показать выдающийся футбол — а назавтра «отбыть номер». Ну, какой тренер станет терпеть такой «график»?!..

А год начинался оптимистично! Родное хоккейное «Динамо», прервав шестилетнюю полосу неудач, завоевало серебряные медали чемпионата страны. Второй год подряд. Практически тем же составом, которым дважды до этого «удостаивалось» пятого места. Конечно, о том, чтобы посягнуть на первое место, и речь быть не могло: позиции ЦСКА выглядели непоколебимыми. И тем не менее, пустячок — из приятных!

— Вот умеем же, когда захотим!

Обмениваясь мнениями о прошедшем сезоне с Андроповым — единственной «родственной душой» — Брежнев радовался, как мальчишка.

— Значит, всё дело — в подготовке к сезону и психологическом настрое.

И тому, и другому Леонид Ильич и Юрий Владимирович поспособствовали основательно. Правда, Андропов — лишь в той мере, в какой ему это дозволяли рамки должности: всё-таки, «Динамо» — чужая «епархия».

Однако эта «ложка мёда» была основательно подпорчена «бочкой дёгтя»: впервые за последние десять лет сборная проиграла чемпионат мира. И, ладно бы — шведам: посчитали бы это нонсенсом, случайностью — и успокоились. Так ведь нет: проиграли чехам. Извечным соперникам в борьбе «за золото» последних десяти лет.

И это было уже не случайностью: в прошлом году в Швейцарии чехи обошли нас в зачёте чемпионата Европы. И если бы не совершенно нелогичное поражение в первом круге от США один — пять, они отобрали бы у нас и золотые медали чемпионата мира. Звонок был — и тревожный.

С намёком на колокольный звон формата «по ком звонит колокол». Тем более, с учётом того, насколько классный состав подобрался у чехов: Дзурилла, Холечек, Хорешовски, Фарда, Мартинец, Глинка, Недомански, Иржи Холик, Кайкл, Бубла! С таким составом можно было обоснованно претендовать на первые роли в мировом хоккее.

— Похоже, мы слишком успокоились, — суммировал огорчение Андропов. — А тут еще победа на зимней Олимпиаде в Саппоро не лучшим образом настроила: «нам нет преград…»… В крайнем случае — «шапками закидаем»! Вот и «закидали»! А ещё к НХЛ примеряемся!

— Кстати, Юра, как ты считаешь, сможем ли мы обыграть профессионалов в серии матчей?

Андропов мгновенно встрепенулся, честно вытянув лицо: неожиданный поворот в разговоре.

— В гипотетическом смысле?

— В прямом.

— Не понял…

— Мы играем с канадцами…

Словно забавляясь растерянностью «собрата», Брежнев многозначительно доработал бровями.

–… из НХЛ.

— Не может быть!

Изумление Юрия Владимировича было честным, но вряд ли приятным.

— Как?! Когда?!

— Когда? — усмехнулся Брежнев. — Ты хочешь спросить: когда договорились? Да пару дней тому назад.

— Что: прямо сейчас, в июне, будем играть с канадцами?! — добросовестно ужаснулся Андропов, чем вновь обрадовал Леонида Ильича.

— Нет, конечно: в этом месяце и у нас, и у них — каникулы. Контрактом определён сентябрь.

— Контрактом?!

— Ну, да, — будничным тоном подтвердил Брежнев. А ведь это — почти что «социалистическая революция, о которой всё время твердили большевики»! Мы — и профессионалы?! С ума сойти! — Старовойтов уже подписал его от имени Федерации.

— А ЛИХГ?

— Международная федерация согласна.

Брежневу не нужно было расшифровывать аббревиатуру.

— Тем более что контракт подписывался на конгрессе ЛИХГ в Майами, штат Флорида.

Он усмехнулся.

— В общем, «таможня даёт добро».

В прошлом году Леонид Ильич одним из первых увидел только что вышедший на экраны фильм Мотыля «Белое солнце пустыни». Картина настолько задела его за живое, что он расчувствовался и даже всплакнул. Несколько фраз из фильма моментально прилипли к мозгам и к языку. И так было не только с Брежневым: фильм получился народным…

Андропов с сомнением покачал головой.

— Мы — и профессионалы… Особенно сейчас, после фиаско в Праге… Стоит ли?

Вопрос навалился на Брежнева — и тот устало откинулся в кресле.

— Я и сам был в раздумьях. Тем более что канадцы грозятся «разбить нас в пух и прах». Как мне доложили, там у них даже принимают ставки на то, смогут ли русские забросить хотя бы одну шайбу. Понимаешь: не на то, выиграют ли русские хотя бы один матч, а на то, забросят ли они хотя бы одну шайбу!

Он усмехнулся, и покачал головой.

— Говорят, на нас ставят так низко, что в случае успеха счастливчик получит целое состояние.

— Ну, вот, — траурной миной на лице «обрадовался поддержке» Андропов. — Я и говорю: стоит ли?

— А с другой стороны…

Брежнев словно не расслышал «оптимизма» Юрия Владимировича.

–… сейчас нам предоставляется уникальный шанс разбить эту легенду о непобедимости профессионалов. Да и что мы теряем, Юра?

Его глаза вдруг озорно блеснули в Андропова.

— Даже, если побьют нас, ничего страшного не случится. После того позора, что мы заполучили от чехов, проиграть канадцам из НХЛ не стыдно! Даже почётно! Большего позора, чем от чехов, мы вряд ли претерпим!

— А вдруг канадцы разделают нас «под орех»? — заранее сдавшись канадцам, не сдавался Брежневу Андропов. — Это ж позора не оберёшься: чехам-то мы проиграли достойно, всего одну шайбу: два — три! А в первом круге и вовсе сыграли вничью!

— Канадцы — не чехи! — отмахнулся Брежнев — и рукой, и словом. — Тут совсем другие мерки. Другой уровень. Поэтому, даже если мы проиграем с неприличным счётом — ничего страшного. Зато сравним, как говорят учёные, потенциалы, и посмотрим, чего мы стоим в таком соперничестве. Потом уже можно будет делать выводы.

Он вдруг привлёк Андропова за плечи к себе.

— А, знаешь, Юра, мне почему-то кажется, что мы не опозоримся с канадцами. Я тебе даже больше скажу: мы их побьём!

— Да, ну, Леонид Ильич…

Растерянная улыбка по-хозяйски обосновалась на лице Андропова: Леонид Ильич «шутят». Такого шапкозакидательства настоящий болельщик не может себе позволить. Это — удел безграмотных политиканов, не знающих, с какого конца за клюшку браться.

— А вот увидишь!

В отличие от Андропова, Леонид Ильич не улыбался.

— Я не говорю, что мы выиграем всю серию: это вряд ли. Всё-таки, канадцы играют в другой хоккей, неизвестный нам. Надо ещё к ним попривыкнуть. Но пару матчей мы у них выиграем — голову даю на отсечение! И шайбы будем забрасывать в каждой игре!

Андропов недоверчиво хмыкнул.

— Вашими бы устами, Леонид Ильич…

— Юра, да что же мы так своих-то принижаем?!

Брежнев с добродушной укоризной смотрел на Андропова.

— Или мы до сих пор в танкистских шлемах играем? Или не выигрываем уже третью Олимпиаду подряд? Видели мы этих профессионалов!

Слова Леонида Ильича шли не в контексте с «белыми тапками» и «последней упаковкой»: видели в прямом смысле. Глазами. В шестьдесят седьмом на чемпионате мира в Вене в составе канадской сборной выступал защитник «Торонто Мейпл Лифс» Карл Бревер. Игрок он был незаурядный: недаром же его неоднократно включали в первый и второй состав «Олл старз» НХЛ. Но наши с ним справились!

— Я думаю, стоит рискнуть, Юра! Даже не рискнуть: попробовать! Тем более что мы уже связаны контрактом — а Советский Союз договоры привык соблюдать.

— Как он умудрился его подписать?

Капитулируя в главном, Андропов «пошёл по следу».

— Как? А вот сейчас мы узнаем об этом.

Леонид Ильич тут же потянулся к телефонной трубке. Он не стал звонить Андрианову, а попросил дежурившего сегодня Захарова — Брежнев всё больше времени проводил не на Старой площади, а в Кремле — разыскать Старовойтова. Тот являлся членом Исполкома ЛИХГ: Лиг Интернасьональ де хоккей сюр гляс. В переводе с французского: Международная Федерация хоккея на льду.

Вскоре Олег Алексеевич доложил Генсеку:

— Леонид Ильич: Старовойтов.

— Здорово, хоккеист! — запросто, как старого доброго приятеля, Леонид Ильич «похлопал по плечу» хоккейного чиновника. — Ну, что: готовишься к матчам с канадцами?.. Да, уже знаю. Посоветоваться? А чего теперь советоваться? Теперь играть надо! Кстати…

Он заговорщически подмигнул Андропову.

–… как случилось, что ты подписал контракт с профессионалами? Хочешь объяснить лично? Не возражаю. Давай прямо сейчас. И захвати с собой Тарасова с Чернышёвым… Ах, вот так даже…

Брежнев нахмурился.

— Тогда приезжай сам. Ждём тебя.

Положив трубку, он поработал бровями не для портрета.

— Они, видишь ли — люди принципиальные…

— Что: не хотят работать в сборной? — догадался Юрий Владимирович. Хотя тут и гадать не требовалось: намерения Чернышёва и Тарасова ни для кого не являлись секретом. Оба уже неоднократно заявляли, что сезон «семьдесят один-семьдесят два» будет для них последним. Сезон закончился — и они «держат слово». Выдохлись мужички. Исчерпали себя. Старый «багаж» истратился, а новым не обзавелись.

Но кое-кто уже начал выставлять провалившихся тренеров «жертвами чиновничьего произвола»: «месть за Саппоро». Надо было на Олимпиаде «позволить взять медальку» не американцам, а чехам: «большая политика!». Постфактум тренеры — «ни сном, ни духом!» — стали «борцами с тоталитаризмом»…

Председатель федерации прибыл менее чем через полчаса.

— Он здесь, — доложил Захаров: Леонид Ильич попросил сразу же известить его о прибытии хоккейного чиновника в независимости от того, кто у него будет в данный момент на приёме.

А принимать Леониду Ильичу, словно врачу-терапевту в поликлинике, приходилось иногда человек до тридцати в день. Правда, такое случалось нечасто: только в дни пленумов, когда к нему «косяками» шли со своими проблемами секретари обкомов, крайкомов, республиканских парторганизаций — и «просто» члены и кандидаты в члены ЦК.

Генсек не отказывал никому. Только заранее распоряжался о том, чтобы секретари в первую очередь пропускали к нему членов и кандидатов в члены Политбюро. Но и в данном случае он мог отступить от заведённого порядка, и в виде исключения принять члена ЦК, у которого на руках билет на поезд или самолёт: при всём желании Леонид Ильич не мог — да и вряд ли захотел бы — нарушить график работы транспорта. В этом также проявлялась его, столь редкая среди политиков, человечность.

Хотя бывали случаи, что уже своим графиком секретари выводили «Хозяина» из себя. Тогда Леониду Ильичу изменяло не только спокойствие, но и объективность. Он взрывался — и начинал «профилактику аппарата» на тему «научной организации труда и рационального использования рабочего времени»… Генерального секретаря.

Но потом — и так было чаще всего — он быстро «отходил сердцем», и шёл навстречу «пожеланиям товарищей». Иногда даже благодарил помощников за то, что те не убоялись «высочайшего» гнева: встреча с посетителем оказалась полезной. Особенно, если польза была не только для дела, но и для дела Леонида Ильича.

Сейчас же Брежнев, в кабинете у которого всё ещё находился Андропов, быстро дал указания секретарю ЦК Капитонову, и ещё быстрее дал понять тому, что не смеет его задерживать.

— Давай его сюда, Олег!

Леонид Ильич отработал рукой «зовущий жест».

Спустя мгновение Андрей Васильевич Старовойтов перешагнул порог кабинета Генерального секретаря.

— Подключайся!

Брежнев рукой показал гостю на стул.

— Ну, сознавайся: как это ты «попал в историю»? Юрия Владимировича…

Он покосился на Андропова.

–… очень заинтересовал этот вопрос.

Старовойтов побледнел: он и так вернулся с конгресса совершенно расстроенным — а к нему уже, оказывается, проявляет интерес КГБ. Да и то, что его с порога «брали в оборот» как-то не бодрило.

— Как Вам известно, Леонид Ильич…

Андрей Васильевич нисколько не сомневался в том, что Генсеку известно, если не всё, то многое: «внеслужебная» страсть Леонида Ильича ни для кого не являлась секретом.

–… в последний раз канадцы выступали на чемпионате мира в шестьдесят девятом.

Брежнев кивнул головой: «известно».

— Потом они потребовали, чтобы им разрешили включать в сборную профессионалов. Однако президент ЛИХГ Ахерн упёрся — и «хуч убей»! Тогда канадцы «хлопнули дверью» и ушли.

Старовойтов платком утёр вспотевший лоб.

— Но, не собираясь возвращаться на чемпионаты, они вдруг предложили нам провести серию матчей с их сборной. Вначале речь шла исключительно о любителях. А потом канадцы заявили, что сильных любителей у них не хватает, и на несколько позиций они выставят профессионалов.

Брежнев и Андропов обменялись ироническими взглядами, а Старовойтов протяжно вздохнул.

— Ахерн был не против. Ну, и я не стал возражать. Но когда канадцы представили список игроков, которых они намереваются заявить на матчи, у меня, Леонид Ильич, извините за выражение, глаза на лоб полезли: в команде не осталось ни одного любителя — только профессионалы! И какие: Эспозито, Маховлич, Голсуорси, Орр, Микита, Халл! Лучшие из лучших: уж, я-то знаком с профессиональным хоккеем!

— А Вы не пробовали возражать? — попробовал укорить Андропов.

Андрей Васильевич удручённо развёл руками.

— А что толку возражать, когда контракт подписан?! Тем более что в нём была строка о том, что Канада имеет право заявлять профессионалов, а советская федерация не возражает. Договорённость о том, что заменят лишь несколько позиций, была устной.

— Короче говоря, провели Вас канадцы.

Плечи Старовойтова опустились, как по команде.

— Получается, что так…

— Да не терзайся ты так, Андрей Васильевич! — рассмеялся Брежнев, Ну, подписал — и подписал! Правильно сделал.

Старовойтов опешил: не верь ушам своим?

— Конечно, правильно!

Леонид Ильич решительно отмёл сомнения Андрея Васильевича насчёт своей дикции и его слуха.

— Когда-то же надо выяснить с ними отношения! Ты как считаешь: готовы мы сразиться с канадцами?

–… — потянул носом Старовойтов: «посчитал».

— Отчего так?

— Очень уж неоднозначный вопрос, — соответствовал рангу Андрей Васильевич: дипломат — он и в спорте дипломат.

— Чем же это?

Андрей Васильевич вздохнул.

— А кому играть? «Старики» ушли из сборной: Майоров, Давыдов, Ромишевский, Старшинов, Фирсов… А молодёжь…

Он огорчённо махнул рукой: самая убедительная квалификация «мастерства».

— Фирсов?

Брежнев наморщил лоб, вспоминая.

— Он ведь ушёл буквально только что, по окончании этого сезона.

— Да. Ну, и что: всё равно ведь ушёл.

— Но ведь он всегда сожалел о том, что не удалось встретиться на льду с профессионалами. Сколько раз сам заявлял об этом в газетах.

Леонид Ильич ещё не знал, что, кроме газет, уже имелся и более весомый довод: Фирсов готовил к публикации книгу под рабочим названием «Зажечь победы свет» — строка из песни к фильму «Хоккеисты». Книга должна была в скором времени выйти в издательстве «Физкультура и спорт». И, несмотря на то, что книжку написал не Фирсов, а известный спортивный журналист Спасский — это скромно именовалась «литературная запись» — в ней знаменитый хоккеист высказывал сожаление о том, что ему не довелось и уже не доведётся сыграть с профессионалами.

— Заявлял…

— Ну, вот: теперь ему предоставляется такая возможность. Больше повода сожалеть у него не будет.

Старовойтов покривил щекой — тактично, но недвусмысленно.

— Мы, конечно, поговорим с ним… Попробуем переубедить.

— Я думаю, что другие «старики»: Давыдов, Старшинов, Ромишевский, Кузькин — не откажутся постоять за честь страны, — словно перенял эстафету неуверенности Брежнев. — А что касается тренеров…

Он задумался.

–… Не на одних же Тарасове и Чернышёве свет клином сошёлся!

— Есть у нас кандидатура…

Старовойтов в очередной раз не исполнился энтузиазма.

— Мы там, у себя, предварительно говорили уже с Бобровым: он согласен.

— Ну, вот!

Леонид Ильич энергично обернулся к Андропову.

— Значит, уже полдела сделано! С Бобром всё будет, как надо! И в отличие от некоторых, он не трусит канадцев.

Это были не просто слова: Брежнев уже «слышал краем уха», что на федерации Тарасов был категорически против матчей с профессионалами.

— Мы ещё не готовы играть на таком уровне! — кричал он там. — Мы только опозоримся перед всем миром! И все будут говорить, что наши чемпионские медали ничего не стоят, что настоящие чемпионы мира — канадцы!

Это удивляло Брежнева: ведь Тарасов всегда был поборником регулярных встреч с канадцами. Хотя, вероятно, он имел в виду только встречи с любителями. А, может, «как до дела — так и в кусты»?

— А то эти «некоторые», — не пожалел иронии Леонид Ильич, — могут «сражаться» с профессионалами только на сэндвичах, за обеденным столом.

Брежнев почти дословно процитировал один их эпизодов статьи Тарасова, опубликованной в литературном альманахе «Это хоккей», вышедшем годом ранее. В ней — в статье — Тарасов описывал свою встречу в Вене с Карлом Бревером и то, как они сэндвичами — откладывая их на свою сторону — отмечали превосходство наших и профессионалов в том или ином компоненте игры. Тогда этот «поединок» закончился вничью.

— Да и о молодежи ты зря так…

Брежнев укоризненно покачал головой.

— У нас, к примеру, есть отличная тройка цээсковских нападающих, которые теперь играют за «Крылья»…

Он защёлкал пальцами, и, так и не вспомнив, обернулся за помощью к Андропову.

— Лебедев, Анисин, Бодунов, — «оказался на месте» Юрий Владимирович.

— Вот! А Мальцев? Харламов? Якушев? Они, что: «старики»? Никому из них и двадцати пяти нет!

— Якушеву уже двадцать пять, — «откликнулся из регистратуры» Андропов.

— А Третьяк: Он тоже «старик»? Ему только-только исполнилось двадцать! Да у нас — всего три игрока, которым за тридцать: Рагулин, Кузькин и Мишаков!.. Ну, и Старшинов с Фирсовым — если они, конечно, согласятся… А остальные — молодёжь! Но — молодёжь, давным-давно уже обстрелянная! «Я те дам!» молодёжь!

Старовойтов всё ещё никак не мог исполниться энтузиазма.

— Не дрейфь, Андрей Васильевич! — перешёл к директивам Брежнев.

— Вы, Леонид Ильич — прямо, как Бобров, — усмехнулся Старовойтов. — Тот тоже сказал мне, что надо не огорчаться, а прыгать от радости: дескать, в кои-то веки выпал шанс обыграть профессионалов…

Леонид Ильич дружески хлопнул гостя по плечу.

— Правильно сказал! Молодец, Бобёр! Семи смертям не бывать, а одной не миновать! Сколько верёвочке не виться — так почему бы не сейчас? Даже не так: когда же ещё, как не сейчас?! Ведь чем дольше мы будет откладывать встречу, тем больше будем мандражировать! Чем больше мыслей — тем больше страхов! Это же элементарно! А я думаю, что не так страшен чёрт, как его малюют!

Он решительно взмахнул рукой — так, словно рассекал напополам воздух.

— Только сейчас!

Вернувшись в кресло, он огласил «резолюцию».

— Значит, так. Сейчас отправляйся домой. Отдохни, как следует. А завтра, в это же время я жду тебя здесь вместе с Бобровым. Там и решим, что и как…