Удивительные истории о собаках

Александр Цыпкин, 2024

О чем думает лабрадор, когда его хозяйка пьет вино и плачет? Как собаки могут помочь в продвижении на работе, спасти от хулиганов и пошатнуть нервную систему хозяина? Что любимый питомец думает о ваших бывших? В чем секрет успеха не самого складного и даже не самого грозного пса, перед которым дрожит огромный ротвейлер? Если ты плохой человек, получится ли из тебя хорошая собака? Как милейшая болонка может спасти жизнь в схватке с потусторонним? Какая она – собака мечты? 29 удивительных историй о любви и преданности, уважении и самоотверженности, о потерях и приобретениях, об абсолютном и безграничном счастье – о собаках! Удивительные истории о собаках рассказали: Юлиана Александрова, Диана Атабекова, Александр Бессонов, Ольга Бунина, Владимир Викто, Наталья Глазунова, Елена Долговесова, Влад Ерафонов, Ольга Есаулкова, Галина Капустина, Мария Каталевич, Надежда Косолапкина, Андрей Лобов, Алиса Мак, Виктория Медведева, Артак Оганесян, София Парипская, Вера Плауде, Игорь Родионов, Виктория Топоногова, Екатерина Трефилова, Татьяна Фонотова, Александр Цыпкин, Лариса Чудаева, Саша Шиган и Ирина Шлапак.

Екатерина Трефилова

Собака мечты

В один безрадостный промозглый февральский день на меня взглянула собака. Взглянула она с фотографии на странице «Вконтакте».

Шоколадного окраса шерсть, легкое тело на тонких изящных лапках, олений поворот головы, узкая мордочка и большие темные, очень красивые глаза. Семимесячная собачья принцесса по имени Эля.

Фотография была прикреплена к посту, где говорилось о том, что собака очень спокойная, ласковая, но ранимая и нежная, нуждается во внимательном и ответственном хозяине. А еще у нее цистит и, возможно, нездоровые почки. Ее подлечили, но отправлять обратно в приют ее сейчас нельзя, она не выдержит содержания в вольере. «Эля — это собака мечты!» — уверенно подытоживали свой пост волонтеры.

«Ничего себе, — подумала я. — Если такие красавицы в приюте, то куда деваться обычным незамысловатым бобикам?»

Нет, я не собиралась заводить собаку. У нас уже жил воинственный старый лев. То есть, конечно, это был кот, но только снаружи. Внутри него обитал гордый и непокоренный дух большого дикого животного, царя зверей. Из-за того, что ему приходилось ютиться в маленьком кошачьем теле, дух здорово возмущался и регулярно отстаивал свой статус в односторонней войне с ногами. В связи с пожилым возрастом кот стал покашливать и частенько писать мимо лотка, но дух его оставался все таким же воинственным. Так что у нас было весело и без собаки. Особенно в последнее время, когда сын перешел на дистанционное обучение, а я стала чахнуть от бесконечных простуд. Окинув собаку на фотографии сочувственным взглядом, я вздохнула и выключила смартфон.

Но так же легко «выключить» в памяти грустный собачий взгляд не получилось. Я вернулась на страницу, чтобы посмотреть отзывы под постом. Там оказалось около десятка разнообразных комментариев, но все они сводились к пожеланиям везения этой «миленькой лапочке».

— Сочувствовать все горазды, — проворчала я. — Жалко вам, так возьмите ее себе!

Весь день я регулярно проверяла комментарии под постом, но, на удивление, ни одного желающего забрать это чудо не появлялось.

Перед сном я постучалась в комнату к сыну, чтобы серьезно поговорить.

— Понимаешь, — сказала я, устроившись в кресле напротив играющего на компьютере ребенка. — Нам нельзя заводить собаку.

— Угу, — согласно кивнул увлеченный игрой сын.

— Я и с котом-то еле управляюсь, а ты ведь не будешь с ней гулять?

— Ну, может быть, разве только иногда, — сказал сын, не отрываясь от экрана.

— Ну вот видишь, — уныло подтвердила я. — К тому же кот у нас дикарь редкостный. Невзлюбит собаку, будет ее гонять. Какая ей от этого радость, правда?

Сын кивнул.

— Ну вот, я и говорю. Да и старый он к тому же, кот наш. Вдруг не он ее будет гонять, а она его. Он же тогда помрет от унижения собственного достоинства, а смерть его будет на моей совести.

На этот раз сын промолчал.

— Да и не уложимся мы чисто материально, — привела я последний довод. — Это же собака! Не воробей, не мышь. Ее мясом надо кормить.

— Какая собака? — поинтересовался наконец сын.

Я протянула смартфон:

— Вот эта. Понимаешь, нам ее никак нельзя. Но, только если ее никто не возьмет к себе в дом, она погибнет — у нее почки больные.

Сын скосил глаза на экран смартфона, а потом развернулся на стуле и посмотрел мне в глаза:

— Мама, нам нельзя собаку!

— Я знаю.

— Тебе забот мало? Тебе меня мало? И так болеешь постоянно!

Я покорно и виновато кивала.

Сын убедился, что достаточно повлиял на восстановление здравого смысла в моей голове, и снова отвернулся к компьютеру.

Сын был прав. Я так и сказала ему:

— Ты прав, сын. Нам нельзя заводить собаку. Только, знаешь, если бы это была здоровая собака, я бы не предложила. А этой собаке нужна помощь. Если бы у нас были больные почки, мы бы не прожили в открытом вольере и десяти дней.

Сын посмотрел на меня долгим взглядом.

— Чего ты хочешь? — спросил он.

— А вот этого я не знаю, — призналась я. — Я не могу допустить, чтобы ее отправили в вольер на мороз. И не могу взять к нам. Я же все понимаю — к нам ее нельзя.

— И что делать?

— Может быть, мы подождем, пока кто-то откликнется? Ну должен же кто-нибудь! Тут написано, что еще две недели она будет жить на передержке. Не может быть, чтобы за две недели не нашелся человек, который захотел бы ее забрать. Такая милая псина! Но, если все же никто не найдется, мы ее заберем, хорошо?

Сын вздохнул:

— Если скажу да, ты от меня отстанешь? — спросил он.

Я возмутилась:

— Слушай, это же совсем не ерунда! Взять собаку в дом — это большая ответственность. Я не просто так с тобой разговариваю, не поболтать ради.

— Тогда нет.

— Но погоди! — сказала я.

Сын снова отвернулся от компьютера и посмотрел мне в глаза:

— Ты просто влюбилась в эту собаку, вот и все. Так что иди отсюда, готовь там ей подстилку, кашу вари или что она там ест.

* * *

Прошло целых четыре дня. У меня в очередной раз подкачало здоровье, так что четыре дня я протерпела без труда. Комментариев под постом прибавлялось с каждым днем все меньше, а будущий хозяин так и не объявлялся. На пятый день, выздоровев, я позвонила по указанному номеру. Ответил милый женский голос девушки-волонтера Марины (так было указано в объявлении):

— Да, Эля ждет хозяина. Правда, она сейчас болеет и писает на пол, вы уверены, что готовы к этому?

Я скрипнула зубами. Нет, я не была уверена — мне вполне хватало и кошачьих луж, но собака шла со своими лужами в комплекте, так что деваться мне было некуда.

— Скажите, а что, никто больше не звонил? Не хотел ее забрать?

— Звонили, — честно сказала девушка. — Но там семья с тремя детьми, я отказала. Эля очень пугливая, ей нужно в спокойную обстановку. Еще звонил мужчина. Он одинокий, ему нужен друг. Это очень подходит. Но он сказал, что пока будет думать.

Я поняла, что уже всем сердцем ненавижу этого — по какой-то причине одинокого — мужчину.

— Хорошо, — сказала я. — Мы тоже немного подождем. Вдруг найдется хозяин более подходящий, чем мы. А то у нас кот.

— Эля хорошо ладит с животными, — успокоила Марина. — Они уживутся, вы зря волнуетесь.

— Да, — сказала я. — Но мы подождем, хорошо?

— Хорошо, — девушка нас не осуждала. — Но через две недели я уеду. Если вы не откликнетесь или еще кто-нибудь не найдется, Эля вернется в приют.

— Ей нельзя в приют, — с беспокойством сказала я, поглаживая свою поясницу. — При почках противопоказан холод.

— Да, все верно, — согласилась Марина. — Но, что поделать, другого выхода нет.

— А можно я буду звонить вам и узнавать? Если не найдется хороший хозяин, мы обязательно заберем Элю. Но вдруг он найдется? Я очень хочу, чтобы он нашелся, потому что мы, вообще-то, не планировали обзаводиться собакой. Но если хозяина не будет, то мы обязательно обзаведемся. Элей.

Девушка помедлила с ответом, видимо размышляя о том, все ли в порядке у меня с головой:

— Можно, — наконец сказала она.

Моего терпения хватило еще на два дня. На третий день вечером я пришла в комнату сына, чтобы дрожащей рукой набрать номер Марины — той самой девушки, у которой жила сейчас Эля.

— Марина, Элю забрали?

— Нет.

— Почему? А мужчина? Он передумал?

— Он больше не позвонил. Думаю, что передумал.

— А больше никто?

— Нет, больше никто не звонил.

В голове пронесся ряд образов: прикованные к моей руке ведро с тряпкой, шипящий вздыбленный кот, платежная карточка с отсутствием денег на счету. Эту цепочку сопровождали скомканные обрывки мыслей: «время есть», «впереди еще неделя», «что ты делаешь, дура, остановись». И я выдохнула:

— Мы ее берем.

— Вы ведь можете взять ее на передержку, не навсегда, — сказала Марина.

Видимо, я думала очень громко, так что мысли пролетели сквозь эфир и достигли Марининых ушей. Мне стало немножко стыдно.

— Проверьте себя. Если не сможете, свяжетесь с куратором, и будем искать хозяина дальше.

Телефон стоял на громкой связи, сын все слышал, смотрел на меня с крайним осуждением, но молчал. Тогда я решила пойти на рискованную провокацию. Если сейчас сын не пошлет меня по очень далекому маршруту, значит, собаке точно быть.

— Мы приедем сейчас, вдвоем с сыном, — сказала я, боязливо зажмурившись в ожидании громкого протеста.

Но сын почему-то промолчал и на этот раз.

* * *

Вспоминая этот вечер, я каждый раз переживаю заново нашу судьбоносную встречу. Мы идем поздним вечером по скользкому тротуару под порывами мерзкого холодного ветра. Вдвоем. Сын, который терпеть не может гулять и совсем не любит животных, идет рядом, отворачиваясь от непогоды. Почему он пошел вместе со мной за собакой? Почему он поддержал меня, вместо того чтобы заявить категорическое «нет»? Я задаю себе эти вопросы всю дорогу, но вслух спросить не решаюсь. Наверное, мне просто везет.

Приходится несколько раз созваниваться с Мариной, потому что мы заблудились между домами. И вот наконец мы сворачиваем за угол пятиэтажки и в свете фонаря видим девушку, на поводке у которой… гигантский паук-инвалид с четырьмя лапками вместо восьми. Паук стоит в сугробе, подняв на длинных суставчатых ногах маленькое тельце, и весь трясется.

Мы замираем на месте, растерянно разглядывая это непонятное. «Это же собака», — твержу я себе и сама себе не верю. На фотографии была запечатлена вполне стандартной комплектации псуля, а это… это что?

— Почему она такая? — наконец выдавливает из себя сын, видимо разделяя мои сомнения.

Я к тому времени уже различаю остренькую головку и тощий хвост — эти приметы меня успокаивают.

— Ну, она же еще щенок. Подросток, — философски замечаю я, скосив глаза на такую же подростково-нескладную фигуру сына. — Подрастет — выправится.

Марина замечает нас и машет рукой. Мы подходим.

— Вот, знакомьтесь, это Эля, — весело говорит Марина.

Вблизи становится понятно, почему издалека Эля так нелепо выглядела. Она действительно подросток с длинными лапами, но к тому же еще и вся скрючена от страха — хвост поджат, живот подведен, длинная спинка выгнута дугой. Я протягиваю руку. Собачка вежливо нюхает и с чувством выполненного долга тянет к подъезду.

— Эля выросла в приюте за городом, — поясняет Марина, — поэтому в городе ей страшновато. Слишком шумно. Но вы приучайте, она привыкнет постепенно, ничего страшного. Ну что? Вы решаетесь?

Я киваю. А что тут скажешь? Несчастное маленькое существо и несчастные большие мы. Но у нас есть дом, где мы можем переждать непогоду, у нас есть еда, у нас есть поддержка друг друга, а у нее ничего этого нет.

Марина говорит, что проводит нас до дома. Мы решаем идти пешком — неизвестно, как Эля воспримет поездку на автобусе. К счастью, дойти вполне реально.

Эля, и без того испуганная, очутившись вблизи проезжей части, впадает в исступление от ужаса и начинает неистово рваться вперед. Марина удерживает ее с трудом, но успевает весело разговаривать с нами, отворачивая лицо от порывов колючего ветра:

— Элю уже забирали два раза и снова возвращали. В первый раз из-за того, что она делала лужи. У нее цистит и почки, мы писали. Я вам с собой лекарство положила, его надо будет давать. А потом у Эли была хорошая хозяйка, прямо идеальная. Молодая девушка. Она и на природу ее возила на машине, и занималась с ней. Но у нее развилась страшная аллергия на собачью шерсть.

Я с грустью смотрю на собаку. Каково-то ей будет после идеальной хозяйки попасть к нам? Я не молодая, не энергичная, да и машины у нас нет.

Эля ростом по колено Марине, тонкокостная, да еще и по-подростковому худая, но силы, видимо, немереной. Марина поспешает за ней, как за хорошим боксером, а собака рвется вперед, вытаращив глаза и вытянув тонкую шею. Иногда какая-то мысль вдруг приходит ей в голову, и она резко бросается назад, повисая на поводке, как на удавке.

— Не бойтесь ее тянуть, — успокаивает Марина, — шея у собак очень прочная, голову вы не оторвете.

Это звучит слишком оптимистично, я недоверчиво щурюсь, и Марина протягивает мне поводок:

— Держите ее ближе к ноге, так будет легче вести.

Я не успеваю подтянуть ее поближе — меня уносит за безумным паровозом по гололедице. Мы уверенно обгоняем мчащийся по мостовой автомобиль.

— Ближе, ближе к себе! — кричит Марина.

— А-а-а! — ору я.

— Держись! — вопит сын.

Он догоняет меня, и вдвоем у нас получается обуздать маленького худосочного щенка.

Дальше всю дорогу я учусь управлять собакой. Против меня настроено всё — голый лед под ногами, сдувающий с ног ветер и скользящие подошвы красивых сапог, которые я надела, чтобы произвести на собаку хорошее впечатление.

Эля хрипит и тяжело дышит, но не сдается. «Меня ведут на собачью смерть, — транслирует она каждой стоящей дыбом шерстинкой. — Но я буду бежать! Я не дамся им живой!» Сын держит меня, чтобы я не скатывалась с тротуара на мостовую, а Марина взволнованно бегает вокруг и переживает за каждого.

Таким безумным коллективом мы медленно, но верно приближаемся к нашему дому.

— Давайте-ка я зайду вместе с вами, — с беспокойством говорит Марина, глядя на мое изможденное прогулкой лицо.

Мы поднимаемся на лифте (собака чуть не падает в обморок, оказавшись замурованной в шипящем железном ящике) и готовимся войти в квартиру. Но, едва я открываю дверь, Эля делает мощный рывок назад и скребет лапами обратно, по направлению к ужасному лифту. Я сразу же понимаю в чем дело — ее шокировал запах. Незаметный для человеческого носа, но для собаки этот за многие годы пропитавший всю квартиру запах кота оказался сродни электрическому удару. Мне становится жалко до слез эту зашуганную малышку, кочующую между квартирами и людьми, больную, растерянную, испуганную, не знающую, что приготовила ей сегодня судьба. Ей отчаянно хочется обратно к Марине — в уже известное, во вроде бы безопасное. А если и не к Марине, то ей хочется куда угодно, но только не сюда, не в это чужое, враждебное, с отвратительным запахом.

Но отступать уже поздно, и мы входим.

* * *

Ночь прошла на удивление спокойно. Кот, возмущения которого я боялась больше всего, словно испарился. Я заглядывала на шкафы, под шкафы и внутрь шкафов, перевернула все постели, но его не было нигде, даже его постоянного покашливания не было слышно. Я всерьез испугалась, что он как-то незаметно выскочил из квартиры, но тут наступила босой ногой в свеженькую, еще теплую лужицу у порога. «Дома, хороняка», — подумала я и впервые с благодарностью затерла его метку.

Собака, умученная вечерним нервным потрясением, без сопротивления позволила уложить себя на старое одеяло и обреченно уснула.

Никто не скулил, никто не шипел, никто даже не шевелился.

А в пять утра в мою спящую ладонь робко ткнулся холодный нос. Я открыла глаза, увидела цифры на часах и поняла, что новая жизнь весело стучится в мои двери, чтобы привнести в нее возможное счастье и непременное самопожертвование.

— Пошли, собака, — сказала я, спуская ноги и натягивая заранее приготовленные вчера рейтузы.

Это сейчас я ловлю кайф, выползая на темную улицу, набираю полную грудь ее заспанной свежести и улыбаюсь. А в тот день утренняя улица показалась мне самым отвратительным местом во вселенной. Ежась от холода, спотыкаясь, я заскользила за энергично тянущей вперед собакой. Очень скоро я поняла, куда мы спешим, — Эля тянула по обратному маршруту, к Марининому дому.

— Э нет, — сказала я, хватаясь рукой за ближайшее дерево и натягивая поводок.

Эля оглянулась.

«Да!» — светилось в ее целеустремленном взгляде.

— Не-ет, — повторила я твердо и громко, чтобы придать себе уверенности. — Так дело не пойдет. Давай делай собачьи дела и пойдем обратно.

Мы уныло походили по улице, обреченно играя в «перетягивание поводка», и ни с чем возвратились домой. В лифт собака отказалась заходить категорически, и я поняла, что новая жизнь озаботилась еще и тем, чтобы подкачать мою мускулатуру.

Войдя в квартиру, Эля быстро прошла на свое одеяло, легла и замерла в позе сфинкса. Я присела рядом на корточки, разглядывая ее. Сейчас, когда она немного успокоилась, я опять заметила, как же она хороша! Подростковость исказила пропорции, но все равно было заметно, что она как-то не по-собачьи, а по-оленьи грациозна. На небольшой аккуратной голове торчали большие остроконечные уши. И острая мордочка с темными влажными, словно бы подведенными глазами казалась произведением искусства, а не собачьей головой. Воистину принцесса. Такой собаке жить бы во дворце, лежать на шелковых подушках, есть специально приготовленную для нее пищу, подаваемую лакеями. А она попала к нам, непутевым хозяевам, у которых не то что лакеев нет, но даже силы и время в огромном дефиците. Что я могу ей дать? Зачем я ее взяла? Может быть, еще день-два — и нашелся бы человек нам не чета. А я поспешила, украла у собаки надежду на счастливую жизнь. Мне стало так отчаянно тошно от ощущения своего бессилия, что я всхлипнула.

— Как нам быть-то с тобой, чудушко? — спросила я, протягивая руку.

И собака, которой было, скорее всего, гораздо тошнее, чем мне, обратила на меня взгляд своих влажных глаз, дотронулась до руки носом и вильнула хвостом. Она, неприкаянная и несчастная, утешала меня!

* * *

Есть специально приготовленную для нее пищу, поданную мной, собака отказалась. Вернее, она вежливо отъела немного каши, не поднимаясь с одеяла, но совсем немного, не больше двух глотков.

Зато неожиданно нашелся кот. Он обнаружился прямо посреди кухни, где спокойно и с достоинством ждал свою пайку.

— Ты где был, разбойник? — спросила я его.

«Мя», — презрительно ответил кот, что в переводе со звериного означало: «Тебе не постичь».

Кот аппетита нисколько не потерял и сожрал не только свой вискас, но и остатки собачьей каши.

— Это ты брось, — сказала я, повернувшись и заметив опустевшую миску. — Теперь ты не один здесь хозяин, понял? Это не твоя миска, это миска Эли. Пойдем, будем знакомиться.

Я подхватила кота под пушистое брюхо и понесла в комнату.

«Муууау», — угрожающе прорычал кот, поставленный перед носом собаки.

Эля вежливо отводила взгляд и нервно сглатывала. Она явно не была готова к серьезному разговору с хозяином дома.

«Муууау», — повторил кот, хлестнув себя хвостом по боку.

По всей видимости, он требовал ответа на вопрос: «какого черта тебя сюда принесло?».

Эля не выдержала психологического давления и встала, чтобы покинуть незаконно занятую жилплощадь. Свалить всю вину на людей, которые силой приволокли ее сюда, она не смогла, ей не позволила врожденная вежливость.

Я погрозила коту пальцем:

— Но-но, нашелся тут диктатор. Чтобы не обижал Элю, понятно! А то у меня тряпка есть, ты помнишь? И брызгалка!

Я показала коту тряпку и распылитель с водой. Они всегда находились под рукой, потому что только это средство помогало усмирить в коте его львиную натуру. Раз по пять в день кот воображал себя охотником и нападал на пробегающую дичь, то есть на ноги. Нападал он всерьез и дрался без пощады, до появления первой крови жертвы. Он бы, может, и дальше продолжал борьбу — до полного ее, жертвы, издыхания, но, как правило, после появления первой крови его настигал холодный водяной душ из распылителя или хлопок тряпкой по заднице. Кот нехотя оставлял поле битвы и удалялся в укрытие кашлять и зализывать моральный урон.

Кот взглянул на распылитель, содрогнулся вздыбленной шерстью и боком удрал на батарею. А я принялась успокаивающе поглаживать собаку и думать.

Мне пора было идти на работу. Как их оставить вместе? Похоже, что Эля не ест кошек, но вот насчет кота меня терзали сомнения.

Я взяла одной рукой Элю за ошейник, другой подхватила с пола одеяло, и мы пошли стучаться в комнату сына.

В седьмом часу утра ребенок был неприветлив и дезориентирован. Он никак не мог понять, какую собаку, где и почему он должен охранять от кота до моего прихода, и поэтому говорил громко и рассерженно. Эля, только что пережившая разговор с котом, окончательно потеряла присутствие духа, подобралась, поджала хвост под живот и опять стала похожа на паука с четырьмя лапами. Я решительно положила возле стены одеяло и посадила на него собаку.

— Если с ней что-нибудь случится, я сама поеду в приют, закроюсь в вольере и помру от воспаления почек, — пригрозила я и, закрыв за собой дверь, отправилась на работу.

* * *

Честно говоря, я не помню, как работала в тот день. Помню только, что перед моим мысленным взором одна за другой возникали картины жуткого смертоубийства, произошедшего по причине рассеянности сына, который пошел на кухню и забыл закрыть дверь в свою комнату. То мне представлялся удушенный кот, то расцарапанная на мелкие лоскутки собака. Кое-как дождавшись окончания смены, я побежала домой.

Квартира встретила меня абсолютной тишиной. Я настороженно осмотрелась и недоверчиво заглянула в комнату. Ни одного трупа и никакой крови: ни свежей, ни замытой.

— Эй! — позвала я. — А где все?

— Я здесь, — откликнулся из комнаты сын.

— А Эля? — спросила я, успокаивая дыхание и переставая держаться за сердце.

— Не знаю, — беззаботно ответил сын.

Я снова схватилась за сердце:

— Она что, не с тобой? Почему ты ее выпустил?

Сын выглянул из комнаты и увидел мое испуганное лицо:

— Она не хотела у меня сидеть! Скулила и просилась наружу. Что, я ее силой должен держать? Да не переживай ты, она небось под диваном сидит.

Мы заглянули под диван. У самой стены скрючилась собака, из темноты посверкивая на нас глазами.

— Ты ее не выгуливал днем? — спросила я.

— Почему это я должен ее выгуливать, это же твоя собака.

— Почему это моя? Это общая собака!

— Нет уж, — решительно сказал сын, поднимаясь на ноги, — ты ее взяла, значит, ты и хозяйка. А у меня уроки.

Возразить было нечего.

— Как же ты вытерпела без дневной прогулки? — сочувственно спросила я собаку. — Пойдем, я тебя накормлю — и на улочку!

Но, войдя на кухню, я сразу поняла, как она вытерпела. Посреди кухни раскинулось большое озеро. Лужей это было не назвать, лужа — это что-то маленькое, что-то, что иногда оставляет по углам кот, а это было озеро. Я вздохнула и пошла за ведром и тряпкой.

* * *

Наш подъезд выходил на оживленную улицу. Сразу за дверью начиналась шумная городская суета — спешащие по делам люди, грохочущий по мостовой транспорт. Если утром мы погуляли сравнительно спокойно, то днем Эля мгновенно впала в такую же панику, какую мы наблюдали накануне. Она начала метаться на поводке, пытаясь убежать одновременно во все стороны. Пришлось подтянуть ее максимально близко, иначе мы мешали прохожим.

С большим трудом мы добрались до перекрестка и свернули в более тихий проулок — чуть дальше, через два дома, находится парк. Было по-прежнему скользко, и, чтобы удержаться на ногах, мне приходилось останавливаться и ждать, пока Эля перестанет метаться. Она переставала. Но, как только я делала несколько шагов вперед, она принималась то неистово тянуть, то бросаться мне в ноги.

Рядом с нами остановилась старушка.

— Молодая собачка, — прокомментировала она приветливо, — бегать ей надо. Что ж ты ее на поводке-то? Смотри, вон как шею-то вытянула, того и гляди удавится. Отпусти, дай ей побегать.

— Она еще не привыкла к улице, — объяснила я. — Деревенская, боится.

Старушка ушла. Но вскоре к нам подошел дядечка.

— Что же вы собаку-то мучаете? — упрекнул он гневно. — Отпустите поводок длиннее, дайте ей свободы!

— Я не могу отпустить, — уже сквозь зубы объяснила я. — Она меня уронит. Она боится, понимаете? Потому и рвется.

— И-эх, — сказал дядечка, — не могут с собакой справиться. Поназаводят, а потом выбрасывают!

Метров через пять женщина вежливо спросила, не задохнется ли мой пес, а потом хотел подойти парень, но я взглянула на него так, что он мгновенно изменил маршрут, для верности перейдя на другую сторону улочки.

Остальные прохожие оставляли свое мнение при себе, но смотрели на нас все без исключения: на собаку сочувственно, а на меня осуждающе.

Когда мы вернулась с прогулки, я взглянула на себя в зеркало. Я выглядела как лохматая краснокожая дикарка, а чувствовала себя так, будто только что разгрузила пяток вагонов, причем незаконно и на виду у осуждающей меня толпы.

Эля подождала, пока я отстегну поводок, и сразу же забилась обратно под диван.

Вечер прошел за приготовлением корма для всей семьи и вытиранием еще двух луж разного размера. После чего я в изнеможении упала на диван, чтобы слегка отдохнуть перед вечерней прогулкой. Но тут позвонила Марина:

— Как вы там? Как Эля? Справляетесь?

— Не очень, — пожаловалась я. — Эля ужасно тянет на прогулке, прямо как безумная. Я не могу ею управлять. И она ничего не ест. Забилась под диван и не выходит. Похоже, что ей у нас очень не нравится.

— Да? — огорчилась Марина. — Понимаю. Эля очень боится машин. И людей тоже боится. — Марина жалостливо вздохнула. — Нужно терпение. Ну, не отчаивайтесь! Ведь это первый день. Завтра все будет совсем по-другому. Я вам говорила, что у Эли уже была идеальная хозяйка? Как жаль, что аллергия не позволила им быть вместе.

Упоминание об идеальной хозяйке Эли ножом вонзилось мне под ребро. Я сглотнула и ответила:

— Конечно. Мы не отчаиваемся. Спасибо за поддержку.

— Я вам завтра еще позвоню, — сказала Марина.

И отключилась.

А мы пошли на прогулку играть в «перетяни поводок».

* * *

Вопреки уверениям Марины, следующий день отличался от предыдущего разве что в худшую сторону. Эля сидела под диваном и ничего не ела. Кот бродил где-то в параллельных мирах, появляясь только для того, чтобы пометить территорию и покушать за себя и за собаку. А потом случилось страшное. Сын вышел за какой-то надобностью на кухню, и вдруг из-под дивана раздалось глухое угрожающее рычание.

— Это что еще за новость? — удивилась я.

— А она сегодня весь день на меня рычит, — наябедничал сын.

Я озадаченно заглянула под диван. Эля вежливо пошевелила хвостом и облизнулась.

— Ну-ка, выйди еще раз, — попросила я сына.

Сын вошел к себе и вышел снова. Эля зарычала, глядя мне в глаза.

— Да забей, — сказал сын. — Она же не бросается, просто рычит.

— Не хватало еще, чтобы бросалась! — ужаснулась я.

Я заползла под диван и вытащила Элю наружу. Сын ушел к себе и снова вышел, Эля зарычала, на сей раз смущенно отводя взгляд в сторону.

Я решила, что такую проблему нужно душить в зародыше. Эля была прицеплена на поводок у входной двери, а сын уговорен на череду спонтанных выходов из комнаты.

Эксперимент показывал стабильные результаты. Сын выходил — собака рычала.

— Лёня хороший, Лёня друг! — стала вопить я и кидаться на ребенка с крепкими родительскими объятиями.

— Фу, мама, что за телячьи нежности, — кривился и отбрыкивался ребенок.

— Терпи, это нужно для положительного примера. Давай-ка еще разок.

Эля с недоумением взирала на повторяющуюся раз за разом церемонию встречи. Рычать она перестала, как мне кажется, чисто от удивления. В конце концов сын поставил точку в наших тренингах, зарычав не хуже собаки и гневно хлопнув дверью перед моим носом.

Я так и не поняла, решила я проблему или только осложнила их отношения, поэтому временно оставила попытки и повела собаку в зоомагазин за шлейкой.

Шлейка — это такая штука, которая надевается не на шею, а на плечи собаке. Я подумала, что шлейка может помочь, потому что уже просто не было сил смотреть, как она задыхается в петле ошейника. Поскольку в шлейках на тот момент я ничего не понимала, то взяла с собой Элю, чтобы решить этот вопрос на месте.

Лучше не рассказывать, как мы дошли до магазина, — это будет очень долгий и грустный рассказ. Скажу только, что в магазин я заносила собаку на руках. Не знаю, почему магазин показался ей ошеломительно страшным местом. Она тряслась от страха, упиралась всеми четырьмя лапами и даже хвостом.

— Ой, какая милая собачка! — пролепетала продавщица, глядя, как я заношу в двери брыкающегося обезумевшего монстра.

— Нам шлейку по размеру, — прохрипела я. — Пожалуйста, быстрее.

Как ни странно, оказавшись в шлейке, Эля почувствовала себя спокойнее. Мы даже почти нормально дошли обратно домой. Именно это заставило меня совершить ошибку.

Я подумала, что собаке не помешало бы свободно размяться, а то все на поводке и на поводке. Мы ушли в парк, и я отстегнула карабин. Ласково сказать «иди погуляй» я уже не успела — собака сорвалась с места немедленно. Не прошло и мгновения, как она скрылась из вида в конце аллеи. Правда, через некоторое время она вернулась, пронеслась мимо меня и скрылась в другом конце. Когда она побежала мимо меня во второй раз, я попыталась ее позвать, но это было все равно что звать летящий в небе самолет. Ничего, кроме как обреченно стоять и ждать решения судьбы, мне не оставалось. Или Эля вернется, или я буду со стыдом признаваться волонтерам, что потеряла собаку, не продержав у себя и недели.

Примерно через полчаса энергия в собаке закончилась, но Эля даже не подумала вернуться ко мне. Она начала прочесывать кусты. Я звала ее, уговаривала, делала вид, что сейчас уйду, пыталась поймать, но все это были только нелепые жалкие попытки. В конце концов мы забрели в самую глухую часть парка, где в кустах возле забора располагалась небольшая свалка мусора.

— Фууу! — заорала я во всю глотку, глядя, как собака с аппетитом заглатывает нечто совершенно неудобоваримое.

Эля недоуменно оглянулась и полезла в куст, где на белом снегу темнело самое гадкое из всего, что можно себе представить, — человеческое дерьмо. Тут-то меня и спасли Провидение и свежекупленная шлейка. Шлейка зацепилась за ветку! Я и не подозревала, что могу преодолеть стометровку, перепрыгнуть через пару кустов и успеть схватить собаку за шерсть в одно мгновение — за секунду до того, как шлейка отцепится от ветки, а собака погрузится в вожделенную гадость, но я смогла. Это было потрясающе. Правда, на гордость у меня уже не хватило сил.

Еле живая от пережитых волнений, я повела собаку домой. Едва я в изнеможении рухнула на диван, как позвонила Марина.

— Как вы сегодня? Справляетесь? — спросила она голосом человека, у которого в жизни уже наведен порядок, но осталось еще достаточно сил, чтобы помогать близким.

Я завистливо вдохнула побольше воздуха, чтобы выдохнуть с оптимистичным: «Справляемся, а как же!» Но выдохнулось из меня неожиданно совсем другое:

— Нет, Марина, все плохо. Эля сидит под диваном и дома ничего не ест. Зато на улице готова есть всякую дрянь. Не слушается, убежала от меня сегодня, я еле смогла ее поймать. Мне кажется, я взялась за задачу, которая мне не по силам. Может быть, еще раз дать объявление о поиске хозяина? Может быть, найдется семья, которая ей подойдет больше, чем мы?

— Ой, как жаль, — огорчилась Марина. — А я думала, что все уже хорошо. Может быть, подождем? Мне показалось, что вы очень подходите друг другу.

— Мне бы хотелось так думать, — вздохнула я. — Конечно, мы подождем. Я не отказываюсь от Эли, она мне очень нравится. Вот только я, похоже, не очень подхожу на роль хозяйки. Я с ней не справляюсь. И еще она почему-то рычит на сына, это меня беспокоит.

— А я разве вам не говорила? — спросила Марина. — Эля очень боится мужчин. Видно, обидели однажды. Она на всех мужчин рычит. Должно со временем пройти. Ну хорошо, я вас услышала. Завтра поговорю с куратором.

Я нажала на отбой, положила телефон и горько расплакалась. Пришел сын, постоял, погладил меня по голове.

— Ничего, мам, прорвемся, — смущенно пробасил он.

Он пошел в ванную за тряпкой и вытер очередную лужу.

Ночью я долго не могла уснуть, несмотря на усталость. Я думала о том, что вот оно как обернулось. Собака мечты оказалась мне не по зубам. С самого начала все пошло наперекосяк. Неудачное начало… Да нет, неудачное — это когда хоть что-то получается. А это начало провальное. Эле нужна уверенная рука сильного человека. А у меня рука слабая. Ни на что я не способна, кроме как вытирать лужи.

Часы показали полночь, когда под диваном раздался скрежет когтей по полу. Собака выползла наружу, подошла, осторожно положила голову на краешек моей постели, коснулась руки холодным носом. Я отогнула одеяло. Эля благодарно вскарабкалась на постель, прижалась ко мне шерстяным теплым боком. Я почувствовала, как во мне поднимается чувство огромной приязни. Обняла ее, начала почесывать за большими ушами. Эля расслабилась, вытянулась во весь рост, положила на меня мохнатые лапы. Я шмыгнула носом и неуверенно улыбнулась. А потом снова раздался шорох. Не пойми откуда в комнате возник кот. Он вспрыгнул на постель, брезгливо обогнул собаку, укоризненно покашлял мне в ухо и улегся на свое место — на подушку возле моей головы.

Я, замерев, лежала между ними, слушала их дыхание и думала: «А кто, собственно, сказал, что у меня слабая рука? Ничего она и не слабая. И ничего еще не потеряно — подумаешь, провальное начало, со всяким бывает. Все у нас будет хорошо. Это моя собака. И никому я ее не отдам».

* * *

На следующий день нам позвонила куратор Рита, чтобы спросить, оставим ли мы собаку у себя, пока она займется поиском хозяев, или нужно у нас ее забрать.

— Отбой, — сказала я уверенно. — Не надо никаких объявлений, мы оставляем собаку и обязуемся сделать ее счастливой.

— Вы уверены? — с сомнением спросила Рита.

— Да, — сказала я. — Это же не просто собака — это собака мечты. Разве можно от нее отказаться?

Мне кажется, Рита мне тогда не до конца поверила. Она еще не раз потом звонила, чтобы узнать, как мы справляемся, дать совет или просто подбодрить, пока не убедилась, что мы на правильном пути.

А мы медленно, со скрипом двинулись вперед. Провели курс терапии против нефрита, учились не подбирать с земли гадость, не убегать на прогулке, пробовали самые разные способы дрессуры, тысячу раз ошибались, ссорились, мирились и учились понимать друг друга. Не скажу, что было просто. Собака, которая росла рядом с человеком, сильно отличается от щенка из приюта. У нее нет такого кредита доверия и совершенно другой опыт коммуникаций. Отчаяние накрывало меня еще много раз.

* * *

Сейчас, когда я рассказываю вам эту историю, Эле исполнилось три года. За окнами не зима, а лето, да и настроение у меня не в пример лучше, чем в тот февральский день. В пятне солнечного света лежит собака, у нее под боком развалился кот. Мы с сыном сидим на диване и отдуваемся. Только что мы закончили отмывать квартиру. Квартиру пришлось мыть, потому что до этого мыли собаку. Такое уж это дело — мытье собаки, что после него и квартиру приходится мыть. А перед этим… Впрочем, лучше рассказать с самого начала.

Началось с того, что ранним субботним утром мы с сыном поспорили, чья очередь гулять с собакой. Я немного заспалась и увидела его с собакой на поводке возле входной двери.

— Эй! — сказала я, цепляясь за поводок. — У меня на сегодняшнее утро большие планы! Я хотела исследовать дворы в новостройках!

— Так ты спишь! — возмутился сын. — Она тебе не резиновая, чтобы столько терпеть. И у нас тоже планы. Мы собрались на железку плющить монетки.

— Не хватало еще таскать собаку на железную дорогу! — ахнула я. — Нечего гулять с ней по опасным местам. Это, вообще-то, моя собака!

— Это общая собака! Мы пошли. Погуляешь завтра.

Я сменила тактику и решила давить на жалость:

— Завтра может пойти дождь, а ты же знаешь, как я легко простужаюсь.

— Не ври, — сказал сын, но поводок разочарованно бросил. — Ты стала здоровее меня.

Я быстро оделась, и мы пошли погулять в новом, еще неизведанном нами направлении. Вдоволь нагулявшись по свежим утренним улочкам, мы завернули на зеленый дикий лужок позади новостроек. Там гуляла прекрасная афганская борзая, и я захотела познакомиться с ней поближе. Высокая шелковистая красавица была идеально воспитана, с разрешения хозяина она величаво подала мне изящную лапу. Я очаровалась настолько, что потеряла бдительность и допустила промах — спустила Эльку с поводка. Я повелась на честное слово, которое светилось в ее ангельском взгляде.

«Я хорошая собака, — говорил этот взгляд. — Ну разве я подводила тебя когда-нибудь? Сейчас я быстренько умотаю эту шелковистую воображулю и сразу же вернусь обратно».

Ошибка моя была не в том, что я дала Эле свободу, а в том, что я не посмотрела, где я эту свободу ей дала. Я не заметила находившегося за кустами водоема. Это была довольно грязная речка, с заросшими кустарником берегами, отмелями серой чачи и пеной неизвестного происхождения.

Поначалу все шло хорошо. Эля продемонстрировала всем свои непревзойденные беговые способности. Ее новая знакомая, прекрасная собака по кличке Ария, тоже была не из черепах, и первое время они бегали на равных, но уже через пять кругов по лужайке Элька развила такую скорость, что стала сливаться в неопределенную серую линию. Уставшая к тому времени Ария попыталась следить за товаркой взглядом и чуть не отвертела себе голову.

Угоняв Арию, Эля должна была гордо подойти ко мне, чтобы пристегнуться на поводок, — мы так договаривались! Но не тут-то было. Эля решила, что показала себя еще недостаточно, и огляделась в поисках подвига. В это время ветер дунул, пошевелил кусты на берегу, и солнечный луч отразился от водной глади Эльке прямо в глаз.

«Вода!» — всем телом завопила моя собака и кинулась в речку. Для нее не было большего наслаждения, чем поплавать.

Подозрительная на вид речушка оказалась не такой уж необитаемой — там сидела утка. Сначала никто о ней не подозревал — она тихо мечтала возле покрытого серой пеной берега. Но, когда моя собака с шумом и плеском ворвалась в ее одиночество, утка взмахнула крыльями и выразилась нецензурно.

От неожиданного счастья у Эльки даже дыхание перехватило. «Добыча!» — светилось в ее глазах, это было видно даже сквозь затылок. Собака тут же переквалифицировалась из гончей в охотничью — принести утку хозяину стало для нее делом чести. Однако она не учла, что охотничьи собаки носят подстреленных уток, эта же была живая.

Сквозь кусты мне было плохо видно происходящее. Хозяин Арии был выше и стоял удобнее. Он периодически восклицал нечто вроде: «Смотрите, она плывет!» или: «Утка ее утопит». Я же ход событий представляла в основном по звукам. Судя по всему, Эля предприняла несколько атак — время от времени возмущенная брань утки переходила в истерические вопли, раздавался неистовый плеск крыльев и пинки ногами по мокрому телу. Почему утка не улетела, я до сих пор гадаю, возможно, она защищала кладку, потому что это была здоровая и сильная птица.

Убедившись, что утка ей не по зубам, Элька вернулась на берег и выразила свой восторг бешеным бегом по лужайке, после чего опять вернулась в речку, только уже в другом, еще более грязном месте — подальше от ненормальной утки.

— Пожалуй, мы пойдем, — сказал хозяин Арии, и я не могла его осуждать.

Однако Ария уперлась и не позволила себя увести. Она, как завороженная, стояла на берегу и смотрела, что вытворяет моя собака.

Неподалеку на камешке сидели два бомжа. Кажется, они там что-то пили и закусывали, но поведение Эли полностью приковало и их внимание тоже.

Элька перемежала водные заплывы с дикими плясками на берегу — это было совершенно бесплатное и захватывающее шоу, такого они не видели никогда. Они четыре раза спросили меня, как ее зовут, а когда мокрая и грязная, как бес, псина выскочила из воды в шестой раз, один из них вынул изо рта кусок недоеденной корки и потрясенно сказал:

— Какая красивая у вас собака!

Я в это время металась по берегу в безуспешных попытках поймать одержимого пса, но при его словах остановилась и гордо выпрямилась:

— Еще бы. Ведь это не просто собака, это собака мечты, — сказала я.

Ровно в эту секунду прекрасная Ария вышла, наконец, из ступора. Она подпрыгнула на месте и, вырвав поводок из руки не ожидавшего подвоха хозяина, ринулась вслед за Элькой во взбаламученную речную слизь.

Я никогда еще не слышала таких выражений, которыми сыпал несчастный хозяин бывшей шелковистой собаки. Наверное, он так экзотически благодарил нас за неоценимый приобретенный опыт. А впрочем, мне было некогда задавать ему вопросы — я заметила, что моя собственная собака, кажется, немного устала, и немедленно воспользовалась этим, чтобы наконец-то ее поймать.

Оказавшись снова на поводке, Эля нисколько не огорчилась. «Поймала так поймала. Все по-честному», — сказала она и затрусила по направлению к дому.

И вот мы, отдуваясь, сидим в абсолютно чистой квартире, а перед нами лежит идеально чистая собака в обнимку с довольным котом.

— Как ты думаешь, — спросила я у сына, — а что делают по субботам люди, у которых нет такой вот собаки?

— Не знаю, — меланхолично отозвался сын. — Скучают, наверное.

— Ты погуляешь с ней днем? — попросила я. — А то я чего-то уже без сил.

— Почему это я должен с ней гулять? Это же твоя собака.

— Это наша собака, — сказала я, улыбаясь, и сын снисходительно промолчал.