Шницель Грей. Рассказы о собаках и людях

Александр Сергеевич Елисеев

Книга Александра Елисеева «Шницель Грей. Рассказы о собаках и людях» – сборник рассказов, изначально написанных для группы, объединяющей любителей собак «Пес в Большом городе» социальной сети «ВКонтакте». Он включает в себя совершенно разные истории, как полностью вымышленные автором, так и основанные на реальных событиях, из жизни самого автора и его читателей. Все истории объединены тем, что героями являются собаки.

Дизайнер обложки Лилия Казанцева

Корректор Венера Ахунова

© Александр Сергеевич Елисеев, 2023

© Лилия Казанцева, дизайн обложки, 2023

ISBN 978-5-0059-2105-5

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Беляшик

У него были темные уши, черная мордочка и хвост, серое лохматое тельце и выразительные карие глаза. Очевидный дворняжестый мальчонка, из таких, что в детстве смахивают на овчарку, а потом вырастают в среднестатистического деревенского дворового сторожа размером с небольшой чемоданчик и, если повезет с хозяевами, примерно такой же комплекции.

Наш факультет в те времена как раз переехал в новое здание: удаленный корпус от учебного комплекса Академии, типа таких, которые сегодня называют «кампус» на западный манер, хотя, конечно, это никакой вовсе и не кампус, а просто несколько зданий за забором с общей парковкой. Теперь мы базировались вдали от грозного взора начальства и начальством были себе сами: декан Ольга Александровна (для меня в миру просто Ольга, поскольку мы — ровесники) да я — ее заместитель по заочному отделению, воспитательной работе, младшим курсам и прочей ерунде, до которой большому начальству недосуг, например, просиживанию штанов на ректоратах, ученых и учебных советах, тематических совещаниях и вузовских мероприятиях. А поскольку штанов, в силу незначительности заработной платы в вузе, у меня было мало, а точнее — одни джинсы и одни брюки, итого двое, изнашиваемость их наводила на меня перманентную тоску.

Как хорошему заместителю декана мне бы следовало больше времени проводить снаружи корпуса, там, где располагалась курилка и пристрой с буфетом, дабы следить за порядком и вообще, но я никогда не был хорошим заместителем декана, поэтому время там проводил опционно, по желанию. К тому времени уже несколько лет я не курил, но привычка выходить между парами подышать воздухом у меня сохранилась, а когда в кармане водилась редкая копейка, забегал в буфет взять чаю, дешевой выпечки или, о это расточительство, может быть, даже салатик.

Вот как раз в такой момент, выйдя из буфета, я стоял и жевал беляш, а он вылез откуда-то из кустов и прибрел ко мне. Этот милый дворовый щенок с темными ушами, черной мордочкой и хвостом, и посмотрел на меня своими выразительными и умными глазами.

— Привет, — сказал я щенку.

«Привет», — повилял мне щенок хвостиком в ответ.

— Беляшик будешь? — спросил я его и отломил кусочек.

«Спрашиваешь!» — ответил мне хвостик щенка. «Еще бы!» — подтвердили просящие глазки. «А можно еще?» — попросили прижатые ушки, когда кусочек беляша был без малейшего жевания проглочен.

Хорошо, что в тот день я был богат и у меня был с собой второй беляш.

Так мы и познакомились.

Щенок стал приходить ко мне каждый день моей аудиторной работы, всегда после третьей пары, когда перерыв был длиннее обычного и можно было заглянуть в буфет. Неизменно я вознаграждал его беляшом, который покупал уже специально для песика. Однажды беляшей в буфете не оказалось и я купил нам со щенком пирожки с картошкой. Щенок долго и сомнительно нюхал предложенный предмет бюджетной кулинарии, спроектированный и изготовленный по рецепту «студенты и так сожрут», потом, кряхтя, жевал это и смотрел на меня грустно и жалостно. Я, съевший свой пирожок без малейшего роптания, был в легком недоумении и назвал щенка «Беляшик».

Время, как обычно, куда-то торопилось, и я даже не заметил, как Беляшик подрос. Теперь это был серенький «дворчик» на широких коротких лапках, вполне себе квадратный, но от чего-то выглядящий все равно худым и несчастным, какими умеют быть только по-настоящему уличные собаки, не имеющие даже условного крова в гаражах или при будке охранников и не рассчитывающие на регулярные порции объедков.

Мои студенты тоже подкармливали его, а кличка Беляшик надежно прилепилась, сменив невнятного банального «Джека», которым его, оказывается, называли ранее. «Александр Сергеевич, как верно подметили его имя, он и любит беляшики, и сам на них цветом похож!»

Беляшик всем нравился, он был ласковый, трогательный, не отсвечивал, если его не подзывали, и частенько ошивался где-то рядом, скрашивая будничную скуку студенческих перемен.

Жизнь заместителя декана — далеко не сахарная вата и монпансье, а тем более в тот год наш вуз проходил аттестацию и аккредитацию. Мне прилетало от начальства по делу, а чаще без, а если учесть, что я был принципиальным «преподом» и «строил» студентов младших курсов по всей строгости дисциплинарных правил, то на меня, бывало, и жалобы писали отдельные обиженные молодые личности. Прибавьте сюда тот еще серпентарий в администрации факультета, закулисные игры которого фору легко дадут любому столичному театру, и вы составите себе впечатление о состоянии моей нервной системы в те времена.

Будучи молодым и сильным мужчиной, я просто не мог позволить себе проявлять эмоции и иногда просто выбирался из здания, чтобы в стороне где-нибудь посидеть просто на лавочке в соседних дворах, подышать и порасстраиваться в одиночестве, подальше от глаз студентов и «заботливых» коллег. В такие минуты я даже жалел, что бросил курить, но сил удержаться и не начать снова, к счастью, мне хватало.

Однажды я сидел так вечером во дворе соседних со зданием факультета пятиэтажек, злился на очередную гнусную в своем отношении историю и мучился бессмысленностью и нереальностью доказать свою правоту. Неожиданно из-под лавочки меня ткнул в ладонь мокрый нос. Да, это был Беляшик, вы правильно догадались, дорогие мои читатели. Уж и не знаю, тусовался он под той лавочкой постоянно или пришел туда случайно, но оказался очень кстати. Обычно я никогда не трогаю бездомных собак руками, сказывается тяжело перенесенный гепатит в детстве, так что ужасы советского инфекционного отделения на всю жизнь отбили у меня охоту есть не мытое, чесаться грязными руками и гладить уличных животных. Но тут, пребывая в стрессе, я так растрогался, что почесал Беляшика за ухом.

Он сидел у моих ног и грустно смотрел на меня, как бы сочувствуя, а я, словно бы внутренним голосом, рассказывал ему о своих горестях. Так мы просидели, наверное, минут сорок или больше. Жаль, буфет уже был закрыт, иначе своего румяного тезку Беляшик бы непременно получил. А так он просто проводил меня обратно до факультета и, словно по законам кинематографа, растворился в кустах, как будто и не было его.

Весной, когда распустились листья, трава набрала сок и цвет, а воздух стал теплым и сонным, Беляшик все больше времени проводил у факультета. Он спал в тени здания или под кустами и являлся к студентам или ко мне, когда мы его подзывали, всегда старательно виляя хвостом и прижимая уши. Его кормили уже весьма разнообразно: студенты — буфетной выпечкой, преподаватели — бутербродами с колбасой и холодными котлетами, а технический персонал — остатками супов и вторых, приносимыми в неизменных стеклянных баночках (эра контейнеров ланч-боксов в те времена еще не наступила). Мне казалось, что все любили Беляшика, но скоро выяснилось, что это далеко не так.

Несколько раз мне вдруг пришлось услышать недовольное ворчание студенток, причем от тех самых тихих домашних «мышек», которые безобидны с виду и от кого ты точно не ожидаешь слышать довольно злобные слова и гнусные определения дворовой собачки, выданные ими, я даже не буду здесь приводить.

Потом на родительском собрании, которое я вел как куратор первого курса (тогда уже вводили эту, как по мне, глупую практику школьного контроля с привлечением родителей в вузах), кто-то из родителей попытался разгонять, как сейчас модно говорить, тему опасности бродячих животных около места учебы их драгоценных чад, но большинство родителей имели более достойные для обсуждения вопросы, связанные с учебной дисциплиной и предстоящей сессией, а времени и сил после трудового дня не имели совсем, поэтому вопрос засох сам собой даже без моего заступничества.

А однажды один студент прямо на моих глазах взял и пнул Беляшика ногой так, что бедняга-пес буквально улетел в кусты. Этот студент был противный малый: весьма заносчивый мажор, плохо воспитанный и несдержанный. В тот же день я подловил его одного в мужском туалете и, сильно наступив на ногу, попросил больше никогда так не делать и вообще, всяких уличных и даже домашних животных обходить на максимально безопасном расстоянии. Студент был очень испуган, я ожидал очередного скандала, но мне вдруг стало как-то уже все равно. Раздражение от своего преподавательско-замдеканского, полунищего и крайне нервного существования переполняло меня, а последствия теперь совершенно не волновали, тем более что видеокамер повсюду тогда еще не было и всерьез что-то доказать, обвиняя меня, было невозможно. На удивление, все обошлось тихо, жалобы не последовало, и студент стал даже чуточку более вежливым, а на старших курсах вообще вдруг принялся хорошо учиться и взаимодействовать с окружающими людьми совершенно нормально и положительно. Уж не знаю, как у него дело обстояло с уличными собаками, тут возможности проследить за ситуацией у меня не было никакой.

В конце весны Беляшик привел к факультету собаку-девочку. Темную серо-шоколадную дворняжечку, совсем небольшую, и они стали бегать по округе вместе. Беляшик, как положено, у нашего буфета выпрашивал кусочки и приносил их ей, сама она к людям никогда не подходила и только дожидалась его, стоя в стороне, в газоне. Возможно, по причине ее стеснительности, диковатости и нелюдимости, к ней так и не прилипла ни одна из кличек, которые пытались дать ей студенты: «Ватрушка», «Шоколадка» и прочие «Муськи», «Жучки» и «Найды» не подошли ей совсем. Так и бегала за Беляшиком симпатичная и тихая темненькая собачка безымянной.

Потом наступило лето, студенческие каникулы, мы все разъехались в отпуска, и, вернувшись только в начале сентября, я был приятно удивлен тем, что Беляшек со своей дамой за лето никуда не делись, а по-прежнему ошиваются у нашего факультета и выпрашивают у народа вкусняшки.

Время сделало свой круг, снова листья были желтыми, кафедра и факультет расцветали интригами, студенты балбесничали, а я проповедовал на лекциях и на большом перерыве между парами угощал беляшами уже возмужавшего пса и его «леди». Иногда вечерами Беляшик дожидался меня и провожал до машины, словно спрашивая, как прошел мой день, и пытаясь рассказать о своем житье-бытье. Он был такой трогательный, даже став совсем взрослым, что я искренне радовался каждой нашей встрече.

Увы, но через некоторое время Беляшик и его дама вдруг пропали. Я был занят работой и поначалу даже не придал этому особого значения, пока однажды вдруг не понял, что не встречал Беляшика уже недели три. Рядом с нашим корпусом расчищали строительную площадку, и я тогда заподозревал, что, может быть, его логово повредили или что-то подобное, но было все равно странно, ведь он со своей дамой сердца исчез в моменте и насовсем. Я старательно приходил каждый перерыв к буфету, но Беляшик больше не возвращался.

Студенты, заметив мою обеспокоенность, наперебой рассказывали мне истории одну ужаснее другой, кто говорил, что собак отравили, а то и вообще пристрелили, другие говорили, что отловили городские службы. Третьи рассказывали такое, что я и писать этого не буду.

Никакой интриги не будет, милые мои читатели, мне так и не удалось узнать, что случилось с Беляшиком, но я очень хочу думать, что жуткие слухи — это просто закономерная необходимость городского фольклора, частью которого, несомненно, являются и разнообразные студенческие байки, и к реальности все это не имеет совершенно никакого отношения. Так или иначе, сейчас уже и Беляшик, и его спутница в лучшем из собачьих миров, просто по возрасту своему, что поделать, сами знаете, мир устроен так. И пусть им тамошние беляшики будут всегда мясисты, подстилки пуховы, а косточки сахарны. На этом, просто и незатейливо, заканчивается история про пса, у которого были темные уши, черная мордочка и хвост, серое лохматое тельце и выразительные карие глаза и которого с моей легкой руки все называли Беляшик, и был он совершенно обыкновенным, милым и очень трогательным.