Перебеги меня. Современная проза

Александр Цыганов

Прозаический сборник «Перебеги меня» – это книга о взаимоотношениях людей, которые станут «людьми одного поколения» в ближайшие 5—10 лет, о страшных играх, в которые играют юные, о причинах любви и истоках ненависти. Также это ответ на вопрос «Может ли человек всегда оставаться ребёнком?» и «Можно ли повзрослеть в 12 лет?»«Читать рассказы Лекса – всё равно, что балансировать между только что просмотренными клипами „Тик-Тока“ и реальностью, в которую из них вынырнул…» (София, блогер). Книга содержит нецензурную брань.

То, чего не купишь

В толпе людей, посреди Невского проспекта я резко остановился. Люди культурно меня обходили, некоторые извинялись, а я не сразу понял, что же меня остановило. Такого чувства я прежде не испытывал, я даже не предполагал, что оно существует: одновременно похожее и на запах, и на вкус, и на цвет. Еще оно было похоже на чувство какого-то узнавания и немного кружило голову.

Я поднял глаза. Рядом, шагах в десяти, остановился другой человек, при виде которого всё моё существо как-то подобралось, окружающее вообще перестало иметь хоть малейший смысл: пропали звуки, цвета, словно весь мир сместился в один небольшой силуэт впереди, зависший в неожиданной пустоте.

В то время, как он оборачивался, я медленно и с опаской стал подходить, пока мы не оказались лицом к лицу.

Это была девушка в длинном светло-зелёном пальто с неизменным питерским шарфиком с котиками. Мы встали слишком близко, так как тоже успела сделать шаг вперёд. Она казалась небольшой и миниатюрно-хрупкой, хотя я точно видел, что это совершенно не так. Под определённым углом зрения она переливалась перламутром и превращалась в нечто необычайно прекрасное..

— Я думала, что таких как я больше нет… — в каком-то полусне пробормотала она и поднесла ладонь к моему лицу, — Сними… — я кивнул и снял очки.

— А у тебя глаза — самые обычные, — невпопад ответил и ощутил, что смущён.

— Это линзы, — она дотронулась другой рукой до своей щеки, и всё-таки прикоснулась ко мне, — Откуда ты взялся?

— Прилетел в гости, — пожал я плечами и решил представиться, — Юрий…

— А по нашему как? Ты сам прилетел? — я усмехнулся:

— Юджин Лонг Ня… но это прозвище, скорее. А ты? Конечно на самолёте, — ответил я и на второй вопрос, надевая очки.

Она задумалась над чем-то своим, немного отодвигаясь, но хватая при этом меня за рукав, вероятно, чтобы я неожиданно не испарился, невпопад сказала, путая слова:

— Длинное, старое… А я просто Таня… Тингрин. Я всегда здесь жила…

— Парень есть? Дети? — прямо спросил я, на что она кивнула:

— Муж… Но я полагаю, больше уже нет, да? — я молча поклонился, так как знал, что впечатление и это чувство уже не уйдут никогда.

— У тебя? — она отвернулась, продолжая меня держать.

— Нет. Была.

Окружающий мир вернулся на свои места:

— Пойдём, а то долго стоим. Можно? — я положил её руку себе на локоть, и мы пошли неизвестно куда — просто идти среди людей, древних фасадов, забредая в разные дворики. Пока мы говорили не очень много, казалось, времени наговориться у нас будет бесконечно много. В каком-то смысле, это так и было.

— Юрий, а ты встречал ещё нас? Таких вот, как… Я никогда. — она странно на меня покосилась. Я задумался:

— Очень давно… Только одного.

— Как давно? — она остановилась, будто оса зависла в воздухе, ожидая ответа.

Я отнял её руку, взял за плечи и внимательно на неё посмотрел, пытаясь разделить внешнее — то, что видел и то, что чувствовал:

— А сколько тебе лет, Таня? Я понимаю, такие вопросы не задают, тем более при первой встрече, но… выглядишь на 20—22…

— Точно не задают! — рассмеялась, — Мне 25. Но это ведь только начало, так?

— Точно, — мы снова куда-то пошли, — А так, дай угадаю: детский дом, интернат, приёмная семья?

— Нет, приёмной семьи не было. А у тебя?

— У меня была… Только детских домов тогда ещё не было, были приюты при религиозных общинах и школах.

Татьяна задумалась:

— Ох, это как же далеко тебя занесло! — обогнала меня на шаг и с силой дёрнула за собой, — А тебе сколько годиков, Юджин?

— Другому бы руку оторвала, — я деланно посмотрел под ноги, чуть ли не пришаркивая, — Много.

— Ну? — она не отступила, — Я же вижу, что много, но не могу точно определить, ты то всплываешь, то выглядишь как… как все. Когда «всплываешь», это меня завораживает… Ну? Сто? Может, 300?

— Умножь где-то на семнадцать… — она замолчала.

Большую часть пути она смотрела на меня почти не отрываясь, полагаю, что точно также «поедал» её глазами и я. Это было похоже на близкую встречу двух родственников, которые прежде жили далеко друг от друга, но постоянно переписывались, не оставляя другого в неведении относительно собственной жизни.

— Ты так смотришь, как будто хочешь меня взглядом сжечь, — я взял её ладонь, — Такая горячая!

— У тебя тоже, — Таня сжала мою руку в своей, — Я ведь и по настоящему могу сжечь…

Я скептически хмыкнул, но вежливо согласился:

— Не сомневаюсь. Можешь.

— Да нет, вряд ли, — по наклону головы я понял, что она использует то же искажённое зрение, что и я, — Не смогу.

— Не сможешь, — с этим я тоже согласился, немножко её разозлив:

— Ну, хватит «поддакивать»! Пошли куда-нибудь…

На такси мы доехали до залива, подальше от людей. Конечно, человеческое присутствие ощущалось и здесь — в банках, каких-то торчащих из воды сваях, выброшенных на берег досках и прочего сора, который с усердием растаскивали чайки. Нас, в отличие от людей, они совершенно не боялись — подлетали и ходили у самых ног, норовили сесть на голову и покопаться в волосах. Я их шутливо отгонял, а Татьяна смеялась:

— Чуют сородичей!

— Ага. Особенно когда один такой «сородич» в глаз тебе влетает на скорости…

— А ты часто летаешь, Юрий? — она с интересом на меня посмотрела.

— Нет, конечно! — я откинулся на камень позади, — Для этого приходится далеко уезжать, а пугать военных и диспетчеров я и сам боюсь… Зимой ещё в буран можно… От ракеты не убежишь, и заметишь её, когда уже поздно.

— А бывало? — Таня вскинула на меня глаза.

— Пару раз. Однажды зимой три дня в снегу провалялся, как Мересьев. Но летаю, у меня маленький городок. — я вспомнил город, где сейчас обустроился.

Какое ПВО? Завалющий аэропорт, откуда рейсы только в Москву и есть. Хоть прямо над ним и летай — пальцем потычут, потом напишут, что новый беспилотник испытывал местный (уже несколько лет как закрытый) завод.

— А-а, — завистливо вздохнула, — А я только плаваю. И то несколько раз приходилось убегать от береговой. Страшно! А ты не знаешь, откуда мы вообще взялись?

— Поплаваем. — я погладил её по спине, — А откуда? Трудно сказать. Может, со звёзд? Олег, тот единственный, о котором я говорил, считает, что со звёзд.

— А ты как считаешь? Ты же так много должен знать?

— Понимаешь, забывается тоже многое, — убрал руку, отмахнулся от чайки, — Когда-то узнаем.

К вечеру, после телефонного звонка из дома, Татьяна погрустнела:

— И что мне теперь делать? С Андреем, с мужем. Надо поехать, поговорить. Вещи собрать, да?

— Да, поговорить надо, — я посмотрел на часы, — А вещи тебе теперь собирать не надо, в мире вещей много, иногда даже слишком. Кстати, я часто уходил не прощаясь… Трудно, но так надо было.

Таня вздрогнула:

— Нет, ты что! Я так не могу! — прижалась ко мне боком и долго, неподвижно смотрела, запрокинув голову, как будто выбирая.

Я медленно гладил её по спине. На самом деле, выбора у нас никакого не было.

— Надо ехать, — она поднялась. А молча убегать — это не по-людски…

***

Я ждал ее с водителем в машине у дома. Мы с нею молча решили, что она съедет ко мне, поэтому я по телефону отменил бронь и взял в том же агентстве другой номер, покомфортнее, хотя сам и не планировал оставаться в Питере надолго. Теперь будет нужно: мне — пересмотреть дальнейшие планы, Татьяне — попрощаться с друзьями и местами. Когда откуда-то уезжаешь, кажется, что это навсегда.

Она выскочила из подъезда, сменила прыжки на степенный шаг, села в машину. Думал, что будут слёзы, но вид у неё оказался на удивление довольным, каким-то «освобождённым». Небольшой рюкзак из дома она всё же прихватила.

— Вот… — положила рюкзачок между нами, подумала, что он станет мешать и переложила к двери, — Что теперь?

— Теперь мы едем по магазинам, — я ухмыльнулся, — Потом ко мне. Неделю раскачиваемся, затем едем в Финляндию, если ты не против, в Японию и на Багамы — Олега навестим…

Сидящий впереди водитель только хмыкнул и склонился ближе к рулю.

— Вы не уезжайте, я залог оставлю, — обратился я к нему, — Нас до отеля потом…

— Понял, — водитель довольно кивнул и хитро посмотрел на нас в зеркало, наверное, поняв, что на случайную женщину в моих глазах Татьяна точно не похожа… — Хорошо, шеф.

— У меня загранпаспорта нет… — прошептала Таня мне в самое ухо.

Я тоже склонился к её ушку:

— Во-первых, он тебе не особо и нужен, а во-вторых, он у тебя будет…

***

Пожалуй, одно из величайших удовольствий в жизни любой женщины — это шопинг. Иногда она останавливалась возле какой-то вещи, хмуро разглядывала её, вздыхала и отходила. Я не удержался и спросил, в чём дело.

— Это дорого. — сказала она.

Я взял её за плечи оазвернул к себе, мы встали так же, как первый раз на Невском:

— Знаешь, Татьяна, в чём плюс быть древним? — посмотрел на своё отражение в витрине за её спиной. Нет, «древним» я совсем не выглядел… — Нельзя выжить в течение нескольких тысяч лет, оставаясь при этом непрактичным идиотом. Пойдём поедим?

— Пошли… — она о чём-то задумалась, — А-а-а, поняла!

— Здорово, что поняла! — я поцеловал её в макушку, от чего по всему телу прошла дрожь, но она сама ещё теснее прижалась ко мне и обняла в ответ.

Мы немножко так постояли, потом она опять смешно запрокинула голову:

— Веди, корми!

После еды дело с покупками пошло веселее. Это когда на глазах молодая женщина превращается в удивлённую и чуть ли не танцующую от восторга девчонку.

— Хорошо сходили! — пробормотала она в машине и уснула на моём плече.

— «Хорошо я приехал…» — подумал я.

Швейцар с водителем помогли занести покупки в номер, а сонная Таня, оглядев интерьер, произнесла:

— Надо завтра здесь всё осмотреть!

— Уже сегодня, — я пошёл ставить кофе, — Но ты спи, на работу тебе утром позвоним!

— У меня же отпуск…

— Отпуск не вечен, — мудро и тихо прошептал я.

А она уже спала.

Выпил кофе, посидел над электронными сообщениями. Передвинув несколько дел «на потом» и решив пару других, долго сидел перед кроватью, глядя на перламутровые облака, на сверкающие в бледном свете торшера ярко-зелёные крылья. Они были ярче света.

***

В обед нам принесли завтрак, потом мы спустились в бар, промчались по игровому залу, подышали свежим воздухом бассейна, снова пообедали, уже в местном ресторанчике. А затем пошли разбирать ночные покупки.

Вышло так, что на большинство встреч с Таниными друзьями мы «забили», пообщавшись по телефону и через Интернет, бегая вместо этого по отелю и зонам комфорта, а вот к себе на работу Татьяна решила всё же ехать, причём уговорить её написать заявление мне удалось с большим трудом.

— После отпуска я подумаю… — отмела она встречные аргументы, оделась в обновки, — Ну, как я?

— Шик! — я поднял вверх большой палец, — Пошли ещё в салон сгоняем, я тоже, кстати, зарос как медведь.

— Ты со мной хочешь поехать?

— Нет, Тань, у меня дела, — я развёл руками, — Карточку возьми только, держи, это вот твоя…

— И-и?..

— Ну и… в салон! Наводить «блеск». Кстати, загранпаспорт готов…

— Ты не говоришь всё, что хочешь. — она посмотрела на меня слегка обиженно.

— Ну… — мы знакомы всего…

— Вечность, — договорила она, изменив мои слова, — Просто я раньше была в другом месте, пока ты искал. Я сегодня вернусь как можно раньше…

— Я тоже постараюсь… — немножко напрягся и выпалил, — И мы никуда из номера не пойдём…

Она прижала ладонь к моей груди и склонила голову:

— Ты прямо сияешь сейчас. Ждал вечность и только сейчас смог мне это сказать? А чипсики будут?

— Мешок, — выдохнул я.

Естественно, в своём институте появление Татьяны произвело эффект бомбы.

— К чёрту ВУЗ, — с горечью жаловалась она мне, — Теперь до конца года будут шептаться, — она пришла раньше меня, не стала заказывать в номер, а приготовила из того, что было в холодильнике.

— А карьера? — я достал из-за спины два пакета чипсов.

— Я постараюсь… — нырнула в постель и протянула ко мне руки, — Давай мне! — я кинул ей пакет, сам сел рядышком.

Она забрала и мой пакет тоже, переложила на кресло:

— Верно говорят, что мужчины — вечные дети, ничего не понимают…

— Результат эмансипации, — я попытался развести руками, но в таком сиянии сделать это было невозможно, — Меня знаешь, что волнует?

— Что? — она слегка отстранилась.

— Мы отель не разнесём? Не спалим?

Она крепко обхватила меня.

Я видел Таню, нет, Тингрин сразу в двух формах, и это было удивительно. Иногда она или я начинали терять контроль, тогда второй обнимал его и своим теплом отменял начавшиеся изменения. Это было и странно и приятно, напоминало полёт, но при этом я чувствовал, что несу её, а иногда она несёт, поддерживая, меня. Я понял, что вдвоём мы сможем лететь вечно, никогда не останавливаясь и не приземляясь. Когда. Один несёт другого.

Нам в номер звонили с ресепшена, Таня прокричала в трубку, что у нас никого не убивают, бросила её, даже не положив.

Наверное, поэтому, когда мы съезжали, смешливые администраторы подарили Татьяне большого плюшевого зайца, а мне — маленького пластмассового щенка.

— А знаешь, — призналась мне моя Таня как-то утром, — Теперь я вижу тебя чётко.

— И я тебя тоже, — согласился я.

— Я, конечно, инстинктом чувствовала, что золотые — это ужас какой, но… У тебя одна только голова занимала весь номер…

— А внутри неё калачиком свернулась ты…

— Я знаю, — она прижалась ко мне. — Никакой ты не «ужас»! А ещё смел мне врать, будто я способна тебя сжечь? Смешно!

— А я тебе сопротивляться не буду.

***

В Финляндию мы ехали на машине, которую взяли в аренду, поэтому половину вещей пришлось отправить почтой в город, который я выбрал местом следующего нашего пребывания. Границу переехали без проблем, причём и русские и финские пограничники были максимально вежливы, только спросили:

— Mikä on vierailun tarkoitus?¹ — принимая документы.

— Häämatka.² — ответил я, почти не соврав. Пограничник улыбнулся:

— Hyvää matkaa. — и добавил, глядя на Татьяну, но обращаясь ко мне — Olet onnekas.³

Едва мы отъехали, пришлось пересказать Тане весь диалог. Она расхохоталась:

— «Медовый месяц»? — сделала шутливо-чопорный вид, — Я ещё не готова к столь серьёзным отношениям… — в ответ я тоже рассмеялся и «втопил» педаль газа, наплевав на местные законы.

Будь это обычная девчонка, она бы взвизгнула, а эта только высунула голову в окошко и закричала:

— Быстрее, быстрее!

Скоро остановились в каком-то безлюдном кемпинге с окультуренным лесочком и провалялись пару часов прямо на траве.

Конечно, Европа всюду бросалась в глаза. Гостевые домики с припаркованными у причала катерами, высокие черепичные крыши, газончики, неторопливо идущие люди. Более-менее крупные города мы старались объезжать, а одну ночёвку сделали прямо на берегу Саймы⁴, перекусив и немного поплавав, так как вокруг не было ни единой живой души.

***

Преображение — интересный процесс, чью физику или химию я не могу целиком объяснить. Лучше всего преображаться среди множества камней, груды металла или песка, хуже и труднее — в воздухе, совершенно недопустимо в лесу или рядом с живыми существами.

Внешне он слышится как схлопывание крупного воздушного шарика, после чего от тебя расходится какая-то энергия, которая подхватывает всё, находящееся в определённом радиусе, и несёт к тебе. Выглядит это свечением большого яйца с ярчайшим пятном в центре, похожем на шаровую молнию. Ты начинаешь расти и становишься тем, кем всегда был.

Машину мы бросили глубоко в лесу, одежду оставили там же.

— Я первая? — Таня ходила вокруг, подпрыгивая от возбуждения, — Тогда отойди… Ещё дальше отойди…

Она вытянулась, как струна, сосредоточенно развела руки в стороны… в воздухе хлопнуло и тихонько, на грани слуха засвистело. Странно, но снаружи преображение выглядит быстрым: хлоп, вспышка света, и передо мной — самое красивое создание, которое я только видел:

«Зелёненькая какая!» — подумал я с восхищением.

Возможно, кому-то мои эстетические предпочтения покажутся странными, но крылья, лазурно искрящиеся под незаходящим здесь в июне солнцем, длинные руки и ноги, которые язык не поворачивался назвать «лапами», гибкая шея на сильном, гибком вытянутом туловище. Она больше всего была похожа на кошку или куницу. Вы видели крылатую кошку, таинственно блестящую тускло — зелёными чешуйками? С большими глазами, которым никакие «стрелки» в принципе не нужны — они просто уже были в виде вытянутых вверх и вниз базальтовых ресниц. Конечно, наличествовали и клыки, но в такой форме поцелуи — я откуда-то это знал — заменялись «потиранием» чешуйками друг об друга или обматыванием шей…

Конечно, мы являлись животными, а разве человек не является? Больше мне все-таки нравится определение «биологическая форма жизни», ну, может, вот сейчас — не совсем «биологическая», а какая-нибудь «кварцевая». Или «разумное существо».

Тингрин жестами указала на своё горло:

— «Я не могу говорить…» — и, грустно на меня посмотрев, легла на песок.

— Не надо говорить, — я подошёл к ней и провёл пальцами от самого кончика носа до опущенного ко мне чешуйчатого лба, — Надо вот тут думать, — постучал по точке в самом возвышении.

Крепко зажмурив глаза, целую минуту она пыталась. Я же улавливал какой-то сумбур про кофточки, маечки, вообще всякие структурно неясные мысли, куда вклинивался ещё и страх, что она мне не понравится.

— «Какие ещё кофточки?» — подумал я, за что тут же был локтем отброшен метра на три.

— «Ой, прости, — чётко, вероятно от страха, у неё получилось, — Ты теперь и мысли мои читаешь? Зато я больше, чем ты»! — и она протянула мне свой «коготок», чтобы я мог подняться.

— Это ненадолго, — пообещал я и пошел в воду. Удивлять смотрителей парка видом бомбардировки его побережья мне не хотелось.

Как я уже говорил, субъективно процесс длиться несколько минут, но Тингрин сказала, что это было мгновенно — будто вся вода в том месте, где я нырнул, мгновенно испарилась, а потом захлопнулась, как по велению посоха Моисея.

Я вышел на берег.

— «Божечки, Божечки..». — Тингрин отступила, сложила ручки перед грудью и распахнула крылья, намного превосходящие размером её остальное тело.

Я тоже распахнул крылья в таком своеобразном ритуале приветствия, где красота соседствует с беззащитностью: «Я не враг, смотри…»

— «Лучше присядь, тебя над деревьями видно, — она несмело подошла ко мне, — Нереально.»

— «Я уже сижу».

— «А почему чёрный»? — спросила, потрогав лапкой одну из чешуек.

— «Солнце позади, — ответил я и засветил буквально на кончике языка крохотный огонёк, — Видишь?»

— «А…как?..Ну, про это?» — передала она мне новый вопрос, вложив него смешной и интересный образ, здорово меня развеселивший.

Я лёг и легонько почесал ей шейку. Замурчала. «Ну, точно, кошка.»:

— «Что ты знаешь про огонь? Ты должна помнить, это глубже тебя. — я подождал, — Огонь бывает красным, синим, белым, фиолетовым, зелёным… Бывает фосфорическим, газовым, реактивным, атомным…»

— «Я помню все названия! Так много?!» — она придвинулась ко мне. Я аккуратно положил голову рядом:

— «Он может разрушать, убивать. А может создавать и рождать, понимаешь?»

— «Я так люблю смотреть на огонь… — положила лапку мне на нос, закрыв одну ноздрю, — Я так хотела камин… А приходилось смотреть на газовую плиту.»

— «Вот!» — я прочертил когтем борозду на песке.

— «Я вспомнила…» — Тингрин, как и раньше делала, запрокинула голову.

— «Здорово! — поднялся, — Пошли купаться, маленькая!» — она засмеялась.

Плыли мы, естественно, под водой и парой. Когда я особенно разгонялся, благо глубина озера позволяла, она хваталась за мой гребень, и мы почти летели, вероятно, поднимая на поверхности среднюю волну.«А может, миф о Лохнесском чудовище — это о таком же, как мы? А что, по размерам Тингрин как раз подходит…» — думал я, скашивая глаз, — «Если мы — создание эволюции, то какими же были наши естественные враги? — также приходило на ум, когда я разглядывал свои когти. Но больше я, конечно, смотрел на Тингрин…

Воздух был нам не нужен, лишь ускоренный метаболизм вызывал голод: по пути она чавкала мелкой рыбешкой, некрупными затонувшими деревцами, я уминал со дна всё, поэтому возвращались мы в густых тучах поднятого ила.

Под конец всё же не удержались, взлетели над озером, камнем рухнули вниз и доплыли до берега, вылезая и отряхиваясь уже мокрыми беленькими «черепашками» с мягким панцирем. Один ругался на острые камешки, а вторая на длинные запутавшиеся волосы…

— Всегда тебя узнаю. — уточнил я в машине.

— А я тебя… — улыбнулась моя Таня.

***

В аэропорту Вантаа⁵ мы познакомились с довольно большой компанией молодых людей, как и мы, летевших в Японию. Сначала они привлекли внимание Татьяны, так как всё время смеялись, фотографировали друг друга, незлобно шутили и дарили подарки пассажирам.

— Это «блогеры», — просветил я её, приглядевшись, — Некоторых я знаю. Сами снимают, ведут трансляции и каналы в сетях. Самоорганизованные ребята.

— Подойдём? — она вопросительно подёргала меня за рубашку.

— Ага! — я снял солнечные очки, так как сегодня тоже был в линзах.

Мы подошли как французская пара, под ручку, наверное, странная: Таня в длинном облегающем платье, а я в бермудах. Правда, мои кроссовки и рубашка были в тон её платью, а её туфельки — в тон моих ярко-жёлтых шорт. Ребята сразу нас окружили.

— Привет, Сень, Саша… — я приподнял край шляпы, — Вот уж не ожидали…

— Ух ты! Юрий Михайлович! Вы тоже тут? — высокий и худой парень, Семён, не скажешь, что акробат и танцор, потряс мою протянутую руку, — А мы слышали, что вы в Питере зависли?

— Отпуск, — я легко пожал плечами, — А вы куда такой командой?

Смугленькая Саша произнесла «Здравствуйте», улыбнулась нам, а потом стала шёпотом что-то втолковывать стоящим рядом девчонкам. Судя по «перегляду» и оценивающим взглядам, я примерно представлял, о чём идёт речь.

— Знакомьтесь, это Татьяна, — я представил свою спутницу, — моя жена, которую я от всех скрываю… — Таня игриво толкнула меня локотком в бок.

— А мы в Японию, — Сеня вскинул вверх кулак, — Хей!

— Хей!!! — подхватило большинство.

Тут же, имевший характер няньки Семён принялся всех со всеми знакомить:

— Это Валя из Москвы, Паша с Олей тоже, Серёжка из Кемерово. Еще один Сашка, только «он», а не «она», хе-хе — с нами из Питера, это близняшки наши, Оксана с Роксаной, кто из них кто — не знаю… Волгоград. — он легко увернулся от порядочной зуботычины. О-о! — вспомнил вдруг, — И ваши тоже здесь — Максим, Гриша, как его… Егор, только они где-то в кафе пасутся…

— Ладно, ладно, хорошо, — улыбаясь я его остановил, — Мы тоже в Японию… Ана тано нихонго ха доа десука?⁶

Семён замер:

— Сукоши⁷… Немного, — и засмеялся.

До самой посадки мы все вместе общались: ребята рассказывали о своих планах, я — о том, как создавались первые продюсерские проекты и какие войны идут сейчас на «большой сцене», что, в принципе, должно случиться, а чего опять же «в принципе» не может…

В самолёте Татьяне захотелось идти в эконом-класс к ребятам, на её место явился Григорий, рассказал про дела «на Родине» и взялся за книжку. Лететь было 10 часов. Судя по музыке, доносящейся из хвоста самолёта, у ребят пошла «веселуха».

***

В отеле Таня рассказала, что помимо обычных клипов с шутками, сценками и «пранками» некоторые ребята планируют прыгнуть с парашютом:

— Давай тоже, а? — упрашивала она меня.

— А справку и книжку когда тебе делать? — я отошёл от компьютера и сел в кресло, — Там ещё и обучение пройти…

— Но мне же не страшно, ты же знаешь! — она села на подлокотник, — И воздух я чувствую лучше любого парашютиста…

Я думал. Угодить очень хотелось, тем более, что в современной Японии за тобой не будут гоняться с пулемётами и танками — только с фотоаппаратами и камерами.

— Раскроем себя, — выразил я сомнения.

— А у тебя все эти документы есть? Твои? Тебе можно? — меня явно решили дразнить. Перламутровый призрак за Таниным лицом сморщил носик, — Ты сам как медосмотр проходил, Юрий!?..

И не поспоришь ведь, медосмотр я не проходил нигде и никогда. Даже рентген с флюорографией не делал, не говоря уж об ЭКГ — результаты были бы странными.

— Нет, прости, Тань, — я решил окончательно, — Мы прыгать не будем. Вот с земли или с самолёта посмотреть можем. Но сделаем, обещаю.

— Эх, ну, ладно. — она легко, почти намёком поцеловала меня в щёку, — Покушать тебе сделать?

— Ага, я тоже сейчас помогу, только письмо отправлю, — быстренько закончил, пошёл к Татьяне — последнее время нам нравилось готовить вместе самим, и только ужинать мы ходили в разные экзотические места.

— Завтра у нас музей кукол? — она передала мне морковку, которую я быстренько нашинковал — ножи в отеле были великолепны, да и плита предоставляла массу возможностей.

Я наклонил голову, вытер руки, подошёл к Тане сзади, обнял и поцеловал в шею:

— Угу… Не злись, ёршик!

Она перестала что-то мыть, сама повернулась ко мне и вдумчиво смотрела в глаза:

— Всё, не могу больше злиться! — поцеловала в ответ в губы.

Японцы — люди очень спокойные и терпеливые, со стойки администратора нам никто не звонил, только по утрам прилично кланялись.

Нам с Татьяной совсем не нужно было друг к другу привыкать — если мы ходили по магазинам по одиночке, то я или она приносили как раз что-то недостающее, если я видел что-то и в моей голове раздавался внутренний голос: «Да, хочу», — то это всегда было «то самое».

После ужина, если не приходили ребята, мы ненадолго спускались в SPA или в бар, после чего, побродив по пригороду, возвращались в номер, где я садился за работу, а Танька — за русско-японский разговорник. С языком у неё выходило всё лучше и лучше, чему она удивлялась и радовалась. Когда мы полетим на Багамские острова или вернёмся в Россию, даже не обговаривалось.

Ребята делились новостями о том, что уже сделали, иногда приглашали на свои съёмки Татьяну — я сниматься категорически отказался, мотивируя занятостью.

— Просто ты себя не видишь со стороны, — вздыхала Таня, на что я лишь посмеивался.

Однажды в баре мы познакомились с одной итальянской парой, которые оказались очень интересными и приятными собеседниками.

— Как приятно встретить соотечественника, — сказал на первой встрече Алессио и был очень удивлён моим ответом, — А ваша жена русская?

— В этом вопросе о женщине сложно не ошибиться… — мы втроём посмеялись.

— You are beautiful.⁸ — сказал Алессио специально для Татьяны. Та немножко улыбнулась.

Алессио оказался бизнесменом и профессиональным рыбаком — поэтому его и «занесло» в Японию.

А вечером я заметил, что Танька чего-то хмурится.

— Тань, — позвал её, — Иди ко мне, сядь… — похлопал рукой по своей коленке, — Чего ты, котёнок? Что мы морщимся, мой ласковый и нежный?…

— Зверь… — закончила она за меня словом из вальса и села, обхватив за шею, — …Признавайся, Юджин Лонг Ня… — узнала, что я не люблю это прозвище.

— В чём?

— Догадайся! — похлопала меня по щеке, — А то сейчас же не получишь поцелуя, — Сколько? — я молчал. Тогда она пересела на кровать, уперев руки в подбородок и специально встряхнула волосами так завораживающе и хитро, что сразу же захотелось зацеловать её всю.

Я сполз с кресла и встал перед ней на колени:

— А ты прочитай! — прошептал в её ладошку, отняв ту от лица.

— Ха! — она подставила мне для поцелуя вторую ладонь, — Ну я же не факир, как вы, великий и могучий… Сколько языков ты знаешь?

Вопрос заставил задуматься, потому что на самом деле был сложным:

— Не в равной степени, Котёнок. Около 400, может, больше… Я уже давно перестал считать.

— Целуй! — Таня подставила губы.

На следующий день в её сумочке поселился еще и учебник итальянского.

На пляже она спросила:

— А почему ты не любишь медосмотры? Вроде, нормально всё… — зарыла ноги в песок и стала им же забрасывать меня, — Вот тебе, мой любимый ананас!… — я вертелся и яростно «отбивался», — Я же вот неоднократно, точнее, ежегодно прохожу!

— Тьфу, — я выплюнул песок, оставшимся во рту хрустнул, — Ты «проходила», потому что на вас, бюджетниках, где-то халтурили. Ты знаешь, что у тебя три сердца даже вот в таком вот состоянии? Здесь ты думаешь, — я постучал пальцем ей по виску, — А здесь, — положил ладонь на живот чуть пониже линии талии, — Здесь ты знаешь. Даже то, чего не могла бы… А кварцевая ты вообще как компьютер.

Было похоже, что она расстроилась:

— Получается, мы роботы?

— Все мы немножко роботы.

— Устала. Пойдём домой.

***

Прыжки ребят мы решили смотреть с земли, для чего те ребята, которые не прыгали, вооружились биноклями и длиннофокусными объективами. Я об этом аспекте как-то совершенно позабыл. Немножко поволновался, но посчитал незначимым. Таня же вообще не обратила никакого внимания. Полагаю, её отсутствие бинокля тоже нисколько не смущало.

Саша раздала всем наушник — слушать переговоры в воздухе:

— Прыгают Семён, Саша, Максим с Егором и Паша с Олей.

— Эта такая рыженькая девчонка? — удивился я. Таня толкнула меня: «Видишь, я тебе говорила?!»

— Три тысячи?

— Да, — Саша кивнула, — Саша оператор, но камеры у всех. Давай, тёзка!

Самолётик вылетел из-за холма и стал кругами набирать высоту. Танюшка хихикнула, и уже я толкнул её: «Хватит!»

— Уже! — Валя следил за самолётом по дальномеру.

— Пошли! — раздался в наушниках Сашин голос, вслед за ним — счастливый и лихой визг нескольких человек.

— Мы ловим картинку, Саш, — «тёзка» показала мне планшет, на который передавался сигнал.

— Лево — право, — командовал в небе Сашка, и человеческие фигуры, сначала разбежавшись, сформировали потом почти правильную звезду, потом две «четвёрки» подряд.

— Красиво, — даже Таня, сделала шаг вправо, неотрывно глядя вверх.

— Перекличка на десять, девять… — стал считать Сашка, пока фигуры разлетались, — Три… Кто готов, двигайте…

В небе раскрылось три купола.

— Остальные на крыле, — пояснила Сашка, а её «коллега сверху» отсчитал «ноль». Раскрылось ещё три парашюта. Один всё ещё падал, а Сашка в ухе орал:

— Сенька, с..ка!!! Саша, Семён не отвечает, я за ним…

— Семён… — прошептала Сашка, выронив планшет, — Саша…

Рядом кто-то всхлипнул, близняшки закрыли руками лица.

Один из куполов свернулся — это отстегнулся Сашка, падая за Семёном на запаске.

— Сто пятьдесят, сто двадцать… — глухо и монотонно считал Валя.

— Не успеет! — покачал я головой.

— Не успеваю!!! — словно в такт мне кричит и плачет вверху Сашка.

— Сашка! Запаска! — я тоже кричу, схватив девчонку с микрофоном и подтащив её, почти бесчувственную, к самому своему лицу…

Над нами раскрывается купол запасного и резко под ветром уходит вправо — в сторону леса…

Позади нас раздаётся очень знакомый мне хлопок и, засыпав ребят веером травяной трухи и веток, повалив половину, рывками бросая себя вперёд, стрелой в небо взмывает что-то ярко-зелёное и большое… и только я знаю, что это.

— «Нет»… — замирает во мне собственный голос. Я чётко вижу закрытые глаза вертящегося Сёмки, каждую перепонку Тингрин, с пронзающими их лучами солнца.

— «Не лови!» — кричу я где-то внутри,

— «Хорошо!» отвечает мне её голос, и она не ловит, а принимает падающее тело себе на крыло, переворачивается и ловит на другое.

— Сорок, — отсчитывает Валька.

— «205 километров в час» — проносится у меня в голове, а она, перехватывает Сёмку когтями и пытается планировать в сторону леса на одном крыле, постоянно заваливаясь.

С земли поднимаются ребята, на ногах остался только Валя и Сашка, которую я крепко держал.

— Что это было? — нетерпеливо хрипит наушник — купола уже совсем рядом.

— Эта штука не съест Семёна? — тормошит меня, как самого старшего, Сашка.

— Нет. — отвечаю и разворачиваюсь к лесу, сначала иду, а потом бегу туда:

— «Как ты?»

— «Живая»…

— «Семён?»

— «Тоже. Только он без сознания.»

— «Ясно. — я принимаю решение, — Уходи к океану. Мы идём.»

Меня догоняют Валя и Гриша:

— А где Таня? — спрашивает второй.

— Послал за медиками, — отмахиваюсь я.

После того, как мы нашли Семёна и Сашку, я сдал их и ребят приехавшей медслужбе — на базе тоже слушали переговоры и поехал искать Таню, которая «вероятно, заблудилась». Я нашёл её на берегу — голую, исцарапанную ветками — пока бежала — и уставшую.

— Прости меня, — шептала она, пока я заворачивал её в свою длиннющую футболку и нёс к машине, — Ты не мог… Ты бы там всех остальных поубивал. Не успел бы так далеко отбежать…

Я скрежетал зубами, потому что тоже это знал:

— Я бы крыло не сломал… Но ничего, ёршик, ничего… — переломов у тебя уже нет, потому что ты… сейчас другая. — я еще пытался её утешить, — Болеть будет. Память тела. И усталость, я помню. Пройдёт.

***

Андрей названивал каждые полчаса:

— Юра, что у вас там?, — я как мог оттягивал разговор и отмалчивался. Потом решился и позвал к себе обеих Саш, Ольгу и Гришу. Тем более, что ребята стали присылать мне свои видео ролики.

Когда все четверо пришли, я усадил их за стол в главной комнате:

— Слушайте, народ… Последние десять секунд видео со всех камер нужно удалить… — ребята недоуменно переглянулись и заёрзали:

— Я свою уронил, когда падал, — Сашка вздрогнул, — И ничего не видел.

— Почему, там же такие кадры!? — возмутилась Ольга, деловито сжав кулачки.

— Да, но есть два «но», — я сходил на кухню, принёс всем бокалы и лимонад, — Первое: ваш товарищ чуть не погиб, второе — любой скажет, что это видео — полнейшая подделка.

— Но вы же тоже видели! — Оля усмехнулась.

— Да не, не скажут! — уверенно добавил Гриша, — Этот зверь так реально крыло сломал. И падал потом.

— Ага! — Ольга кивнула, — Это был самый нестоящий…

— Стоп! — прервал я её. — Их не бывает, ясно? Совершенно, нигде, никогда и совсем не бывает! И кто спас Семёна — неизвестно. Скорее всего парашют сам собой раскрылся.

Несколько минут ребята сидели молча, потом Гриша осторожно спросил:

— А вы вашу Таню…нашли ведь? Её так и не было уже три дня… С ней… всё в порядке? — остальные мальчишка и девчонки непонятливо переглянулись. — Я просто за пригорок ходил, где этот… до того, как… а Тани нет.

— Она спит. Там, — я указал на спальную, куда мы потом все на цыпочках прошли.

Татьяна лежала на двух подушках, свернувшись калачиком, словно лежать просто на постели ей было больно. Бледное и осунувшееся лицо со шрамом на щеке, выбившиеся из-под вздыбленного одеяла исцарапанные ноги, такие же изодранные руки, все облепленные пластырем…

— Мальчики, выйдите, — строго сказала всем Оля, — И вы тоже, — повторила она специально для меня.

Когда они с Сашей вышли, то Ольга долго в раздумьях стояла у двери.

— Мы всё удалим, — наконец проговорила она, быстро на меня взглянув, и так же быстро отвернувшись. На секунду мне показалось, что я почувствовал тот самый «угол зрения», но нет, показалось, — Никто не знает, что это было, но спасибо ему за Сему…

Я наклонил голову.

Через час позвонила Саша, отчиталась что всё сделали. Я сделал вид, что поверил во «всё», сам позвонил Андрею и назначил его на своё место, так как всю «кухню» он не хуже меня знает.

— Опять отпуск? — спросил Андрей.

— Пенсия, — возразил я. — Отдых.

— В ваши-то годы? — он почему-то серьёзно перешёл на «Вы».

— В мои-то. — я улыбнулся.

***

Вечером, когда я вошёл, Таня уже проснулась и, сидя в кровати, учила японский. Я отнёс её на балкон и усадил на диванчик:

— Я чай приготовил, Коть… А завтра мы с тобой улетаем к Олегу.

— На Багамы?

— Да.

— Сами? — она опасливо посмотрела в открытое небо.

— Нет, на самолёте.

— Хорошо, — встала, «по стеночке» подошла к столику, потом с чашкой в руках вернулась ко мне, — Какой из тебя «Чёрный плащ»? — поставила чашку на бортик, — Возьмёшь меня на ручки?

— Конечно! — я посадил её к себе и обнял.

Почти до утра мы так и сидели, глядя на звёзды.

Примечания

1

Какова цель Вашего визита? (фин)

2

Медовый месяц. (фин)

3

Счастливого пути!… Вам очень повезло. (фин)

4

Сайма — озеро на юго-востоке Финляндии.

5

Международный аэропорт Хельсинки, расположенный в городе Вантаа, примерно в 17 километрах к северу от столицы.

6

Как твой японский? (яп)

7

Мало. (яп)

8

Вы красивы (англ)