История на ночь

Александр Титов, 2022

Трогательное письмо от дяди вынуждает Алексея поехать в посёлок, где он провёл детство и юность. Ему предстоит встретиться с прошлым и многое переосмыслить. Первая любовь, окончившаяся глупым расставанием; дружба, которая оборвалась недоразумением. Алексею придётся многое осознать, возможно даже сойти с ума, потому что позади осталось слишком много ошибок, а они лишь дожидаются удобного момента, чтобы напомнить о себе.

Глава 1

Как-то вечером я по привычке проверял почтовый ящик и неожиданно обнаружил письмо. Поначалу принял его за очередную рекламу и хотел уже выкинуть, но вовремя заметил, что адресантом значился Виктор Бурин, мой дядюшка. Бывший в стародавние времена знаменитым писателем, он стремительно растерял популярность и превратился в отшельника с глубоким творческим кризисом. Ещё когда его книги расходились как горячие пирожки, дядя прикупил особняк близ озера, вдалеке от больших городов, и осел там, а с остальным миром поддерживал сообщение с помощью допотопной почты.

Я долго разглядывал конверт, не решаясь его вскрыть. Думалось, что внутри находится нечто такое, что непременно наложит лишние обязательства. Да и сама идея отправить письмо представлялась мне вычурной и давно устаревшей. Впрочем дядя и жил прошлым, изо всех сил не желая принимать современность.

Я поднялся к себе в маленькую однушку с видом на коричневый высотный дом. Скинул верхнюю одежду и, не включая свет, в густом полумраке, устроился на кухне пить вечерний растворимый кофе. В тусклых отсветах фонарей, с трудом добиравшихся до моего четвёртого этажа, отдых был прост и приятен.

Ещё один день прошёл. Однообразный, до краёв наполненный рутиной и серый настолько, что тяжёлые свинцовые тучи октябрьского неба могли показаться пёстрым ковром турецкого султана. Могли… но не казались. То и дело разрождаясь моросью, они навевали лишь тоску и уверяли, что завтра всё повторится вновь.

Осенняя хандра была моей старой спутницей. Каждый год она набрасывалась на меня, загоняла в плен антидепрессантов и долгих тоскливых вечеров. Сколько я ни ходил к психологам, так и не получил ответ, откуда она берётся. Вроде и работа неплохая, и машину недавно купил, и девушка есть, которая не скандалит по пустякам, а всё равно что-то не так. Тоска в груди и настойчивое ощущение, будто всё делаю неправильно. Но что именно? Ответ вечно маячил на границе понимания, но так и оставался неуловимым.

Скоротечные сумерки быстро сменились тёмно-жёлтой столичной ночью. Взамен шелеста автомобилей на улице пробуждались голоса телеэфиров за стенами. Моё уединение нарушилось, поток пустых размышлений прервался. Я вспомнил про конверт, который оставил в прихожей и задумался, стоит ли его открывать или сделать вид, будто никакого письма в помине не было?

Я не любил дядю. Он всегда был взбалмошным и самовлюблённым эгоистом, мнил себя едва ли не совестью нации. В любом важном разговоре мог запросто уйти в мир своих фантазий и наплевать на то, что перед ним раскрывается человеческая душа. Сколько раз я наступал на эти грабли? Сколько раз с горечью понимал, что мои откровения остались неуслышанными? И вечным оправданием оставалась погоня за идеальным сюжетом. Дядя плодил идеи с поразительной скоростью, но так за тридцать лет ничего не дописал.

И вот ведь какая штука эти противоречия. Ровно так же я дядю и любил. После гибели родителей, он остался единственным моим родственником и до восемнадцати лет каждый год я проводил каникулы в его имении. Посёлок Ветреный Утёс и озеро Кошта стали синонимом детства и юности. Первая любовь, первая драка, первая дружба… всё, совершенно всё произошло именно там, под не самым чутким надзором дяди. А в те минуты, когда он ещё оставался среди нас, смертных, мы обсуждали все новости с откровенностью, на которую иной психолог не решится. Потом я стал приезжать всё реже, а в последние несколько лет и вовсе его забросил. Разве что смс на праздник отправлял, да и то не часто.

Мне вдруг стало стыдно за упрёки дяди в эгоизме — сам то не лучше. Я открыл конверт, достал лист бумаги с неровными строчками и, с трудом разбирая почерк слабовидящего человека, начал читать:

«Здравствуй, дорогой Алёша.

Пишу тебе с тяжёлым сердцем. Старею я, Алёшенька, и это совсем не радует. Здоровье медленно, но уверенно подводит, а вечера в одиночестве становятся невыносимыми. Ломит суставы, давление скачет, да и голова иной раз так кружится, что ни встать, ни сесть мочи нет.

Порой даже тени играют со мной в жестокие игры. Они, будто живые, гуляют по дому и прячутся, чуть только посмотришь в их сторону. Знаю, что нет их, но всё равно не по себе бывает, когда среди ночи мимо кровати что-то промелькнёт.

А тут я и вовсе чуть от страха не околел. За ужином, вдруг, голос слышу. Он ко мне, как к старому другу обращается, и всё зовёт куда-то. Я уж едва сдержался, чтобы не пойти к нему.

Одним словом, Алёшенька, чувствую, осень будет страшная и мне её не пережить. Старость возьмёт своё прежде, чем успеет снег покрыть землю.

Понимаю, ты молод и как все молодые люди с трудом находишь свободную минуту даже для себя, но мне печально будет покидать этот мир, не увидев тебя напоследок. Помню, как ещё совсем маленьким ты прятался в траве и слышался над полем только звонкий заливистый смех. Помню и юношей, который во все глаза рассматривал местных девчат и вечно, вопреки запретам, убегал ночами на свидания под луной. Помню, когда ты возмужал и вернулся из армии. Вот было время! Столько сил, столько планов, с какими горящими глазами ты рассказывал, что пойдёшь по моим стопам. И только смутно я знаю, чем ты теперь живёшь и чем дышишь. Уж слишком коротко и редко ты пишешь. Но не подумай, что я виню тебя за это, я лишь хочу умереть с твёрдым пониманием, что всё у тебя в жизни сложилось как надо.

Приезжай, Алёшенька, хоть бы и на пару деньков. Мы бы и о жизни поговорили, и отца бы твоего вспомнили. Хорошим он был человеком, да и сына какого воспитал. Как он гордился каждым твоим достижением, с каким удовольствием об успехах рассказывал. Ты для него всё равно, что свет в оконце был, а мы так его и не помянули.

Надеюсь, что слова мои приведут тебя ко мне в гости. А я буду ждать, пока смогу ещё об этом помнить.

С любовью, твой дядя, Виктор Бурин»

Дядя уже несколько лет как отметил восьмидесятилетний юбилей и вряд ли мог похвастаться хорошим здоровьем, но письмо всё равно показалось мне до невозможности притворным. От всего этого пафоса и слезливых оборотов оставалось гнилое послевкусие. Может я слишком зачерствел, но первым делом, закончив читать, я смял листок и бросил его в мусорное ведро. Если дядя хотел позвать меня в гости, то мог бы так не усердствовать, иначе в каждом слове чувствовался укор за то, что племянник из меня никудышный.

Я посидел немного, успокоился и смягчился. А вдруг это правда, и дядя писал как мог? Может у него в голове что-нибудь переклинило, окончательно запутав старика в дебрях воображения, но суть он передал верно?

Можно было взять отгул на работе и отправиться в путь хоть завтра. Но стоило ли? Великий Утёс далеко, да и встретиться придётся с теми, о ком я успешно забыл.

Решиться было сложно. Кого винить, если что-нибудь пойдёт не так? Лучше для начала посоветоваться с Мариной.

Октябрьский ленивый дождь барабанил по окнам, теребил осенний пожар на деревьях и глянцевые от влаги тротуары, собирался лужами под колёсами автомобилей и небрежно стекал с цветастых зонтов прохожих. Дождь был везде и всюду, проникал под одежду и сквозь прохудившиеся крыши, и уже так надоел, что на него перестали обращать внимание абсолютно все. Но он всё шёл и шёл, не зная покоя.

Я сидел в маленьком кафе, приютившимся на углу Вознесенской и Пролетарской улиц. Местечко, которое давно стало не только постоянным местом наших с Мариной встреч, но и отсчётной точкой десятков историй. И тех, что будут рассказаны во всех подробностях, и ещё больше тех, что навеки останутся известны лишь тем, кто в них побывал. Здесь в любое время можно было найти свободный столик, а музыка играла настолько тихо, что интересного разговора никогда бы не прервала.

Из семи столиков сегодня были заняты только три, да и те в глубине. Ещё один человек сидел у барной стойки, но он уже так надрался, что в скором времени должен был покинуть наше молчаливое общество. И только я оставался возле окна. Сидел, в сотый раз перечитывая письмо от дяди и всё нетерпеливее дожидался встречи.

Марина задерживалась. Среди прохожих, прячущих головы от дождя, она вот-вот должна была появиться. Я отрывался от письма и смотрел на улицу. Вглядывался в лица, безуспешно искал её. Потом проверял, нет ли новых сообщений на телефоне, но и там ничего нового не находил.

Наконец она появилась. Разбудила сонный покой кафе звонком колокольчика, охрипшего от радости. Я поднял глаза, увидел, как она входит, и всё вокруг вдруг преобразилось, заиграло красками. Её влажные волосы шоколадного цвета спускались из-под капюшона, а лёгкая кожаная куртка и обтягивающие джинсы казались излишне откровенными. Без всякой скромности, подчеркнув все козыри, скрыв недостатки. Впрочем недостатков и не было. Уверенная в себе, с гордой осанкой и надменным равнодушием на фарфорово-белом лице. Не знаю, как у Марины это получилось, но даже спустя два года отношений я всё равно не мог смотреть на неё спокойно. Я видел в ней недостижимую высоту, которую взял случайно и мог потерять в любой момент. Наверное поэтому каждый раз ждал, что первыми её словами будут: «Извини, нам надо сделать перерыв».

Марина сбросила капюшон, поставила зонт в стойку и осмотрелась. Провела внимательным взглядом по залу и, когда встретилась глазами с пьяницей у барной стойки, нахмурилась. Слишком сально тот на неё уставился, да ещё пальцем поманил, будто она девочка лёгкого поведения. Зато, увидев меня, широко улыбнулась, помахала рукой и подошла невесомой походкой.

— Ну и погодка. — сказала она, усаживаясь напротив. — Такое ощущение, что кто-то наверху решил нас непременно затопить.

Подошёл официант, и Марина заказала два кофе. Себе — капучино, мне — двойной экспрессо.

— Погода как погода. — отмахнулся я.

— Ну, или как-то так. Что читаешь? — кивнула она на потрёпанный лист в моих руках.

— Дядя Витя написал. Говорит, болеет сильно, даже помирать собрался.

— Это плохо. Старость — не радость, как говорится. А может ему к тебе переехать? Одному в таком возрасте, знаешь ли, да ещё в глухой деревне… Это даже звучит стрёмно.

— Он, вроде, об этом не просил. — неуверенно сказал я.

Такая мысль мне в голову не приходила, но теперь очень не хотелось, чтобы Марина настаивала.

А она всё-таки продолжала:

— И не попросит. Будет до последнего говорить, что сам о себе позаботится и всех ещё переживёт. У одной моей подруги так бабушка упиралась, пока среди недели её инсульт расшиб…

— Марин. — меня передёрнуло от того, что она могла сказать дальше. — Давай вот без этого. Я и так себя скотиной чувствую из-за того, что не ездил к нему ни разу за десять лет.

— Так съезди сейчас, в чём проблема? Дела подождут, а дядя один.

— Он, знаешь ли, не самый приятный человек.

— И что? Я на тебя посмотрю, когда девятый десяток разменяешь. Тоже будешь ходить и брюзжать, что молодёжь распустилась и в твоё время такого разврата не было.

— Не буду я такого говорить.

— Ой, да брось. Ты и сейчас уже постоянно бубнишь по поводу и без.

— Знаешь, правда, не очень хочется выслушивать истории, как все его любили, а потом несправедливо забыли. Это у него любимая тема. Особенно история о том, что в каком-то письме сорока двух подделали его подпись.

— Да пусть рассказывает. — Марина пожала плечами. — Ты делай вид, что слушаешь, а сам всё мимо ушей пропускай. Как, собственно, всегда и делаешь.

— Легко сказать. Он как только заметит, что я его не слушаю, так начнёт бубнить ещё сильнее. Вообще тогда не отвяжется. Подожди, а может ты со мной поедешь? — пришла вдруг новая идея, и сразу так понравилась, что я не мог её не предложить. — Там природа замечательная, деревня уютная. Сеновалы мягкие…

— Это ж с кем ты там сеновалы проверял? — спросила она, сверкнув серыми глазами, и спрятала улыбку в чашке кофе.

— Ни с кем. Просто догадываюсь. — слукавил я. — А вот с тобой мы это и проверим.

Марина задумчиво посмотрела на меня, водя пальцем по краю чашки, и ответила:

— Нет, не смогу.

— Кто бы сомневался.

— Ну правда. У меня завал на работе. Даже сейчас с тобой тут сижу, и понимаю, что потом мне это аукнется.

То, что у Марины каждая минута расписана, я слышал постоянно. Юридический представитель, высококвалифицированный специалист. Когда-то ей пришлось ради работы забросить любимый спорт, а что взамен? Нет времени даже на природу выехать.

— Я подожду. — предложил я.

— Чего? Когда твой дядя помрёт?

С тяжёлым вздохом пришлось согласиться. Если всё действительно так плохо, то каждый день был на вес золота.

— Ладно. — решился я наконец. — На этих выходных поеду к нему и посмотрю, как там дела.

— Оставь мне адрес. Вдруг получится на денёк вырваться.

— Посёлок Ветреный Утёс… — начал было я, но быстро по взгляду Марины понял, что лучше записать.

Я достал ручку и взял салфетку. Принялся выводить аккуратные буквы, что оказалось непростым делом. Салфетка норовила порваться от малейшего резкого движения, но я почти справился, когда вдруг стол пошатнулся.

— Я глубоко извиняюсь, мадам. — пережёвывая слова произнёс мужчина, что всё это время напивался у барной стойки. Я не заметил, когда он подошёл, но теперь он стоял, покачиваясь, у нашего стола и нахально, не скрывая похоти, рассматривал Марину. — Разрешите поинтересоваться, вашей матушке зять не нужен?

Марина окинула его презрительным взглядом и посмотрела на меня с немым вопросом, буду ли я что-нибудь с этим делать. Вот только мне связываться с пьяницами не нравилось совершенно. Это всегда могло закончиться не в мою пользу, а лишний раз кулаками махать не хотелось. Но ситуация поставила в тупик, и другого выхода не было.

— Идите, пожалуйста, своей дорогой. — предложил я, обрекая себя слушать поток оскорблений.

Так и оказалось. Произнеся сквозь зубы «А тебя никто не спрашивал», он перешёл на сплошной мат. Говорил громко, взахлёб, теряя мысль на середине фразы и не всегда успевая за языком. Все посетители смотрели исключительно на него, а официант и бармен, как будто, даже ставки делали, кто кому наподдаст.

И только Марина смотрела на меня с усмешкой, приподняв бровь. Издевалась. Знала, как сложно в такие моменты побороть неуверенность, и специально ничем не помогала.

Пьяница не собирался останавливаться. Его несло, он то и дело тыкал меня пальцем в грудь, и наконец это надоело. Я сделал усилие над собой, встал и сжал кулаки. Решил так: если я скажу ему максимально доходчиво, чтобы валил в дальние дали, и он не поймёт, тогда будь что будет. В конце концов он один и едва на ногах держится.

— Слушай, ты…

Но слушать он не стал. Наотмашь врезал мне по лицу, и вместе мы повалились на пол, разбрасывая в стороны столы и стулья. Пьяница тяжело сопел и махал кулаками, пытаясь попасть мне по рёбрам, а я изо всех сил старался увернуться от ударов.

Подбежали официант и бармен, схватили пьяницу под руки и вытолкали из кафе, попутно извиняясь за причинённые неудобства.

Сжалилась и Марина. Официант принёс лёд, завёрнутый в тряпичную салфетку, и она приложила его к моей щеке. Драчун хоть и в стельку был, а всё же так заехал, что до сих пор перед глазами комната покачивалась.

— Ты мой защитник. — хвалила она совсем как ребёнка, но в голосе слышалась насмешка.

Или это я стыдился, что не смог одолеть забулдыгу?

— Я его даже не ударил ни разу. — грустно произнёс я.

— Ну и что? Ты же попытался его уговорить. Это лучше, чем просто кулаками махать.

— Таких идиотов надо наказывать, иначе они ничего не поймут.

— Да они всё равно ничего не поймут, а ты в дураках окажешься.

— Я бы ему всё равно морду набил, просто не успел. Официант этот всё испортил.

— Конечно, я в тебе нисколько не сомневаюсь. — кивнула Марина, и я не заметил в ней фальши.

Впрочем даже теперь, в заботливых объятиях любимой женщины, я чувствовал себя уязвлённым. Такие истории случались постоянно, а я в них вечно оказывался побеждённым. Но зачем кому-то ещё об этом знать? Куда приятнее, когда все считают меня крутым мачо, который любого порвёт, кто встанет на пути.

И вот уже в кафе не пьяница, еле стоящий на ногах, а два крепких братка. Они пристают к Марине, и мне не требуется особого приглашения. Я встаю и…

Но эту историю я озвучил вечером. Было скучно складывать вещи в рюкзак в тишине, а от телевизора и музыки болела голова. Тогда я позвонил Косте, своему старому приятелю. Он переехал в другой город пять лет назад, и с тех пор мы общались только по телефону.

Костя никогда не сомневался в моих словах и верил всему, что я рассказывал. Во всяком случае ни разу даже не намекал, что я кривлю душой. Может именно поэтому я и любил с ним поговорить? Рассказать то, что правдой не было, но этого бы очень хотелось.

— И я, короче говоря, первого уложил одним ударом. — вещал я про события в кафе, засовывая в рюкзак стопку нижнего белья.

— Силён. — прогудел Костя густым баритоном. — А второй?

— А что второй? Пришлось с ним повозиться. Он в меня стулом хотел кинуть, но в итоге окно разбил. Короче, дятел. Сила есть, ума не надо. — пояснил я таким тоном, словно это было настолько очевидно, что и объяснять не требовалось.

— Может он пьяный был? — предположил Костя.

Иногда его догадки были куда точнее, чем он мог подумать. Но меня несло, история уже сложилась в голове и имела приятный финал, а признавать противника слабым я не собирался.

— Ага, щас. Это я поддал хорошенько. Ни много, ни мало, пол-литра беленькой в желудке плескалось.

— Жесть. Боюсь представить, что бы ты на трезвую голову с ними сделал.

— Да в общем-то я и был почти трезвый. Ты же знаешь, как мне опьянеть сложно.

— Это да. А Марина как? Ей-то не влетело, надеюсь?

— Не, она в слёзы, само собой, но цела и невредима. Зато потом, когда в машину сели, «омлетик» мне сделала, если ты понимаешь, о чём я.

— Круто, блин. Хорошая у тебя девчонка, мне б такую.

— Не, брат, таких больше нет, это исключение. — блаженно протянул я, а про себя подумал, что неплохо бы было этот самый «омлет» от неё хоть раз получить.

— Это точно. Жалко, мы с ней так и не познакомились. Может, кстати, в гости как-нибудь заедешь?

— Может быть, когда-нибудь. Я ж как крот в этих контрактах зарылся, время на кафе-то с трудом нахожу. — снова приврал я. — И себя надо обеспечить, и ей на подарки наскрести.

Когда-то всё действительно было так, а я осваивал копирайтинг и наивно полагал, что с каждым написанным текстом моя жизнь будет только лучше. Не спал ночами, сутки напролёт проводил перед монитором, и энергетиками превращал себя в олицетворение зомби. Но запал постепенно сошёл на нет. Тогда один знакомый предложил хлебное место, где не требовалось выжимать из себя все соки, и зарабатывать при этом гораздо больше. Редкая удача, вот только многим старым друзьям я по-прежнему рассказывал, что работаю не покладая рук. Мне нравилось, как они восхищаются таким трудолюбием, это отлично повышало самооценку, особенно когда всякие мерзавцы роняли её ниже плинтуса.

— Да, помню. Я тебе сто раз говорил, что всех денег не заработать. Лучше бы о здоровье своём подумал. — сказал Костя, подтверждая в очередной раз, как это приятно.

— Потом подумаю, когда время на это будет. Время ведь как деньги, брат, его вечно не хватает.

Я с трудом затолкал в рюкзак ещё одну пару штанов и закрыл молнию. Оставалось только зубную щётку закинуть, и на этом всё.

Вполуха слушая, что Костя рассказывает о своей жизни, и ничего не запоминая, я отправился в ванную. Привычка не заполнять голову лишней информацией отлично работала, когда кто-то из друзей пытался просветить меня очередной своей новостью.

Встав перед раковиной с зеркалом, я осмотрел щёку, по которой пришёлся удар. Немного припухло, но фингала появится не должно. По крайней мере не буду им освещать путь в ночи, уже хорошо.

Я включил воду и наклонился, чтобы умыться. Сегодняшний день утомил как никогда. Ещё и Костя продолжал что-то бухтеть то ли про повышение, то ли про увольнение.

Прохлада коснулась кожи, и дрожь пробежала по спине, будто всё это время, сам того не замечая, я был напряжён как струна, и теперь весь завибрировал.

Распрямился… и застыл в ужасе. В отражении я увидел за собой пьяницу из кафе. Он смотрел на меня через зеркало и нахально улыбался.

— Ты правда думаешь, что они тебе верят? — спросил он.

— Тебя здесь нет. — проговорил я шепотом.

Сложно было не верить своим глазам, но как бы он здесь появился? Взломал дверь? Пролез в окно? Всё это я бы услышал. Значит просто разыгралось воображение, и я знал, что с этим делать. Много раз уже прокрутил нашу встречу в памяти, и абсолютно точно убедился, что его надо было бить первым.

Так и поступил. С разворота махнул кулаком, но попал по воздуху. Позади никого не оказалось, и только унитаз уставился на меня, удивлённо подняв ободок.

— Что за фигня? — спросил я вслух у самого себя.

— Лёх, ты меня вообще слушаешь? — прозвучал в телефоне возмущённый голос Кости.

Я тряхнул головой, отгоняя лишние мысли, и поднёс телефон к уху.

— Да, извини, я просто трубу уронил.

— Ага, ну ладно. Что ты последнее слышал? — не сдавался Костя.

— Ты про работу рассказывал.

— Это ж когда было? Я уже полчаса, как говорю, что скоро женюсь.

Я не мог сконцентрироваться на словах Кости. Они ускользали от меня далёким эхом, а в мозгу творился хаос. Одно за другим рождались объяснения видению, но все они меня не устраивали.

— Кость, я тебя поздравляю и все дела, но давай об этом в другой раз. Голова жутко болит. — попросил я, когда понял, что даже его голос вызывает тошноту.

Костя, конечно, сильно огорчился, что я не разделил его восторга, но мне было не до того. Мурашки ещё бегали по спине, а голова и правда гудела. Я раньше никогда не видел таких отчётливых галлюцинаций. В общем-то я их вообще никогда не видел. Так что первое знакомство мне совсем не понравилось и очень хотелось, чтобы оно стало последним.