Тонкая грань затишья

Александр Тамоников, 2020

Май 1942 года. На захваченной фашистами Украине НКВД планирует уникальную операцию. Под видом офицера абвера, подыскивающего на оккупированной территории полигон для испытания новой боевой техники, к советским разведчикам должен выйти агент с ценными документами. На встречу с ним в указанный район выдвигается специальная группа майора Максима Шелестова. Но ни бойцы группы, ни оперативный штаб НКВД не знают, что за действиями агента пристально наблюдает германская разведка. До последнего момента все идет по плану. Страшная развязка наступает тогда, когда операция кажется успешно завершенной…

Глава 2

Варвара проснулась около девяти утра, села на кровати и тряхнула растрепанной головой, отчего ее чуть не вырвало. Она осмотрелась. В комнате бардак, на столе ополовиненная бутылка самогона.

— Петька?! — крикнула женщина, не услышала ответа и все вспомнила. — Ах ты мать мою за ногу! Петруха-то на партизан работает. С ними и ушел, наверное. А я, выходит, пособница. За это расстрел. Ну уж нет, не будет этого, — сказала она самой себе.

Женщина встала с кровати, шагнула к столу и взялась за бутыль, но подумала и поставила ее обратно. Умывшись и причесавшись, она бросилась вон из дома, перебежала по переходу пути у станции, выскочила на Купеческую улицу, по ней долетела до площади Освобождения, бывшей Ленина, свернула к управе.

Ее остановил полицай Алексей Козарев. Варвара знала его и других сослуживцев своего сожителя.

— Куда, Варька? Стоять!

— Да чего стоять-то? Дело у меня есть до коменданта.

Полицай усмехнулся и спросил:

— Что, Петруха в морду дал? Жаловаться пришла?

— Да пошел ты!..

— Я-то пойду, когда надо будет, а ты вали подальше, посторонним сюда нельзя.

В это время из управы вышли комендант Баур и офицер в форме СС.

Варвара закричала:

— Герр гауптман! Герр комендант! У меня к вам важное дело.

Гитлеровцы переглянулись.

Эсэсовец махнул рукой полицаю, пропусти, мол.

Козарев отошел в сторону, шепнув женщине:

— Шалава!

Она ответила бы ему, но ей было не до этого.

Варвара подошла к офицерам, поправила волосы.

Комендант поморщился:

— Водка?

— Это вчера, герр гауптман.

Арман Баур не знал русского языка, но им владел унтерштурмфюрер Зигель.

— Что тебе надо, баба?

— Полицай, извините, полицейский Петр Клинько связан с партизанами.

— Что? С какими партизанами?

Напрягся и гауптман, услышав это слово.

— Не знаю, были вечером двое, потом Петька, полицейский Клинько пришел, а утром никого уже не было. Я, извините, уснула.

— А ну-ка, пойдем! Как тебя?..

— Варвара Тернова. Я за новый порядок, об этом вам любой скажет.

— За мной!

Унтерштурмфюрер кивнул коменданту, и они поднялись на второй этаж, где находился кабинет эсэсовца.

На лестнице Зигель сказал Бауру:

— Арман, вызови заместителя Вирта и начальника полиции.

Гауптман передал приказ солдатам охранной роты, которые несли службу на втором этаже.

Вскоре в кабинете эсэсовца расположились унтерштурмфюрер, гауптман, обер-лейтенант Вирт, начальник полиции лейтенант Ленц. Немцы расселись на стульях, Варвара осталась стоять посреди кабинета.

Эсэсовец взглянул на нее и приказал:

— Говори!

Она подробно, иногда заикаясь, рассказала о приходе людей из леса, о том, как они ждали сожителя и заставляли ее пить самогон. Здесь эта особа соврала не глядя.

— А потом, извините, ничего не помню. Но один из них говорил, что Клинько работает на партизан.

Унтерштурмфюрер начал переводить ее, но не успел закончить. Где-то со стороны Харькова прозвучали взрывы.

— Что это? — Он оборвал речь на полуслове.

Заместитель коменданта встал:

— Я узнаю, герр унтерштурмфюрер.

— Давай, Бруно.

Обер-лейтенант вышел из кабинета и вскоре вернулся бледный как мел.

— Господа, эшелон с бронетранспортерами и солдатами пущен под откос в районе светофора, это в восьми километрах…

Унтерштурмфюрер заорал:

— Как это пущен под откос? Кем?

Заместитель коменданта взглянул на Тернову.

— Значит, говоришь, приходили партизаны?

— Да, герр офицер.

— Ну и что застыли? Поднять охранную роту, отправить в квадраты, прилегающие к месту, где проведена диверсия. Прочесать лес, выслать технику на дороги, — выкрикнул Зигель.

Комендант встал и сказал:

— Я займусь этим.

— Быстрее! Диверсанты не могли далеко уйти, и техники у них быть не может.

Комендант кивнул заместителю, и те рванули на выход.

Унтерштурмфюрер повернулся к начальнику полиции:

— Тебе, лейтенант, оставить в поселке десять человек охраны управы, остальных выслать к грунтовке, идущей в лес, на север. Задача одна: перекрыть партизанам выход к Лухову болоту. Не забыть осмотреть брошенное село.

— Да, герр унтерштурмфюрер.

— И еще, найди мне этого… как его?

— Клинько, герр унтерштурмфюрер.

— Этого Клинько. Живым найди!

— А если он ушел к партизанам?

— Какие к черту партизаны, лейтенант? В районе нет партизанских отрядов. Их во всей области от силы пара-тройка. У нас быть не может. Условия не те, чтобы сформировать полноценный отряд.

— А кто же тогда пустил под откос эшелон?

— Диверсионная группа. Я доводил до вас, что русские провели массовую операцию по забросу в наш тыл нескольких тысяч специально подготовленных диверсантов, сведенных в бригады, отряды. По эшелону действовала небольшая группа. Полусотне вооруженных людей не удалось бы незамеченными подойти к железной дороге.

— Но откуда они узнали?.. Хотя да, Клинько.

— Ты долго будешь болтать?

— Извините. Задачу уяснил, выполняю. — Лейтенант выбежал из кабинета.

Унтерштурмфюрер подошел к трясущейся Терновой.

— Почему ты, баба, не сообщила нам раньше о связи твоего сожителя с партизанами?

— Я даже не догадывалась об этом. Узнала — сразу доложила.

— А чего ты нажралась самогона, как последняя пьяница?

— Так меня партизаны заставляли пить.

— Что, в рот лили?

— Почти так.

— И они пили?

— Пили, герр офицер.

— Странно, обычно эти мерзавцы не прикладываются к спиртному на задании.

— Ну, я не знаю, эти пили не меньше Клинько.

— Тот тоже жрал самогон?

— Он и со службы приходил пьяный, дома добавлял.

Унтерштурмфюрер поморщился и заявил:

— Ты арестована!

Варвара едва не упала в обморок.

— За что, герр офицер?

— Будешь сидеть в камере, пока мы не поймаем Клинько.

— А если не поймаете?

— Тогда ты будешь повешена за пособничество врагу.

— Господи, да за что мне такое? Я же сама пришла!

— Моли Бога, чтобы мы нашли твоего любовника. — Охрана! — крикнул Зигель.

В кабинет зашел полицай, оставшийся в управе.

— Да, герр унтерштурмфюрер?

— Эту бабу в подвал! Никакого насилия не применять, допросов не проводить. Все остальное как для всех. Ты понял меня?

— Так точно, герр унтерштурмфюрер!

— Уводи!

Варвара попыталась упасть в ноги эсэсовцу, но крепкий полицай схватил ее за шиворот и потащил в коридор.

Оставшись один, унтерштурмфюрер присел на стул возле телефона, достал пачку сигарет, закурил. Он обязан был доложить о произошедшем в Харьков, но решил дождаться хотя бы первых результатов поиска советской диверсионной группы, заброшенной в немецкий тыл. В том, что действовала именно она, Зигель нисколько не сомневался.

Боевое подразделение Рябинина отходило в направлении района, который был указан на карте, оставленной у Клинько. Командир решил обходить лесом грунтовую дорогу и заброшенное село Боровка, планировал выйти к базе с юга, по самой кромке болота. Крюк в итоге получится большой, около двадцати километров, но этот путь был самым безопасным.

Рябинин прекрасно понимал, что гитлеровцы привлекут все свои силы, имеющиеся в поселке, для прочесывания района диверсии и участков местности, прилегающих к нему. У коменданта и начальника полиции Копино хватит сил на то, чтобы блокировать не только место подрыва эшелона, но и северный лес до Лухова болота, где находилась база.

Оккупантам нужно было прочесать и южный лес. Но для этого комендант, скорее всего, вызовет подмогу из соседних районных центров, возможно, даже из Харькова. Сюрприз с подрывом эшелона окажется для гитлеровцев весьма неприятным и неожиданным. До сих пор эта территория считалась ими относительно безопасной, теперь же ситуация менялась в корне.

Это обстоятельство требовало немедленного реагирования на угрозу привлечения дополнительных сил для борьбы с диверсантами. К операции, проведенной группой «Удар-15», вот-вот добавятся другие. Весь отряд уже приступил к выполнению заданий. Такое развитие событий потребует усилий гитлеровского командования не только в Харькове, но и на всей территории рейхскомиссариата «Украина».

За первый час диверсанты прошли четыре километра на северо-восток. Потом они устроили привал в березовой роще.

Капитан Рябинин остался на опушке и смотрел в бинокль на лес, за которым в небо поднимались клубы дыма. Он проводил расчет.

«О диверсии на железной дороге в Копино станет известно где-то в одиннадцать часов. Сколько времени потребуется тамошнему начальству на то, чтобы поднять охранную роту и полицию? Учитывая разношерстность гарнизона, особенно тот факт, что в нем состоят подразделения, не имеющие единого прямого подчинения, полчаса по минимуму. Реально больше. Берем одиннадцать тридцать.

Постановка задач, которые сперва требуется определить, займет еще двадцать минут. Подготовка техники, построение колонн. Вот и полдень. Выдвижение к месту диверсии с охватыванием леса, причем с обеих сторон железной дороги — никак не менее часа. Значит, противник сможет выйти к горящим останкам состава где-то в четырнадцать часов.

Но комендант и начальник полиции вышлют людей не только к месту диверсии, но и к селу Боровка и к соседним населенным пунктам. Прочесывание местности там тоже начнется около четырнадцати часов. Маневрирование, переходы, переезды, полное перекрытие вероятных проходов. В общем, получается, что искать группу немцы будут дотемна, то есть ориентировочно до девяти часов вечера.

Затем подразделения охранной роты и полицаи вынуждены будут вернуться в поселок. Но они обязательно оставят посты наблюдения. Где? У железной дороги бессмысленно. У болот, считающихся непроходимыми, тоже. Значит, вдоль дороги, что проходит мимо заброшенного села и тянется в соседний район. Ну и, естественно, у самого поселка, со всех сторон. Не на окраинах, но и недалеко, на удалении не более километра, обеспечив связь между постами. Их можно будет определить по телефонным кабелям.

При необходимости оккупанты выставят пост и в Боровке, усилят охрану на мосту. Непосредственно к болоту они не пойдут, и это хорошо. Вопрос в том, наладят ли немцы наблюдение у поляны, которая рядом с болотом, у самой базы? Тоже вроде занятие бесполезное, но никто не знает, что в головах у коменданта и у офицера СД, который гораздо опаснее.

О том, что делать с постом, если таковой все же будет выставлен у поляны, мне придется еще подумать. Снять его и скрыть все следы можно легко. Трупы в болото, и все дела. Но исчезнувший пост не останется незамеченным. Поляну и лес немцы начнут трясти по-настоящему. Этого допустить нельзя.

А что можно? Это решим на месте, по обстановке».

Второй привал группа сделала в полдень, в небольшой балке, пройдя еще три с половиной километра. В час капитан Рябинин объявил отдых до половины третьего. На этот раз бойцы расположились в лесу, выставив охранение. Никаких признаков преследования они не обнаружили.

Расчет времени и расстояния говорил о том, что группа удалилась от немцев не менее чем на десять километров. Такой отрыв уже обеспечивал диверсантам безопасность.

Клинько очнулся, поднялся в телеге, осмотрелся. Кругом брошенные дома, заросшие дворы, огороды, фруктовые деревья, начавшие дичать. Вдали лес.

— Твою мать, и где это я? — проговорил полицай.

В голове у него мелькнула мысль об оружии. Но винтовка была здесь же, при нем. Он повел глазами влево, вправо.

«Ничего не понимаю, — подумал полицай. — Сидел с мужиками в пивной, пришел домой, а там два каких-то типа с пистолетами. Кто это? Что они говорили? Черт побери, партизаны. Но откуда?.. Пьяная Варька на кровати за ширмой, бутыль самогона и черная пропасть».

Клинько слез с телеги, отряхнул форму от налепившегося сена, подтянул штаны, голенища сапог. Вдали, над железной дорогой, поднимался дым. Голова раскалывалась, ноги, руки онемели. Он расстегнул мундир, размялся.

«Как я оказался тут, похоже, в Боровке? За каким лешим прикатил сюда? Лошадь и телега Варькины».

Клинько тряхнул головой, чуть не потерял сознание, но услышал шорох слева и схватился за винтовку.

— Не балуй, брось винтовку! — донеслось до него.

Он узнал голос Молчанова, старшего полицейского.

— Егор, ты?

— Брось, сказал, винтовку.

— Да ты что, не узнал? Петр я, Клинько.

— Не выполнишь приказ, стреляю!

— С ума сошел? — Клинько бросил винтовку в телегу и услышал:

— А теперь пройди вперед.

Полицай сделал это, и тут же прозвучала команда Молчанова:

— Ребята, бери его!

— Да вы что?

Со всех сторон к нему бросились сослуживцы, сбили на землю, связали руки и ноги веревкой.

— Да охренели вы, что ли? Я же свой.

Молчанов наклонился к нему.

— Свой, говоришь? А чего в селе делаешь?

— Нажрался вчера, Егор, не помню, как сюда попал.

— А с кем у Варвары базарил?

— Да были там какие-то мужики. А ведь это они меня сюда вывезли! Черт, как я не догадался? Не от вина развезло меня, усыпили чем-то.

— Вот гонит! — воскликнул молодой полицай Митяй и влепил Клинько увесистую оплеуху.

— Ах ты, сопляк! Разберемся, прибью, — выкрикнул тот.

— Ага, уже прибил. Это я тебя, сволочь продажную, прибью.

Клинько понял, что его подставили. И кто? Варвара, с которой он жил, которую кормил, поил. Ей и работать не надо было, на всем готовом жила. Еще шмоток два чемодана приволок, когда евреев сгоняли из домов.

— А ну-ка, посмотрим, что у тебя в карманах, Клинько, — проговорил Молчанов.

— Да чего там? Кисет, спички, платок, ножик перочинный.

Старший полицай расстегнул его мундир, заметил под брючным ремнем свернутую бумагу.

— А это чего? — Он вытащил сверток, развернул. — Опаньки! Да это карта. Так-так-так. На ней крестом указано место, где какие-то мерзавцы нынче эшелон под откос пустили. Ах ты, сука продажная!

Молчанов с размаха ударил, разбил нос и рот Клинько.

— Ты чего, Егор? Мы же друзья. А карта, клянусь, не моя. Мне ее подсунули.

— И с ней в лес отправили?

— Да если бы я был с партизанами, то разве стоял бы здесь, в Боровке?

— Своих, наверное, ждал, сука. Но пришли мы. А вообще хорош базарить. Мужики, в телегу его!

Недавние приятели забросили Клинько в повозку, сели сами. Лошадь потащила телегу к Копино. Связанный полицай проехал по всему поселку. Люди из-за заборов смотрели на это.

Повозка зашла в административную зону.

К ней подошел лейтенант Георг Ленц и сказал:

— Господин Молчанов, я вижу, вы поймали предателя.

— Поймали, герр лейтенант. В Боровке лично отыскал. Опередил, он хотел уже стрелять.

— Ты чего брешешь, Федор? Кто хотел стрелять? — заявил арестант.

Молчанов усмехнулся и спросил:

— Это я брешу? А кто за винтовку схватился?

Начальник полиции прервал перепалку:

— А ну, всем молчать! Клинько в подвал. Да не рядом с бабой его. И не бить пока. Он свое еще получит. Старший охраны — Молчанов.

— Слушаюсь, герр лейтенант!

— Я к коменданту, а ты смотри мне тут! Если с предателем что-то случится, расстреляю всю твою команду, понял?

— Так точно, герр лейтенант! — Молчанов вытянулся в струнку.

Начальник полиции направился к управе. Она находилась на первом этаже, там, где раньше был райком КП(б)У. На втором вместо райисполкома теперь располагалась комендатура.

Молчанов же приказал спустить Клинько в камеру, посадить отдельно от Варвары, лошадь с телегой загнать за угол.

Во двор въехал легкий бронетранспортер «Ханомаг-250». Командир охранной роты обер-лейтенант Карл Грубер выбрался из него, направился ко входу, охраняемому полицейскими, поднялся на второй этаж. В кабинете коменданта никого не было, как и в соседнем, предназначенном для его заместителя. Только унтерштурмфюрер Зигель находился на месте.

— Что у вас, обер-лейтенант? — спросил он.

— Прочесали все, что можно, выставили посты наблюдения.

— Из этого следует, что диверсантов вы не обнаружили?

— Не обнаружили, герр унтерштурмфюрер.

— Плохо, обер-лейтенант. Что, и следов никаких?

— У места подрыва следы есть. Обнаружены позиции в непосредственной близости от зоны отчуждения и полотна. Саперы у диверсантов опытные, профессионально подготовленные. Они установили заряды так, что при подрыве гарантировался сход эшелона в левую, ближнюю к позиции стрелков сторону. В лесу мы нашли множество стреляных гильз.

— Куда повели следы от полотна?

— На северо-восток. Но вскоре затерялись.

— Техника бандитами использовалась?

— Нет, следов от машин и мотоциклов не замечено.

— Значит, они пришли и ушли пешком?

— Выходит, так.

Появился начальник полиции.

— Разрешите войти, герр унтерштурмфюрер?

— Входи, лейтенант. Что у тебя?

Ленц доложил о доносе Варвары Терновой и о том, что отделением старшего полицейского Молчанова в селе Боровка обнаружен и задержан Петр Клинько, подозреваемый в предательстве и связи с партизанами или диверсантами.

— Боровка? — переспросил унтерштурмфюрер. — Это ведь заброшенное село, так?

— Так точно!

— Как взяли этого Клинько?

— В подробности я не вдавался. Из устного доклада старшего полицейского Молчанова следует, что Клинько находился на окраине села с лошадью и телегой. Отделение вышло на него, когда он собирался куда-то ехать. Клинько якобы пытался оказать сопротивление, но был обезоружен, связан и доставлен в полицейское отделение.

— Сейчас он где?

— В подвале. Там же, где и его сожительница Варвара Тернова.

— Надеюсь, твои люди не додумались посадить их в одну камеру?

— Я запретил это. И еще, герр унтерштурмфюрер, у Клинько обнаружена карта с указанием места диверсии, а также места дислокации базы диверсантов.

— Да? Это уже интереснее. Где карта?

— Вот. — Лейтенант достал из планшета карту, расстелил на столе.

Зигель внимательно посмотрел на нее и сказал:

— Да, место засады указано точно, а вот с базой непонятно. Обычно на картах места расположения скрытых баз не указываются. Для чего? Диверсантам или партизанам они и без этого известны, а врагу знать не надо. Это может быть перевалочный пункт, но не база. Я думаю, Клинько мог навести диверсантов на удобное место для проведения акции.

— Но тогда старший русский забрал бы ее с собой, — сказал обер-лейтенант.

— Для чего? У него своя есть. Перенес данные и вернул. Одно смущает. Почему вместо того, чтобы вернуться в поселок, полицейский устроился на отдых на окраине брошенного села? Он не мог не понимать, что Боровка в первую очередь попадет под прочесывание.

— А если Клинько не собирался возвращаться? — проговорил начальник полиции.

Унтерштурмфюрер посмотрел на него и спросил:

— Считаешь, что он сидел на сене и ждал братьев по оружию?

— Да, но в планы командира отряда или группы русских не входило брать его с собой.

— Тогда этого типа убили бы.

— У них это не принято. Возможно, сам Клинько банально уснул и провалялся так до позднего утра. По сообщениям сослуживцев, Клинько отличался неудержимой тягой к спиртному, как говорится, допивался до чертиков, причем вместе со своей сожительницей. Впрочем, на службу это не влияло. Пил он в свободное время.

Командир охранной роты воскликнул:

— Да нечего попусту гадать. Надо допросить его, и станет известно, почему он оказался в заброшенном селе.

Унтерштурмфюрер взглянул на командира охранной роты:

— По-моему, обер-лейтенант, у вас есть своя работа. Полицейские выполнили задание и поймали предателя. А вы упустили диверсантов.

— Но вы сами понимаете, что невозможно поймать тех людей, которых в районе поисков уже нет. Да, бандиты не имели транспорта, но пешком им было даже проще уйти из опасной зоны. Моя рота постоянно отдалялась от поселка и не могла эффективно выполнять задание, так как росло расстояние между солдатами, отделениями, взводами. В конце концов настал момент, когда дальнейшее продвижение стало невозможным. Я приказал двум взводам разбиться на отделения с бронетранспортерами и мотоциклами и блокировать участок, самый подходящий для прохода бандитов, от северного леса через окраину Боровки до железнодорожного моста. Двум другим взводам необходимо было усилить охрану объектов в Копино, главным образом района железнодорожной станции и действующих фабрик. Из них же были выделены патрули. Но мое подразделение нести службу в этом режиме не сможет. Уже завтра мне придется отзывать взводы блокирования рубежа. Солдатам нужен отдых. Охрану в связи с изменившейся обстановкой надо усилить второй ротой либо подразделением СС, что было бы гораздо эффективней.

Унтерштурмфюрер указал ему на телефон:

— Звони!

Командир охранной роты опешил:

— Не понял.

— Ты предлагаешь запросить помощь, так звони в Харьков, а хочешь — в Ровно и требуй, чтобы прислали войска для поддержки.

— Извините, это в мою компетенцию не входит.

— А где, кстати, комендант и его заместитель?

— Я их видел на месте крушения эшелона. Видимо, они на станции, но точно не знаю.

— А где ваш заместитель?

— Лейтенант Ганс Кантор находится в одном из взводов блокирования рубежа.

— Хоть этот при деле.

Объявились и комендант с заместителем. Не прошло и пары минут, как вспомнили о них. Они зашли в кабинет эсэсовца усталые, грязные.

— Какие успехи, Арман? — спросил унтерштурмфюрер коменданта поселка.

— Все плохо, Брунс. У светофора действовала профессионально подготовленная, весьма малочисленная группа бандитов. После подрыва из всего эшелона каким-то чудом выжила паровозная бригада. Машинист и помощник не пострадали, кочегар повредил ногу. Это притом, что солдат, находившийся рядом с ними, погиб. Мы встретили этих людей. Они рассказали о бандитах. По их словам выходит, что в подрыве эшелона участвовали не более десяти человек.

— Значит, диверсанты оставили их в живых?

— Да.

— Почему?

— Потому, что они принуждены работать на нас.

— Это не так. В бригаде были люди, действительно изъявившие желание работать на великую Германию.

— Но партизаны или диверсанты этого не знают. А члены бригады, понятно, не стали особо распространяться о себе.

— Значит, десять человек?

— Да, Брунс. Или около того.

Унтерштурмфюрер повернулся к командиру охранной роты.

— Сколько у тебя людей, обер-лейтенант?

— По списку сто тридцать восемь, герр унтерштурмфюрер.

— А в полиции?

— Тридцать шесть, — ответил Ленц.

— И нас пятеро. Я имею в виду себя, коменданта, заместителя и водителей. Это выходит сто восемьдесят военнослужащих. Имея столько хорошо вооруженных солдат и полицейских, бронетехнику, мотоциклы, ты хочешь просить поддержки? Против десяти диверсантов? Представляешь реакцию начальства, если мы обратимся за помощью, имея такое соотношение сил?

Комендант не знал о разговоре эсэсовца с командиром охранной роты, поэтому осведомился:

— О чем вы, господа?

— У обер-лейтенанта Грубера спроси. А сейчас отдай приказ вернуть все подразделения в поселок. Диверсантов уже не достать, они ушли. Нам же надо продумать варианты их дальнейших действий. Они объявились в районе не для того, чтобы пустить под откос один эшелон. Эти боевики Берии — Сталина могут много хлопот нам доставить, пока мы не перебьем их. Надо просчитать, где может находиться база противника.

— Может, это все-таки то самое место, что отмечено на карте? — сказал начальник полиции.

— На какой карте? — спросил комендант.

Начальник полиции видел раздражение Зигеля и ответил сам:

— У полицейского, который, по словам сожительницы, был связан с партизанами или диверсантами и встречался вчера с ними в доме этой шлюшки, была найдена карта. Она на столе.

Унтерштурмфюрер забрал карту, сложил ее, бросил в сейф, закрыл его и сказал:

— Займитесь делом, господа. Встречаемся здесь же в двадцать ноль-ноль. Жду от вас конкретных предложений по объявившейся банде. Начальник полиции, мы идем на допрос Клинько и его сожительницы. Надеюсь, у вас оборудовано помещение для этого?

Лейтенант Ленц усмехнулся и ответил:

— Да, герр унтерштурмфюрер, за основу взят опыт гестапо.

— Это хорошо. Прошу. — Зигель указал начальнику полиции на выход и сам пошел следом за ним.

В здании полиции они спустились в подвал, где было ровно десять камер. Пять с одной стороны коридора, столько же с другой. В торце за железной дверью располагалась допросная комната.

В этом году тут обычно никого не было. В сорок первом оккупанты отправляли сюда еврейские семьи, сажали партийных и советских работников, не успевших эвакуироваться. Тогда камеры были забиты до упора. Впрочем, ненадолго. Людей вывозили в южный лес и расстреливали.

Сейчас же в камерах сидели только Клинько и Тернова.

Варвара сразу бросилась к решетке, служившей дверью.

— Господин офицер, за что меня тут держат? Я же сама пришла, рассказала об измене Клинько!

Начальник полиции прикрикнул на нее:

— Замолчи, жди, разберемся.

Зигель же подозвал караульного:

— Кто ты?

— Полицейский Ватарин Борис, недавно заступил, герр унтерштурмфюрер.

— Давай бывшего коллегу в допросную, да в наручниках!

— Понял, герр унтерштурмфюрер.

Зигель чуть подумал и приказал:

— И бабу туда же!

— Слушаюсь, герр унтерштурмфюрер!

Эсэсовец и начальник полиции зашли в комнату. Здесь было все, что необходимо для проведения допросов с пристрастием. Например, специальное кресло, напоминающее гинекологическое, с ремнями на подлокотниках и у самого пола. Рядом с ним на столике лежали различные инструменты — плоскогубцы, скальпели, кусачки, пинцеты. Все это применялось здесь для пыток. В углу со стены спускалась цепь с наручниками. Через блок она шла к подъемному механизму. Это была самая настоящая дыба. С правой стороны обычный стол и стул, ножки которого забетонированы в пол, несколько табуреток вдоль стен. На столе лампа. Свет проникал сюда через небольшое зарешеченное окно, но сейчас лейтенант Ленц включил электричество.

Караульный ввел в помещение бледного Клинько и спросил:

— Куда его, герр унтерштурмфюрер?

— Пока за стол.

Конвоир усадил полицая на стул, вмонтированный в бетон, завел его руки за спину и сцепил там наручниками.

— Разрешите идти? — спросил он после этого.

— А баба?

— Так я за ней и хотел пойти.

— Иди.

Караульный привел и Тернову, не стал надевать на нее наручники и поставил под окном.

Начальник полиции взглянул на арестантку и приказал:

— Стоять здесь, никаких реплик, отвечать только на вопросы господина унтерштурмфюрера! Перебивать его не советую.

— Я все поняла, — прошептала женщина, со страхом осматривая помещение.

Зигель достал из единственного ящика стола лист бумаги, карандаш, включил лампу, направил ее на арестованного.

— Господин Клинько Петр Семенович?

— Так точно, герр унтерштурмфюрер!

— Не будем терять время на биографию. Она полностью отражена в личном деле, которое нам, наверное, придется проверить.

— Я не понимаю, герр… — начал было Клинько, но Зигель оборвал его.

— Тебе прекрасно известно, что вопросы здесь задает тот, кто проводит допрос, — заявил он.

— Извините.

— Расскажите о вечере четверга, седьмого мая. Где был, что делал, с кем встречался. Включая время нахождения в доме Терновой.

— Так в пивной сидел. Выпил немного, как обычно, и пошел домой, то есть к этой вот шалаве. — Он указал головой на Варвару.

Та дернулась, но нарвалась на строгий взгляд начальника полиции и промолчала.

— Прихожу, а в хате Варька вдрызг пьяная валяется за ширмой. Я позвал ее, но вдруг из-за спины двое мужиков с пистолетами!.. Вырубили они меня.

— Вас ударили?

— Нет, сунули под нос платок с эфиром. Дальше ничего не помню.

— А Тернова спала?

— Точно так, герр унтерштурмфюрер! Поверьте, я не знаю этих двоих, а Варвара наврала.

— Гут. — Зигель повернулся к женщине. — Теперь ты расскажи, что было вечером седьмого числа.

Варвара описала, как все происходило на самом деле.

Унтерштурмфюрер выслушал ее и спросил:

— Значит, эти люди говорили, что пришли к Клинько, который связан с партизанами?

— Да, господин офицер. Не могу выговорить вашего звания.

— Этого и не требуется, — сказал Зигель, вновь взглянул на Клинько и осведомился: — Что вы скажете на слова сожительницы?

— Скажу, что она связана с партизанами. Ведь Варька почему-то пустила их к себе в хату. Откуда они знали, где она живет, да еще и с полицейским?

— Брешет он, герр офицер, как сивый мерин! — выкрикнула арестантка. — Двое пришли к нему.

Начальник полиции двинулся к женщине, но Зигель остановил его.

— Погоди, лейтенант. Если эти люди пришли к Клинько, то почему они остались с тобой?

Унтерштурмфюрер постоянно путал обращения, то на «вы», то на «ты».

— Они не спрашивали дозволения и заставили меня пить.

— А ты и рада?

— Деваться мне было некуда, испугалась я.

— И допилась до того, что оказалась на кровати?

— После третьего стакана я ничего не помню. Проснулась, Клинько нет, вышла во двор, нет и лошади, и телеги. Вспомнила о приходе этих людей и тут же побежала в полицию.

Зигель взглянул на Клинько и спросил:

— Как ты оказался в заброшенном селе?

— Клянусь, герр унтерштурмфюрер, не знаю. В голове мрак. Видать, эти партизаны забрали лошадь и вывезли меня в село.

— Зачем?

— Этого я знать не могу.

— Почему именно тебя, рядового полицейского, не представляющего никакого интереса для партизан? Или все же представляющего?

— Ну не знаю я, герр унтерштурмфюрер.

— Почему ты пытался оказать сопротивление группе, задержавшей тебя?

— Брешет Молчанов. Он приказал поднять руки, я это сделал и никакого сопротивления не оказывал.

Зигель вздохнул и сказал:

— Выходит, все у тебя брешут, один ты говоришь правду.

— Но это так.

— А откуда у тебя вот это? — Унтерштурмфюрер бросил на стол карту.

— Не могу знать, герр унтерштурмфюрер. Я видел, как Молчанов достал эту карту из-под моего кителя, но клянусь всем святым, ее мне подсунули те же партизаны.

Зигель посмотрел на начальника полиции.

— Что скажешь, лейтенант?

— Не хочет господин Клинько признаться по-хорошему. Значит, придется провести допрос с пристрастием.

— Согласен. Работать с ним постоянно и лично до тех пор, пока у меня на столе не будут признательные показания. Должны же мы раскрыть взятого агента, чтобы отметить это в отчете. Иначе нас обвинят в халатности.

— Нет, — закричал Клинько. — Не делайте этого, я не виноват.

Ленц ударил бывшего полицая и заявил:

— Заткнись!

— А что будет со мной? — с нешуточным испугом спросила Варвара.

Офицеры проигнорировали этот вопрос и вышли из помещения.

— Бабу подержи до вечера и отпусти, — распорядился Зигель. — За домом ее установи наблюдение. А заставишь сожителя дать признательные показания, придется поощрить ее. Так, чтобы узнал весь поселок. Ну, скажем, телегой сена.

Ленц усмехнулся и произнес:

— Такое поощрение станет для нее хуже наказания.

— Не будет жрать самогон. Возможно, у нее не выдержит сердце. Разве можно так сильно пить?

— Я понял. Один вопрос разрешите?

— Спрашивай.

— Вы на самом деле думаете, герр Зигель, что Клинько связан с диверсантами?

— Вряд ли. С другой стороны, диверсанты таким вот образом могли избавиться от своего агента. Он стал больше им не нужен или повел себя неправильно. Зачем диверсантам потенциальная угроза? В любом случае действия против Клинько совершили диверсанты. Это значит, что как-то он все же с ними связан. Но не будем ломать голову, Георг. Козел отпущения у нас есть, его и используем.

— Есть и коза. Ее тоже можно использовать.

— Посмотрим. Твоя задача — как можно быстрее получить признательные показания Клинько. Дальше я решу, что делать с Терновой, как ее использовать.

Ленц остался у крыльца, а Зигель направился в комендатуру.

В своем кабинете он поднял трубку телефона.

Ему ответил немолодой и нервный голос:

— Слушаю.

— Герр штурмбаннфюрер, это унтерштурмфюрер Зигель.

— Очень рад, — без всякой радости ответил заместитель начальника районного управления СД. — Мне доложили о том, что произошло у Копино. Что предпринято для поиска и ликвидации партизанского отряда? Почему мы только сейчас узнаем о том, что в твоем районе сформирован таковой?

— Разрешите по порядку?

— Да, начни с начала.

— Тогда ответ на первый вопрос. Охранная рота и полиция провели рейды по району, блокировали место диверсии. К сожалению, возможности охранной роты незначительны. Ей не удалось накрыть бандитов. Лучше сработала полиция. По сигналу, поступившему от жительницы поселка, полицейским удалось взять вероятного агента, который передавал данные в лес.

— То есть у вас есть зацепка?

— Так точно! Сейчас с агентом работают.

— Кто он?

— Оказался таким же полицейским. А полиции было известно все об эшелоне. При нем обнаружена карта с указанием точного места диверсии.

— Дальше!

— Насчет партизан. У нас не партизаны объявились, герр штурмбаннфюрер, а хорошо подготовленная разведывательно-диверсионная группа, думаю, из числа тех, что Берия забросил к нам в тыл. По показаниям машиниста паровоза, его помощника и кочегара, в подрыве состава и расстреле солдат и офицера пехотной роты, выживших после опрокидывания состава, участвовали примерно десять человек. Благодаря отменной организации и профессиональной подготовке этой группе удалось провести операцию и уйти от преследования.

Наступила пауза.

Штурмбаннфюрер Вальтер Штейн какое-то время обдумывал эту информацию, затем спросил:

— Что ты намерен делать дальше, Зигель?

— Пока мы обрабатываем бывшего полицейского, возможно, возьмемся и за его сожительницу, которая и сдала его. Нам главное узнать, где базы диверсантов, основная и запасная. Но, если это возможно, я бы просил вас выделить на усиление подразделение СС. Признаюсь, охранной роте и полиции я не склонен доверять. Они не имеют той подготовки, которая необходима для проведения успешной антидиверсионной борьбы. Поселок прикроют, это да, но не можем же мы постоянно только отбиваться от нападок диверсантов. И потом, через район проходят железная и автомобильная дороги. Есть мосты. Вывод из строя данных объектов нарушит сообщение с Полтавой и Харьковом. Это в сложный для нас период. Нам необходимо не защищаться, не бить по хвостам, а вести активный поиск диверсантов и их пособников среди мирного населения. Нам надо…

Штурмбаннфюрер прервал представителя СД в гарнизоне Копино:

— Я услышал тебя, Зигель. Подумаю над твоей просьбой. Отвечу позже, сейчас не готов. Занимайся агентом диверсантов, ищи базы имеющимися силами, усиль охрану всех объектов. Как будет что-то для тебя, сообщу. Подробный отчет о том, что произошло в поселке, должен быть у меня не позже завтрашнего дня. Было бы неплохо, если бы ты приложил к нему показания полицейского и его бабы, естественно, признательные, дающие хоть какую-то зацепку по диверсантам. Все, удачи, конец связи!

— Благодарю, до связи!

Последние слова офицер СД сказал в пустоту. Штурмбаннфюрер Штейн уже положил трубку. То же самое сделал и Зигель. Потом он достал пачку сигарет, повернулся к окну и закурил. Ему было о чем подумать.

Боевая группа «Удар-15» прошла более двадцати пяти километров. В 20.20 она оказалась на опушке леса, за которой начиналась та самая поляна, где находился сторожевой пост. По команде Рябинина бойцы залегли. Сам командир с заместителем и старшиной Гринько подползли к кустам, откуда была видна вся елань.

Пять минут они молча оглядывали кусты и деревья, пространство между ними. Пост виден не был. Нельзя было сказать, функционировал ли он, не ушел ли санинструктор в болото из-за выхода сюда гитлеровцев.

— Вроде тихо, — проговорил Гринько.

— Тихо, — повторил Рябинин и сказал старшине: — А ну-ка, Вася, ухни совой три раза.

Старшина сделал это. В ответ тут же донеслось такое уханье с участка, где находился пост.

— Ну вот, слава Богу, — сказал старшина и улыбнулся.

Заместитель удивленно посмотрел на него и спросил:

— Ты что, Василий, верующий?

— До того как арестовали меня по обвинению в шпионаже в пользу Японии, в Бога не верил, даже заявление подал, хотел вступить в партию. А вот потом, после милых бесед со следователем, уже в лагере, поверил. Не в торжество коммунизма, а в Господа нашего. Вера помогла мне выжить.

— Значит, не веришь ты в торжество коммунизма! — возмутился старший лейтенант Федотов. — Оказывается, ошибся я в тебе.

— Да ладно тебе, Саня, — прервал заместителя командир. — Главное в том, что не озлобился он, пройдя через то, что не всякий выдержит. Там, в лагере, поверишь хоть в черта, лишь бы жить.

— И как тебя выпустили? — продолжал интересоваться старший лейтенант Федотов.

— Давайте потом, мужики, — вновь прервал заместителя Рябинин. — Сигнал безопасности подан, выходим к посту. Федотов, передай по команде: выдвижение в обычном порядке. Только бегом, мимо поста сразу на гать.

— Понял.

Рябинин взглянул на Гринько и проговорил:

— Ты не обижайся на заместителя. Он хоть и верит в разные утопические идеи, но мужик настоящий, свой, надежный.

— Да я не обижаюсь. Забыл, что это такое. Решением суда я полностью реабилитирован, мне возвратили звание, награды, жену с дочерью в Москву из Сибири вернули. И еще, командир, на будущее. Я воюю не за построение социализма во всем мире или в отдельно взятой стране, а за свою Родину, за народ, за Сталина и готов за них положить голову.

— Достойные слова. Но, Вася, давай к группе. Подходите сюда, начнем выход к базе, завершающий этап операции.

— Есть, товарищ капитан!

Группа приготовилась к броску.

Рябинин подал команду:

— Вперед!

Бойцы рванули по поляне. В душе каждый опасался, что сейчас из леса ударят пулеметы, автоматы и все будет кончено, но ничего подобного не произошло. Санинструктор встретил товарищей.

Рябинин пропустил бойцов на гать, сам упал рядом с сержантом Воблиным.

— Привет, Леша, вот и мы.

— Это хорошо. Задачу выполнили?

— Конечно, о чем спрашиваешь? А тут без нас все спокойно было?

— Да не совсем. На поляну выходил отряд гитлеровцев в полевой форме. Видимо, подразделение охранной роты. Почти до поста дошли, я уже растяжку поставил и на болото подался. Но немцы отчего-то остановились метрах в десяти от топи. А оттуда поста не видно. С ними офицер был или унтер. Я не разобрал. Он подал команду, и немцы подались к северной части леса. Тропу не заметили, попытались продраться через лес, не получилось, вернулись, отыскали дорожку, по которой выходили сюда, и скрылись. Я растяжку снял и снова принялся тащить службу. По птицам, порхавшим в лесу, видел, как уходил отряд. Кроме него, больше никто не появлялся. А вы-то где прошли?

Рябинин улыбнулся и ответил:

— А нам, Леша, пришлось крюк в двадцать пять верст делать и заходить сюда по кромке болота. Надоело тебе тут валяться?

— Надоест за весь день.

— Тебя сейчас сменят. Надо будет приготовить для ребят хороший, сытный ужин.

— А дым от кухни?

— Ночью его не видно, ветер на восток, значит, на поляне и в лесу дыма не будет.

— Точно, а я и не смотрел. Тогда, конечно, сделаю. А спиртику нам после такой работы не полагается?

— Как же не полагается? — Командир группы опять улыбнулся. — Даже двойная порция.

Лицо санинструктора расплылось в довольной улыбке.

— Это дело, командир, да и для здоровья полезно, особенно здесь, в болоте.

— Но при условии сытного ужина.

— Сделаю, пальчики оближете.

— Подожди немного, дойду до базы, пришлю смену.

— Понял.

Устали в группе все. Людям требовался отдых, но Воблина следовало менять прямо сейчас, чтобы он занялся стряпней. Поэтому Рябинин спросил, кто добровольно заступит на пост. Добровольцами оказались все. Тогда командир приказал заместителю составить на эту ночь график несения службы со сменой через два часа. Первым на поляну ушел красноармеец Табиев.

Сержант Воблин вернулся и принялся разделывать продукты из особого, так называемого праздничного запаса.

Командир же зашел к связисту и спросил:

— Как дела, Коля?

— С возвращением вас!

— Спасибо. Было что?

— Было из центра, от старшего майора Платова. Вот дешифрованное сообщение.

Командир группы взял листок и прочел:

«Центр «Удару-15» с оповещением «Удара-1». После проведения операции на железной дороге группе прекратить диверсионную деятельность до моего личного отдельного распоряжения. Приказываю в течение суток найти в районе вашей базы место, подходящее для десантирования особой группы, состоящей из четырех человек. Уточняю, у особой группы задание государственной важности, инициированное товарищем Берией. В случае необходимости «Удар-15» поступает в полное распоряжение командира особой группы майора Шелестова. Он уполномочен согласовать подробности».

— Что бы это значило? Какая-то особая группа, действующая по приказу старшего майора ГБ Платова при личном контроле самого товарища Берии, — проговорил капитан.

— Да, серьезное задание у этого Шелестова, — сказал сержант и отчего-то вздохнул.

— Да уж, непростое. С командиром отряда вопрос, стало быть, уже согласован. Ну что ж, приказ есть приказ, будем выполнять.

В штабной блиндаж зашел заместитель и доложил:

— График определил, инструктаж провел, в помощь Воблину выделил двух саперов. Время уже позднее, пусть помогут быстрей приготовить ужин.

— Правильно сделал. На, возьми. — Рябинин передал шифрограмму старшему лейтенанту Федотову.

Тот прочитал текст и воскликнул:

— Ни хрена себе! Платов, Берия, особая группа. Начинается такое дело, по сравнению с которым подрыв эшелона — сущая мелочь.

— Узнаем. Завтра в десять тебе лично взять троих бойцов и начать поиски площадки, подходящей для приема десанта.

— Что это за особая группа?

— Увидим.