Музей смерти

Александр Тамоников, 2018

Единственный в своем роде Музей смерти расположен на территории городского крематория г. Новосибирска. За внешней торжественностью и спокойствием этого необычного заведения кроется множество нерассказанных историй и неразгаданных тайн. Об этом – новый роман А. Тамоникова. К бывшему спецназовцу, а ныне руководителю частного детективного агентства Никите Ветрову обратился директор Музея погребальной культуры Сергей Борисович Якушин. В последнее время на территории музея с пугающей частотой стали случаться ЧП: пожар, попытка ограбления, обрушение потолка, затопление… В конце концов при странных обстоятельствах едва не погиб один из посетителей…

Глава третья

Мы сидели на лавочке недалеко от колумбария, я снова курил. Якушин, по его утверждению, бросил эту вредную привычку лет семнадцать назад. У колумбария возилась женщина, вытирала пыль в своей нише, меняла сухие цветы в вазочке. На парковку подъезжали машины, по Парку Памяти гуляли парочки.

— Возможно, мы и доживем до того времени, — вздохнул Якушин, — когда на кладбища люди будут приходить, как в парк, гулять с детьми, назначать свидания… Кстати, на городских кладбищах Лондона это давно укоренившаяся традиция. Для людей эти места не ассоциируются со зловещим миром мертвых — это место, где можно отдохнуть, развеяться, подышать свежим воздухом…

«Не ближний свет сюда пилить, чтобы подышать свежим воздухом», — подумал я.

— Итак, вы осмотрелись, — заключил Сергей Борисович. — Сможете выразить одним словом ваши впечатления от увиденного и прочувствованного?

— Уютненько… — пробормотал я.

Якушин от души засмеялся.

— Спасибо, Никита Андреевич, ответ принимается. Вы сегодня получили скромный, но все равно положительный заряд. Ждите приятное событие — пусть мелочь, пустяк, но оно вас порадует и развеселит. Предвосхищаю ваш вопрос: если следовать этой логике, в хозяйстве некоего Якушина должны царить благодать и гармония. Зачем ему частный сыщик? Но здесь все сложно. Собственной детективной службы у нас нет, приходится подыскивать людей на стороне. В музее и вблизи него происходят странные события, Никита Андреевич, — перешел к цели моего визита Якушин. — Раньше здесь действительно было мирно. Первый случай произошел ровно месяц назад — 28 апреля. В зале на втором этаже главного корпуса вспыхнул пожар. Позднее выяснилось, что коротнула проводка в стене. Пострадала часть зала у окна — сгорела стена, оконная рама, пара стеллажей, безвозвратно утеряны несколько ценных артефактов — шкатулки, медальоны, пара настенных мемориалов, сохранившихся с середины XIX века. Вызвали электриков, ремонтников, последствия устранили в течение пары дней — на это время зал пришлось закрыть. Пострадавшие артефакты заменили другими. Только отдышались, утром 1 мая в подвале пробило трубу, и залило практически весь первый этаж. Был праздник, посетителей пришлось эвакуировать, и персонал вместе с охранниками бегал с ведрами. Кое-что пострадало от воды — до слез обидно, хотя все это можно пережить. Как и в первом случае, последствия устранили. Четвертого мая была совершена попытка ограбления. Двое молодых людей пытались вынести икону позапрошлого века, изображающую христианского мученика Акакия, которому римляне отрубили голову, и из раны, согласно преданию, вытекли кровь и молоко. Один отвлекал внимание сотрудниц музея, другой под курткой вынес икону. Их догнали охранники в парке, скрутили — одному нашему парню при этом разбили губу, у второго трещина в ступне…

— Сочувствую, — пробормотал я. — Крепкие орешки попались…

— Уверен, вы бы все сделали изящнее и бесшумно, — вздохнул Якушин. — Но мои люди спецназов не кончали. Икона разбилась… в общем, все печально. Прибыла полиция, увезла воришек. У них был очень бледный вид, обоих рвало… — Сергей Борисович как-то загадочно усмехнулся. — Но дело, как говорится, сделано. Мы понесли убытки, снова нервы, пришлось на время прекратить работу… Седьмого мая моего бухгалтера сразил инсульт — прямо на рабочем месте. Человека срочно увезли в больницу, откачали. Сейчас он на больничном, когда выйдет, и выйдет ли, неизвестно. А человеку всего сорок девять, любитель физкультуры и здорового образа жизни… 10 мая в главном зале обрушилась часть потолка — это случилось ночью, как ни странно, ни один экспонат не пострадал. Заменили часть потолочного покрытия, несколько плиток в полу. Впору обзаводиться собственной ремонтной бригадой быстрого реагирования… — печально пошутил Якушин. — И знаете, так удачно упали эти плитки — четко между домовиной XVIII века и застекленными стеллажами с урнами…

— Но я немного не понимаю… — начал я.

— Потерпите. Хотя все равно не поймете… 14 мая экстренно госпитализирован начальник нашей охраны Колесов. Он тоже находился в главном здании. Потерял сознание. Врачи диагностировали тромб в бедре, срочно провели операцию — вскрыли, все, что нужно, достали, зашили. Сейчас он, естественно, на бюллетене… 18 мая рухнули леса на задней стене главного корпуса — там трещина пошла по стене, меняли часть кладки. Словно кто-то подпилил — но этого точно не было. Конструкция сложилась, трое рухнули — вместе с ведрами, носилками, инструментами… Я потом ругался с их прорабом — неужели руководство музея должно следить за безопасностью рабочих? В принципе, опять же — все живы, но проблема налицо — тяжелый ушиб, сломанная нога, перелом грудной клетки… 21-го числа, после успешно проведенного во втором зале «Бала смерти», приуроченного к «Ночи музеев», явились сотрудники районной налоговой инспекции, потребовали предъявить всю документацию с начала года. Ну, это, знаете ли, нонсенс… — По лицу Якушина было видно, что он действительно в недоумении, — Подобных глупостей в нашем заведении никогда не случалось, трудно представить более примерного плательщика налогов, чем наше предприятие. Снова нервы, въедливые вопросы, пришлось напрячь людей по своим каналам… Несколько часов нервозности, потом все кончилось, и до сих пор не понимаем, что это было… 23 мая с лестницы в главном корпусе упала посетительница, дама средних лет, вывихнула ногу. Вы знаете, это надо суметь. Она сумела. Достоверно выяснили — никто ее не сталкивал. Дама оказалась совершенно нормальная, с юмором, сама не понимает, почему подвернулась нога. Мы вызвали медиков, я предложил ей компенсацию — хотя ума не приложу, в чем виноват музей… Дама отказалась, шутила, что требует бесплатный годовой абонемент…

— Могу представить, как начинается ваш каждый рабочий день, — посочувствовал я. — Нервы на пределе: а что сегодня случится? Я действительно сочувствую, Сергей Борисович. Но позвольте замечание: ну и что?

— В целом все нормально, — пожал плечами Якушин. — Люди живы, последствия устранены, ущерб досаден, но в пределах, как говорится, допуска. Каждый случай по отдельности — рядовое событие, может случиться где угодно и у кого угодно. Проблема в том, что за истекший месяц таких досадностей случилось больше, чем за все предыдущие пять лет. Неприятности сконцентрированы на небольшом отрезке времени, и неизвестно, что будет дальше. Такое ощущение, что нас о чем-то предупреждают: мол, пока еще цветочки, дальше будут ягодки…

— Но вы же понимаете, что это не умышленное вредительство? Ну хорошо, можно при умении обрушить леса, устроить поджог и пробить трубу. Но тромб у начбеза, инсульт у бухгалтера, нашествие налоговой инспекции, вывих ноги на лестнице…

— Согласен, Никита Андреевич. — Якушин сухо улыбнулся. — К инциденту на лестнице может быть причастен только призрак — если игнорировать тот факт, что дама сама проявила неловкость…

— Кстати, насчет призраков. — Я начинал понемногу смелеть. — Если некий экспонат испускает вредоносные миазмы — или как это у вас называется, — неужели штатные маги не могут его выявить?

— Ваш вопрос исполнен сарказма, но направлен в точку, — усмехнулся Якушин. — Наши, как вы выразились, штатные маги недоуменно разводят руками.

— И вся надежда — на традиционные методы дознания, — заключил я. — Простите, Сергей Борисович…

— Да что вы, не извиняйтесь. Вашего брата я видел на своем веку предостаточно. Даже не пытаюсь вас в чем-то убедить — предпочитаю естественный процесс. Все перечисленное — для расширения кругозора. Ума не приложу, что тут может сделать частный сыщик. Теперь о последнем случае — он произошел буквально вчера. Я уверен, и на этом настаивает все мое естество — что данное событие связано с предыдущими… — От меня не укрылось, как подернулось бледностью лицо собеседника. Он быстро сжал и разжал кулаки. До этого Сергею Борисовичу удавалось держать себя в руках. — Вчера был выходной день, но музей работал. В крематории тоже проходили процедуры прощания с усопшими. Посетителю музея стало плохо. Это произошло около четырех часов пополудни. В музее находились несколько человек. Я сидел в служебном помещении рядом с входом — вы его видели, изучал документацию по цеху танатокосметики…

«В рюмочной», — подумал я.

— Извините, что перебиваю, Сергей Борисович. Воскресенье, послеобеденное время, вы занимаетесь служебными делами… Это в порядке вещей? Вы не отдыхаете?

— Это и есть мой отдых, — недоуменно пожал плечами Сергей Борисович. — Плохо понимаю ваш вопрос. В будние дни совершенно невозможно справиться со всеми делами, для меня не проблема приехать сюда в воскресенье. Когда по графику случается относительно свободный день, я беру выходной… Я услышал шум в зале, вышел. Мужчина бился в судорогах на полу — примерно в районе «Марка-Гробокопателя». К нему спешили посетители музея, которых в этот час было, мягко говоря, немного, спешила наша Лариса — вчера у нее был такой же рабочий день. Никто не знал, что делать. На мужчину было страшно смотреть. Все это очень напоминало эпилептический припадок — но не думаю, что это был он…

— Почему?

— Во время припадка эпилепсии больной теряет сознание и у него западает язык. Этот человек сознания не терял, и с языком все было в норме — он мог говорить, хотя и не сказать, что трещал, как балаболка. Судороги — да, беспорядочные движения, откинутая голова, бег зрачков — тоже было. Он тяжело дышал, обливался потом, пена шла изо рта. Похоже, он рухнул с лестницы, ведущей во второй зал, пытался от чего-то отползти. На шум сбежались Лариса и посетители — их было четверо. Мужчина средних лет, женщина пенсионного возраста и молодая пара. Лариса кинулась звонить в «Скорую». Когда я подошел, девушка подкладывала ему под голову свою сумочку. Ее спутник был растерян — как и все остальные. Пострадавшему на вид около сорока, рост чуть выше среднего, короткая стрижка, одет обычно — серый костюм спортивного покроя, тонкая кофта под горло. Обычное, немного скуластое лицо, ничего примечательного. Он тужился, пытался подняться. Лицевые мышцы словно заморозило. Вы бы видели, какой страх был в его лице… — Якушин передернул плечами — и почему-то в этот момент я тоже живо представил описанную сцену, и стало не по себе. «Включение» было недолгим, оставило неприятный осадок. — Это не просто припадок или сердечный приступ, уверяю вас. НЕЧТО вызвало это состояние…

— Почему у других не вызвало? — снова бестактно перебил я.

— Замечательный вопрос. Именно поэтому вы здесь. Но не забегайте вперед. Мужчина пытался подняться, что-то хрипел. Слова различались, в принципе, четко. «Уберите эту гадость… Она меня убивает… Почему она здесь…» Впрочем, за дословный «перевод» не ручаюсь. После всего случившегося я пытал Ларису — может, она обратила внимание на что-то интересное? Увы, девушка бегала звонить медикам, видела меньше, чем остальные. Потом мужчина замолчал, тяжело дышал. Когда приехала «Скорая» — а она приехала быстро, потому что медики находились на вызове в нашем поселке Восход — он находился в сознании, но говорливостью, мягко говоря, не отличался. Товарища погрузили в машину, сразу увезли…

— Куда?

— Да, я спросил. 12-я клиническая больница Дзержинского района. Это улица Трикотажная. На подстанцию «Скорой помощи» было бы ближе — врач звонила при мне. Но сказали везти в 12-ю. Я догадался взять телефонные номера у очевидцев события — на всякий случай. Адреса не оставили, но телефоны дали. Позднее я скину их вам по СМС. Примерно через час я позвонил в 12-ю больницу, чтобы справиться о состоянии больного. Знаете, что они мне ответили? Пациент сбежал! Только привезли, поместили в палату, сделали укол — как он изволил сделать ноги! Врачи собирались взять анализы, провести диагностику… А он уже вскочил, нашел свою одежду — и был таков. Видели, как он убегал по коридору…

— Что о нем известно?

— Документы не показал, вцепился в свою сумочку — отнять не смогли. Когда везли, назвал лишь фамилию: Кротов. Что характерно, мне поведала по телефону дежурная медсестра: когда его доставили в приемный покой, он был уже практически в норме, только глаза бегали и сам был белее мела. В принципе, я не сильно расстроился — человек жив, это главное.

— Что я должен сделать?

— Собрать информацию по Кротову, а лучше всего — доставить его сюда. Думаю, это только первая часть работы…

— Минуточку, Сергей Борисович. — Я усердно наморщил лоб. — Найти неизвестно кого неизвестно где — это нормальная работа для частного сыщика. Я не понимаю другое. Либо вы что-то недоговариваете… При всем уважении, Сергей Борисович, вы нанимаете меня только потому, что вам что-то подсказывает интуиция? Не перебор ли?

— Нет, не перебор. Это сложно и долго объяснять, Никита Андреевич. — Он пристально смотрел мне в глаза. — Есть люди, которым интуиция заменяет информацию. Она не ошибается. Во всяком случае, не припомню, когда она в последний раз подкладывала мне свинью. Вам не нужны деньги?

— Очень нужны, — смутился я. — А ваша интуиция не подсказывает, что вы ошиблись с выбором детектива?

— Нет. Это не засада, Никита Андреевич, не ловушка и не попытка что-то сделать чужими руками. Это работа по вашей специальности, за которую я плачу деньги. Закройте глаза на этот… — Якушин задумался, — легкий мистический флер и просто делайте свою работу. Согласны?

— Да, разумеется.

— Отлично. — Я заметил, как он испустил облегченный вздох. — Ждите сообщения по СМС с номерами свидетелей. Больницу найдете сами. Впрочем, не буду вам подсказывать. С этой минуты вы можете смело, а главное, бесплатно входить в любые помещения на этой территории — охрану известят. И последнее. Пока не уезжайте. Не позднее чем через полчаса с вами свяжется человек, которого я командирую вам в помощь. Работайте вместе. Можете ему доверять.

— А это еще зачем? — удивился я.

— Этот человек не будет претендовать на ваш гонорар и ваше первенство в расследовании, — успокоил меня Якушин, и в глазах его заблестели какие-то озорные огоньки, заставившие меня напрячься. — Увы, Никита Андреевич, это не обсуждается. Человек в курсе всего. Неизвестно, с чем придется столкнуться. Специалист данного профиля должен находиться рядом. Можете мне звонить в любое время суток. Удачи!

Ох уж эти загадочные намеки и недосказанности… Он уходил, не оглядываясь. Я тоже не первый год на «ответственной работе», видел, что его снедает беспокойство, иногда граничащее со страхом. Сергей Борисович явно что-то недоговаривал. «Мистический налет» мне тоже решительно не нравился. Жизненный опыт свидетельствовал: любая «мистика» имеет банальное объяснение. Я понимал в глубине души, что человек такого ранга не станет заниматься глупостями, но вера в «священный» материализм стояла незыблемо, не трещала, не гнулась — как каменный столб на ветру. Я искренне не понимал, что происходит. Но оплата капала — какая, в сущности, разница? Я прогулялся по парку, посидел на лавочке, поразмыслил над кое-чем. Неловко признаться, но уезжать не хотелось. Здесь была какая-то особенная, расслабляющая атмосфера (если не смотреть на прибывающие автобусы), не хотелось возвращаться в шумный город. Телефон сработал через тридцать пять минут, абонент имел приятный, мелодичный и, что характерно, женский голос.

— Никита Андреевич Ветров? — осведомилась дама. — Здравствуйте. Этот телефон мне переслал Сергей Борисович. Я уже подъезжаю. Предлагаю через десять минут встретиться у фараона.

— И вас зовут… — начал я, но собеседница уже разъединилась. Я пожал плечами, выкурил очередную сигарету и через восемь минут уже бродил по второму корпусу музея погребальной культуры. Посетителей было немного. Парень с девушкой украдкой хихикали над «колотушкой», которую мне усиленно не рекомендовал Сергей Борисович. «Люда, это не фаллоимитатор, пойдем дальше», — сдавленно бормотал молодой человек. Возможно, это были студенты медуниверситета с крепкими нервами. В отделе, посвященном похоронным традициям Древнего Египта, никого не было. Я стоял рядом с «мумией Тутанхамона», изображая непонятно кого, и, видимо, впал в недвижимость, задумался — стоило шевельнуться, как испуганно отпрыгнула полная дама в больших очках. Минутой ранее она вошла в отдел и заинтересовалась мумией. Очевидно, я неплохо сливался с антуражем.

— О господи, — сказала она.

— Ради бога, простите, — взмолился я. — Это совсем не то, что вы подумали. Это вы мне звонили?

Она решила не связываться с подозрительным мужчиной, опустила глаза и бочком удалилась. Я стоял и чувствовал себя идиотом. Последующие минуты я снова посвятил знакомству со старыми товарищами: Анубисом, Амсетом и Хапи. Рассерженно зазвонил телефон.

— Я ничего не понимаю, — сообщил женский голос, усиленный раздраженными нотками. — Я жду вас уже десять минут, пристаю к незнакомым мужчинам — и все они не вы. У вас проблемы с пунктуальностью?

— Позвольте возмутиться, прекрасная незнакомка, — ответствовал я, — я тоже десять минут стою возле фараона и пристаю к незнакомым женщинам…

— У какого фараона? — К ноткам раздражения добавились откровенно злобные.

— Понятия не имею, он не докладывает. Мумия какая-то…

— Боже правый, какая прелесть… Фараон — это верблюд!

— Действительно прелесть, — подумав, согласился я. — Так, значит, завтра на том же месте, в тот же час? Стойте, где стоите, я сейчас подойду…

— А вот и нет, — злорадно отозвалась дама, — меня уже перехватили, я должна отойти в другое место. Не волнуйтесь, это на несколько минут. Знаете служебное помещение в главном корпусе музея — оно у входа? Ждите там, скоро буду…

Я задумчиво смотрел на отключившийся смартфон. У Сергея Борисовича оригинальное чувство юмора — навязал мне какую-то взбалмошную злыдню. Сотрудница Лариса кивнула мне, как старому знакомому, когда я вошел в музей. Я мотнул головой на открытую дверь, сделал вопросительную мину — дескать, у меня там назначено. Она кивнула.

— Да, располагайтесь. Сергей Борисович уехал с шофером на завод, вернется не скоро…

Присутствие Сергея Борисовича уже не имело значения, он сделал все возможное. Я по-хозяйски расположился за столиком лицом к входу, повесил сумку на спинку. Закурить не решился, воспользоваться кофемашиной тоже посчитал преждевременным. Поднялся, включил электрочайник, заварил пакетик «Липтона» в стеклянной чашке. Я задумчиво помешивал ложкой напиток, когда вошла высокая стройная женщина с короткой стрижкой, посмотрела на меня, убедилась, что больше никого тут нет. Я не спешил, это могло быть ложной тревогой. Но по взгляду понял, что это именно она, учтиво поднялся, отодвинул свободный стул, предлагая присесть. Она подумала, кивнула и присела, обняв миниатюрную сумочку. Недолгое время мы разглядывали друг друга. Она меня — критически, я ее — с интересом. Ничего такая. Лет тридцать, одета со вкусом, строго, но все рельефы фигуры прекрасно прослеживаются. Волосы короткие, скорее светлые, чем темные, немного удлиненное лицо с тонкими губами и глазами цвета спелого салатного листа. Она была высокой (впрочем, с учетом каблуков). Я тоже не считаю себя садовым гномиком, но она была лишь на несколько сантиметров ниже меня.

— Итак, здравствуйте. — Женщина поздоровалась с отчетливыми нотками высокомерия. — Я Сташинская Варвара Ильинична, парапсихолог. Меня направил познакомиться с вами Сергей Борисович Якушин. Он просил оказать вам содействие в расследовании…

— Пара… кто? — Моя нижняя челюсть потеряла ориентацию в пространстве и решила отвалиться.

— Тогда уж «кто-кто-психолог», — вздохнула женщина. — Так, по крайней мере, будет логичнее. Варвара Ильинична Сташинская, парапсихолог, — повторила она. — Подрабатываю в музее у господина Якушина. Чем я тут занимаюсь, вам знать необязательно. Он рассказал, что вы собой представляете. Если угодно, у меня есть другая специальность — можете считать ее основной. Я работаю в Сибирском отделении Российской Академии наук… — А когда мои брови, в противовес челюсти, устремились вверх, добавила: — Архивист в ГПНТБ — государственной публичной научно-технической библиотеке…

— Не надо разжевывать, я знаю, что такое ГПНТБ, — пробормотал я. — Чаю, Варвара Ильинична?

— Спасибо, нет.

— Вы сегодня прогуливаете основную работу?

— Я в отпуске.

— Вы обиделись, что я не умею читать ваши мысли, не знаю, кто такой Фараон, и заставил вас целых десять минут проторчать в глупом положении?

— И не думала обижаться, — фыркнула она. — Подумаешь, десять минут в глупом положении…

— И что же я собой представляю, по мнению Сергея Борисовича?

— Это не его мнение, — глаза салатного цвета отвердели, в них заблестел холодок, — Сергей Борисович предельно интеллигентный человек и никогда такое не выскажет. Приходится додумывать. Косность мышления, сопротивление всему новому, неприятие всего, что выходит за рамки скудного менталитета…

— Вы откровенны, Варвара Ильинична, — крякнул я. — Идите уж до конца, назовите это узколобостью. Ваше первое впечатление — я вам не симпатичен. Понимаю. Это правда — до «предельной» интеллигентности мне очень далеко. Когда-нибудь вы объясните смысл этого термина. Что там, за пределом? Помимо прочего, я в прошлом военный, живу в неприбранной холостяцкой квартире, курю, ценю добрую выпивку, а вчера и вовсе подрался. Профессионализм — под сомнением, использую застарелые методы — слежка, опрос людей, копание в документах, в грязном белье… И увы, Варвара Ильинична, для отдельных категорий населения понятия типа «парапсихология» — та же алхимия с астрологией. Хотя допускаю, что вы специалист в своей области. Чем похвастаетесь — телепатия, телекинез, мысленное внушение, ясновидение с яснослышанием? Возможно, пирокинез со спиритизмом или, не побоюсь этого слова, левитация?

Я думал, она обидится и уйдет, но она засмеялась. Это было странно. Я воздержался от комментариев. Из коридора заглянула Лариса, быстро посмотрела на «парапсихолога», потом на меня. Я с важностью кивнул — все в порядке, наводим мосты.

— Ладно, простите, Никита Андреевич, — миролюбиво сказала Варвара. — Жизнь не сахар, это все на нервной почве.

— Понимаю, — кивнул я. — У самого эта почва очень нервная.

Заиграла «Пионерская зорька». Варвара удивленно расширила глаза.

— Это из моего секретариата, — пояснил я. — Вы позволите?

— Да ради бога. — Варвара пожала плечами.

— С прискорбием сообщаю… — заурчала Римма Казаченко. — Несколько минут назад звонил потенциальный клиент, очень хочет воспользоваться услугами нашего агентства. Он считает, что это круче агентства Пинкертона… Я, кстати, не шучу, Никита. — Она перешла на нормальную речь. — Это профессиональный слуга народа, депутат, говорят, хороший человек…

— Хорошего человека депутатом не назовут, — возразил я.

— Он заседает в Законодательном собрании, имеет маленький бизнес на Майорке, там же — скромную дачку, и просит за сумму, которую я по телефону боюсь озвучивать, прогуляться на упомянутый остров, чтобы последить за его женой, которая в данный момент находится там. Деньги на расходы, визы и документы господин берет на себя. Для него это вопрос его финансового благополучия. Нужны доказательства ее измены. Тогда, согласно условиям брачного контракта, она не сможет претендовать на половину имущества мужа. Я на перепутье, Никита. С одной стороны, так хочется махнуть на все рукой — на мужа, на грядки с чесноком, на непутевого ребенка с его сессией… Ответ нужно дать сегодня, вылет завтра.

Я закрыл глаза. «Ждите приятное событие — пусть мелочь, пустяк, но оно вас все равно порадует и развеселит…»

— Если вам не трудно, Римма Владимировна, сообщите этому депутату, что нам очень жаль, мы уже взяли работу и разорваться не можем. — Я украдкой наблюдал за реакцией Варвары. — Ему придется обратиться в другое агентство. А специально для вас я сегодня закажу на радио хорошую песню — «Пусть тебе приснится Пальма-де-Майорка».

— Ах ты змей, — сказала Римма. — То есть в юдоли кладбищенской печали все складывается выгодно и перспективно?

— Да, мы обсудили условия работы, встречаюсь с интересными людьми. В данный момент провожу переговоры с женщиной-парапсихологом, кандидатом околонаучных наук…

— Пара… кем? — поразилась Римма. — Каких наук?

— Околонаучных, — повторил я. Варвара смотрела исподлобья, сверлила меня, как электрическая дрель. Но я не мог избавиться от чувства, что она готова расхохотаться.

— Она молодая и симпатичная, — догадалась Римма. — Никита, действуй, это знак судьбы! Марина ушла, и черт с ней! Это было не твое! А это твое — я чувствую по твоему голосу! Пусть парапсихолог, пусть хоть эксперт по летающим тарелкам — мы выбьем из нее эту дурь! Ты собираешься с ней переспать?

— Нет, — сказал я, — это невозможно.

— Ладно, я поняла, — успокоилась Римма, — ты сейчас не можешь говорить — она сидит напротив и смотрит в твои честные глаза. Удачи, сыщик, я еще пару часов буду на связи. Мементо мори…

— Чего?

— Помни о смерти, говорю. Все, пока.

«Есть еще один перевод, — подумал я. — Не забудьте умереть».

— Девочка из секретариата? — как-то зловеще проурчала Варвара Ильинична.

— Не девочка, — уклончиво отозвался я. — Ответственная, добропорядочная работница, мать семейства. Нам придется отказаться от второго клиента…

— Да, я поняла, это денежный мешок с площади Свердлова… Что она спросила у вас? — Варвара морщила лоб, испытывая смутные подозрения. Значит, с телепатией проблемы, обрадовался я.

— Моя помощница интересуется, не собираюсь ли я с вами переспать. — Проще правду сказать, когда нечего соврать.

— И что вы сказали?

— Вы слышали.

— Мама дорогая, в какую же компанию я попала… — пробормотала Варвара.

Пришла эсэмэска. Я бегло ознакомился с ее содержимым. Это было то, что обещал Якушин. Часы показывали половину пятого — день неотвратимо приближался к завершению. Я задумчиво уставился на свою «надзирательницу». Пока не время выяснять, зачем Якушин ее ко мне приставил.

— Я правильно понимаю — вас дома не ждет жена и многочисленные отпрыски? — спросила Варвара. — Вы же сами об этом сказали?

— Глупо отказываться от своих слов, — согласился я. — А вас кто ждет?

— Никто.

Мне было безразлично. Прийти домой, сочинить какую-нибудь еду, потом включить очередной бандитский сериал по НТВ…

— Вы на машине? — Я допил чай и отставил чашку.

— Нет, меня привезло такси…

— И живете вы…

— На Нижегородской.

— Хорошо, когда закончим, я отвезу вас…