Месть по-царски

Александр Тамоников, 2018

1553 год. Трагически погибает сын Ивана Грозного царевич Дмитрий. В ходе следствия выясняется, что ребенок стал жертвой тщательно спланированного покушения. Известно и имя организатора убийства – князь Василий Ростов. Он бежит в Ливонию, надеясь за границей спастись от неминуемой расправы. В погоню за преступником царь посылает специальный отряд под командованием князя Дмитрия Савельева. Только этим богатырям под силу такая опасная операция. Савельев настигает беглеца и уже готов схватить его. Но в последний момент князь Ростов делает неожиданное признание: он – всего лишь жертва оговора, а настоящие душегубы до сих пор на свободе…

Глава вторая

— Доброго утра, Юрий Петрович.

— Доброго, Дмитрий Владимирович.

Савельев кивнул на людей, стоявших в стороне.

— Ну, служивые татары понятно, а мужики?

— Возницы.

Он махнул им рукой.

Все четверо подошли.

Князь Крылов представил татар.

— Икрам Гардай и Рустам Туран, преданные государству русскому люди. Из Касимова. А это, — он указал на мужиков, — Алексей Глухов и Борис Суля. Мои люди, надежные. В случае чего могут и в бою показаться.

— Добре.

Савельев поприветствовал пополнение своей дружины.

— Посмотришь обоз? — спросил Крылов. — Покуда твои ратники не подъехали?

— Да.

Крылов кивнул Глухову.

— Лешка, сверни пологи, воевода телеги смотреть будет.

— Слушаюсь, князь.

Старший возница, более похожий на воина царской рати, отвернул полог первой телеги. Там мешки, сумы.

Крылов объяснил:

— Здесь провиант, крупы, мясо вяленое, солонина, копченая рыба, хлеб — то, чем можно трапезничать в безлюдных местах. Тут, — он протянул Савельеву мошну, — десять рублев, это на закупку у крестьян кур и иного продовольствия. Места свободного много, это для отдыха ратников, пять человек поместятся свободно.

— Поместится и больше, — сказал Савельев.

— Можно и десяток усадить, да лошадь-то одна. Хоть и тяжеловоз, но долго не протащит такой груз, оно и телега не выдержит.

Савельев согласился:

— Это так!

Он прошел ко второй телеге, где орудовал Борис Суля.

В ней оружие, к тому, что было у каждого ратника при себе, доспехи, кольчуги, шлемы с бармицей — кольчужкой, крепящейся к шлему и защищавшей шею и часть лица. Из оружия — колчаны со стрелами, луки, копья, бердыши, пищали, топорки, булавы. Всего понемногу. В этой телеге места для пеших всадников не было.

— Добро, — сказал Савельев, осмотрев содержимое обоза.

— Из пологов можно навесы сделать, укрыться от дождя.

— А провизия пусть промокает?

— В каждой телеге по два полога.

— Да? Не заметил.

— Потому, как возницы свернули их воедино.

Послышался топот копыт.

Явился Гордей Бессонов.

И потом за ним ратники дружины, как по расчету, почти через равное время.

Савельев спросил у Бессонова:

— Вы сговорились, что ли?

— Ты это о чем, воевода? — недоуменно посмотрел на князя Бессонов.

— Да так. Слишком уж порядок блюдется на подъезде.

— Разве это худо?

— Это хорошо.

Он познакомил ратников с возницами и татарами.

Особенно радушно последних приняли уже служившие в дружине Анвар Баймак и Ильдус Агиш.

Строить дружину Савельев не стал. Крылов и без того мог оценить готовность каждого к походу.

Дмитрий взглянул на князя.

— Ну что, Юрий Петрович, тронулись мы?

— Хранит вас Господь. Будет надобность, пошлешь гонцом любого из татар.

— Надеюсь, обойдемся без этого. С Богом.

Он пожал Крылову руку и скомандовал:

— Дружина, блюдя видимость торгового обоза с охраной, выходим на тракт и идем до деревни Липовка, это около сорока верст. У деревни — постоялый двор, на нем заночуем, отдохнем, подкрепимся. Анвар, Агиш, Икрам, Рустам и Новик в переднюю телегу, коней привязать к задней, остальным на конях. Лукьян Балаш немного вперед, Боян Рябой назад. Пошли!

Служивые татары и ратник Новик сели в переднюю телегу. Балаш выехал на дорогу, осмотрелся, свистнул — вышел весь обоз и пошел на юго-запад, сзади саженях в десяти Боян Рябой.

Со стороны дружина внешне походила на торговый обоз, везущий дорогой товар под сильной охраной под началом богатого купца, на которого был похож князь Савельев.

Какое-то время шли по дороге в одиночестве, затем стали попадаться встречные обозы, торговцы, везущие товар на Москву. То и дело дружину обгоняли вездесущие гонцы. Все обычно для тракта.

Опытные ратники, когда обоз преодолевал лесную местность, внимательно осматривали подходы к тракту. Ничего подозрительного не заметили. Дважды останавливались по нужде. К закату солнца добрались до деревни. Остановились, пропуская стадо коров, что гнали пастухи на водопой.

Савельев окликнул пастуха:

— Эй, человек, подожди!

— Чего надобно? — недоверчиво спросил тот.

— У вас тут должон быть постоялый двор, не подскажешь, где?

— А где ему быть? За селом. Проезжай, увидишь, справа от дороги.

— Там обычно народу много?

— Не-е. Купцы и простой люд, которому дома не сидится, коли от Москвы едут, проходят далее до Дыбина двора, это еще верст десять. Вот там народу много, а тут если и есть кто, то мало.

— А пошто так, пастух?

— По то, что Петро Шатров совесть вконец потерял. Провизию за копейку закупает, продает за алтын, а то и дороже. А еще супружница его, не дай Бог ночью встретить.

— Ты удивляешь меня.

— Коли заедешь на наш постоялый двор, сам увидишь. Страшная Антонина, век бы ее не видеть.

— Чего ж Петро на ней женился?

— Э‐э, в девках она ничего была, а потом дом их загорелся. Огонь изуродовал бабу. И стала страшна как смерть.

— У женщины такое горе, а ты «страшна». Разве по своей воле?

— Да мне что, уродина али красавица. Мне до постоялого двора дела нет, своих забот хватает. Заговорился я с тобой, путник, пойду догонять стадо.

Савельев бросил ему монету.

— Держи, пастух.

— Вот за это спасибо, с деньгой у нас туго.

Запрятав монету, мужик поспешил за стадом.

Дорога освободилась, Савельев дал команду:

— Проезжаем село, за ним постоялый двор. Там встаем. Говорил с пастухом, тот молвил, жена хозяина пожаром изуродована, на то внимание не обращать, не забижать бабу. Вперед!

Обоз прошел до постоялого двора. Всадники и телеги въехали на открытый, но пустой двор, огороженный невысокой городьбой. Посреди продолговатое бревенчатое здание с мелкими окнами, завешенными занавесками, труба печи, торчащая из крыши, покрытой соломой, поверх — березовой берестой. Из печи вился едва заметный дым.

Заслышав шум во дворе, на крыльце показался мужик в красной рубахе, подпоясанный широким поясом, в штанах и сапогах, с большой, побитой сединой бородой. На круглом лице бегающие, близко посаженные хитрые глаза.

Савельев подумал:

— Прав пастух, такой за копейку удавится.

Но улыбнулся:

— Вечер добрый, хозяин!

— Добрый. На постой решили встать али как?

— Тебя зовут-то как?

— Петро. Петро Иванович Шатров… хозяин двора.

— Вот как, хозяин? Ну а я московский купец. Можешь звать Дмитрием.

— А охрана у тебя, как у вельможи.

— Так это люди, бывшие на Москве, теперь обратно на Калугу возвращаются. Вместе и пошли.

— Ты, купец, не ответил, на постой али потрапезничать?

— На ночь встанем, места-то для всех хватит?

— Места хватит, — Шатров заметно повеселел, — и коней есть куда поставить и присмотреть за ними, да за и товаром тако же. Воду согреем, за домом помыться можно, в реке еще холодно. И выспаться места хватит, для тебя же, купец, есть комната чистая светлая, ну а харч любой, тока подождать придется, пока жена сготовит. Вы тут распрягайтесь, я жену озабочу.

— Коней куда поставить?

— То не ваша забота.

Хозяин постоялого двора крикнул в сторону подсобной постройки:

— Санька, Илья! Где вы, бездельники?

— Тута!

Из постройки вышли два парня, с виду лет по семнадцать.

— Займитесь конями. Ячменя насыпьте, воды налейте, да не из колодца, из ручья принесите и дайте прогреться.

— Угу, Петро Иваныч, — кивнул Санька, — сделаем!

— Так делайте, работнички, я вас даром кормить не буду.

— То ведомо.

Шатров услужливо предложил Савельеву:

— Покуда твои люди разберутся во дворе, пройдем в дом. Обговорим, чего готовить, цену за провизию и постой. У меня вино хорошее есть, литвинами привезенное, да за постой им рассчитанное. А коли треба баба, то есть на селе одна гулящая. На окраине живет. Тока кликни, прибежит. И ликом красива, и телом статна, одна беда — гулящая. Муж ейный потонул два года назад, а детишек не было. Так ее боярин, что владел селом, поначалу к себе на Москву забрал. А потом вернул. Уж как и что, не ведаю, но стала она гулять вовсю. А мужикам что, мужикам тока давай. Но с тех чего возьмешь. Купец же заплатит. Позвать бабу-то?

— Нет, — ответил Савельев, — не надо. А ты, видать, сам не прочь?

Хозяин усмехнулся:

— А что не помять-то? Мне тоже баба нужна.

— Так ты же женат?

Шатров вздохнул:

— Женат-то женат, да тока увидишь мою жену, поймешь, что спать с ней не можно, даже упившись хмельного вина.

— Хворая? — Дмитрий не стал подавать вида, что знает об уродливости жены Шатрова.

— Хуже. Уродина.

— Уродина? — изобразил удивление князь. — Чего ж тогда женился?

— Э‐э, купец, то долгая история. Одно скажу, не от хвори заразной, от пожара уродство. Может, и поведаю, коли будет время. Так пойдем?

— Пойдем!

Они зашли в горницу. Та оказалась большой, просторной. Посреди стол, вдоль него лавки, лавки же и у стен, по дальней стене деревянная стойка, за ней полки, на которых посада.

Хозяин двора присел на лавку. Савельев устроился напротив.

Пошел торг. Князь убедился, что пастух был прав, Шатров завышал цены безбожно. В другой раз Дмитрий проехал бы мимо, но сейчас ему нужен был пустой постоялый двор. Чем меньше глаз, тем лучше. Договорившись о цене, приступили к заказу блюд вечерней трапезы. И тут Шатров опять поднял цены. Но Савельев не стал торговаться, уступил.

Шатров крикнул в сторону поварской:

— Антонина, Михайло! — Объяснил князю: — Это жена и сын. Михайло помогает матери.

Вошла женщина, от вида которой Дмитрий вздрогнул. Хоть и прятала она под платок и длинные рукава свое уродство, но все же совсем скрыть не могла. И это вызывало отвращение. Дмитрий взял себя в руки. Сделал вид, что ничего не замечает.

Шатров же передал жене исписанный листок, наказал:

— Сготовить быстро. Путники устали. Михайло, во всем помогай матери. Пошли!

Когда они удалились, хозяин спросил:

— Ну что, купец, теперь уразумел, отчего не можно спать с моей бабой?

— Да, изуродовал ее огонь знатно. Но хоть жива осталась.

— Лучше померла бы, — в сердцах бросил Шатров, — у меня была баба из города на примете. И здоровая, и работящая, и ликом, а тако ж и телом привлекательна. Да выжила Антонина. Хотел бросить, отец ее предупредил — убьет, мол, тогда. А он у Антонины еще тот разбойник и бугай. Прибьет, как муху. Вот и маюсь с ней. Добро, хоть жрать готовит отменно. В энтом деле она мастерица.

Савельев спросил:

— А сына чего при себе держишь? Ему сколько?

— Семнадцать годков было.

— В город бы послал, там ремеслу обучился бы, семью завел и жил бы как люди.

— А тут кто работать будет?

— У тебя же два работника.

— Угу, тока название что работнички, все из-под палки делают, а жрут за четверых.

— Ты им платишь?

— А как иначе?

— И не хотят работать?

— Ленивые, сил нет.

— Других найди.

— Э‐э, купец, ты человек торговый, цену копейки знаешь. Хорошим работникам и платить достойно надо. А где взять деньгу, коли самому едва хватает.

Князь понял, что жадность губит торгаша. Но это его дело.

Зашли ратники, расселись по лавкам. Шатров ушел в поварскую, прикрыв за собой дверь.

Савельев сказал:

— Тут переночуем. Места хватит, тепло. Но за конями след смотреть. Хозяина жадность давит. Такой может и на товар, и на коней посягнуть. Не сам, конечно. Чрез кого-нибудь. Может, я ошибаюсь, но смотреть за добром нашим надобно. Да и за подходами ко двору. Местность для нас неизвестная, а лихих людей повсюду хватает.

— Это кто же решится напасть на двор, где полтора десятка ратников? — воскликнул Горбун.

— Я же молвил, — ответил Савельев, — может, и ничего не будет, но смотреть надобно везде. А коли ты голос первым подал, тебе полночи и быть в охране.

— Чего, одному?

— А тебе напарник нужен?

Горбун расправил широкие плечи.

— Нет, князь, мне никто не нужен, коли что, пяток разбойников я и сам прибью, а на остальных позову вон ребят..

— Вот и договорились. Стоишь на посту до полуночи. Потом тебя сменят… — князь посмотрел на ратников, — Бажен Кулик и Лавр Нестеров. До утра. Как продолжим поход, выспитесь в телеге.

— Слушаюсь, князь, — в один голос ответили Кулик и Нестеров.

Лавр добавил:

— Надо только, чтобы Осип разбудил.

Горбун сказал:

— Разбужу, не беспокойся, тока ложитесь у входа, а то я весь отряд перебужу.

— Ладно, возле входа так возле входа.

Жена хозяина двора больше не выходила. Снедь подавал сам Шатров с сыном.

Отужинав, начали располагаться. Стол сдвинули к одной стене, лавки к другой, Михайло принес сена, побросал охапки на дощатый пол. Ратники улеглись.

Савельева Шатров провел мимо поварни в закуток, где было две двери. Одна в гостиную комнату, другая в комнату, где спали отец с сыном. Где ночевала несчастная Антонина, Дмитрий так и не понял.

В комнатенке, где хватило места только для широкой лавки у печной стены да лавки у оконца-бойницы, князь рассчитался с хозяином двора за трапезу. Дал часть денег, оговоренных платой за постой. Сын принес перину, простыни, подушку и легкое одеяло. Все было чистое, не пользованное. Савельев помолился на сон грядущий, в комнате висела икона, разделся и лег в постель. Сразу же вспомнил Ульяну. Как она сейчас на Москве? Спит ли, или его вспоминает? А может, все-таки решила к родичам податься? Под мысли о любимой супруге князь Дмитрий Владимирович Савельев и уснул.

Осип Горбун вышел во двор. На бревне у городьбы сидели работники. Подошел к ним.

— Не спится, бедолаги?

— Чегой-то бедолаги? — подал голос старший, Санька.

— А то, что вид у вас, как у лосей пуганых.

— Ты говори, мужик, да не заговаривайся.

— Ладно, — сдался добродушный по своей натуре, как и все сильные, уверенные в себе люди, Горбун, — не будем собачиться. Как жизнь-то?

— Не жалуемся. Ты чего вышел?

— Охранять добро купеческое.

Работники переглянулись.

Санька спросил:

— Так купец свою охрану выставил?

— А я тебе о чем молвил?

— Ну, тогда неси службу.

Санька кивнул мужику.

— Пойдем, Илюша, нам тут делать нечего, коли у купца своя охрана.

— Эй, погодь, — окликнул работников Горбун.

— Чего?

— Так вас хозяин двора отрядил смотреть за конями и добром?

— Не-е. Мы просто так сидели. Утомились за день.

— Брешешь, поди?

— Ты у Петра Ивановича спроси.

— Нужен мне ваш Петр Иванович. Идите, без вас чище будет.

— Вот и мы о том же.

Работники зашли в постройку рядом с основным зданием.

На их место, поставив между ног саблю в ножнах, сел Осип Горбун.

Достал из кармана платок, понюхал, пахнет Клавдией. Довольно улыбнулся. Прошедшая ночь изменила его жизнь. Он шел к Клаве с мыслью, что и она отвергнет его. Посему сразу же по приходу и приступил к делу. Баба была не против, и Осип едва не завизжал от радости, когда оказалось, что Клава подходит ему. Наконец он нашел, что искал. И Клавдия осталась довольна, она тоже допреж мучилась с мужиками. Горбун испытал ранее неведомое. Они любили друг друга до самого рассвета. Горбуну пришлось бежать к себе домой, брать коня, дабы вовремя успеть к месту сбора. Успел. А вот лишнего сболтнул напрасно. И так хотелось спать, а тут князь еще на охрану поставил. Но все это такая мелочь по сравнению с тем, что получил Осип…

Он зевнул, после еды потянуло в сон. Но Горбун, как и все его други, воин опытный, знал, как обойти соблазн. Он поднялся, увидел бочку у городьбы. Там должна быть вода, иначе зачем бочка?

Направился туда. И тут случилось то, чего Горбун никак не ожидал. Скрипнули ворота, очень странно, они должны были быть закрытыми. Горбун сам слышал, как о том говорил князь и хозяин двора. В темноте появились два силуэта. Через городьбу перепрыгнул третий, плюхнулся рядом с отхожим местом и еще двое так же через городьбу у конюшни.

Горбун упал рядом с бревном, покуда не поднимая тревоги.

Незваные «гости» собрались за конюшней.

«Что за ночные птицы прилетели? — подумал Горбун. — Явно с черными намерениями. И ведь знали, что на постоялом дворе обоз с охраной. Кто-то предупредил. И вряд ли работники. Хотя почему нет, эти могли, как и хозяин, и сын его. Но что надо разбойникам? С добрыми намерениями да через городьбу на двор не наведываются».

Все стало понятно Горбуну уже чрез малое время.

Двое встали у конюшни, один подобрался к хоромам, замер у той самой бочки. Первые открыли ворота конюшни.

— Ба! — подумал Горбун. — Да это же конокрады! За нашими конями пришли.

На службу он взял кроме сабли еще и свой излюбленный шестопер, надел кольчужку супротив ножа. Мелькнула мысль — поднять тревогу. Наши сбегутся быстро, но конокрады успеют улизнуть, а того Горбун допустить не мог. Он, богатырь, валивший одним кулаком троих-четверых татар за раз, и упустит шайку?

Осип закрепил шнур шестопера на руке, метнулся к тому, что стоял у бочки. Разбойник и пикнуть не успел, как получил удар по голове.

Пока он падал, Горбун метнулся к левому углу конюшни. Разбойники, что встали у постройки, заметили движение, но среагировали поздно. Подошли друг к другу, что было на руку ратнику. Пока они решали, что делать, Горбун налетел на них. Взмах шестопера, и один с пробитым боком охнул, валясь на землю. Второй выхватил саблю, замахнулся на Горбуна. Владели холодным оружием разбойники так себе. Осип увернулся и врезал разбойнику шестопером в хребет. Тот, охнув, ткнулся в землю и потерял сознание.

Осип отворил ворота конюшни. Встал посреди входа.

— Эй, «гости» дорогие, не поздновато ли пришли? И пошто в конюшню? Шли бы в дом.

В ответ — тишина, только шевеление да конское фырканье. Горбун, бывший во многих сражениях, заслышав шум, рухнул на грязный пол. И вовремя. Над головой просвистела сабля. Из ближнего стойла выскочил мужик. Но под ногами Горбун. Об него и споткнулся разбойник. Упал рядом. Осип, не раздумывая, врезал ему кулаком по широкой морде, сразу же превратив ее в кровавое месиво. В пролет между стойлами выскочил другой разбойник. В руках вилы. Тараном пошел к выходу, закричал:

— С дороги, убью!

Когда он пробежал половину пути к выходу, Горбун вскочил на ноги, подняв грозный шестопер. Разбойник выбросил вперед вилы, намереваясь приткнуть охранника к бревну.

Но шестопер оказался быстрее.

Взмах, и древко вил переломилось пополам. Обломок вонзился в ограду стойла, древко осталось в руке незадачливого конокрада. Но отступать ему некуда, рванулся вперед. И совершил ошибку. Впрочем, любое его движение стало бы ошибкой.

Горбун нанес сокрушительный удар рукой в челюсть, от которого конокрад не только остановился, но отлетел назад, глухо плюхнувшись в навозную кучу.

Горбун вытер пот. Кони ржали, метались, кровь почуяли. Из дома бежали ратники. Кто к городьбе, кто к воротам.

Савельев, увидев двух валяющихся на земле мужиков, заметил открытые ворота конюшни. Кинулся туда и едва не столкнулся с выходившим Горбуном.

— Полегче, князь, так и убиться можно.

— Вот чертила, чего тут было?

— Да ничего особенного. Конокрады, пять рыл, хотели наших коней увести. И что интересно, Дмитрий Владимирович, они не тока знали, что мы встали здесь на постой, но кто-то оставил для них открытыми ворота. Заходи, забирай коней и сваливай по-быстрому. Но тока неувязка у них вышла, на меня налетели.

Горбун горделиво повел головой.

Князь проговорил:

— Да, для здравия это вельми вредно. Конокрады живы хоть?

— А кто их знает? Двое али трое должны выжить, но надо глядеть.

— Новик, — позвал ратника князь.

— Да, Дмитрий Владимирович?

— Глянь на того, что валяется у бочки.

— Угу.

— Уваров!

— Слушаю, князь.

— Ты посмотри на двоих, что у конюшни.

— Да, князь.

Сам же Савельев с Горбуном зашли внутрь.

Туда же прибежали и хозяин постоялого двора, его сын и работники.

— Чегой-то тут? — испуганно спросил Шатров.

— Погодь, стой на входе, вместе со своими людьми.

Местные подчинились.

Савельев подошел к первому разбойнику, тот хватал воздух окровавленным ртом. Зубы выбиты, челюсть сломана — понятно с первого взгляда.

Князь взглянул на Горбуна.

— Чего уж ты так-то, Осип?

— Так он саблей махал. Мне чего, ждать, что ли, покуда посечет? Ну и вдарил, и то вполсилы. Иначе голову проломил бы.

— Кто ты? — нагнувшись к раненому, спросил Савельев.

Разбойник что-то промычал.

Утвердительно покачав головой, князь прошел ко второму. У того физиономия оплыла так, что и глаз не видать.

— Кто? — спросил князь.

Конокрад приподнял руку, указал на Горбуна.

— Да не кто тебя вдарил, спрашиваю, а ты кто?

— Э… я… — изо рта пошла кровь.

От двери донеслось:

— Купец, пройтись можно, я многих в округе знаю, может, и признаю кого.

— Пройди, глянь.

Шатров узнал первого с разбитой челюстью.

— Ба! Да это Митяй Грач.

Воевода и Горбун подошли к нему.

— Что за Грач?

— Известный разбойник. Но народ не грабит, а все боле по коням промышляет. Встанет обоз на постой где-нибудь у ближнего лесу, Грач тут как тут. И нет в обозе коней. А вот кому он их сплавлял, неведомо.

— Может, из села?

— Не-е. Откель он, неведомо, но разбойничает в наших краях.

— Глянь на второго.

Шатров посмотрел.

— Этого не знаю, не видел.

— А тех, что на улице?

— Не глядел.

— Так погляди и будь во дворе с сыном и разбойниками. Есть о чем погутарить.

— Ага, купец, только пошто твои люди тебя князем величают?

— По то, что так я велел.

— А? А я уж подумал, и на самом деле князь.

— Ступай, да быстро.

Когда Дмитрий вышел из конюшни, Шатров разглядывал лежащих на земле разбойников. Потом отошел испуганно в сторону.

— Ты чего, Петро?

— Мертвые они.

— Мертвые?

Савельев посмотрел сам. Действительно, удары шестопером не оставили налетчикам шансов выжить.

Князь повернулся к Горбуну, тот потянулся, тут от бочки крик — мертвяк.

Дмитрий спросил Горбуна:

— И чего ты наделал? Троих прибил!

— А не будут воровать. И оружие при них было.

— Нет, в охрану тебя ставить нельзя.

Бледный от испуга Шатров спросил:

— А что, купец, тапереча мне делать?

— Чего, спрашиваешь? Придется отвечать на мои вопросы.

— До них ли?

— До них. А ну-ка, объясни мне, пошто ворота и во двор, и в конюшню были открыты? Пошто твои работники не охраняли двор?

Санька и Илья что-то начали лепетать, вроде как человек из свиты купца на охрану вышел, но князь перебил их:

— Молчите. До вас еще дойдет черед.

Он перевел взгляд на хозяина двора.

— Ну? Ответствуй, Петр Иванович.

Тот повернулся к работникам.

— Санька, пошто ворота не запер?

— Да я думал, Илюха запрет.

— Илюха?

— А я думал, Санька как старшой сделает.

Шатров развел руки.

— Вот как, купец, получилось.

— Ну с въездными воротами ладно, работники у тебя действительно еще те, могли понадеяться друг на друга, а конюшня пошто была открыта?

— Михайло? — повернулся к сыну Шатров.

— Да я вроде, батюшка, закрывал.

— Вроде?

Савельев взглянул на парня.

— Так закрывал или нет?

— Не помню, должон был закрыть.

— Тьфу, — сплюнул на землю Горбун, — кутерьму развели, не постоялый двор, а не пойми что.

Савельев приблизился к Шатровым.

— А не нарочно ли ты, Петр Иванович, велел ворота открытыми оставить? Уж не заодно ли ты с конокрадами?

— Да Господь с тобой, купец, я не разбойник.

— Ну ничего, двое живы, они все расскажут. Сейчас покойников к бане, подраненых в дом. Дрозд, приглядишь за ними.

— Слушаюсь, Дмитрий Владимирович.

— Бажен и Рябой — на охрану. Ты, хозяин, вели работникам кровь в конюшне убрать, дабы кони успокоились. Запереть все и спать.

— А… мертвяки? О них доложиться надобно.

— Вот поутру и доложишься. Старосте села, тот пристава из волости позовет. И жди, чтобы до его приезда не померли те, что живы. Я узнаю. Делать дело и спать.

Скоро на дворе все утихомирилось.

Савельев и дружина уснули, Шатров же маялся бессонницей. И как купец догадался, что он заодно с Грачом? Прибить бы их с Баталом, вторым выжившим, но купец предупредил. А может, и не купец он вовсе? В телегах немного оружия, пороху, дроби, провизии. И столь охраны. Может, действительно князь? Воевода малой дружины? Тогда трогать раненых нельзя. Они не сдадут его, потому как тока себе хуже сделают. А он, Шатров, откажется от всего. И доказать его соучастие в разбойном промысле не можно будет. Отвертится. Надобно денег приставу сунуть, рублев пять, глядишь, и примет, а если еще и старосте рубль дать, то обойдется. Шатров успокоился, но заснуть до утра так и не смог.

Дружина встала рано, о том Савельев предупредил хозяина.

Антонина уже готовила утреннюю трапезу.

Шатров вознамерился тут же с подъему послать на село сына за старостой, но Савельев запретил.

— Как уедем, пошлешь. До того никому со двора ни ногой.

Пришлось подчиниться.

Покуда Антонина с Михайлом стол накрывали, ратники помолились, вывели коней, оседлали.

И после трапезы выехали со двора. В низине, где они не были видны ни со двора, ни из села, свернули в лес.

Вперед вышли служивые татары Гардай и Туран. Они знали местные лестные тропы лучше любого охотника.

Отряд продолжил путь, но уже прикрытый лесами.

Что произошло на постоялом дворе, никого больше не волновало. В гибели подельников, в увечье виноват сам Митяй Грач, вот пусть он и ответствует.

Дальше останавливались в лесах, урочищах, рощах.

На весь путь ушло менее четырех дней. К Калуге подъехали поздно вечером, когда уже крепостные ворота были закрыты. Встали в березняке, в двух верстах от города.

Приготовили на слабом костре каши. Трапезничали с солониной, пили квас, взятый с собой Гордеем Бессоновым. В ночь пошел дождь, укрылись под пологами, кто-то залез под телеги. Весенний дождь короткий, прошел быстро. До утра выспались.

После чего дружина вышла к въездным воротам городской крепостной стены. Прошла по дубовому мосту, и уже за башней ее окружили крепостные ратники. Многие были вооружены пищалями.

Савельев соскочил с коня.

К нему подошел один из ратников, назвался:

— Сотник Поликарп Лунский. А кто ты, воевода?

— Князь Дмитрий Владимирович Савельев, прибыл с дружиной по поручению Государя Всея Руси Ивана Васильевича.

Сотник спросил:

— Царская грамота при себе?

— Да.

— Покажи, князь.

— А ты читать-то умеешь?

— Пошто обижаешь? Али тока у вас на Москве грамотные обретаются?

— Извини, сотник.

Савельев передал ему свиток.

Посмотрев грамоту князя Крылова, сотник махнул своим.

— Пропустите, это та дружина, которую ждет воевода.

Ратники разошлись, кто к крепостной стене, кто в ближайшие дома.

— Езжай за мной, князь.

— С дружиной?

— До кремля да, далее один.

— А мои люди что, стоять у кремля будут?

— Их определят на гостиный двор, повелением воеводы освобожденный для ратников особой дружины государя. Там и палаты для отдыха, и мыльня, и поварская со столовым залом. Все, что надобно для проживания. Я ведаю, что ратники дружины могут постоять за себя, но им след отдыхать, а посему охранять обоз будет стражник моей сторожевой сотни. Тебе же, князь, велено пройти к воеводе, князю Ивану Васильевичу Горинскому.

— Так уж и велено? — усмехнулся Дмитрий.

Сотник поправился:

— Извиняй, князь, Иван Васильевич просил, чтобы ты пришел к нему.

— То совсем другое дело.

Он обернулся.

— Дружина, за мной!

Ратники направились к местному кремлю, где находился дворец наместника и воеводы Калужской крепости.

Воевода встретил гостя в большой зале. Для невеликих размеров местного дворца и эта зала казалась большой.

— Доброго здравия, Дмитрий Владимирович. — Широко расставив руки, пошел навстречу Савельеву воевода. — Извиняй, что не вышел на улицу, духовенство принимал.

— Доброго и тебе здравия, князь, а то, что не встретил на улице, не важно.

— Проходи, гость дорогой, присаживайся.

В зале были два кресла, стол и лавки по стенам. Оконца завешены цветными занавесками, полы начищены, в красном углу киот.

Дмитрий Владимирович перекрестился на образа, присел на стул, пододвинув его к столу.

Сотник спросил:

— Я могу идти, князь?

— Да, иди, Поликарп, и позаботься, чтобы ратники дружины царской особой ни в чем не нуждались. За конями и отрядом присмотри, охрану выстави.

— То уже делается, князь.

— Ну тогда ступай. Будешь нужен, кликну.

Сотник с поклоном вышел из залы.

Воевода присел в кресло напротив Савельева. Их разделял стол, на котором лежали карты земель Калужских и части Дикого поля.

— Ну как Москва, Дмитрий Владимирович? — спросил воевода.

— А что Москва? Стоит, строится, все более и краше становится.

— Да, все ж столица, не то что наша крепость.

— Ваша крепость, князь, имеет важное значение для обороны Руси от набегов татар крымских.

— Так-то оно так, и все же Москва есть Москва. А как царь-батюшка поживает? Отошел от болезни? Мы тут вельми переживали за него, узнав, что огненная болезнь сразила его, а князья и бояре московские отказывались присягу сыну его давать, проча на престол Владимира Старицкого. Молились за здравие государя.

— Поправился он вполне. Делами занят.

— Ему поменьше делами-то. Великие перемены в государстве стали ощущаться, треба до конца дело святое по укреплению Руси довести. А без Ивана Васильевича то не сделать никому.

— Все доведет до конца царь наш Белый и Грозный.

— Ну и дай ему Бог здравия.

Савельев устроился поудобнее в кресле.

Воевода спросил:

— Ты трапезничал утром?

— Немного.

— Значит, отобедаешь со мной?

— Коли приглашаешь, с радостью.

— Ну что за слова, князь, ты мой гость, а гостя следует ублажать, чем возможно. Коли гость тот добрый. А ты от самого Ивана Васильевича!

Горинский крикнул в сторону двери:

— Никола!

Тут же объявился отрок лет четырнадцати.

— Да, князь?

— Передай мой приказ в поварню, обеденную трапезу приготовить отдельно для меня и моего гостя. И не забыть ратников прибывшей дружины. Блюда подать сюда.

— Извиняй, князь, когда подать?

— После полуденной молитвы.

— Слушаюсь.

Служка убежал.

Савельев сказал:

— Перейдем к делу, Иван Васильевич? Тебе ведомо, для чего в твои земли прислана особая дружина?

— Был гонец от царя. Ведаю. Татары крымские да ногайцы беспокоят и грабят наши земли, мы должны будем, где возможно, дать им отпор.

— И не только отпор, князь, но и рубить тех, на ком кровь людей наших, да в неволе люд простой.

— Это так!

— Государь говорил, ты должен оказать мне помощь.

— В его послании о том сказано. Но ты должен понять, большой помощи оказать не могу. От силы отряд ратников в двадцать конных.

— И то дело. Что у тебя со сторожами?

— Есть, но не везде. Выезжают разъезды в Дикое поле. Смотрят, где можно. А татары наглеют. Хан Девлет Гирей и его господин османский султан Сулейман не могут смириться с потерей Казани. Кроме того, Константинополю нужны рабы. Они усиливают свой флот, им требуются гребцы на галеры. Оно и понятно, рабский труд выгоден всегда. Оттого Девлет Гирей направил из Бахчисарая к Перекопу несколько сотен своих… не ведаю, как и назвать их, воинами язык не поворачивается. Головорезов, так правильней. В Перекопе к ним присоединились сотни ногайцев. Их точное число неизвестно. Вроде и небольшая сила, но идет она не воевать с русской ратью, она идет грабить, убивать, захватывать невольников, сжигать наши деревни и села.

— То не вновь, скажи, воевода, что ты ведаешь об отрядах Девлет Гирея?

— Только то, что ведет их ногайский мурза Даян Галимбек. В одном месте татары разбойничать не будут, разойдутся по степи и пойдут к разным городам. Мы тако же ожидаем, что они появятся и у нас.

Савельев спросил:

— Какие поселения меньше всего защищены?

— Да почти все такие. Но в первую голову под удар татар могут попасть село Сивово и деревни Дугинка да Колшино. Так мыслю я, так мыслят мои сотники. Мы проводили совет и на том порешили.

— Где эти поселения?

— Взгляни на карту, воевода. Это, конечно, не та карта, что есть в больших полках, но и не схема, начертанная от руки, разобрать что к чему можно.

Савельев склонился над картой.

— Не сказать, что далеко от крепости.

— Недалеко, — согласился воевода. — Но южнее у нас поселений нет. А земли там хорошие, плодородные. Вот где урожаи можно собирать большие, но людей туда не заманишь из-за басурман проклятых.

— Да, эти земли только силой взять можно. А сил государству пока не хватает. Но ничего, это временно, раз Иван Васильевич решил поднять Русь, то сделает это. А подъем невозможен без устранения угроз извне и расширения территории. Вот Казанское ханство присоединили, на очереди Астрахань, западные земли, а там, глядишь, и до Крыма недалеко. Дай только Бог здравия нашему государю. Давно народ ждал такого правителя, который не о богатстве бояр думает, а о всем народе. Но, ладно, по месту действий мне понятно. Кто пойдет старшим отряда от крепости?

— Погодь немного, познакомлю.

Воевода вызвал слугу, дал поручение, и скоро в залу вошел крепкого вида коренастый ратник в непростой одеже.

Воевода представил:

— Десятник Демид Хорин. И местность знает, и с татарами бился, и люди у него обучены.

Десятник кивнул и посмотрел на московского гостя.

— Воевода особой царской дружины, князь Савельев Дмитрий Владимирович, — представил его князь Горинский.

— Доброго здравия, князь.

Савельев и Хорин пожали друг другу руки.

Воевода крепости распорядился:

— Ты, Демид, теперь с двумя десятками своей сотни в подчинении князя Савельева. Вместе будете биться с басурманами, что на наши земли вторгнутся.

Десятник вновь кивнул.

— Уразумел, князь, да только видел я особую дружину, не больно-то много в ней ратников, чуть ли не треть в ней — татары.

— Тебя, десятник, это смущает? — спросил Савельев.

— Есть немного.

— Ты по числу о силе дружины не суди, нам приходилось с сотнями татар биться, и не раз.

Воевода сказал:

— На такое дело, Демид, царь абы кого не прислал бы.

— Что, сам Иван Васильевич?

— Сам, — улыбнулся Савельев.

— И ты видел его?

— Как тебя.

— И говорил?

— Как с тобой.

— Чудно. Ну коли сам государь тебя знает, то другое дело. Мы за царя головы сложим.

— Ну зачем же складывать свои головы, надо головы басурман класть. И чем больше, тем лучше.

— То любо.

— Ну и добре. Ты готовь своих ратников, вечером пойдем к деревне Колшино, знаешь до нее дорогу?

— А как же? Я в округе все знаю. В Колшино староста Дороха Тихомир Петрович, мы вместе с ним еще в год большого пожара на Москве орду Касай мурзы, что разграбила земли Рязанские, тут по лесам гоняли.

— Разбили басурман?

— Разбить силенок не хватило, отбить невольников, что в полон гнали, тако же не получилось, Касай подмогу получил, но крепко мы его потрепали. Почитай, сколько ясыря взял, столько и своих разбойников потерял.

— Добро, — сказал Савельев, — после вечерней трапезы отряду быть здесь, на дворе княжеском. Поведешь объединенную дружину.

— Пошто в ночь решил идти?

— По расстоянию. До Колшино тридцать с лишним верст, да все по лесам, к рассвету выйдем. Заодно поглядим, как сторожа на постах службу несут. Там же в деревне отдохнем, поговорим со старостой. Решим, что делать дальше.

— Как скажешь, воевода!

Савельев взглянул на князя Горинского.

— Ты, Иван Васильевич, сказать ничего не желаешь?

— Только, что отряд твой, Демид, теперь в полном подчинении князя Савельева, тому мой приказ и государево повеление.

— Я то уже понял.

— Ну тогда ступай.

Десятник ушел.

После молитвы и трапезы Савельев прошел в гостевой двор, поглядел, как устроились его ратники, и ушел в опочивальню дворца, отдохнуть перед бессонной ночью.