Жизнь – жестянка. Книга 2

Александр Стребков

Стребков Александр Александрович. Родился в 1950 году на Кубани в селе Глебовка Кущёвского района. За свою жизнь сменил несколько профессий: был военным, железнодорожником, строителем и предпринимателем.Представляем на суд читателя роман «Жизнь – жестянка. Книга 2».Ранее вышли: роман-хроника «Курай – трава степей», роман-хроника «Жить запрещено», роман «Жизнь – жестянка. Книга 1».

© Александр Стребков, 2021

ISBN 978-5-0053-3101-4 (т. 2)

ISBN 978-5-0053-3102-1

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Стребков Александр Александрович.

Родился в 1950 году на Кубани в селе Глебовка Кущёвского района.

За свою жизнь сменил несколько профессий: был военным, железнодорожником, строителем и предпринимателем.

Представляем на суд читателя роман

«Жизнь — жестянка» — книга вторая.

Ранее вышли из издательства:

Роман-хроника «Курай-трава степей». Роман-хроника «Жить запрещено».

Роман «Жизнь — жестянка» — книга 1.

В этом замкнутом круге крути — не крути, Не удастся конца и начала найти.

Наша роль в этом мире — прийти и уйти. Кто нам скажет о цели, о смысле пути?

(О. Хайям.)

ГЛАВА 1

Преинтереснейшая штука жизнь!.. В глаза ударил яркий свет, от чего пришлось плотно закрыть веки. Содрогнулся, появившись на этот белый Свет, спустя время присел и ос — мотрелся кругом, так ничего вначале не поняв и не приметив значительного: не умея вымолвить и слова, при этом поши — ре, разинул ротик и прокричал благим криком насколько ду — ху хватило, от которого мамка чуть было в обморок не упала. Пытаясь постичь истину бытия, скоро стал хвататься за всё, что под руку подвернётся, и в тот же день в один присест всё молоко из грудей у мамки высосал, что Бог послал: при этом ворчливо ахнул и проурчал от удовольствия. Тяжело пере — двигаясь по полу всё ещё с мыслями о еде и горько разры — давшись с ещё совсем глупым лицом и не научившись сквернословить, всунул голову не туда, куда надо и этот так неожиданно оказавшийся ложный путь решил не повторять. Вначале ошеломлённо посмотрел на окружающие вещи и всякую всячину, но тут же, придя в себя, воодушевился безд — ной перспектив познания и, опираясь пока что только на пе-

редние руки дополз до неположенного места. Долго думал, но выдумать ещё кажись, рановато было, повозился озабо — чено с веником, и окрылённый внезапным открытием слу — чайно встав на ноги, сделал первый шаг!.. Так началось его бытие, про которое совсем недавно он так напряжённо думал, а оно оказывается, у каждого есть и это сущее — под названием Жизнь!

* * *

В повествовании первой книги нашего романа: рыская, вы — слеживая и снова нападая на след, мы, подневольно увлёк — шись, последовали по пятам за Федотом-Басмачём в надежде вместе с ним радостно увидеть счастливый финал его приклю — чений, а возможно и значительный кусок его жизни. К сожале — нию, в выборе главного героя мы ошиблись. Ко всему прочему Федот подло обманул не только нас, но и предал, цинично унизил и оскорбил нашу самую любимую главную героиню романа Аллочку. Вот как раз этого простить ему мы никак не можем вопреки тому, что дороги на земле встречаются и узкие и нам, так или иначе с этим плохим человеком предстоит ещё повстречаться. Скажем прямо, что надежды наши не оправда — лись, мы так увлеклись, что даже не заметили, как погрузились в пучину никчёмных для нас событий, в которых постоянно на — тыкались на лиц, которые-то в общем счёте нам были совсем не нужны. Потратив на всё это уйму времени считай впустую, которое выразилось в исчислении в целый роман пришли к выводу, что всё начинать надо с самого начала. Причина тому довольно весомая — это проявившееся похабное лицо с замо — роженными глазами одного из главных героев романа Федота — Басмача. Исправляя ошибку, мы признаём, что в первой части своего рассказа стали на ложный путь, как говорится первый

блин всегда комом. Как не крути, но придётся вспомнить о тех незаслуженно брошенных на произвол судьбы в сальских без — брежных степях друзей Федота. И возможно если нам повезёт, и мы в очередной раз не обмишулимся, то главными героями снова на сцену выйдут Владимир Чижиков по кличке Бекас и его незабвенный друг Лява — в миру Алексей Пасюк. Воору — жившись терпением в душе раскаиваясь за свою забывчивость, но вовремя вспомнив о них, придётся вернуться в те непривет — ливые степи и разыскать двух бедолаг обиженных изначально судьбой и теми людьми, которые встречались на их тернистой дороге. Если хорошо подумать, то они возможно более дос — тойны, чтобы мы о них рассказали подробнее. Поворачиваем свои оглобли туда, откуда когда-то мы и прибыли примостив — шись на облучке Федотовой колымаги под названием «Тёртая дорога жизни». Огорчаться не стоит, надеясь на счастливые встречи, душевные любовные свидания; снимая шапку, скло — няемся перед вероломным провалом нашей первой части рас — сказа, попытаемся себя реабилитировать. Для того чтобы на — чать свой длинный предлинный рассказ мало того что нам предстоит отыскать в глухомани полупустыни наших главных героев Бекаса-Владимира и Ляву-Алексея, где на ваш вопрос:

«Здравствуйте, разрешите узнать, как нам найти…» — досказать не успели, спрашивали слишком долго потому и нарвались на такой ответ: «Тебе чего, интеллигент паршивый… откуда ты взялся?.. бакланить будешь в бубен дам… — волчара позор — ный!..». Разговор не состоялся надо идти дальше более покла — дистую личность искать. Вот в таких непростых для нас услови — ях на пути к цели желательно отыскать персонажей достойных. И так как в прошлом мы уже обожглись на всякой рвани бес — призорной, нам потребуются люди особой категории, чтобы вы в дальнейшем не упрекнули нас, сказав, что напрасно с нами связались. Начать придётся опять-таки с того самого Ростовско — го ЖД-вокзал «Пригородный», где мы с вами уже не раз побы-

вали. В те минувшие счастливейшие и не обременённые забо — тами времена, о которых сейчас большинство даже не подоз — ревает, в магазинах на прилавках не было в ассортименте мно — гих блестящих китайских товаров, но зато не было и долгов. Громадные задолженности: по ссудам, ипотекам и кредитам, коммунальных грабительских платежей и всяких налогов на имущество, платы за школу и детский садик, и ещё массу на — думанных платежей, которые пришлось бы перечислять долго. Человек спит спокойно, когда сказанное выше отсутствует, и ему не снятся кошмары, в которых он видит приставленный к горлу ножик и громкие слова в ушах: «Когда скажи, гнида, долг отдашь!..». Бедняга просыпается в холодном поту не отдох — нувший и не выспавшийся садится за руль своей «Хонды» и не — сётся по улице, глаза вылупив от хронического недосыпания на работу чтобы не опоздать, а тут на дороге столб не к месту по — ставили: машина, которая в кредите всмятку: бедняга лежит в больнице загипсованный по уши!.. Нет! Что не говори, а те времена были намного лучше тогда все ездили пассажирскими поездами и электричками. Вокзалы же являлись центром всей жизни страны и весь советский народ, потому и стремился туда не исключая чиновников всех рангов и высоких партийных

«полу-вождей». Самолётами пользовались довольно редко лишь в том случае, когда время поджимало: спеша на похоро — ны к родственникам, кому-то надо было успеть на спортивные соревнования, а кто-то торопился использовать отпуск макси — мально. Легковой автомобиль будь то «Москвич» или «Волга» рассматривался, как средство съездить на дачу, на рыбалку в ближайшую деревню или в рощу с любовницей, кстати, многие именно для рощи его и покупали, а так бы как говорил наш ге — рой романа Федот: «Нафиг бы он и нужен!» — других примене — ний этот вид транспорта редко заслуживал, хотя о нём и все мечтали, в душе тая всё ту же рощу. Давным-давно ещё с тех времён, когда появились наконец-то механические часы, ум-

ные люди подсчитали, что женщины думают о мужчинах не чаще чем раз в неделю и то когда деньги у неё на исходе, а вот мужчины минимум шесть раз каждые десять минут, потому и машина крайне необходима для рощи. Если вдруг кто задумал да ещё громогласно заявил, что он собирается на «Москвиче» отправиться на берег Чёрного моря, на него тут же смотрели как на ненормального, ибо это значило — что с рюкзаком за спиной отправиться на вершины Гималаев. Правда, были ещё допотопные монстры «Икарусы» их можно сейчас увидеть только в старом чёрно-белом кино: это такая длинная кишка с полукруглыми оконцами как на морских кораблях иллюмина — торы; сзади ещё курдюк, как у откормленной овцы: там двига — тель расположен. При работе этого самого мотора всё кругом начинает дрожать и под ногами тоже, вороны возмущённые почему-то разлетаются, а уши лучше бы всего ватой заложить. На таком непростом транспорте чтобы ездить в далёкий пре — далекий город требовалось быть не совсем бедным — билет стоил денег. Сел в мягкое сидение как в перину или в объятья полной женщины утонул и спи себе от Ростова-на-Дону до са — мого Киева. Реклам тогда ещё не было и большинство народа такого-то и слова не знали; если бы в деревне, к примеру, про — изнесли это слово, могли подумать всё что угодно от оконных рам до матюгов. Тем не менее, она существовала, и наглядно каждый гражданин видел её своими глазами сотни раз за день, только он не знал, что это и есть та самая реклама «Летайте са — молётами Аэрофлота!» — уговаривала красочная надпись в полверсты пассажиров электричек. «Храните деньги в Сберега — тельной кассе!», а где же их хранить, если не там: дома под матрасом украдут — замки на дверях от честных людей, в мага — зине — то, что там лежит — оно и даром не нужно. Совсем не — давно сняли длиной в километр транспаранты «Кукуруза — это молоко! Кукуруза — это сало!». Нету ни того ни другого: оказы — вается не только молока и сала, но и многого чего крайне не-

обходимого. На их место вмиг прицепили ярко красные «Пар — тия — это ум и честь нашей эпохи!». Честь она, говорят, ещё в ранней юности потеряла под кустом сирени, а ума так и не приобрела, лишь сказала на прощанье: «Это мне лишнее и во — все ни к чему проживу и так…». «Мир — Труд — Май!». Трудить — ся за трояк никто уже не хочет, на работу ради приличия ходят, в мае в отпуск каждый второй намерен отправиться, а с самим миром в Африканских странах как-то снова, сказали не к нам. На всякий случай оставили на ветру истрёпанный «Вперёд к коммунизму!», чем чёрт не шутит, а вдруг и построим?.. хотя строить что либо, никто и никогда ничего и не собирался.

Вокзал жил своей активной жизнью: работала громкая оповещающая пассажиров связь и колокола из алюминия хри — пло орали с микрофонным писком: «Электропоезд до стации Зверево отправляется с пятой платформы, будьте осторожны, на второй путь осаживается состав поезда»… «Гражданка По — пова вас ожидают у второй кассы вокзала уже второй час»…

«Родителей потерявшейся девочки просят пройти в отделение милиции девочка вас там ожидает и сильно плачет». И нако — нец-то дождались и мы своего оглашения: «Пассажирский со — став, который будет следовать по маршруту Ростов — Волгоград подаётся ко второй платформе, будьте осторожны, не перехо — дите путей в неположенном месте». Микрофон забыла выклю — чить, и оттуда послышалось то, что не предназначалось для пассажиров: «Чего ты стоишь, глазами блымаешь ещё полчаса назад сказала, иди за кефиром… — Ой! блин забыла тумблер выключить!..». Похватав свои саквояжи, мы кинулись искать эту вторую платформу. Заранее хотим вас предупредить, что нас трое. Почему?.. так одному никак с этой задачей не справиться: один должен подсматривать, второй подслушивать и запоми — нать ну а третий соответственно записывать всё в блокнот: из этого, в конечном счёте, что то, да и получится. Через второй этаж вокзала — других путей не существует — по переходу над

путями бежим, запыхавшись на свою платформу. Спускаясь уже по лестнице — видим — на поручнях локтями повис моло — дой с патлатой головой парень, вскинув руку, словно пытаясь нас остановить, громко выкрикнул: «Мужики, я тронут вашей торопливостью, но если не за подло двадцать копеек не одол — жите — трубы с утра горят…». Отвечать на вопрос парня време — ни у нас не отыскалось, как и в кармане отыскать эти двадцать копеек, но уже на самом пороге дорогу нам перегородила цы — ганка с кучей детей, одного из которых закутанного в одеяло она держала на руках: «Куда так торопитесь, червонные коро — ли, за судьбой не угонишься, — сказала она, закупорив проход,

— задержитесь немного, я всё наперёд вам скажу…». Протисну — лись под стенкой, но детвора как мухи облипли наши саквоя — жи, пришлось метров пять по площадке тащить их за собой и наконец-то выскочили на свой перрон. Оглянулись туда-сюда: стоит состав на своём месте — поезд до Волгограда, но не имел, видимо, ни начала, ни конца, ибо взглядом эти концы не про — сматривались. Всунулись в свой тринадцатый вагон от головы поезда, как и указано в билете, когда спросили сколько от хво — ста, то получались те же тринадцать это затем — объяснили нам

— чтобы не путались. Вагон «плацкарт — общий» — ну это как Лу — на на небе она-то тоже общая все скопом на неё глядят никому не жалко, а чаще не замечают, есть она там или давно куда-то пропала. Нашли свои места в загородке на четверых для лежа — чих людей на полках, но при желании можно разместить семе — ро лежачих в третьем ярусе и четверо стоячих; на наше счастье нас пока токо трое. Сели на жёсткие лавки-лежбища для ночи и с облегчением вздохнули. Через двадцать минут поезд, как обычно несут покойника на кладбище, пополз по-змеиному в сторону речки Дон. Переползли по мосту, который чем-то сма — хивал на этажерку, вскоре очутились на той стороне реки и за — мерли часа на полтора. Первой оказывается остановкой, была станция «Заречная» — ровно через тысячу семьсот сорок пять с

половиной метров от вокзала Ростов — Пригородный. Через час с четвертью кто-то из наших пассажиров сказал: «До начала второго всемирного потопа, пожалуй, доехать не успеем…». Напрягая зрение, внимательно вглядываясь в стены, принялись осматривать свой плацкарт — загородку, как предмет возмож — ного долгожительства здесь. Одна из стен, как и вторая за на — шими спинами были покрыты автографами напоминающие те, что оставили наши солдаты на стенах Рейхстага в далёком со — рок пятом. Стали внимательно вчитываться из чего сделали вы — вод, что на одной стенке расписывались призывники, которых везли куда-то в воинскую часть, а на второй дембеля спешащие домой к любимым. Первая стенка в основном ругательная по напрасно потерянной жизни гласила: «Разлука ты разлука род — ная сторона!.. Кругом одни подколодные гадюки и сволочи козлячие!.. Сердце потухло — собачья жизнь настала!», вторая стенка говорила о радостях в жизни: «Спешу на кровать!.. Оття — немся, и оттопыримся, Машку к пузу прижмём!.. Не упусти свой шанс расстегнуть её!.. — Дальше шла приписка другим почер — ком, — Расшевели её и застегнись!..». Дальше читать нам по — мешали, решили знаменитые афоризмы после дочитать и пе — реписать.

За окнами проковыляла по встречному пути жёлтая ре — монтная дрезина, которая на себе громадный электрический столб потащила и мы решили, что затем и стояли — по ошиб — ке кто-то этот столб ненароком сшиб. В эту минуту наконец — то отдохнувший поезд дёрнул со всего маху вагоны так, что наши саквояжи попадали нам на головы и тут он начал своё движение. Мы уже сожалели, что связались с этим прокля — тым поездом, и настроение было — хоть назад возвращайся, когда неожиданно в просвете перегородок купе-плацкарта, где мы смирно сидели, встала проводница. Стояла и молча — ла, с любопытством глядела на нас, словно вспоминая, где она нас раньше видела. Но мы тут же, разом спросили:

— Будьте добры, скажите уважаемая бортпроводница, станция Батайск через, сколько часов будет?..

— А вам оно зачем?.. — вопросом на вопрос ответила она.

— Видите ли, дело в том, что пока мы вот так едем… — мы бы за это время туда и обратно успели бы ногами, раза три сходить — потому мы боимся чтобы не проспать, а то знаете, вздремнёшь ненароком…

— Так зачем залезли сюда?.. В Батайск автобусы со старо — го базара, через каждые двадцать минут отправляются.

— Так нам в Сальск надо: друзей повидать о жизни спро — сить.

— Вы мне голову тут не морочьте!.. — перебила она нас, не дозволив досказать, — то вам Батайск нужен был теперь Сальск, а ну покажите билеты!.. повлезают сюда кому не лень не знают, куда и едут!.. — давай билеты, говорю, чего там чешешься или у вас их отродясь не было?..

— Мы же вам их при входе в вагон предъявляли… вот, пожалуйста, наши билеты мы не зайцы…

— Меня долг обязывает билеты проверять и бороться с такими пассажирами чересчур умными как вы!

— Так мы же, если мне память не изменяет, ничего не на — рушали…

— Тогда чего своим языком мелешь… — щас нажрётесь как свиньи, а после Батайска вначале песни орать станете, а потом за вами блевотину убирай!

— Так мы же не пьём совсем…

— Все вы не пьёте, пока не наливают!.. таких трезвенни — ков я в тамбуре штабелем укладывала, чтоб на ближайшей станции спихнуть на площадку.

— Польщён я до глубины души вашим откровением, но это не по адресу. Вы, гражданка бортпроводница, вероятно, чем-то обеспокоены, а на нас решили зло согнать. Строить взаимоотношения с пассажирами столь негативные в самом

начале пути не желательно. Лучше скажите, когда мы в Сальск прибудем ночью или днём?

— Вот когда доедем, зеньки раззявишь, в окно выглянешь и узнаешь… пошла я дальше, вас проверять. Заговорили мне зубы… — забыла, куда и шла!..

Когда проводница ушла, все с облегчением вздохнули, и кто-то негромко сказал:

— Да-а-а, такой бабе палец в рот не клади в раз откусит. Видимо до Сальска доехать, это не в публичный дом сходить, а по началу, казалось совсем рядом.

Сидим, думаем, как бы чайку попить и заодно радуемся, что четвёртого не подселили, неожиданно в просвете снова появилась проводница, остановилась и снова глядит на нас, будто мы вчера что-то у неё украли, наконец, сказала:

— Так… это те, что за Сальск, спрашивали… — нет… мне, кажись не этих надо!..

С этими словами собралась удалиться, но мы успели спросить:

— В какое время поезд прибудет в Сальск?..

Удаляясь уже по коридору, ответила: «Три часа туда три обратно…». Высунув голову за перегородку в спину ей, крик — нули: «А от какого часа считать?..». Удаляясь и не поворачи — ваясь в нашу сторону, в ответ прокричала: «От порога…». Нас это крайне ввело в заблуждение. Вытащили из саквояжа лог арифметическую линейку вместо калькулятора, которого то — гда ещё в природе не существовало, скрупулезно принялись на ней высчитывать время в пути. Линейка выдала сногсши — бательный результат: по её мнению выходило, что если счи — тать от момента отправления поезда то в первом случае мы уже подъезжаем к месту назначения, а во втором варианте мы там ещё в обед должны были быть, когда ещё и в поезд не садились. Долго крутили линейку в руках и пришли к вы — воду, что она испортилась — глючить стала, если говорить

языком современным. Тем временем события в поезде ни — куда не хотели двигаться, пришлось сидеть, положив ладони на коленки пока не проехали Батайск, и тут наступила ночь, но мы пока об этом ещё не знали. Разом поглядели вначале налево, глазам не поверив глянули направо — за оконным пейзажем полюбоваться не удалось: с обеих сторон вместо окон висят картины Малевича «Чёрный квадрат», но было подозрение, что кто-то чёрной краской забелил стёкла. Дав — ным, давно пора было пить чай. Тут мы заметили, не приме — няя линейку-калькулятора, высчитали, что оказывается наш поезд, делает остановки, отсчитав ровно сто тринадцать столбов, ибо это было точно установлено способом — при — плюснув щекой к стеклу «Чёрного квадрата». Спустя время, попытались ещё раз посчитать столбы, но они почему-то ку — да-то исчезли и дальше поехали без столбов, отмерять рас — стояние не стало почем. Минуя очередную остановку, при — шло просветление по поводу столбов — нас тащил тепловоз, дымя солярным перегаром, который втягивало в открытые двери прямо под юбкой проводницы. Чаю попить так и не удалось, неожиданно вползли на светлую станцию, на фрон — тоне которой прочли «Зерноград» — сразу поняли, это здесь где пшеницу выращивают. Стояли долго и уже решили без чаю укладываться спать, но матрас почему-то никому так и не дали видимо за ним требовалось идти и брать самому: это наше упущение, но вскоре бабка, к нам зачем-то просу — нувшая голову из-за перегородки развеяла наши заблужде — ния, сказав: «Какие вам, милок, матрасы… их дают, начиная с тех, кто до-Котельниково и дальше…». На голой полке и на кулаке под головой сильно не поспишь видимо потому и во — царилось тягостное молчание и снова захотелось вернуться назад, и подмывало кого-нибудь отматерить. Неожиданно в просвете входа в нашу загородку возникло лицо с громад — ным синяком под глазом, хотя страдальческий взгляд полно-

стью отсутствовал. В спину это лицо толкала бортпроводни — ца, а оно зачем-то упиралось. В последнюю минуту она со всей силы для надёжности толкнула, чтобы не надумал вер — нуться, при этом сказала: «Забирайте, пока я его не приби — ла!..». Мы открыли разом рты выразить возмущение, но бы — ло поздно, её уже и след растаял. Личность с синяком под глазом нас либо не замелила или мы не представляли ника — кого интереса для неё. Мы вновь разом открыли рты, чтобы как-то обратить на себя внимание и заодно поприветство — вать незнакомца… снова не успели! Расхристанная личность с синяком под глазом недолго думая стала карабкаться на вторую полку. Полез туда, в чём был одет и обут. На поднож — ку, прикрученную к каждой стенке, поставил ногу, и со странным словом: «Пидар-р-р-ы!..», упал на полку, растянул — ся и тут же захрапел. Послышался храп похожий странным образом на произнесённое им слово. Мы стали ломать голо — ву и над словом, как и над самой личностью с синяком. Вскоре сивушный перегар до этого заползший вместе с не — знакомцем к нам в «купе» был подавлен новым удушающим запахом солярки, из чего мы сделали вывод, что это лич — ность тракторист: недаром и подсел к нам там, где пшеницу выращивают. К тому же это подтверждало и само слово, ко — торое он произнёс перед сном, ибо оно созвучно с тракто — ром, даже когда его заводят, в унисон звучит, или запчасть к трактору. Если запчасть, подумали мы, — тогда куда она де — лась?.. Пока мы размышляли, с верхней полки тонкой тягу — чей струйкой до самого пола потекла слюна от тракториста. Этого нам только и не хватало!.. Дружно вспомнили, что со — бирались идти за чаем. Из своей загородки выходили, при — жавшись к полкам аккуратно обходя свисающую жидкую ве — рёвку, а выйдя в коридор, от волнения забыли в какую сто — рону идти. Шедший первым свернул налево мы пошли за ним — это оказалось ошибкой, чай был не там, но этого мы не

знали. Медленно продвигаясь вперёд, стараясь не разбудить уже спящих пассажиров, при этом лицом отстранялись от торчащих ног из полок плацкарта. Об этом стоит рассказать подробней, ибо, когда шли туда, на полную мощь работала левая ноздря, а когда возвращались обратно, она отдыхала, вместо неё заработала правая часть носа. Первыми встрети — лись на нашем пути валенки той бабки, которая насчёт мат — раса нас просвещала. Вначале резко ударило запахом овечь — ей шерсти, напомнив нам о том, куда мы едем, но тут — же новый запах подавил предыдущий нашатырём в совокупе камфары, скипидара и ещё какой-то мази экзотической, ко — торая нам была неизвестна. Этот промежуток коридора прошли, чувствуя появившееся головокружение. Минуя сво — им лицом эти валенки, заодно кинули взгляд на старуху — лежала та на спине, сложив на груди сцепленные руки, веро — ятней всего бедняжка к загробному миру готовилась. Пошли дальше и следующим на пути — голые ноги торчали! Это ви — дение немного морг напомнило, обычно там такие ноги из — под простыней выглядывают. Ноги какие-то странные, боль — ше на запечённые свиные окорка похожи, которые на рынке в мясном отделе на крючках висят. Запах на удивление от — сутствовал, но немного тройным одеколоном попахивало. Очередные оказались кирзовые сапоги не снятые с ног ви — димо по причине своей дороговизны. От них несло коровьим навозом — это решили мы — животновод ночует. В следую — щей загородке к нашему разочарованию ничего не торчало. Поравнялись и на время застыли. Предстала картина, на — помнившая нам, где Запорожские казаки пишут письмо ту — рецкому султану с одной только разницей, что у казаков карт игральных в руках не было, их тогда ещё не придумали. От — кидной столик тот, что под окном присобачен, завален яст — вами не первой свежести: по запаху слышно было, что види — мо курица давно пропала, а всё это дополняла гора бутылок

всех мастей. Посреди на полу между полками чемодан ле — жит и на него карты игральные бросают: размах для руки свободный потому и хлопки с оттягом чередовались, и это сильно напоминало, когда пощёчины дают кому-то. Играли в игру непонятную, а может они были по профессии ассениза — торами или водопроводчиками сделали мы вывод из их громких выкриков: «Куда пошёл?.. продуй дупло!..».

На это замечание сидящий мужчина напротив, ответил не менее загадочно: «Ты, пентюх, в дырку не подглядывай!.. ку — да валета бубнового дел?.. утопить тебя в нужнике надо!..». Чем дольше мы слушали, тем непонятней нам игра эта каза — лась и вот новый выкрик: «Заигрался сучий потрох… — выбрось нахрен всю ту шваль!.. зачем ты её нагрёб полные лапы?..». Приняли решение, что от азартных игр надо быть подальше с тем и двинулись своим путём. Вот тут-то нас надолго остано — вило препятствие, которое глубоко в душе преодолевать тре — бовалось, а мы, к сожалению, к этому не готовы были.

Из-за перегородки выглядывала женская ножка и поче — му-то одна: в капроновом чулочке такая элегантная красивая и душистая: стали принюхиваться не иначе духи «Красная Москва». Всем захотелось вначале прикоснуться к ножке, потом погладить нежно её, а там что Бог пошлёт!.. — но во — время одумались и отказались от этой рискованной затеи, а вдруг проснётся!.. Стоять долго смотреть и вдыхать приятный запах этой ножки было неприлично, пришлось идти дальше. В следующеем базочке — играли в домино. Что это такое мы знали не понаслышке: такие чёрные костяшки с белыми кружочками, но не они привлекли наше внимание, а можно сказать даже наоборот мы на эти костяшки вовсе не смотре — ли, нас заинтересовала сама игра по причине своей опять — таки непонятности. Так увлеклись и заслушались, пытаясь разгадать этот ребус, что забыли, зачем и шли. Диалог между игроками в карты и домино отличался по своей сути самым

существенным образом. В эту минуту позвучал призыв тот, что кричали ещё на баррикадах в Париже во времена вели — кой французской революции, от этого лозунга мы даже ра — зом на месте подпрыгнули: «Ты куда её суёшь, козёл!.. рыбу, сука, не делай!..». На столь конкретное замечание виновник видимо на правах Гавроша с обидой ответил: «Где я возьму тебе баян?.. он всего один и это тебе не м…», — дальше по — следовало нехорошее слово, которое связано с каким-то на — секомым мы его за ним повторять не станем, но окончание этой тирады гласило: «…чтобы плодиться в укромных мес — тах… — может у себя поищешь?..». В ответ прозвучало при — мирительное обращение: «Козлина ты безрогая!.. отправлю туда, где раки зимуют!». Ответ был для нас не совсем поня — тен: «Сейчас разбежался!.. рога поломаешь, и жинка новые наставит…». Но тут в диалог вступил третий товарищ, кото — рый сцепив до кучи зубы и проскрежетав ими, как рашпилем по металлу вымолвил своему напарнику сидящему напро — тив: «Куда, падла, голого дел… в штаны засунул?..». Ответ, как и первый, мало, понятен был: «Ты жертва аборта!.. не задавай козлячих вопросов, пасть распахнул я его и в глаза не видел!..». И тут же через секунду ударил костяшкой со всего маху, крикнул: «Всё в ажуре нюх подвёл: комплект с компотом на чифире — вы, ребята, козлы!..». Мы пошли дальше, вспомнив о том, куда направлялись изначально. В очередной плацкарте была тишина: лишь слышалось непо — нятное звучание, словно из-под земли: «У-у-у-о-о-о-у…». Что — бы удовлетворить любопытство, заглянув туда, вдруг поняли, что люди с каким-то богом общаются на своём языке. Кто он был этот бог, было не совсем ясно, может быть, Моисей, а ве — роятней всего Кришна, ибо большая борода, свисавшая на ко — лени и лысые черепа, именно об этом и говорили, остальные участники ритуала сидели, сложа до кучи свои ладошки. За — сомневавшись на минуту, заподозрили в них киргизов, кото-

рые направляются в свои родные края или дагестанцев еду — щих кружным путём через Астрахань, чтобы по пути осетро — вой икоркой разжиться. Чтобы не отвлекать людей от медита — ции пошли дальше, где носом тут же уткнулись в висевшие на подножке портянки отдающие запахом, который убивает ко — маров наповал, но сечас была зима, и комаров не было. Не стали задерживаться и равнодушно зажав ноздри пальцами, прошли мимо скорым шагом в самый конец вагона и тут толь — ко поняли, что шли сюда в такую даль зря. В конце вагона справа стоял ящик для мусора слева дверь в туалет. Оказыва — ется, выйдя в коридор, повернули не туда, и теперь нам пред — стояло преодолеть путь в обратном направлении, но чтобы не считать вояж напрасным решили впрок сходить в туалет по лёгкому. Этого сделать не удалось: сколько мы дверную ручку не шевелили туда-сюда — дверь молчала. Дорога домой все — гда короче это все знают, но было всё-таки препятствие, кото — рое преодолеть без остановки мы никак не решились — это всё таже красивая женская ножка, возле которой мы вновь застряли. Передать доступным языком те чувства которые нас посетили в те минуты роковые в душе у каждого из нас крайне сложно: это гамма страстей в совокупе с мысленным лобыза — нием всех доступных и не очень мест человеческого тела вплоть до кусания зубами и работы на ощупь в темноте того вечно скандального языка. Постояли, понюхали, повздыхали и помечтали с чем как побитые собаки и побрели, опустив голо — вы дальше. Эта девичья ножка у каждого в голове продолжа — ла мучить нас ещё часа два, и мы не могли от этой навязчивой мысли никак избавиться до тех пор, пока одному из нас не пришла в голову идея высказать её: «А вдруг, — сказал он, — у неё всего одна нога… — второй-то мы не видели?..». После такого высказанного умозаключения мысль о красивой ножке из мозгов сразу мгновенно стёрлась как на магнитофонной ленте. Попросту испарилась и мы обрели покой, и сразу

вспомнили за свой чай, который должны были выпить ещё часа три тому назад; приняв решение напиться впрок, чтобы попусту не тревожить вагоновожатую снова вышли в коридор. Сейчас мы шли в правильном направлении, подойдя к двери купе-клетушку проводницы и приоткрыв её извиняющимся голосом, собрались спросить, но не успели!..

— Чего вам?.. — спросила она и, не дожидаясь нашего от — вета, выпалила как из гранатомёта, — если водки то кончи — лась… — есть коньяк, но он в три раза дороже, чем на — Будёновском, а чача — если тара есть у вас. Мою всю раста — щили. Стаканы из-под чая не дам и так уже все перебили. Чё глаза вылупил?.. если хотите чачу пейте здесь от пуза, но из одного стакана. Деньги вперёд!..

— Мы же вам уже говорили, что мы не… — попытались мы разом сказать и снова не успели.

— Чё, ты там говорил, то себе в заднее место запихни! Не будете брать — проваливайте, а мне надо в тамбур идти две — ри открывать Егорлыкскую встречать!..

С этими словами проводница встала, оттеснила нас от двери, выйдя в коридор, перед нашим носом захлопнула двери в свою «каюту» после чего провернула ключ в замке. Чаю попить в эту минуту снова не удалось. Закралось в мыс — ли подозрение, что чай здесь редкость или спросом не поль — зуется, вероятно, тут пьют иные напитки. Делать нечего, по — брели и мы вслед за проводницей в тамбур встречать вместе с ней Егорлыкскую, а заодно покурить. На станции на удив — ление долго не стояли вскоре поплыли медленно как по во — де дальше. Мы все трое курили уже по третьей как бы впрок, а проводница всё стояла перед открытой дверью и печаль — ным взглядом провожала тусклые последние огоньки и при — плюснутые к земле хаты станицы. Перед глазами проплыл переезд через железнодорожные пути, на котором стояла женщина в жёлтой безрукавке поверх ватника в одной руке

держала такой же жёлтый смотанный на палочку флажок, а второй длинную верёвку шлагбаума — журавель токо без ведра. Проводница проводила долгим взглядом женщину на переезде и с сожалением в голосе сказала:

— Щас нас пропустит дышло на цепок амбарным замком запрёт, в конуру свою залезет и дрыхнуть до утра будет…

— А как же переезд кто транспорт пропускать будет?.. — спросили мы.

— Какой транспорт?.. здесь токо на лошадях ездят да на тракторах и то днём, а щас все спят, а пьяный и так объедет. Вот блин!.. надо и себе в стрелочники переходить хоть вы — сплюсь… и будку поспокойней подобрать.

Со всего размаху захлопнув дверь в вагоне, окинув по очереди нас недовольным взглядом, уже направляясь в ко — ридор, сказала:

— И что за мужики пошли, токо чача им и надо ни одна, сволочь, ночевать не попросилась, токо убирай за ними!..

Следом пошли и мы, но ночевать у нас место уже было, потому, зачем напрашиваться, подумали мы. Вернулись в свою загородку плацкарт. Слюна у тракториста, по — видимому, давно кончилась как солярка в тракторе; на полу круглое мокрое пятно и торчащее заднее место механизато — ра из вагонной полки: он сейчас отдыхал и общался с пере — городкой потому и прошли мы на свои места без препятст — вий. Подумав плохо о бортпроводнице, мы оказывается, её недооценили, ибо вскоре она к нам сама пришла вначале вросла в пол на проходе, потом сказала:

— Я так и не поняла, чего вы хотели, раз чачу пить не хо — тите?..

— Нам бы чаю!.. — разом выкрикнули мы коротко, чтобы на этот раз успеть.

— Так бы и говорили, а то мямлите себе под нос что-то. Щас вода закипит, а то тот с бородой как у Хотабыча со

своими лысыми весь кипяток вылакали, куда оно им только влезло обдуться можно. Вам скоко?..

— Давайте по два стакана, — снова одновремённо ска — зали мы.

— На того тоже?.. — кивнула головой в сторону тракториста.

— Нет на него не надо, он пьёт совсем другой чай, тот о котором вы говорили ранее, но ему сейчас не до него. За — будьте о нём, как будто его и нет вовсе.

— Не надо так не надо, но я что-то не пойму, если он не с вами тогда откуда он взялся?..

— Так вы же сами его к нам затолкали!..

— Правильно я его к вам привела думая, что он ваш и би — лет у него не спросила… — он сам мне сказал, что ему надо туда, где трое!.. Так ладно… я с ним утром сама разберусь, на второй глаз фингал ему поставлю. Вам с сахаром или без?..

— Разумеется, с сахаром и вдвойне, чтобы сладким был…

— Тогда будет дороже — с вас за шесть штук полтора рубля деньги щас пока не забыла. Если хотите быстрей чтобы мне не мотаться сюда туда пошли со мной в кубрик там посидите.

Пошли вслед за ней по дороге кто-то из-наших ей в спи — ну спросил:

— Уважаемая, вагоновожатая, разрешите узнать ваше имя и на всякий случай скажите почём у вас сахар?.. мы хо — тим с собой в дорогу взять на всякий случай…

— Сахар по деньгам, — ответила она, приходя в настрое — ние и довольно спокойно, — а с вчерашнего утра ещё пока что Светой звали.

— И на том спасибо. Между прочим, мы не настаиваем на его цене, мы просто хотим купить немного оптом, если это возможно.

— Вам же не мешок сахару надо… — поищем в закромах. Вошли и остановились в тесном промежутке кондуктор-

ского купе, осматривая места, где бы примоститься: неожи-

данно в дверях возникла небритая рожа какого-то типа, ко — торая с шумом выдохнула в это маленькое пространство си — вушный перегар Змея Горыныча, выкатив из орбит глазные яблоки вымолвила:

— Отойди, мужик, в сторону дай с начальницей погово — рить… — После этого ещё пару раз дохнул, как будто из воды вынырнул и, обращаясь к Светлане, продолжил, — Светочка, как там будет насчёт выпивона без закусона?..

— Вы точно со свету решили меня сжить!.. может, хватит уже?.. потом таскай вас по коридору на выход, к тому же не помню кому куда…

— Света, буду последней падлой, сам вылезу, если не просплю — клянусь!.. дай — хоть пару пузырей.

— Между прочим, — ответила Светлана, — я как видишь, с людьми разговариваю, а ты ко мне как к вокзальной шлюхе обращаешься, я вам не та, что с кем попало на первую по — павшую лавку, на спину падает!..

— Светочка, о чём базар, есть лаве… — выставляй этих хмырей да лезь в заначку свою, а то мужики меня дожида — ются, и не обижайся ты на нас по пустякам!..

— На обиженных, как ты знаешь, воду возят, а я ещё пока не водовозка и не лезьте вы мне в душу там и так как коты нагадили.

— Если ты насчёт этих, хмырей, которые тут тебя обложи — ли, так я их быстро за порог выставлю!..

— Ты, сукин сын, тут не гоношись!.. Выставлять, он кого-то собрался — себя лучше выстави!.. осрамишь тут меня!.. и принесла же тебя нелёгкая в недобрый час, как будто тут всё даром даётся… Деньги хоть есть?.. — сделав паузу, спросила она, — предупреждаю, что деньги вперёд и тот номер у тебя не пройдёт, что пойдёшь по вагонам шманать. — Вконец рас — строившись, взглянув на нас, сказала, — не обращайте вни — мания на этого юродивого; идите сейчас принесу и вам.

Вернувшись на место, и наглядно узнав внутреннюю сущ — ность вагонной жизни, затаились в ожидании чая в своём куб — рике, продолжая невольно вспоминать непредсказуемого ти — па, который чуть было, не бросился на нас и кто-то сказал:

— Вот что я вам скажу, что из всего этого можно сделать конкретный вывод: оказывается здесь свои законы сосуще — ствования — это как на необитаемом острове, куда выброси — ло экипаж корабля после его крушения. Представляете?.. первобытные какие-то желания в мысли лезут всё время и та девушка небесное создание с её красивой одной ножкой в чулочке… ну, прямо ерунда какая-то получается!.. поезд этот словно заколдованный — хотя бы быстрее покинуть его. Пол — ная ясность здесь везде отсутствует: возьмём, к примеру, эту старуху, которая у нас по соседству за стенкой лежит — жива она или уже нет?.. вы за последние часы хоть раз видели, чтобы она шевелилась?.. лежит как восковая, токо-что гроба не хватает. Как прошамкала нам про матрасы и больше ни гу — гу! Поневоле навязываются всякие нехорошие подозрения, а те, что всё время молятся их как рассматривать?.. Можно, конечно скептически допустить, что это всё наше заблужде — ние, но тогда если судить по самой проводнице, и остальным подозрительным личностям, включая игроков всяких, то мы едем в каком-то поезде призраков. Впрочем, последнее то — же абсурдно: с нас просто смеяться все будут…

В проходе появилась Светлана с подносом в руках — на — конец-то прибыл наш долгожданный чай! Ставя поднос со стаканами на столик, сказала:

— Вы не обижайтесь, я, если бы знала, давно бы прита — щила вам этого пойла. Чучмеки весь кипяток вылакали, а вы оказывается, тоже чаем балуетесь, кто же знал, а так больше никто не просит. Бабка тут где-то рядом с вами прижилась, вроде бы заикалась что-то насчёт чая, а потом или переду — мала, или перехотелось, но куда-то пропала.

— Да вон её валенки в коридор выглядывают. Ты бы Све — точка не посчитала за труд, погляди живая она там или Богу душу отдала?..

— Что вы такое говорите?.. Мне ещё покойников только в вагоне не хватало, а то весь набор интеллигенции!.. Да что там может с ней случиться, я эту старуху давно знаю, она всё к сво — ему внуку ездит в Батайск, а тот всё время из каталажки не вы — лезает, вот она за него и переживает. Вы чайку попейте, и ве — щички потихоньку собирайте, через час будет Сальск, а я по — шла.

Под утро, когда на дворе ещё стояла темень хоть глаз выколи прибыли в Сальск. В проходе нашей клетушки возник силуэт проводницы, которая недовольно сказала:

— Кажись ваша станция… — поспать никак не успеваю!.. — задрав подбородок, глянула на всё ещё спящего тракториста, кивнула головой на него, спросила, — этого забирать будете?..

— Зачем он нам?.. мы его первый раз видим, — ответили

мы.

— А мне он зачем?.. — удивлённо сказала Светлана, — он

мне сказал, что его трое ждут вас тоже трое я и подумала, что вы… — а так… придётся до Котельникова везти, а там, в линейное отделение милиции сдавать. Мне бы лучше, если бы вы его забрали, чем тягаться с ним по вокзалам.

— Нет, извините, но нам он тоже в тягость… простите, будьте любезны, дайте пройти.

Мы ранее уже говорили, что поезд наш не имел ни нача — ла, ни конца так оно и вышло. Посадочная площадка в Саль — ске для такого состава была коротка, и наш вагон протянули куда-то в глухую темень. Пришлось с высоты прямо на гра — вий прыгать в эту тёмную бездну. Двое упали на руки, третий удержался, схватившись за остальных под ним лежачих. Вдали мелькали огоньки придавленного к земле города. До самого вокзала идти было недалеко: освещался вход в зда-

ние и пара фонарей по бокам коптили. Дул холодный ветер, который пронизывал все внутренности постепенно пробира — ясь по телу туда куда не положено. Кто-то сказал: «Наверное, гололёд будет, если не завтра, то через пару дней обяза — тельно…». Разом спросили: «Тебе-то откуда известно?..». На что получили незамедлительный ответ: «По приметам вид — но: грачей не-видать, они перед гололёдом прячутся, боясь льдом покрыться, потом не взлетит…». Не соглашаясь с этим прогнозом, сказали: «Так щас, же ещё ночь, какие могут быть граки?..». На что получили объяснение: «Потом скажите, ко — гда окажусь я прав, пошли быстрее в вокзал, а то тепло всё выдует из штанов…». Потрясённые до основания недолго колебались, взяли в руки саквояжи и, спотыкаясь по гравию в кромешной темноте, вдоль стоящего поезда устремились под крышу вокзала, чтобы быстрее обречь там тепло. В две — ри вокзала вскочили с грохотом горного обвала и тут же за — мерли. Пусто кругом, как ночью на кладбище! Но тут разгля — дели, что тётка с ведром и веником через зал идёт, обрели спокойствие, что есть живая душа и ринулись к батарее цен — трального отопления. Металл обжёг ладони ледяным своим молчанием, и тут только дошло до сознания нам, что на ули — це гораздо теплее, чем здесь в помещении, если ветер в рас — чёт конечно не брать. За нашими спинами остановилась тёт — ка с ведром; прокуренным и пропитым голосом сказала:

— Чё вы её лапаете?.. вторую неделю Мишка не топит, со — бака!.. Как поехал в Батайск за углём, так и пропал вместе с шофёром. Наверное, уже весь уголь, собаки, пропили, а ты тут замерзай!.. Чтоб они захлебнулись алкоголики несчастные!..

Наша компания одновременно, как от покойника отско — чила от мёртвой батареи и для того чтобы как-то согреться, хлопая себя по плечам и подпрыгивая стали ходить по залу; в это время в окнах вокзала проблеснули глаза фар подкатив — шего на площадь автобуса «Икарус». Вскочив в автобус под

№-1 местного маршрута, в котором почувствовали сразу теп — ло, вначале споткнулись о втянутые ноги через проход, но вслед за этим закралась мысль, что не всё ещё потеряно и нам-таки удастся достичь цели. Куда ехали?.. мы и сами не знали: главное, что в тепло попали. В дальнейшем предстоя — ла дорога в степь, но как это всё будет выглядеть, предста — вить пока не могли. Одновременно подумав об этом, кто-то вслух произнёс: «Возможно, даже на верблюдах ехать при — дётся…». В центре салона лёжа на спине с открытым ртом ночевал мужик, вытянутые его ноги перегораживали весь проход, тем самым затрудняя путь пассажирам. В ту минуту, когда мы аккуратно переступали ноги, стремясь в середину салона, где потеплее и прежде чем усесться самим в кресла внимательно вгляделись в лицо лежавшего на сидении — возможно бездомного. Дело в том, что в наши мысли закра — лось подозрение, что тракторист из нашего плацкарта каким — то образом нас опередил, к тому же и рожа явно схожей бы — ла. Вскоре наши подозрения были развеяны самой кондук — торшей автобуса. Впереди на переднем сидении кассирша разговаривала с водителем. Она обернулась, на минуту уст — ремила в нас взгляд, словно застрелить собралась, но воз — можно гипнозом надеясь повлиять на нас, чтобы сами при — шли за билетами. Наконец она встала, встряхнулась как квочка, поправила ремень на сумке, на которой рулоном болтались билеты, передвинула её к себе на солидный жи — вот и не торопясь направилась в нашу сторону. С первого взгляда феномен личности, в особенности, когда это женщи — на определить сложно, потому, как мы наученные ещё по плацкартному вагону приготовились к самому худшему и не — предсказуемому. Тягостные наши размышление были пре — рваны звуком голоса кондукторши, честно признавшись, мы всех их уже боялись, но на этот раз слова кассирши не к нам относились. Она прошла мимо нас, даже не взглянув в нашу

сторону, а всё её внимание привлекли протянутые в проходе ноги. Неожиданно остановилась, словно вспомнив что-то вполуоборота туловища повернувшись в нашу сторону, ска — зала: «Готовьте мелочью под расчёт сдачу ещё нечем да — вать…». Все трое стали рыться по сусекам, выуживая копей — ки, и продолжали наблюдать за кондукторшей. Подойдя к ногам, носком своего сапога постучала по ним, после чего веско и так убедительно сказала:

— Кончай ночевать, алкаш недобитый, скоро на смену, а ты лыка не вяжешь!.. — немного подождала, но ноги молчали и только издавали шумное сопение, как из кузнечных мехов, тогда она продолжила напутствие, приуроченное к пред — стоящей рабочей смене:

— Где ты, сука, на мою голову взялся!.. дома покою нет, теперь и сюда добрался!.. Когда ты уже ею зальёшься и где можно деньги брать на это зелье?.. Бедным девчатам выйти на люди уже не в чем — хоть голыми ходи, а он, падаль, утро — бу свою никак не может насытить!..

Ноги признаков активной жизни не подавали, видя такое дело, к тому же сзади работа ждёт, плюнула на эти ноги и направилась к нам. Подойдя, спросила:

— Ну, шо, нашли?.. тогда давайте.

Вручили кассирше пятнадцать копеек за поезд, получили билеты и, торопясь чтобы успеть, спросили: при этом вспом — нили, как обращался к Светлане её проситель, решив после — довать тому же примеру, посчитав, что в этих краях видно так принято:

— Скажите, милая дама… — досказать обращение до кон — ца нам не позволили:

— Какая я вам дама?.. Дамы в колоде карт лежат, а я кон — дуктор-кассир к вашему сведению. А то дама, дама… — ещё валета сюда прилепите того вон шо, на весь автобус растя — нулся.

— Извините нас, пожалуйста, — сказали мы кассирше про — винившимся голосом, — вы нам не подскажите, как у вас тут в степь добираются?

— Вы чё с Луны свалились?.. чё в неё добираться-то — вы — шел за окраину города и иди на все четыре стороны, куда глаза глядят!.. а вы чё не местные?.. и спрашивается, чё вы там забыли?..

— Мы издалека, приехали к вам отыскать нужных нам людей, они в ваших краях где-то овечкам зимнее жильё строят.

— Адрес хоть знаете… название совхоза?

— Нет, к сожалению этого мы не знаем.

— В таком случае ваше дело мутное и сильно хлопотли — вое и я сомневаюсь, что вы их найдёте. Это вам долго искать придётся, может до самой Астрахани. Тут такого хламья как грязи в глубокую осень. Этих бродяг забулдыг столько тут по баранам якшается, что многие из них уже не только свою фамилию давно позабыли, но и имя своё не помнят. Вон ви — дите того что на лавке лежит?.. тоже такой же! Давно соби — раюсь в компанию к тем отправить да всё некогда за этой проклятой работой: работаю по две смены подряд. Даже не знаю, что и посоветовать вам. Вы я вижу люди порядочные не то, что мой алкаш несчастный. Знаете что, сходите в рай — исполком там у них всё на учёте до каждого барана и по всем овцесовхозам в курсе. Зря вы сюда приехали, смотрю на вас — волынка эта не для вас.

— Что совсем безнадёга?.. — спросили разом.

— Вначале сходите в райисполком, а там чем чёрт не шу — тит, гляди, и найдёте кого вам надо.

Прибыв в начале дня в приёмную райисполкома, терпели — во до обеда ждали, когда кончится планёрка и, наконец, нас принял сам председатель. Доходчиво объяснили ему, что мы писатели и намерены написать большой пребольшой роман о

ихних овцах и чабанах. Произведение будет — сказали мы — не в четырёх книгах, как «Тихий Дон», а сразу в шести и будет он называться «Тихая Степь». Шолохов написал про донских каза — ков, а мы напишем про донских чабанов. Ваши чабаны — сказа — ли мы — умеют любить женщин не хуже донских казаков. Вме — сто Гришки, который всё время на лошади там разъезжал; мы на коня свою Аксинью посадим, и будет всё почти как там, а может получиться и красивше. В ваших степях если копнуть по — глубже и хорошенько поискать, то кладезей добра человече — ских натур не меньше наберётся. Каждый хочет свою книжку иметь и чтоб про него написали, вот только никого не допро — сишься. Если в ваших степях — сказали мы — Гришку с Аксиньей не отыщем, на крайний случай на роль какого-нибудь Будулая подберём. Все возрадовались в кабинете, даже в ладошки за — хлопали. Нам поверили, и тут же председатель с секретаршей взялись за телефоны, непрерывно на них вращая диски, а в паузах между разговорами председатель сказал, что не совсем им подходит название книги, ибо тихо у них бывает: «В году по пальцам дни пересчитать можно». Вскоре к порогу здания был подан для нас транспорт: в бричку впряжены две лошади, тюки свежей соломы в ней и на облучке сидит калмык, уцепившись в вожжи, возможно, ездовой был и не калмык, а казах, но мы способны были отличить только негра от белого. Сердечно прощались с руководством, вышедшим нас проводить, а те в напутствие нам кричали: «Только не забудьте нас упомянуть!..»

— что мы сейчас и делаем. Зарывшись в тюках соломы с удобст — вом и в тепле, приготовились в далёкий путь, но на всякий слу — чай у калмыка, имя его, к сожалению, не сохранилось, спроси — ли, — куда хоть едем?.. На что получили невнятный ответ, что он знает куда, и не раз там бывал. Ну и, слава Богу, подумали мы, и крепко уснули…

Проснулись когда на степь спускались уже сумерки. Спа — ли долго — за весь поезд отоспались, где ни на минуту глаз не

пришлось сомкнуть. Ездовой увидев, что мы зашевелились, не поворачиваясь к нам, сказал: «Подъезжаем куда вам на — до…». Сомневаясь в душе, мы спросили: «А вы уверены?..». Немного помолчав, как бы обдумывая ответ, наконец, ска — зал: «Тех, кого вы назвали, тут два года уже живут, я их как своих ягнят знаю наперечёт…». Переехали по трухлявому мостику через речушку, впереди в отражении рано взошед — шей Луны блестит блюдце озерка небольшого, а справа са — раи стоят окнами в землю вросли. Немного дальше за ними два новых стоят: из-за белого пиленого камня и тёмных швов в сумерках смотрятся как будто в клеточку, к тому же окна застеклённые. Метрах в ста вероятно колодец: длинные же — лезные корыта наполненные водой, столб электрический и насосная будка, в двадцати шагах от которой стоит жилой вагончик, над дверьми которого тускло уже светила лампоч — ка. Блеянья овец неслышно было, видимо где-то пасутся вдалеке. В округе стоит запах навоза, бараньей шерсти и креолина, которым овец мажут зачем-то, а ещё в нём бара — шек купают. Из живности вблизи бродят беспризорно две лошади, которые обратив всё внимание на нас, вначале на — вострили уши, потом издали храп и мерной походкой двину — лись в нашу сторону. Вполне вероятно, что надеялись лоша — ди на сахар, который мы им привезли, но не исключаем: за — видев своих собратьев по тягловой силе, решили с ними по — знакомиться и пообщаться. Метрах в ста от вагончика по на — правлению в глухую степь силуэты двух стоящих людей: сто — ят и вероятно о чём-то беседуют… Мама, родная! Так это же Владимир Чижиков и Алексей Пасюк те, кого мы разыскива — ем. Успели вовремя. Ну и, слава Богу, добрались наконец-то. Дальше дело легче пойдёт: успевай только подсматривать, подслушивать, запоминать и записывать!..

* * *

В вечерних сумерках у самого горизонта длинной свет — лой полосой потухал закат, день уступал место для ночи. На востоке ярко светила первая появившаяся звёздочка, а ско — рее всего это была Венера или Марс; Бекас не очень был продвинут в области астрономии, но песни слушать он лю — бил, потому в эту минуту увидев её, в голове зазвучали слова песни: «Гори, гори моя звезда… — Лишь у меня одна завет — ная… — Другой не будет никогда…». Он старался сейчас вспомнить фамилию и имя певицы и никак не мог, помнил только что она полячка так, по крайней мере, говорили все. Смотрел попеременно то, на звезду, то на закат и на саму степь, сколько глаз обозревал, которая простиралась унылая, серая глубоко осенняя и со стороны которой в лицо дул ко — лючий ветер. Бекас стоял вдали от своего жилого походного вагончика в раздумьях и смотрел на этот неприветливый пейзаж. В эту минуту его голову посетили сверхчувствитель — ные и довольно серьёзные размышления. Мысли немного путались, спотыкаясь одна о другую и до полной ясности и просветления пока что было далеко. Нет!.. о том раннем дет — стве он не вспоминал, ибо по этой части там почему-то был большой белый промежуток — жирным шрифтом кто-то зату — шевал. В своё время, запечатлённое раннее детство куда-то делось, может быть — подумал он — вот как сейчас ветром их выдуло, а те, что остались — дни сегодняшние — текли сейчас ручейком одна другой мрачнее: «Ровно два года минуло с то — го «памятного» дня, о котором так не хочется вспоминать, — подумал он, — когда нас троих сюда принудительно достави — ли. И друга по колонии, который письмо присылал так я его и не отыскал… — у кого только не спрашивал, как в воду канул… степь видно большая. Теперь вот Басмач пропал… — слинял падла!.. к тому же какие-то с собой бабки прихватил, если ко-

нечно Джафар не врёт и воду не мутит…». Вспомнилось то по — сещение Джафара и разговор со всеми подробностями. Вле — тев в вагончик, словно где-то горит, он выпалил: «Так, комму — на беспартошная, бабки ваши уплыли вместе с Басмачём. Мы вам до поры до времени об этом не говорили, думали, что отгуляв, сам вернётся, или менты по старой дружбе привезут, а оно как видите — нет!.. Абдула выдал на руки ему вашу зар — плату: десять штук отстегнул на всю вашу кагалу; Басмач то бугор ваш!.. он и должен был всё поделить по-честному, кто как пахал. Так что с него и спрос!.. и получается, что вы на эту минуту балалайку в руках держите; не я вам её вручал не с меня и ответ; даст бог, поймаете этого полукровку, яйца от — крутите — разрешаю. Чё приуныли?.. Ещё заработаете, не по — следний же день живём… а?..». За спиной послышались шар — кающие по сухой траве шаги, которые прервали размышле — ния, но оборачиваться он не стал, зная и так, что это Лёвчик вечно по пятам ходит. Одиночество, точившее червем душу в последнее время висело тяжестью как гиря на ноге и изба — виться от этого, он это прекрасно знал невозможно в данное время; хотелось сказать, чтобы Лёвчик оставил его в покое, но сдержавшись, промолчал.

— Бекас, чего ты тут вкопался, — остановившись за спиной друга, спросил Лява, — ты уже целый час тут стоишь и мёрз — нешь, оно тебе надо?.. лучшего места не нашёл?.. Не утруж — дай себя думками, я давно обо всём обмозговал, токо ты ни разу до конца меня так и не выслушал!..

— Расплачиваемся, Лёвчик, за свою глупость, наверное, ты пришёл рассказать, как нам когти рвать?.. Так это я и без тебя знаю. Вот только с чем?.. До первых ментов?.. — Влади — мир крутнулся вокруг своей оси и, глядя в лицо друга с пы — лом продолжил, — совершенно согласен, что сваливать от — сюда давно пора, но ты-то как я посмотрю умный кругом и Басмача за придурка держал, а он нас сделал как лохов по-

ганых!.. и сейчас где-то на блатхате оттягивается за наши деньги. Лява, ты святой баламут и я тебя умоляю, помолчи ты пока со своими суворовскими планами, кстати, ты на него и похож. Впереди зима, куда мы попрёмся, глаза вылупив… — в степь замерзать?.. Доживём до весны, а там посмотрим.

— Уговорил, пошли в вагончик. Бекас забей на всё; мозги проветри, а то от этих твоих размышлений и крыша потечёт. Рано или поздно перелистнём и мы эту мрачную страницу жизни… ни у одних нас облом. Дело в том, что как Дыня, так и Джафар вместе взятые могут врать как твари последние. Лично я сомневаюсь, что ему доверили такую сумму, ну сам подумай?.. десять штук это же целое состояние кто б ему их дал?.. Надо этих своих пидаров патлатых и босоту зоновскую прощупать и пробить — они с Федотом, а некоторые вплот — ную тёрлись: кто-то из них гляди и знает что-то о Федоте, просто тот мог случайно проболтаться. Поковыляли в вагон, а там как-нибудь и тему для базара прощупаем и пробьём. Должен быть выход!..

Владимир стороной обошёл друга, больше так ничего не сказав, и поплёлся в сторону вагончика. Вскочив по лестнице, со злостью захлопнул дверь перед самым носом Лёвчика, который попытался войти вслед за ним. Бекас прошёл в дальний угол к своей кровати вначале снял обувь затем курт — ку и увалился в постель; его друг обитал над ним на втором ярусе. Вскоре Лява к себе наверх затащил электрическую пе — реноску с лампочкой, вытащил из-под подушки видавшую виды толстенную книгу, разделся, улёгся на своё место и приступил к чтению. Книга, которую он читал уже третий год подряд, называлась «Тысяча и одна ночь». Книгу, потрёпан — ную с пожелтевшими страницами издания ещё начала два — дцатых годов можно назвать раритетом; где он её взял?.. скорее всего, он уже и сам не помнил. Дочитывая сказки про Шахразаду до конца, начинал всё сначала. Это и было его

главным досугом. Кроме него из жильцов этого общежития этим делом никто не только не баловался, а даже подхалим — ски подсмеивались. Как видно настало время, чтобы внести полноту ясности нам необходимо подробней рассказать о быте и непростой жизни в условиях степи, как самих участ — никах событий, так и некоторых особо ярких персонажах. Начнём с вагончика: сварганили эту вагонную кишку в две — надцать метров на шасси автотралла, присобачили к нему колёса от трактора, и получилось неплохое жильё. Окна бы — ли только на одной стенке под остальными стояли двух ярусные солдатские кровати. Один угол обшит металлом — там стоит буржуйка — и её топят — а чем попало: от угля, ки — зяков, дров и, кончая иной раз, бурьян туда ногой заталки — вают. Лява всегда опасался, что когда-нибудь и его библию сожгут: его сказки все так и называли «Библия царя Соломо — на». Матрасы, подушки и одеяла также были солдатские, по — тому много раз по этому поводу шутили: «Раз никому в ар — мии не довелось послужить — здесь атмосферу прочувство — вать можно…». Вдоль стенки, на которой были окна, стоял длинный стол метров под пять и лавки к нему, но имелись ещё четыре солдатских табуретки: они служи для начальства во времена их посещения, ну и сами пользовались по слу — чаю. Транзисторный приёмник на полке под потолком стоял; новости и песни слушали. Молочный баллон с водой и же — лезная солдатская кружка к нему, ну вот и вся спартанская обстановка жилья. Кто-то спросит, — зачем о таких отмороз — ках рассказывать только время терять. Мы в корне не со — гласны. Они такие же люди, как и все, коль живут на этом свете рядом с нами, а то, что среди них есть личности волей обстоятельств загнанные в кабалу и в угол, так в том вина их вовсе отсутствует. «Не суди и сам судим, не будешь!» — так кажись в Библии сказано. Каждому своё и у каждого своя дорога в жизни. А про кого рассказывать?.. про тех, кто в гал-

стуках и белых воротничках со звездой героя соцтруда в тёп — лом кабинете за полированным столом сидит?.. Так про этих уже целые библиотеки написаны — всё равно тех книг никто про них никогда не читал и не читает. И жизнь у них не

«Жесть!». В народе в то время таким личностям, о которых мы собираемся рассказывать, прикреплено было громкое и звучное название — «Бич!». Как оно расшифровывалось ска — зать трудно; можно при желании по всякому, к примеру:

«Бродяга — исчадие человека…». Не подходит?.. ну тогда так:

«Богатый интеллектом человек» — тоже не то?.. ну, тогда ос — тавим на совести того, кто это придумал пусть он и ломает себе голову. Наши главные герои мало по своей сущности подходили к этому определению, но в этом вагончике были люди со стажем и попросту эта категория иной жизни себе уже не представляла. Мы поведаем только о некоторых из них более активных в общественной жизни «коммуны», ибо обо всех двенадцати человек рассказывать будет накладно. Здесь все жили и ходили под кличками, а у некоторых име — лось их две. Имена свои порой вспоминали с трудом, а фа — милию старались навеки забыть — как что-то отягощающее саму жизнь. Кликуху-погоняло сменил и потопал дальше, а фамилия… о-о-о… то, брат, вещь опасная менты её хорошо запоминают. И начнём мы как в армии по ранжиру с Васи Северского, а может Северного, а то и Южного он и сам ино — гда путался в своей фамилии. Роста был он запредельного в двери в вагончике входил, как в храме богу молятся, ростом явно был больше двух метров. Когда Вася шёл где-то по до — роге, то со стороны казалось, что туловище его изгибается сразу в нескольких местах, словно у него и кости отсутствуют. Кликуха была у него Оглобля, но за глаза ещё звали Глистой или Хлыстом. На последнюю кличку он больше всего оби — жался. Слово «Хлыст» и «Скопцы» ассоциировал в одном по — нятии, считая их равнозначными синонимами, и что они обо-

значают совсем нехороших людей — это те, которые по доб — рой воле лишают сами себя своих мужских достоинств. У ту — рецкого султана подобных личностей называли «Евнухами», разве тут не обидешься?.. Когда Вася случайно слышал такое обращение тут же подбегал и говорил, что может хоть сию минуту предъявить что всё хозяйство на месте.

Многие неоднократно пытались ему объяснить, что у хлыстов свальный грех бывает в определённые дни: это ка — кую в темноте поймал та и твоя, а у скопцов его вообще ни — какого не бывает, на что Вася уже примирительно говорил:

«Ну, если так, то куда ни шло; мне, пожалуй, это подошло бы; только вот подумал, а если старуха лет под девяносто под лапы подвернётся тогда что с ней делать?..». В ответ ему отвечали: «Не переживай, Оглобля, тебе её не варить и не — доваренную, как старая баранина не грысть…». Оглобля чис — лился там где-то в ментовских архивных мемуарах как вор рецидивист — а ну, пять ходок на зону и все за кражу колхоз — ной живности. Давали по мало: впервые ходки до двух лет и только пятую в пять лет оценили, но тут амнистия для тех, кто по мелочи подоспела, и получились те же два. Воровал он из колхозного коровника телят, а из свинофермы поросят. Как Вася объяснял не один раз своим сотоварищам, что поросята и телята ему вовсе ни к чему были — это у него хобби такое, когда он изрядно выпьет. Когда Вася был трезвым — в жизнь не взял бы! Был он старый холостяк жил со старухой с мате — рью в халупе и вероятно за всю его биографию у него один только любовный роман и случился. Было это давно и уже быльём поросло: пустили они как-то цыганскую семью квар — тировать. Цыганка ещё не старая оказалась к тому же, как говорят, ещё и слабая на передок была, а мужу уже поряд — ком лет в то время было. Если бы не злосчастный телёнок, который всю масть и рамсы попутал, то идиллия влюблённо — сти могла бы продолжаться ещё долго и неизвестно чем бы

закончилась, может даже рождением новых детей. В оче — редной раз хряпнул водочки — трёхлитровую банку самогона и чуть стемнело, через поле пошёл на ферму. К вашему све — дению он не подползал по-пластунски и никого не выслежи — вал — это для него было бы явным унижением. Шёл нагло напрямик, никого не стесняясь, заходил в телятник затем в базок: взяв телёнка за заднюю и переднюю ноги, взваливал легко себе на шею и направлялся на выход. Следом за ним бежала телятница и кричала: «Куда ты его, изверг, понёс?.. положи, гад, на место теля!.. Тебя, падла, давно из каталаж — ки выпустили… — хочешь опять туда?.. Вернись, говорю и по — ложи теля на место или ты русских слов не понимаешь?..». Но Вася шёл себе, своей дорогой и только изредка не пово — рачивая головы, отвечал телятнице: «Пошла ты… — пока я те — бе его в морду не кинул!..». Телятница бежала к телефону и звонила в милицию. Пока Вася пересекал поле и доходил до своей хаты, во дворе примостившись, где попало, сидели милиционеры и поджидали своего подопечного. Вася спо — койно заходил во двор, не обращая на то, что под двором стоит милицейский воронок: аккуратно, чтобы телёнку вред не нанести клал его на землю, погладив по шерстке, говорил молчащим милиционерам: «Ну, чё уже приехали?.. чё-то бы — стро вы… опередили вы меня. В сарай занёс бы хрен доказа — ли бы, что не мой телёнок!.. ладно поехали…». С поросятами всегда было немного сложнее, ибо те визжать на всю улицу умели, потому два раза отсидев за них, сказал, что век боль — ше не свяжется с ними. Здесь в бригаде он был старожил, как и Бекас с Лявой только с разницей, что Оглобля раньше на месяц сюда прибыл. У Васи был закадычный друг Толян Си — доров, а может и Ведёркин тоже мраком фамилия покрыта; кликуха у него была — Прыщь. Ростом Толян был чуть выше пояса Оглобле, потому вскоре их и подходящим попутным именем наделили «Тарапунька и Штепсель». На этот отзыв

оба не в обиде были и только посмеивались, вероятно, нра — вилось, что в актёры записали. Вася частенько гладил по го — ловке своего друга как телёнка по шерстке всегда стоял за него горой и даже в работе частенько помогал. Перемеща — лись туда-сюда чаще в паре, и если кто видел что идёт один, мгновенно закрадывалась мысль, куда это второй делся. То — лян был родом из Ставраполья, куда за целых три года, если считать год колонии никак не мог добраться. Как и Оглобля был в душе романтик больших дорог и закоренелым холо — стяком, но, как и у его друга, случай в жизни всё же был: да — же можно сказать женился в отличие от Васи. Правда же — нитьба не до конца получилась. Ещё в те времена, когда То — лян был намного моложе, отправился он по колхозной пу — тёвке имени «Ильича» в составе бригады в Кировскую об — ласть лес заготавливать. Денег оттуда не привёз, как и само — го леса в виде брёвен и досок, зато чувашку с собой приво — лок в качестве жены. Вообще-то жена была непонятно кто по национальности: возможно, марийка или мордовка, а то и якутка, но мать Толяна, с которой он до этого жил в одиноче — стве долго разбираться в родословной не стала, а сказала, как топором отсекла: «Ещё в моём доме чукчей токо и не хватало, а то все проститутки уже побывали, осталось негри — тянку притянуть…». Утром Толя ушёл на работу — пока что ис — кать. На колхоз, кровно обидевшись за что-то, может из-за того что мало заплатили, решил туда не возвращаться. В то время пока он искал по станице работу, мать всучила в руки новоявленной жене узел с её барахлом, выставила за калит — ку, а на дорогу напутствие сказала: «Иди, дорогая, вначале прямо потом свернёшь налево и выйдешь на дорогу, а там Бог даст, кто и подберёт. Счастливого тебе пути и гладкой дороги в вашу Чувашию…». Сын вернулся домой и спросил, где и куда жена подевалась, на что мать ответила, что видно ей одного кобеля мало и пошла второго подыскивать. Толян

отправился в розыски жены по станице, где умные люди всё знают. Там ему станичные бабы и рассказали, что невестка, нажаловавшись на свекровь, отбыла на попутной машине в Ставрополь. Придя домой, сын обозвал мать — вонючей шваброй, а к вечеру напился и, побуянив немного вдруг вспомнил, что надо следом ехать и искать свою жену чуваш — ку. Утром, уходя со двора, в след ему будто бревном в спину мать крикнула на всю улицу: «Полоумный, шалопай!.. не вздумай искать ту припадочную, что притянул за собой, ина — че я вас обоих топором зарубаю!..». Толян придерживаясь общих правил, что если дело этого стоит — обижаться не сто — ит, молча, покинул свой двор. Дошёл до угла перекрёстка порылся в карманах, а там хоть шаром покати: денег-то нету, и ехать за суженой не за что. Сел на ближайшую лавку под чужим двором и стал думать, где денег взять?.. Долго не ду — мал, решение быстро нашёл: в хороших друзьях давно ходил у него Пашка Гоблин — такое погоняло было у того, вот он и выклянчивал продать ему моторную лодку. Сейчас стояла задача, которую срочно надо было решить — это как не про — дешевить. К обеду лодку Толян продал, правда в полцены — больше Гоблин не дал, сказал, что больше в другой раз бу — дет, пересчитав три раза подряд деньги, отбыл восвояси по следам своей любимой. Выскочив на дорогу, к вечеру отбыл в нужном направлении. Каждый советский гражданин, кото — рый учился в четвёртом классе, изучая арифметику, усвоил, что два тела, двигающиеся по одной прямой с одинаковой скоростью с разницей в час из точки отправления никак на — стичь друг друга не в состоянии. У Толяна преследующего свою чувашку промежуток во времени из точки отправления выдался ровно в целый день. Ехал он, ехал на поезде, но на одной из железнодорожных станций в поздний вечер, когда порядочные люди укладывались уже на полки спать, его чёрт дёрнул крепко вмазанного выйти на тёмный привок-

зальный пятачок, скорее всего чего-нибудь из пойла поис — кать. С этой минуты он крупным почерком вписал себя соб — ственноручно в число людей с нелёгкой судьбой. Ранним ут — ром, когда вблизи небольшой железнодорожной станции продолжали ещё распевать петушиные звонкие голоса, Толя проснулся лёжа на лавочке в зачуханном здании станции. Побуждение было тяжким: лучше бы совсем не просыпаться. Один глаз почему-то открываться наотрез отказался, второй узкой шёлочкой сфотографировал стоящего над ним мили — ционера. Блюститель порядка его не торопил, и терпеливо ожидал. Толян так до конца и не понял, чего ему от него на — до было. Ко всему прочему правая рука в плече отдавала острой болью, а спросить мента чё глаза вылупил, не позво — лял рот, ибо губы склеились до кучи сгустками крови и ни в какую разъединяться не желали. Как выяснилось, через пять с половиной минут в карманах у Толяна не было не только тех денег, что за мотолодку выручил, но и каких бы, то ни было документов: уже после, не научившись ещё по фене ботать, и всякими блатными жаргонами говорить он тогда скажет: «Хотя бы, крохоборы, одну бумажку оставили, там была накладная из колхоза на получение подсолнечного масла…». В тот же день со всеми почестями отправили Толя — на на «луноходе» в какой-то ближайший районный центр в спецприёмник, где целый месяц впервые с бомжами внача — ле познакомился, а потом прозябал на этом курорте в их компании. Но когда выпустили, сказал: «Лучше бы не выпус — кали!..». Добравшись снова на вокзал, долго размышлял, в какую сторону отправиться: на юг домой или продолжать путь в Чувашию. Денег не было ни в одну из сторон. Усев — шись на товарняк на тормозную площадку вагона, сказал: «В какую сторону повезёт туда и поеду…». Получается тем са — мым, он бросил судьбе жребий — повезли на север, куда глу — боко в душе и стремился. В глубинах российских лесов на за-

холустных стациях и мелких городишек, где за каждым кус — том и поворотом таилась опасность, отчего жизнь у Толяна и пошла колесом: базар, вокзал, милиция и не успел чувашку свою найти, как оказался на нарах колонии общего режима. Дали немного: всего год и то за компанию, потому что и сам Толян толком не помнил; участвовал он в налёте на дачный домик в садах или нет, но точно помнил, что всякие съедоб — ные деликатесы в стеклянных банках: огурчики, помидорчи — ки, кабачки и баклажаны употреблял с аппетитом. Ну, а раз поедал, получи для порядка годик колонии. За забором из-за своего малого роста всучили кликуху — Прыщь, но с авторите — тами не поспоришь, хоть и не нравится очень. Спустя время, по мнению и выражению в словах Толяна, когда-то любимая чувашка превратилась в маруху и во всём виноватая стала: из-за неё и судьба набекрень пошла. Когда вышел за ворота колонии, то искать её дальше желание куда-то пропало. В родные края в ставрополье, как мы уже говорили, возвра — щался напрямки через сальские и калмыкские степи, а по пути абреки в плен взяли, пришлось на время задержаться!..

Следующий не менее интересный персонаж Ваня Лунёв, а возможно и Солнечный под кличкой Микстура, но в «комму — не» на это посмотрели по-своему, прикрепив для порядка вто — рое прозвище — Закваска. В корне не соглашаясь со вторым погонялом, Ваня говорил: «Шесть лет топал на зоне под име — нем Микстуры, привык давно… к чему мне голову всякой со — ломой забивать?..». Кличкой присвоенной ещё когда-то в ко — лонии Ваня гордился, ибо наделили его по заслугам за то, что восьмерых зеков включая и себя, он чуть было на тот свет не отправил. Как-то заготавливали в лесу дровишки для кухни и бани зоновской. Ваня насобирал в лесу грибочков, как он счи — тал вполне съедобных, а по прибытию в зону наварили вкус — нейшего супчика и с удовольствием отведали, после чего про — мывали, клизмы ставили и боролись в лазарете за жизнь всех

восьмерых не на шутку. Отлежав в лазарете пару недель при — были как все сказали: «В гроб красивше кладут — вы, наверное, в Бухенвальде побывали… — за грибами снова отправитесь?..». Ваня в оправдание сказал: «Буду последней падлой я сам по — трясён до основания, но эти опята и березовики меня подвели, перекрасились, суки!..». В тот судьбоносный день Ваня и при — обрёл себе кличку — Микстура. Впрочем, как сказали контро — лёры-надзиратели, что это для них не в диковинку и не впер — вые, такие супы и раньше варили и ели. Подробно рассказы — вать об остальных личностях не станем по их незначительно — сти в дальнейших событиях. Поживали и трудились в поте ли — ца своего: Каштан из Бродвея, с какого только не совсем ясно, Шурик — Перс из Еревана, Миша Хромой и прочие подобные остальным чуваки. Предвзято к ним относиться не стоит. Кто — бы кошары, коровники и свинарники строил? Не стало бы ба — ранов, коров и свиней, а чем бы тогда питаться, тем которые в галстуках ходят? Так что не такие они и никчёмные люди; кто — то же должен был эту работу выполнять; жизнь не может со — стоять только из брызг шампанского и рюмок армянского и французского коньяка, когда тебе кричат те, кто пьёт перечис — ленное: «Будешь землю целовать, быдло, у ног моих!..».