Предателями не рождаются. Потерянному поколению молодежи СССР посвящается

Александр Соболев

В один прекрасный солнечный день Виктор Степанович Юрьев выходит на пенсию. Теперь можно наслаждаться спокойной старостью. Но притаившиеся тени прошлого настигают нашего героя.Поступки, слова и бездействие в прошлом всплывают в настоящем. Возмездие неизбежно. Переписывать книгу жизни поздно. Можно обмануть людей, окружающий мир, но нельзя забыть. Убежать от самого себя не получается.Финал трагичен, но справедлив.

© Александр Соболев, 2023

ISBN 978-5-0059-5859-4

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Предателями не рождаются

Пролог

Виктор Степанович бодренько вышагивал по обросшим зеленью тротуарам родного Красногорска. «Какой же красивый город!» — хотелось крикнуть землякам. В последнее время городок, и вправду, расцвел. Взлетели ввысь разноцветные многоэтажки. К подножиям высоток лепились разноцветно-пластмассовые детские площадки. Кому-то не нравится новострой. Мол, однотипно, без души, прямые линии и углы. А Виктор Степанович обожал.

Ощущалась в современном строительстве первородная сила и мощь. Человек — покоритель Вселенной. Высотные многоквартирные дома — наглядное доказательство столь смелого утверждения. Впрочем, Виктор Степанович не собирался доказывать никому и ничего. Они шел и наслаждался жизнью. Стоял чудесный солнечный июньский день. Прогноз погоды не обещал дождя до четверга. Виктор Степанович никуда не спешил. Он радовался каждому мгновению, каждой секунде, каждому вздоху. Наверное, это и есть счастье.

Не так давно, еще на прошлой неделе, он просыпался каждый день ровно в шесть утра. Делал зарядку, завтракал овсяной кашей и спешил на работу в Красногорский Водоканал, где проработал без малого сорок лет. Оглядываясь назад, Виктор Степанович не без удовольствия отмечал, что он счастливейший человек — прожил полную событий жизнь.

В детстве маленький Витя учился в самой обычной, но лучшей в мире, советской школе. Затем получил престижное высшее образование и, как молодой специалист, в 1982 году пришел на работу в Красногорский Водоканал. Ему полагалось общежитие, он не отказался. В 23 года от роду съехал из родительской квартиры.

Началась полная соблазнов и забот самостоятельная жизнь. В Красногорском Водоканале Виктор Степанович встретил свою Валю, Валечку, Валюшу из бухгалтерии. Всего два года молодожены ютились в тесноватой комнате общежития для семейных пар. В 1986 году счастливые супруги Юрьевы переехали в не новую, но просторную двухкомнатную квартиру на улице Павшинская. Валентина вскорости забеременела, и в положенный срок родила двойню — мальчика и девочку. Сашу и Машу. Что еще нужно для счастья? Ничего. Или почти ничего.

А время какое интересное началось? Перестройка, гласность, ускорение. Запрещённые ранее книжки издавались. Митинги и демонстрации проходили. Появились новые свободные демократические партии. В страну приехали запрещенные ранее иностранцы, появились доллары и новая музыка — Модерн Токинг, Скорпионс, Пинк Флойд. Виктор Степанович, который в юности увлекался полулегальной рок-музыкой и рубил бодрящие рифы на гитаре, понял, что пришло настоящее время. Прежнее советское существование теперь казалось унылым и однообразным, заранее кем-то определенным. Отныне жизнь никогда не будет скучной и пресной.

Сказочная эйфория от новых веяний быстро сменилась неожиданным разочарованием. Девяностые не принесли Виктору Степановичу роста благосостояния. Вместо кругосветных путешествий, яхт и светских приемов, пришлось затянуть пояса. Тяжело было многим, не только семье Юрьевых.

«Предательство партийных элит», — в голове поселилась устойчивая мысль, услышанная в новомодном ток-шоу на первом канале.

Виктор Степанович видел, как закрывались одно за другим неприспособившиеся к перспективным рыночным условиям предприятия, недавние громады советской промышленности.

— В том повинны перекосы планово-административной советской системы, — объяснили по телевизору, — в кризисе виноваты большевики.

Виктор Степанович согласился. Зачем стране столько некачественных телевизоров и радиоприёмников, если бытовой ширпотреб дешевле и проще закупать в Германии или Японии? Там и качество лучше. У каждой страны своя уникальная специализация и место в глобальной мировой экономике.

Красногорский Водоканал не закрылся. Предприятие регулярно реформировалось и переходило из одного подчинения в другое. Иногда задерживали зарплату, но на жизнь хватало. Немного помогали родители, которые из старенькой дачи сотворили малое сельхозпредприятие по обеспечению семейства картофелем, грибами и солениями.

К 1994 году подросли детки и пошли в школу. Иногда бывало сложновато приспособиться к новым экономическим реалиям, но вода в квартирах нужна всем и всегда. Водоканал выстоял. Виктор Степанович не без гордости думал, что в жизни ему везет.

Смутные девяностые ушли в прошлое. В 2004 году дети успешно закончили среднюю школу, и одновременно потупили в высшие учебные заведения. Саша — в юридическую академию. Маша — в Социально-психологический университет. Дети получились у Виктора Степановича на загляденье: умные, ладные, не ленивые. Глава семейства видел в том немалую заслугу супруги Валентины.

В нулевые годы у семьи Юрьевых появилось свободное время и немного денег, которые по обоюдному согласию тратили на путешествия в Турцию и Египет. Счастливейшее время. Жить бы и жить. Наслаждаться и наслаждаться. Но в начале 2011 года внезапно заболела Валентина.

Поначалу жена стала уставать на работе, приходила домой вялая и раздражительная. Виктор Степанович уговаривал, чтобы та легла, отдохнула, не волновалась. Обещал доделать домашние дела: вынести мусор, сходить за продуктами, сварить кашу на двоих.

Потом Валентина сходила к врачу. Семью потряс страшный диагноз — онкология. Но Виктор Степанович не сдавался. Он искал народные рецепты, читал газеты. Посещал тренинги и семинары по здоровому образу жизни. Общался с целителями и магами. Многие обещали выздоровление, но за деньги.

Виктор Степанович без промедления продал доставшуюся от родителей дачу. Отправил супругу на лечение в Германию. Деньги быстро закончились. Валентина вернулась домой. Похудевшая, оттого помолодевшая. Но болезнь никуда не пропала, а лишь затаилась на время.

В 2016-м году Валентины не стало.

— За что ты так со мной? — кричал он в пустой квартире.

«Предательство небесных сфер», — прошептал себе под нос покинутый муж на 40-й день.

Претензии предъявлять было некому. Небеса безмолвствовали. Виктор Степанович безутешно горевал почти полгода. Работа, внуки и резьба по дереву в стиле «Татьянка» вернули его к жизни.

Последние годы вдовец жил спокойно и размеренно. На прошлой неделе в пятницу его почетно проводили на пенсию. Он мог бы остаться и еще поработать, но Виктор Степанович не хотел. Зачем? Ведь в мире столько интересного и неизведанного. Дети поддержали отца в решении насладиться свободой на пенсии.

Глава 1

Виктор Степанович с утра придирчиво осмотрелся в зеркале. Немного отвисший живот, мышцы дрябловаты. Не то, что в молодости. Седины бы поменьше. Может, подкраситься в черный цвет? А что? Сейчас многие старички молодятся. За внешность Виктор Степанович поставил себе крепкую четверочку. «Буду ходить по утрам, скину пару килограмм, мышцы подтянутся», — решил он.

Вперед, к свершениям!

Слишком рано он вышел из дома. Лучше бы повалялся в кровати лишние полчаса. Куда ему торопиться? Да и зачем? Но он вышел из подъезда в привычные за многие годы работы 7—30 утра. Знакомцы и примелькавшиеся лица кивали, здоровались. Люди шли на работу.

Виктор Степанович почувствовал себя не в своей тарелке. Как будто он не такой, как все. Лентяй, что ли? Да, нет же! Вы не так поняли! Я — нормальный. Я — на пенсии! Мне некуда спешить. Я отдыхаю. Я — на заслуженном отдыхе!

Люди ускорились на электричку в 7—44. Электропоезд отъехал, и улицы сразу опустели. Сердце у Виктора Степановича защемило. Ничего страшного, успокаивал он себя. Привыкну. Люди ко всему привыкают. Я не желаю оставшуюся жизнь проработать и умереть в рабочем кабинете! Нет, и нет! Не хочу!

Виктор Степанович решительно махнул рукой, и зашагал в сторону от станции, куда никогда не ходил, но всегда хотелось заглянуть. Какие там стоят дома, какие люди живут? Имеются ли там волейбольные площадки и хоккейные коробки?

Еще не привыкший к свободе пенсионер прошел между гаражами, вышел во двор недавно построенного дома. Красивые разноцветные лавочки. Современная детская площадка. Песочница. Красотища! В советское время таких площадок не строили. Виктор Степанович вспомнил металлические шведские стенки и качели времён социалистической юности. Улыбнулся. Те сооружения, конечно, понадежнее. Но эти намного красивее. Красота спасёт мир, как сказал Федор Михайлович Достоевский. И Виктор Степанович полностью согласился с классиком отечественной и мировой литературы.

Тревога постепенно рассеялась. Виктор Степанович присел на ярко-разноцветную скамейку. Жаль Валентина не дожила до этого дня, подумал Виктор Степанович. Ходили бы с ней по паркам и улочками Красногорска. Зимой в Новый год поехали бы на дачу. Виктор Степанович осекся, вспомнил: дачи-то у него теперь нет. А жаль.

Праздношатающийся пенсионер прикрыл глаза. Вспомнил последние годы с Валентиной. Странно, но период болезни супруги для Виктора Степановича стал по-своему замечательным. Сердечный муж настолько увлекся заботой о жене, поиском рецептов с неизлечимым и коварным недугом, что ощутил себя полностью реализованным человеком. Вершителем судеб, не меньше. Жаль не получилось вылечить Валентину…

Виктор Степанович помнил тот скорбный день, когда начались мытарства, и даже точное время. 16 октября 2011 года, 17—43 по московскому времени. В тот вечер он пришел с работы, как обычно. По тротуарам крупными каплями хлестал холодный дождь. Всего пару минут от остановки автобуса до подъезда, но плащ промок насквозь. Виктор Степанович скинул верхнюю одежду и только тогда обратил внимание, что вешалка в прихожей наполовину пуста. На крючках висят только его, Виктора Степановича, вещи — ветровка, бейсболка с надписью: «Бецема», осенняя куртка. Валиных вещей не было. Он глянул на часы: 17—43.

— Валя! — крикнул Виктор Степанович дрогнувшим голосом.

Тишина. Разулся. Повесил рабочий портфель на крючок в прихожей.

— Валентина! Ты дома?

Нет ответа. Виктор Степанович вошел в зал. Посредине комнаты стояли три чемодана, две картонные коробки и узлом связанные вещи в простыне. На диване, лицом к стене, лежала Валентина, грациозная, молчаливая.

— Валечка, что случилось, милая? — спросил Виктор Степанович, присаживаясь рядом.

Всхлип. Еще всхлип. Он взял сухонькую ладонь супруги, слегка сжал.

— Не хочешь рассказывать?

— Не хочу.

— Слава богу. Ты здесь, а то я черт знает, что подумал.

— Не смешно.

— Я и не смеюсь. Ты зачем вещи собрала?

— Я уезжаю.

— Куда?

— Не важно куда. Важно — почему. Ты со мной живешь уже почти тридцать лет, а так ничего про меня и не понял.

— Как же мне понять настоящую русскую женщину?

— Мог хотя бы постараться для приличия.

Валентина повернулась на спину. Лицо ее было заплакано, тушь и помада размазаны по лицу.

— Что случилось? Тебя кто-нибудь обидел?

— Меня никто не обидел. Я другого не пойму: за что мне всё вот это?

— Солнышко мое, я честное слово, не пойму, о чем ты говоришь? Расскажи, что случилось, и я тебе помогу.

— Если помолчишь, хотя бы пять минут, то я все расскажу. Не тарахти! У меня голова кругом от твоей трескотни. Солнышко, милая… Что тебе надо?

— Молчу. Говори, — Виктор Степанович смиренно положил ладони себе на колени.

— Я не хотела тебе говорить, — Валентина глубоко вдохнула и выдохнула, — до последнего надеялась, что обойдется. Но нет. Счастливого финала не будет. У меня рак. Я умираю. Все! Трудно было дотерпеть и выслушать меня?

Валентина зарыдала громко и надрывно, руками теребила волосы, терла глаза, пыталась высморкаться в наволочку. Виктор Степанович обнял супругу, та неловко отмахивалась. Чуткий муж достал Валентине чистый носовой платок.

— Диагноз точный? — спросил здоровый человек больного, — врачи, бывает, ошибаются.

— Точный. Точнее не бывает.

— Зачем вещи собрала?

— Я ухожу от тебя. Найдешь себе моложе и здоровее!

Новый взрыв эмоций и потоки слез. Валентина вырвалась из объятий мужа. Отвернулась.

— Что за глупость ты несешь, милая? Куда ты поедешь?

— Я еще не решила. Но отравлять тебе жизнь не стану.

— Я тебя люблю и никуда не отпущу, — твердо возразил настоящий мужчина.

Он встал. Прошелся по комнате. В серванте зияли магазинной пустотой опустевшие рамки от семейных фотографий.

— Я сейчас сварю кофе. Жду тебя через пять минут на кухне. Возражения не принимаются. Это мое мужнино слово. Поняла?

Валентина всхлипнула, ничего не ответила.

— Слышишь меня? — повысил голос мужчина.

— Слышу.

— Придешь?

— Приду…

Полдела сделано. Виктор Степанович выдохнул, переоделся в домашнее — тапочки и спортивный костюм с надписью «Россия». Зажег плиту, поставил турку. По квартире разлетелся бодрящий и позитивный запах не свежемолотого кофе. В ванне зашумела вода. Умывается, — отметил Виктор Степанович. На соседней конфорке зашкворчала яичница из трех яиц. Два отборных яйца много, одного — маловато. Супруги Юрьевы часто жарили яичницу из трех яиц на двоих.

Валентина вышла на кухню в махровом халате, волосы в пучок, раскрасневшееся лицо.

— Будешь яичницу? — спросил мужчина-повар.

— Буду.

— Может по пятьдесят грамм коньяка, для снятия стресса?

— А мне можно?

— Я не знаю. Думаю, что в небольших дозах можно. Что тебе врачи сказали?

— Нет. Я не буду. Извини.

— Тогда я тоже не буду.

Виктор Степанович расторопно накрыл стол: дымящаяся яичница, немного зелени сверху, бутерброд со сливочным маслом в придачу. Бутылка коньяка, едва показавшись на столе, скрылась в кухонном тайнике.

— Успокоилась?

— Да.

— Тогда рассказывай все по порядку.

Валентина рассказала, что уже почти месяц посещает врачей, сдает анализы и проходит всевозможные исследования. Ему не говорила, чтобы не расстраивать. Хотя самый первый врач в районной поликлинике сказал, что с большой вероятностью — это онкология. Сегодня пришли последние анализы — сомнений нет. Все результаты — положительные.

— Почему ты раскисаешь? Неужели ничего нельзя сделать?

— Я не раскисаю. Шансов до обидного мало. Бывают чудесные случаи выздоровления. Есть суперсовременные клиники в Израиле или в Германии, но это бешенные деньги. У нас таких нет.

— А в России?

— В России тоже есть клиники, но в нашей стране вообще лучше не болеть. Ты же знаешь.

— Я не хочу сдаваться без боя. Давай бороться? — Виктор Степанович сжал ладонь супруги.

— Давай, — кивнула Валентина, — доставай коньяк. Только по чуть-чуть…

Они выпили по пятьдесят грамм. Оба раскраснелись. После ужина пошли в обнимку в зал. Предстояло разложить собранные Валентиной чемоданы. Многие вещи навевали воспоминания. Супруги неторопливо раскладывали семейные фотографии. Затем развешивали платья в шкаф. Виктор Степанович попросил Валентину примерить его любимое сиреневое платье со смелым декольте и не удержался…

Вечер закончился далеко за полночь после страстных и продолжительных объятий. Каждый из любовников в точности знал отведенную ему роль. Они прекрасно помнили, где массировать, где гладить, где давить, а где можно и покусывать. Многие годы совместной постели создают при достаточном усердии идеальных любовников.

— Мне гораздо лучше, — поведала Валентина после.

— Вот видишь! Я вылечу тебя, — гордо сообщил герой-любовник Виктор Степанович, — у меня имеется волшебна палочка!

— Будешь лечить меня каждый день!

— Буду!

Глава 2

Виктор Степанович открыл глаза. Часто-часто заморгал, дабы отогнать желание расплакаться. Не хватало ему расчувствоваться до слез на виду у прохожих. Что скажут люди? Совсем сбрендил дедок на старости лет. И будут правы.

Сентиментальный пенсионер осмотрелся. Солнце сменило положение, вышло из-за крон тополей. Его скамейка оказалась на солнцепеке. Виктор Степанович пересел на другую лавочку, которая пока находилась в тени. На площадке появились дети детсадовского возраста с мамочками. Посижу еще немного и пойду дальше, — решил Виктор Степанович.

Как же похорошели мамочки за последние годы, — отметил он про себя. Наряды у них красивые, сами фигуристые, причёски — модные, и детки на загляденье. Виктор Степанович бывало по выходным ходил на прогулки с собственными внуками, и не раз подмечал эту существенную разницу между современными мамочками и его ровесницами в середине восьмидесятых.

Он очень хорошо помнил молодые годы. В памяти сохранились образы, как одевались тогда люди, как старались выделиться одеждой, переплачивая спекулянтам и фарцовщикам за импортный ширпотреб.

Люди изменились? Наряды? Или сказываются особенности стариковского восприятия? Раньше, во времена юности и молодости больше ценились ум, талант, достижения человека, его потенциал. Внешняя красота и наряды отходили на второй план. Не у всех, конечно. Вспомнить хотя бы актеров и певцов, щеголявших в красивых импортных костюмах.

Сам Виктор Степанович никогда не считался модником, не выделялся одеждой или прической. Что было в советских магазинах, то и носил — серый шерстяной костюм фабрики Большевичка, скороходовские полуботинки. Что еще нужно?

В советские времена ценились надежность и практичность. Или так теперь только кажется? — вдруг засомневался Виктор. Супруга Валентина всегда поддерживала мужа во внешней нетребовательности. А как иначе могла поступать жена, с которой прожил, душа в душу, тридцать два года?

Сейчас времена изменилась, — продолжал рассуждать Виктор Степанович. Теперь на первое место выходит внешность. Какое ты производишь впечатление. Какая у тебя машина и одежда. К какому дизайнеру ходишь. Без рекламы — никуда. А представительная яркая внешность, это и есть реклама. Молодежь тонко чувствует веяния времени, без красивой обертки сейчас не пробьешься.

Виктор вновь закрыл глаза…

Как-то на работе Виктору Степановичу рассказали про чудесный случай исцеления знакомого знакомых от онкологии в Троицком монастыре. В тамошней обители живет старец — отец Мефодий. Лечит любые самые безнадежные недуги. Виктор Степанович навел справки, почитал статьи в интернете. Есть такой человек. Лечит. Надо ехать. Пришел вечером после работы и рассказал новость Валентине:

— Я знаю, что мы с тобой атеисты. Воспитание получили коммунистическое. Марксизм-ленинизм в институте изучали. В бога не верим.

— Ты чего это, Вить, задумал? — жена посмотрела на мужа грустными глазами.

— Я думаю, что нельзя сдаваться. Надо что-то делать. Таблетки ты не пьешь, выбрасываешь.

— Они мне не помогают. Я без них себя лучше чувствую.

Валентина в последнее время заметно похудела. Иногда смотрелась в зеркало и говорила мужу: «Смотри какая я стройная — как в молодости. Правда?»

— Ты предлагаешь ничего не делать и ждать сложа руки?

— А ты, что предлагаешь?

— Я предлагаю бороться!

— Как? Дачу ты уже продал. Продавать квартиру я не дам. Где будешь жить после меня?

— Зачем мне жить без тебя?

— Жизнь — великий дар, Витенька. Живи, пока есть силы и возможности, а я устала. Прости. Мне больно. Я жду и не дождусь, когда закончатся мои испытания.

— Не говори так! Прошу тебя!

— А ты не терзай душу, Витя!

— Ну, послушай меня!

— Говори, только быстро, сил моих нет.

— Мне посоветовали обратиться к старцу Мефодию из Троицкого монастыря. Говорят, что лечит и помогает всем страждущим.

— Ты серьезно, Вить?

— Конечно. Мы все варианты уже испробовали. Почему же не попытаться еще раз? Люди зря болтать не станут. Говорят, помогает даже в безнадежных случаях. Лечит рак, СПИД, бесплодие…

— Ну, бесплодие мне не грозит.

— Поедем?

Валентина устало прикрыла глаза. Задумалась.

— Вить, я так устала. Вижу, как ты мучаешься. Прошу одного, чтобы все поскорее закончилось. Если ты настаиваешь, то давай сходим. Только уже я не верю ни во что.

Виктор Степанович подскочил от радости. Уговорил! Есть шанс!

Он узнал расписание электричек, автобусов, телефон монастыря. Позвонил, ему рассказали, что запись на прием к старцу распределена на две недели вперед. Что же делать? Надо приехать, записаться в очередь, ходить на службы, — ответила спокойным умиротворенным голосом невидимая послушница. Если богу будет угодно старец примет и вылечит в любой день. Виктор Степанович взял отпуск на две недели. На следующий день супруги Юрьевы поехали в монастырь.

Духовная обитель встретила величием голубых со звездами куполов и церковным перезвоном. Валентина быстро уставала, часто присаживалась на скамеечки у ворот, на дворе, в храме.

— Никогда в церковь не ходила, — созналась Валентина, — тяжело мне здесь. И не понятно.

Виктор Степанович познакомился с обслуживающим персоналом, с монахами и трудниками, с местными бабками и нищими. Однако, сам старец Мефордий был недоступен, как президент страны. На прием к целителю супруги в первый день не попали, но в очередь записались. На ночевку Валентину определили в гостевой дом при монастыре. Виктору Степановичу сказали, чтобы ехал отсюда. Делать ему здесь нечего, если здоровый. Валентина сама справится со своим недугом. На все воля божья.

Но Виктор Степанович не уехал. Вышел за ворота и попросился на постой в первый попавшийся дом. Для местных жителей брать постояльцев-паломников, оказалось обычным делом. Во втором по счету доме его взяли на постой за 1000 рублей в сутки без питания. Миловидная хозяйка средних лет выделила ему койку в отдельной комнатке на втором этаже.

Рано с утра Виктор Степанович вернулся в монастырь. Валентина радостно встретила мужа. Видимо, ей немного полегчало, или она хорошо выспалась. В гостевом доме находилось много других паломников и страждущих. Она была одна из многих. Душа Валентины успокаивалась, затеплилась робкая надежда, если не на выздоровление, то на утешение в последующей жизни.

На третий день, супруги Юрьевы увидели старца Мефодия в первый раз. Валентина и Виктор сидели на скамейке возле трапезной и разговаривали о детях, о доме, о погоде. Сначала супруги заметили необычное волнение среди посетителей монастыря. Затем людское завихрение стихло. Все замерли. Из-за угла вышел высокий мужчина средних лет в черной сутане, с бородой, в черном колпаке. Кто-то встал на колени, кто-то принялся усердно молиться, кто-то дернулся и схватил святого отца за подол. Валентина и Виктор Степанович молча смотрели на старца, почему-то в мыслях сформировался иной образ — старцу положено быть в преклонном возрасте, с седыми волосами, со сморщенным лицом, спокойным и добрым…

Отец Мефодий прошел сквозь людской поток, как ледокол через Ледовитый океан, раздавая крестные знамения и ценные указания:

— Не ходи ко мне больше. Пока не бросишь курить — не ходи. Не занимай времени, — сказа он какому-то мужичонке в кепке.

— А ты, мать, чего пришла? Мы с собой договорилась на завтра. Приходи к трем часам. И не забудь принести, что обещала.

— Я сегодня принесла, — женщина бросилась на колени, над собой подняла руки с узелком.

— Не суетись, матушка. Терпи. Сказал — завтра, значит — завтра.

Виктор Степанович и Валентина выделялись из общей толпы страждущих: тихо сидели и смотрели на процессию. Не суетились, на колени не вставали, к батюшке не бросались. Старец Мефодий остановился напротив супругов Юрьевых, повернулся к ним, перекрестил.

— Поздно пришла. Раньше надо было, — сказал он Валентине.

Валентина опустила глаза, крупная капля скатились по щеке.

— Не плачь. Напрасно это. Слезами горю не поможешь. Иди за мной.

Старец махнул рукой и пошел сквозь толпу, продолжая степенно раздавать благословения и указания. Виктор Степанович и Валентина переглянулись. Их позвали? Да. Супруги, взявшись за руки, направились за святым отцом.

Мефодий вошел в келью, оставил дверь открытой. Супруги Юрьевы, поклонившись, вошли в скромное жилище старца. Белые стены, пара икон, деревянный топчан, скамейка, соломенный матрац, лампада. И подсвечник с обгоревшими свечами. Скромное убранство кельи умиротворяло и дарило надежду. Верилось, что этот человек знает о жизни и смерти больше всех остальных. А значит, может помочь.

— Присаживайтесь, — Мефодий указал вошедшим на лавку у стены.

— Здравствуйте, святой отец, — неловко поздоровался Виктор Степанович.

— Как звать?

— Валентина.

— Вижу, что больна. Вижу, что знаешь. Обманывать не стану, поздно пришла. Болезнь уже взяла твое тело и не отпустит. Надо подумать о душе.

— Хорошо, святой отец, — смиренно кивнула Валентина, — я уже смирилась. Желаю одного, чтобы страдания закончилось побыстрее.

— Не торопись. Всему свое время. Знаешь, почему заболела?

— Не знаю. Кабы знала, то не болела.

— Слушай меня, Валентина, внимательно. Растолковывать и по два раза повторять у нас с тобой времени нету. Потому слушай и запоминай. И ты тоже слушай, ты — в ответе за жену, — сказал старец Виктору Степановичу.

— Хорошо, — кивнули супруги в унисон.

Старец встал, зажег лампадку. Взял в руки молитвенник.

— Беда твоя, что живешь не в согласии с собой и с богом. Аборты делала? Мужу говорила?

— Каюсь, батюшка. Грешна.

— Это хорошо, что сознаёшь вину. Висят у тебя на душе не рождённые детки. Сама знаешь и мучаешься. Но бог милостив, будешь молиться, душу спасем.

— Что надо делать, батюшка? — спросил Виктор Степанович.

— Венчались? — спросил старец.

— Нет.

— Стало быть — надо обвенчаться. Детей крестить. Назначаю вам двухнедельный пост с молитвами. Покажу, какие молитвы читать. Через две недели жду в храме с детьми и внуками. Исповедуетесь, всех покрестим, всех обвенчаем. На все остальное — воля божия. Даст бог, поможет. Расскажи мужу, виновата ты сильно перед ним. За то и страдаешь. Любит он тебя. Вижу это. Потому простит, и тебе облегчение придет.

— Спасибо, батюшка, — молвила Валентина.

— Идите с богом, — старец перекрестил супругов Юрьевых, выдал им молитвенник и отправил домой.

— Это все? — спросил Виктор Степанович.

— На сегодня — все, — коротко ответил старец.

Обратную дорогу Виктор Степанович и Валентина молчали, иногда поглядывая друг на друга.

«Какие аборты? Когда?» — спрашивал мысленно Виктор Степанович.

«Ну, и хорошо, что он теперь знает, — думала посвежевшая Валентина, — если простит, то хорошо. Не простит, так мне и надо».

«Молчит. Извела себя совсем, глупенькая. Любые грехи можно понять и простить», — изучая проплывающие перелески Подмосковья, отвечал Виктор Степанович.

Уставшие после долгой дороги, супруги Юрьевы по очереди приняли душ и уснули, едва коснувшись головой подушки. Виктор Степанович проснулся первый и долго смотрел на спящую супругу. Как жить без нее? Сколько отмерено на этом свете вдвоем? Что будет после смерти? Встретятся они там? Или теперь только в другой следующей жизни?

Валентина крепко спала. Ее грудь монотонно поднималась и опускалась. Виктор Степанович перебирал в голове вопросы, не утруждая подбором ответов.

— Почему Виктор выбрал именно Валентину? Или она его выбрала?

— Случаен ли их союз или браки заключаются на небесах?

— Как повернулась жизнь, женись он на Тамарке, студенческой подружке?

— Почему Валентина не рассказала про беременность?

Валентина открыла глаза.

— Нам надо поговорить, Витя, — сообщила она.

— Надо, — согласился муж.

Супруги перешли на кухню. Виктор Степанович налил чай.

— Ты меня простишь?

— Конечно.

— Я забеременела в 1985 году. Мы жили тогда в общежитии.

— Это из-за жилплощади? Мы бы справились. Почему ты мне не рассказала?

— Нет. Причина другая. Тот ребенок был не от тебя.

В окнах потемнело. В звенящей тишине капелька воды, стекая из смесителя, громоподобно ударялась о дно металлической раковины. Валентина теребила край скатерти. Виктор Степанович пытался и не мог протолкнуть комок слюны. Казалось, мгновение не закончится никогда.

— От кого? — выдавил из себя Виктор Степанович.

— Ты только не перебивай, прошу тебя, — вдруг энергично затараторила Валентина, — до тебя у меня был ухажер Лешка Петренко. Высокий, стройный. Красиво ухаживал, дарил цветы. Но ты мне больше нравился, честное слово! Мы с тобой поженились. У нас все было хорошо. Но Лешка не отставал. Всюду преследовал. Буквально проходу не давал — на работу звонил, после работы встречал на проходной, стоял в очереди в магазине. Я просила его оставить меня в покое, он не соглашался. Говорил, что все равно буду его. Ты как-то уехал на стажировку в Ленинград. Тебя не было неделю. Лешка меня пригласил в ресторан. Сказал, что хочет отметить наше расставание и исчезнуть из моей жизни навсегда. Я, дура, согласилась. Он поднял тост. Я выпила. Больше ничего не помню. Очнулась утром в его постели. Лешка сказал: «Теперь проваливай, шалава!» Мне было безумно стыдно, я никому ничего не сказала. Он меня, и правда, больше не доставал. Но через месяц я поняла, что беременна. Рожать от нелюбимого мужчины, не хотела. Пошла и сделала аборт. Вот и все.

Валентина рассказывала историю, с надеждой вглядываясь в лицо мужа. Видно ей было нелегко. Виктор Степанович не ожидал столь вероломного предательства от жены. В ней-то как раз он был уверен. Никогда, ни капельки сомнения не было, что Валентина ему верна. Ревность? Разборки? Подозрения? Это не про их семью. Бывало супруги вздорили, но только по поводу цвета обоев или марки пылесоса.

— Я выпью, — сказал Виктор Степанович.

— Я тоже, — Валентина достала рюмки.

Виктор Степанович разлил коньяк, давно пыливший в шкафчике.

— Прости меня, Витя, если можешь.

Злость, ревность, обида переплелись с жалостью к незавидной участи жены. Если онкология явилась результатом страданий и переживаний, пускай и не осознанных, то жизнь Валентину уже наказала. И наказала жестоко. Виктор Степанович залпом проглоти коньяк. Посмотрел на жену. Та сидела, опустив глаза, ждала приговора мужа.

— Мне надо подумать, — сказал Виктор Степанович.

— Хорошо. Я согласна. Я понимаю.

— Я думаю, что прощу. Не переживай. Мне нужно свыкнуться с этой мыслью. Все хорошенько обдумать. Немного времени и только. Хорошо?

— Прости меня.

— Не торопи.

В ту ночь супруги Юрьевы впервые за семейную жизнь заснули в разных комнатах. Вернее сказать, пытались. Оба не сомкнули глаз. Виктор Степанович вспоминал прожитую с Валентиной жизнь: как растили детей, как переживали, когда детки болели. Радовались успехам в школе. Давали советы, как общаться с понравившимся сверстниками.

Можно, конечно, взять и перечеркнуть тридцать лет совместной жизни, закатить скандал, устроить развод с больной женой. Рассказать детям, что их мать — падшая женщина. Что получишь взамен? Боль, страдания и разочарования. Жизнь насмарку. Ну, ошибся человек, с кем не бывает. Она же извинилась, раскаивается. Что с того, что долго молчала. А что бы ты ей ответил, расскажи она об этом в 85-м году? А если бы Валентина родила ребёнка от Лехи? Девочку с черными кудрявыми волосами, и Виктор Степанович догадался, что ребенок совсем не похож на него.

Тогда бы он точно развелся. Нет сомнений. Погоревал бы для приличия, и завел новую семью. Был бы он счастлив с другой женщиной, как с Валентиной?

А он был счастлив? — задумался Виктор Степанович. Скорее — да. Чем нет. Ему было интересно проводить совместные вечера. Они с удовольствием ходили в лес за грибами, ездили на дачу, проводили отпуска. С пониманием относились к промахам и неудачам друг друга. В конце концов, у них чудесные дети! Неужели из-за какой-то глупой ошибки молодости, Виктор готов перечеркнуть годы совместной жизни?

Он вспомнил, какой красавицей Валентина была в молодости. Ничего удивительного, что за ней бегали ухажеры. Виктору Степановичу даже льстило, как оглядывались прохожие, стоило супругам выйти на прогулку в город. Валентина умела правильно одеваться, подчеркивая выгодные места фигуры — тонкую талию, стройные девичьи ноги, грудь…

Жили супруги Юрьевы скромно, но Валентина обладала талантом перешивать старые вещи: что-то приталить, где-то пришить оборку так, что ее наряды выгодно выделялись среди знакомых и коллег по работе. Надо сказать, что женскую красоту Валентина сохранила до последних дней. Несколько уставшая и похудевшая, но все равно чрезвычайно соблазнительная и сексуальная. А осознание того, что супруге оставалось совсем немного, странным образом манило и возбуждало Виктора Степановича.

За окном забрезжил рассвет. На работу сегодня не надо, отпуск продолжался, можно и поспать. Виктор Степанович улыбнулся. Надо идти к жене, мириться. Без Валентины не заснет. Очевидно, как дважды два. Он сунул ноги в шлепанцы, зашел в ванну, почистил зубы, помыл подмышки…

— Ты спишь? — спросил Виктор Степанович, пристраиваясь к Валентине под одеялом.

— Не сплю. Я тебя жду.

— Мне тоже без тебя не спиться. Я тебя простил. У меня только одно условие.

— Какое?

— Мы об этом никогда не будем разговаривать и вспоминать.

— Я согласна.

Виктор Степанович запустил руку под ночную рубашку Валентины. Время остановилось. Почти, как в молодости. Как 1984 году после свадьбы. Как в 1986-м после новоселья. Как 1987-м году через месяц после родов. Как в 1994 году первого сентября после праздничной линейки в школе у детей. Как в 2005 году после выпускного вечера совсем уже взрослых дочери и сына. Так было много-много раз. Оставалось, вероятно, не очень много. Надо наполняться и запасаться впрок, — подумал, а затем улыбнулся Виктор Степанович, проникая в сокровенные уголки тела супруги.

Через две недели Юрьевы обвенчались. Службу проводил старец Мефодий. Вместе с родителями обвенчалась и Маша с мужем Василием. Валентина с Виктором Степановичем в счастливом и освященном браке прожила почти десять месяцев и умерла теплым майским утром, 16-го числа. Виктор Степанович до последнего мгновения держал за руку свою Валентину. Губы уже не шевелились, но слабеющий взор жены сказал:

— Прощай.

— До свидания, любимая, — прошептал Виктор Степанович.

Ладонь Валентины ослабла. Виктор Степанович упал головой в подушку. С этого мгновения он не услышит голос любимой. Никогда…

— Мужчина! Ваша бутылочка? Не нужна?

Высокий хрипловатый голос вырвал Виктора Степановича из сентиментальных воспоминаний. Перед ним стояла старушка, приличного вида, с пластиковым пакетом, из которого проступали силуэты пустых бутылок и алюминиевых пивных банок.

— Это не мое. Берите.

— Благодарствую, — улыбнувшись, сказала пенсионерка.

Старушка, кряхтя, нагнулась за бутылкой. Отлепила прилипший листок. Вытряхнула окурок.

— Что за привычка кидать папиросы в бутылку? Воняет же потом, сил нет.

— Принимают еще стеклотару? — спросил Виктор Степанович.

Раньше, еще в советское время, он никогда не выкидывал бутылки. Сдавал по 20 копеек за штуку. Стеклотару тогда принимали в любом продуктовом магазине или у пивных ларьков. Где теперь принимают бутылки, сколько полагается за зеленую поллитровку? — Виктор Степанович не представлял.

— Принимают, а как же.

— Где?

— Так я тебе и рассказала, — беззлобно огрызнулась старушка, — мне конкуренты не нужны.

— Хорошо. Хорошо. Я вам не конкурент. Просто интересно, сколько сейчас дают за пустую бутылку?

— Цена везде разная. Рынок, надо понимать. Смотря куда сдавать.

— Примерно, сколько?

— Ближайший прием стеклотары на Заводской, там за пивную бутылку дадут 70 копеек. А ежели дойти до улицы Народного Ополчения, там можно за рубль сдать. Но я туда не пойду. Далеко.

— Понятно.

— Загорелся, милок, прибыльным бизнесом?

— Если честно, то не очень, бабушка.

— Какая я тебе бабушка? Мне всего-то шестьдесят пять лет. Я еще ого-го!

— А мне шестьдесят два, — сообщил Виктор Степанович.

— Вот видишь, мы с тобой, считай, ровесники. Чего вылупился? Не ожидал? Если я прикид сменю, то можно еще и на танцы сходить. Пригласишь меня, кавалер? Ты я вижу свободный. Без кольца. А?

— Нет, спасибо. Я не готов.

— Неволить не стану. Думай. Я тут часто гуляю. Долго не думай. Вдруг, отойду в мир иной? — старушка заливисто расхохоталась.

— Хорошо, — улыбнулся Виктор Степанович, — подумаю.

— Ты тоже не первой свежести ухажер. Может, я твоя судьба и последняя любовь в жизни? — старушка жеманно согнула правую ногу в колене, призывно подобрала подол платья, — долго не тяни, а то придет к тебе женщина с косой. Не отвертишься от предложения. Локти будешь кусать, да поздно.

— Прикольная вы, — улыбнулся пожилой ухажер, — как вас зовут?

— Лидия Ивановна. Для тебя просто — Лида.

— Очень приятно, Лидия. Меня зовут Виктор.

Лидия слегка присела в книксене.

— Надоедать кавалерам нельзя. Ухожу. До встречи, Виктор.

Старушка, слегка покачивая бедрами, пошла в сторону. Чувствуя на затылке взгляд кавалера, не забывала внимательно осматривать урны и песочницы. Виктор Степанович мечтательно вздохнул. Годы идут, что-то меняется. Раньше он знакомился и предлагал дружбу женщинам. Теперь инициатива у слабого пола.

После безвременной кончины Валентины, Виктор Степанович жениться не собирался. Он не представлял себя в роли жениха. Сможет ли хоть кто-то заменить Валентину. И зачем? Для чего омрачать светлую память супруги? Она на наверху, наверное, все видит, — подумал Виктор Степанович.

Он часто беседовал с воображаемой супругой. Небеса слегка раздвигались, в проеме возникал призрачный лик супружницы Валентины…

— Здравствуй, любимая, — начинал Виктор Степанович.

— Добрый день, Витенька!

— Как твои дела?

— Какие у нас дела? У меня все хорошо. Расскажи о себе. Это намного интереснее.

— На пенсию вышел. Сегодня отдыхаю первый день.

— Сам ушел? Или попросили уступить дорогу молодым?

— Сам. Не хочу работать. Хочу отдыхать. Наслаждаться каждым днем.

— Пенсии-то хватит? Али на шее у детей решил разместится?

— Я немного скопил, долларов прикупил, вклад пенсионный сделал в Сбербанке. Думаю, хватит. Много ли мне надо?

— Если что бутылки пойдешь собирать, — у Валентины появились язвительные женские нотки, — да? Предприимчивый ты у меня, Витенька.

— Зачем ты так, Валя?

— Я видела. Как глазки загорелись-то при виде женской юбки. Мыслишки шаловливые забегали. Сердечко застучало. Не боишься перенапряжения, муженек?

— Валентина! — рыкнул Виктор Степанович, — прекрати!

— А если не прекращу?

— Тогда я пошел. Когда вернется нормальное настроение, тогда и продолжим.

— Как же быть в хорошем настроении, если ты вытворяешь черт знаешь-что! Пользуешься, что не дам сковородой по твоей тупой башке!

— Я не хотел. Лидия сама начала. Извини.

— Меня вокруг пальца не проведешь! Мне сверху видно все! Ты так и знай!

— Валечка, милая. Извини. Я больше не буду.

— То-то же. Прощаю.

— Спасибо.

— Хотя, знаешь, что обиднее всего?

— Что?

— Что я ничего не могу. Я — плод твоего воображения. А в твоём мозгу я какая-то истеричка и ревнивая сучка!

— Извини. Я не хотел.

— Вот именно! Ты не хотел, ты не подумал! Вечно я должна обо всем думать. Если тебе не напомнить вынести мусор, он будет лежать в пакете в прихожей неделю, пока не развоняется на всю квартиру.

— Это не правда. Я регулярно выношу мусор.

— Не может быть!

— Может!

— А на прошлой неделе, кто вынес мусор, только когда из-под пуфика потекла вонючая лужа от сгнившей картошки?

— Я, — Виктор Степанович стыдливо опустил глаза.

— И не спорь со мной.

— Я и не спорю.

— Чего хотел-то? — успокоительно спросила Валентина.

— Я тебя люблю.

— Я тебя тоже люблю, — ослепительно улыбнулась, удовлетворенная ходом перепалки, супружница.

Солнце вновь вышло из-за листвы тополей. Воображаемый лик Валентины скрылся в лучах земного светила. Виктор Степанович оглянулся, и пересел на прежнюю скамейку, на которую теперь падала тень. Отчитанный за нерадивость, вдовец сдвинул козырек бейсболки на лоб, мечтательно улыбнулся: «Хорошая, она все—таки у меня. И пропесочит, и приласкает, и уму-разуму научит».

Детей на площадке заметно прибавилось. Виктор Степанович придирчиво осмотрел новых мамашек. Ему понравилась девушка в фиолетовом платье. Молодая мама привела на площадку сразу троих детишек-погодок. Никого не выпуская из виду, спокойно раздавала указания. Детки ее слушались и шалили в меру. Валентинин типаж, подумал Виктор Степанович. Чёрные прямые волосы, прическа каре, заразительная улыбка, прямой убедительный взгляд. Хорошо! — отметил Виктор Степанович. Скинуть бы сейчас годков тридцать…

Зачем же он тогда уехал в Питер? Ведь из-за этой поездки жизнь пошла наперекосяк. Тогда Валентина не пошла бы к Алексею на свидание. Не было бы стыдливого конфуза, предательства-измены, прерывания беременности. Сидели бы сейчас на лавочке вдвоем, в обнимку. Рано ушла Валентина, для женщины пятьдесят три года — не возраст.

Обращаясь к событиям прошлых лет, Виктор Степанович теперь по-новому всматривался в детали, подмечая события, на которые раньше не обращал внимания.

Глава 3

Весной 2010-го года супруги Юрьевы взяли отпуск и полетели в Египет. Это была не первая поездка за рубеж. Но, к сожалению, последняя. Так получилось, что Валентине скоро стало не до путешествий. Денег не хватало даже на лечение. С теплотой и нежностью вспоминал Виктор Степанович те деньки.

Жаркая, светлая и приветливая Хургада. Улыбающиеся, с хитринкой местные жители, смешно коверкающие великий и могучий русский язык. Удивительно приятные цены на трикотаж и косметику, масло черного тмина и крем алоэ-вера, печеный картофель на улицах южного города и свежевыжатый сок из сахарного тростника…

Когда супруги Юрьевы стояли в очереди на регистрацию в аэропорту Домодедово начались странности, на которые Виктор тогда внимания не обратил. Настоящие женщины часто бывают с придурью, махнул он рукой. А его Валентина, Валечка, Валюша, и подавно. Виктор Степанович снисходительно относился к странностям супруги, порою даже наслаждался непредсказуемым поведением.

Подобное поведение привносило в их размеренную семейную жизнь ощущение эксперимента и новаторства, которые раскрашивали приевшийся быт удивительными красками.

Валентина, вдруг, обмотала голову арафаткой, одела темные очки.

— За нами следят? — спросил Виктор Степанович, подыгрывая жене и озираясь, как настоящий Джеймс Бонд.

— Не обращай внимания, — заговорщицки ответила супруга.

— Первый, первый, прием, — принял условия игры самый тайный и самый специальный агент ГРУ, ФСО и ФСБ, — на горизонте спокойно. Приступаем к посадке.

— Да. Хорошо, — казалось, слегка устало ответила «напарница».

— Первый-первый! — продолжил Виктор Степанович, — дайте координаты для посадки. Прием.

— Аэропорт Хургада вас утроит? — Валентина подозрительно обернулась, не следят ли за ними шпионы.

— Отлично, — едва сдерживаясь от смеха, продолжил Виктор Степанович, — давненько я не тревожил остатки Рамзеса Пятого.

Во время полета супруги продолжили ролевую игру «Шпиономания». Виктор Степанович подумал, что, наверное, смешно смотреть на играющих взрослых со стороны. Ему немного за пятьдесят, а они с женой веселятся, как малые дети. Но, это же хорошо.

Валентина прижалась к иллюминатору, накрылась пледом и не вставала до конца полета. На вопрос, не хочет ли она в туалет, жена ответила полушепотом?

— Нельзя. Разве ты не понимаешь? Мы на грани провала. Терпи.

— Я все же риску, — ответил Виктор Степанович, и сходил в уборную.

В аэропорту супруги Юрьевы необычно долго стояли на улице и не заходили в зал прилета. Вошли в вестибюль, когда внутри оставалась пара замешкавшихся пассажиров. К автобусу супруги пробирались перебежками. Лишь в отеле Виктор Степанович смог расслабиться. Валентина широким жестом скинула арафатку и заказала ром с колой в баре у рецепшена.

— Гуляем, — дала отмашку командирша.

Виктор Степанович поддержал жену, и супруги Юрьевы понеслись в отрыв. Однако, пили алкоголь в меру. Плясали и пели в караоке без меры. Днем купались в бассейнах и на море. Катались на водных горках и на бананах, поднимались в небо на параплане, вечером отрывались на дискотеках, укладывались спать далеко за полночь, часто не встали на завтрак, давая фору многим молодым гулякам.

— Ты меня любишь? — спросила Валентина укладываясь спать на третий день отпуска.

— Да, — с громким выдохом ответил Виктор Степанович.

Он без сил упал на кровать рядом с супругой.

— Имеется ли такая вещь, которую ты мне никогда не простишь?

— Почему ты спрашиваешь?

— Мне интересно. Ты меня любишь? Это значит, ты любишь во мне все: и плохое, и хорошее, все достоинства и недостатки, которых, надо сказать, не мало.

— У тебя нет недостатков, — зевнул Виктор Степанович.

— Я серьезно. Если ты узнаешь, что у меня до тебя был мужчина, и я его, допустим, любила. Ты меня разлюбишь?

— Я знаю, что у тебя был мужчина.

— Откуда? — насторожилась Валентина.

— Ты, извиняюсь за интимные подробности, не была девственницей при нашей первой близости.

— А? — выдохнула Валентина, — это ни о чем не говорит. Это не обязательно должен быть мужчина.

— Женщина? — заинтересовался Виктор Степанович и приподнялся на локте, — это интересно. Расскажи.

— Девственности можно лишиться случайно, в время физкультуры или на приеме у врача, например. Или из любопытства.

— Продолжай. Не останавливайся.

— Почему ты меня никогда не спрашивал об этом?

— О чем?

— Как я потеряла девственность.

— Я думал, что это не важно для наших отношений. Когда мы встретились, тебе было двадцать два года. Для меня непорочность невесты не являлась обязательным условием. И потом, у меня до тебя тоже были женщины. Поэтому, все честно.

— И все же, вернись к моему вопросу. Что ты не сможешь мне просить?

— Зачем тебе это знать?

— Надо. Говори, — потребовала Валентина.

Виктор Степанович пытался серьезно подумать и ответить на поставленный вопрос. Но после утомительного дня под жарким солнцем ленивые мысли расползались и не желали концентрироваться. Выпитый алкоголь давал о себе знать.

— Я тебе прощаю все, чтобы ты ни сделала, — был ответ.

— Честно?

— Да, — икнул Виктор Степанович.

— А предательство?

— Я не могу этого представить, потому что хочу спать, — зевнул Виктор Степанович, — ты меня не предашь никогда.

— А если такое случится под дулом пулемета. Допустим, немцы придут в деревню, и я выдам твое расположение, дату рождения и номер телефона?

— Зачем?

— Я испугаюсь. Потому что на мне остаются дети, их надо кормить и воспитать хорошими людьми. Потому что не хватит сил и храбрости. Я же женщина, слабая и беззащитная. Немцы будут сильнее меня? Если я буду в беспамятстве, и они воспользуются мной в сексуальном плане?

— Ты ничего не будешь помнить? — переспросил Виктор Степанович.

— Да.

— Это будет до замужества или после?

— После.

— Если ничего не помнишь, то прощаю. Если сама пошла к немцам и принялась сотрудничать, то смахивает на предательство. Тогда не прощаю…

«Странные мысли у тебя на отдыхе в Египте», — подумал Виктор Степанович и заснул.

Часы показывали два часа ночи. Валентина в печальном одиночестве спустилась в бар. Купила пачку сигарет, курила оставшуюся ночь и пила платные коктейли. Курила и пила. Курила и пила. Пришла в номер только под утро. Завалилась рядом с непроснувшимся еще мужем. Проспала завтрак, обед, встала только под ужин.

— С сегодняшнего дня, я не пью, — сообщила Валентина мужу.

— Мне одному теперь пить? — удивился Виктор Степанович.

— Это вообще не важно. Твое дело.

Через день супруги поехали на экскурсию «Джип-сафари» в пустыню. Вновь повторилась игра в шпионов. Виктор Степанович обрадовался, что к жене вернулось хорошее настроение и желание шалить. Вечером, в отеле Валентина вернулась в образ степенной российской женушки, не сдержала обещания про спиртные напитки.

Впрочем, выпила она немного. Совсем не курила. Виктор Степанович заметил, что супруга постоянно о чем-то думает. Скорее всего женские дни или хандра по родине, свойственная русским людям на чужбине, подумал он.

— Ты мне изменял? — спросила Валентина перед сном.

Скажите, люди, что за странная привычка спрашивать неудобные вопросы на ночь глядя? Хочет нервы пощекотать? Чтобы человек волновался и ворочался до рассвета?

— Нет, — как можно тверже ответил Виктор Степанович.

— Честно?

— Честно.

— А хотел?

— Нет.

— Врешь.

— Почему?

— Потому что нормальный мужик всегда оценивающе смотрит на чужих женщин, представляя страстные сцены грехопадения с жгучими красотками.

— Откуда ты знаешь?

— Мне рассказывали.

— Мужчины, с которыми ты занималась грехопадением?

— Нет.

— Валентина, твои вопросы странные. Не иначе, как у тебя самой имеется грешок? Так?

— С чего ты взял?

— Ты постоянно о чем-то думаешь. Ты странно себя ведешь на отдыхе. Задаешь каверзные и неприятные вопросы, как будто в чем-то подозреваешь. У тебя все нормально?

— У меня все нормально, спокойной ночи, — ответила Валентина, отвернулась и заснула.

Или сделала вид, что заснула. Виктор Степанович долго лежал и разглядывал переливающиеся тени на потолке. Засматривался ли он на других женщин? Да, было дело. Разве в том имелся большой грех? И как не смотреть, ведь красотки специально одеваются, чтобы мужчины их мысленно раздевали и уносились в бессмысленно-бездумные эротические приключения.

Да, конечно, каждая женщина наряжается не для всех, а для одного единственного и реального мужчины. Или для нескольких. Я же не хватаю всех симпатичных женщин за интимные места, не настаиваю на романтических встречах под Луной. Не затаскиваю в постель. Вполне себе невинно посмотрю, оценю, и пойду к тебе, моя любимая Валентина.

Виктор Степанович представил соседку с третьего этажа, молодую женщину по имени Эльвира. Имя знойной красавицы он под большим секретом выспросил у подъездных старушек. Соседке было на тот момент лет тридцать, не больше. Эльвира находилась в самом горячем возрасте — фигура, ноги, грудь, энергетика, эмоциональность…

Виртуально-мысленный эротический вечер, впрочем, не состоялся. Виктор Степанович заснул, едва довел Эльвиру до дверей ресторана. Во сне же постельные сцены не продолжились.

С утра на трезвую голову Виктор Степанович серьезно поговорил с женой о недопустимости беспочвенных подозрений.

— Если есть факты и доказательства, предъяви. Давай объяснимся. Не тяни резину! Нет доказательств — не начинай пустую болтовню. Подозрения унижают, между прочим, и оскорбляют. Если ты меня любишь, то должна понимать. Самое главное в семейной жизни — это доверие и уважение.

— Хорошо, — согласилась Валентина.

Отдых продолжился, но тень чего-то нависшего над супругами осталась. Валентина находилась в странной параллельной реальности. Часто задумчиво сидела и смотрела вдаль. Кроме того, странные шпионские ролевые игры повторялись каждый раз, когда супруги покидали территорию отеля — выходили в магазин за сувенирами, выезжали на экскурсии, и в самолете по дороге домой вплоть до аэропорта Домодедово. Неужели она что-то предчувствовала или среди туристов узнала ухажера Алексея? — думал теперь Виктор Степанович.

Глава 4

Скучающий вдовец открыл глаза. Чудесный солнечный день продолжался. Почему Валентина так странно вела в той, ставшей последней, поездке? Терзала ли ее совесть за проступок в далеком 1985-м году? Или жена что-то узнала про Виктора Степановича? Кто-то из доброжелателей наговорил гадостей? Жена с буйной фантазией домыслила? Настоящих доказательств измены Виктора у Валентины не было. Он точно знал.

«Надо купить минералки с газом, — подумал он, — что-то жарковато становится».

Виктор Степанович глянул на часы. Десять часов утра. Время-то как летит! Ну, и хорошо, — подумал свободный от работы пенсионер, — что еще делать целыми днями? Вспоминать. Гулять с внуками. Можно было бы путешествовать, при наличии денег. Но странная коронавирусная пандемия, практически перечеркнула удовольствие и возможность длительных туристических поездок. «Это большой риск, — думал Виктор Степанович про Ковид-19, — в чужой стране обязательно заразишься». В его пенсионном возрасте рисковать не хотелось. Уж, лучше посижу дома. Тем более, сейчас лето. И тепло.

А что делать пенсионеру зимой? На лыжах в парке ходить. Надо бы достать старенькие лыжи с балкона, смазать и проверить крепления. Еще стоит записаться в танцевальный кружок при ДК или на курсы английского языка. Буду общаться с ровесниками, брюзжать и ругать правительство. Надо обязательно придумать занятие. Главное, сохранять позитивный настрой. Сидеть в одиночестве дома неправильно.

Виктор Степанович зашел в ближайший супермаркет. Полки магазина ломились от товаров с красивыми этикетками. Не то, что в Советском Союзе. Пенсионер вспомнил пустые полки универсамов с длинными рядами консервов «Завтрак Туриста» и замороженными картофельными биточками в картонной упаковке. Чего греха таить, сейчас с продуктами и снабжением намного лучше. Почему коммунисты не смогли обеспечить граждан великой страны продуктами? Загадка. Не хватило времени, сил и знаний? Умений? Рыночной хватки и личной мотивации?

Где-то в глубине души, Виктор Степанович жалел о распаде Великой страны Советов. Часто вспоминал и тяжело вздыхал. Возможно, потому что в те времена был молодой, и житейские проблемы казались привычными и несущественными. Россия — великая страна, ей всегда найдется достойное место в истории. Мутные времена бывают у любого государства. Преодолев кризисы, неизбежно наступит выздоровление и начнется планомерное развитие к вершинам экономики, нравственности и государственности. Немного высокопарно? Может быть. Чуть-чуть.

Виктор Степанович купил минералку с эмблемой магазина, так дешевле. Полбуханки черного хлеба и парочку яблок, стариковскому организму нужны витамины. Улыбчивые кассиры рассчитали довольного жизнью пенсионера. Виктор Степанович вышел из магазина и побрел по неизведанным тропам родного Красногорска дальше. Домой идти не хотелось.

В советское время продавцы не улыбались, вспомнил Виктор Степанович, как будто совершали странное одолжение: скажите спасибо, что мы вас обслуживаем и тратим наше драгоценное время. Сейчас есть перегибы в другую сторону и часто улыбаются не искренне, но так правильнее и светлее, — подвел итог довольный обслуживанием потребитель.

Взор Виктора Степановича останавливался на новеньких маслянисто-черных асфальтовых тротуарах. Гладкие бордюрные камни, ярко-белая разметка, свеженькая краска на оградках. Исполненный оптимизмом пенсионер забрёл в следующий внутренний дворик со скамейками, песочницами и пластмассовыми горками для детей. Виктор Степанович нашел свободное место, новеньких лавочек было предостаточно.

На этой площадке представленное общество отражало несколько иной социальный срез. Кроме мамашек с детьми, на скамейках расположились старушки. В вязаных панамках. Мужчин-пенсионеров не было. Сильную половину человечества представляли с десяток малышей в голубеньких шортах. Мужчин старше восьми лет, кроме Виктора Степановича, на площадке не наблюдалось.

На него совершенно резонно обратили внимание старушки. Вдовец пенсионного возраста ощутил на себе пеструю палитру взглядов и мыслей от «Какой милый мужчинка!» до «Чего приперся сюда, старый пердун?».

О, женщины, женщины, — подумал Виктор Степанович, — сколько тысячелетий эволюции пройдет в этом мире, прежде чем что-то изменится.

— Ты ничего не понимаешь! — кричала Валентина.

— Почему? — непонимающе спрашивал Виктор Степанович.

— Я не знаю!

— Поясни.

— Ты вроде умный человек. У тебя высшее образование. Отец двух детей. Карьеру сделал неплохую. Но ты слепой что ли?

— Я не слепой.

— Ты меня не слышишь. Я как будто разговариваю со стеной.

— Да, объясни, что случилось! — Виктор Степанович мысленно стукнул кулаком по столу.

— Мне надоело слушать твою коммунистическую чушь. Советский Союз развалился. Туда ему и дорога!

— Совершенно с тобой согласен.

— Если ты пойдёшь на большевистскую демонстрацию, домой не возвращайся!

— Это еще почему? — вспылил Виктор Степанович.

— Потому что я хочу спокойно жить и умереть в глубокой старости в кресле качалке на берегу Средиземного моря, а не в лагере для заключенных на Колыме.

— Самое страшное в жизни — это безразличие и равнодушие, — парировал Виктор Степанович, — если мы будем закрывать глаза на бесчинства властей, то чего ждать на Страшном суде?

— Я не знаю, что тебя спросят на Страшном суде, но твоя жизнь до того дня превратится в ежедневный кошмар. Я тебе обещаю!

— Валя! Я тебя не понимаю. Мы живем в правовом демократическом государстве. Что будет человеку, который высказывает собственное мнение? Времена тоталитаризма прошли безвозвратно!

— Витя! Домой не пущу, — отрезала Валентина.

Виктор Степанович тогда не пошел на митинг, а хотел. С завистью смотрел на друзей, которые вышли с плакатами на Площадь Революции. Демонстранты возвращались заряженные энергией, с горящими глазами, взахлёб часами рассказывали про необыкновенный дух единения и воодушевления.

Отрезвление наступило не мгновенно, но достаточно быстро. Спустя пару недель начались тихие репрессии против организаторов и участников. В полицию вызвали почти всех демонстрантов. Накладывали штрафы, сообщали на работу. С экранов телевизоров пропали некоторые популярные телеведущие, побывавшие на мероприятии.

Виктор Степанович задумался, а ведь и с ним могли сделать что-то подобное. С уважением теперь поглядывал в сторону прозорливой супружницы Валентины. Как же она прочувствовала тонкий переломный момент в жизни российского общества и смогла предугадать тяжкие последствия для участников инакомыслия?

Расследования, многочисленные интервью показали, что массовые митинги и беспорядки были организованы не без помощи зарубежных врагов России. Виктор Степанович вдруг осознал пронзительную мысль, что надо спасать Отечество, оно в опасности. У России нет друзей, есть конкуренты и соперники. Сила нашей Родины в сплоченности. Не время для митингов и демонстраций. Надо поднять экономику, избавиться от предателей и ревизионистов, определиться с национальной идеей. Тогда и настанет светлое время для эффективных и нужных реформ. Пока надо ждать и работать. Работать и ждать.

— Спасибо, — буркнул Виктор Степанович Валентине спустя месяц.

Тем временем, руководство Водоканала прогрессивно развивалось в ногу со временем. Снабжение водой — стратегически важное дело. Кого-то из свободомыслящих работников вынудили уйти на пенсию, кого-то лишили премий, с кем-то провели воспитательную беседу. Диверсии и инакомыслие в Водоканале не положены. Не время сейчас. Где-то он уже слышал подобные высказывания, подумал Виктор Степанович. Правда же говорят, что история развивается по спирали. Сделали виток, отошли от заданной траектории, и хватит. Надо возвращаться на заданную орбиту.

Так начинались нулевые…

Самым тяжелым временем было, пожалуй, начало девяностых. Веселые, романтичные, шумные и перестроечные восьмидесятые отгремели, отшумели. К сожалению, в светлое будущее мы не попали. Надо потерпеть, — подумал тогда Виктор Степанович, — вот перестроим экономку, переналадим на новый капиталистический лад, заменим износившиеся шестеренки, смажем новым универсальным рыночным маслом в виде зеленых долларов, и понесется родимая Русь-матушка, птица-тройка, богом славная к вершинам мирового могущества.

— Выздоровление будет болезненным, — говорили с экранов телевизоров.

И Виктор Степанович верил. Ведь прогресс неизбежен. В России самобытный и умный народ, самая читающая нация. Одна шестая часть суши. Жаль, что отвалились союзные республики, ведь там росли персики, абрикосы и мандарины, но мы братские народы не оставим. Сами выберемся из канавы и их, заблудших, подберем. Русские своих не бросают.

Шли годы, но жизнь не налаживалась. Вот уже шахтеры вышли перед Белым домом. Почему-то стали задерживать зарплату. Деньги у государства пропали? Куда? Виктор Степанович, не понимал, что происходит, но верил, что это всего лишь временные трудности. Жизнь обязательно наладится.

Валентина меж тем уволилась из Красногорского Водоканала и устроилась бухгалтером в странный, на взгляд Виктора Степановича, кооператив по пошиву трикотажа от зимних шапочек до футболок и трусов. Новая работа жены находилась на противоположном конце города в каком-то полуподвальном помещении. Виктору Степановичу кооперативная работа жены не нравилась, хотя Валентина хвалилась начальством. Рассказывала про деловую хватку и светлый ум учредителей, умение находить решения в, казалось бы, безвыходных ситуациях. Жена приносила в дом заработную плату в пять раз больше мужа. Это задевало, раздражало, унижало мужское достоинство Виктора Степановича.

Он, скрипя сердцем, ради любопытства и для знакомства с начальством пришел на частное трикотажное производство. Черная металлическая дверь, без вывески, без охраны, без турникета. Бетонные полы крошились в пыль, тусклый свет в коридорах подавлял. Прямо в проходах сложены тюки с тканями, бобины с нитками и поломанные швейные машинки. Короче, полный бардак, никакой организации труда. Куда смотрят пожарники и санэпидстанция? Виктор Степанович так и сказал вечером супруге:

— Ты как хочешь, а я на работу к вам не пойду. Ваша фирма не проживет и до конца года. С таким подходом к производству, вы долго не протянете.

— Но мне регулярно платят зарплату и больше, чем тебе.

— Это не продлится долго, уверяю тебя.

— Витя, очнись! Нам надо кормить и одевать детей. На это нужны деньги. На твоем любимом Водоканале не платят, а если платят, то на твою зарплату ничего не купишь.

— Не все продается за деньги. Я выбираю стабильность и перспективу. Надо мыслить государственно и масштабно. Когда твоя шарашкина контора рухнет, и вы окажетесь на улице без средств к существованию, моя работа будет как нельзя кстати.

— Хотелось бы в это верить, — поверив в доводы мужа, махнула руками Валентина.

— Время кризиса необходимо тратить на личностный рост и духовное развитие. По моему мнению, самое время сесть за написание кандидатской диссертации. Я звонил вчера в институт. У них полно свободных мест в аспирантуру. Никто не идет. Недальновидные аспиранты побросали научные степени и кинулись в бизнес. Дураки. Ха-ха-ха.

Хилый смешок Виктора Степановича рассеялся в суровом взгляде Валентины.

— Вот смотрю я на тебя, милейший друг мой, Виктор Степанович, и думаю, а на какой планете ты живешь? Каким воздухом дышишь?

— Не переживай, Валя, жизнь наладится. Пойми ты меня правильно: будущее не может быть за такими кооперативчиками, как ваш. Будущее за большими, не побоюсь этого слова, гигантскими комбинатами с глубокой степенью переработки продукции, с международной кооперацией и экспортными перспективами сбыта готовой продукции. А вы что? Будете вечно торговать на Рижском рынке? Какой в этом рост? Где ваши перспективы? Это же убожество. Не обижайся, только, прошу тебя.

— Ты — молодец, индустриализатор, строитель развитого капитализма. На какие деньги сейчас существовать будешь? Не хотела тебе напоминать, и унижать. Но где деньги, Вить?

— Валя, не будь мелочной. Это тебе не идет! Сегодня ты больше зарабатываешь, вчера — я больше зарабатывал. Мы — семья. Так и должно быть. Я буду работать на перспективу. Когда ваш кооперативчик загнется, я дорасту до начальника управления в Госснабе или Госплане. У меня будет личная Волга с водителем и паек из спецраспределителя. Наши дети будут обслуживаться в Кремлевской поликлинике. Это же круто. Правда?

— Ой, Вить, как же ты ошибаешься, — недоверчиво улыбнулась Валентина, — наш Советский Союз потому и распался, что страна переродилась в спецраспределители и пайки, а нормальной экономики уже не было. Одни гиганты металлургической и химической промышленности.

— Логика развития общества говорит о том, что рано или поздно коммунистическому обществу быть. То, что творится сейчас, всего лишь мелкая заминка на извилистом пути прогресса.

— Ладно, спорить с тобой бесполезно, — махнула Валентина на мужа рукой, — делай, как знаешь.

— Учение Маркса всесильно, потому что оно верно, — процитировал напоследок Виктор Степанович.

Спустя неделею, он подал документы в аспирантуру. Ступив на крыльцо родного ВУЗа, Виктор Степанович как будто помолодел. Прошелся по обшарпанным коридорам родного института, зашел в столовку, выпил фирменного компота и съел сосиску в тесте. Мысленно всплакнул. Поднялся на третий этаж и зашел на кафедру, где работал однокурсник Гришка Осипов — умный парень, отличник и немного сдвинутый на методе конечных элементов в прочностных расчетах металлических конструкций.

Виктор Степанович освободил сегодняшний день и не торопился домой. Обнялся с товарищем студенческих годин. Достал из портфеля заготовленную бутылку деревенского самогона, настоянного на еловых шишках с добавлением корочек черного хлеба, по цвету не отличишь от коньяка. А запах! Гришка ловким движением достал из нижнего ящика стола две рюмки, блюдце и пожухлую половинку лимона.

— Прости, не готовился, — извинился за скромное угощение Гриша.

— Это я должен проставиться.

— Почему?

— В знак уважения, что двигаешь науку, несмотря ни на что. Когда там наверху закончится перестройка в мозгах нашей элиты — как ты думаешь, кто будет нужен и востребован?

— Кто? — Гриша отвинтил крышку бутылки, принюхался, — божественно!

— Такие как ты, которые не променяли науку на сиюминутные заработки, не посрамили честь и не запятнали высокое знамя отечественной науки. Давай выпьем за вас — ученых.

— Давай, — махнул рукой Гриша.

Нечасто слышал в последнее время хвалебные речи младший научный сотрудник Григорий Осипов. Жена пилила с утра до вечера из-за отсутствия денег. По выходным м. н. с. ездил на подмосковные дачи и подрабатывал простым плотником, чтобы хоть как-то свести концы с концами. Денег не хватало катастрофически. Гриша и сам свято верил в то, что разруха и нищета не навсегда. Такого просто не может быть. Люди одумаются. Государство вновь повернется лицом к науке. Справедливость восторжествует.

— Как жизнь? — сморщившись от самогона, спросил Виктор Степанович.

— Если честно, не очень, — смахнув слезу от переизбытка чувств, ответил Гриша.

— Что так?

— А ты газеты не читаешь? Телевизор не смотришь?

— Почти не смотрю. Ничего нового по ящику не рассказывают.

— Молодец, а я не могу без телика.

— Ты мне лучше расскажи, как жизнь в институте? Бьет ключом?

— Не очень. Разбегаются аспиранты и ученые, как крысы с корабля.

— Куда?

— Кто-куда. Кто в коммерцию. Кооперативы понаоткрывали и торгуют чем ни попадя. Кто не хочет разрывать с наукой, смотрят в сторону Запада. Там наших специалистов ждут с распростертыми объятиями. Знаешь какие деньги там обещают?

— Какие?

— Двести-триста тысяч в год.

— Чего?

— Долларов, конечно. У них так принято, считать доходы в годовом исчислении.

— Врут, небось, — усомнился Виктор Степанович, и подлил самогонки в стаканы.

— Не врут. Разваливается наш институт, Витька! Остаются одни старики. Чего им рыпаться? До пенсии пару лет осталось дотерпеть.

— А я пришёл в аспирантуру поступать, хочу двигать науку.

— Ты серьезно?

— Да. Только на заочную, конечно, без отрыва от работы.

Гриша посмотрел на приятеля поверх очков, пожал узкими плечами.

— Дело твое.

Виктора Степановича зачислили на заочное отделение аспирантуры без вступительных экзаменов. Можно сказать, по блату, но в основном из-за катастрофического недобора желающих вкладывать в отечественную науку душу, ум, сердце и свободное время. Теперь вечерами отец семейства Юрьевых погружался в книги, конспектировал, вычислял, записывал в толстую тетрадь. На работе в обеденное время перепечатывал записи в программе Лексикон. Диссертация росла и пухла день ото дня. Несмотря на скромные доходы и смутные перспективы, ощущение правильно выбранного пути не покидало Виктора Степановича.

Но линия судьбы наметила новый неожиданный поворот. Виктор Степанович стал замечать, что Валентина чаще задерживается на работе:

— У нас месячный отчет…

— Налоговая проверка…

— Надо готовить документы для банковской проверки…

— Я пересчитывала лимит кассы…

— Представляешь, приехал клиент из Улан-Удэ, привез целую суму трехрублевых купюр. Пока не пересчитаем, уйти нельзя…

До поры до времени, подобные отговорки успокаивали Виктора Степановича. Он замолкал, понимающе кивал, разводил руками. Что еще делать? Валентина зарабатывала день ото дня больше, он же за книжками богател интеллектуально, но семейному бюджету его занятия наукой прибавки не приносили. Как известно, кто приносит в дом больше денег, тот и заказывает музыку. Мужское самолюбие Виктора Степановича страдало, но он не отступал от намеченного пути, держался как мог.

Придя однажды с работы домой, Виктор Степанович в ванной обнаружил красно-кружевное женское белье. Оно вызывающе висело над ванной и сушилось. Легкомысленная полупрозрачная маечка и легкие круженые трусики. Дочке Маше такие вещи носить было рановато. Виктор Степанович взял в руки эротичное белье. Понюхал, помял в руках — мягко, душисто, красиво. Ничего не скажешь. Растянул трусики, как резинку. Валентинин размер. Но жена для двигающего науку мужа подобное белье не надевала ни разу, хотя супружеский долг Виктор Степанович исполнял с завидной регулярностью. Он бы заметил.

Растревоженный муж кинулся в спальню, выдвинул ящичек с женским бельем. Обнаружил там еще три нераскрытых упаковки с модельными, кружевными, тончайшего шелка трусиками.

— Что это? — едва дождавшись Валентину с работу, крикнул Виктор Степанович с порога, ничего не подозревающей, супруге.

— Что?

— Это, — Виктор Степанович подкинул вверх разноцветные трусы.

— Витя, это — трусы.

— Я вижу, что это трусы. Откуда они у тебя?

— Это образцы нашей продукции. Я взяла на пробу. Очень удобные, между прочим. Еще один комплект, кстати, сейчас на мне.

— Как? — Виктор Степанович побагровел.

— Я — женщина, Витя, — Валентина гордо прошла в ванную, сняла с веревок элегантное белье, и пошла в спальню.

Виктор Степанович, опустив голову, поплелся за женой.

— Я хорошо зарабатываю, и имею право покупать вещи, которые мне нравятся.

— Но как? — только и смог выдавить из себя Виктор Степанович, — как ты в этом ходишь на работу?

Только сейчас он заметил, что черная элегантная юбка на Валентине, пожалуй, слишком коротка и через чур высоко показывает окружающим красивые ровные ноги его жены. А белая, слишком воздушная блузка, имеет нескромный вырез, через который с лёгкостью можно наблюдать волнительную грудь его супруги. Прическа с мелированными кончиками волос слишком молодёжна и вызывающе красива. Виктор Степанович опустил глаза, взгляд уперся на обвисшие коленки домашних треников, появившееся пузико из-за сидячей работы, и ощутил, что между ним и Валентиной растет пропасть величиной с километр. Он понял, что теряет ее…

— Я женщина, и хочу выглядеть в свои тридцать лет привлекательной и желанной!

— И я, — кивнул Виктор Степанович.

— Что?

— И я хочу.

— Кто тебе мешает?

— Скромность, наверное. Мне кажется, что если я буду одеваться слишком молодёжно, то получится какая-то измена тебе. Я буду привлекать взгляды молодых сотрудниц и прохожих на улице.

— Правда?

— Мне кажется, что не должен подавать повода для ревности и провоцировать семейные разборки. И деньги на все это роскошество нужны немалые.

— Витенька! — Валентина подошла вплотную к супругу, — я тебя люблю…

Дальше воспоминания нечеткие. Виктор Степанович побагровел. Понял, что надо что-то делать. Мужик он или не мужик! Страстно заключил Валентину в объятия. Грубовато, что бывало с супругами редко, повалил на кровать. Затрещали пуговки воздушной блузки. Повозившись немного с юбкой, которая не снималась, он задрал подол выше талии. Нервно дрожащими пальцами стащил кружевные трусики синего цвета…

На утро Виктор Степанович придирчиво обследовал мужской отдел семейного гардероба. Выбросил на помойку старые заношенные брюки и вельветовый костюм. Достал собственную заначку на черный день. Внимательно пересчитал. В субботу Виктор Степанович поехал на Тушинский вещевой рынок. Один. Без жены. У Валентины был внеурочный рабочий день. Муж промолчал, ничего не поделаешь. Деньги семье нужны, и не он их зарабатывает. Он строчит диссертацию на перспективу. Его время еще настанет.

Походив между серо-голубых навечно пришвартованных морских контейнеров, Виктор Степанович выбрал, примерил, и, дотошно сторговав скидку, купил зеленый пиджак, черные модные штаны и коричневую барсетку. Уж такая была мода в те времена. В тот же вечер, пока жена была на работе, Виктор Степанович выгулял обновки в районе станции «Павшинская». Купил стакан семечек, бутылку пива «Оболонь».

Обновленный Виктор Степанович шел и плевал семечки с высоты нового перспективного имиджа на тротуары родного Красногорска. Он замечал взгляды незнакомок, порою завистливые, иногда осуждающие. Ничего привыкайте, теперь жизнь пойдет по иному маршруту. Мир принадлежит сильным и красивым. Это аксиома!

Обновив гардероб, Виктор Степанович не поменял внутреннего содержания. Не сменил работу, не нашел идей для самореализации. Он продолжал ходить на низкооплачиваемую работу в Водоканал, перемигивался с моложавыми сотрудницами из бухгалтерии. Рвения в написании диссертации поубавилось, но достойное занятие не бросил. Виктор Степанович свыкся с регулярными обновками Валентины, и неприятных разговоров не допускал. Его жена должна красиво одеваться, пускай, и не за его счет. Что поделаешь?!

Ущемленный муж почти успокоился, ревность утихла. Он привык ко второстепенной роли в семье, и что жене позволено чуть больше вольностей: Валентина могла поздно прийти с работы, ее слово было решающим при планировании семейного бюджета. Виктор Степанович заходил после работы в магазин и покупал продукты для дома по заранее утвержденному Валентиной списку. Он готовил куриный суп или макароны по-флотски в пятилитровой кастрюле на всю семью, ставил стирку и гладил постельное белье.

Однажды Валентина, не предупредив заранее, не пришла ночевать. Была пятница, осень, шел дождь. Виктор Степанович вышел на балкон, погода даже не нашептывала, а настойчиво кричала, что упустил ты, глупец, свое семейное счастье. Твою любимую женщину сейчас лапает в дорогом гостиничном номере более удачливый конкурент. Кто он — директор, учредитель или брутально-мускулистый бандит-охранник? Виктор Степанович представил, как рвется в порыве страсти нежное кружевное белье Валентины. Как его привлекательная супруга бесстыдно кричит, раздвигает ноги и задыхается от удовольствия.

Шумели деревья, крупные капли стучали в подоконник. Глупец, глупец, глупец! Женщины любят сильных и успешных. А ты? Что ты сделал, чтобы стать кумиром для любимой женщины? Виктор Степанович отыскал завалявшуюся пачку сигарет, закурил. Табачный дым раздирал глотку, туманил мысли. Несчастный муж шумно затягивался, с кашлем выдыхал дым. Холодный влажный ветер подхватывал и уносил сизые облачка в темноту ночи. Моя жизнь пропала, — повторял Виктор Степанович, — пропала на веки…

А вдруг Валентина просто забыла ключи? — осенила догадка Виктора Степановича. Сидит бедная женушка в лифтовой и не может попасть в квартиру. Какой же я дурак! Уже неделю не могу починить дверной звонок! Виктор Степанович кинулся в прихожую, с силой толкнул дверь наружу. Та резко распахнулась и гулко стукнула о бетонную стену. Никого. Глупо, конечно. Валентина никогда ничего не забывала. Ключи мог забыть он, рассеянный супруг. В этом не было бы ничего удивительного. Но не Валентина.

Убитый горем муж вернулся на холодный балкон. Ему вдруг показалось, что на скамейке у подъезда сидит продрогшая от холода фигурка жены. Его Валюша, Валечка, солнышко ненаглядное! Виктор Степанович в домашних тапочках выбежал на улицу. Но нет. Вновь показалось. Приподъездные лавочки пустовали. Холодные брызги и пронизывающий ветер. Вот и все, что ждало растерянного главу семейства Юрьевых на улице. Виктор Степанович, опустив голову, вернулся в дом.

Затем ему пришла мысль, что Валентина обиделась и ждет его извинений на остановке автобуса. Да. Именно так. Какой же он дурак, как сразу не догадался? Озаренный надеждой, муж схватил зонтик, плащ, ноги прямо в тапках сунул в резиновые калоши. Добежал до остановки. Мокрая от дождя лавочка пустовала. Глупо, конечно, получилось. Но в его положении надо цепляться за любую соломинку, надеясь на самое невероятное чудо.

Вдруг на противоположной стороне Ильинского шоссе остановились серые Жигули. С заднего сиденья выбралась женщина в бежевом плаще. Открыла над головой сиреневый зонтик.

— Валя! — крикнул Виктор Степанович, — я здесь!

Гулким эхом раскатился последний призыв утопающего в страданиях мужчины. Женщина обернулась в сторону Виктор Степанович, и оказалась незнакомым армянином с густой кучерявой бородой. Мужчина улыбнулся. Виктор Степанович пожал плечами.

Какое-то время он гулял по Ильинскому шоссе, вглядываясь в проезжающие мимо автомобили. Иногда казалось, что с заднего сидения на него вглядываются неспокойные глаза Валентины. Но машины проезжали мимо, притормаживая, чтобы не обдавать Виктора Степановича грязной холодной водой. А брошенному мужчине было так плохо, что на воду он не обращал никакого внимания. Виктор быстро промок, зонтик безвольно волочился по земле. Тревожные мысли крутились, не находя правильного выхода: он виноват, нет ему прощения, а Валентина в душном номере с каким-то негодяем…

Вдруг Виктора Степановича осенило: пока он бродит в тоске по ночному городу, Валентина пришла домой. А мужа нет дома. Что подумает жена? Виктор Степанович бросился домой. Да. Конечно супруга уже дома, немного запозднилась. С кем не бывает. Ничего страшного. Сейчас она расскажет невероятную историю опоздания. Они будут часто вспоминать этот нелепый день и смеяться на семейных праздниках.

Дома никого не оказалось. Чудес не бывает. Если может случится что-то страшное, то всегда произойдет. Спасения не будет. Виктор Степанович достал бутылку припасенного самогона. Выпил три рюмки подряд. Не закусывая. Скинул мокрые вещи в ванную. Будь что будет, махнул рукой мужчина-брошенка. Если суждено чему-то произойти, то пускай произойдет. Противится судьбе вредно и бессмысленно. Виктор Степанович лег на кровать и заснул тяжелым тревожным сном.

Во сне он бегал по темным этажам родного института. У Виктора Степановича вот-вот должна состояться защита кандидатской степени. Где-то на подоконнике он оставил папку с текстом диссертации. За разговором с Гришей забыл. Вернулся, рукописи на месте не оказалось. Остаток ночи он, задыхаясь, носился по этажам, заглядывал в пустые аудитории, спускался на лифте, поднимался на чердак. Запускал руку в грязно-прокуренные урны. Затем вдруг оказывался в сыром подвале.

И вот он стоит перед экзаменационной комиссией, а сказать нечего. Все нужные мысли застыли на бумаге, которая утеряна безвозвратно. В голове пусто. Без бумажки он не человек и не ученый. Надо было сделать копию, — пронеслась светлая мысль. А теперь даже дома нет запасной распечатки. Компьютер сгорел, дискета не сохранилось. Пять лет жизни коту под хвост. Дурак я, дурак…

Виктор Степанович слышал, как проснулись дети. Как они не стали будить отца, и тихо играли в детской комнате. Он слышал, как тихо провернулся ключ во входной двери. Дети выбежали и обняли загулявшую мать.

— Где ты была? — спросил Саша.

— На работе, — шепотом ответила Валентина.

— Почему так долго? — не отставал сыночек.

— Так надо. Где папа?

— Спит.

— Вы голодные?

— Да.

— Сейчас я вас накормлю.

Виктор Степанович окончательно проснулся. Но лежал и боялся открыть глаза. Зачем? Почему так получилось? С новой силой обрушились угнетающие вопросы. Для чего теперь жить? И для чего он жил до сих пор? Он вполне приличный семьянин, любит детей, жену… Любил жену, — поправил он себя.

Почему же так произошло? Из-за его эгоизма? Он же был не плохим мужем. На сторону не заглядывался. Или почти не заглядывался. Но, точно, не позволял походов на сторону. Работал, в дом зарплату приносил. Не алкоголик, не наркоман, не преступник, не вор и не мошенник. Звезд с неба не хватал, но жизнь еще не закончена. Она только начинается. Все еще будет. Я еще докажу. Я смогу… Может быть…

С кухни донеслись аппетитные запахи жаренных блинов. Как же с Валентиной уютно и тепло в доме! Горячая слезинка скатилась на подушку. Как начать разговор? Как простить? Как понять такое? Почему бы ей самой не зайти в спальню, не объясниться? Теперь надо честно рассказать мужу, что случилось? Виктор Степанович лежал и слушал, как на кухне смеются радостные дети. Почему им так хорошо, а ему так плохо? Бедняжки, они еще не знают, что безоблачной семейной жизни пришел конец!

Дверь в спальню тихо отворилась. Виктор Степанович зажмурил глаза. Валентина на цыпочках подошла к кровати. Присела на край.

— Спишь?

— Нет.

«Только не открывай глаза! — твердил про себя Виктор Степанович, — пока ты не открыл глаза, ситуацию можно спасти. Ночной кошмар окажется сном. Как только увидишь ее наглые глаза, доверие пропадет. Иллюзия рассеется!»

— Прости меня, я виновата, — тихо произнесла Валентина.

— За что?

— Я не ночевала дома. Это ужасно.

— Где ты была?

— Ты меня простишь?

— Это зависит от тебя. Где ты провела ночь?

Виктор Степанович хотел спросить: «С кем ты провела эту ночь?», но удержался от провокации-оскорбления.

— Я тебе все объясню. Ты только не сердись.

— Я постараюсь. Рассказывай.

Виктор Степанович открыл глаза, поправил волосы. Валентина была в офисной одежде: черный короткий жакет, белая с предательским разрезом блузка, короткая черная юбка. Пуговки на месте. И то хорошо.

— Я слушаю.

Валентина рассказала, что вчера, в пятницу, под конец рабочего дня, на фабрику приехал директор — Илья Сергеевич, накрыл стол в честь покупки новенького джипа Гранд Чероки черного цвета. Шеф произносил тосты, что мы настоящая команда. Наша фирма развивается семимильными шагами и недалёк тот день, когда мы выйдем со брендированной продукцией на мировой рынок, завалив высококачественными и дешевыми трусами Европу и Соединенные Штаты Америки.

Бухгалтерии он по такому случаю выписал премию по пятьсот долларов каждому, между прочим. Валентина положила конверт с серовато-зелеными купюрами на кровать перед Виктором Степановичем.

— Выглядит, как подкуп. Я не продаюсь.

— Ты неправильно понял. Это моя премия.

— За что?

— За хорошую работу. Всем выдали. Не только мне.

— И вы пьянствовали всю ночь?

— Нет, не всю. Илья Сергеевич решил похвастаться, и повез нас за город. Он решил показать свой новый коттедж. Вить, я таких никогда не видела. Это что-то невообразимое…

Коттеджа как такового еще не было. Стройка только начиналась. Строители выкопали котлован, заложили фундамент и стенки подвального помещения. Все это благолепие находилось в районе Апрелевки по Киевскому шоссе. Строительство кипело в всем поселке. Новые русские строили дворцы, резиденции и поместья. Илья Сергеевич обещал пригласить сотрудников на новоселье. Рассказывал, что сзади дома будет крытый бассейн и подземный гараж на пять машин. На краю коттеджного поселка планировалось поле для гольфа и десяток теннисных кортов.

— Такая жизнь будет у всех работников нашей фирмы, — разошелся Илья Сергеевич, — после Нового года я планирую выкупить еще десять участков для передовиков нашего трикотажного производства.

— Представляешь, Вить, если у него получится, то и мы сможем жить за городом в шикарном доме. Как тебе новость?

— Не верится мне, Валя, в добрых дядечек.

— Ты его не знаешь, он хороший. Умный. Если он что-то задумал, то обязательно сбудется.

— И что было дальше? Где ты была всю ночь?

Дальше везение покинуло компанию Ильи Сергеевича, и новенький джип Чероки на подмосковных ухабах пробил одновременно два колеса, провалившись задним мостом в глубокую лужу. Представляешь: темно, грязь, идет дождь. Что делать? Оказалось, что денег в карманах у шефа не осталось. Валентина и сотрудники оставили сумки с кошельками на работе. Директор обещал вернуть сотрудников в офис и продолжить веселье. Босс ушел искать трактор или шиномонтаж.

— Мы, пять глупых баб, просидели оставшуюся ночь в джипе. Илья Сергеевич вернулся за нами только под утро, пьяный, оборванный, но с деньгами. Выдал обещанную премию и деньги на такси. Вот, собственно и вся история. Сообщить и предупредить тебе я никак не могла, сам понимаешь.

— Интересная история. Это правда?

— Да.

Валентина сидела перед мужем слегка уставшая после бессонной ночи, но не пьяная. Пуговки на блузке на месте, колготки без подтяжек, царапин и других следов бурной ночи не наблюдалось.

— Прости, если можешь. Я не хотела. Так получилось.

— Хорошо, — отмяк Виктор Степанович, — спать хочешь?

— Очень.

— Ложись.

Валентина легла рядом и мгновенно уснула. А Виктор Степанович лежал и думал, какой же он дурак. Как мог подумать о жене так плохо? Почему вчера буквально сходил с ума от раздирающего душу страданья, от боли и ревности? Надо доверять жене и ценить людей, которых посчастливилось встретить в жизни.

Успокоившийся муж осторожно освободился от объятий спящей супруги. После легкого завтрака вышел погулять с детьми на улицу. День выдался на удивление солнечный, свежий и тихий. Видимо горечь, обиды, печали вылились вчерашним ливнем, сгинув в сточных канавах подмосковной канализации.

Счастливый отец с детьми пришли на берег Москвы-реки. Дети пускали бумажные кораблики, которые соревновались в скорости с разноцветными осенними листьями. Душа оттаивала, можно жить, можно любить, дети не разлучатся с родителями. Скалисто-зубастый ураган вчерашней ночи превратился в покатые ровные берега равнинной Москвы-реки. По прибрежной песчаной полосе неторопливо прогуливались пожилые пары. И мы будем прогуливаться с Валентиной на пенсии, — подумал тогда Виктор Степанович.

Нельзя сказать, что его полностью удовлетворил рассказ Валентины. Она все-таки взрослая замужняя женщина, мать двоих детей. Зачем безрассудно и легкомысленно ехать куда глаза глядят в столь поздний час? Потому что поехали другие сотрудники и подруги? А голова на плечах у жены имеется? Если ваш директор прыгнет с крыши, ты тоже прыгнешь? Но воспоминания об ужасе потерять Валентину были настолько яркие, что Виктор Степанович предпочитал больше не вспоминать ночное происшествие.

Глава 5

Хорошо сидеть и вспоминать о прошедших днях. Тревожные события и старые раны почти не тревожат, лишь слегка волнуют и будоражат воображение. Ушибы и раны отболели, швы сняты, синяки прошли, кости срослись. Память сглаживала острые углы. Виктор Степанович еще раз мысленно поблагодарил небеса за прожитые счастливые годы, за супругу Валентину, за детей, за возможность дышать и наслаждаться теплым летним днем.

На площадку крадущимся шагом вышла знакомая старушка-бутылочница Лидия Ивановна. Она шла, как и прежде, заглядывала в урны для мусора, под лавочки и в песочницу. Местные старушки оживились, запшикали на нее. Виктор Степанович поднял руку и помахал, как старой знакомой.

— Кого я вижу? — расцвела старушка, — да ты меня, старый хрыч, преследуешь?

— Нисколечко. Я прогуливаюсь, у меня собственный маршрут.

— Признайся, крепко я запала тебе в душу? — Лидия Ивановна ударила в ладоши, — хотеть женщину — это нормально. Не стесняйся.

— Да. Пожалуй, — кивнул Виктор Степанович.

— Не думаешь ли ты, что это судьба? Извини, забыла, как тебя звать?

— Виктор.

— Вить, нравлюсь я тебе?

— Не знаю пока.

— Ты с этим не тяни. Нет у нас времени, милок. Чай не восемнадцать годков-то нам? Верно говорю?

— Верно, Лидия.

— Или хочешь познакомиться с Веркиной компанией? — Лидия Ивановна махнула в сторону перешептывающихся о чем-то старушек, — выбор побольше. И бабищи вроде как пофасонистее имеются. Вона у Нинки квартира трёхкомнатная, и живет одна. Она бы с удовольствием пустила тебя на постой. Отдавай ей только пенсию. И делов-то.

Лидия Ивановна выставила средний палец правой руки и отвесила конкуренткам неприличный жест.

— Ого! — заметил наметившийся конфликт Виктор Степанович.

— Не долюбливают они меня. А я их… Ха-ха-ха…

Лидия Ивановна громко рассмеялась.

— Почему, если не секрет? — поинтересовался Виктор Степанович.

— Завидуют моему оптимизьму.

— Это как?

— Да проще простого. Я никогда не унываю. Никогда! Сидеть с этими старыми кошелками и трепаться дни напролет мне противно и тошно. Жизнь течет и скоро ее финал. Се ля ви! Неужто я остатки единственной и драгоценно-неповторимой жизни проведу в обществе ущербных неудачников?

— Бутылки собирать лучше?

— Намного. Сравнивать нельзя. Это как небо и земля. Во-первых, целый день при деле. И мусор лишний собираю, для обчества польза, и копеечку лишнюю имею. Так?

— Согласен, — кивнул Виктор Степанович.

— Доход небольшой, если честно. Мне бы и пенсии хватило. Но не могу, я, хоть убей, сидеть сиднем с, прости господи, старыми склочницами. Оно ведь как получается? С кем общаешься, на того и похож становишься. Они кто? Сплетники и лентяи. Я так не же-ла-аю!

— Понятно.

— А склочные бабки мне завидуют. Думают, что я озолотилась на бутылках. Дело не в деньгах! Дело — в жизненной позиции. Понимаешь?

— Почему, Лидия, вы думаете, что эти милые старушки сплетники и склочники?

— Опять, двадцать пять. Да ты меня, Петенька, не слушаешь совсем.

— Витенька.

— Чего?

— Меня Витенька зовут.

— Ну, да. Извини. Вот гляди внимательно и запоминай. Вот та противная старушенция в сиреневой юбке — Верка-гадюка. Увела у меня третьего мужа.

— Вы были замужем три раза? — перебил Виктор Степанович.

— Вот еще! Четыре! Я никогда не сдаюсь, это мое кредо. Знай, Витенька. Если ты думаешь, после того как Верка увела у меня мужа, я остановилась и распустила сопли? Грош мне цена иль три копейки. Я не такая. Я долго не горевала. Отслужила панихиду, справила поминки и вышла замуж еще раз.

— Какую панихиду?

— По мужу, по третьему. Он как к ней ушел, так и помер через три месяца. Уходил, знаешь, нормальным был. Я ей можно сказать конфетку в красивом фантике передала: мужик выстиранный, ухоженный, брючки со стрелочкой, стрижечка — полубокс, одеколон — Шипр. Не мужчина, а загляденье. Она на него и позарилась. Что там произошло, точно не скажу. Не знаю. Верка молчит. Но помер быстро, не успел, значит, насладиться в постели с разлучницей. Она же замужем до того не была ни разу. А баба на вид симпатишная. Это было в 96-м году, тогда ей было сорок семь лет, грудь пышная. Задница упругая, прическа модельная и все такое. Вот он и позарился, кобелина поганая.

— Жаль его.

— Наверно, ты и прав, Вить. Человек все-таки. Не кошка.

— Долго вы с ним прожили?

— Пять лет. Познакомилась я с ним на тренинге в Гербалайфе.

— Ничего себе!

— Весело было. Я подрабатывала. Денег не хватало, началась галопирующая инфляция, на работе платили мало и часто задерживали. Было у тебя такое?

— Да, — согласился Виктор Степанович, — бывало.

— У меня два ребенка на попечении от второго брака. Второй муж у меня был афганец. Не вернулся с войны. В самом конце, в 87-м году, пропал без вести.

— Какая нелегкая судьба у вас, Лидия Ивановна.

— И не говори, Виктор. Но я никогда не отчаивалась, и многое получалось. Детей на ноги поставила, по институтам распределила. Сейчас большие люди, между нами говоря. Имеють большие деньги. Дома. Внуки ростут. Зовут к себе. А я не хочу. Что мне в ихних коттеджах делать? Скукота!

— Совершенно с вами согласен.

— Засиделась я что-то с тобой, Виктор. Приглашаю тебя со мной, ежели не хочешь пропасть в рутине и бесперспективности мещанского бытия.

— Я готов, Лидия Ивановна, — встрепенулся Виктор Степанович, жизнь совершала неожиданный поворот, — а это удобно?

— Неудобно спать на потолке, одеяло сваливается. А остальное допустимо. Пока нравишься ты мне. Если надоешь, не серчай, так и скажу. Терпеть обузу на шее не стану.

— Помочь вам?

— Держи, — Лидия Ивановна протянула Виктору Степановичу пакеты с позвякивающими бутылками.

Сердце волнительно застучало, глазки засверкали, ладошки вспотели. «Давление, — подумал Виктор Степанович, — пару таблеток Цитрамона не помешали бы». Но лекарство он с собой не взял. Махнул рукой. Будь что будет. Взволнованный пенсионер пошел сзади Лидии Ивановны. Новая знакомая шныряляа то влево, то вправо. Возвращалась из-под кустов с бутылкой в руках, кидала добычу в пакет к Виктору Степановичу, и вновь убегала вперед.

У Лидии Ивановны оказалась очень даже стройная фигура, отметил про себя Виктор Степанович. Под балахонистым ситцевым платьем проглядывалось соблазнительное и крепкое тело новой подружки. А что такого? Чему удивляться? А если дело дойдет до объятий и совместного возлежания в кровати? Или мужчина зайдет в ванну, а Лидия Ивановна там переодевается? Виктор Степанович задумался, сможет ли удивить новую спутницу необузданной страстью? Лидия Ивановна ему нравилась оптимизмом, опрятностью, прямотой. Хорошо с такими людьми.

Меж тем, ничего не подозревающая о смелых эротических фантазиях, пенсионерка Лидия Ивановна собирала бутылки и одновременно расспрашивала Виктора Степановича о жизни. Чего стесняться? Он рассказывал. Жизнь, как у большинства людей в нашей стране. Имелись горести, случались и радости. Раньше были молодыми, а теперь вот пожилые.

— Хочешь вернуться в молодость? — спросила вдруг Лидия Ивановна.

— Хочу. А кто ж не хочет?

— Грехи тянут? Что-то хочешь исправить? Али думаешь прожить жизнь по-другому?

Вот так вопрос, — отметил про себя Виктор Степанович, — чем привлекает молодость? Силой, красотой, энергией. Если представить себя помолодевшим, но с жизненным опытом, с навыками и умениями, интересно было бы жить заново?

— Как без грехов? Есть, конечно. Если что-то можно исправить, наверное, исправил бы.

— А ты понимаешь, что сегодняшняя жизнь изменится до неузнаваемости. Отдаешь себе отчет, что менять прошлое опасно?

Лидия Ивановна пристально поглядела на Виктора Степановича. Вынесет ли груз ответственности?

— Что, например? — нерешительно спросил он и поставил уже тяжелый пакет на землю.

— У тебя могут не родится дети, которые сейчас живут. Зато могут родится другие. Ты можешь жениться на другой женщине. Может начаться третья Мировая война, прилетят инопланетяне, тектоническая плита под Красногорском опустится, и город затопит водой.

— Да, ну! Неужели так серьёзно? — засомневался Виктор Степанович.

— А ты как думал? Представь, если бы сто лет назад Октябрьская революция не победила и страной правил Керенский? Мир стал бы другим. Если бы ты в молодости опоздал на первое свидание к своей жене, она встретила бы другого Васю. Что тогда? Никто не может в точности предугадать причинно-следственные связи.

— Тогда давайте, Лидия Ивановна, не будем ничего менять. Прожил я неплохо, ошибался порою, но не до такой же степени, чтобы рушить основы современного миропорядка.

— Не уходи от ответа. Я хочу знать! Требую. Имеется ли у тебя проступок, который желаешь изменить? Из-за которого просыпаешься ночью в холодном поту?

Виктор Степанович нерешительно замялся.

— Есть. Наверное. Но я не хочу об этом говорить.

— Почему?

— Я вас слишком мало знаю. И не хочу потерять.

— Сильно напортачил?

— Сильно, — кивнул Виктор Степанович.

— Хорошо, потом расскажешь, — новая знакомая внимательно посмотрела на Виктора Степановича бездонными карими глазами.

Из черных точек зрачков повеяло манящей тайной, вселенским знанием и уверенностью в собственной правоте.

— Как это у вас получается? — заикаясь спросил Виктор Степанович.

— Что? — вдруг расслабленно улыбнулась Лидия.

— Быть загадочной и привлекательной?

— Это большая женская тайна. Если мужчины узнают, то пропадет жизнь на Земле.

Лидия Ивановна кокетливо присела, легко взмахнула рукой, глазами описала полукруг поверх головы Виктора Степановича, показала язык и повернула направо.

— Бу-ты-лоч-ка, — пропал фальцетом пенсионерка.

Что за женщина? Виктор Степанович отметил про себя, что пропадает. И мало того, ему нравится подобное состояние. Последние пять лет он прожил в одиночестве. Почти привык, что в квартире никого нет. Валентина уютно не шуршит на кухне, не напевает тихий мотивчик из юности. Он научился закладывать белье в стиральную машину, научился печь блины и варить овсяную кашу. Получалось, конечно, не так вкусно, как у покойной жены, но жить можно.

Вдовец Виктор иногда посматривал в сторону проходящих женщин. Перебрасывался парой фраз в магазинных очередях или в маршрутке. Иногда любил оценивающе рассматривать встречных красоток разных возрастов, не обязательно ровесниц. Но и в мыслях не мог представить, что на старости лет появятся серьёзные отношения с женщиной. А сейчас? Сейчас он познакомился с этой шальной Лидией Ивановной всего около часа назад. И готов бежать за ней на край света? Как так получилось? Что с ним произошло? Виктор Степанович раскидывал вокруг себя килограммы вопросов.

Пока влюбчивый пенсионер предавался размышлениям, Лидия Иванова принесла и положила в пакет три пустые бутылки из-под пива.

— Чего задумался, кавалер? Идем дальше. У нас с тобой сегодня стахановская норма. Нас же теперь двое?

— Лидия, я не претендую на ваши доходы?

— Виктор! Прекрати мне выкать! Я тебе уже говорила, что нам некогда терять время на глупые предрассудки. Мы с тобой не молодые люди. Давай пропустим условности. Держи меня за руку, и шагай смело вперед.

— Признаться, у меня на сегодня другие планы, — робко попротивился Виктор Степанович.

— Не хочешь? — удивилась Лидия.

— Я так не сказал. Я делюсь своими ощущениями. Еще сегодня утром я был одиноким старым человеком. И вот теперь нас уже двое.

— Что тебя смущает? — Лидия Ивановна подперла руки в бока.

— Я как во сне. Так не бывает.

— Почему?

— Я не знаю. Жизненный опыт подсказывает, что с человеком следует долго сходиться. Знакомится, привыкать, прилаживаться, уступать независимые территории, а лишь потом уверенно утверждать, что они вдвоем.

— Тебя смущает, что мы мало знакомы?

— Да.

— Думаешь, я тебя обману?

— Нет. Признаться, не было такой мысли.

— Виктор, что ты надумал? Я не собираюсь с сегодняшнего дня жить с тобой в одной квартире, делить кровать и вести общий семейный бюджет. Мы просто погуляем. Сдадим бутылки и пойдем каждый в свою конурку. Спать и мечтать каждый о своём. Если тебе понравится со мной общаться, приглашаю завтра на совместную прогулку за бутылками. Все.

— А у меня фантазия не на шутку разыгралась. Ты извини, Лидия.

— Прощен. Пошли вперед. Конкуренты не дремлют. Знаешь сколько охотников до легких денег?

— Легких? Я бы не сказал, — разбухщие пакеты ощутимо оттягивали руки Виктора Степановича.

— Так многим кажется. Люди не желают видеть, что приходится делать, например, звездам шоу-бизнеса, чтобы оставаться на Олимпе и зарабатывать большие деньги. Обычный обыватель не вынесет и десятой доли того, что преодолевает Киркоров или Николай Расторгуев, бросившие вызов и сумевшие выделиться из толпы. Окружающие люди всеми силами пытаются уничтожить, как им кажется, подобных выскочек, понизить до общего среднего уровня. Не выделяйся, и у тебя все будет хорошо. Или почти все.

— И это тоже относится к бутылкам?

— Без сомнения. Деньги небольшие — труда много. Люди не понимают и завидуют.

— Лидия, вы хотите, чтобы все старушки встали и пошли собирать бутылки?

— Упаси боже, Виктор! Если они в один прекрасный день пойдут собирать бутылки. Я пойду сяду на скамейку у подъезда, лишь бы не очутиться в их компании. Не люблю стадо.

Лидия Ивановна подбежала к урне, из которой торчал набитый мусором пластиковый пакет. Виктор Степанович присел на лавочку, встряхнул затекшие руки. А он тоже человек из стада? Или шел наперекор судьбе? Ведь прожил достаточно стандартную и невыдающуюся жизнь, против общественного мнения не шел. В конце восьмидесятых было принято критиковать власть и государство, он возмущался и поливал грязью чиновников и казнокрадов. Сейчас не принято, он и помалкивает. Достоин ли он такой женщины, как Лидия Ивановна? За что ему на стрости лет подарок судьбы?

Пенсионерка, тем временем, порхала как бабочка от одной урны к другой, пританцовывала, напевала что-то типа «Ламбады». Радовалась жизни. Неужели так можно? — думал Виктор Степанович. Я же прожил жизнь неправильно. Вот, как надо жить — радуясь каждому мгновению, улыбаясь каждому встречному, мечтая о возможных и невозможных вещах.

— Устал? — Лидия Ивановна добыла на этот раз три бутылки.

— Есть немного, с непривычки.

— Ничего, втянешься, если захочешь. Движение — это жизнь!

— Сюда уже не вместится, — заметил Виктор Степанович.

— Не проблема, — легким движением руки, как фокусник, Лидия Ивановна достала из-за пазухи новый черный пакет, — не первый раз замужем. Я предусмотрела запасной вариант.

Лидия Ивановна по-хозяйски перераспределила тяжести, чтобы было удобнее нести. Сдав стеклотару, она настаивала на справедливом разделе денег. Пополам. Виктор Степанович отказывался, протестовал, но напрасно. Лидию мог остановить только железнодорожный состав. Если бравая старушка что-то решила, то так тому и быть!

Глава 6

Уставший, но переполненный впечатлениями и противоречивыми размышлениями о жизни, Виктор Степанович вернулся домой около трех часов дня. От приглашения Лидии Ивановны зайти к ней в гости на тарелку куриного супа, отказался. Сел за Валентинино трюмо, разложил перед собой заработанную мелочь. Внимательно посмотрел на свои руки, на лицо и возрастные морщины. В чем же твое предназначение, Виктор? Зачем пришел в этот мир? Что останется после тебя?

Случайная и радостная встреча с Лидией Ивановной всколыхнула волну вопросов и размышлений. Еще с утра Виктор Степанович собирался спокойно доживать старость и радоваться каждому прожитому дню, планомерно готовиться к уходу из жизни.

Предстояло завершить необходимые дела, разложить документы, написать завещание, напоследок навестить еще живых родственников. Он хотел заканчивать земной путь, и находил в этом осмысленное удовлетворение. Но начинать что-то новое и серьезное? Зачем? Не поздно ли? Ведь и силы не те, и времени остается не так много. У кого бы спросить, сколько осталось жить? Тогда бы отвечать на вопросы было намного легче.

Виктор Степанович натянул кожу на щеке, морщины под глазами расправились, открыв белки глаз. Не поздно ли тебе мечтать? С другой стороны, почему бы не пошалить напоследок? Сердечко выдержит душевные муки и страстные томления? Оно уже не молодое. Иногда прихватывает и ухает, замирая в темной глубине. А хочется же. Хочется ощутить себя молодым, когда многое возможно. Когда смело начинаешь новые дела.

Но стоит ли начинать новое, если нет уверенности, что доведешь до логического завершения. Страшно? Если помрёшь на взлете? Неужели важно, что подумают люди? Главное, чтобы последние минуты жизни был на высоте, чтобы глаза горели. Сердце учащенно билось. Да, именно такого финала хотел Виктор Степанович. Но о смерти еще рано думать. Еще поживем!

— Значит бабу себе нашел? — в правом зеркале сквозь полумрак отражения проступил лик незабвенной супруги Валентины.

— Здравствуй, милая, — ответил Виктор Степанович с поклоном.

— Признаться давно ждала от тебя чего-то подобного, — голосом полным сарказма и яда сообщила Валентина.

— Зачем ты так? Я ничего плохого не сделал. Ну, познакомился с милой старушкой. Почему я не могу беседовать и проводить время с Лидией Ивановной?

— А клятву при венчании ты помнишь?

— Помню. Но ты же умерла!

— Я думала, что ты меня любишь! А ты — негодяй!

Последние слова Валентина сказала как-то жеманно и игриво. Виктор Степанович чуть было не расстроился из-за начинающегося скандала, но…

— Что ты говоришь?

— Я шучу, дурила. Проверку прошел. Можешь гулять со своей бабищей.

— Она не бабища. Лидия — хорошая и добрая женщина.

— Ага. Какой же ты наивный, Витенька. Четырех мужей отправила в могилу. Ты пятым будешь.

— У нее сложная судьба. Все нет так, как кажется с первого взгляда.

— Витя, не вешай лапшу на уши. Дело, конечно, твое, но сведет она тебя в могилу. Помянешь мои слова в последний момент, но поздно будет. Пойми, тебе нельзя волноваться. Тебе нельзя напрягаться. Ты уже не молод, Виктор! Зачем тебе запоздалая любовь на старости лет?

— Я не знаю. Пока не уверен, что это любовь.

— Правда? — нахмурила брови Валентина.

— Вообще-то, мне она нравится, — улыбнулся Виктор, — это точно. Думаю, что с ней будет интересно.

— Бутылки собирать?

— Да. И бутылки тоже. С хорошим человеком хорошо и в королевском дворце устриц поедать, и в соседском саду яблоки воровать. С тобой, например, я готов лазить за грушами.

— Подхалим.

— Не правда…

Видение Валентины пропало на полуслове. Даже после смерти жена оставалась настоящей женщиной, непонятой и непредсказуемой. Если бы я умер раньше жены, как отнесся к новому избраннику Валентины? — спросил свое отражение Виктор Степанович. Он представил супругу с седым старичком, бодрящимся из последних сил, с шаркающей походкой, с седой нечесаной бородой. Нет. Не стал бы. Пускай развлекается. Старикам и так мало что можно, еще меньше доступно, и уж совсем мало реально интересного. Общение с пожилыми ровесниками — это немногое, что бесплатно и доступно.

Виктор Степанович так устал, что не стал обедать. Лег на диван, чтобы отдохнуть. Но сон не шел.

Глава 7

«Как-время-то летит. Когда-то я был молодым и полным энергии. О пенсии или времени дожития, как сейчас говорят, я и не думал», — думал растерянный пенсионер. Виктор Степанович вспомнил молодость. Лето 1978 года. После первого курса он проводил каникулы в строительном студенческом отряде. Подготовка к летнему сезону началась сразу после Нового года. На стенде у проходной появилось объявление, что идет набор в ССО, желающие должны собраться в актовом зале 06 февраля в 18—00. На встречу пришли жаждущие приключений и легких заработков студенты. Командиром отряда выбрали Димку Прокопенко, старосту из параллельного потока.

Ребята каждую субботу посещали лекции, слушали инструктаж по технике безопасности, обучались навыкам простейших строительных профессий — штукатурить, шпаклевать и красить. В какой руке держать молоток или топор. Уже тогда Виктор Степанович удивился, сколько в их отряде молодых девушек. Что же хлипкие девочки будут делать на тяжелой мужской работе? Как будут месить цемент и таскать кирпичи? Но советские девушки не боялись трудностей. В строительном отряде их была почти треть.

На занятиях по штукатурному делу, Виктор Степанович, в те времена еще просто Витька, оказался рядом с невысокой худощавой брюнеткой Ларисой. Девушка неловко и смешно держала мастерок в правой руке, облаченной в огромную холщовую рукавицу. Картина выглядела настолько нелепо, что не укладывалась в голове. Хрупкая девушка и тяжелый металлический мастерок со штукатурной смесью. В конце занятия предстояло сдать экзамен: за пятнадцать минут надо заштукатурить и затереть примерно один квадратный метр стены. У Ларисы получалось плохо, смесь не липла на кирпичи, комьями разлеталась в стороны, мастерок падал из рук. Но девушка не сдавалась. Смахивая слезы и прикусывая губу, девушка раз за разом черпала смесь из металлического ведра, и кидала… кидала… кидала…

Виктор Степанович понял, что девушка пропадает и экзамен не сдаст. Улучив момент, когда мастер скрылся из поля зрения на пару минут, он решительно отодвинул девушку, быстро накидал раствор на стену, и расгладил полутерком. Затем сунул в руки девушке терку:

— Дальше сама, затирай, но только аккуратно, — шепнул он ей на ухо.

Лариса открыла зареванные глаза, присела на коленки и продолжила работу. Вернулся мастер. Он медленно шел вдоль стены с контрольными работами студентов и оценивающе осматривал штукатурку:

— Откуда вас таких берут? — спрашивал он, не надеясь на ответ.

— Неплохо. Неплохо, — иногда говорил он способному студенту.

— Смочи водой, — дал подсказку другому, — только не сильно.

— Виноградова! — мастер остановился напротив Ларисы, — не ожидал. Если честно, надеялся, что после сегодняшнего дня ты навсегда покинешь нашу группу.

Лариса поправила челку грязной рукавицей, оставив на лбу смешную серую полоску.

— Я старалась.

— Вот скажи мне и всем нам: зачем тебе нужно в стройотряд? — спросил мастер.

— Мне важно.

— Зачем? Деньги нужны?

— Я должна пройти испытание, — твердо ответила комсомолка Лариса.

— Тебе кто-нибудь помогал? Юрьев, это ты?

Виктор Степанович замотал головой:

— Нет.

— Никто ничего не видел?

Мастер окинул взглядом замерших студентов. Тишина.

— Хорошо, я поставлю тебе троечку, Виноградова, но знай — ты занимаешь не свое место.

— Свое! — твердо стояла на своем Лариса.

Виктор Степанович старался не смотреть на Ларису и мастера, чтобы не выдать правду.

— Молодец, Юрьев! Вижу руку профессионала, — похвалил мастер Виктора Степановича, и прошел дальше вдоль стены.

Когда студенты возвращались домой на электричке, Лариса села рядом с Виктором Степановичем, пристально посмотрела ему в глаза.

— Спасибо, Вить. Я тебе очень благодарна. Я бы сама не смогла.

— Пожалуйста. Вообще-то мастер прав. Не для тебя эта работа.

— Почему ты так решил? — напряглась гордая комсомолка.

— Ты хрупкая милая девушка. На стройке нужны силы и мышцы.

— Разве Павка Корчагин отличался богатырским сложением? Отвечай!

— Нет, судя по фильму.

— Мышцы нарастут, если надо. Главное — не пасовать перед трудностями.

— Ха! Ты серьёзно? — хмыкнул Витька.

— Нет, конечно. Я не идейная комсомолка и не революционерка. Но хочу доказать себе, что что-то могу и чего-то стою. Была бы война, пошла бы на фронт медсестрой. Правда.

— Сейчас же не война. Мне всегда казалось, что лучше выбирать дело по душе, по способностям. Зачем лезть в заведомо не свое дело? Какой из тебя штукатур-маляр?

— И ты туда же? Извини, я ошиблась. Я думала, что ты другой.

Лариса схватила свою сумку и пересела на три ряда вперед. Электричка была почти свободна. Вечерний час пик давно прошел. Мест было много. У Виктора Степановича в то мгновение ничего не ёкнуло. Он не кинулся извиняться и вымаливать прощения у девушки. Ушла и ушла, чеканутая какая-то, — только и подумал он.

Витька продолжил читать свеженький роман «Гостья из будущего» Кира Булычева, отцу дали почитать распечатку коллеги по работе на пару дней. Надо было успеть. Роман нравился. Вот, хорошо бы снять фильм по книге, невзначай проскочила идея у студента Витьки. Лариса еще какое-то время нервно посматривала в сторону незадачливого кавалера, но тому было не девушек всей Вселенной. У него перед глазами мелькала красотка из будущего Алиса Селезнева, межгалактические пираты и загадочный Мелофон.

На следующих занятиях Лариса держалась подальше от Виктора. Тому же нравилась Верка Петрова — спортсменка-бегунья, крепенькая девушка, стройная, с красивой фигурой и волнительной грудью. Вновь обратил внимание на Ларису Витька уже в колхозе имени В. И. Ленина, куда стройотрядовцы приехали на два летних месяца.

Колхоз располагался во Владимирской области. Студенты в новеньких, песочного цвета, хэбэшках с наклейками ССО добрались до Владимира на электричке. Там их встретил лично председатель Николай Антонович Рябов. Ребята разместились в двух фургонах отечественных вездеходов ГАЗ-66.

— Это очень даже замечательно, что вы приехали! — председатель заметно нервничал, — город, так сказать, должен помогать деревне! И мы не останемся в долгу. Завалим родную пищевую промышленность молоком, мясом, картофелем и брюквой! Ха-ха-ха.

Всего полтора часа по шоссейной дороге и студенты приехали на центральную усадьбу. Дорога, кстати была вполне нормальная, асфальтовая с редкими ямками. С центральной усадьбы два раза в день ходили рейсовые автобусы до Владимира. В селе был магазин, клуб и библиотека. На краю села узнавались развалины дореволюционной церкви.

Стройотрядовцев разметили в свободной на летнее время школе. Девушки заняли кабинеты биологии и иностранного языка. Парни расположились в огромном спортзале. Виктор Степанович успел занять место в дальнем углу возле зарешеченного окна.

— Располагайтесь, дорогие мои, — председатель умилялся и размахивал руками, — как говорится, хоть вы и закончили школу, но она вас не забыла. Ха-ха-ха. Вспоминайте школьные годы чудесные!

Ребятам раздали матрасы и постельное белье. Кровати не предполагались. Студенты раскатывали ватные матрасы прямо на полу.

— Как говорится, в тесноте да не в обиде, — прокомментировал неудобство председатель Николай Антонович и добавил, — ха-ха-ха…

Туалет находился на улице. Хорошо, что для девушек и мальчиков раздельные кабинки. Питьевая вода в жестяном баке с привязанной кружкой.

— Мыться будем в общей бане. Банный день — вторник, — предугадав немые вопросы сообщил председатель, — ха-ха-ха…

— Поесть бы, Николай Антонович, — утвердительно спросил Дима Прокопенко.

— Так все готово, — председатель хлопнул себя по бокам широких штанин брюк-галифе, — проходите в столовую. Ха-ха-ха…

В пищеблоке ребятам понравилось. Широкие столы, удобные лавки вместо стульев. Дымящиеся щи, горячая картошка-пюре с котлетой и компот. А запахи? Какие-же тогда были запахи! Чесночок, поджаренный лучок, сливочное масло по ободку картошки… Мужская половина засуетилась, парни переглянулись и вытащили из-за пазух грелки с заготовленной водочкой. Председатель заметил суетные движения под столом.

— Ребята, — серьезно сказал председатель, — я понимаю, что все мы люди взрослые, так сказать, и с аттестатом зрелости. Вы, конечно, сознательные комсомольцы, научно-техническое будущее нашей страны, и все такое… Я и сам могу принять, но в меру! И по поводу. Повод, разумеется есть. Можете немного расслабиться. Прятаться не надо, я вижу, но не переусердствуйте. Завтра с утра на работу. Подъем в 7—00. На объекте над быть ровно в 8—00. С утра вас покормят, как полагается. Хороший работник должен хорошо питаться. Верно, ребята?

— Так точно! — почти хором ответили довольные студенты.

— Строить будем, не к столу будет сказано, коровник. Он позарез нужен колхозу еще вчера, но и к осени сойдет. Привозим новых племенных телок из Голландии. Будем поднимать надои и внедрять новые перспективные технологии. В век космических достижений нам негоже плестись в хвосте научно-технического прогресса.

Студенты далльше не слушали прогрессивного председателя. Наливали вторую, затем третью. Председатель, видя несознательное поведение работников, мудро решил не усугублять и без того неудобное положение, развел руками и покинул столовую. Утро вечера мудренее. Завтра посмотрим кто чего стоит.

— У меня дела. До завтра. Отдыхайте, ребята, — больше не смеясь, попрощался Николай Антонович.

Стройотрядовцы почувствовали свободу, многие до этого жили с родителями. Приезд в колхоз имени Ленина — первый опыт взрослой и самостоятельной жизни. Свобода пьянила, манила, лишала рассудка. Парни быстро осмелели, поставили бутылки со спиртным на стол.

Наметился первый конфликт. Девушки запшикали, пытаясь остановить разнузданное пьянство. Виктор Степанович не охотно участвовал в общем распитии спиртосодержащих жидкостей и был рад, когда свое веское слово сказал командир:

— Ребята, надо остановиться. Не теряйте человеческое лицо, — громко сказал Дима Прокопенко, — на сегодня пьянство закончено. Это приказ, и он не обсуждается.

— Дим, не надо.

— Мы по чуть-чуть, — зашумели с мест.

— Работа не волк…

— Деловой…

— А я за него еще голосовал…

— Я никого не держу, — продолжил командир, — но пьянствовать не дам. Если кто не согласен, вечерний автобус в 18—00. Вперед. Столица вас ждет.

— Дим, ну, ты что? Мы же понемножку, — отступили желающие выпить.

— Я не против умеренного веселья, по праздникам, по рюмочке. Можно. На сегодня — достаточно.

Провинившиеся поникли. Убрали бутылки со стола. Потихоньку разошлись. Виктор Степанович прогулялся по школьному саду. Скоро поспеют яблоки, — отметил будущий работник Водоканала. Потрогал свисающие гроздьями зелепухи. На школьных делянках цвели кабачки, бурьянилась запущенная редиска, забивала сорняки широколистная красная свекла.

Все здесь необычно, в деревне, для городского. Вдоволь надышавшись и насмотревшись деревенских пейзажей, Витька вернулся в школу. Спасть ложиться еще было рановато. Он решил почитать. На лето был намечен наполеоновский план по освоению отечественной и зарубежной прозы. Но жизнь берет свое. Даже в первый день почитать не удалось. От книги студента отвлек красивый девичий голосок. Звонкий голосок старательно выводил «солнышко мое», «рюкзак и ледоруб», «лыжи у печки» и «атланты, которые держат небо»…

Книжка сама захлопнулась на второй странице. Виктор Степанович встал и, как завороженный, пошел на переливы мелодии. Звуки обволакивали, пленяли и вели свозь лабиринт из раскиданных на полу матрасов, далее — по школьным коридорам, отдаваясь эхом в гулких пустующих кабинетах школы и отражаясь от высоких потолков.

Мелодия проникала в потаенные уголки души. Пораженный волшебством, студент Витька и не подозревал о существовании в себе самом подобных тайн. Он, хотя и не посещал музыкальную школу, но слушал популярную музыку с удовольствием. По праздникам любил, сидя у телевизора, смотреть «Голубой огонек». Мог отличить пару мелодий Вивальди от Баха. Он даже знал, что такое Битлз или кто такие Доорз.

Но серьезное увлечение музыкой до этого лета проходила как бы поверх него или мимо.

Красиво? — Да, безусловно.

Нравится? — Да, здорово.

Но сейчас, в полупустой школе совхоза имени Ленина случилось что-то странное и необычное. Виктор Степанович поднялся до уровня магистра изящных искусств и был готов вступить в братство посвященных? Теперь жизнь никогда не будет прежней? Старые устои рушились и рассыпались на мелкие осколки. Их не жалко. Наоборот. Отныне мир наполнится иным светом и гармонией. Витька безвольно брел вслед за мелодией из непознанных и лучших миров.

Через пару мгновений уперся лбом в закрытые двери кабинета литературы. Дернул за ручку. Врата в рай не отворились. Мимо проходили ничего не замечающие стройотрядовцы. Они не обращали внимания на странно озиравшегося Виктора Степановича и на голос поющей девушки. Кто-то шел с ведром воды, кто-то переносил матрас, кто-то — табуретку. Студенты занимались обустройством, разговаривали о погоде и собирались сходить в местный клуб. Неужели они не слышат?

Витька постучал в дверь. Песня прервалась на полуфразе, в воздухе повисла вибрирующая струна. Волшебство прекратилось. Музыку можно еще вернуть? Дверь открылась, и в коридор выглянула Лариса.

— Привет, — заикаясь, начал Виктор Степанович, — это ты?

— Да, — Лариса перекрывала проход в кабинет.

— Это ты пела?

— Я.

— Мне очень понравилось.

— Спасибо.

— Можно я еще немножко послушаю. Мне показалось, что нехорошо слушать твое пение тайно, — продолжил нерешительный студент.

— Проходи, — Лариса распахнула дверь и пропустила молодого человека внутрь.

— Это твоя гитара? — Виктор Степанович тронул гриф гитары.

— Да, — девушка присела на школьный стул, положила ногу на ногу, провела тонкими пальцами по струнам, звенящие звуки наполнили школьный класс.

— Почему она так волшебно звучит? — спросил Виктор Степанович.

— Не знаю. Обычно звучит. Может, в кабинете литературы хорошая акустика, или сказывается энергетика талантливых писателей и поэтов?

— Ты училась в музыкальной школе?

— Немножко. Вообще, меня папа научил играть на гитаре и показал первые аккорды.

— Сыграешь что-нибудь? — Витька сел на пол, прислонился спиной к бетонной стене.

— Ага…

Лариса смущенно улыбнулась. Поправила гитару и запела:

Призрачно все в этом мире бушующем,

Есть только миг, за него и держись.

Есть только миг между прошлым и будущим,

Именно он называется жизнь!…

Витька закрыл глаза. Волшебство возобновилось. Голос Ларисы проникал честно и искренне в самую суть его миропонимания. Неужели так бывает? Это же сон.

Нет, не сон, — возмутилось естество Виктора Степановича. Теперь он широко открыл глаза, это надо видеть, это надо осязать, это надо вдыхать и нельзя упустить ни мгновения. Восторженный студент впитывал чарующую музыку всеми органами чувств, которыми наградила природа: глазами, обонянием, слухом, кончиками пальцев.

Лариса допела песню. Виктор Степанович, не мигая, смотрел перед собой и не подвал признаков жизни. Девушка улыбнулась и продолжила концерт. Что она пела — благодарный слушатель не запомнил, да это и не важно. То была великая музыка. В ней были и Битлз, и Моцарт, и Пахмутова с Ростроповичем, и Шаинский, и даже Александр Градский со «Скоморохами».

— Научи меня, — прошептал зачарованный Виктор Степанович.

— Хорошо, — согласилась Лариса, — это не сложно.

Девушка показала, как держать гитару, где зажимать струны, чтобы они звенели. Рассказала основы нотной грамоты. Пояснила на примерах про минорное и мажорное трезвучие. Открыла тайну простейших, но самых важных аккордов. Витька понял простейший бой и перебор на шесть восьмых…

Жизнь студента Юрьева изменилась в один момент. Окрасилась новыми красками и наполнилась совершенно иным звучанием. Теперь каждый день после работы, Виктор Степанович бежал в класс литературы, где мучил себя, гитару и окружающих. С трудом, но мало-помалу научился извлекать стройные и звонкие ноты.

Другие ребята и девчонки из стройотряда тоже развлекались, как могли. Иногда после ужина ходили в клуб на сеансы кино или на танцы. Знакомились с местными ребятами и девчонками. По началу были опасения, как отнесутся колхозные ребята к незнакомым студентам из Москвы. Виктор Степанович в те годы слышал много историй, когда в схожих ситуациях местные били приезжих или наоборот.

В это лето в колхозе имени Ленина встречи заезжих гостей и местных ребят пока проходили мирно и гладко. В том имелась немалая заслуга председателя колхоза Николая Антоновича и командира стройотряда Димы Прокопенко. Начальники четко отслеживали, чтобы общение не переходило приличные границы, не было ни слишком холодным, ни панибратским. Лучше оставаться на дистанции и жить спокойно, чем с набитым лицом и душой нараспашку.

Председатель и командир стройотряда максимально лишили стройотрядовцев свободного времени. Если студенты станут шататься без дела, а еще не дай бог напьются — пиши пропало. Проблем не избежать. Всех желающих и не желающих привлекли к участию в художественной самодеятельности. Оказалось, среди ребят имеются талантливые певцы и танцоры. Через две недели Студенческий Строительный Отряд выступил в местном клубе с концертом.

Лариса спела несколько песен под гитару. Витька подпевал, читал стихи, и даже станцевал страстный танец яблочко с выходом. Отношения между начинающим гитаристом и Ларисой развивались, стремясь перерасти в настоящее искреннее чувство. Истерзав гитару до острой боли на кончиках пальцев, парочка уходила на край школьной территории. Ребята садились на лавочку у оврага и провожали солнце в закат. Виктор Степанович робко брал ладонь Ларисы и гладил ее тонкие длинные пальцы, удивляясь их розовой прозрачности.

Все еще робкий студент рассказывал, немного привирая для драматизма, как хулиганил в детстве у деревенской бабушки. Как мечтал стать космонавтом или летчиком. Как ездил с отцом на рыбалку и за грибами. Как вступил в четвёртом классе в кружок авиамоделирования и самостоятельно склеил деревянную модель истребителя Великой Отечественной войны ЛА-5.

Лариса немела от сладких речей ухажера, в голове возникали картины будущей совместной жизни. Дети. Обязательно мальчик и девочка. Виктор — настоящий и надежный мужчина. На такого можно положиться.

Студент провожал Ларису до дверей кабинета биологии, робко приближался губами к щеке. Девушка пугливо уворачивалась, и стремительно пропадала в темноте дверного проема. Растерянный Виктор сгорал в томлении и неопределённости. Но как же было прекрасно! Молодо. Многообещающе. Еще никогда он не переживал столь сильных эмоций.

— Ты мне нравишься, — сказал он Ларисе во время следующей репетиции.

— Я знаю, — ответила Лариса, улыбнувшись.

— Откуда?

— По твоим глазам, по твоим словам, по твоей улыбке.

— А я тебе нравлюсь?

— Не скажу.

— Ну, хоть чуть-чуточку?

— Честно?

— Обязательно.

— Есть немножко.

— У меня такое чувство, что я встретил родного человека. Как будто предыдущие дни, месяцы и годы прожиты лишь для того, чтобы мы с тобой сидели в этом классе. Смотрели друг на друга и разговаривали о разной ерунде.

— Мне нравится всё, что ты говоришь, — Лариса облизала кончиком языка губы, — продолжай.

— Мне очень хорошо рядом с тобой и ужасно скучно без тебя. Я обожаю просыпаться, идти на работу, потому что ты всегда рядом. Я ненавижу ночи, потому что они без тебя.

— Ты не высыпаешься, бедняжка? — Лариса сложила аппетитные губки в кружок.

— Высыпаюсь, но хочу поскорее проскочить темный отрезок суток, чтобы скорее увидеть тебя, чтобы услышать твой голос, чтобы прикоснуться к твоей руке, — Виктор Степанович протянул руку вперед и прикоснулся к ладони Ларисы.

— Признайся, ты — дамский угодник? — Лариса кокетливо убрала руку.

— Если ты скажешь, я буду кем захочешь. Если тебе нравится дамский угодник. То я буду им. Если хочешь — буду волшебником, хочешь — напишу поэму в твою честь.

— Хочу волшебника, — Лариса засмеялась и заболтала ножками под стулом.

— Закрой глаза.

Лариса зажмурилась. Виктор Степанович приблизился и неловко чмокнул девушку в щечку. Лариса вскочила, как ошпаренная, схватилась руками за лицо, как будто ее ужалила оса.

— Что ты делаешь?

— Извини, я не хотел, — нелепо оправдывался Виктор Степанович, — само получилось.

— Никогда! Никогда так не делай, — Лариса развернулась и выбежала из кабинета.

А влюбленный студент обнял гитару, сполз по стеночке на пол и с мечтательной улыбкой уставился в потолок. На губах остался след тепла от щеки Ларисы. Первый поцелуй бывает только раз в жизни. Виктор Степанович, хоть и извинился, но ни секунды не жалел о совершенном.

Он и так запаздывал по влюбленностям от сверстников. Ребята из стройотряда на перебой рассказывали перед сном о своих любовных похождениях, о невероятных эротических позах, о толпах замужних и непритязательных женщин, которые в прямом смысле преследовали юных неопытных мальчиков, не давая прохода.

Виктор Степанович скромно помалкивал, хвалится успехами у противоположного пола не мог. Не было побед и разочарований. Была Ирка Лебедева в седьмом классе. Он поднес пару раз портфель. В девятом классе полюбил Марину Свиридову, но дальше робких взглядов дело не пошло. У Марины появился Васька Лобов, самбист из десятого класса. Любовь как-то угасла. На первом курсе института Виктор Степанович учился, на всякие глупости не отвлекался. Да и девушек в их Институте Транспорта было немного. Это не педагогический ВУЗ. Здесь учат на инженеров.

И вот, наконец, сбылось. Он влюбился. У него появилась девушка. Витька знает, что время, проведенное с Ларисой, ни с чем не сравнится. Ему хорошо рядом с ней. Девушка, конечно, не должна кидаться в объятия студента Виктора. Приличная комсомолка должна проявить выдержку.

В тот вечер как-то само-собой он сочинил первые стихи про любовь. Виктор Степанович даже попытался переложить их на музыку. Получилось не слишком стройно, но душевно и трепетно.

Следующие три дня он ходил за Ларисой по пятам и вымаливал прощение. Обещал, что никогда не позволит подобной выходки. Просил вернуть поруганное доверие и совместные занятия на гитаре. Потому что это судьба и призвание. Он чувствует.

— Что ты имеешь в виду?

— Я хочу серьезно заниматься музыкой.

— Прямо серьезно? Ты бросишь институт и поступишь в музыкальное училище?

— Нет. Я так не думаю. Я буду совмещать. Есть же барды, которые сочиняют хорошие песни, а работают геологами или учеными. Я тоже смогу.

— Ха-Ха-Ха, — слегка надменно рассмеялась Лариса, — для того, чтобы сочинять музыку и стихи нужен талант. Упорство и настойчивость. Необходимо долго и неустанно работать, даже если окружающие против тебя.

— И у меня есть.

— Что?

— Талант. Я вот стихи написал. С музыкой пока не получается. Надеялся, ты мне поможешь.

Виктор достал из внутреннего кармана потертый тетрадный листок в клеточку. Расправил, протянул Ларисе. Та небрежно взяла, взглянула.

— О, боже! Ну и подчерк! Где вас учили чистописанию, юноша?

— Где всех там и меня. В школе, среднеобразовательной.

— Хорошо. Если будет время, я посмотрю твою писанину.

Лариса вильнула узкими бедрами и скрылась на девичьей территории. Мальчикам туда вход воспрещен.

В этот вечер Виктор Степанович, лишённый права видеть очаровательную Ларису, расстроился и пошел с парнями на танцы в деревенский клуб. Читать не хотелось. Смотреть на закаты — не с кем. Появилось страстное желание напиться водки и страдать от неразделенной и непонятой любви. Как Лариса смотрит на Виктора? Почему не прощает? А если он в клубе встретит деревенскую девушку, влюбится и проведет в деревенской глуши оставшиеся годы? Заведет хозяйство — быка, коня и поросят. И еще курей. Варвара, девушка обязательно будет с именем Варвара, нарожает Виктору Степановичу пять детей, а может и семь.

Счастливый отец семейства будет ездить на работу по весеннему бездорожью на большом синем тракторе «Беларусь». В глухом лесу в тихом ручье будет ставить норот на налимов, и вечерами шить ондатровые шапки на продажу. Закрываясь от внешнего мира в бане, он сочинит великие стихи и песни. Запишет на старом кассетном магнитофоне. Отдаст пару кассет МК-60 первой встречной проводнице в привокзальном ресторане города Владимира.

Через год, когда поедет на симпозиум работников сельского хозяйства, услышит собственные песни из распахнутых окон столицы. Лариса, конечно же, узнает его красивый и по-мужски надежный баритон. И все поймет. Скупая слеза сползет на подушку. Она будет искать юношу из студенческой молодости. Спустя десять лет они случайно столкнутся на выходе из станции метро Лермонтовская…

Колхозные ребята принесли в клуб самогон. Из слабоалкогольных напитков имелась брага — пахучая и мутноватая жидкость. На закуску предлагались малосольные огурцы и семечки. От студенческого братства на стол выставили подарочную бутылку гэдээровского шнапса «Голубой душитель» и бутылку мятного ликера. Виктор Степанович познакомился с местными ребятами. Алкоголь придал смелости, и вытолкнул отвергнутого влюбленного гитариста на танцпол.

Одетая в серые телогрейки и кирзовые сапоги, деревенская молодежь лениво переминалась с ноги на ногу под музыку ансамбля «Самоцветы». Виктор Степанович ворвался в центр круга и изобразил прогрессивный танец «Буги-вуги», чем вызвал неописуемый восторг присутствующих. Но выпито было слишком много, закусывал неопытный студент слишком мало. Силы быстро покинули танцора. Витька прилег и заснул на сидениях первого ряда.

Как его разбудили и тащили товарищи на ночевку в школу, он не помнил. Но, как только голова коснулась подушки, глаза открылись и голову посетила мысль — надо срочно поговорить с Ларисой. Именно сейчас у него появились слова, которые дойдут до сердца любимой. Виктор Степанович, пошатываясь и переступая через спящих ребят, дошел до кабинета биологии без приключений.

— Лари-иса-а, — тихонько постучал не протрезвевший студент в дверь.

Тишина.

— Ла-ри-са-а, — Витька попробовал немного громче.

За дверью зашевелились. Зашуршали:

— Лариса, это к тебе. Иди, а то Витька всех разбудит, — зашипели девчонки.

Топот босых ног по деревянному полу. Дверь, скрипнув, отворилась. Лариса, в ночной рубашке вышла в коридор.

— Тебе чего надо? — спросила, щурясь, не проснувшаяся девушка.

— Я к тебе.

— Я сплю. Завтра на работу. Иди спать. Завтра поговорим.

— Я много думал о тебе, — Виктор Степанович, раскинув руки в стороны, плюхнулся на колени.

— Да ты пьян?

— Немного, это для храбрости.

— О, боже! Ты не предупреждал, что ты алкоголик!

— Я не алкоголик. Я чуть-чуть. Для смелости. Смелость, как известно города берёт. Я должен тебе сказать что-то очень важное.

— До утра не терпит?

— Никак.

— Говори.

— Если ты меня не любишь и не хочешь со мной общаться, то я женюсь на Варваре из Калиновки. У нас будет шесть детей и хозяйство — поросята и кролики. Решай, твоя судьба в моих руках. Да или нет!

Виктор Степанович покачиваясь, протянул руку к Ларисе. Та окончательно проснулась, представление ее умиляло. Девушка стояла и улыбалась. Забавный, милый и влюбленный студент нес пургу, чудную и веселую.

— Познакомишь меня с Варварой? Согласись, я должна знать, за кого тебя выдаю.

— Есте-е-ственн-но, — выдавил Виктор Степанович, — идем.

Пьянчужка попытался встать, но споткнулся и шлёпнулся на пол. Раскинул руки, перевернулся на спину. Виктор Степанович пытался сконцентрироваться. В сумраке коридора он видел силуэт Ларисы в белой ночнушке, тонкие голые ноги до колен, белые пятки. Витька приподнялся на локте.

— Я полежу немного. Что-то я устал. Сегодня такой тяжёлый день.

— Полежи.

— Я, между прочим, ходил на танцы. Тебе тоже надо сходить в клуб.

— Весело было?

— Очень. Интересно. П-познавательно. Ты знаешь, что сейчас модно носить в деревне на танцы?

— Не знаю.

— Стеганку и сапоги до колена. Девчонки местные — отпад. Модню-ущие.

— Это тебя от впечатлений развезло?

— Нет. Это самогон. Редкая дрянь, надо сказать…

— Спать не хочешь?

— Хочу. Но я не сказал тебе главного.

— Ты сказал.

— Разве?

— Да. Что ты решил жить с Варварой в Калиновке и рожать детей до 30-го съезда КПСС.

— Это я так сказал?

— Да.

— Вот дурак, — Виктор Степанович замотал головой, — я не то хотел сказать. Я должен тебе сказать, что больше никогда не буду делать так, как я сделал. Ибо это неправильно. Это нечестно по отношению к тебе, ко мне. К нашим отношениям. И вообще надо как было по-другому…

— Как?

Виктор Степанович протер глаза.

— Почему я все время вру? Ты не знаешь?

— Откуда мне знать? Я вообще тебя плохо знаю.

— А я тебя знаю великолепно.

— Правда?

— Абсолю-ютно, — Виктор Степанович икнул, — извини. Это алкоголь, это не я. На самом деле Витька Юрьев намного лучше, чем может показаться с первого взгляда. Но я не об этом. Я о тебе. Я тебя очень хорошо знаю. Гораздо лучше, нежели можешь себе представить.

— Опять врешь?

— Чуть-чуть. Для образности. Извини. Я совсем запутался. Когда я шел к тебе, то хотел сказать что-то важное и сокровенное. А сейчас забыл нужные слова.

— Тогда иди спать. Завтра вспомнишь и расскажешь. Хорошо?

— Нет. Завтра нельзя, — не сдавался Виктор Степанович, — нельзя откладывать на завтра то, что нужно сделать сейчас.

— Вить, говори скорей и уходи. Поздно уже. Девчонки будут ругаться. Завтра рано вставать, надо выспаться.

— Я тебя услышал. Буду краток. Нам надо помириться. Мне плохо без тебя. Я скучаю.

— Ага, — многозначительно ответила Лариса.

— В голове были другие слова, более точные и правильные. Они улетучились. Извини. Но по сути что-то примерно около того, что я хотел или думал, или чувствовал к тебе в этот ночной час. Извини, за то, что не могу четко сформулировать речь…

— Я подумаю.

— Так не годится. Пока ты не простишь меня и не согласишься продолжить со мной общаться, я не уйду. Я буду лежать у твоего порога до утра. Пускай девчонки и ребята видят глубинную суть моих к тебе чув-вс-ств-в…

— Хорошо. Вить. Я согласна. Давай мириться. Иди к себе.

— Спасибо, — Виктор Степанович кивнул, от кивка его повело, и пьянчужка вновь распластался на полу.

Лариса подавила смешок, затем помогла встать влюбленному юноше, прислонила шаткое тело к стеночке.

— Тебе туда, — показала она в сторону спортивного зала.

— Ты — клёвая девушка. До завтра.

Витька двинулся в путь. Он очень устал, ноги не слушались, голова не работала. Как будто, посыльный донес до Ларисы сокровенное донесение, и силы тотчас покинули его. Или, как марафонца после пересечения финишной ленточки.

Лариса проводила взглядом ухажера, пока тот не скрылся за поворотом. Виктор Степанович с трудом добрался до матраса. Не раздеваясь уснул, тихо, глубоко и без снов.

На утро голова не болела, но чудовищная сухость во рту и трясущиеся руки напоминали о чрезмерном употреблении спиртного.

— Больше никогда. Никогда. Никогда я не буду пить самогон, — обещал себе Витька, умываясь ледяной водой из уличного умывальника.

Самогон еще не выветрился из Витькиного организма, и чтобы взбодриться, юноша разделся до пояса и облился холодной водой. Полегчало. Залив в себя пару литров холодной воды, почувствовал, что можно жить. Стыдно, с трудом, но можно. Пытаясь восстановить ход вчерашних событий, выдвинулся на завтрак.

Ларису в столовой не встретил. Все девушки уже позавтракали и ушли на стройку. Виктор Степанович опаздывал. А какая разница? Позор можно смыть только годами извинений и тяжелой работой на стройках социализма. Будь, что будет. На завтрак была манная каша и горячий чай с маслом. Повариха Клава немного поворчала, — чего опаздываешь? Студент неловко улыбнулся, сдал грязную посуду и поплелся на работу. Издалека распознал Ларису, подхватил ведро с краской и подошел к ней.

— Привет, — неуклюже пожимая плечами, начал Виктор Степанович.

— Выспался? — улыбаясь, поинтересовалась Лариса.

— Да. Хотя можно и еще повалятся.

— А я тебя предупреждала.

— Извини, я вчера был не трезв. Может, сказал что-то лишнее. Прости.

— Все нормально. Ничего оскорбительного ты не сказал. Только не пей так много. Хорошо?

— Обещаю, — обрадовался прощенный юноша.

Тяжесть свалилась с плеч, настроение улучшилось, но работать было невмоготу. Обжигающе палило солнце. Не хватало воздуха и мучила жажда. Виктор Степанович едва дотерпел до обеда и прикорнул на клочке сена под рябиной. Всего полчаса сна, и он к вернулся к полноценной жизни. Молодой организм быстро восстанавливался.

Вечером того же дня молодые люди продолжили музыкальные репетиции и творческое общение. Лариса похвалила стихи Виктора Степановича, корректно указала на недостатки, попросила не бросать занятия по стихосложению.

Благодарный юноша светился от счастья. Они вновь провожали солнце, вновь шли по росистой траве, взявшись за руки. Что еще нужно? Объятия? Поцелуи? Витька боялся испугать Ларису чрезмерной напористостью. Лучше подождать. У них много времени впереди. Целая жизнь.

В те стройотрядовские дни он почти не сомневался, что проведет оставшуюся счастливую и полную впечатлений жизнь в союзе с самой прекрасной девушкой на свете — с Ларисой Виноградовой. Даст ей свою фамилию. Она станет Ларисой Юрьевой. Красиво же? У них родятся дети. Супруги Юрьевы будут долгими зимними вечерами петь песни собственного сочинения, разложенные на два голоса. И дети будут петь, подстроят партии на третий и четвертый голоса. А это уже профессиональный квартет, не баловство какое-то.

Потом, в глубокой старости, Юрьевы поедут семьей на большом белом пароходе в кругосветное путешествие. Будет ужин в просторном банкетном зале. Будут свечи, шампанское и белый рояль. Пригубив немного дорогого французского коньяка, Виктор Степанович подойдет небрежной походкой к наполированному и сверкающему в свете хрустальных люстр инструменту. Легким движением руки поднимет клап, закрывающий клавиатуру. Элегантно поправит рукава белого смокинга. Небольшая пауза, руки опустятся на клавиши. По залу расплывется небесной красоты звуки. Лариса в черном платье с декольте подойдет к роялю и…

О прекрасных в своей наивности мечтах и фантазиях, событиях и переживаниях последних дней Виктор Степанович зачем-то рассказал соседу по спальному месту Тольке Голикову. Витьку буквально распирали чувства и хотелось с кем-то поделиться, рассказать об ощущениях.

Ему казалось, что чрезвычайно важно рассказать, нельзя столь прекрасные переживания держать внутри. Ведь они от этого обеднеют и потускнеют. Поделившись с другом-приятелем, чувства усилятся, приобретут значительный объем и силу. Пускай о настоящей любви узнает, как можно больше людей. Ему не жалко. Это хорошо. И мир станет лучше и добрее.

Толян Голиков приехал учиться в Москву из Калининской области, из небольшой глухой деревни. Парень он был простой. Звезд с неба не хватал. Но создавал ощущение стабильного и надежного русского мужика. За таким, как за каменной стеной. Толян, может быть и не шибко душевный друг, но работяга, от сохи, кровь с молоком. Что называется — наш человек.

— Ты ее зажимал? — с гоготком спросил Толян.

— Нет, ты что? Она не такая. С Ларисой так нельзя. Она тонкая и ранимая. Надо аккуратно. Я почувствую, когда можно. Сейчас пока нельзя.

— А мне кажется, что ты дурачина, парень. Подурит девка тебе голову и поднимет якоря с каким-нибудь морячком Северного флота. Вот был у меня случай в деревне. Ходил я к одной бабёнке, ухаживал, значит. Цветочки дарил, полевые. На «Вы» ей, крем-брюле, мадам. А не испить ли нам дюшесу? Потискать ее стеснялся. Думал, что она не такая, как все. Воздушное создание с другой планеты. Два года назад уехал на вступительные экзамены в Москву. Поступил. Вернулся. Прямо с поезда к ней. Думаю, паду на колени. Предложу руку и сердце, кольцо. Поедемьте, Наденька, со мной в столицу. К чему пропадать здесь в глуши? Жизнь дается один раз, и прожить ее надо… И так далее. Стучу. Открывает морячок, тельняшка, клеши с не застёгнутой ширинкой. Наколка — якорь и компас. Че надо? Надежду. Твоя надежда, парень, в том, чтобы я не сильно рассердился, — говорит он мне. Продемонстрировал кулак с большой арбуз. И знаешь, обида такая меня взяла! Дождался ночи, и побил им стекла в доме.

— Зачем?

— Нельзя обманывать и оскорблять душевные чувства.

— Тебя не поймали?

— Где ж им меня догнать? Я же уехал с тот же день в Москву. Учиться. Морячок, писала мать, шибко на меня осерчал. Ругался, грозил приехать в столицу, разобраться. Через месяц ушел в плавание. Надьку обрюхатил и больше не вернулся. Так ей и надо.

— Жалко ее.

— Дурак ты, Витька! Как они к нам, так и мы к ним.

— Мне кажется, так нельзя, — не соглашался Виктор Степанович, — если мстить око за око, вражда не остановится. Мир погрузится в беспросветную войну.

— Ошибаешься ты, Витек. Время пройдёт — поймешь. Это, считай, твой первый опыт с девушкой. Обожжёшься пару раз, перестанешь трястись перед каждой юбкой. Бабы — они потребители, им нужен сильный мужик. Желательно с деньгами. Вот и весь секрет успеха. У тебя есть деньги?

— Нет.

— Был ты бы сейчас директором авиационного завода, с зарплатой как у министра. Устояла бы твоя Лариса перед таким мужчиной? Нет! Я тебе говорю. Сама бы прыгнула в койку.

— Грустно, если так.

— Зато правдиво. Не робей. Выстраивай карьеру. Становись большим человеком. Сможешь выбрать жену-красавицу. А если баба тебя разводит и не подпускает, плюнь на нее. Только время зря тратишь. Всё впустую, не случится у вас ничего.

— Ой, не знаю, — засомневался Виктор Степанович.

— Ты думай головой. Пока ты стихи будешь писать, твоя Лариса окажется в объятых другого, более решительного казачка. Мой тебе совет, не трать времени зря, или переходи к решительным действиям. Не подпускает, разворачивай оглобли и ищи более доступный вариант. Настанет твое время, когда бабы будут вешаться на шею. Но не сейчас. Уж извини за прямоту. А теперь ложись спать.

Толян отвернулся, укрылся одеялом и заснул. Витька немного расстроился. Бесспорно, циничным людям живет легче. Верить Толяну не хотелось. В настоящей жизни так не должно быть. Должна быть любовь. Должно быть уважение, трепетность и нежность. Должны быть чувства, пронизывающие с головы до кончиков пальцев.

Простой русский парень Толян, меж тем, в стройотряде времени не терял. С первых дней ухаживал за Валькой Киреевой, затем за Наташкой Гусевой. Но дважды получив от ворот поворот, не расстроился, а переключился на деревенскую девушку по имени Антонина. Не первая красавица, но девушка в теле, имела аппетитные формы и здоровый румянец на щеках. Антонина не пресекала ухаживания, принимая цветы и шоколадки. Однако, в клубе медленные танцы не танцевала. Обнимать себя не позволяла, не то чтобы целовать или еще что-то. Не принято в деревне так быстро и до свадьбы.

Но Толян не сдавался. Не на того напали.

— Все будет, Витька. Все будет, — обещал Толян перед сном.

— Что будет?

— Падет эта крепость на колени перед моей артиллерией. И будет, я вам скажу знатный фейерверк.

— Не получится у тебя ничего. Женись, тогда и будет тебе Антонина, — советовали ребята.

— Я не дурак закапывать себя в владимирской глуши. В Москве меня ждет Анфиса и Полина. Обе с трехкомнатными квартирами. Не знаю кого выбрать. Разрываюсь, братцы.

— Чего тебе надо-то?

— Мне нужна победа. И я добьюсь ее, чего бы это не стоило.

Отношения у Ларисы и Витьки потихоньку развивались. Ребята медленно сплетались интересами, знаниями друг о друге, общими мечтами. В ночных видениях Виктора Лариса приходила к влюбленному студенту в неглиже, молодые целовались, обнимались, обвивались телами и проникали друг в друга всеми доступными способами.

В реальной жизни дело дошло до легких и случайных касаний, целоваться пока было нельзя. Но Виктор Степанович чувствовал, что скоро будет можно. Главное не спугнуть, не настроить против себя, не дать Ларисе почувствовать, что телесная близость важнее духовной.

— У тебя хорошо получается. Ты быстро учишься, — похвалила Лариса начинающего гитариста.

— Мне так не кажется, — Витька подул на ноющие от боли кончики пальцев.

— Я, чтоб играть на гитаре как ты сейчас, училась целый год. А тебе понадобилось чуть больше месяца. Ты — очень способный.

— Это потому что у меня хороший наставник, — улыбнулся Витька.

— Подхалим.

— Нет. Это правда. У тебя талант учить меня, — Витька отставил гитару и сделал шаг навстречу Ларисе.

— Дамский угодник, — улыбнулась в ответ девушка.

— Ты права, — еще шаг вперед, — и это только начало. Ты еще не знаешь, что будет дальше.

— Отчего же? Знаю.

— Нет. Не знаешь, — еще шажок, — но сейчас узнаешь главную правду Вселенной.

— От чего, сударь, вас пробило на откровенность? Что-то стряслось? Вы не заболели?

— Нет. Я себя великолепно чувствую. Я полон сил и энергии.

Юноша замолчал. Молодые люди замерли. Они уже стояли лицом к лицу. Их разделяли пару сантиметров. Лариса смотрела на Витьку слегка вверх. Легкое дыхание шевелило волоски на коже. Широко открытые глаза не мигали. Сейчас нельзя упустить ни мгновения из происходящего. Оба понимали, что настало время, когда уже можно. Не все, конечно. Но уже можно смотреть друг на друга, не отрывая взгляд. Улыбаться друг другу, брать за ладони, перебирая тонкие пальцы и ощущая суставы, изгибы и шершавую сухость кожи. Можно было молчать, и это тишина не портила общение пустотой. Наоборот, отсутствие звуков стократно усиливало ощущение близости. Или можно было без умолку говорить…

— Что же ты замолчал? — шепотом сказали губы Ларисы.

Девушка качнулась слегка вперед. Юноша поддержал ее своим поцелуем. Лариса закрыла глаза, и потому не упала. Скреплённые поцелуем, тела стали крепче вдвое. Нежнейшая влажность губ, девичья вкусность и запретность. Неописуемые ощущения прошибли Виктора Степановича. Он открыл глаза. Темно-карие глаза Ларисы еще никогда не смотрели на него так близко. В радужке глаз отражался Витька и весь мир вокруг. И эта картина была настолько прекрасна, что не хотелось отрываться. Витька качнулся всем телом вперед и губы влюбленных соприкоснулись снова…

— Вить! Ты где? — в кабинет, с грохотом от удара нараспашку раскрывающейся двери о стену, ворвался Толян Голиков.

Энергетический купол вокруг целующихся распался. Ребята разъединились. Лариса покраснела. Витька смущенно почесал затылок.

— Ах, вот ты где. Целуетесь? Х-ха!

— Толян, ты не мог бы выйти? — попросил Виктор Степанович.

— Лариса, я заберу твоего мужчину на пару минут. Хорошо?

— Хорошо, — Лариса взяла в руки гитару.

Пальцы у девушки заметно подрагивали.

— Пойдем, Гастелло. Там картошку привезли в столовую. Надо разгрузить.

Толян приобнял растерянного друга за плечи и увел в столовую.

— Как же ты не вовремя! — возмутился Витька, — других ребят нет для разгрузки картошки?

— Никого нет. Помял Лариску? Пожамкал? — хитро подмигнул Толян.

— Ты как-то грубоват.

— С ними только так и надо. Смотри сядет тебе на шею. Сделай то, сделай это, а как до дела — у меня голова болит, до свадьбы нельзя, меня нужно время. Помяни мое слово.

— Это не твое дело, — почти твердо ответил Виктор Степанович.

— Кто ж тебе правду скажет, кроме надежного и верно друга? Дурачина ты, Витька.

Конец ознакомительного фрагмента.