Формула власти

Александр Скрягин

Крупный сибирский предприниматель неожиданно потерял память. А незадолго до этого ему угрожали - предположительно, конкуренты. Случай как раз для майора госбезопасности Мимикьянова. Довольно быстро ему удается выяснить, что угрозы могли поступать от бывшего сотрудника местного секретного Института, ныне уже закрытого. Неужели в его распоряжении оказался прибор, воздействующий на сознание человека?

6. Кофе с пирожными

— Слушай, Володя, пойду-ка я с Галиной поздороваюсь. А то узнает, что я в Колосовке, обидится еще… Бабы они, знаешь, какие!.. — обратился к коменданту Ефим.

— Знаю. — заверил тот. — Иди! Я у себя на башне буду или в хозяйственном дворе. Ключ знаешь, где!

Галину Стороженко он застал за кофе с заварными пирожными.

Выглядела она хорошо. Конечно, несколько располнела, но это ее не портило. Черные и блестящие, без единой сединки волосы были стянуты в тяжелый узел на затылке. Карие малороссийские глаза — полны светом жизненной удачи. Ни испуга, ни особой озабоченности на ее круглом лице Ефим не заметил.

— Ефим! — воскликнула она. — А мне Городовиков говорил, ты только через неделю приедешь! Ну, садись, кофе попьем!

Майор опустился на стул.

— Ты, смотрю, Галя, все хорошеешь! — польстил Галине хитрый майор.

— Да, ну! Скажешь тоже! — с удовольствием возразила она.

— Правда! — заверил майор. — А как твоя коммерция движется?

— Да, жаловаться не на что! Неплохо идет! Тьфу-тьфу! — Галина постучала кончиками пальцев по столу. — Вот новый магазин в Москаленках открыла!

— Молодец! А как у вас тут вообще в Колосовке дела? — небрежным тоном спросил Ефим.

— Да так, в основном, все по-старому… Правда, Сабаталинская «Флора» с Карабановым сцепились!… Не на жизнь, а на смерть! Да, ты, наверное, и сам знаешь!

— Ну, так, в общих чертах… — ответил майор.

— Прямо война! — Галя округлила свои карие малороссийские очи. — КАМАЗы с «Миленой» горят! Я слышала, — женщина понизила голос, — будто Карабанов Сабаталина отравил… чуть не до смерти!

— Вот дела! — удивленно приподнял брови майор. — А его что, — отравили?

— Ну, я точно не знаю… Говорят. — пожала плечами женщина.

К столику подошла молоденькая официантка с большим розовым бантом в волосах.

— Здравствуйте, дядя Ефим! Что будете заказывать? — весело спросила она.

Майор удивился: «Кому это я тут дядей прихожусь? Нет у меня в Колосовске ни племянников, ни племянниц…» Он всмотрелся в юную мордашку со вздернутым носиком.

— Вы меня не узнаете? — заулыбалась официантка. — Я же Лена Боровских. Моя мама в Институте работала, в третьей лаборатории… Помните, вы помогали мне задачки по алгебре решать? Ну, мы еще колбу разбили?

Ефим напряг память, сотрудницу института Боровских как будто вспомнил, а вот ее дочку нет.

— А! Вспомнил! — тем не менее, сказал он. — Ну, ты и выросла! Какой симпатичной стала! Красавица прямо! Принеси-ка мне двойной черный кофе в маленькой чашечке.

— Сейчас сделаю, дядя Ефим! — упорхнула к стойке выросшая дочка бывшего старшего научного сотрудника Нины Ивановны Боровских.

Майор наморщил лоб, будто припоминая чьи-то слова.

— А мне вот кто-то сказал, что Сабаталину Контрибутов угрожал… И чуть ли не при тебе это было?

— Контрибутов? Вика? — изобразила удивление Галина.

— Ну, да.

— Ой, мало ли что Вика скажет! — всплеснула она руками. — Может быть, и говорил что-нибудь… И что? Кто он такой? То ли сторож, то ли вахтер! Что он может-то? Смешно даже!

«Однако, сам Борис Петрович почему-то совсем не смеялся, а даже не поленился в милицию заявление отнести…» — подумал Ефим, а вслух произнес:

— Так, думаешь, это Карабанов Бориса Петровича в больницу отправил?

— Я знать этого не могу, но вполне возможно…

— А чего ж Сабаталин с Карабановым не поделили? — спросил он.

— Ну, как чего? — ответила Галина. — Не поделили, что народ пить будет! Карабановскую водку, или Сабаталинскую «Милену»… Средство для ванн стало побеждать, вот Карабанов и обозлился…

— Да, вот тебе и тихая Колосовка! — покачал головой Мимикьянов. — Ну, надеюсь, тебя-то эта война не касается?

— Ну, меня-то нет… А все равно неприятно!

Симпатичная официантка принесла кофе. Ефим сделал первый, как всегда, самый вкусный глоток.

Галина вытянула из-под стола свои ноги в светлых чулках и разместила их так, чтобы они оказались в поле зрения собеседника. Ноги внимания, бесспорно, заслуживали.

— Ты где жить будешь? — искоса взглянула женщина на Ефима. — У Городовикова?

— Ну, да. Как всегда. У него же дом пустой стоит.

— Слушай, Ефим, а ты за то время, что я тебя не видела, не женился случайно, а?

— Нет, Галя.

— А что так?

— По одной дивчине скучаю, да меня она знать не хочет… — вздохнул майор.

— Это, кто ж такая? — заинтересовалась женщина.

— В Колосовке живет. Одну торговую фирму возглавляет…

— Это ты про меня, что ли, говоришь? — покачала головой Галина. — Можно подумать! Чего ж ты меня замуж не звал?

— Не считаю пока себя готовым к такому шагу! — с серьезным видом произнес заготовленную чепуху майор.

Ответ Галине не понравился.

— Ну, смотри! Как бы поздно не оказалось! У дивчины ведь могут и другие ухажеры образоваться. Она — дама не из последних… Не дурнушка там какая-нибудь! Да и приданное многих интересует. — делая вид, что улыбается, произнесла хозяйка фирмы «Галина».

— Я подумаю! — заверил майор.

— Думай. Только не очень долго. — с появившейся льдинкой в голосе произнесла женщина.

Ефим вспомнил, как они с Галиной Стороженко стояли на виадуке три года назад.

Институт умирал.

Уже работала ликвидационная комиссия. Большая часть лабораторий была опечатана. Сотрудники слонялись по бесконечным коридорам с растерянными лицами. А в воздухе по утрам пахло близкой осенью, и на черные крыши пролетающих под виадуком вагонов август клеил яркие желтые листья.

— Не могу представить себе, что Института нет… — говорила Галина. — Умом-то понимаю, а Колосовку без Института представить не могу…

Мимикьянов тоже не мог. Он с детства, как, наверное, и любой городской мальчишка знал о его существовании.

Ефим родился и вырос в областном центре, но и там почтовый адрес: «Колосовка — 17», за которым скрывался Институт волновых явлений, без запинки произносил каждый мальчишка. А, когда он сам после возвращения из Москвы стал работать в Колосовке, Институт вообще стал казаться ему целым миром. Таким же сложным, как и Мир Большой, и таким же вечным.

В этом мире имелось многочисленное местное население — элита и демос, — доктора наук и младшие научные сотрудники. Его обитатели занимались наукой — пытались понять устройство таинственного механизма природы, они боролись за продвижение вверх по карьерной лестнице, любили и ненавидели. Дело, которым жители этого мира занимались, казалось им чрезвычайно важным.

В этом мире имелись свои традиции — например, вместе встречать наступление Нового года. Существовала собственная история, причем совсем не маленькая, полвека — это срок с любой точки зрения. Жившие в этом мире женщины волновали его атмосферу так, что по ней то и дело прокатывались настоящие шторма.

Одним словом, жизнь в этом закрытом Мире бурлила и пенилась, как созревающее пиво.

И вот этот Мир внезапно прекратил свое существование.

— Ты куда теперь, Ефим? Уедешь? — спросила Галина.

— Мне что думать?… Куда скажут… — пожал плечами Ефим. — А ты куда?

— Я в Колосовке останусь… Коммерцией по настоящему хочу заняться… Я ведь этим делом вообще-то и сейчас занимаюсь…

— Прогореть не боишься?

— Нет. Я же торговый институт кончала… И уж коммерческие дела не хуже, чем всякие некоторые знаю… Вон Маратка Карабанов, дуб дубом, а как раскрутился! Что же я, хуже?…

Она помолчала.

— А, что, Ефим, может, останешься, а? Вместе будем фирму раскручивать? — не смотря на него, произнесла Галина.

— Кто ж меня отпустит?

— Так увольняйся из органов! Подумаешь, золотое место! Вон, сколько ваших оттуда ушло, и на гражданке еще лучше устроились! — с надеждой посмотрела на него женщина.

— Я подумаю! — дипломатично ответил он тогда.

С тех пор прошло три года.

Они допили кофе и поднялись.

— В гости-то зайдешь? — делая вид, будто что-то разыскивает в своей сумочке, спросила Галина.

— Обязательно. — заверил Ефим.

— Когда?

— А когда пригласишь?

— Тогда заходи сегодня вечером. — по-женски ловко поймала его на слове Галина.

— Сегодня и зайду. — пришлось пообещать майору.

— Буду ждать! — повела карими глазами Галина. — А то, знаю я тебя! Опять с Городовиковым к каким-нибудь противным бабам закатитесь!

— Да какие-то там бабы! О чем ты говоришь, Галя? У Вовы все бабы в прошлом! Одна Аля осталась. А я вообще — однолюб!

— Не обмани! — прощаясь, сказала Галина.

Они вышли на пахнущую солнцем улицу. Вместе обогнули угол здания. У торцевой стены две маленькие девчушки, как резиновые шарики, прыгали на расчерченном мелом асфальте.

Хозяйка торговой фирмы махнула ему на прощание ладошкой и пошла к своей белой «Ауди».

«Ну, война между Сабаталинской «Флорой» и карабановской ликероводкой за рынки сбыта — это понятно. — сказал себе Ефим. — Но причем здесь Контрибутов? Ведь в своем заявлении в милицию Борис Петрович не на Карабанова жалуется и даже не на Галю Стороженко, — это было бы вполне логично, — а почему-то на Вику Контрибутова, не имеющего никакого отношения к разгоревшейся битве гигантов. Странно… Или Марат Матвеевич Вику Контрибутова в качестве ударной силы нанял? Учитывая, что он в свое время занимался восточными единоборствами.? Но инженер особой драчливостью совсем не отличался… Да и у Карабанова своей охраны — целый взвод! Бойцы, как на подбор, морды — одна другой шире!.. Зачем же ему еще Контрибутов понадобился? Загадка!»