Задачка для людей среднего возраста

Александр Скориков

Что есть любовь, и почему её обожествляют люди? И существует ли она в нашем веке? И что только не приходится претерпеть в поисках любви!

Нет, давай сначала разберёмся. Как врачи: прежде, чем лечить, надо же понять, чем ты больна.

Сегодняшние врачи на таких мелочах не заморачиваются? Так им это не надо. Главное, что ты пришёл, и тебе можно впарить лекарства.

Ладно, ты не отвлекай. Что значит, не больна? И я больна, и ты тоже. Мужей у нас нет? Значит, мы живём неправильно. Вот, говорят, что рак развивается от того, что человек всё делает неверно: питается не тем, цели в жизни ставит не те. Главное, покоя в душе не имеет.

Какой может быть покой, если ты даже не знаешь, где эта самая душа обретается? Вот, остановись бежать незнамо куда, обдумай. Как я тебе и предлагаю.

Мне тут на глаза газета попалась, страница знакомств. Знаешь, какой возраст претенденток? В основном, пенсионерки. То есть, муж помер, и она вдруг понимает, что эту прекрасную и удивительную сволочную жизнь в одиночку не потянет. То есть, если коммуналку осилит, пропитание — увы!

Да и без тепла, ласки и участия особи противоположного пола… В общем, дальше ты сама знаешь. А нам с тобой до этого возраста осталось…И чтобы потом, через несколько лет не бегать, как писал Есенин, «задрав штаны», пусть не за комсомолом, а за мужем, надо об этом начинать думать сейчас.

Иногда очень трудно понять, с какого места начинать рассказывать историю. Лев Толстой вон десять раз «Анну Каренину» переписывал. Пока сам не понял, что же он хочет сказать бедным читателям, которые одолеют роман. Говорят, что сейчас даже преподаватели литературы (и даже в университетах) не все дочитали «Войну и мир» до последней страницы. Про «Анну» и спрашивать совестно.

Э-ей-ей, кто её открывал? Слышите, тишина, какая?

Да чего этот роман читать? О нём и так всё известно: стареющая бабёнка (двадцать пять лет — ни хухры-мухры: в эскорт-услуги старше двадцати четырёх уже не берут) кинулась в объятия молодого офицера, а когда он к ней охладел, бросилась под поезд.

Конечно, Аню уже сто лет пытаются выгородить: мол, любовь — это вам не щи лаптем хлебать. Ладно, такое бывает, но Лев Николаевич зачем-то заставил героиню бросить не только мужа (чего с него взять, старого хрена, — сорок четыре года, песок сыплется!), но и малолетнего сына.

Тут уж женщины чувствуют себя некомфортно — это чего, и им так можно? Так осудят ведь все! Мужик мужиком, а дети — это святое всегда было на Руси. Да, ладно, какая там у Анюты любовь: все же понимают, что просто страсть. А это штука, не совсем любовь, бабоньки. Ну, захотелось молоденького Кинг-Конга там или Тарзана, бывает, мы же понимаем, что мы, олени? В смысле, оленихи.

Но вот ты бы бросила ради бурных ночей своего пятилетнего пацанёнка? А-а, видишь! Ну и что, что ей муж сына не отдавал? И правильно делал, между прочим: так ей и надо, лахудре! Да ты бы зубы обломала за родного ребятёнка! А эта Аня лишь подолом махнула — и шасть в Италию!

Но мужики-то, мужики: сто лет твердят — любви всё можно. В смысле, не стыдись, милая, отдаваться нам, на всё наплевав: тебе можно, ты любви жаждешь, а такие поиски, мол, — святое дело. То есть, измена мужу — это и не грех никакой, ты просто кричи погромче, что ищешь настоящую любовь.

Ловко это мужики провернули: ты, главное, отдавайся нам, ищи — а мы вот тут уже, стоим со своими любовями. Или любвями? В общем, понятно, с чем они там стоят.

Так бы и дала в лоб этим словоблудам!

Вот и эту историю, как женщина искала свою любовь, с чего начать? Как Ольга пошла на свидание вслепую и на неё устроили покушение? Или как её подруга Светлана придумала тест для отбора мужиков? Задаёшь ему вопрос, и всё ясно: можешь хватать ноги в руки и рвать когти. Ладно, об этом тесте позднее.

Всё-таки, пожалуй, всё началось с Развожжаева, десятиклассника в её классе. Этакий типичный мажор, папа у него владеет строительной компанией, и мальчонка через губу не плюнет, всех тихонько презирает. Ещё в пятом классе «проговорился»: «У МЕНЯ «Вольво». Не у папаши, а у него.

Что у Стёпочки в тот день случилось, Ольга так и не узнала, но парнишечку вдруг понесло. Отказался решать у доски задачу, на угрозу получить «двойку», только фыркнул. Мол, папа занесёт бабла, и вы все — то есть, учителя, — поставите в журнальчик даже пятёрки. И ЕГЭ он видал, знаете, где? Всё решают бабки!

На повторное требование идти к доске отреагировал просто и ясно: «Чего ты прискубалась, старая вешалка? Не буду отвечать, и ты мне ничего не сделаешь!»

То, что учитель в наше время действительно ничего сделать не может с учеником, это правда. Будешь ставить двойки — тебя школьное начальство съест: вы позорите нашу школу, надо уметь учить, подход к детям искать! А если не умеете…

То, что детки не хотят учиться, это никого не интересует.

Вон в параллельном классе один оболтус залез под парту и весь урок там просидел, блея козлом. А на учительницу родители шутника потом накатали в роно жалобу: она, мол, унижала достоинство их дитятки. И роно их поддержало: как это можно сравнивать ученика с кем бы то ни было? А тем более, — козлом!

Дали бы Ольге волю, она бы все учебники сократила наполовину: авторы с каждым годом впихивают туда материал даже не первого курса института, а уже и на второй замахиваются. Вот зачем будущей кассирше супермаркета интегральное исчисление? Неравенства? Квадратные уравнения?

Особенно обидели Ольгу слова Стёпочки, что «старая» и что «вешалка». В свои пятьдесят — юбилей только что справила, — Ольга считала, что выглядит моложе. А уж фигурой точно на вешалку не была похоже.

К таким «шалунам», как Развожжаев, у неё был свой подход. Ольга шла к директору, — та её поддерживала в этом вопросе, — и совместно они нажимали на родителей. Угроза отчисления, неполучения аттестата действовали безотказно. Их ребёнок без высшего? Родители делали вливания в «пятую точку» наследничка или прекращали вливания ему купюр, и всё устаканивалось.

Вот только Ольга не учла, что с нового учебного года директриса у них сменилась.

А тогда Ольга в ответ на пакости Стёпочки попросила класс посидеть тихо, пока она сходит к директору уточнить, на какую сумму можно разорить Развожжаева-папашу.

Но директриса завопила, что никаких мер она принимать не будет, — разбирайтесь, мол, сами, Ольга Анатольевна. Тревожить из-за таких пустяков такого занятого человека! Тем более что он, мол, нам так помогает.

Ольга поняла, что влипла, что только попусти — и тебя такие Стёпочки будут безнаказанно избивать где-нибудь в тёмном углу, как одну учительницу в сибирской глубинке.

Битой быть не хотелось, даже детьми героев нашего времени, и она присела к столу директрисы, взяла лист бумаги и стала писать заявление об уходе, говоря при этом:

— Вы напрасно, Виктория Николаевна, усердно напираете на помощь со стороны Развожжаева — люди могут не так понять. Нам он, например, ничем не помог. Сейчас в интернете усиленно обсуждают, как резво директора школ себе строят особнячки, простенькие такие, этажика в три. Вы уже участочек прикупили? Нулевой цикл заложили или стены выводите?

Она подняла глаза от заявления и поняла, что её случайный выстрел попал куда надо: лицо Виктории Николаевны пошло, как выражался Ольгин муж-технарь, «цветами побежалости». Это когда раскалённое железо остывает, по его поверхности пробегают все цвета радуги. Очень директриса в этот момент напоминала хамелеона: разноцветные пятна на её лице сменяли друг друга с невероятной быстротой.

— А вы… откуда знаете? — просипела начальница.

— Вы, Виктория Николаевна, прямо как майор из анекдота, — кисло ухмыльнулась Ольга, понимая, что мосты всё равно придётся сжечь.

— Какой майор?

— Да звонит ему солдат по телефону и говорит: «Товарищ майор, говорят, что вы — дурак». — «Это кто говорит?» — «Да все говорят!» Вот и в вашем случае, Виктория Николаевна, — все говорят.

Ольга встала, положила лист перед начальницей и объявила:

— Я увольняюсь. И отрабатывать две недели не буду. Иначе растреплю про стройматериалы Развожжаева на ваш особнячок.

И она вышла из кабинета.

Класс, конечно, гудел, как пчелиный рой, но негромко. И смолк, когда Ольга вошла и с улыбкой объявила Стёпочке:

— Мы с директором решили, что я твоего папу не разорять не буду, можешь ему это сообщить. Но деньги пусть готовит — директор говорит, что многие учителя сейчас нуждаются. — Она оглядела класс: — А всем остальным — прощайте, я больше в школе не работаю. Раз не хотите учиться — трудитесь сами или с репетиторами.

Класс осознавал декларацию с трудом.

Ольга собирала свою сумку, когда завибрировал её телефон.

Стёпочка с кривой ухмылкой съехидничал:

— Вам министр звонит, остаться просит.

От развожжаевской усмешки Ольгу понесло. Она взглянула на экран телефона и весело сообщила, окидывая взглядом учениц:

— Нет, не министр. Девочки, тут меня мужчина на свидание зовёт, идти?

Девицы тут же завелись:

— А он красивый?

— Богатый?

— Идите, Ольга Анатольевна, там разберётесь!

Ольга радостно поиграла бровью, поблагодарила:

— Раз вы так считаете, сейчас пойду и напишу ему, — она сделала свой взор горящим и устремила его на Стёпочку: — «Я согласна, приходи, я покажу тебе, какая я старая».

И она вышла из класса. Молчание длилось недолго: за дверью раздался рёв такой силы, что Ольга поспешила по лестнице вниз, в вестибюль, понимая, что на звуки этого тарарама непременно примчится завуч или директор.

Она представляла, какое лицо сейчас у Развожжаева — над ним теперь будут потешаться, хоть и тайком. А как же! Учителка на свидание пригласила, с полной программой.

Вот зачем она это ляпнула? Слух ведь и до роно дойдёт. А ей ещё работу искать. Она представила, как эти старушки — главе гороно было уже семьдесят, но выпихнуть её на пенсию не было никакой возможности, — будут поджимать густо накрашенные губы и ужасаться, что учительницы сегодня вообще распоясались: пытаются соблазнять мальчиков, своих учеников. Какое падение нравов! Хотя весь город в курсе, что эти старушки, когда были помоложе, у-ух!

Да фиг с ними! Ничего она такого не говорила. А если кто чего-то надумал, это лично его поганые мысли, пусть за них сам и отвечает.

Когда о происшедшем разнеслось по школе, Светлана позвонила ей, вся возбуждённая, вопя:

— Что случилось? Я сейчас приеду!

Но Ольга остановила её:

— Не приезжай: мне надо во всём самой разобраться. Жду тебя в воскресенье.

Значит, какие качества должны быть у настоящего мужа? Возьмём хотя бы основные.

Внешность. Конечно, здорово было бы, чтобы он был красив. Но ты же понимаешь, какая гордыня у такого красавчика? Вчера мне на почту пришло: «Всем девушкам, ждущим принца на белом коне, сообщаю: конь сдох, иду пешком, потому задерживаюсь».

Шутник интернетовский! Наверняка, сукин кот, коня пропил, теперь ищет, к кому бы прилепиться, чтобы ножки не бить.

Про его молодость я умолчу: этот поезд для нас ушёл — оставим эти мечтания сочинительницам женских романов. Хотя, конечно, в стране наберётся пара тысяч бизнес-вумен, которые заводят себе альфонсиков. Но нам-то, остальным сорока миллионам это не светит — таких деньжищ у простого народа не бывает. Значит, этот поезд мы пускаем под откос.

Так что поговорка, что мужчина должен быть чуточку красивее обезьяны, это для нас. Во-первых, мы и сами уже, так сказать, не девочки. Во-вторых, где ты видела идеальных мужиков? В телевизоре? Ну и выходи замуж за телевизор! Уже? За тобой не угонишься.

Да и влюбляешься ведь не во всего мужика. Вот у меня было: я ничего не замечала в нём — ни морды кирпичом, ни взгляда наглого.

Уши! У него были такие классные ушки, я так любила их покусывать, страсть! Подлец оказался, естественно.

Так что внешность — дело относительное.

Светлана примчалась в воскресенье, было видно, что она едва дотерпела. Они пили чай на кухне, забрасывая друг друга вопросами.

— Ну и как там?

— Вся школа стоит на ушах!

— Считают меня дурой?

— Не, не дурой: но то, что крыша у тебя поехала, никто не сомневается. Из-за таких пустяков увольняться!

Тут Ольга стала рассказывать подруге, что она за эти три дня надумала. Сначала она и сама посчитала, что несколько погорячилась. Сразу стали лезть в голову панические мысли про деньги, про будущую работу.

Но потом Ольга успокоилась: во-первых, учебный год уже заканчивается, можно не спешить с трудоустройством. С деньгами тоже не так уж плохо. Родители умерли больше года назад, отец ушёл через месяц после мамы, — Ольга считала: потому что любил — тридцать лет вместе, это…

Звучит в наше стыдное время, как анекдот, но у стариков своя правда, и они живут по советским канонам: если любят — то действительно до гробовой доски, а не до первой измены.

В их трёхкомнатную квартиру Ольга пустила квартирантов, тут ей повезло. Ей не хотелось заморачиваться, и она дала объявление, что желает сдать на длительный срок. В этом случае снизит плату.

Ей позвонил армейский капитан, только что переведённый в их город, позвонил, — как он сразу сказал, едва представившись, — безо всякой надежды, понимая, какие расценки на такое жильё.

Двое детей, жена медик, служить будет в их городе, скорее всего, года три. Платить больше — он назвал цифру — они не могут, и звонит он просто, чтобы успокоить жену, что проверены все варианты.

Ольга тут же предложила им приехать посмотреть квартиру.

Капитан молчал, чуть ли не минуту: вы серьёзно?

А Ольге было удобно: человек ответственный, деньги переводит исправно. А как их дети были счастливы, что у них будет у каждого своя комната.

Так что на карточке кое-какие деньжата имелись, бежать завтра с голодухи под церковь просить подаяние, было не надо. И тут Ольгу осенило: капитановы деньги — это ведь, как пенсия. И почему не попробовать, как у неё получиться жить на них? Ведь настоящие пенсионеры как-то же выкручиваются?

Вспомнилось, как отец объяснял: пенсии на житьё хватает. Не хватает на какие-нибудь крупные покупки: если холодильник там накроется, или стиралка. Ну и на поездки на море, конечно. Вот она, Ольга, и попробует — выгорит у неё?

При большом желании, можно вообще больше не работать: стаж у неё выработан, живи себе в удовольствие, ожидай настоящей пенсии. Тем более, что после недавних указов ждать её, родимую, придётся о-очень долго.

А сейчас это — как большущий отпуск. У неё сразу появились планы, как занять это свободное время. И Ольга стала говорить о них Светлане.

— В пятьдесят лет пойти на пенсию? Жуть! — замахала та руками.

— Закон разрешает — имею полное право.

— Да про право никто и не заикается! А деньги?

— Прижмёт — машину продам.

— Ну, это ты уж! Я бы на твоём месте выучилась бы водить.

— Ага, в пятьдесят лет с моим характером. Да я их там на трассе всех в угол буду ставить! И совсем не хочу, чтобы меня «обезьяною с гранатой» обзывали. Нет, машина — это для молодых. Мне этой нервотрёпки уже не надо. Хочу съездить в Москву, может, в Питер. Ходить в музеи, в театр. Личную жизнь, в конце концов, устроить.

— У-у-у! Вашими устами бы мёд пить! Я вон сколько…

Светлана смолкла, приглядываясь к подруге. Та пила чай, независимо глядя в окно.

— Да брось ты! — не поверила Света. Она знала, что подруга, с тех пор, как лишилась мужа, резвых попыток в этом вопросе не предпринимала.

— У меня сегодня свидание, — с лёгкой гордостью подтвердила Ольга.

— Интернетчик?

— А где я ещё могу познакомиться?

— Да где угодно! Вон во дворе с дворником-таджиком! Он фотографию прислал?

— Нет.

— А ты свою выкладывала?

— Светка, ты тоже считаешь, что у меня с «крышей» не всё в порядке? Чтобы какой-нибудь мой ученичок докопался и на весь город меня ославил?

— Вслепую, значит, — покивала Светлана. — Были у меня такие приключения. Как ты его узнаешь?

— Пишет, что будет с цветами.

Света обрадовалась:

— О, важный момент! Знай, если придёт с одним цветком: или жмот, или жуткий интеллигент.

— Да я не против интеллигента, — пококетничала Ольга.

— Она не против! Да знаешь, какие зануды есть? Рада будешь ноги унести!

— А если он придёт с роскошным букетом? — поинтересовалась Ольга, понимая, что опыт подруги со счетов сбрасывать не стоит.

— Убегай сразу! Даже не подходи! Если вкладывает такие деньги, даже не зная тебя толком, значит, решил вернуть затраченное с тысячью процентами. Самое оптимальное, три цветка.

— А если он принесёт горшок с орхидеей? — не отступала Ольга.

— Значит, очнёшься в пустой квартире: этим горшком он тебя вот тут на пороге и оприходует по затылку.

Богатство. И здесь всё относительно: одной хватит, что у него трёхкомнатная, а другой и стометровая яхта кажется шлюпкой для рыбной ловли — дур-то вокруг навалом.

Смазливенькие юные глупышки из провинции верят, что это и есть настоящая жизнь: не работать, шляться по спа-салонам и бутикам. Готовить себя для ублажения его, благодетеля. А тот через пару лет назначит тебя «старшей женой» — смотреть за кухней или детьми. И это в лучшем случае. А, скорее всего, выгонит тебя и заведёт новую «любимую жену».

А ты, Гюльчатай, иди на все четыре стороны: похлебала немного богатства из котла — и достаточно. И как собираешься жить дальше?

Нам с тобой такое, конечно, не грозит: мы плывём по реке, на одном берегу написано: «В сорок лет денег нет — и не будет». А на другом: «Не жили богато — нечего и привыкать».

Мне тут Он знаешь, какие слова написал? Что один английский писатель сказал: «Если бы Бог считал богатство чем-то ценным, он бы не давал его таким негодяям». Если вдуматься, не так уж и глупо, верно? И вот проблема: богатства хочется, а негодяем быть — нет. Что делать-то?

Наверное, действительно к старости умнеешь, раз мысли появляются, что само богатство в себе счастья не несёт. Это просто дорогая упаковка счастья. Но ты уже столько помыкалась в жизни, что готова сказать: «Не упаковывайте, я в нём пойду».

У Светланы на страничке в сети стоял статус: «в активном поиске», — она, как говорится, кое-какой Крым и Рим прошла на этом пути, — и потому принялась давать Ольге советы. Тот, у кого дело не получается, очень любит учить, как надо его делать.

— Слушай, тебе надо взять с собой запасной наряд. И парик надеть!

— Зачем?

— Ты же не знаешь — вдруг он маньяк? Будет потом тебя преследовать, не отвяжешься! А так: нырнула в туалет, — хоть в кафе, — быстро переоделась — и ищи меня!

— Ты какие-то страсти-мордасти рассказываешь! — недоверчиво отбивалась Ольга.

Светлан поглядела на неё с жалостью, как на бедолагу, не знающую, во что можно вляпаться:

— Подруга, если тебе поведать о моих встречах вслепую — ты не только не пойдёшь на свидание! Ты вот под диван залезешь и дрожать будешь! Всю ночь! Я вот от своего последнего отойти месяц уже не могу! Мы двадцать минут по парку погуляли, а он: «Ну, что, к тебе или ко мне? А то я уже изнемогаю». Они же в интернете все озабоченные! Ты вот готова в первый вечер?

— Ты издеваешься? Он пишет, что он — вдовец. Ему пятьдесят пять, пенсионер-льготник.

— Ну, вдовец — это, конечно, лучше, чем выгнанный доведённой до белого каления женой. А он тебя как узнает?

— У меня в руках будет книга.

Светлана сделала вид, что хихикает:

— Оригинально! А почему не флаг России? Хотя, в самом деле, кто сейчас с книгами разгуливает? А что за книга?

— Да я ещё не решила.

— Надеюсь, ты не попрёшься с «Войной и миром»?

— Ты считаешь — это слишком?

— А ты сама, когда в последний раз читала Толстого? Вот и не выпендривайся!

— Может, стихи? — робко предложила Ольга.

— Ага, Есенина.

— Почему, сразу — Есенина? Можно из японской поэзии.

Светлана только вздохнула, удивляясь недалёкости подруги:

— Тогда уж лучше сразу из китайской. И скажешь, что читаешь в подлиннике. Чтоб он бежал от тебя, и только пятки сверкали. Мужик, дорогуша, нынче пугливый, ты аккуратнее.

Ольга в растерянности прошла к мебельной стенке, где за стёклами виднелись корешки книг, открыла одну дверку, пояснила Светлане:

— Там во втором ряду у нас поэзия. Говори, какая книга по счёту?

— Двенадцатая.

Ольга принялась вынимать книги из первого ряда, складывая их на полку рядом с вазончиком для мелких цветов типа фиалок или ландышей. Обнажился ряд сборников в мягких обложках, и Ольга стала отсчитывать, тыкая пальцем в корешки. Выдернула книжку, раскрыла:

— Омар Хайям. Рубаи.

— О, судьба знает, что делает! — одобрила Светлана. — То, что надо. Интеллигентно, и без понтов.

Она подошла к подруге и взяла из её рук сборник:

— Ух, ты, какое издание! Ещё довоенное.

— Это всё мой папа. Добыл где-то, — пояснила Ольга.

Светлана бережно перелистывала папиросную бумагу, закрывающую гравюры, пробегая взглядом строчки:

— Смотри, тут и про тебя, пенсионерку, есть:

«Пред кем весь мир лежал в пыли,

Торчит затычкою в щели».

— Какой ещё «затычкою»? — не поняла Ольга.

Светлана кисло улыбнулась:

— «Тампексом», наверное.

Секс. Тут ничего комментировать не буду, тут и так всё ясно: если оный будет отсутствовать, то на фиг он вообще такой муж?

Ты знаешь, современные девочки думают, что вот этих трёх достоинств: красоты, богатства и секса — достаточно вполне для семейной жизни. А чего? Работать не надо, готовить не надо, лежишь в шезлонге на палубе яхточки, атрибут для секса тут же шляется — во жизнь!

И только такие пожившие тётки, как мы с тобой, понимают: никакого счастья в этом нет, и не предвидится.

Чего это я должна тебе подсказывать? Сама думай! А если ты тоже считаешь, что этих трёх вещей достаточно для жизни, то здесь два варианта: раз ты немолода — то в голове у тебя опилки.

В тоже время, когда Ольга с подругой строили планы проведения операции «свидание вслепую», на краю города, что был застроен частными домами, тоже готовились к участию в этой встрече.

Конец ознакомительного фрагмента.