Сказки Белой Горы. Часть II

Александр Сергеевич Глухов, 2022

Рассказы из серии "Сказки Белой Горы" о жизни и быте людей по ту сторону колючей проволоки.

ЛЮБОВЬ ВРЕМЕН ДЕМОКРАТИИ

14 сентября 2017 года мы с Костей переступили порог девятого барака. Осень ещё робко вступала в свои права. Встретили нас достаточно радушно и распределили, Костю — в компанию таджиков, где он быстро освоился, а меня — к близким по возрасту старикам.

Пожилые джентльмены оказались из одного города и знали друг друга ещё по воле. Сергей Михайлович и Александр Васильевич, больше известные как Амфибрахий и Кучак ничем не напоминали матерых уголовных преступников, да и не являлись ими по сути. Кучак ещё не имел всемирной славы, однако был известен в бараке и, даже, его окрестностях. Амфибрахий же, с его литературной одаренностью и великолепной памятью на цитирование любых произведений, вызывал уважение и восторг целой колонии. С одной стороны, даже жаль, что его так быстро освободили. Сказать точнее мы очень за него рады, но нам сильно не хватает его юмора, энтузиазма и крайне оптимистического настроя в любой ситуации…

Прошли годы. Половина отряда освободилась. И, в предпоследний день своего пребывания (никто об этом не догадывался, даже он сам), Сергей Михайлович обратил наше внимание на кирпичную кладку прибарачной церквушки, точнее церкви исправительной колонии:

— Глядите братцы, судя по кирпичу, строилась она в три этапа. Кирпичи идут слоями, от почти чисто белого, до тёмно-серого цвета. Техника исполнения оставляет желать лучшего, но главное не это. Обратите внимание на мемориальную табличку. На ней четко выбито: «Храм построен в 1998 году по инициативе начальника колонии — имярек, далее, что естественно и нормально, говорится о попечении, трудах и заботах местного священника.

— А что тебя смущает? — спросил Руслан, древнейший сиделец зоны, с более чем двадцатилетним стажем пребывания в здешних местах.

— Смущает инициатива. Где, когда исходила инициатива от начальников учреждения? Да таких сразу в момент вышвырнут из системы. Немыслимо предположить на месте руководителя человека деятельного, убежденного и достаточно искреннего. Скорее это среднестатистический интриган со связями, который пальцем не шевельнёт без окрика сверху, или вельможного пинка. Вспомните! 1998-ой год, великий дефолт, катастрофа в экономике и финансах, крах крупнейших банков, невыплаты зарплаты по году-полтора… До храмов ли тут? Вот священника правильно вписали, в любом случае это его обязанность и забота, работа у него такая.

Облачко, подвинутое западным ветерком, освободило место для солнца, и обитатели барака сладко зажмурились под его согревающими лучами середины апреля.

Эх, — Амфибрахий пошевелил плечами — сейчас бы за сморчками прогуляться, да лесным воздухом подышать.

Руслан улыбнулся:

— Помечтай, я уж двадцать второй год надеюсь увидеть настоящий лес; даже не так; о дремучих лесах приходилось мне только читать и слышать, а двадцать второй год сижу…

— Значит ты должен был видеть строительство сего культового заведения.

— Нет, не застал, сидеть-то уже сидел, но не тут, а на «крытке». Когда сюда перевели, она уже стояла, но церковная библиотека принадлежала раньше баптистской общине и был там молельный дом.

Сергей обрадовано воскликнул:

— Ну вот, лишний раз доказывается откуда растут уши у, якобы, идей местного значения. Власти перед любым блудливым западным козлом готовы были расстелиться за похлопывание по плечу и фальшивые одобрения действий, по размножению сект в стране. А кроме баптистов были ещё какие-нибудь религиозные банды, то есть общины?

Руслан надолго задумался:

— Молокане, иеговисты, кришнаиты, ещё кто-то, не помню. Потом постепенно, все они влились в православную церковь. Я сам начинал с баптистов…

Амфибрахий полез в карман, выудил пригоршню крошечных мятных леденцов в полупрозрачной обертке, одарил ими пяток слушателей и огорошил их рассказом:

— Из мелких и, казалось бы, пустяковых дел, иной раз вырастают события грандиозного масштаба. Я попытаюсь вас просветить, какую роль сыграла церковь в крушении СССР.

Скучающий Кучак, не уважающий лекции в принципе, медленно попятился, натолкнулся спиной на Руслана и был остановлен строгим взглядом и поднятым указательным пальцем Сергея:

— Не вздумай удариться в драп. Учись, пока я тут, а то невежей помрёшь. Что о тебе люди скажут, когда копыта отбросишь?

— Тогда мне всё равно будет, какой бы трёп не пошёл, — грустно произнёс Александр Васильевич.

Он, тем не менее, задержался и вынужден был выслушать устную повесть земляка:

— Во времена правления Хрущёва, как раз в год полёта Юрия Гагарина, на южном острове Эгейского архипелага, где находилось когда-то одно из семи чудес света, разумеется, это Родос, собралось Всеправославное совещание. Инициатором выступил митрополит ленинградский Никодим, на тот момент возглавляющий отдел внешних церковных сношений РПЦ. Личность неоднозначная и странноватая. Следует учесть, что это были годы излета гонений на религию. Если допустить его персону, как ставленника «железного Шурика» (А.Н.Шелепин, КГБ), или его окружения, то прослеживается комбинация тайных сил.

Собравшиеся деятели сплошь состояли из поборников экуменизма.

— А это что такое? — вяло спросил случайно прибившийся к слушателям «Бегемот», крупный, не страдающий разумом недотёпа.

Сергей ухмыльнулся устало-раздражающейся гримасой профессора, недовольного аудиторией:

— Не перебивай по пустякам, а то каждый мой ответ породит пару твоих вопросов, и так до бесконечности…

Мимо прошел огромный и добрейший кот по прозвищу Алабай и растянулся на солнцепеке с равнодушием сытого хищника. Бегемот — сущий ребёнок в душе, наклонился его погладить и кот, с аристократическим снисхождением позволил прикоснуться к своему длинношерстному телу.

Амфибрахий продолжил:

— Хотели эти ребята во главе с Никодимом пойти на сближение, а в перспективе, на объединение православной и католической церквей. Не обошлось, конечно, без спецслужб. Дело темнейшее. Но что-то застопорилось. Возможно, связано с отставкой Хрущева, или стратегические планы скорректировали. Тянулся вялотекущий процесс лет пятнадцать. Сменились три председателя КГБ — Шелепин, Семичастный, Андропов…

Радостно и хлопотливо суетящиеся голуби, воробьи и прочая птичья мелочь, насыщали жизнь весенним позитивом. Нежно-салатовый цвет первого барака, столовой и библиотеки умиротворял взор, в отличии от нашего трёхцветного — обшарпанного здания времён первого послевоенного года.

–… Никодим упорно гнул свою (может и не свою) линию и, для начала добился в 1969 году постановления Священного Синода РПЦ МП о допущении до таинств католиков. Ходили упорные слухи о служении им приватных месс по католическому обряду. Во всяком случае, он не скрывал тяги к католицизму. Думаю, наши хотели при помощи церкви подобрать ключики к западному миру, но там тоже не лыком шиты и, по всему видать, быстро прочухали что к чему, шустренько подключились к игре.

Вторично форум, как Всеправославное предсоборное совещание, собирались лишь в 1976 году. Восьмой Вселенский собор…

Интересно выглядит портрет Никодима. Он не глядит в глаза и, как бы угнетен тайной мыслью; лицо умное, но далеко не аскетично-фанатичное.

Не страдающий тактичностью Кучак, скучающе перебил:

— На кой хрен нужна его рожа? По делу говори, а физиономия его — пусть хоть пополам колется.

Простодушный Бегемот неуверенно спросил:

— Как это рожа колется? Что, прямо так и на части.

— Чаще — надвое, — Сергей с трудом сохранил серьёзность — один глаз, ноздря и половина рта в одну сторону, остальное — в другую, как ворота.

Бегемот растерялся:

— Как же мозг не вытекает?

— Эх дурень, он из двух полушарий состоит, ни чего страшного. Потом кости саморезами скручивают, а кожу сшивают.

Наивный посмотрел на едва не смеющегося Амфибрахия с уважением к его обширный знаниям, а мистификатор, для убедительности приврал ещё малость:

— Ты знаешь, что такое баргузин?

— Что-то со зверьём связано.

— Лопух, это ветер на Байкале, а баргузинка — ветренная баба из заповедника… Теперь по делу: умирает глава Римско-Католической Церкви и в римские папы избирают Альбино Лучани, человека с лицом доброго учителя, похожего на Ростислава Плятта. Никодим мчится в Рим устанавливать связи. Видимо многого добивается, но ЦРУ не дремлет. Наш посланец умирает на глазах папы Иоанна-Павла первого. Его отпевает лично глава западной церкви по католическому обряду… Никодим скончался 5 сентября 1978 года. Но американцам этого мало, они занервничали и провели молниеносную операцию. Через двадцать три дня, руками своих агентов в Ватикане, — Пола Марцинкуса и Жана Вийо, римский папа был отравлен, а на его место пропихнули (с подачи Бжезинского) свою креатуру — Кароля Войтылу — послушного русофоба, под именем Иоанна-Павла второго. Дальше, как в калейдоскопе: ручной папа мчится с деньгами в Польшу, призывает на проповедях бороться с коммунизмом. Через короткое время подкидывает ещё денег и идей с инструкциями. Организуется профсоюз «Солидарность» во главе с Лехом Валенсой… Польшу захлестывает волна забастовок. ЦРУ делится с римским «батькой» разведданными о концентрации советских танков на границе с Польшей, а тот заявляет, что готов лично встать на их пути… Брежнев, сходящий в могилу, отыгрывает назад. Вторжение не состоялось. Проходит немного лет и, в правлении индюка Горбачева, вдруг задружившегося с Войтылой, совершается паломничество пары в Прибалтику, которую мутят по польскому сценарию… Опускаю массу подробностей, интересных необычайно, дабы не путать вас лишним объёмом информации, а подвожу итог: Прибалтика забурлила, многие другие окраины тоже… Подбросили нам искусственно созданные экономические и политические проблемы, подкинули деньжишек противникам власти внутри страны, выпестовали пятую колонну… Союз рухнул.

Сергей умным и грустным взглядом обвёл окружающих, заметил стоящего в трех метрах за забором «греющего уши» «Зоркого Дятла», известного зонального стукача и резюмировал:

— Такова одна из исторических версий краха СССР.

Эй «Зрячий Долбонос», или, как там тебя, «Прозревающий Долболоб», иди ближе, не бойся, от тебя секретов нет.

«Дятел», поняв, что он раскрыт и миссия провалена, удалился со стремительностью подпольщика. Ему вслед понеслись только что придуманные Амфибрахием строчки:

За мучен проблемой глобальной:

Кого заложить в этот раз?

По сучьей системе стобалльной

Такой на все сто — педераст…

Руслан почесал между лопатками:

— Ты считаешь, что СССР развалила католическая церковь?

— Что ты, — замахал руками Сергей Михайлович — она лишь пробила первую брешь. Нужен масштаб Пикуля или Шолохова, для описания драматической трагедии гибели «красной империи». Требуется эпопея историко-политически-приключенческая, томов на десять с невероятными интригами (которые реально имели место), да чтобы читалось на одном дыхании. Когда не знаю, но не может не появиться автор, способный замахнуться на литературный подвиг, произведения которого заставят побледнеть великие романы прошлого. Потомки станут зачитываться и удивляться обилию антигероев — ублюдочных тварей, взращенных на закате Советского Союза…

— Пафосно ты говоришь, — Руслан устремил взгляд на восток, но грустно становится.

Кучак хихикнул:

— Скоро развеселишься, обед через сорок минут, сытная и калорийная жратва — красота. Потом покемарить можно до проверки. Между прочим, черепаху можно год не кормить — выживет. Да что там не кормить, она в выпотрошенном виде полгода проживёт.

— Да ну? — Бегемот обвёл стоящих недоверчивым взглядом

Сбоку вынырнул Небритый Тузик радостно хлопая глазами:

— Что, правда потрошенный Бегемот полгода протянет?

— Заткнись дуралей, — осерчал толстячок, — толком не расслышал о чём речь, а лезешь.

На ярком и веселом солнечном свете пятнистый барак с островками кое как наляпанной штукатурки смотрелся, как исторический памятник эпохи разрухи. Не хватало разве что монумента: Отчим — капитализм зовёт».

С бодростью ветхого человека оптимистично проследовал в шестой барак, что в тупичке за церковной папертью, древнейший в колонии дед Леня — позитивный семидесятидвухлетний старикан.

— В животном мире разные чудеса творятся — рассудительно произнёс Кучак — червяка разруби — из каждой части новый вырастет. Морские звёзды — тоже самое. Черепах можно кормить раз в год, лягушки в лёд вмерзают и оттаивают весной. Так, глядишь, наука и с человеком похожее придумает.

Тузик с Бегемотом заволновались:

— Как это не кормить? Не по закону!

Амфибрахий покрутил пальцем у виска:

— Вам бы только жрать! Какие кристально-родниковые незамутненные мозги, абсолютно чистые от мыслей. Задумайтесь! Вот, например, ногу у тебя оторвало (он показал на Тузика), а она тут же снова отрастёт.

Тузик опешил:

— За что мне ногу-то оторвут?

— Да не за что, это, к примеру.

— Тогда пусть у Бегемота ноги дёргают.

— Слушай, не перебивай! Уши тебе оборвут, а они раз — и готово, новенькие, розовые. Прогресс-то каков: замёрз ты по пьяни, допустим, а весной оттаял и дальше по своим делам отправился. Да это ещё что! Отрубят тебе нос — так мало того, что он на следующий день появится новый, а ещё из оттяпанного носа вырастет твой двойник. Заметь, ни одна сволочь вас не отличит.

Тузик приуныл:

— Это что получается, он к жене моей подкатит, пока меня не будет дома?

Сергей с самым серьёзным видом подтвердил:

— Разумеется, она даже не догадается, что это был не ты, а клон, только похвалит за усердие.

— Убью гада, — прошипел Тузик — чтобы не повадно было. Ученых таких отстреливать пора.

Кучак осадил разгневанного дитятю:

— Наука ещё далеко не ушла по такому пути, а ты готов уже учёных перестрелять, остынь малость, дождись результата, может путное что получится. Самое простое — хвост отрастить, раньше-то он был, да отвалился со временем.

Бегемот уверенно вынес приговор:

— Хвост человеку не нужен, пережиток, без него проще и легче.

Амфибрахий принял вид осерчавшего лектора:

Что ты понимаешь в хвостах? Ляпнул не задумываясь, а умишка не хватает увидеть перспективу. Сидишь ты, скажем, на рыбалке, или с девицей на ночной скамейке, а руки заняты — обмахивайся от комаров и горя не знай.

Бегемот задумался:

— Дырку в штанах придётся делать — некрасиво.

— Какую дырку? Для рук что пришивают? Достаточно к брюкам и юбкам присобачивать хвостовой рукав. Кончик пусть наружу торчит. У мужчин, пуговичку, как на запястье, у девиц — бантик… Какие возможности открываются, детей за провинность можно будет без ремня сечь, а у негодяев, по решению суда, хвосты станут купировать…

В калитку близ ларька с библиотекой вошел коротенький, вечно улыбающийся, но не просто, а с коварной ехидцей, контролер Миша. Он являлся не самым худшим представителем ФСИНа и в подлости всегда знал меру.

Настроение Амфибрахия сразу сменилось с игривого на мрачное:

— Локалки закрывать идёт, сейчас начнёт по секторам разгонять. Косолапович только претворяется добродушным и лояльным — заметная вшивость в нём проглядывается.

Тузик понёсся в свой барак, а Бегемот озадаченно поинтересовался:

— Сергей, а почему он Косолапович? По-моему, у него другая фамилия.

— Какая к дьяволу, фамилия? Отчество у него Артурович, а арту — в переводе на русский, медведь — топтыгины все косолапые.

— Быстро все по местам разошлись — зекофобствующим тенорком пролаял служивый Миша.

Амфибрахий с Кучаком отправились за ложками и приправой, а меня заманил к себе Руслан, заинтриговав некой тайной, которую он решил мне поведать. Я заинтересовался, и мы потопали в «проходняк» Руслана и Бегемота. Времени до обеда оставалось в обрез, но начало повествования я услышал:

— Казахстан, как известно, входит в десятку крупнейших стран мира, занимая девятое место за Аргентиной по площади. Бывшая столица — Алма-Ата — единственный в двадцатом веке город-миллионник. Всех областей — девятнадцать, иные очень крупные по размерам. Знаменитые Байконур, Экибастуз, Семипалатинский полигон — это Казахстан.

Я вырос в Джамбульской области в интернациональном городе Каратау, что расположен к северу от Джамбула, близ хребта, одноименного с названием города. Отец мой — узбек, мать — русская. Таких смешанных семей набиралось бессчётное количество и, скорее являлось нормой, нежели исключением. Немцы женились на русских, украинках, гречанках и казашках, или наоборот. Чуть не треть семей были интернациональными, ни о каком национализме до Горбачева никто и не помышлял. Город Каратау — промышленный центр, говорил на чистом русском языке. Основная часть городского населения условно считалась русскими. Почему условно? Дело в том, что к данной категории причисляли собственно русских, украинцев, белорусов, прибалтов, немцев, коми, мордву и, даже, утерявших собственный язык корейцев, перенявших русский язык и обычаи.

Казахстан делится по двум территориальным понятиям: Восточный, Западный, Южный и Северный, а также по жузам — Старший, Средний и Младший. Жуз — это нечто вроде касты в территориальном смысле, зона расселения и обитания трёх групп одного народа — казахов. Климат резко континентальный, с огромным диапазоном температур от зимних минус 58 Кокчетава и Петропавловска, до плюс 53 в полупустынях Чимкентской, Джамбульской и Кзыл-Ординской областей. Хлопок культивируется только в Чимкентской, да двух районах Кзыл-Ординской…

Мама моя работала лаборанткой на известном руднике «Аксай»…

Раздался звук коротенькой мелодии, также, как на больших вокзалах и по громкоговорителю объявили обед для нашего и соседнего отрядов.

Столовая расположена в западной части зоны между баней и помойкой. Под ней, в полуподвале, находится пятнадцатый барак, прогулочный двор которого выходит к речке под названием Плава. С этим бараком связана любопытная история, ей уже лет пять, но старые сидельцы её вспоминают с гордостью и восторгом. Бог весть с каких времён, может ещё до царя Гороха, по тюрьмам и лагерям проводят такие полицейские мероприятия как шмон, который бывает тотальным, либо выборочным. Это зависит от настроения администрации, злостности стукачей, или предписаний вышестоящего начальства. «Отшманывают» вещи запретные, но порой, (явный местный перегиб) казенную обувь, наволочки и простыни, библиотечные книги и тд.

В самом конце 2013 года в пятнадцатом бараке опера и режимники забрали телевизор. До нового года оставалось два дня. 2014-ый встретили без телеящика, или зомбоящика, как его именуют некоторые. Наступили известные события в Киеве, так называемый второй майдан, с бегством Януковича и раскруткой националистического беспредела антирусской направленности. Подоспела зимняя Олимпиада в Сочи, «Мутковская», как её окрестили по главному аферисту-организатору. Вслед грянули крымские события… Вплоть до апреля телевизора не было. Совсем уж любознательные совершали телепоходы в другие бараки… И тут один ум, явно светлый, осенило. Так как писать жалобы на начальство колонии считается среди осужденных правилом плохого тона, решили отправить письмо-просьбу президенту. В нём говорилось: «Уважаемый Владимир Владимирович! Четвёртый месяц из-за отсутствия телевизора мы не имеем возможности узнать о событиях в мире и нашей стране. До нас доходят только противоречивые слухи. Понимаем, как Вы загружены делами, поэтому не просим установить у нас в отряде отобранный телеагрегат, а лишь ограничимся просьбой прислать нам текст выступления, с которым Вы обратитесь к стране девятого мая, на очередную годовщину Дня Победы. Из текста мы почерпнём интересующие нас сведения. Заранее благодарны»…

Конверты в местах лишения свободы опускают в почтовый ящик не заклеенными, ибо любая корреспонденция подвергается перлюстрации. Недреманное око цензуры обалдело от перспективы грандиозного шухера…

Представители администрации как на крыльях прилетели в пятнадцатый отряд и матерно, но с долей робости принялись вопрошать: «Вы что, дятлы, совсем охренели?» Вопрос конечно звучал гораздо грубее, на чистом русском матерном, но не опускаться же до уровня разгневанно-струхнувших ФСИНовцев.

В тот же день телевизор стоял на месте…

Процесс насыщения довольно пестр. Иные, особо оголодавшие субъекты, мчатся сломя голову раньше времени, мигом поглощают обеденную пищу и, наполнясь довольством, возвращаются в отряд. Другая часть осужденных превращает обычное поедание продуктов в настоящий ритуал с длительным застольем и использованием приправ, добавок, а также продуктов, принесенных извне. Майонез считается признаком аристократизма, а доступная чуть ли не для нищих «посыпуха» Ролтон — правилом хорошего тона…

После обеда многие укладываются спать. По этой причине Руслан отложил свой рассказ на более позднее время. После ужина склоняющееся к горизонту светило, как бы падая на бараки нижнего сектора, возвестило об окончании дня и продолжении повествования старосидельца. Собрались четверо слушателей — Амфибрахий, сонный Кучак, я и мой земляк Серега, с которым мы когда-то жили в одном дворе. Руслан нас внимательно оглядел, молча осудил Кучака, клюющего носом, и полилась его речь, где-то эмоциональная, а где-то грустно-спокойная.

Фосфорные месторождения Каратау известны во всём мире — крупнее в СССР не было. Рядом с городом гора под романтичным названием «Спящая красавица». И действительно, если взглянуть издалека, то любой зритель увидит силуэт отдыхающей девушки.

Алма-Атинские события 17 декабря 1986 года мы восприняли с недоумением и посчитали случайными. Действительно, после замены Кунаева на Колбина (казахские алмаатинцы выступали под ироничными транспарантами «Долой Пробиркина») жизнь вернулась в нормальное русло. Жителям Казахстана была обещана жилплощадь гарантированно до 1 января 1991 года. Конец восьмидесятых мы пережили значительно легче, чем Российская Федерация тех лет, с её тотальным дефицитом и талонами(карточками) на мыло, носки, сахар, сигареты и прочую повседневную мелочь. Приходящие из Москвы новости и слухи потрясали. Как мы тогда радовались, что нас это не коснулось…. Рано радовались.

Советский союз был ещё жив, агонизируя и погибая в корчах. В 1992 году поползли зловещие слухи, а потом появились явные признаки выдавливания из Казахстана всех национальностей, кроме коренной. Также светило солнце, росли тополя и карагачи, стояли дома и шумели улицы, а начали зверски избивать и убивать преимущественно русских, особенно по ночам. На домах появились надписи: «Немцы! Уезжайте в Германию. Греки! Уезжайте в Грецию, а с русскими мы сами разберёмся.»

— Что, прямо так было? — Кучак очнулся от дрёмы.

— Было, только ещё хуже. По ночам пошла мода врываться в квартиры и, в лучшем случае, вышвыривать семьи на улицу, но не редко просто убивать, безжалостно и самодовольно.

Амфибрахий не выдержал и вставил слово:

— Статистику бы знать по этому вопросу. Наверняка засекречена. Евреи за холокост вон сколько счетов и требований предъявили, а у наших, на официальном уровне — тишь да гладь, мир — дружба — жвачка. Без срока давности следует судить всё руководство России того времени, а в назидание — их детей и внуков, это даст гарантию, что любой, вообразивший себя царём России, со своим шалманом, двадцать раз подумает: «А стоит ли??»… Извини, перебил, разум кипит. И что дальше?

— Дальше? Казалось, мы находились в театре абсурда, ошарашивала нереальность происходящего, думалось: «Вот сейчас проснёмся и наваждение исчезнет». Стали вооружаться на случай ночного вторжения, ходить по улицам — только группами, а вокруг понаехавшие с окрестных аулов наглейшие рожи, в большинстве молодые, не обременяющие себя трудом. Квартиры продавали за бесценок, или бросали, спасая жизнь.

Слушателям, не изведавшим геноцида (хотя им тоже досталось хлебнуть «сладкой жизни зарождающегося капитализма»), стало даже неудобно за то, что не пережили подобных зверств.

Сергей, глядя в пол тихо произнёс:

— Досталось тебе…

— Не только мне, нас миллионы оказалось. Ехали в товарняке…

Мне знакома железнодорожная тема, поэтому я не удержался от комментария:

— Он же не отапливается; если летом — куда ни шло, а зимой — задубеешь. Так ездили в гражданскую, а в Великую Отечественную войска перевозили, но чтоб в конце 20-го века…

— Верно, вовсе не похоже на путешествие в купейном вагоне, да что там, от плацкартного и то далеко. Февраль месяц и восемь суток, не то, чтобы мучений, но определенных неудобств пришлось пережить. В Арыси (узловая станция) мою семью трижды могли безнаказанно пристрелить. Откупились остатками денег и ящиком водки. К северу от Кзыл-Орды начались холода — буржуйкой спасались. Туалете и прочих удобствах можно не упоминать, не предусмотрены товарняки для комфорта. Прибыли на станцию Арсенево, оттуда до конечной цели — деревни Апухтино Одоевского района, километров сорок… Счастливы, что живы и кругом свои — русские. Совхоз ещё был на плаву. Поселились в коттедже, возведенном некогда студенческим стройотрядом и, с непривычным для местных азартом принялись за работу. Мать пошла в коровник (всего три фермы были), а я в стройбригаду плотников…

Походкой вздорной утки, переваливаясь и вполуприсядку, как нормальный человек ходить не способен, прошустрил Кирюша, дёрганный малый у которого явно «свистит фляга». Он немного присмирел в последнее время и уже не порет ахинею нагло и безапелляционно, что Аргентина, это город на Волге, а Алтай — предгорье Каракумов. Его хрустальная мечта, недельку-другую провести в ОСУС, для поднятия авторитета, но умственная недоразвитость сильно мешает её осуществлению. Как рассказывал его освободившийся подельник Толька Трындин, Кирюшка школу не закончил по причине легкого сумасшествия, которое он получил в двенадцатилетнем возрасте. Пошел он в ларёк за водкой, а в девяностые годы кругом были понатыканы подобные заведения, торгующие «палёнкой», приобрёл суррогат алкогольной продукции и, возвращаясь на пляж, подвергся атаке бдительного сторожевого козла, загнавшего бедолагу в реку и держащего его в прохладной воде часа два. По словам приятеля, там Кирюша и тронулся умом… — «Загремел» я в первый раз по пьяной глупости. Летом 1993 года пошли на танцы в клуб. За полгода освоился в деревне (а в ней всего-то сорок домов), стал своим. Какие танцы по трезвому? Разумеется выпили, да что там выпили — перебрал по полной и одолела меня мысль «подломить» местный магазин. Сказано — сделано. Пошел в одиночку, снял штапик, вынул стекло, да отогнул верх арматуры, кое-как приваренной в виде солнечных лучей. Ушёл с добычей — полные мешки всякой всячины и… попался. Пошли этапы по СИЗО, Смоленск, Курск. В Курске мне улыбнулось счастье — врачи пожалели восемнадцатилетнего сопляка — признали невменяемым. Так попал я в известное Пителино, где пробыл девять месяцев, в том числе сыроватое лето и затяжную осень. Порядки в «дурке» процветали ещё советские — жить можно…

Сумасшедшие, те, кто потолковее и помоложе, старались работать — всё деньги, какие-никакие. Кормили средне, зато не так убого-скверно, как в тюремных камерах того времени.

Я занимался упаковкой, на первом этаже производственного здания. Всех корпусов, помнится мне, шесть штук стояло, да ещё какое-то заброшенное строение поблизости от столовой.

— К чему такие подробности? — нетактично поинтересовался я, хотя обычно это делал Кучак.

— Скоро поймёте зачем…На втором этаже располагалась курилка — большой холл и швейный цех. В швейке, думаю объяснять не стоит, за машинками сидели женщины молодого возраста и разной степени привлекательности. Из курилки цех просматривался, без малого полностью. И вот, соберёмся мы перекурить, а сами глазами пялим на противоположный пол.

— Ты же не куришь — Кучак с захолустно-волостной ехидной хитринкой прервал рассказчика.

Конец ознакомительного фрагмента.