Жара

Александр Самбрус

Роман Александра Самбруса «Жара» – философский роман, замешанный на реализме и фантастике. Его нестандартный и таинственный сюжет – это микс из элементов философского и полицейского триллера, аллегорических отступлений, любовных приключений, сатиры и гротеска. Главный герой произведения Максимилиан приезжает в один из городов «южной» страны, где все ему по духу, кроме изнуряющей жары. По совету врача он приобретает солнцезащитную одежду и прочие нужные атрибуты, которые выглядят весьма экстравагантно. Таким образом невинное желание спастись от жаркого климата превращается в череду приключений: Максимилиан становится фигурантом раздела светской хроники, местной знаменитостью, от которой не отстают папарацци, его берет на прицел полиция. Зажатый со всех сторон непростыми обстоятельствами, он покидает любимый город, никого об этом не предупредив, к тому же используя довольно оригинальный способ бегства…

1

И даже на высшем городском уровне к Максимилиану отнеслись благосклонно, тем более что никаких подозрений относительно его возможной причастности к разведывательным структурам сопредельного государства не возникало. Ну, какой из него может быть северный шпион? Тут у двух крупных чинов — комиссара полиции и начальника службы безопасности — мнения сошлись, а это у них редко случалось.

— Юноша практически — и разведчик? Это еще что за новости? — без тени сомнения заявил на совещании у префекта комиссар полиции.

Начальник службы безопасности в знак согласия закивал головой:

— В тридцать лет можно быть. И в сорок. А в более «продвинутом» возрасте — так и вообще… — добавил начальник службы и свое веское слово. — Даже дедушкой можно быть преклонных лет и вполне успешно вести разведывательно-подрывную работу. Но так, чтобы наоборот… Тут опыт нужен, без него — никак.

— А вот имя, кстати, такое… ну, не совсем, что ли… — вступил в обсуждение старший сержант Вожелка. Его не очень высокое звание, может, и не совсем соответствовало совещанию такого уровня, но он был их непременным участником, как-никак пятнадцать лет именно старший сержант Вожелка отвечал за «наружку» и филеров по всему городу.

— А что? Обычное имя, — совершенно справедливо заметил господин префект. — Для региона наших стран — каждый десятый с таким именем.

— Да-да, я поручал моим людям свериться, — немного потускнел комиссар полиции. — Что правда, то правда — в имени ничего необычного не усматривается, вот только ни единого человека с таким именем у нас, в многотысячном городе, отродясь не было.

— Вот как? Весьма презанятно. — Господин префект и в самом деле был чрезвычайно удивлен.

— Ну вот. Ведь это же очевидно, — стал наступать старший сержант. — Не доведет до добра эта маленькая деталюшка. Того и гляди, хлебнем горя… И так их насобиралось уже, эмигрантских этих…

— Ну-ну-ну… — поспешно перебил его господин префект. Он прекрасно знал, что в таких случаях старшего сержанта лучше перебить в самом начале, не то Вожелку понесет на слишком далекие расстояния. — Смею обратить ваше внимание, что вы иногда сгущаете краски. Я понимаю — у вас работа такая, но все же.

— Зато с точки зрения идентификации, так просто превосходно. — Начальник службы безопасности посчитал, что в самый раз будет, если он опять что-то скажет толковое. — Ну, мало ли что в жизни может случиться…

— Конечно, за него похлопотали, — доверительно сообщил комиссар полиции. — Его дядюшка — какой-то солидный коммерсант у нас в столице. Он и пристроил его к нам на биржу. А еще мадам Гобзалова тут такую деятельность развернула…

— Знаю, знаю, господа, — вклинился господин префект. — Ох уж эта вездесущая мадам Гобзалова!

— Господа, вы меня простите, но я никогда этих блатных не любил! Никогда! Тем более учитывая наши сложные климатические условия!

— Согласен с мнением господина Вожелки, — воодушевился начальник службы безопасности и сразу же достал из папки какую-то бумагу. — Вы только послушайте, что мне пишут в секретном донесении! Вот… вот, что пишут… «Северяне полагают, что высокая температура приводит к бескрайнему романтизму и неоправданной мечтательности, люди становятся вялыми, расхолаживаются, и в таком состоянии их легко покорить. Стоит выслать в каждую провинциальную столицу по небольшой группе с виду неприметных людей — и через два-три месяца они наладят отношения — посредством денежных выплат, разумеется, — с местными из числа недовольных и криминалитета, а уже через полгода можно будет в одночасье занять все главные административные учреждения. Равно как и резиденции губернаторов, и… — начальник службы немного замешкался, но, пересилив внутреннее сопротивление, продолжил: — и… префектов».

Господина префекта сразу же передернуло, и он взялся рукой за щеку — это был признак, явно свидетельствующий о его глубокой озабоченности.

— Они сразу две проблемы решают, — продолжил начальник службы. — У себя таким волевым решением, я имею в виду обустройство Стены, еще более холодную погоду устанавливают, ибо полагают, что в прохладном и даже в холодном климате дух и тело содержатся в идеальной форме и человеческие особи всегда готовы к изъявлению решительных действий. В свою очередь, нам устраивают еще более жаркий климат. Даже, можно сказать, прикладывают руку к созданию особой удушливой атмосферы, ибо они истово верят в то — как я уже выше и упоминал, — что в жарком климате люди расслабляются, все их чувства притупляются, в особенности чувство ответственности и патриотизма сползает к нулевой отметке, следовательно, их — то есть нас — будет легко завоевать. Открыто об этом, конечно, ни слова не звучит, наоборот, они каждый раз заявляют, что испытывают к нам исключительно дружеские чувства. Вот, господа. Это не какой-то там шлецик пишет, а чрезвычайно уважаемый агент!

— Вот видите! Вот видите! — вскрикнул старший сержант Вожелка. — Мои люди тоже подобные настроения среди определенных кругов нашего населения фиксируют!

Вожелка еще хотел что-то добавить в таком же непримиримом духе, но комиссар полиции уже давил ему своей ногой на ботинок. Он-то прекрасно заметил, насколько эти слова расстроили господина префекта. Такие донесения его всегда страшно расстраивали. Повисла тишина. Наконец господин префект отнял руку от щеки, несколько вытянул губы трубочкой — это свидетельствовало о скором изречении довольно разумной мысли, и вымолвил:

— Понимаете ли, господа, все это имеет место быть. Это правда. Но правда и то, что ничего нового в этом нет. Ну, полагают они… ну, заявляют о своем якобы дружеском к нам расположении. Но, господа, наши аналитики эти посылы, слава богу, уже давно легко научились расшифровывать!

Господин префект снова несколько вытянул губы трубочкой, что опять свидетельствовало о скором изречении еще одной довольно разумной мысли.

— И потом. Это вам к сведению — всем вам, ну, и, в какой-то степени, к руководству, разумеется: мадам Гобзалова лично с министром относительно этого молодого брокера — как вы говорите? ах да, Максимилиана — переговорила. Так что тут мы должны в одной линии с министром как-никак следовать… — Господин префект держался за свои щеки уже обеими руками, в который раз вытянул губы трубочкой и тут же подкорректировал себя: — Будем, будем следовать, однако параллельно и бдительности терять не будем. Собственно говоря, у нас их — прибывших оттуда — поднасобиралось маленько, это правда.

Старший сержант Вожелка уже было открыл рот, чтобы озвучить цифровой материал — у него он был самый точный и свежий, но вновь ощутил под столом довольно сильное надавливание на свой правый ботинок.

— Но не так, чтоб уж совсем критически. — Обе руки господина префекта оторвались от его щек. Это свидетельствовало о том, что уровень его обеспокоенности сошел на нет. — И все, слава богу, благонадежные. Так что пусть живут… — на этой благодушно-разрешительной ноте совещание и было закрыто господином префектом.