Семья волшебников. Том 1

Александр Рудазов, 2023

Это история о детях и их родителях. Здесь не будет эпических событий и сражений мегасущностей. Просто повседневная жизнь одной семьи, пусть и чуточку необычной даже по меркам Мистерии, страны волшебников и чародеев. История взросления, связанные с этим трудности и веселые приключения. То, что происходит со всеми детьми – игры, учеба, семейные конфликты, колдовство, призыв демонов… Самое обычное детство.

Глава 6

Лахджа брела по лугу, готовясь впервые в жизни применить Ме Землевладельца. Владела она им очень давно, это одно из первых Ме в ее коллекции. И его нельзя назвать бесполезным, оно очень даже полезное, если у тебя есть земельное угодье.

Но у Лахджи его раньше не было. Она, видите ли, была… наложницей. Женой-рабыней одного из демолордов, демонических королей Паргорона, ужасного мира, о котором в Мистерии говорят вполголоса. И, конечно, никаких земельных угодий у нее быть не могло.

Ну а после освобождения она жила с новым мужем в его квартире. Там из земли у нее тоже была только драцена в горшке.

Так что Землевладелец все это время висел мертвым грузом. Как и Ме Флоры, но его Лахджа все-таки разок-другой применяла — просто проверить, как работает. Не очень мощное, просто ускоряет рост растений. Но когда у тебя собственный сад, это вполне полезно.

Ме — это такие мистические силы. Власть над явлениями жизни. Как магия, только им не нужно учиться… обычно. Можно натренироваться и превратить какой-то особый талант в Ме, но Лахджа все свои получала в дар, награду или как выигрыш у все тех же демонических королей. Очень немногие могут разбрасываться такой вещью, как Ме, а уж тем более создавать их, поэтому большая их часть исходит от богов, демолордов и некоторых особых существ вроде мэтра Зукты, главного в Мистерии торговца способностями.

Лахджа начала с того, что точно определила границы поместья. Ну… не очень точно, честно говоря, потому что точных границ у поместья не было. Радужная бухта обширна, живут тут в основном почтенные волшебники из старых фамилий, и их усадьбы не стоят забор в забор, между ними иногда лежат целые рощицы, поля, протекают речки.

Лахдже это понравилось, она с детства любила уединение. Но все равно хотела выяснить, где заканчивается ее земля и начинается соседская. Чтобы по ошибке не прихватить чужой кусочек.

Выручил волостной агент Кустодиана. Мэтр Аганель сделал Лахдже копию кадастровой карты, где границы хотя и оставались несколько расплывчатыми, но по крайней мере давали понимание, куда руки тянуть уже не следует.

Оказалось, что выйдя замуж за Майно, Лахджа стала довольно зажиточной помещицей. Огороженная территория составляла гектаров пятнадцать — сама усадьба, подсобные помещения, огромный сад и пруд (высохший). Но кроме того, поместью принадлежало еще гектаров пятьдесят окрестной земли — приличный участок леса, много луга с пасекой, которая, конечно, давно одичала, половина спортивной площадки и кусок реки с пляжем, мостиком и лодочной пристанью.

— Ну что ж, буду теперь своего рода гхьетшедарием, — с некоторым внутренним удовлетворением сказала Лахджа. — Мелким, но…

Она не придумала, что «но», и просто сосредоточилась, пуская в действие Землевладельца. Лахджа просто шла по теперь уже своей земле и отчетливо чувствовала на ней… все.

Как текут соки в старой липе. Как птица учит птенцов летать. Как заяц бежит по лугу. Как крот лопает дождевого червя. Как маленький демоненок оглушительно топочет… хотя это она и без Ме бы почувствовала.

— Здесь я посажу землянику, — сказала она подбежавшей Астрид. — И вон там тоже.

— И вон там! — потребовала Астрид.

— Не стоит ли еще что-то, кроме земляники?

Астрид непонимающе посмотрела на маму. Зачем сажать что-то, кроме земляники, если можно посадить землянику?

— Виноград, например, — предложила Лахджа.

— Ладно, — подумав, согласилась дочь. — Можно виноград.

У Лахджи были большие планы на этот сад, этот лес, этот луг и эту речку. Она как раз спустилась к воде, потому что ей не терпелось проверить, насколько рыбное здесь место.

Шириной речка похвастаться не могла. Метров сорок, от силы сорок пять. Поднатужившись, Лахджа могла ее просто перепрыгнуть. Когда-то тут явно был целый лодочный парк, на дне все еще виднелась пара почерневших остовов. Но к нынешним временам ничего не осталось, да и пристань уже наполовину сгнила. Все придется ставить заново и покупать или строить новые лодки.

Она вошла в воду, присоединяя часть реки к своему «гхьету». Так будет проще бороться с водорослями, да и почистить дно от ила. Хочется вернуть этому пляжу былой лоск, и чтобы по нему снова радостно бегали дети.

Один ребенок, впрочем, радостно бегал уже сейчас. Астрид в этом плане нетребовательна. Она даже не подозревает, насколько суровые условия ее могли ожидать в Паргороне. Едва она покинула бы дворец, в котором родилась, то оказалась бы никому не нужна, наедине с враждебным миром.

А здесь мир менее враждебный. Конкретно эта часть, во всяком случае.

В Мистерии уже дней десять как наступила осень, но купаться еще можно даже смертному. Остров волшебников находится в довольно северных широтах, но, будучи островом, отличается мягким океаническим климатом. Зима теплая, а лето прохладное, снег лежит всего две луны в году, а весна наступает очень рано.

— Посажу здесь лотосы, — решила Лахджа, пока Астрид с визгом плескалась в воде.

Она чувствовала, как часть дна присоединяется к ее «гхьету». Чем-то похоже на все ту же фамиллиарную связь, но… по-другому. Не такую плотную. Возможно, это слабая форма того, что делает на своей территории дядя Жробис и другие адепты Арбораза.

И тут в эту связь что-то вмешалось. Как будто Лахджа играла на арфе, но кто-то влез без спроса и тоже начал дергать струны. Она почувствовала, что конкретно этот участок реки и ее берега относятся не только к ее «гхьету», но и еще к чьему-то. И этот кто-то только что обнаружил вторженца.

Вода забурлила. Из нее высунулась плешивая макушка, облепленная тиной. Пара рыбьих глаз с негодованием уставилась на Лахджу и из реки донесся клокочущий голос:

— Какого кира, дамочка?

Водяной. Ветехинен. Будучи демоном, Лахджа свободно видела всех этих духов места. В большей части как Земли, так и Парифата они относительно редки и избегают внимания смертных… хотя те и так их не видят. Но в Мистерии, стране волшебников, они привыкли, что их видят, с ними могут поговорить и они включены в законодательство.

У них есть права. Они об этих правах знают. И конкретно этот водяной сейчас начнет их качать.

— Ой, — сказала Лахджа. — Извините…

— Я границы-то знаю, — степенно сказал водяной, вздымаясь над водой уже по пояс. — Усадебка-то ваша к моим владениям примыкает. Вот здесь, значит, граница-то проходит. Прямо по вот этой черте, до которой весной разливается. Вот что за ней — то ваше, там колдуйте, как вам заблагорассудится. И по другую сторону речки — пожалте. А вот что от бережка до бережка — то мое, значит.

— Да мне нужен-то небольшой участочек, — умильно улыбнулась Лахджа. — Чтоб проще пляж чистить. Договоримся, может? Я жертвы принесу.

— Э-э-э!.. — по-жабьи выпучил глаза водяной. — У меня река одна, и больше не будет. Я с соседями-то всеми в мире живу. Ни одного еще не утопил. А вы от меня откусываете. Как вы себе это представляете? Вся река моя, а этот кусок — не мой? Может, еще палец мне отнимете? Давайте я вот приду к вам домой, отрежу кусок комнаты и скажу — вот это мое будет, сюда не заходите…

— Так это святилище получится, — обрадовалась Лахджа. — У нас комнат лишних полно. Давайте меняться.

Водяной немного опешил. Предложение было… неожиданным, и он не знал, как на него реагировать. Но потом все же собрался с мыслями и проклокотал:

— Святилище — это хорошо, но это когда прихожане есть. А вас сколько — полтора человека? И много вы мне жертвовать станете? Не.

Я тоже не хочу, чтобы у нас в одной из комнат жил какой-то мокрый жирдяй.

Но мне нужен этот пляж! Иначе мы замучаемся его чистить каждую весну и осень!

Ну так с ним и договорись. Пусть он и чистит.

— Ладно, а что если так, — предложила Лахджа. — Я не стану заявлять права на побережье, но вы будете его чистить. Со своей стороны. Под водой. Чтобы не зарастало тиной…

— Тина нужна!

–…илом…

— Ил нужен!

— Зачем?

— А раки где жить будут?

— А здесь есть раки? — заинтересовалась Лахджа. — И много?

— Хоть ведрами бери, красавица! — сделал широкий жест водяной. — Хоть сейчас! Пойдем, покажу своих раков!

Так, в воду к нему не лезь.

Не подслушивай.

Лахджа любила раков. Ну… немного. Особенно с аквавитом. Но все-таки чистое дно важнее, потому что раков и в другом месте можно наловить, а вот место для купания тут идеальное. И ближе всего к дому.

Они еще немного побеседовали с водяным. Тот оказался сговорчивым малым. Его река протекала через множество волшебных усадеб, и со многими он о чем-то договаривался.

— Понимаете, все хотят чистый пляж, — доверительно поделился он, сидя на гнилых мостках. — А раков куда? А у вас тут тридцать лет никто не жил. Я и подумал — отлично. Будет тут у меня питомник.

— Но сдвинуть его немножко можно? — попросила Лахджа. — Нам-то много не надо. Просто кусочек здесь и вон туда, ниже по течению. Чтобы лодку было куда ставить и с мостков прыгать. А мы вам за это…

–…Поросенка, — закончил водяной. — Два раза в год топите поросенка во-о-он там.

— Вы любите поросят?..

— Раки любят.

Лахджа немного напряглась. Нет, в Паргороне она привыкла практически ко всему. Но тут-то совсем другое все.

— У меня два замечания, — сказала она. — Во-первых, моим детям тут безопасно будет купаться? Вы детей не топите? Я в детстве сказку слышала…

— Дамочка! — перебил водяной. — Если б я топил детей, колдуны б давно меня в банку посадили!

— Ага, ладно… А вот вы указали место, а оно выше по течению… не очень-то хочется, чтоб воду приносило со стороны гниющей на дне свиньи…

— В моей реке хорошее течение. Быстрое. И очень много рыбы. В частности — сомов. Рыба периодически дохнет. Всякое лесное зверье тоже, бывает топнет у меня. И ничаво ж. Купаетесь. Коровы в воду заходят и срут туда… с-сволочи. Ребеночек вон, ваш, плавает, тоже уже воду осквернил… ну вы ж не это, не того. Что за брезгливый народ пошел!.. не хотите, так я и пошел!..

— Не-не-не, я согласна! Пара свиней так пара свиней… но раков-то можно будет ловить? И рыбку. Я немного…

— Рыбалка входит в цену, — кивнул водяной. — Токмо сетей не ставьте. А то был тут один, сетями всю эту перегородил. Рыба попадала — и дохла. Вся. Сети-то он забыл, урод. Когда пришел, то и сам сдох. С лодки упал и в сетях запутался. Вот такой вот несчастный случай. Но хоть раки поели… и Ховрюшка.

— А Ховрюшка — это у нас кто?

— Да сом мой любимый. Знаешь, какие у меня тут сомы, девочка? — обратился водяной уже к Астрид. — Во-о-от такие!

Водяной рубанул ладонью по руке, и та удлинилась метров до четырех. Астрид выпучила глаза и быстро вылезла на берег. Она не знала, кто такие сомы, но решила сначала спросить у попугая, едят ли они маленьких девочек.

Лахджа решила все-таки не пускать дочь купаться одну, хотя бы пока та немного не подрастет. Конечно, у нее есть Луч Солары, и если это какой-то скверный водяной, то на него тоже подействует. Но все равно.

— А вы здесь какими судьбами? — поинтересовался дух реки. — Гляжу, ребеночек тут у вас. В каких отношениях с хозяином усадьбы будете? Он каких будет, коли не тайна? Сыночек покойного Гурима, али еще кто? Может, в гости ко мне заглянете, икры лягушачьей откушаете?

Ага, икры тебе предлагает. Хлебосольный какой. Может, и меня пригласит?

Майно там уже очень пристально следил, что происходит на берегу. Бросил перебирать склянки матери, распахнул выходящее на реку окно и ментально переместился к своему самому ценному фамиллиару.

— Я с удовольствием. И муж мой тоже с удовольствием.

— А, муж, — как-то погрустнел водяной. — Так вы замужем. А я-то подумал, прислужник волшебный, а вы… а, ну да, ну да…

Он уставился на живот Лахджи, посопел и погрузился обратно в воду.

— Короче, мы договорились, а я пойду, — пронеслось уже как-то над рекой.

Над камышами собрался туман, а Лахджа позвала Астрид домой. Пора было обедать.

После обеда Лахджа продолжила закреплять свою связь с поместьем, Майно взялся обустраивать кабинет, фамиллиары тоже занялись кто чем, а Астрид осталась предоставлена сама себе. Она привыкла жить в городской квартире, откуда ее выпускали только в сопровождении родителей. А здесь просто огромаднющий дом и вокруг… ну как улица, только не улица.

И везде можно бегать! Совсем одной!

Она и бегала.

Сначала она основательно объела малинник. Малины было уже мало, сезон заканчивался. Поэтому Астрид спасла все ягоды, какие сумела, и справедливо собой возгордилась.

Затем она нашла дикую грушу. Груш было полно, они были душистые, но жесткие и кислые. Поэтому Астрид решила груши не трогать, зато отковырнуть здоровенную окаменевшую каплю смолы.

Когда это получилось, и блестящая на солнце смола оказалась в ладошках, девочка подумала и съела ее. Пусть и она теперь присоединится к ее анклаву.

Астрид подумала, что если она не может съедать деревья, то надо съедать семена. И тогда там будут расти деревья. И внутри нее будет лес.

Так она и поступила.

Но все деревья растут на земле, подумала Астрид. Это что же — землю жрать?

Девочка нехотя стала ковырять землю когтем. Ну раз надо…

Вкусной земля не оказалась. Когда папа вышел на улицу и увидел плачущую, жалеющую себя Астрид, зачем-то жующую грязь, он несколько секунд молча на это смотрел, а потом спросил:

— А зачем?

— В анклаве должна быть земля! — дрожащим голосом объяснила Астрид.

Дегатти даже не нашелся с ответом. Вообще-то, разумное рассуждение, но…

— Астрид, а какая разница, что у тебя в анклаве? — спросил он. — Ты же туда не сможешь попасть. И никто не сможет.

— Мышки смогут…

— Мышки?..

— Я вчера случайно съела мышку… И теперь я все время ем хлеб, чтобы ей там было что покушать…

Дегатти снова не нашелся, что ответить. Вообще-то, это очень мило. Жутковато, но… мило, что маленький демоненок заботится о пропитании случайно съеденной мышки. Возможно, Астрид еще научится эмпатии и вырастет нормальным, способным к сопереживанию индивидом.

— Поэтому там должен быть лес, — продолжала сбивчиво объяснять Астрид. — И травки, и конфеты разные. И водичка. И конфеты.

Астрид любила конфеты.

— Мне кажется, не стоит тебе есть землю, — сказал наконец отец. — Что бы ты ни съела, оно все равно перегниет и превратится в почву. Лучше кушай побольше овощей… вот капусту цветную Ихалайнен потушил.

— Фу! Лучше уж сразу землю.

Но Астрид все-таки пообещала больше землю не есть. Папа велел ей не выходить за изгородь и вернулся в кабинет — к нему наконец-то пришло нужное настроение, и он строчил вступление к монографии.

А оставшаяся одна Астрид поковыряла землю ботиночком, вздохнула, но решила, что пусть все будет как будет. Природа жестока. Если мышке суждено выжить, то она выживет, а если умереть — умрет. Астрид не может всю жизнь есть то, что понравилось бы мышке.

Она хочет колбасы.

Колбасы Астрид дал енот. Он возился на кухне и по первой просьбе сделал девочке бутерброд. Такой, как она любила — с тоненьким ломтиком хлеба и толстым куском колбасы. Астрид вцепилась в него зубами, и енот налил ей сока.

— Чо за сок? — спросила она, подозрительно принюхиваясь. Ихалайнен иногда норовил подсунуть ей тыквенный или морковный сок, которые считал очень полезными для маленькой растущей девочки.

— Яблочный, — коротко ответил енот.

Это было еще ничего. Запив землю и жуя на ходу бутерброд, Астрид отправилась исследовать дом. Она уже делала это вчера и позавчера, но новый дом был так велик и удивителен, что комнат в нем оставалось еще полным-полно.

Она начала с самого низа, с подвала. Бочек, жбанов и горшков там поубавилось, часть мама выкинула, но много еще оставалось. Мама продолжала их перебирать, размышляя, куда девать все это богатство, а заодно прикидывая, как лучше подвал переоборудовать.

— Привет, Астрид, — сказала она. — Когда я здесь все доделаю, тебе сюда заходить будет нельзя.

Астрид это не понравилось. Она не любила запреты. Когда куда-то заходить было нельзя, Астрид начинала истерику. Истерики не работали, но они злили родителей, а это уже кое-что.

— А что тут будет? — спросила она.

— Котельная… стиральная комната… и еще всякая скучная ерунда, — уклончиво ответила мама. — Даже перечислять неохота.

Астрид пробежалась по подвалу из конца в конец и пожалела, что он станет таким скучным. Сейчас он огромный, темный и загадочный, а станет просто местом для стирки, которая, вообще-то, самый скучный процесс на свете.

Но ничего не попишешь, у взрослых свои развлечения, которые Астрид пока непонятны. Она пожелала маме удачи и продолжила исследовать дом.

Первый этаж состоял из трех больших частей. Сразу за входом — огромная прихожая с парадным и черным ходом, пустыми доспехами и широченной лестницей на второй этаж, а под ней гардеробная и большой чулан. Слева — столовая с громадным столом и кучей стульев, а за ней — кухня, кладовая, умывальная и две комнаты для слуг, в одной из которых теперь живет енот Ихалайнен.

Справа — просторная гостиная с камином, диваном, креслами, сервантом, большим стенным дальнозеркалом, клавесином, кофейным столиком, карточным столиком и столом для маноры, которой папа все пытался научить маму или Астрид. За гостиной — зал для гимнастики и танцев, а за ним огромная ванная комната с мраморным бассейном, волшебным дождиком и отхожим седалищем. В столовой и гостиной есть двери наружу, которые выходят на террасу и веранду, а между залом для гимнастики и ванной еще одна узенькая лестница на второй этаж, чтоб если вдруг хочется, то спуститься прямо из спальни.

На втором этаже через весь дом тянулся коридор с дверями по обе стороны. Окошек в коридоре почти не было, только по одному в самых дальних концах, но папа утром зарядил маной светильники, и теперь повсюду было светло, как днем. Над холлом комнат нет, у него потолок выше всех, зато над столовой и гостиной — хоть отбавляй.

В правом крыле — еще одна ванная, только поменьше и без бассейна, две уборные с водяными чашами и аж десять или даже восемь спален, но точно больше четырех. Самая огромная — для мамы с папой, самая красивая — для Астрид, и еще целых семь штук для никого. Наверное, когда-то тут жила куча людей.

А теперь — пустота и тишина. В родительской спальне дремал Снежок, которого Астрид не смела тревожить, а в детской на этой жерке выстроились принцессы-волшебницы, все десять штук и лишняя. Полочки тут были пошире, поэтому лишняя стояла среди остальных, и Астрид даже не помнила, которая из них лишняя. Она потом разберется, когда время будет.

Проведя ревизию и усадив поудобнее плюшевого мишку, Астрид немного подумала и взяла с собой принцессу Златобородку. Вдвоем исследовать гораздо веселее, к тому же цверги отлично ищут сокровища.

В остальных спальнях пока что нет даже постельного белья, и кровати тут старые-престарые. Вчера папа с мамой долго спорили, какую мебель оставлять, а какую выкидывать, и в конце концов заменили свою кровать и кроватку Астрид на те, что привезли в кошеле. Но в остальных спальнях так и осталось пока все прежнее и немножко пыльное.

Доизучив правое крыло, юная исследовательница Астрид перешла в левое. В нем нет спален и уборных, тут папин кабинет, библиотека с кучей книг и картин, лаборатория, комната для медитации, две комнаты непонятно зачем и кладовочка для артефактов. Туда Астрид залезла первым делом.

Библиотека ее не заинтересовала, хотя и занимала треть крыла. Читать Астрид все равно еще не умела и не больно-то хотела научиться. Просто не видела в этом толка — зачем читать, если есть дальнозеркало и попугай-справочник?

Мама периодически пыталась приохотить Астрид к чтению. Сначала читала ей вслух, показывая картинки. Потом показывала алфавит… алфавиты. Мама загорелась сделать из Астрид полей глота и еще какое-то вондеркондо, обучив ее не только парифатскому, но и паргоронскому, и еще какому-то глупому языку, на котором тут никто не говорит и названия которого Астрид не запомнила.

Парифатскому мама пыталась учить по «Обучателю», книжке с кучей красивых картинок. Картинки Астрид нравились, но буквы она запомнила только некоторые. После долгих маминых стараний научилась писать свое имя и решила, что этого ей в жизни хватит.

Паргоронский язык Астрид немножко знала. Помнила его еще с раннего детства… ну, некоторые слова. Но читать и писать на нем смысла не видела. Тем более, что для паргоронского не было такого красивого учебника, и мама показывала буквы в какой-то зловещей книге в черной обложке.

Папа тогда еще очень рассердился…

Ну а тот, третий язык… Для него книжек не было совсем, никаких, и мама писала буквы сама. Но тут Астрид вообще не поняла, зачем учить язык, для которого даже нет книжек. Ну выучит она. И что ей с этим языком потом делать? С мамой потом разговаривать? Его даже папа не знает… хотя… у них с мамой был бы секретный язык, которого не знает папа и вообще никто…

Астрид решила обдумать эту мысль потом, потому что сейчас она играла в поиск сокровищ. Кладовочка была битком набита ящичками и мешочками. Астрид поставила Златобородку в уголок и принялась скрупулезно инспектировать добычу, время от времени чихая. Непонятно почему, пыли вроде нет… папа все почистил.

Пара туфелек. Обе очень красивые, но разного фасона. И обе Астрид велики.

Большая пыльная чаша. Тоже очень красивая, с красными камешками в боках, но ничего интересного.

Старая деревянная кукла с полустертым лицом. Не такая красивая, как принцессы-волшебницы Астрид… собственно, вообще некрасивая.

Старая палочка. Астрид взмахнула ей, как заправская волшебница, и на полу появилась еще одна палочка. Астрид взмахнула еще раз — третья палочка. Когда палочек стало десять, девочка остановилась, поняв, что так она может и весь мир завалить палочками. Это будет очень глупый и нелепый мир.

Палочку она пока отложила и продолжила копаться. Всякие старые бумажки без картинок… не. Какой-то кусок ткани, платок, что ли… не. Пакетик сушеных зерен, похожих на кукурузные… не. Шляпа… о, шляпа! Астрид сразу ее примерила и стала искать зеркало.

О, а вот и зеркало. Астрид знала такие зеркала. У мамы с папой они тоже есть. Это как большое дальнозеркало, только маленькое, и такое Астрид пока не положено. Но… она же сама нашла. Так что это теперь ее. Астрид перевернула и прочла номер. Надо запомнить — это теперь ее номер, по которому ей будут зеркалить.

В отличие от букв, цифры Астрид знала, потому что цифры нужны. Вот как сейчас. Но считать она умела только до десяти.

Она открыла очередной мешок и особенно расчихалась. Там лежали какие-то травки — сушеные и очень едко пахнущие. А еще там был маленький мешочек, и Астрид, конечно же, его развязала.

Внутри оказалась светящаяся пыль, и у Астрид закружилась голова. Ее вырвало прямо в мешочек, и Астрид дрожащими руками завязала его обратно. Закрыв большой мешок, она попыталась запихнуть его поглубже, но ручки и ножки стали очень слабыми.

Потом ее стошнило снова. Мутным взглядом Астрид проводила убегающую мышку.

Интересно, откуда она тут взялась.

— Па-а-а-ап… — слабо позвала она, пытаясь встать.

Папа не услышал. Зато услышал Снежок. Он присеменил на мягких лапках и издал протяжное мяуканье. Гнусавый голос разнесся по всему этажу, и вот теперь папа услышал и прибежал.

— Что случилось? Ты упала?

Он поставил Астрид на ножки, но она не стояла.

— Снежок, ну что стоишь?! Лечи!

— Я не лечу отравление благодатью, — подергал усами Снежок. — Зачем ты туда полезла?

Папа вынес Астрид в коридор и передал маме, которая прибежала на шум мыслей. А сам вернулся в кладовую и быстро определил, отчего Астрид стало так плохо. Уложившая дочь в постель Лахджа тоже изучила мешочек, чихнула и выставила руку.

— Близко ко мне с этим не подходи, — сказала она. — Это какая-то ядреная дрянь.

— Это — просто чертополох, — вытащил сушеный стебель муж. — У некоторых демонов на него аллергия, но не сильная. Помогает, если разложить везде или развесить. Нечисть тогда избегает помещений.

— На просто чертополох у нас такой реакции не было бы, — помахала рукой Лахджа, не подходя близко.

— Реакция у вас вот на это, — достал мешочек Дегатти. — Здесь… ой, фу… твоя дочь туда наблевала. Тля, я сейчас тоже…

Он аж закашлялся, так противно пахла демоническая рвота. Но все же переборол себя, завязал мешочек и сказал, что это освященная соль. Такую делают жрецы Солары, напитывая самую обычную соль благодатью. Маги охотно применяют ее в разных ритуалах, потому что она вредоносна для демонов.

Не очень сильно, и в первую очередь для низших. Но Астрид совсем маленькая, так что близкого контакта ей хватило. А вот Лахджа, скорее всего, сможет эту соль даже есть, и просто дурно себя почувствует.

— Проверять не будем, — сказала Лахджа.

— Да ладно, как же твой исследовательский дух? — хмыкнул муж. — Выкинуть?

— Нет, пригодится… для чего-нибудь. Но ее придется почистить.

Дегатти посмотрел на жену. Та выжидательно смотрела на него. Обоим было понятно, что демоница очистить эту соль не сможет.

— Ено-о-от!.. — позвала Лахджа.

Ихалайнен не отозвался. Он был занят чем-то очень важным где-то очень далеко. Дегатти решил, что дело не срочное, жили они без этой соли хорошо и дальше как-нибудь проживут. Он просто убрал мешок на самый верх кладовой, а саму кладовую запер, чтобы неугомонные демонята в нее не лазили.

Астрид сейчас было и не до исследований. Она лежала, завернувшись в крылышки и подвернув хвостик. Ее бил озноб. На груди тарахтел тяжелый Снежок, но он мог снять только побочные симптомы, а остальное придется перетерпеть.

В постели Астрид пролежала три дня, и это были очень противные три дня. Но зато она получила ценный урок.

Она поняла, что сокровища иногда охраняются с помощью подлых ловушек.