Паргоронские байки. Том 1

Александр Рудазов, 2020

В черном-черном городе, где вечно идет дождь, есть ресторан, принадлежащий старому демону Янгфанхофену. Большой любитель выпить, закусить и поболтать, он целыми днями чешет языком со своими гостями. Кажется, он знает миллион занятных историй – и все они абсолютно правдивы! Историй о Паргороне, о Парифате, о иных мирах, о великих и малых их обитателях, о глубокой древности и о совсем свежих событиях… присаживайтесь, выпейте. Паргоронский Корчмарь любит новых слушателей.

Рыцарь и ведьма

1060 год до Н.Э., Парифат, королевство Ларваторан, Озерная марка.

В ушах сэра Ульганда свистел ветер. Копье из ствола ясеня отягощало ладонь. Конь храпел, ноги были мокры от его пота.

А навстречу топал великан тридцати локтей ростом. Вчетверо выше самого высокого человека, он страшно ревел, размахивая громадным шестом. Вырезанный из молодой сосны, тот вертелся, будто мельничные лопасти.

Берегись, не стой близко! Один раз заденет — улетишь в небеса! Упадешь уже мертвым!

Но Ульганд уже побеждал великанов. Может быть, не таких высоких, но побеждал. Великаны огромны, великаны могучи… но великаны и неповоротливы. Медленны. Неуклюжи.

И тут уж самое главное — чтоб конь не испугался. Испугается, отвернет в последний момент — конец и коню, и рыцарю.

— Не бойся, — прошептал Ульганд, пуская своего Ветронога точно между ударами шеста.

Свистнуло в шаге перед мордой. Свистнуло в шаге позади крупа. Рыцарь на всем скаку пролетел под ногами великана… и резко вздел копье.

Отточенный наконечник вонзился в то место, кое не упоминается в порядочном обществе. Сразу разжав ладони, Ульганд проскакал дальше — и тут же развернул коня.

Великан с ревом упал на колени. Из крохотных глаз брызнули слезы — такая боль охватила чудовище. Спрыгнув на землю, рыцарь выхватил меч, взлетел по огромному телу — и всадил клинок в горло.

Бить в сердце бесполезно — у великанов их два. Лишившись одного, он погибнет, но не сразу. Известны случаи, когда великан с одним сердцем прожил несколько лун.

Огромное создание умирало долго. Уже и шест выпал из рук, и кровью залило землю, а великан все хрипел, все силился подняться, дотянуться до своего убийцы.

Сэр Ульганд смотрел на это спокойно, с легким сожалением. Ему не доставляло радости зрелище чьей-то смерти. Но этот великан разорял поля, крал скот и даже, поговаривают, ел людей.

Им тоже непросто, великанам. Иные из них живут тихо и мирно, никого не трогая. Некоторые даже честно трудятся на благо королевства. Но великан, увы, не может устроиться батраком на хутор или подмастерьем в мануфактуру. Найти работу им не так-то легко.

О, безусловно, великаны очень сильны. Великан может трудиться за сотню человек. Проблема в том, что ест он тоже за сотню. Там, где человек съест свиную отбивную, великан съест свинью целиком и назовет это легкой закуской перед ужином.

И вот, многие выбирают путь греха. Становятся грабителями. Слишком уж велик соблазн, когда живешь среди крошек, не достающих тебе и до колена. Когда можешь унести под мышкой целую корову.

Но эти земли защищают рыцари его королевского величества. Лучшие из лучших, знатнейшие из знатных. Родовое древо самого сэра Ульганда насчитывает две тысячи лет, восходит к аристократии Старой Империи. Его отец, дед и прадед несли в этот мир справедливость, сражались с именем короля на устах — и погибали с незапятнанной честью… кроме отца, конечно. Отец-то жив-здоров, дай-то ему боги.

Ульганд ничего не взял у мертвого великана. Обирать покойных, даже людоедов — дело недостойное. Только отрезал ухо — представить командору как доказательство исполненной миссии.

В обратный путь Ульганд пустился незамедлительно. Дорога была пустынна до самого горизонта — буйствующий великан распугал всех. Рыцарь спустился с холма, проехал мимо сгоревшего хутора и углубился в рощу. Сразу за ней будет городок Листвор, у бейлифа можно пополнить припасы. Местные власти обязаны снабжать королевских рыцарей всем необходимым.

Он не доехал совсем немного. Когда заросли уже стали редеть, на тропу выбежала девушка. Оборванная, до смерти перепуганная, она чуть не попала коню под копыта — сэр Ульганд еле успел натянуть поводья.

А за бедняжкой, выкрикивая угрозы, неслись трое детин со зверскими рожами. Грязных, с выщербленными кинжалами и рогатинами… лесные разбойники, чтоб их!

Ульганд таких уже навидался.

— А ну, мужичье, раздались!.. — пустил вперед коня рыцарь. — Зашибу!..

Эти недоноски не посмели напасть на вооруженного всадника. Только с женщинами и горазды воевать, трусы. Выкрикивая проклятья, они сразу бросились наутек — и сэр Ульганд не стал их преследовать.

Спешившись, он помог девушке подняться. Все еще всхлипывая от ужаса, та прижалась к рыцарю столь тесно, что тому стало неловко.

— Не волнуйтесь, сударыня, все позади, — галантно произнес он. — Теперь вы в безопасности… ай!..

Резко оттолкнув спасенную, Ульганд схватился за шею. Его словно укусила змея.

Человеческие зубы так кожу пронзить не могут… но у этой девицы они не были человеческими! Шипя и облизывая кровь с губ, на Ульганда кинулась упырица!

— А-а… могильная баба!.. — осенило рыцаря.

Он не успевал выхватить меч. Упырица уже прыгнула снова. Но спасать ее еще и от голода Ульганду не хотелось — и он ударил просто кулаком. Кожаной рукавицей.

Нежить таким не пронять. И хоть весила мертвая девчонка как перышко, силы в ней оказались немереные. Она снова рванулась к горлу — но тут уж в брюхо ей вошел кинжал. С посеребренной полосой вдоль лезвия, специально для таких вот.

Упырица завыла и отшатнулась. К сожалению, серебра на нее не хватило — она не сдохла, а удрала в чащу, роняя черные капли. Ульганд хотел погнаться, но его вдруг замутило, перед глазами поплыли круги, и он упал на колени. Шею жгло огнем.

Трупный яд. Ульганд уже знал эту дрянь. У многих выходцев из могилы такое на клыках и когтях. Рану надо срочно промыть, и лучше не водой, а крепким вином. Борясь со слабостью, рыцарь снял с луки седла флягу, повернул голову и щедро полил на шею.

— Мерзкая тварь… — изумленно произнес он.

— Вот он, вампиролюб!.. — раздался крик. — Хватай его!..

Ульганд попытался вытянуть меч из ножен, но рука слишком дрожала. А парой секунд спустя в голову угодил камень. Трое вернувшихся разбойников принялись мутузить упавшего на колено рыцаря — и к ним присоединились еще двое.

Били сэра Ульганда долго.

— Итак, досточтимый рыцарь, потрудитесь объяснить, из каких соображений вы помешали городской дружине посадить на кол вампиршу.

— Обознался, ваша светлость, — покаянно ответил Ульганд. — Неверно понял их намерения. Готов лично принести извинения сударям из дружины.

Маркиз Пфаль прошелся по залу. Когда ему донесли, что какой-то всадник напал на его людей и спас вампиршу, он пришел в ярость. Хотел высечь этого мерзавца, заковать в колодки, повесить… но то оказался опоясанный рыцарь королевского дома. Благородный кавалер, имеющий право на титул сэра.

Такого не высечешь.

И это оказалось простым недоразумение. Конечно. При других обстоятельствах сэр Ульганд наверняка сам бы проткнул вампиршу осиновым колом.

— Что ж, думаю, вы вполне сами себя наказали, сэр, — неохотно кивнул маркиз. — Как ваша рана?

— Ваш лекарь хорошо о ней позаботился, благодарю, — невольно коснулся травного компресса на шее Ульганд.

— А синяки от колотушек?

— Заживают. Ваши люди знатно меня отмутузили, ваша светлость, но, к счастью, не повредили ничего важного. Дайте мне три дня отлежаться — и я к любым вашим услугам.

— Не будь вы рыцарем, мои люди убили бы вас.

— Не кружись так у меня голова после укуса могильной бабы — неизвестно еще, кто кого, ваша светлость. Пятеро простолюдинов с дубьем — это просто пятеро простолюдинов с дубьем.

— Да, я слышал, вы одолели великана Блакинбора, — бросил взгляд на стол маркиз. Там лежали личные вещи рыцаря, и среди них — отрезанное ухо размером с лопух. — В одиночку. Вы доблестный воин, сэр Ульганд.

— Благодарю на добром слове, ваша светлость.

— Не благодарите, вы еще не знаете, о чем я хочу вас попросить. Вам доводилось иметь дело с колдунами?

— Колдунами, ваша светлость?..

— Колдунами. Чародеями, ворожеями, знахарями, ведьмачами, чернокнижниками… Людьми, что практикуют забытое Искусство, да будут прокляты их души.

— Не совсем мой профиль, ваша светлость, я больше по чудовищам…

— А колдуны — это не чудовища, по-вашему?

— Безусловные чудовища, хотя и в человечьем обличье. Просто я раньше с ними не боролся, только и всего. Но если прикажет король — схвачусь и с колдуном.

— А если прикажет маркиз?

— Вы бейлиф Озерной марки, ваша светлость. Королевский наместник. Одно ваше слово — и я схвачусь даже с драконом.

Пфалю понравился воодушевленный тон рыцаря. Тот был в самой цветущей поре — лет двадцати пяти, полный сил. Уже набравшийся боевого опыта, но еще не уставший от сражений.

— Когда выздоровеете, поезжайте в деревню Эстерброк, — сказал маркиз. — У них там ведьма шалит. Раньше-то она сидела тихо, сводила крестьянам бородавки и гадала по ореховой скорлупе. Я и закрывал глаза на эту старуху… зря, как оказалось. В последнее время она словно с цепи сорвалась. Травит посевы своими снадобьями, насылает бури, пьет молоко у коров в змеином обличье… поручаю вам это пресечь.

— Прикажете расправиться с этим исчадием на месте или доставить на ваш суд?

— На суд, сэр рыцарь. Ведьма — это не великан и не вампир. Она все-таки человек, подданная его королевского величества. Я не обвиню вас, если захватить ее живой не удастся, но все же помните, что это будет предпочтительней.

— Повинуюсь, ваша светлость.

— И будьте впредь осторожнее. Не обманывайтесь больше внешним обликом, как тогда в лесу. Помните, что не всегда вещи таковы, какими кажутся.

— Благодарю за наставление, ваша светлость.

— Можете идти, сэр рыцарь. Мой ключник снабдит вас припасами в дорогу и деньгами, если у вас их нет. Также возьмете у него один предмет… одна из реликвий Старой Империи, специально для усмирения колдунов.

Ровно через три дня Ульганд выехал из городских врат. Его путь лежал далеко на восток, к самой границе славного королевства Ларваторан. Марка его светлости Пфаля — самое протяженное из королевских земель, но и самое малонаселенное. Можно целые сутки скакать, не встретив ни одного поселения.

Поля, леса, озера. Особенно много озер. Марка Пфаля не просто так прозывается Озерной. Солнце всходило и заходило, а Ветроног все нес рыцаря вдоль голубой глади, пока не привез в деревню Эстерброк.

Их тут много оказалось, деревень. У самой границы, вдали от ока короля и его бейлифов, раскинулась россыпь вольных поселений. Среди них и Эстерброк — тишайшее местечко, с одной стороны почти касающееся леса, а с другой окруженное пшеничными полями.

Ульганда сразу окружили любопытные. Визит королевского рыцаря стал настоящим событием для этого медвежьего угла. Дети таращились на человека в доспехах, вилланы ломали шапки — почтительно, но без подобострастия. В этих краях платили подати только маркизу и королю — местного лендлорда не было, крестьяне управлялись сами.

Благо по ту сторону границы — Сумеречное озеро. Огромная яма, полная тухлой воды. Ульганд никогда ее не видел, но слышал, что земли там мертвые, человеку негодные. Во времена Старой Империи там был большой город, но после Волшебных войн его не стало. Говорят, уничтожили звездными катапультами и черной магией.

Рядом с самим Сумеречным озером жить нельзя. Вода отравленная, и кишит в ней всякая нечисть. На берега она тоже выбирается частенько. Но от озера сильно не удаляется — уже в нескольких вспашках вполне безопасно.

Вот и расползлись тут деревеньки. Словно расплевали их среди лесов и озер, разбрызгали, как семена репы.

Староста принял рыцаря в собственном доме. Был он уже очень стар, наполовину слеп, и по хозяйству хлопотала даже не дочь его, а внучка. Выпив предложенного с дороги сбитня, Ульганд спросил:

— А что, отец, не страшно ли вам рядом с Сумеречным озером жить? Никто оттуда не забредает?

— А кому оттуда забредать? — степенно ответил староста. — Да и где ж тут рядом-то, милок? Тут, поди, два дня на коне ехать будешь — не доедешь. Это не рядом.

— Ага. То есть и нечисти в округе нет?

— Ну как это нет? Вот, о прошлом годе заезжал к нам сборщик податей — так и сгинул.

— Упыри задрали, что ли?

— Какие еще… а, да, упыри. Кому ж еще? Рядом же Сумеречное озеро. А ты к нам сам-то по какому делу? — подлил рыцарю еще сбитня староста.

— А я к вам, отец, по поручению маркиза Пфаля. У вас, он мне сказал, ведьма завелась, житья не дает.

Вот тут староста помрачнел, а внучка за его спиной ойкнула. Зачем-то оглядевшись по сторонам и понизив голос, старик сказал:

— Ведьма завелась, есть такое. Уж лучше б упыри завелись. А ведьма… ох, раньше-то она не трогала никого. Это теперь она посевы портит и снег посреди лета колдует, а раньше-то жила себе в лесу, в пещере, а мы к ней и не ходили вовсе, потому что добра от чародейского племени вовсе-то и не бывает…

— Мне говорили, что она сводила вам бородавки и гадала по ореховой скорлупе.

— А это, верно, из Илькендока к ней ходил кто, — тут же предположил староста. — Там народ такой, знаете ли, темный. Богов не боятся, бесовства не чураются. Вы бы ими занялись!

— Этим без меня займутся. Расскажи лучше, как эту ведьму найти, отец.

— Да найти-то ее несложно. Идешь по большаку, а у кривой сосны сворачиваешь. Там еще по тропке пройдешь где-то вспашку, а дальше и сам увидишь. Там пещера приметная, и дверка деревянная, в красный цвет выкрашенная.

— Эка подробно излагаешь, отец.

— Так люди ж ходили, видели… из Илькендока, да.

Найти ведьмину пещеру по таким приметам оказалось легче легкого. Но Ульганд до нее не добрался — еще на большаке, у самой кривой сосны, он встретил гомонящую ораву вилланов. Возглавлял их толстый старик с огромными усищами — и кричал он громче всех.

— Что случилось, добрые люди? — спросил рыцарь, подъезжая ближе.

Его толком и не заметили. Добрые люди шумели, потрясали вилами, рогатинами, охотничьими луками. Усатый старик размахивал треснутым арбалетом.

— Что случилось, отец? — тронул его за плечо Ульганд.

Старик только сейчас обратил внимание на рыцаря. Охнув от изумления, он схватил сэра Ульганда за рукав и принялся тараторить, кляня на чем свет стоит некую Ирошку.

Оказалось, что Ирошка — это и есть пресловутая ведьма. Или, точнее, внучка ведьмы. Но тоже ведьма. Короче, все запутанно.

А старик — староста деревни Илькендок. И остальные все тут тоже из Илькендока. Собрались Ирошку ловить, на вилы поднимать. Возможно, в озере утопить — от этого ведьмы дохнут, говорят. Не держит их водица чистая, бесовщина на дно тянет.

— А почему… — открыл было рот Ульганд.

— А потому что мочи уже нашей нет! — крикнула какая-то женщина.

— На вилы ее!..

— На рогатины!..

— Мы ж все терпели, ваше рыцарское, — проникновенно сказал староста. — Ради бабки ее покойной… святая старушка была, я вам клянусь, святая!.. Но Ирошка-то не в нее!..

— Совсем не в нее!..

— Утопить ведьму!..

— Утопить!..

— Совсем не в нее, ваше рыцарское!.. Она и молоко у коров сцеживала, и змей в дымоход подбрасывала!..

— И Вазила моего охолостила! — крикнула все та же женщина.

— Да!.. — пробубнил топчущийся рядом детина. — Она!.. Это!.. Того!..

— Но когда эта тварюка дочку мою скрала!.. — простонал староста. — Ваше рыцарское, ради богов, ради всех богов, вы б нам помогли!..

Ульганд терпеливо слушал еще минут десять. Вилланы выкрикивали каждый свое, но общий смысл был понятен. Нынешняя ведьма — Ирошка, внучка старой. Да не родная внучка, а двоюродная — своих детей у покойницы не было. И, видать, то ли чему научилась от бабки-то, а то ли демона после ее смерти к рукам забрала.

Известное же дело, у всякой ведьмы есть демон, который ей служит за такую плату, что при детях и не назвать.

Возглавлять разъяренную толпу Ульганд не собирался. Мужичье в таких делах только мешает. Много криков, много неразберихи, и в трех случаях из четырех спугнут цель. Знаем, имели дело.

Так что он распорядился или вернуться всем в деревню или хотя бы оставаться здесь и тихо-спокойно ждать, пока он разбирается с ведьмой и спасает дочь старосты. Деревенские спорить и не стали — кажется, им не очень-то хотелось лезть к ведьме в логово.

Здорово же та их запугала.

Но пещера у старухи оказалась уютная. Вырытая в заросшем осинами холме, с аккуратно подметенной дорожкой у входа, медным фонарем над дверью…

И никого внутри. Дверь распахнута, на полу разбросаны бумажки. Ваза разбита.

Дрались тут, что ли?

Есть следы. Сэр Ульганд преотлично умел их читать. Дорожка хорошо утоптана, но вот здесь они круто сворачивают. Трава примята. Шаги широкие — значит, человек бежал. Причем не один — двое.

И было это, считай, только что. Ветер сильный, трава быстро выпрямится и следы исчезнут. Но пока что они видны отчетливо — значит, прошли считаные минуты.

Ульганд вскочил в седло и дал коню шенкелей. Он пока не знал, кого преследует, но собирался это выяснить.

Лес в этом направлении скоро поредел, сменился заливным лугом. Вдали замерцала водная гладь. Озерцо. А следы… следы вдруг исчезли. Сначала их стало меньше — словно раньше бежали двое, а теперь один. А потом пропали и оставшиеся. Просто на ровном месте.

Но Ульганд даже не спешился. Ветер донес женский крик. Еще сильней стиснув конские бока коленями, он пустил его вскачь — туда, где над водой метались две фигурки.

Дракон?.. нет, мелковато. Да и вымерли драконы, кажется, много веков их в королевстве не видали.

Виверна?.. тоже мелковато, пожалуй. Что-то вроде огромной летучей мыши.

Неважно, как оно называется. Главное, что в лапах чудища бьется девушка. Видно, демон ведьмы восстал против хозяйки и терзает либо ее саму, либо похищенную дочь старосты.

Летать Ульганд не умел, конечно. Зато отлично стрелял из лука. Это не рыцарское оружие, и против человека и даже великана применять его подло. Настоящий мужчина не бьет издали, а встает против копья и сам поднимает копье.

Но охота на крылатую дичь — дело совсем иное! Копьем не взять ни утку, ни бекаса, ни виверну! Тут нужен лук — и Ульганд поднял лук.

Запела тетива. Стрела со стоном ушла вдаль — и ее хватило, единственной. Не сбавляя хода, Ульганд смотрел, как две фигурки падают в воду.

Когда он подъехал к берегу, из озера выползали две мокрые девушки.

У одной из задницы торчала стрела.

Ульганд спешился, выхватил меч — и приставил к горлу оборотня. Он не собирался повторять ошибку, что совершил с упырицей. Человек эта тварь или демон, холодная сталь…

— Скройся с глаз! — рыкнула на него ведьма, пытаясь выдернуть стрелу. — В лягушку превратить?! Это я мигом!

— Мне приказано взять вас живой, сударыня, но разрешено и мертвой, — сказал Ульганд. — И я обучен схваткам с ворожеями вроде вас. Не вынуждайте плевать вам в глаза.

— Да иди ты в анналы, медный кувшин, — закатила глаза ведьма. — Я даже драться с тобой не буду. Я тебя просто уроню…

Она резко повела плечами — и Ульганда будто ударило в грудь. Толкнуло словно могучим ураганом. Кувыркнувшись через голову, он отлетел на десяток шагов.

–…И пока ты будешь трепыхаться в своих доспехах… — выдернула стрелу ведьма.

Но тут ее сзади ударили камнем. Дочь старосты была девушкой хрупкой, тоненькой — но врезала со всей силы. Ведьма свалилась кулем и завыла, держась за голову.

А сэр Ульганд уже поднялся на ноги. Его доспехи не были так уж тяжелы, как казались. Он снял с луки седла выданную маркизом Пфалем реликвию и, отчаянно хромая, защелкнул ее на шее ведьмы.

— Ты!.. — захрипела та. — Ты что!..

— Поднимайтесь, сударыня, — устало сказал Ульганд. — А вы, сударыня, хорошо ли себя чувствуете?

Дочь старосты сделала книксен, в ужасе глядя на скрипящую зубами ведьму. Та пыталась сорвать ошейник. Тот казался железным, но был из того металла, что железа железней — корония.

Диво Старой Империи.

Без своих гнусных чар ведьма стала обычной крестьянской девчонкой. Замарашкой лет семнадцати на вид, босой и простоволосой. Ульганд рывком поднял ее на ноги, скрутил запястья и привязал к луке седла.

Дочери старосты он галантно предложил усесться верхом. Та была вся в царапинах, на левом глазу расплывался фингал. Ульганд попытался расспросить ее, узнать хотя бы имя, но перепуганная крестьяночка отвечала односложно, а то и невнятно что-то лепетала.

Впрочем, это и не имело особого значения. Рыцарь довел обеих девушек до Илькендока, где сразу и передал одну родителям.

А вот ведьму он выдавать деревенским отказался. Хотя те наседали со всех сторон, кричали, требовали ее крови. Женщины плевали в связанную Ирошку, кто-то кинул камнем…

— Прекратить! — возвысил голос рыцарь, вынимая до середины меч. — Самосуда не будет! Сия особа — подданная его величества, и за совершенные преступления ее будет судить маркиз Пфаль, бейлиф Озерной марки!

Вилланы с ворчанием подались назад. На Ульганда и Ирошку они глядели с неприязнью, но нападать на опоясанного рыцаря не посмели. Староста часто кланялся, благодарил за спасение дочери.

Ведьма же после драки на берегу озера не проронила ни звука. Только таращилась на Ульганда так, словно пыталась убить взглядом.

Часа через полтора они добрались до Эстерброка. Здешние вилланы были не так озлоблены на Ирошку и камнями кидаться не стали. На привязанную к коню ведьму показывали пальцами, шептались, кто-то испуганно прилагал персты, но и только-то.

— Что, Ирошка, доигралась? — спросил староста, подслеповато щурясь на девушку. — Достукалась? И-и!.. А говорили, говорили тебе — не балуй, не озорничай!..

— Да пошел ты, храк старый, — огрызнулась ведьма.

Сославшись на приказ бейлифа, Ульганд попросил перевязать Ирошку и дать харчей в дорогу. Староста покряхтел, пожалился на скудость своей деревни, но все же принес из чулана пару больших хлебов, кусок соленого сыра и мешочек чечевицы.

Ирошка хранила презрительное молчание еще часа два. Покорно семенила за конем, только время от времени хлюпая носом. Ульганд пару раз оборачивался, смотрел на измученную девушку… но тут же вспоминал лесную упырицу и гнал из сердца непрошеную жалость.

Первой не выдержала ведьма. Наглотавшись дорожной пыли, сбив ноги в кровь, она выдавила из себя:

— Помедленней!.. по… пожалуйста!..

Ульганд ничего не ответил, но коня притормозил. Настолько, чтоб Ирошка перешла с трусцы на шаг.

Она устала, видно. День у нее выдался непростой. Впрочем, у Ульганда тоже болели плечо и нога — причем именно по ведьминой милости.

Крепко она его приложила своим колдовским ветром.

— Как тебя зовут? — спросила Ирошка, когда рыцарь сделал привал.

— Ульганд, — ответил тот неохотно. — Сэр Ульганд.

— Благородный рыцарь, — с легкой насмешкой сказала ведьма. — Какая честь для простой крестьянки. Издалека изволили ехать, ваше благородие?

— Не титулуй меня так, я не барон, — покосился на нее Ульганд.

— Ох, простите великодушно, мессир. Мы тут люди темные.

— Мессиром тоже не титулуй. Я ношу рыцарский пояс.

— А как же правильно обращаться к рыцарю, сэр рыцарь?

— Именно так. Сэр.

— Понятно, понятно… Руки-то мне развяжешь или сам кормить будешь?

Ульганд задумался. Он как раз наломал хлеба, отрезал кусок сыра и достал из торбы остатки вяленого мяса. Ведьму в дороге, конечно, тоже придется кормить, иначе до суда не доживет.

— Развяжу, — сказал он. — Только ешь молча. Мне нельзя с тобой разговаривать.

— Молча так молча, — сказала Ирошка, грызя жесткую оленину. — Мне что? Благородный рыцарь велит молчать — я буду молчать. Сколько лет этому мясу? Кстати, в моей пещере был погреб с соленьями. Вкусными. Ты, конечно, оттуда ничего не взял?

— Я рыцарь, а не мародер, — сухо ответил Ульганд. — Я ничего не тронул в твоем жилище.

— Значит, теперь его разграбят добрые землепашцы, — спокойно произнесла Ирошка. — Хотя не сразу, конечно. Сначала они будут бояться несуществующих демонов, но потом начнут фантазировать насчет ведьминских сокровищ и каждый будет думать, что если он не успеет урвать свою долю, то все разберут остальные, а ему ничего не достанется. Впрочем, вернуться живой я не надеюсь, так что храк уж с ним.

— Маркиз Пфаль — справедливый человек, — сказал Ульганд. — Если ты невиновна, тебе нечего бояться.

— Я виновна. Хотя не во всем, наверное. Тебе про меня много наговорили?

— Говорили, что ты портишь посевы…

— Это правда. Хотя я не нарочно. Я хотела повысить урожайность, но напутала с зельем.

— Насылаешь бури…

— Экспериментировала с погодным колдовством. Перестаралась.

— Снег посреди весны…

— Эксперименты, эксперименты…

— Пьешь молоко у коров в змеином обличье…

— Вранье. Бредовое. Кто это вообще выдумал?

— Подбрасываешь змей в дымоход…

— Хе-хе-хе… — мелко рассмеялась ведьма. — Да, это у нас смешно получилось… Только у меня дара тогда еще не было. Поймали змею да кинули деду Изгору в трубу. А чего он нас хворостиной?! Мы просто мимо его двора шли!

— Охолостила одного виллана…

— Чистая правда, — помрачнела Ирошка. — Но я защищалась. Ты знаешь, что этот Вазил пытался со мной сделать? И это был не первый раз.

— Хм… а что насчет похищения дочери старосты? Тоже защищалась?

Здесь Ирошка отвела взгляд. А потом принялась скучным голосом рассказывать о своем детстве. О смерти матери, о вечно пьяном папаше, который тоже помер в прошлом году, утонул в озере. И о Адалке, старостиной дочке, королевишне деревенской. Все парни на нее только и смотрели, рот распахнув. Кроме одного Гадальбета, сына кузнеца. Он на Ирошку смотрел, с ней за руки держался, с ней хотел к алтарю пойти.

И Адалке Гадоль и не нужен-то был вовсе. Что ей в том сыне кузнеца, на зиму засолить? У ней таких парней полная деревня была.

Но вот, позавидовала. Позвала его как-то на танцы, когда ярмарка была, а он не захотел, ему только Ирошка нужна была. Адалка и разобиделась, трясогузка.

А потом она подлое сделала. Слух распустила гнусный. Ирошка-то и вправду внучка ведьмина, хоть и двоюродная. Адалка и стала всем рассказывать, что одна батрачка видала, как Ирошка с бабкой своей на шабаш ходила, да там демона вызывала и пониже спины его целовала. А потом еще и про другое рассказала, еще погаже.

Правды в том не было ни на полноготочка. Адалка и сама приговаривала, что батрачке той не верит, что вранье все. Но у навета крылья широкие, целый край покроют. Все соглашались, что вранье, что выдумала все безымянная батрачка — и дальше потом рассказывали.

— Про ведьмины поцелуи на шабашах я тоже слышал, — заметил Бельзедор. — Но сам не видел. Это правда, Янгфанхофен?

— Правда, конечно, — кивнул гохеррим.

— Что, серьезно?! — изумился Дегатти. — Я думал… а тебя так призывали?

— Нет, ты что… хотя было, конечно. Традиция-то древняя, освященная тысячелетиями. Не с нас пошло, не нам и заканчивать, — развел руками Янгфанхофен. — А ты продолжай, продолжай. В твоем-то рассказе девчонку и правда оклеветали, верно? Ну и нечего тогда в сторону уходить. Это наше с ведьмами внутреннее дело, куда они там кого целуют.

Короче, охладел Гадальбет к Ирошке. Сторониться стал. А как тут не станешь, когда день за днем только и слышишь, как твоя суженая голышом на шабашах пляшет, демонов ублажает.

Ирошку после этого вся деревня избегать стала, коситься, персты прикладывать. Вспоминали, как она лягушек ловила у речки. Все дети ловили, конечно, но остальные-то для детских забав, а Ирошка не иначе как ради зелий ведьмовских. И тот случай со змеей в дымоходе аж со всех сторон обмусолили. Стали болтать, что Ирошка и сама-то в змею ночами превращается, по коровникам ползает.

А потом у Ирошки умерла двоюродная бабка. Та самая, что жила в лесу. И привиделось накануне Ирошке, что бабка ее зовет. Лежит пластом, рот раскрывает, сказать что-то хочет. Проснулась она в холодном поту, и мысли в голове неотступно — проведать надо бабушку. Хоть и ведьма, а все не чужой человек.

Ну и пошла. И успела как раз к последним бабкиным часам. За руку ту взять, последние слова выслушать.

И дар колдовской получить. Не могла бабка умереть спокойно, не передав его кому-нибудь. У ведьм это исстари заведено.

Радости с того Ирошке выпало немного. Ну да, теперь у нее сама собой стала получаться волшба. Без всяких демонов, враки это все оказались. Но деревенские, и прежде ее сторонившиеся, теперь стали шарахаться. Гадальбет вовсе говорить перестал.

Скрыть-то не вышло ничего. Оно по первости как будто само из Ирошки лезло во все стороны. Рукой махнет неосторожно — ветер подымается. Посмотрит исподлобья — цветок завянет или суп скиснет. Хорошего поначалу мало получалось… да и потом тоже. Все только порча какая-то.

— Понимаешь, меня ничему не учили, — объяснила Ирошка. — Если ты дар унаследовал, а не собственный развил — оно вот так обычно выходит.

— Почему?

— Если на норовистого коня садится новичок, тот может его сбросить. А магия — очень норовистый конь. Если не получил должного обучения — волшебство уничтожит волшебника. А меня почти не учили. Бабка только в последний день объясняла всякое, рассказывала… из последних сил. И еще я у нее книжку там нашла ветхую, тоже почитала.

— Ты грамотная? — удивился Ульганд.

— В наших краях прецептор одно время странствовал, жрец Мудреца. Он всех учил, кто хотел.

Впервые Ульганд посмотрел на Ирошку с толикой уважения. Сам он читать и писать тоже умел, но среди крестьян такое редкость.

Вилланам Ирошка поначалу пыталась помогать. Старалась изо всех сил. Дожди призывать в засуху, урожай обогащать. Только все выходило не так. Вместо дождей — то град, а то и снег. Вместо урожая — недород. С Вазилом вообще неладно вышло, хотя этот пусть только самого себя клянет.

А Адалка… она сама к Ирошке в пещеру заявилась. Снова завидовать начала, глаза ее ненасытные. Теперь, дура такая, дару ее позавидовала. Навыдумывала себе невесть чего, тоже все про демонов, да про сокровища, да про власть над человеками. Тоже наслушалась разного, да и решила, что Ирошка этот дар получила, бабку родную прикончив.

А если, значит, Адалка так же прикончит Ирошку, то дар уже к ней перейдет. Вот и пришла с пирожками и словами сахарными.

А в пирожках волчья ягода была.

Ирошка их есть-то не стала. И не потому что неладное почуяла, а просто стряпуха из Адалки — что дровосек из кобылы. Нагрубила ей Ирошка, что уж. А как не нагрубить?! Бранью покрыла, пирожки ее в пыль выбросила и велела топать куда подальше, пока в лягушку не обратили.

Ну Адалка на нее с кулаками и набросилась. А Ирошка сдачи дала. Толкнула. Адалка кувырк — и головой ударилась. Ирошке она в пещере не нужна была, а и тащить ее до дому не хотелось, козу драную. Она до деревни сбегала, там и передала, что Адалка у нее, идти не может, пусть родные придут, заберут.

И назад побежала. А там Адалка уже в себя пришла. В вещах Ирошкиных рылась.

Снова подрались, конечно. Адалка за нож схватилась. А Ирошка… она сама толком не поняла, как у нее вышло то, что вышло. Стихийно как-то, против собственной воли.

Ну а дальше Ульганд уже сам все видел.

После привала они преодолели еще вспашек двадцать. На этот раз Ульганд не стал привязывать Ирошку к седлу и даже позволил часть пути проехать верхом. Дорога впереди еще долгая, будет плохо, если ведьма стопчет ноги в самом начале.

Когда они встали на ночлег в тихой лощине, Ирошка насмешливо сказала:

— И ты только не думай, что этот ошейник не даст мне колдовать. С ним труднее, конечно, но я и так сумею превратить тебя в лягушку.

— В таком случае отчего же ты этого все еще не сделала? — осведомился Ульганд, разводя костер.

— А не хочу. Могу, но не хочу.

Рыцарь немного помолчал. Глаза ведьмы были хитрыми, на губах змеилась усмешка.

— В таком случае ошейник можно и снять? — предположил Ульганд. — Раз уж от этого ничего не изменится.

— Можно и снять… — пожала плечами Ирошка. — Он почти бесполезный, правда.

— Но лучше все-таки не снимать, — подытожил Ульганд. — И, наверное, лучше будет на ночь снова вас связать, сударыня.

— Не титулуйте меня так, сэр рыцарь, — язвительно сказала Ирошка. — Я не просто крестьянская девка, я ношу ведьминский пояс.

— Какой еще пояс?.. — не понял Ульганд.

— Воображаемый. Он как рыцарский, только его не видно.

— И как же правильно тебя титуловать?

— Мэтресс Таль. Чечевица сварилась?

Уплетая вареные бобы, ведьма сказала:

— А не веришь ты мне зря. Я в любой момент могу скрыться. Так что можешь меня и не связывать. Ни к чему это.

Но Ульганд все равно связал ведьму. Не слишком туго, но скрутил ей запястья и привязал к дереву. Хотел еще и кляп воткнуть, но сжалился.

А наутро под деревом не оказалось никакой девушки. Только спутанный ворох веревок и свернувшаяся клубком змея. При виде Ульганда она подняла треугольную голову и зашипела.

— Мэтресс Ирошка, вернитесь в свой истинный облик, или я отрублю вам голову! — гневно воскликнул рыцарь.

— Сэр рыцарь, с кем вы там разговариваете? — донеслось сзади.

— Ни с кем, — ответил Ульганд, смущенно убирая меч в ножны.

Ведьма нарвала орехов. Она каким-то образом сумела освободиться, но не сбежала. Ошейник по-прежнему был на ее шее.

— Почему ты все еще здесь? — с подозрением спросил Ульганд.

— Ключ от ошейника у тебя, — ответила Ирошка. — Куда я пойду в этой штуке?

Ульганд внимательно посмотрел на нее. Потом на землю рядом с собой.

Там валялась ветка. Увесистая, с узловатым комелем. Настоящая дубинка.

— Что? — тоже посмотрела на ветку ведьма.

Ульганд мазнул взглядом по примятой траве. Судя по следам, Ирошка всю ночь каталась и дергалась, но узел распутала только под утро. Убежала в лес… вернулась с тяжелой веткой… постояла неподалеку от спящего рыцаря… потом бросила ветку и снова ушла.

Она либо побоялась, что не сумеет ударить достаточно сильно, либо сжалилась.

Ульганд не стал спрашивать.

— А говоришь, ошейник не действует, — сказал он, отламывая ей кусок хлеба.

— Да он почти не ощущается, — фыркнула Ирошка. — Просто тяжелый. А колдовать я могу по-прежнему.

— Докажи.

— Не буду я ничего доказывать. Нашел скомороха.

— Значит, ошейник все-таки работает. Колдовать ты с ним не можешь. Брехать можешь, а колдовать не можешь.

— Продолжай так думать.

Теперь они коротали путь беседой. А на следующем привале Ульганд не стал связывать пленницу. Та и без этого казалась совсем измученной. Они остановились у реки, и рыцарь позволил девушке промыть раны, да и вообще очистить себя от грязи. Она изрядно в этом нуждалась.

Умытая, Ирошка стала почти хорошенькой. Простое деревенское личико, но свежее, с правильными чертами. В зеленых глазах плясали ехидные бушуки.

— Как ты стал рыцарем? — спросила она, когда сэр Ульганд принес подстреленного на охоте зайца.

— Как и все, — пожал плечами тот. — Я сын рыцаря и внук рыцаря. Мой род очень древний. Двенадцати лет от роду я стал пажом, в пятнадцать — оруженосцем, а в девятнадцать меня опоясали мечом и нарекли сэром Ульгандом. И вот я уже шестой год служу его королевскому величеству.

— Охотясь на ведьм?

— Ты моя первая ведьма.

— Наверное, я должна быть польщена, — ядовито произнесла Ирошка.

— Зато я дважды побеждал великанов и трижды — виверн, — зачем-то сказал Ульганд.

— Хвастаешься?

— Нет! Я… рыцарю никогда не должно хвастаться, это один из семи главных грехов!

— А остальные какие?

— Тщеславие, зависть, ненависть, гнев, алчность, хвастливость и сладострастие.

— А тебе не кажется, что тщеславие и хвастливость — это почти одно и то же? Хвастливость — частный случай тщеславия, разве нет?

— Это не я придумывал, — насупился Ульганд. — Так сказано в рыцарском кодексе.

Он принялся ожесточенно сдирать шкуру с зайца. Ирошка подлезла поближе и пристально наблюдала за процессом. В животе у нее чуть слышно заурчало.

Свежего мяса они оба не ели уже давно.

— Поделишься? — с надеждой спросила ведьма.

Рыцарь молча сунул ей котелок. Ирошка сбегала за водой, заодно наполнив опустевшую за день флягу, и стала помогать потрошить зайца.

— Лучше бы сначала замариновать, — вздохнул Ульганд. — Если замочить зайца в молоке или вине, мясо становится нежным и перестает пахнуть. В замке моего отца подавали изумительную зайчатину под чесночным соусом…

— Давай просто потушим, — предложила Ирошка. — С чечевицей. Я не капризная, мне и пахнущее сойдет.

Ульганд снова вздохнул. Жизнь странствующего рыцаря налагает свои ограничения. Когда-нибудь он унаследует отцовский замок, как унаследовал отец после смерти деда. Но до тех пор он рыцарь безземельный, и его долг — служить королю.

А отцу едва за пятьдесят. Он может прожить еще лет десять, а то и пятнадцать. И Ульганд от всего сердца желал ему жизни долгой, как можно более долгой.

Но до тех пор зайчатину под чесночным соусом ему доведется есть нечасто.

— Может, снимешь ошейник? — нарушила его мысли Ирошка. — Он немного натирает.

— Действительно, почему бы и не снять? Колдовать же он все равно не мешает, — усмехнулся Ульганд. — А что бы тебе не снять его чарами?

— Да я могла бы, но… ладно, не могла бы. Ну сними. Я пообещаю, что не убегу.

— Прости, но у меня приказ бейлифа.

Когда котелок наполовину опустел, рыцарь пристально посмотрел на ведьму. Та немного отползла назад и покосилась на веревку, свисающую с конского седла.

— Я не стану тебя связывать, — помолчав, сказал Ульганд. — Но пообещай, что не убежишь.

— Хорошо, обещаю, что не убегу… этой ночью. Тут все равно вокруг только лес и волки.

Этой ночью Ульганд спал вполглаза. Вслушивался в каждый шорох, следил за каждым движением. Но Ирошка лежала тихо. И хотя проснулась она все же раньше рыцаря, но только потому, что ее манили остатки зайчатины.

На следующий день они ехали уже попеременно, а иной раз оба шли пешком, давая отдых коню. Под вечер, когда оба устали, Ульганд с легким смущением предложил Ирошке усесться верхом вместе — и та не отказалась. Ветрогон всхрапнул от возросшей тяжести, но весила юная ведьмочка немного, так что конь стерпел.

Потом был четвертый день. И пятый. Листвор постепенно приближался. Ульганд и Ирошка уже болтали так, словно знали друг друга всю жизнь.

И рыцарь понемногу начинал жалеть, что именно ему выпало задание ее поймать…

Он больше ее не связывал. И даже не очень-то следил. Пару раз он ловил себя на том, что подбирает слова, которыми будет оправдываться перед бейлифом, когда тот спросит, отчего ведьма сбежала.

Но она не сбегала. Даже не пыталась. Помогала разводить костер и носить воду, ходила в лес за ягодами и орехами.

Вела себя тише тихого.

Ульганд все яснее видел, что его пленница — не чудовище. Она далека от идеального женского образа, и ее точно не назовешь смиренной севигисткой… рыцарь вообще не видел, чтобы она молилась или прикладывала персты. Но, по чести говоря, он и сам знал всего несколько молитв, постыдно ими пренебрегая, так что уж не ему осуждать других.

По мере того, как приближался центр Озерной марки, все чаще попадалось жилье. Рыцарь и ведьма трижды останавливались на хуторах и деревнях. И если в первый раз Ульганд не скрыл, кого везет на суд бейлифа, то потом начал выдавать Ирошку за крестьянскую девушку, спасенную от великана-людоеда.

Просто очень уж недобро оживился люд в первой деревне. В Эстреброке было так же, но там Ульганду еще не было дела до своей пленницы.

А теперь ему стало неприятно видеть, как толкаются вилланы вокруг Ирошки, как перешептываются и отводят взгляды, как… да, какой-то мальчишка в нее плюнул. Ирошка снесла это с притворным равнодушием, но Ульганд едва удержался, чтобы не накрутить мальцу уши.

Поэтому в следующий раз он ведьмой ее не назвал. Да, просто девушка. Да, спас от злого великана, везу домой. Ошейник?.. Великан надел, кто же еще. Да, съесть потом хотел. Ключа не нашли. Ваш кузнец рад помочь?.. Нет, спасибо, тут очень хитрое железо, особенное какое-то. Доедем до дома, а там уж спокойно разберемся.

От вранья у благородного рыцаря алели уши.

Стены Листвора показались на восьмой день пути. И чем ближе они становились, тем медленней шагал конь. А совсем немного не доехав до ворот, Ульганд вдруг сказал:

— А почему, собственно, ведьму должен судить какой-то маркиз?

— Он бейлиф Озерной марки, — мягко напомнила Ирошка.

— Ну и что? Я разве рыцарь маркиза? Я рыцарь короля. Я отведу тебя на суд к королю — а там уж он пусть решает, виновна ты или нет.

— Прекрасная мысль, — согласилась ведьма. — Всегда хотела предстать перед королевским судом. Говорят, справедливей него нет в целом мире.

— Это чистая правда.

— Далеко отсюда до столицы?

— Если ехать верхом — дней десять. А пешком… вдвое дольше, наверное.

— Конь у нас только один.

— Только один.

— И хотя бы на ослика денег у нас нет.

— Нет, — с грустью заглянул в тощий кошелек Ульганд.

— Если снимешь с меня ошейник…

— Прости. Я не могу.

И вот так сэр Ульганд отвернул от ворот Листвора, когда до тех оставалось меньше полусотни шагов. Только вот со стены его заметили — и был это один из тех самых дружинников, которым рыцарь помешал убить упырицу. Увидев, что он вдруг поехал мимо, совсем в другую сторону, человек маркиза заметался, окликнул рыцаря — но тот не услышал.

Ветрогон трусил неспешно, а Ирошка вовсе шагала пешком. И минут через пять дружинник догнал их, схватив коня под уздцы.

— Сэр рыцарь!.. — выкрикнул он, запыхавшись. — Сэр рыцарь, отчего вы не заезжаете?! Его светлость велели немедля просить вас к нему!..

— У меня изменились планы, — отвернулся Ульганд. — Передайте его светлости, что обсуждаемую нами особу я доставлю непосредственно на королевский суд. Отпустите узду и дайте дорогу.

— Но… сэр рыцарь, я… у меня приказ!.. столб уже подготовлен!..

— Столб?.. Какой еще столб?..

— Ну как же, для сожжения ведьмы.

— Сожжения?.. — заморгал Ульганд. — А как же суд?..

— Так давно уж состоялся, — пожал плечами дружинник.

— В отсутствие обвиняемой?..

Дружинник недоуменно нахмурился. Удерживая коня, он переводил взгляд с рыцаря на ведьму. А Ульганд угрюмо посопел, пожевал губами и что-то для себя решил.

— Уйдите с дороги, или я зарублю вас, сударь, — взялся за рукоять меча Ульганд.

Дружинник отшатнулся. Неблагородных кровей, он прекрасно понимал, что если опоясанный рыцарь убьет простолюдина — отделается штрафом и покаянием в храме. Ерунда, в общем-то.

Так что он не стал спорить. Только бросил злой взгляд на Ульганда и припустил обратно в город.

— Надо же, какой короткий был суд, — хмыкнула Ирошка, глядя ему вслед. — Впрочем, приговор немного предсказуем.

— Я отвезу тебя к королю, — упрямо повторил Ульганд. — Пусть он решает.

Рыцаря и ведьму догнали через пару часов. Двенадцать конных дружинников. Маркиз Пфаль пришел в ярость, услышав о самовольстве сэра Ульганда, и немедля выслал погоню.

Топот копыт рыцарь услышал издали. Бросив на облако пыли растерянный взгляд, он помог Ирошке вскарабкаться в седло и дал Ветроногу шенкелей.

— Кажется, маркиз не согласен с вашим решением, сэр Ульганд, — заметила Ирошка, тоже оглядываясь. — Но он высокого мнения о вашем мече, раз послал целую дюжину.

— По-своему это лестно, конечно… — пробормотал рыцарь, берясь за копье.

На победу он не надеялся. Но удрать тоже не выйдет. Ветроног совсем уморился за день, да и везти сразу двоих ему нелегко. Несколько минут — и погоня уже в полете стрелы.

И стрела только что вонзилась в землю.

Совсем рядом. Несколько шагов. Дружинники маркиза еще не могут стрелять прицельно, но и до этого осталось недолго.

— Прости, — произнес Ульганд.

Он сунул Ирошке что-то в руку… и выкинул ее из седла. Девушка упала на обочину и едва удержалась от крика.

Сам же Ульганд круто развернул коня и поскакал навстречу дружинникам. Он поднимал копье.

Секунда!.. и наконечник врезался в дубовый щит. Раздробил его в щепу и задел плечо всадника.

— С дороги, мужичье!.. — воскликнул Ульганд, отбрасывая копье и сверкнув мечом.

Отползая на обочину, Ирошка раскрыла ладонь и увидела крохотный ключик. Он мог быть только от одного замка.

А на Ульганда наседали со всех сторон. Левая рука уже висела у него плетью — кость переломили ударом дубины. По шее текла кровь — кто-то сумел резануть щеку кинжалом.

Но и двое дружинников покинули бой с тяжкими ранами. Ветроног мчался изо всех сил, Ульганд ожесточенно махал мечом… а!.. под лопатку вонзилась стрела!..

Он снова круто развернулся. Быть убитым в спину — позор для рыцаря. Пусть стреляют в грудь. Пусть разят в лицо.

Он заберет столько противников, сколько сумеет.

Его выбили из седла. Меч разрубил дубину — но другая шарахнула так, что Ульганд потерял поводья и свалился наземь. Клинок глухо упал в пыль, а рядом обрушились конские копыта. Несколько дружинников спешились и ринулись к силящемуся подняться рыцарю… по темени ударили чем-то тяжелым…

Небо разорвало воплем. Истошный крик, ревущий ураган — и дружинников разметало. Ульганда за плечи схватили когтистые лапы — и в небо устремилась крылатая тварь!..

Им стреляли вслед. Три стрелы прошли совсем рядом и четвертая вонзилась в ногу рыцарю. Но в ведьму никто не попал… а потом сознание Ульганда померкло.

Он очнулся, лежа головой в роднике. Вода приятно охлаждала больное темя. Левая рука была в лубке, на спине, ноге и щеке — травные примочки.

— Зря ты меня пожалел, — сказала Ирошка, поя Ульганда из свернутого листа. — Оба теперь пропадем.

— А… почему ты… не сбежала?.. — слабым голосом спросил рыцарь.

— Думаешь, стоило? Тогда б один медный кувшин помер, нет?

— Не сейчас… с самого начала?..

— И потом всю жизнь бегать? Я не хочу. Я думала… ну может… ты же сказал, что маркиз справедливый…

Ульганд приподнял голову и огляделся. Конь со всеми пожитками остался у дружинников. Пропал даже меч. Ведьма тоскливо смотрела на бегущую воду.

— Король… — пробормотал рыцарь. — Королевский суд…

— У него-то столб для сожжения побольше, чем у маркиза, — кивнула Ирошка. — Наверняка.

— Не говори так. Я рыцарь короля.

— Возможно, уже нет.

— Что ты имеешь в виду? — нахмурился Ульганд.

— Да ничего. Я, конечно, в глуши росла, но даже мне понятно, что покрывать ведьму — это почти так же плохо, как самому быть ведьмой. Ты там убил кого-нибудь?

— Двоих серьезно ранил. Не знаю, выживут ли.

— Давай надеяться, что выживут, — оперлась лбом о ладони Ирошка.

Пять дней они прятались в лесу, впроголодь. Охотиться без лука и копья было гораздо труднее, к тому же Ульганд с трудом передвигался и не владел левой рукой. К счастью, находить грибы, ягоды и орехи Ирошка умела где угодно. И это точно не было чарами — ведь она делала это и раньше, в ошейнике.

Ульганд старался не думать о том, что теперь она без ошейника. При нем Ирошка не колдовала. На рыцаря она смотрела виновато, явно удивленная тем, что он сделал.

А Ульганд напряженно думал, что им делать теперь. Нет, не к королю на суд, это точно. Маркиз Пфаль уже наверняка послал гонца. Оправданий у Ульганда нет, никаких. Даже если все дружинные выжили, он все равно дрался с ними, защищая ведьму. Этого не изменить.

А уж если кто-то из них погиб…

Но оставаться в лесу тоже нельзя. Лето, считай, закончилось, начинается осень. Ночами уже прохладно. Этим утром Ульганд, проснувшись, нашел Ирошку спящей подле себя, тесно прижавшись.

На исходе шестого дня рыцарь принял решение.

— Мы поедем… пойдем в мой родовой замок, — сказал он. — Я попрошу помощи у отца.

— Как скажешь, — покорно согласилась Ирошка. — Он далеко?

— Рядом. В баронстве Элькебрун.

К отцовскому замку Ульганд явился к концу третьего дня. Они с Ирошкой устали и измучились, а руку по ночам начало ломить. Хорошо хоть, раны не воспалились и обещали вскорости успешно закрыться.

— Больно, когда стрелами-то протыкают? — язвительно спрашивала ведьма, меняя рыцарю повязки. — То-то же.

Отца дома не оказалось, он отбыл на охоту. Но старый замковый управитель узнал молодого наследника и принял его радушно. Впервые за много дней Ульганд и Ирошка смогли выспаться в нормальных постелях и поесть приличной еды.

Ведьма изумленно таращилась на гобелены и статуи, а фонтан во дворе привел ее в какой-то детский восторг. Такого она в своей жизни еще не видала.

Донельзя поразила ее и замковая библиотека. Та и в самом деле была богатой — без малого сотня книг, а кроме того — три пупыря и два куба знаний. Реликвии Старой Империи.

— Что в них написано? — жадно крутила один из пупырей ведьма.

— Никто не знает, сударыня, — вежливо ответил управитель. — Их умели читать только волшебники.

Отец вернулся с охоты через два дня. В ворота влетела кавалькада всадников, и погруженный в сон замок наполнился собачьим лаем, конским ржанием, лихими возгласами.

Мать Ульганда умерла девять лет назад. Отец с тех пор безмятежно вдовел, повторно жениться не собирался. Унаследовав лен, пожалованный еще его прапрадеду, он с радостью забыл о жизни королевского рыцаря и день-деньской проводил в веселье. Либо охотился, либо гостил у кого-то из соседей, либо сам созывал их в гости. Его надел, не слишком богатый, приносил все же достаточно, чтоб не думать о хлебе насущном.

Сыну сэр Медох искренне обрадовался. Ульганд уже года три не заезжал в родовой замок, и сейчас пытался прикинуть, насколько с тех пор отец растолстел.

Кажется, набрал не меньше двух камней… или даже два камня и дюжину камешков…

— Ульганд!.. — от души хлопнул сына по спине старый рыцарь. — Сколько лет мы не виделись?!

— Около трех, батюшка, — скривился от боли Ульганд. Отцовская лапища угодила точно по заживающей ране.

— Ну и ну, около трех!.. — подивился сэр Медох. — А ты окреп, чадо!.. Возмужал!.. Только бледен что-то. И худоват. Я в твои годы пошире был.

Ирошка в этот раз обедала на кухне. Столовая, два дня пустовавшая, теперь оказалась битком набита рыцарями и их оруженосцами. Сэр Медох пригласил на пир девятерых соседей, в том числе своего сюзерена — барона Элькебруна. Приехавший в гости наследник оказался как нельзя кстати — Медох показывал его всем, хвастался героическими победами сына, требовал все новых рассказов о том, как тот служит королю.

— Так вы и в самом деле победили великанов Истерденга и Блакинбора? — подивился барон. — Я слышал о гибели этих чудовищ, сэр рыцарь. Это великий подвиг — в одиночку одолеть великана.

— Благодарю вас, ваше благородие, — поклонился Ульганд.

— Мой сын, впрочем, тоже славный рыцарь, — тут же добавил барон. — Не слышали о его подвигах? Сэр Альмар. Не так давно он пронзил железным трезубцем злокозненного чернокнижника. Тот был хоть и не великанского роста, но людей своими отравами погубил не меньше.

— Он отравлял колодцы, ваше благородие? Или родники?

— Нет, он обманно подсовывал отраву под видом лекарственных снадобий.

— Экий мерзавец! — бухнул кубком об стол Медох. — И что ж, насмерть травил?!

— Если бы. Хуже. Гораздо хуже. Люди от его снадобий даже как будто бы выздоравливали… но!.. — поднял палец Элькебрун. — Во внутренностях у них после того заводился некий червь, который выедал из этих несчастных всю доброту.

— Не понял, — нахмурился Медох. — Солитер, что ли?

— Да нет же! Солитер силы выедает, а этот — доброту. Эти демонские козни обнаружил мой личный духовник, благочинный отец Итрофокл. Но, к счастью, все прекратилось, когда чернокнижника вначале пронзили железом, а потом утопили и сожгли. Только всем пострадавшим пришлось еще выстоять очистительную службу и принести богам жертву золотом, но это была малая плата за спасение от демонских чар!

— Ох уж мне эти ведьмы, колдуны и чернокнижники! — снова бухнул кубком Медох. — Только им и потехи — вредить честному люду! Всех бы лично своими руками передушил!

— А я бы зарубил!..

— Повесил!..

— Вспорол брюхо, как свинье!..

Рыцари возмущенно орали, потрясая кубками, вилками и хлебными ломтями. А Ульганд сидел мрачнее тучи, опустив глаза и от души надеясь, что Ирошка этого не слышит. Она, конечно, не в столовой сейчас, но отцовский замок невелик, а голосят рыцари так, словно до богов докричаться пытаются.

— А вы, сэр Ульганд, не сталкивались ли с ведьмами или чародеями? — спросил барон, вгрызаясь в кусок оленины.

— Нет, — ответил рыцарь, пристально глядя на сюзерена отца. — Мне доводилось биться с великанами, ограми, вивернами, грифонами и упырями, но ни ведьм, ни иных кудесников я не встречал.

— Ваше счастье, сэр. Коварный это люд и злокозненный. Лично я предпочел бы столкнуться с драконом, чем с колдуном.

— Драконы вымерли.

— В Ларваторане — вымерли, — согласился барон. — Давным-давно. Но скажу вам по секрету, дорогой сэр. что за границей они кое-где еще поживают. Когда я совсем еще юным путешествовал на восток, к берегам Сумеречного озера…

И старый барон рассказал предлинную и презанимательную историю, которую мы тут приводить не будем, поскольку речь все-таки не о нем, а о сэре Ульганде и мэтресс Ирошке…

— Зря, кстати, — сказал Янгфанхофен. — Рассказ в рассказе — превосходный композиционный прием. Я бы с удовольствием послушал историю этого барона в рамках истории рыцаря.

— А потом еще и барон мог бы услышать какой-нибудь рассказ егеря или того же дракона, и тоже привести его здесь, — подхватил Бельзедор. — Таким образом один рассказ можно многократно зеркалить и растягивать до бесконечности.

— Да я не собираюсь растягивать этот рассказ до бесконечности, — ответил Дегатти. — К тому же историю барона я и сам не знаю. И дедушка, скорее всего, тоже не знал.

Когда барон закончил, другие рыцари тоже наперебой стали рассказывать байки. Сэр Угвор поведал о своей встрече с огром — большим любителем загадок и головоломок. Сэр Эстварк — о том, как посрамил гнусного бушука. Сэр Изельд — о своем трехлетнем морском путешествии, из которого вернулся в прошлом году.

— Мы обогнули Мирандию и острова Пяти Лун, после чего спустились к сказочной Боулкарии, — жестикулировал он, не замечая, что слушатели уже дремлют. — Там мы закупили изумительного жемчуга и взяли на борт пять живых тритонид, после чего вернулись на север, в сказочную империю Шевларов. После этого мы снова обогнули Мирандию, но теперь с запада, и посетили сказочный остров Великого Змея, где повстречались с нагами-змеелюдами. А если бы не струсили мореходы, наше путешествие продлилось бы и не три года, а все четыре, потому что мы с сэром Уставленом хотели отправиться еще дальше на запад и достичь сказочного острова древней волшбы, где, говорят, полным-полно еще сокровищ Старой Империи…

— Остров Мистерия? — нахмурился барон Элькебрун. — Правильно, что не поплыли. Это же настоящий рассадник чернокнижия! Не слышали разве?

— Слышали, слышали, — покивал сэр Изельд. — Потому и хотели. То-то славные были бы подвиги!..

— Подвиги… Не вернулись бы вы оттуда живыми, вот вам и все подвиги. Там, люди поговаривают… — понизил голос барон, — …целая община колдунов гнездо свила. Они там сами всем заправляют, по улицам свободно ходят, волшбу творят прямо на глазах у всех!

— А далеко ли до этого острова? — с деланным безразличием спросил Ульганд.

— Э… а… не знаю, — пожал плечами барон. — Мне оно не надо, я и море-то видел раз всего, когда… эх… а когда ж то было?..

Болтать рыцарям уже наскучило, они принялись петь песни. Хозяин замка кликнул шута, тот прибежал со своими крохотными собачками и стал показывать трюки, от которых из рыцарских носов брызгало вино.

А Ульганд незаметно испарился из-за стола. Он пил меньше остальных и все еще оставался в почти полной вменяемости. Известно же, что кроме семи рыцарских грехов есть и семь рыцарских добродетелей — доблесть, верность, учтивость, богобоязненность, справедливость, милосердие и сдержанность.

Последним, к сожалению, многие рыцари досадно пренебрегают. Да и другие добродетели, как часто видел Ульганд, постыдно попираются, в то время как грехи — принимаются радушно. На что уж он любил отца, но видя как тот, красный от вина, усаживает на колени кухарку и лезет лапищей ей за корсаж… Ульганд не брался даже сосчитать, сколько добродетелей сегодня попраны.

Он отправился в библиотеку. Ирошка была там — сидела тихонько в уголке, крутила один из кубов знаний. Она как-то сумела его расшевелить — зеленый кристалл мягко светился, из него выползали будто облачка, слышался чей-то шепот.

При виде рыцаря она едва не уронила куб и втянула голову в плечи. Но Ульганд не стал ее порицать за то, что колдует даже здесь, в его родовом замке. Он достал с верхней полки «Географию» мэтра Иллавердоса, эльфийского мудреца. Дедушка заплатил за этот список немалые деньги, но книга того стоила — здесь есть не только описание трех континентов и сотен островов, но и их карты.

Самую большую карту Ульганд и развернул. В детстве он любил ползать по ней, разглядывать очертания далеких земель. Вот на востоке длинная, похожая на клинок Звитания. На юге — древняя Мирандия с ее россыпью крохотных королевств и великих империй.

А на крайнем западе — острова, на которые Ульганд раньше не обращал внимания. Один большой, а вокруг — дюжина маленьких.

Мистерия. Страна, где свили гнездо чернокнижники.

Она очень далеко. На другом конце океана. Ульганд измерил запястьями и получил, что от Ларваторана до Мистерии тысяч двадцать вспашек. Сколько лун нужно, чтобы туда доплыть?

Но ведь люди плавают. Слухи расходятся. Добираются туда купцы… хотя эти куда угодно доберутся, если прибыток будет.

И там ведьм не преследуют.

Об этом, запинаясь и захлебываясь словами, Ульганд и рассказал Ирошке. Та недоверчиво прищурилась, расспросила насчет подробностей. Потом вздохнула, опустила голову и сказала, что ей-то что до того чудо-острова? Ей в такую даль ни в жизнь не добраться. Задаром никто не повезет, а на своих крыльях она океан не перелетит…

— Я поеду с тобой! — решительно заявил Ульганд.

— Ты?.. — изумилась Ирошка.

— Да!.. если… если ты не возражаешь, конечно…

Рыцарь положил руку на ладонь ведьмы. Их взгляды встретились. И глядя в глаза Ульганда, Ирошка прошептала:

— С тобой — куда угодно…

Наутро, когда похмельные рыцари седлали коней, Ульганд недолго пообщался с сэром Изельдом. Тот единственный здесь совершил долгое морское путешествие, видел далекие острова. Узнав, что Ульганд тоже не прочь отправиться за горизонт, Изельд долго чесал в затылке, а потом стал его отговаривать.

— Оставьте эти мысли, юноша, — снисходительно поучал он с высоты своих тридцати шести лет. — Это из окна родного замка заморские страны кажутся дивными, закутанными в цветной туман. Поверьте, нет там ничего такого, чего вы не увидели бы здесь, в нашем славном королевстве. Такие же люди. Иногда эльфы. Ну наги еще, тритоны…

— И все же я хотел бы…

— А морское плавание — это, я вам скажу, совсем не то, чем оно кажется с берега. Вы думаете, что будете стоять на носу летящей вперед каравеллы, и дельфины будут играть в волнах, а небо всегда останется безоблачным. Это не так. Смотреть на море вам наскучит в первый же день. Оно все время одинаковое. Плавание от земли до земли длится по несколько дней. Самые долгие переходы занимают целую луну, а то и еще больше. Все это время придется ютиться в крошечной каморке, а то и трюмном гамаке. Без женщин. Без хорошего вина. На сухарях и солонине. Молитесь, чтобы в пути не кончилась вода или не случилась цинга. Когда начнется шторм — а он начнется! — все забудут, что вы опоясанный рыцарь, и погонят вас на мачты или к помпам.

— Но вы провели в море три года.

— Два из них — на суше. В Боулкарии было неплохо, согласен, — признал сэр Изельд. — Там всегда тепло, вино дешево, а женщины прилежны. Но я больше не вступлю на борт корабля, хоть вы меня озолотите.

— И все-таки…

— Дело ваше, конечно, хотя я оказываю дурную услугу вашему несчастному отцу. Хотите за море — отправляйтесь на запад, в город Голеврек. Оттуда отходят корабли на Белые острова.

— Я не хочу на Белые острова, — нахмурился Ульганд.

— Корабли на Великий Змей и Олькатер оттуда тоже отходят, только реже. А если подождете луну-другую — сможете добраться до Мирандии и даже Боулкарии. Крепкие мужчины, владеющие мечом, там всегда в цене, вас охотно возьмут с собой. Сможете даже денег заработать, если прихватите что-то на продажу.

О том, ходят ли из Голеврека корабли не на юг и юго-запад, а прямо на запад, в Мистерию, Ульганд спрашивать не стал. Слишком подозрителен был бы такой вопрос.

Две луны они с Ирошкой провели в родовом имении. Ульганд залечивал раны, восстанавливал силы. Но по мере того, как заканчивалась осень и приближалась зима, отец все меньше радовался загостившемуся наследнику. Он уже не так часто ездил к соседям и на охоту, больше сидел дома и уже не раз заводил разговор о том, насколько почетна служба королевского рыцаря. Ирошке становилось все труднее не показываться хозяину замка на глаза.

И когда с севера задули холодные ветры, они отправились на запад. Отец как раз отбыл погостить к кому-то из друзей в Озерной марке, и Ульганд решил, что незачем тяготить его долгими проводами. Уверенный, что батюшка не будет против, он приказал седлать двух коней и как следует набить чересседельные сумки.

Путь предстоял неблизкий.

Отец так и не узнал, кто такая Ирошка. Ульганд ему ее даже не представил. Замковый управитель считал девушку спасенной от великана крестьянкой, которую Ульганд обещал возвратить в родную деревню.

— Зачем ты украла эти кубики? — спросил Ульганд, заметив, что крутит в руках Ирошка.

— Я не крала, — возразила ведьма. — Твой отец мне их подарил.

— Что?! — изумился Ульганд. — Ты с ним говорила?!

— Один раз. Я была в библиотеке, когда он зачем-то туда зашел. Я притворилась, что вытираю пыль, и он принял меня за поломойку.

— И отдал тебе кубы знаний?.. — усомнился рыцарь.

— Я спросила, что это за цветные стеклышки. Твой отец сделал умное лицо и сказал, что это женские амулеты, чтобы легче рожать.

— Да?.. — немного расстроился за батюшку Ульганд.

— Представь себе. И он их мне подарил.

— Ты их выпросила?..

— Он их мне подарил, — настойчиво повторила Ирошка. — Все равно они пылились там без дела.

Ульганд вздохнул. Что ж, отрадно хотя бы знать, что греху алчности его отец не подвержен.

Конец ознакомительного фрагмента.