Конец сказки

Александр Рудазов, 2019

Вслед за осенью и зимой на Русь пришла весна. Зачернели на полях проталины, вернулись с полудня перелетные птицы, проклюнулись почки на деревьях. Воротились домой и княжич Иван с Яромиром Серым Волком. Да не одни воротились, а с великой добычей – каменным яйцом, что смерть самого царя Кащея сберегает. Надежно очень сберегает, правда. Никак не разбить яйцо, не расколоть. Что есть оно, что нет вовсе. Быть может, в Кащеевом Царстве ответ скрывается – туда теперь путь друзей лежит, на восход, в черные леса и болота. Только и Кащей Бессмертный сиднем не сидит. Собравши войско несметное, силу громадную, идет он великой войной на закат, идет предать пожарам села и нивы. Погибель идет с восхода, горе для русского народа, для всего человечества. Близится смерть всего живого, и заканчивается добрая сказка. Хек. Хек. Хек.

Глава 8

Спать-то никто не лег, конечно. Обеденное еще только время. Разошлись все по делам повседневным. Князь во двор вышел, судить и рядить по справедливости. Воевода в гридницу отправился, детских да отроков гонять. Баба-яга в избушку свою вернулась, отвары варить да снедь гонцам в дорогу собирать. Илья Муромец с Иваном-Дураком в корчму двинулись, да на торги еще потом.

А вот Яромир с Бречиславом вышли из кремля, свернули за угол и зашагали по пустынной улочке. Там их уже поджидал меньшой самобрат — Финист Ясный Сокол.

— Ну что, проследил за ним? — спросил Бречислав.

— Сверху приглядывал, — ответил фалколак. — Только заприметил он меня, видимо. Под крышей схоронился, вон в той хибаре. Я уж ждал его, ждал — не выходит. Обернулся, внутрь вошел — а его там нету уже. В подполе лаз оказался, он огородами скрылся.

— Ну, значит, мой черед, — молвил Яромир. — Ты, братка, тогда дальше приглядывай, чтоб нас не заметили. А мы уж по следу пойдем.

Финист кивнул, ударился оземь и вспорхнул небывало крупным соколом. Поднявшись в воздух — повис там, точно к небу прибитый.

А Бречислав и Яромир вошли в хибару, оказавшуюся пустой и очень грязной. Там и верно нашелся лаз, который вывел аж на соседнюю улицу, почти к самой крепостной стене.

Здесь Яромир кувыркнулся через голову, становясь волком, принюхался к утоптанному снегу и засеменил на восход. За ним поспешал Бречислав.

Запах, что искал Яромир, был хорошо ему знаком. Лучше любого другого. И привел он к небольшой избе на отшибе — с темными окнами, запертой изнутри дверью.

Она недолго оставалась запертой. Бречислав обернулся вокруг себя на одной пятке, стал полным тавролаком и саданул рогатой башкой. В проход громадный человек-бык протиснуться не мог, поэтому вернулся в прежний вид.

Тут же рядом приземлился и Финист. Братья-оборотни кивнули друг другу и шагнули в сени. Там громоздилась всякая рухлядь — старые вожжи, тележные колеса, рваные валенки. Было темно и пыльно.

Так же оказалось и в избе. Печь не топилась, холод стоял почти тот же, что и снаружи. На полках выстроились ряды кувшинов и жбанов, в сундуках лежала ветхая одежда. На столе — одинокая миска с водой.

Бречислав заглянул туда и отпрянул. Вода дрожала, словно рядом кто-то топал, и отражался в ней хоть и потолок, но явно не этой избы.

— Не смотрите в миску, — одними губами произнес боярин. — Чуешь что, Яромир?

Волколак принюхивался. Он слышал искомый запах, но не мог понять, откуда. Тот струился по избе, доносился не то из какого сундука, не то из печи, не то…

— А нет ли здесь подклети? — спросил Яромир.

Подклеть нашлась. Лаз был почти не виден, сливался с половицами. Бречислав сунул пальцы в едва заметные пазы, понатужился и вырвал крышку с мясом. Та была заперта изнутри.

Бречислав, Яромир и Финист по очереди спрыгнули вниз и оказались в просторном, освещенном дюжиной свечей погребе. Тут было чисто, прибрано, на столе стояли плошки и чарки.

А к стене прижимался перепуганный человек в черной манатье. Княжеский лекарь, лучший рудомет Тиборска.

Именно руда и была во всех плошках и чарках. Кровь человеческая. Князей, бояр, воевод — всех, кого этот лекарь пользовал.

И наособицу — кровь оборотня. Яромира Серого Волка.

Это на ее запах он сюда шел.

— Ну здравствуй, друже, — подошел к хозяину избы Бречислав. — Недурную ты коллекцию собрал. Но моей-то нет у тебя?

— Нету, — скрипнул зубами лекарь. — Сам знаешь. Ты потому и отказывался всегда, боярин? Знал, верно?

— Не знал, — ответил Бречислав. — Кабы знал — давно б уже тебя под микитки взял. Просто меня еще батюшка учил, что коли кто тебе кровь пустить хочет — такого человека стерегись. Добра тебе он точно не желает.

— Мне сии телесные жидкости для изучения потребны! — сделал тщетную попытку лекарь. — По цвету их, по запаху, по вкусу я болезни определяю и методы лечения!

— Ты перед нами-то не распинайся, — хмыкнул Яромир. — Мы ж поняли уже все, кто ты есть. Ты это дело князю затирать будешь — может, и поверит.

Лекарь нахохлился и замолк. И то, братья Волховичи отнюдь не глупы, колдовской скарб сразу распознали. У обычных рудометов не висят на стенах волосяные наузы, не плещется в бадье вода, которой умершего обмывали, не лежит в черном круге куколка с иголками во лбу и чреве.

Финист поднял эту куколку и аж присвистнул. Была та проста, бесхитростна, но имела явное сходство с князем Глебом.

— То-то светлый князь в последнее время животом мается и на головную боль жалуется, — молвил фалколак. — Порчу наводишь, вымесок?

— А ты меня не виновать, рыло скобленое! — зашипел лекарь. — Бога славь, что я с вами, полулюдьми, разобраться не успел! А то бы ходили вы у меня до ветру через каждый час, да кишки собственные через пасть выблевывали!

— Ну, то еще не смертельно, — рассудительно сказал Яромир, выплескивая из кувшинца свою кровь. — Колдун ты, я погляжу, слабехонький, раз на большее не способен.

— Но ответ перед князем держать все едино будешь, — добавил Бречислав, изучая плошки. — Тем более, что тут и его «телесные жидкости» присутствуют. Чаю, не обрадуется он такой новости. Все свои хождения до ветру тебе припомнит.

— Иголки-то из его куколки извлеки, братка, — сказал Яромир Финисту. — И глянь там в углу — нет ли еще чьих образов?

Нашлись и другие. Все те же бояре, воеводы. Архиерей был. Волхв Всегнев. Илья Муромец. Все три Волховича. И даже иноземные князья, начиная с Всеволода Большое Гнездо.

Его крови, правда, в плошках не обнаружилось. Не успел, видать, ее лекарь заполучить, руки коротки оказались. Про запас куколку сделал, на будущее.

— А Ивана нет, — заметил Яромир. — И кровь ты у него брать не стал. Что так?

— Да от Ваньки-то Дурака легко избавиться, — ответил лекарь. — Да и вреда от него нет. А вот вы у бессмертного царя уже в печенках сидите, перевертыши. После Глебки-князя вы у меня первые были на очереди.

— Ну прости тогда, что слишком рано пришли, — осклабился Финист. — Обидно тебе, наверное?

— Да черт бы с вами, — равнодушно откликнулся лекарь. — Все едино бессмертный царь от вас места мокрого не оставит. Трепыхайтесь, пока можете.

— Ты почто вообще Кащею-то служишь, голова ученая? — спросил Бречислав. — Ты же не лембой. Не нелюдь. За злато продался?

— Злато мне ваше даром не нужно, — ответил лекарь. — По зову сердца я ему служу. Прав Кащей.

— Прав?.. — вскинул брови Финист. — А тебе ведомо вообще, что он людей замыслил извести? Всех до единого.

— А вот вовсе и не всех до единого. Своих подданных Кащей пальцем не тронет — хоть людь ты будь, хоть нелюдь. Кто ему присягнул — тот жив будет и богат.

— Ну-ну, — изогнул уголки рта Бречислав. — Свежо предание, да верится с трудом.

— Зря тебе не верится-то, перевертыш. Коли б у вас ума хватило, то и вы бы давно Кащею присягнули, да и жили бы себе спокойно. И все родные ваши, все друзья. Коли и они тоже присягнули бы, конечно.

— Погоди, — поднял руку Яромир. — А если — ну вот представим такое на минуту — все люди на свете Кащею присягнут. Тогда что?

— Ну… тогда… тогда, наверное, Кащей никого и не тронет, — с легким сомнением ответил лекарь.

— Э-э, да ему, выходит, просто власть нужна, — усмехнулся волколак. — Жадный он просто. Любит, чтоб кланялись ему. А разговоров-то было, разговоров…

— Да не ради власти! — возмутился лекарь. — Не ради власти! Вот вы, перевертыши, гнусные все-таки твари! Все наизнанку вывернули!

— Это да, мы такие, — согласился Бречислав. — Все наизнанку выворачиваем, на то и перевертыши. Добро у нас в зло превращается, а зло — в добро.

— Тебя мы тоже наизнанку вывернем, — пообещал Яромир. — Берите его под локотки, самобратья.

Сопротивляться лекарь даже не пытался. Пожилой, хилый телом, да супротив трех оборотней? Любой из них и в одиночку бы его скрутил.

Вытащили Яромир с Финистом старика наверх, поволокли. Бречислав позади нес куклу князя, наузы, скляницы с кровью и прочее добро. Прихватил и всякого из запасов его травных — ромашки толченой, душицы, зверобоя, молочай-травы.

Запаслив был боярин, любую дрянь в дело пускал.

Перед всеми лекаря срамить не стали. Дождались, покуда князь закончит ежедневный правеж, тогда уж и перетолковали с глазу на глаз. И надо было видеть, как менялось лицо Глеба по мере того, как он слушал. Возмущенный поначалу и разъяренный даже тем, что боярин с братьями самовольно схватили его личного лекаря, он то краснел, то бледнел, то раскрывал рот в немом ужасе.

А уж когда ему показали сделанную по его подобию куклу с дырками от игл…

— В острог!.. — только и выговорил князь. — В острог его!..

Дар речи вернулся к нему только когда лекаря уже увели. Вот тогда-то князь затопал, стиснул кулаки, да гневно возопил:

— Ах ты ж облуд суемудрый! Вот ты мне как отплатил?! Как сыр ведь у меня в масле катался, а!..

Разозлившийся князь стал размышлять, как ему этак удавить лекаря, чтобы тот подольше мучился, но государственные думы прервал гонец. Весь в мыле, он с порога закричал, что город в осаде, да не людьми, а зверем лесным!..

— Иди ты, — недоверчиво сказал Глеб, натягивая шапку.

Не соврал гонец. Покуда князь с дружинными скакали по торгу, навстречу бежали все новые люди. А подлетев к воротам, Глеб нашел их запертыми. Гридни, отроки и детские стояли на вежах с луками да самострелами.

Поднялся туда и сам князь. Поспешно вскарабкался по лестнице, глянул вниз — и ахнул.

Волки. Сотни волков бродили вокруг посада, скреблись в избы смердов. То тут, то там виднелись трупы — и клыкастые пасти покрылись кровью. На тех, кто отбивался, набрасывались по двое и по трое, рвали глотки.

Князь и присные смотрели на это с оторопью. Всякого они ждали, ко всему были готовы, но такого не предвидели.

С людьми воевать — оно привычно. А вот со зверьем лесным… нет, ну тоже привычно, конечно. Князь Глеб на охоту хоть и не каждый день, но ездил.

Но чтоб лесное зверье само из леса к людям вышло, да такой толпой, да словно войско организованное…

— Полисун, — чуть слышно произнес Яромир на ухо Бречиславу.

— Без него не обошлось, — согласился старший брат.

И то. Как еще это можно объяснить? Кровавая плеть Волчьего Пастыря — единственное, что может вот так управлять волками. Похоже, из всех леших он проснулся самым первым и теперь гонит на прокорм целые стаи. А те оголодали за лютую зиму, так что повинуются охотно.

— Что делать будем, княже? — пробасил Самсон. — Охоту устроим?

— Придется, — угрюмо ответил Глеб. — Седлай коней, воевода, бери собак, созывай дружину. Илью Иваныча кликни, да этих, новгородских гостей… Бову с Васькой. Башкир с поляницами дожидать не станем, а то зверье мне всех данников поест.

Сборы подзатянулись. Все-таки одно дело — просто волчья охота, забава молодецкая, и совсем другое — вот это все. Эти серые, сразу видно, улепетывать от стрел не станут, гиков и улюлюканья не испугаются.

Да и много их очень. Небывало много.

Но когда ворота наконец распахнулись, когда выехал наружу строй княжьей дружины, волки просто… отступили. Повернули головы, как по приказу, посмотрели на людей внимательно — и затрусили обратно в лес. Не стали и пытаться нападать, отказались бросаться на щиты и копья.

Какое-то время их преследовали. Потом, убив всего пятерых или шестерых — предоставили себе, вернулись в детинец.

И волки тут же начали возвращаться.

Так и шло до темноты. Волки приходили и уходили, играли в догонялки с конными витязями, грызлись с собачьими сворами. Охотничьих псов в Тиборске было куда меньше, чем явившихся серых, да и действовали звери Полисуна слаженнее.

Под приглядом гридней всех смердов, холопов и житьих людей укрыли за стенами. Князь запретил быть снаружи, покуда волки так себя ведут.

К ночи ничего не окончилось. Разве что вылазки стало делать невозможно — какая охота в темноте? Волки и так растерзали несколько дружинных и бессчетно мирного люду. Столпившиеся на улицах выли и кричали, женщины и дети плакали навзрыд.

— За грехи это нам, братия и сестрия!.. — верещала юродивая бабка. — Покаемся миром, да спадет наваждение бесовское!!!

Каялись. Молились. Крестный ход даже затеяли. Наваждение не спадало. Волки продолжали держать Тиборск в кольце. И число их только росло — с каждым часом подходили все новые, из отдаленных лесов.

— Что делать будем, святые отцы? — хмуро спросил Глеб у волхва и архиерея. — Тут что-то по вашей части, по божественной. Можете пособить?

— Не морок это, к сожалению, — ответил старик Всегнев. — Морок развеять — дело нехитрое. И не сила нечистая — с ней бы я уж управился, испепелил бы Кривды силу. Нет, обычные то волки, только влесовым духом охваченные. Велес гневается, княже. Недоволен, что богов старых отринули. Надо жертву ему принести, хоть и претит мне скотьему богу кланяться.

— Велес, старые боги, жертвы… — покривился отец Онуфрий. — Чушь свинячья. Не божьи эти волки, а прелестные. Сатаной посланы, Кащейкой, прислужником евонным. Поблазнить, прельстить племя православное, из города повыгнать страхом звериным. Не обращать на них внимания — сами и сгинут, уйдут посрамленными.

— Нет! — вскинулся Всегнев. — Велес то! Жертв требует!

— Сатана! — приблизился к нему лицом Онуфрий. — Блазнит и прельщает!

— Да что бы ты понимал, суемудр!

— Сам дурак!

Князь с воеводой стояли и устало слушали, как препираются волхв с архиереем. Перебранка становилась все громче и грозила в очередной раз выплеснуться дракой.

Слушали это и стоящие поодаль братья-оборотни. Они имели собственное мнение насчет происходящего, но высказывать его не спешили.

— Незачем лишний раз людей против леших настраивать, — негромко произнес Бречислав.

— Незачем, — согласился Финист. — Еще этой вражды нам сейчас недоставало.

— Но разобраться с ней надобно, — добавил Яромир. — Солнышко уж закатилось — пошли, братва, перетолкуем с Полисуном по душам. Он, чаю, тут недалече.