Два Дневника – Два Лейтенанта

Александр Рубченко

В основе документальной повести – дневник ст. лейтенанта, дошедшего до Берлина, и дневник молодого лейтенанта Морской Авиации, стоявшего у истоков создания РВСН на Балтике, в самой западной области России. Великая Отечественная война глазами пятилетнего мальчугана с берегов Донца и, как создавался надежный щит Родины после войны.

Глава 2

Машина прогромыхала по бревенчатому настилу моста через широкую, но очень мелкую речку. Вода в ней переливалась разноцветными струями на перекатах, искрясь в лучах лунного света. Лейтенант Соловьев задумался о своем и непринужденный разговор прервался. Он не спешил его возобновить, вернувшись в свои воспоминания.

За поворотом высоких елей показались шлагбаум с большими знаками «Стоп» и «Въезд запрещен». Алексей сразу понял, что это КПП воинской части.

Штанько лихо подрулил к КПП и, открыв ветровое стекло боковой дверцы кабины, крикнул:

— Курбаши, а ну прыймай гостя.

Из палатки, стоявшей рядом со шлагбаумом, вышел помятый солдат и что-то бубня, направился к машине. Штанько продолжал его донимать.

— Мухтарка, ты раскаж, як ты умудряешься по 30 часив в сутки спать? — продолжал подтрунивать Штанько и заливался звонким смехом.-Ты ж так всэ на свити проспышь. Твоя Ханума узнае про цэ, вона тэбэ ж в твий кышлак нэ пустэ.

— Ыч, зачем так скажешь, Серый Штан, хахоль ти, больташь тут… знаешь сам чиво.

— Ридавой Курьбанов, дижурьный по КиПеПе, — доложил боец и небрежно приложил руку к головному убору.

— Лейтенант Соловьев, — сквозь зычный смех Штанько, произнес Алексей.

— Замолчи ты, Штанько, — оборвал его сержант.

— Обижают Вас здесь, товарищ Курбанов?

— Не-эт, товарищ лейтенант, не обижат. Эт вот Серый Штан, он хахоль проста…

Ефрейтор Штанько от своих шуток, даже повизгивал.

— Так что, рядовой Курбанов, выходит, украинцы Вас обижают?

— Нэт, товарыш лэйтенант. Никто ны выходит. А украинци эта ничего, а вот хахли, эте.…Ух! — и он замахнулся на Штанько.

Тот опять залился смехом, от которого даже прослезился.

— Курбаши, ты не обижайся, яж шуткую. Ты як сминышься, так прыходь вечером до мэнэ в палатку. Я посылку получив с дому, посыдымо, покалякаем.

Алексей достал документы и передал их дежурному по КПП. Тот, с важным видом посмотрел их и пошел в палатку докладывать. Сквозь гул мотора и шум стройных вековых елей слышно было, как Курбанов куда то звонил, кому-то докладывал. Наконец, выйдя из палатки, поднял шлагбаум и сквозь улыбку ровной белизны зубов уже весело произнес:

— Проезжай, Серый Штан, — так в шутку он называл Штанько, с которым подружился уже давно, — шайтан тэбя брал.

Перед лейтенантом Соловьевым за густым лесом и зарослями орешника открылась небольшая поляна, окруженная стройными соснами. На ней выстроились ровными рядами палатки. Машина остановилась.

— Вот и приехали, товарищ лейтенант, — произнес сержант, и быстро снял чемодан Алексея. Поставив перед ним, добавил:

— С приездом вас, товарищ лейтенант! Хорошей вам службы. Разрешите идти?!

— Спасибо. Ид-дите, — почти заикаясь, произнес Соловьев, не ожидая увидеть такую картину.

Еще бы! Он всю дорогу представлял громаду из бетона и стекла, грозную технику, такую мощь, которая, как минимум, вкладывалась в емкий лозунг «Надежный щит Родины!».

Вместо этого — целый ряд простых армейских палаток. Между ними дорожки, посыпанные битой черепицей и песком.

Где-то совсем рядом, по сосне, звонко стучал дятел. Казалось, он специально так залихватски постукивал, будто хотел вогнать в сознание Соловьева все многозвучие лесной жизни. Навстречу ему в полевой форме с повязкой на руке шел офицер.

— Лейтенант Белоухов, дежурный по гарнизону. С прибытием вас, — представился офицер, пожав руку Алексею, и добавил, — Николай.

— Алексей, — ответил Соловьев.

— Ну что, пошли. Вот наше хозяйство. Правда, это не все. Это только жилая зона, — как бы оправдываясь, говорил Белоухов, отчего Алексей радостно улыбнулся и с надеждой ответил:

— А, я думал это все…

— Да нет, — ответил Николай и, как будто они уже давно знакомы, перейдя на «Ты», спросил:

— Ты где собираешься жить?

— Да не знаю, где определят.

— Тогда идем к нам, — Белоухов свернул к крайней палатке.

— У нас есть свободное место. Правда, мы только оборудуем, сами только два дня назад как приехали. Еще не успели как следует обосноваться.

Вошли в палатку. На центральном штоке палатки аккуратно висел большой портрет лукаво улыбающейся девушки с красивыми волосами, и эта улыбка как бы говорила: «Ну что, приехал?». Николай, заметив, что Алексей залюбовался портретом, поставил его чемодан и пояснил:

— Это нашего Женьки Кухаля. Она с ним в поезде до Харькова ехала. Учится на химика. Была с ним вместе в отпуске, в горах. Веселая девчонка. На гитаре бацает здорово.

Здесь Алексей увидел гитару, лежавшую в углу палатки.

— Вот твоя койка. Нас здесь пока трое будет. Женька вечером приедет. За кирпичом уехал. Мы начали строить караульное помещение и столовую.

— Разрешите!? — в палатку протиснулся светловолосый, худощавый солдатик с повязкой «Посыльный» на рукаве. — Разрешите обратиться!? Дежурного по гарнизону вызывает к себе командир.

— Ну ладно, ты здесь располагайся, а я побегу. — на ходу бросил Белоухов.

Николай быстро вышел. Глухие шаги по песчаной дорожке удалялись от палатки.

Алексей присел на матрац койки. На самом деле это была не койка, а ооруженный из толстых досок топчан. Пахло хвоей и сыростью. Какое же сегодня число? Оторопевший от свалившихся впечатлений, Соловьев попытался сориентироваться во времени и пространстве. Вот уже и осень, сентябрь. Нужно будет Иришке написать письмо.

Соловьев вдруг почувствовал навалившуюся усталость от дороги. Хотелось умыться или принять душ. Но где? Где здесь может быть душ? Сержант был прав. Глу-хо-мань! Ну. не киснуть! Унывать никак нельзя! Сам же ведь напросился. Его мысли прервал Николай.

— Давай живо к командиру. Он тебя ждет.