Свадьбы и карты

Александр Петрович Пальчун

Два ловких, не лишенных юмора авантюриста спасаются от преследований. Они ведут кочевую, полную приключений и опасностей, жизнь. За ними охотятся влюбленные женщины, правоохранители и местная мафия. Выручает их только невиданная изворотливость.

© Александр Петрович Пальчун, 2023

ISBN 978-5-0059-6518-9

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Знакомство с Филюком

Иван Петрович Густолес, ветеран бесчисленных сражений за карточным столом, сидел у окна в своем загородном доме. Он постучал трубкой о подоконник, прочистил ее разогнутой скрепкой и сказал со знанием дела:

— Нет, не всех, не всех Господь наделяет талантом. Мошенником надо родиться. Вот послушайте, при каких обстоятельствах я познакомился со своим напарником Вениамином Филюком. Это был настоящий артист!

В то анафемски жаркое лето занесло меня в пыльную Астрахань. Духотища неимоверная. А на мне шевиотовый костюмчик, в котором я парился, не хуже грешника на сковородке. Голова не соображала, а в теле такая расслабленность, что попадись на дороге червонец, и то бы не наклонился. А чтобы провернуть какое-то дельце — и думать не хотелось.

Спрятался я от астраханского зноя в летнем кафе. Заведение деревянное, архитектура продувная — окна настежь, а сверху какая-никакая, а все-таки крыша — хоть макушку не печет. Взял я на раздаче салатик, бутылочку пива и гуляш из барашка. Присел за перегородкой у открытого окошка — вроде как в отдельном номере. Поковырялся в салатике, отведал баранины и сразу понял, что барашек этот при жизни был еще той скотиной. Вероятно, в последний момент догадался, куда его волокут, и сознательно подпустил своей подлой желчи — мясное горчило и отдавало валерьянкой. Остальное терпимо — над головой растворенное окно, оттуда веет нечто вроде сквознячка, и пиво почти холодное.

И тут у моего стола с подносом в руках остановился оборванец лет сорока. Вежливо обратился: можно ли присесть?

— Ради бога, садись, места хватает.

Стол был достаточно просторным, а у бродяги всего одна тарелка с макаронами, сарделька и два кусочка хлеба.

Незнакомец присел напротив и набросился на сардельку, словно три дня ничего не ел.

Я, как человек наблюдательный, сразу угадал всю его биографию, словно в книжке прочитал. Нищета — еще тот косметолог. Она хорошо поработала над его внешностью. Две большие залысины, лицо загорелое — даже багровое — побывало в нескольких авариях. На одной из бровей заметный шрам, а под глазом еще не сошедшая отметина чьего-то кулака. Руки заметно подрагивают, а это о многом говорит. Тужурка на нем выцветшая, из породы долгожителей.

Незнакомец молниеносно справился с сарделькой и хлебом, покосился на мой гуляш и, перед тем как прикончить макароны, отправился за дополнительных хлебом — благо он на раздаче лежал отдельно, и брать его можно сколько угодно.

Я посмотрел на его стоптанные кроссовки и получил о незнакомце полное и окончательное представление. Это один из тех бедолаг, которые топают по жизни единственно уготованной им дорогой — где родился, там и пригодился. Колея так колея, болото, так болото. Ни ума, ни фантазии свернуть с выпавшего пути, оглядеться по сторонам, подыскать себе более удобную тропинку. Опять же — дрожание рук. Сколько надо выпить, чтобы приобрести такую вибрацию?

Незнакомец вернулся с тремя кусками хлеба в руках и неожиданно завопил на все кафе:

— А ну, кыш, проклятая!

Я уставился на него, ничего не понимая. А он продолжил:

— Пожрать не дадут! Развели курятник! Официант!

На его крик в замасленном переднике прибежал испуганный сотрудник заведения.

— Извините… в чем дело?

— А в том, что у вас птицы по залу летают! Утащили сардельку!

— Какие птицы?

— Голубь! Какие же! Схватил и вылетел в окно. Вот товарищ видел, — оборванец указал на меня.

Официант повернулся в мою сторону.

Я по достоинству оценил спектакль, устроенный бродягой в надежде бесплатно получить дополнительную сардельку.

— Да, — подтвердил я. — Схватил, подлец, и улетел.

— Куда улетел? — спросил официант.

— В окно, куда же еще.

— В какое окно?

— Вот в это, — я указал в ослепительно белый небесный квадрат над моей головой, откуда веяло сквознячком.

— А вы не ошибаетесь?

— По поводу чего?

— Насчет голубя.

— Что я, по-вашему голубя от попугая не отличу?

— А если это была чайка? — не унимался официант.

Я не стал спорить:

— Хорошо. Ежели вы привыкли, что обеды в вашей забегаловке таскают чайки — я не возражаю. Пусть будет чайка.

— Вот что, дорогой товарищ, — лицо официанта сделалось строгим. — Посмотрите в окно и убедитесь, что там установлена сетка, в которую и комар не проскочит!

Я повернул голову и обомлел. Действительно, распахнутое окно было забрано мелкой сеткой, невидимой на фоне яркого неба.

— Значит, это он съел мой обед, — сказал бродяга и указал в мою сторону.

— Я?!

— А кто же, если птица сюда не залетит? А если залетела, то где она? Испарилась?

— На птицу хотел свернуть, — заметил официант. — А с виду вроде приличный.

Официант обернулся к бродяге.

— И как вы думаете с ним поступить?

Вместо бродяги ответил я:

— Я заплачу за съеденную сардельку и закажу ему еще десять!

— Дело не в сардельках, — ответил бродяга. — Твои сардельки у меня поперек горла станут. Сегодня ты обожрал меня, завтра еще кого-то ограбишь. Надо вызывать полицию.

— Полицию так полицию, — согласился официант. — Вы пострадавший, вам и решать.

Дело принимало нежелательный оборот. Не хватало еще оказаться в участке, где примутся устанавливать мою личность, снимать отпечатки пальцев и обвинят в воровстве сардельки. Более унизительную ситуацию трудно представить! Я — знаменитый игрок, можно сказать, виртуоз карточной колоды, скатился до того, что стащил обед у голодного оборванца.

— Мужики, — сказал я, — давайте поступим иначе. Да, я виноват. Черт меня дернул! Сам не знаю, как получилось. Помутнение разума. Клептомания. Взял и зачем-то сожрал чужую сардельку. Меня не в полицию, а в больницу надо, где я состою на учете. Но и туда мне не хочется. Я готов заплатить…

— Сколько? — по-деловому спросил оборванец, утратив свой недавний гнев.

— У меня сто долларов…

— Мало. Давай двести.

— Извините. Я бы и рад, но это все что у меня есть, — соврал я, не моргнув глазом. На самом деле в моем кармане лежало две тысячи долларов. Но отдавать двести баксов за несъеденную сардельку не хотелось.

Официант вопросительно повернулся к «пострадавшему». Бродяга наморщил лоб, а потом великодушно махнул рукой:

— Так и быть. Где мое не пропадало.

Я достал сотенную, лежащую в отдельном кармане, ибо я с детства не привык демонстрировать лопатник посторонним. Бродяга взял купюру, небрежно засунул ее в задний карман, словно мелкую сдачу, и распорядился официанту:

— Ростбиф, бутылку вина и кофе.

Вскоре он с невозмутимым видом принялся уплетать принесенное.

— Выпьешь? — спросил он, кивнул не бутылку.

— Спасибо, воздержусь.

Я все еще негодовал по поводу того, как этот мерзавец развел меня на сто баксов.

— Когда охотишься за сардельками, — сказал я, — сначала изучи обстановку и убедись, что на окнах установлены сетки.

— Я и так знаю.

— Что знаешь?

— Что они там стоят.

— Ты хочешь сказать… что знал… видел сетку?!

— Не близорукий.

— Погоди! Но ты орал на весь зал, что тебя птицы ограбили.

— Мало ли что я орал. Главное, что ты подыгрывал мне. А добрые дела, земляк, всегда должны наказываться.

Оборванец допил вино, вынул из кармана на удивление чистый носовой платок и, нисколько не стесняясь меня, вытер бровь и щеку под глазом. Его шрам и синяк бесследно исчезли. Надо ли говорить, что я еще раз был потрясен артистизмом, с которым этот прохвост развел меня на деньги. Когда я пришел в себя, то спросил:

— И давно ты практикуешь «ресторанный бизнес»?

— Нет, не очень.

— Это никуда не годиться — можешь нарваться на неприятности. Не все так охотно расстаются с деньгами.

— Согласен, не все. Но в тебе я не сомневался. Ты не захочешь оказаться в участке из-за ворованной сардельки.

— Берегу свою честь?

— И не только… — как-то неопределенно ответил жулик, лицо которого к этому времени сделалось почти интеллигентным. Дрожь в его руках исчезла, и вовсе не от выпитого вина. Только теперь я догадался, что алкогольная вибрация тоже была спектаклем.

Честно признаюсь, в тот момент я зауважал собеседника и обратился к нему с деловым предложением. Но сначала представился:

— Зовут меня Иван Густолес.

— Вениамин Филюк, — ответил мошенник.

— Очень приятно. Вениамин, я давно подыскиваю себе напарника. Чем занимаюсь, объясню позже. Но мое дело намного прибыльней твоего. Ответь мне сразу, согласен или нет?

— Сразу ответить не могу, мне надо посоветоваться с товарищем.

— С каким товарищем?

— С Прохазкиным, — уловив мой недоуменный взгляд, он добавил, — ты его видел. Который изображал официанта.

— Что?! Он… не официант?

— Какой официант! Здесь самообслуживание, а не ресторан.

— Так вы… вы вместе?..

— Странный вы народ, — благодушно ответил собеседник. — Полные карманы денег, а в этой жизни ничего не понимаете.

Я вновь восхитился, узнав, что меня разводили вдвоем. Но вместе с тем откуда-то появилась и обида. Обида не за потерянные деньги, а за скромную оценку моих способностей.

— Это я ничего не понимаю в жизни?!

— Разумеется. Иначе бы не отдавал деньги. Зачем отдал?

— А затем, что посмотри вон туда, — я указал на висевший под потолком датчик пожарной сигнализации. — Знаешь, что это такое?

— И знать не хочу.

— Напрасно. Это видеокамера с микрофоном. Я давно за вами охочусь. И все, что вы здесь устроили, записал этой штуковиной.

Мой собеседник утратил свое недавнее спокойствие.

— И по моему заявлению, — продолжил я, — ваши две физии развесят на всех столбах, и быть вам за решеткой. И она будет покруче этой. — Я указал на окно. — Гони сто баксов обратно!

Мой собеседник тяжело вздохнул, неохотно достал деньги из кармана, молча положил на стол.

— Я покажу вам… ничего не понимаю в жизни!.. — продолжил кипятиться я. Но постепенно начал остывать. — Это вы, мелкотравчатые, ничего не понимаете… Так и быть, деньги оставь себе — ты их заработал честно.

Вот при каких обстоятельствах я познакомился с моим бессменным товарищем, в прошлом актером, Вениамином Филюком. Иной раз, когда я бывал не в духе, то называл его не иначе как Веней Сарделькиным.