Записки сумасшедшего менеджера

Александр Панин, 2023

Взгляд на современную российскую корпоративную культуру многих коммерческих организаций через видение отдельного сотрудника – менеджера по продажам. Главный герой проходит путь познания иных жизненных ценностей, отличающихся от привычного ему понимания окружающего мира. Изменит ли он своё сознание – покажет книга.

Наш паровоз в тупик летит

С Максимом творились какие-то странные вещи — он будто наблюдал за самим собой со стороны, словно актёр фильма, просматривающий отснятый материал со своим участием. Вот он, под проливным дождём, в будёновке и шинели, в яростном ожесточении бьёт молотком по костылям шпал, загоняя их в твёрдую древесину, один за другим, непонятно зачем. Рельс, которые логично было бы крепить этими костылями к шпалам и которые были бы здесь очень уместны, не было. Нет, он просто бил костыли в дерево, словно маленький мальчик, которому отец дал банку гвоздей, молоток и толстую доску. Вокруг него, точно так же изображали кипучую деятельность, его коллеги по офису: кто-то молотил кувалдой по мокрому пню, пытаясь вогнать его в песчаную насыпь, кто-то пытался распилить беззубой ножовкой узловатый сосновый кряж, кто-то с сосредоточенным видом переливал воду из одного ведра в другое, затем обратно. Двое человек выдёргивали с помощью большого гвоздодёра забитые Максимом костыли и давали ему, чтобы он снова их забил. Все коллеги были одеты, кто во что горазд, словно участники гражданской войны. Повсюду мелькали фуражки, бескозырки, бушлаты, гимнастёрки, сапоги, ботинки с обмотками — полная коллекция лета моды 1918 года. Где-то далеко впереди, очевидно в поисках потерянных рельс, натужно и басовито свистел паровоз, словно прося помощи. Вдруг, от паровоза отделилась какая-то маленькая частичка и стала быстро приближаться к работникам, увеличиваясь в размерах. Максим вгляделся — к ним бежал какой-то человек. Немного погодя, он узнал в бегущем Замполита — так между собой сотрудники звали заместителя директора их регионального отделения. Замполит этот, не шарил в тонкостях дел, которые ему поручали, но успешно мог втирать очки руководству, ловко перепоручая другим сотрудникам, задачи, порученные непосредственно ему, при случае сваливая на них вину за неудачи в наспех порученных делах, а в случае успеха — так же ловко и беззастенчиво объясняя всё своим умелым руководством. В коллективе за эти качества его любили особой любовью. Развевающиеся на бегу полы суконной шинели Замполита, смахивали на крылья, галифе синего цвета с красными лампасами, были заправлены в начищенные хромовые сапоги, натянутая до ушей фуражка со звездой съехала набекрень. Судя по представившейся взору коллег с кувалдами картине — Замполиту на старте было дано сильно мотивирующее ускорение.

— Коллеги, нам необходимо ускориться — переведя дыхание, шаблонно начал Замполит — паровоз нас ждёт, а Родина на нас надеется. Время бежит, и мы не можем его догнать без нашего «красного» агитационного паровоза. Руководством горкома партии нам поставлена задача — догнать и обогнать вражеский белый биплан.

— Так рельс нет же — заметил Максим — как паровоз поедет?

— Партия решила положить вместо рельс двутавровые балки, форма та же, а содержание не важно! — кричал, словно в каком-то нелепом мухоморном дурмане Замполит — не важно то, что мы делаем, главное — мы что-то делаем и не допускаем простоя.

— Пожрать бы для рывка! — заметил толстый Никита из отдела технического сопровождения.

— Вперёд, тогда вперёд! Вперёд к паровозу, там стынет знатный обед приготовленный комсомолками!

Замполит выхватил из рук Максима кувалду и вручил её Никите, а ножовку, отнятую им у Никиты, вручил Максиму.

— Не стойте без дела! Нет шпал, нет обеда! Так весь мир работает! — Замполит зачем то сорвал со своей головы фуражку и, зажав в кулаке, потряс ею в распростёртой вверх руке. Может это был душевный порыв эмоций, а может просто — вытряхал вшей, которых мог подхватить в вагоне-теплушке. Произнеся прощальный спич, он, топоча сапогами по насыпи, побежал обратно.

Максим с Никитой молча проводили Замполита взглядами, обменялись инструментами, вернув каждому свой, привычный. Раздражённая его сумбурным вмешательством, бригада снова принялась за свою работу. Удивительно, но несмотря на то, что работники не двигались с места, оставаясь там же, где были, с каждым ударом кувалды по костылю и с каждым перелитым из полного в пустое ведром воды, расстояние между бригадой и паровозом сокращалось. Максим каким-то подсознанием ощущал всю абсурдность и нелепость происходящего, но сути дела уловить пока не мог.

Тем временем, постепенно сдвигающаяся под ударами кувалды планета, провернулась под ногами добровольных путейцев, и Максим уткнулся в щиток паровоза. Паровоз был окутан клубами избытков пара, вырывавшегося из клапанов. Сзади к нему были прицеплены тендер с углём и платформа с двутаврами. Посредине этого маленького состава виднелся штабной мягкий вагон синего цвета, что говорило о его первоклассности, следом за ним был прицеплен вагон-теплушка, в котором размещалась ударная сила революции — пролетариат, занятый на обслуге штабного вагона и в агитбригаде. Замыкала состав железнодорожная платформа, обшитая высокими бортами, с настоящим артиллерийским орудием на корме, торчащем из импровизированной башенки. На серых бортах платформы алела надпись краской — « Аврора степей». Замполит, взгромоздившийся на воздвигнутую на платформе мачту, вешал на неё красный флаг, на котором была нарисована улыбающаяся голова Чапаева и две скрещённые шашки под ней. На насыпи у платформы стояла женщина в кожаной куртке, и давала советы Замполиту. В женщине Максим узнал Ираиду Анжеловну. Голова Ираиды была покрыта красной косынкой, на боку, висела деревянная пистолетная кобура с торчащей из неё рукояткой «маузера».

— Эй, лентяи, где обещанный обед? — крикнул толстый Никита, трудовой народ жрать желает!

— Повежливей можно?! — обиделась Ираида, тем не менее, поспешившая к вагону-теплушке — сейчас вынесут, потерпите — Анжеловна скрылась внутри вагона.

Спустя десять минут из дверей тамбура показалась незнакомая повариха в засаленном халате, покрытом въевшимися в ткань и побуревшими от времени пятнами жира, в мощных, с вздувшимися венами руках поварихи, были два армейских ведёрных термоса. Следом вынырнула Ираида с полиэтиленовыми пакетами, в которых были нарезанный ломтями хлеб и одноразовая пластиковая посуда: тарелки и ложки.

В термосах были пшеничная каша с жидкими вкраплениями тушёнки и чай, не сильно насыщенного янтарного оттенка.

— Это что? Это обед? Что это за кидалово? — с обидой и недоумением протянул толстый Никита.

— Обед, обед, а что ты хотел? Война же идёт, война гражданская, посмотри вокруг, на тебе форма красноармейца, а ты её позоришь такими глупыми вопросами, словно недорезанный буржуй — затараторила торопливо Ираида — бери и ешь, а то чекисты тебя с собой заберут.

Она кивнула головой вбок и скосила взгляд, показывая куда-то в сторону, где сидя на бревне два чекиста резались в карты. Это были двухметровые детины, с лицами суровых исполнителей, на которых напрочь отсутствовала печать интеллекта. Их маленькие глазки недобро сверкающие из-под выступающих надбровных дуг, не сулили ничего хорошего тем, кто попал в их поле зрения. Огромные дубовые спины чекистов, утянутые портупейными ремнями, казалось, были напрочь лишены возможности сгибаться, отчего, попеременно кидая карты на бревно, своими движениями стражи идеалов партии напоминали механический деревянный сувенир, где мужик с медведем, сидящие на подвижном брусочке, попеременно долбят по нему топориками.

Мгновенно оценив ситуацию, Никита понял, что к чекистам он не хочет и, пробудив в себе пролетарский аппетит, громко чавкая и швыркая, обжигаясь, начал торопливо поглощать ложкой революционное варево.

В это время, привлекая внимание собравшихся возле поезда, играя на большой духовой трубе, на платформу-сцену вышел мужик с крючковатым носом, сросшимися бровями и огромной нечёсаной бородой, чем то напоминавший Карабаса — Барабаса и произнеся сакральное

— По гнезду контрреволюции, ударным слогом советских агитбригад, аагонь! — выстрелил из кормового орудия, осыпав собравшихся вылетевшими из ствола древесными опилками, крашенными фуксином.

Вдарил туш и под его звуки на импровизированную сцену спотыкаясь, торопливо поднялись Замполит и Анжеловна. Замполит громко прокашлялся в кулак и туш стих.

Анжеловна встала по стойке смирно и отрапортовала в сторону жующих кашу рабочих.

— Сегодня мы начинаем новый путь! Этот новый путь приведёт нас к дороге в светлое будущее, откуда откроются перспективы заманчивых свершений! Но, как вы уже заметили, я не умею говорить складных великих речей и поэтому передаю слово Моисею Карловичу, нашему комиссару по политической пропаганде!

Максим с удивлением обнаружил, что за три года работы в фирме, он первый раз услышал, как на самом деле звали Замполита.

— Вот, что я вам скажу, дорогие мои бойцы трудового фронта! — начал Замполит — Сегодня в завтрашний день не все могут смотреть. Вернее смотреть могут не только лишь все, мало кто может это делать. И поэтому, мы, должны двигаться вперёд, чтобы не только не отстать от загнивающего капитализма, но и обогнать его в этом отставании! Сменим замшелые кандалы капитализма на блестящие цепи пролетариата! Вперёд, на пути к славе! Укладываем двутавры на шпалы!

Ираида, оскалившись в натянутой улыбке, истерично захлопала в ладоши, но её никто не поддержал. Чтобы сгладить неловкую тишину, бородатый мужик, отставивший свою трубу в сторону и стоявший с патефоном в руках, ловко накинул иглу на пластинку, и окрестности огласило протяжное «Наш паровоз вперёд летит, кому не остановка, иного нет у нас пути — в руках у нас винтовка»

Максим не раз слышал эту песню и раньше, но никак не мог понять смысл фразы «Кому не остановка», вероятно по этой логике остановка кому то всё-таки была, но только тому, у кого винтовка в руках. Вероятно, это был паровоз со смертниками, начинённый взрывчаткой и напрочь лишённый тормозов, как и его пассажиры с винтовками.

Отдохнувшие и набравшиеся сил после незамысловатого обеда, соратники Максима принялись сгружать двенадцатиметровые двутавры с платформы, не столько воодушевлённые бредовыми лозунгами Замполита, сколько подгоняемые желанием поскорее вырваться из этого асинхронного и нелогичного во временных интервалах исторических эпох, сумбура.

Вскоре, вся платформа была очищена от металла, а по уложенным с утра шпалам в закат уходили серые параллельные нитки двутавров, издалека и неискушённым глазом смахивающие на рельсы.

Ираида схватила красный флаг на двухметровом древке в свои руки и размахивая из-стороны в сторону его полотнищем, бросилась по шпалам вперёд паровоза. Замполит, взгромоздившийся на паровоз, простёр руку вперёд и скомандовал

— Поехали!

Паровоз издал пару гудков и начал сучить колёсами по рельсам, колёса крутились на месте, клубы пара окутывали тело паровоза, но паровоз не двигался с места.

— Давайте толкать! — так же сверху паровоза крикнул Замполит. Все, кто был рядом, навалились на паровоз, толкая его вперёд. Паровоз не двигался с места, по-прежнему полируя рельсы под собой, стоя на одном месте. Впереди, среди параллельных ниток нетронутых колёсами двутавров, показалась возвращавшаяся Анжеловна, ранее успевшая в своём безумном стремлении уже скрыться за линией горизонта. Она по прежнему махала флагом, волосы её торчали разномастными прядями, выбившись из — под скособоченной красной косынки.

— Чего отстали, чего стоите, чего на месте топчитесь? — тараторила Ираида бегая и размахивая флагом вокруг пыхтящего паровоза и таких же пыхтящих и уже взмокших людей, пытающихся столкнуть паровоз.

С паровоза в рупор орал Замполит

— Поднатужимся! Взяли! Напряглись! Толкнули! Разом!

Озлобленные и уставшие работники елозили ногами по щебню железнодорожной насыпи, ругали Замполита и Ираиду, доставалось и паровозу. Ираида нарезала круги с флагом вокруг паровоза и несла своё

— Не время отставать! Прогресс не дремлет! Конкуренты не спят! Под лежачий камень вода не течёт! И какую-то прочую невнятную чушь из написанных ушлыми дельцами брошюрок по управлению организациями, которые она собирала, читала, но понять их бесперспективность не могла в силу отсутствия у неё критического мышления.

— Слушайте, может у паровоза что-то заклинило? — подал голос взмокший Виталий — ну не может быть такого. Толкаем-толкаем и без толку.

Ираида подбежала к Виталию и тыча в него древком флага прокричала в истерике

— Ты что, сволочь буржуйская, самый умный тут!? Отдохнуть решил!? Не время озираться, белые на хвосте! Толкаем, толкаем! Не останавливаемся!

— А где машинист? — подал голос Никита, я его не вижу в кабине что-то.

Не обращая внимания на так и бегающую вокруг Ираиду, все коллеги всё-таки в едином порыве остановились и посмотрели наверх. В кабине никого не было. Но пар из паровоза, тем не менее шёл, а колёса по — прежнему елозили, стачивая рельсы. Виталий поднялся в кабину и выругался от увиденной картины. Рычаги управления были подмотаны верёвками на максимальной подаче, но кабина была пуста.

— Вот, собака! Нет его! Машиниста нет! — прокричал Виталий сверху зычным голосом.

— Расстреляю, уволю, на рецепшн посажу! — верещала Ираида размахивая маузером, и злобно зыркая глазами. Флаг она так и не выпускала, держа его левой рукой.

Вдалеке из кустов показались машинист с кочегаром, слегка пошатываясь и беззаботно улыбаясь, они шли по направлению к своему паровозу. В руках машиниста, покачиваясь при каждом шаге, булькала трёхлитровая бутыль самогона, кочегар, голову которого украшала бескозырка, тащил плетёную корзину с какими-то газетными свёртками.

— Гуляем, братва! Отощали поди на пролетарской каше!? — весело приветствовал кочегар уставших, взмокших от пота и запыхавшихся от безрезультатной работы, бойцов трудового фронта — держи, налетай! — кочегар поставил огромную корзину на грубо сколоченный стол, собранный из пустых патронных ящиков и каких-то щитов. В корзине были разнообразные закуски: варёный картофель, малосольные хрустящие огурчики, сало, копчёная колбаса, много зеленого лука и ещё каких-то мясистых листьев, сверху всего этого богатства лежали три большие ковриги ещё теплого, ароматного ржаного хлеба.

Кочегар освободил затёкшие от крепкой хватки руки, поставив «четверть» с самогоном на стол.

Максим с товарищами побросали бесполезную работу, и подошли к столу, разбирая припасы и разливая самогонку по алюминиевым кружкам. Увидев это непотребство, Ираида, тряся маузером в руке, подбежала к работникам, заверещала и начала требовать продолжения работы, дескать, паровоз сам по себе не поедет, но справедливо была послана к Замполиту. Замполит, до того до сих пор что то кричащий с паровоза в пустоту, вдруг, увидев полное неповиновение со стороны рабочего класса, дернулся, и поскользнувшись, вероятно на каком-то масляном пятне, полетел с паровоза вниз, с глухим стуком припечатавшись плечом о щебень, а головой об рельс и замолчал, лёжа прямо у паровозного щитка скотоотбойника¹.

— Убили! Убили! Заорала Анжеловна и грохнулась в обморок от переизбытка чувств, прямо у стола.

Кочегар с машинистом подошли к Замполиту, и прислушались. Машинист, нагнувшись к лицу лежащего Замполита, отпрянул с кислой миной на лице.

— Дышит, засранец комиссарский.. Нализался спиртом уже где-то..

По пути в свою будку, проходя вдоль ряда огромных колёс и шатунов паровоза, машинист вдруг нагнулся, что-то вынул из-под колеса и зашёлся в безудержном смехе. В руках его была какая-то массивная и тяжёлая по виду железяка с ручкой, трясущаяся вместе с содрогающимся от смеха машинистом.

— Вот же вы чудилы, вы же башмак из-под колеса даже не убрали! Куда уехать то хотели?

— Так ты ж зачем, морда железнодорожная, нам таку пакость сотворил? — обиженно и недоуменно спросил Виталий.

— Да ради вашей же безопасности. Пока этот делопут — машинист кивнул на валявшегося на путях Замполита — с комиссаршей с трибуны о светлом пути орали, я решил на всякий случай подстраховаться и забашмачил колесо, заодно Гришка, кочегар мой, рельсы солидолом жирно помазал, ну чтобы этим безумцам не пришло в голову в закат рвануть. Потом, когда вы уже начали балки укладывать, я понял, что дело пахнет керосином, и мы с вами если паровоз не угробим, то сами точно умотаемся.

Конец ознакомительного фрагмента.

Примечания

1

Скотоотбойник — Щиток спереди паровоза, путеочиститель и т. п.