Душа наизнанку

Александр Ольский, 2021

Перед вами дебютный роман автора, известного под псевдонимом Александр Ольский, который по воле случая стал эмигрантом. Преуспевающий журналист из Сан-Франциско, Майк, находит в салоне самолета кожаную папку иностранки, в которой обнаруживает стопку листов, исписанных неразборчивым почерком. Он начинает искать загадочную незнакомку, несмотря на то что эта затея кажется авантюрной и недостижимой, ведь ни ее фамилия, ни адрес ему не известны. Что заставляет этого крайне занятого человека пуститься на поиски неизвестной ему женщины? Дело не только в профессиональном любопытстве. О чем пишет незнакомка, и удастся ли Майку найти ее? Неожиданная развязка удивит самых искушенных читателей. В основе книги – реальные события из жизни самого писателя. Эта история будет интересна широкой аудитории: романтичным девушкам, зрелым женщинам и даже мужчинам.

Глава 6

Путешествуя по миру, я всегда интересовался историей и культурой мест, в которых бывал по работе или, значительно реже, в отпуске. Если мне удавалось выкроить несколько часов, я с удовольствием предавался прогулкам по городу, стараясь посмотреть не только достопримечательности, но и то, чем жил и дышал этот город каждый день, из года в год, будь то старый железнодорожный вокзал или самая обычная пивная, где по выходным местные смотрят футбол и обсуждают новости.

Я согласен с Анатолем Франсом, который как-то сказал: «Путешествия учат больше, чем что бы то ни было. Иногда один день, проведенный в других местах, дает больше, чем десять лет жизни дома».

В наши дни человечество стало жертвой предрассудков и стереотипов, которые мешают предвкушать, удивляться и радоваться, не позволяют смотреть на мир широко раскрытыми, наивными глазами ребенка. Наш искушенный мозг уже заранее разложил все по полочкам и теперь видит мир в категориях и ассоциациях. Если русский — то непременно в шапке-ушанке с бутылкой водки, если негр — то, безусловно, нищий и жулик. Гей — конечно, модельер или просто придурок, красивая женщина — по меньшей мере стерва, американцы — полные идиоты, англичане — зануды, арабы, вне сомнения, — террористы и проходимцы.

Путешествия прекрасно исцеляют от мещанских предрассудков и ложных стереотипов, превращая нашу планету из скучной шахматной доски в радугу.

Я был знаком с Чикаго, потому что несколько раз ездил туда в командировки. Индейское племя, которое первым обосновалось на берегу озера Мичиган, окрестило это место «Чикагу» — «могучий». В конце девятнадцатого века, с легкой руки редактора газеты «Нью-Йорк Сан», его стали называть «городом ветров». Правда, редактор имел в виду не сильные ветра, характерные для Чикаго в силу его географического положения, а пространные речи американских политиков, которые съехались на Всемирную колумбийскую выставку и использовали ее трибуну в своих личных интересах.

Для меня Чикаго — прежде всего великолепный джаз и вкусная еда. И хотя здесь отнюдь не Неаполь, город также славится своей пиццей, напоминающей сочный мясной пирог.

Я остановился в отеле «Рэдиссон», в трех кварталах от живописного озера Мичиган и буквально в двух шагах от знаменитой «Великолепной Мили» — центральной торговой улицы, манящей стильными витринами дорогих магазинов и фешенебельными ресторанами.

Мне предстояло много работы, поэтому я обрадовался, что буду жить в центре и мне не придется брать напрокат машину. Конечно, я не противник автомобилей, но в командировках чувствую себя значительно свободнее без них. Мне легче пройти несколько миль пешком, чем стоять в пробках и думать о парковке. Хотя, конечно, Америка — страна автомобилистов, а не пешеходов, и в большинстве штатов жизнь без авто просто немыслима. Возьмите, к примеру, Техас, где прохожих на улицах Хьюстона или Далласа днем с огнем не сыщешь.

Я поднялся в номер, чтобы оставить вещи и посмотреть, где буду жить до следующей среды. Электронные часы на тумбочке показывали без четверти семь, так что я решил перекусить в баре гостиницы. Выбрав место у барной стойки, взял бифштекс с жареным картофелем и бутылку пива, а в ожидании заказа стал наблюдать за посетителями.

Клиентов в тот вечер было немного. Рядом со мной у барной стойки, потягивая виски, вели ленивую беседу два бизнесмена; за столиком у окна ужинала немолодая пара; две модницы сплетничали, уединившись на диване за мартини.

Интересно, что в командировках я встречал десятки людей, говорящих на разных языках и принадлежащих к разным культурам, но внешне похожих друг на друга как две капли воды, этаких интернациональных близнецов. Кто знает, может быть, иногда природа, устав от разнообразия, создает копии? Так, в Южной Африке я познакомился с женщиной один в один как моя соседка в Сан-Франциско, а в Румынии случайно столкнулся с мужчиной, которого принял за известного ведущего вечерних новостей «Си-Эн-Эн».

Встречался мне и еще один феномен: люди с внешностью и манерами, характерными для другой исторической эпохи, которых я видел не на съемочной площадке Голливуда, а в ближайшем супермаркете. Таких людей мгновенно выделяешь из толпы, потому что, несмотря на все их старания влиться в двадцать первый век, смотрятся они довольно курьезно. Эти мужчины и женщины будто шагнули в наше время из 1850-го или 1920-го. Представьте, что вы заправляете машину на бензоколонке, и вдруг из подъехавшего «Форда» выходит, как ни в чем не бывало, Авраам Линкольн; или в аптеке неожиданно сталкиваетесь с Мэрилин Монро. Думаю, вы бы тоже слегка оторопели.

Я уже собирался расплатиться и вернуться в номер, как меня кто-то окликнул. В Чикаго у меня не было ни родных, ни близких друзей, но мир тесен.

Обратившийся ко мне седой джентльмен оказался двоюродным братом моего отца.

— Майк! Какими судьбами в Чикаго? Как поживаешь, молодой человек? — поинтересовался он, похлопывая меня по плечу.

— Здравствуйте, Ричард! Какой сюрприз! Я здесь в командировке по заданию редакции. Ну а насчет «молодого человека» — это уж слишком. Сорок шесть, знаете ли, — не двадцать шесть.

— Хе-хе, — усмехнулся Ричард. — Знаешь, с высоты моего возраста ты еще совсем щенок. Мне тут на днях семьдесят стукнуло! Вот такие дела… По заданию редакции, говоришь? Хм… Ты все еще в этой либеральной газетенке работаешь? Как бишь ее… «Кроникл»?

— Да, у вас прекрасная память! Верно, «Сан-Франциско Кроникл». А вас каким ветром занесло в Чикаго? И как ваше здоровье? — продолжил я разговор, игнорируя ироничный тон моего родственника.

— Память у меня, Майк, совершенно никудышная, да и здоровье тоже так себе. Я вот что тебе скажу: спеши жить, дорогой. Жизнь, черт ее подери, проходит так быстро! Вот такие дела, — вздохнул Ричард. — Мы с Мэри приехали навестить ее родню. А ты когда последний раз видел своих стариков?

— Мы с сестрой гостили у них в ноябре, на День благодарения. У отца в следующем году юбилей — восемьдесят, а мама еще молодится, ей всего семьдесят два.

— Да, все мы стареем… Ладно, я тебя, наверное, утомил своим старческим ворчанием, давай лучше пропустим по стаканчику и сменим тему.

Бармен принес нам два скотча. Ричард сделал пару глотков, прищурился и с ехидством спросил меня:

— И что ты там, скажи на милость, пописываешь в своей газетенке?

— Насколько я помню, вы не большой поклонник СМИ, особенно прессы.

— Ну, дружище, ты меня так с перепугу и в коммунисты запишешь, а я всего лишь умеренный консерватор, — покачал головой мой двоюродный дядя. — Я не против свободы слова, но бьюсь об заклад, что в наше время нет независимой прессы. От кого она, черт возьми, независима? Может быть, от здравого смысла? Зависима же она от рекламодателей, спонсоров и покровителей, которые ее содержат, и много еще от чего. Ты и сам знаешь, Майк, — добавил он с досадой.

— Что ж, наш глобус далек от совершенства. И хотя американская демократия по праву признана лучшей за всю историю человечества, она, несомненно, нуждается в реформе.

— Знаешь, Майк, я до сих пор голову ломаю, как из тебя получился журналист. Я всегда прочил тебе карьеру дипломата. И все-таки скажи, что ты там пишешь сейчас? Небось, о выборах? — допытывался Ричард. — Давай выкладывай!

— Конечно, о выборах. Сейчас переломное время, с экономикой проблемы, так что очень важный вопрос, сами понимаете, — туманно ответил я, стараясь избежать болезненного спора о политике.

— Уж куда там, важнее не бывает. Можно подумать, страна без президента не проживет! Хе-хе… Даже и не знаю, из кого мы выбирать-то будем в ноябре. Такое впечатление, что достойные политики в Америке вымерли, как динозавры.

— Что ж, видно, вам не по душе ни демократ Обама, ни республиканец Маккейн, не так ли? — задал я наконец прямой вопрос о выборах.

— Знаешь, Майк, интервью твоей «Кроникл» я давать не обещал, а исповедоваться тебе я тоже не намерен, потому что в моей церкви в священниках ты не значишься, друг мой, так-то. Скажу только вот что: Маккейн — не тот республиканец, которого я хотел бы видеть в Белом доме, а Обама, мягко говоря, — человек не моего круга, — признался Ричард.

— Понимаю. Мы все люди разные, у каждого из нас есть собственное мнение. Честно говоря, я спросил ради спортивного интереса. Мы, журналисты, знаете ли, весьма любопытны и дотошны, все пытаемся докопаться до истины. Я вот, собственно говоря, в Чикаго приехал, чтобы взять интервью у Обамы и написать статью о его предвыборной кампании.

— Вот оно как! Я смотрю, ты времени зря не теряешь, Майк. Интервью с кандидатом в президенты не каждому доверят. Как думаешь, каковы его шансы на победу в ноябре?

— Конечно, еще рано строить прогнозы, но Обама — достойный конкурент Маккейну. Я не удивлюсь, если он станет президентом.

— Понятно. Ну что ж, поживем — увидим. Рад был повидаться. Передавай привет родителям. С наступающим Рождеством и удачи тебе! — завершил разговор Ричард, пожав мне на прощание руку.

Расставшись с дядей, я вернулся в свой номер и еще долго не мог уснуть, размышляя о нашей беседе. Журналистика — мое призвание и мой хлеб, а политика, разумеется, — ее неотъемлемая часть. Я всегда принимаю близко к сердцу драматические события в мире, особенно если они происходят в моей стране и непосредственно связаны с политикой.

На земле так много закономерностей и природных явлений, которые неподвластны человечеству. Люди не в силах изменить цикличность тайфунов или извержение вулканов, излечить сотни болезней и отменить смерть.

Но в нашей власти жить в гармонии с природой и животным миром, относиться друг к другу по-человечески, независимо от расовой и классовой принадлежности, стремиться к созданию честной политической системы и благополучного общества.

Тем не менее основные конфликты и проблемы человечества лежат в сфере наших возможностей, потому что демонические пороки берут верх над благими намерениями. Мы часто выбираем путь наименьшего сопротивления. Нам легче убивать и грабить, лгать и лицемерить, загрязнять планету и истреблять животный мир, избирать гнусных политиков и жить по принципу «После нас — хоть потоп», не понимая, что «после», к сожалению, начинается сейчас.

Я всегда старался быть на стороне правды и справедливости, стремился смотреть на события глазами беспристрастного журналиста, ведущего репортаж по велению души и совести, но не могу сказать, что каждый раз у меня это получалось отлично. Даже у праведников есть предрассудки и недостатки, враги и фавориты. На наше мировоззрение сильно влияют семья, образование, общество, в котором мы живем.

Журналисты всегда так или иначе будут освещать события со своей колокольни. Добавьте к этому коррупцию, и выходит, что Ричард на самом деле прав: сегодня нет независимых средств массовой информации.

Мои политические симпатии, хотя я и беспартийный, все же на стороне Демократической партии. На мой взгляд, при всех издержках она гораздо прогрессивнее и ближе к интересам народа.

Республиканцы — партия богатой и патриархальной части Америки — в некоторых вопросах консервативнее остального развитого мира. Они традиционно выступают против отделения церкви от государства, против абортов и равноправия сексуальных меньшинств, против защиты окружающей среды и профсоюзов.

Демократы же борются за права женщин и законодательное равенство геев в области семейного права, за бремя налогов в зависимости от доходов; активно призывают к изменениям в энергетической системе, отдавая предпочтение экологически чистым источникам энергии.